Текст книги "Сила двух начал (СИ)"

Автор книги: Pelagea Sneake Marine

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 85 страниц)

Вот и сейчас, на очередной тренировке с Люциусом Малфоем, она, отрешившись от действительности, думает об одном – поскорее бы увидеть Кристиана, вновь получить возможность говорить с ним...

– Госпожа, что с вами?– возвратил ее в реальность голос Люциуса, полный недоумения.

– Ничего, просто задумалась,– ответила она,– попробуй еще раз.

Сегодня, двадцать первого июня, она обучает Малфоя Проклятию Подвластия – обязательному навыку для каждого Пожирателя смерти, которого, к ее удивлению, у Люциуса еще пока не было, и дело почти не двигается, что уже не нравится Мэри. Она видит искаженное усилием лицо своего ученика, что бледным пятном светится в полумраке комнаты – смеркалось, но Мэри отчего-то не захотела зажигать светильники. Брошенные в воздух, и, казалось бы, не имеющие никакой силы слова – и пришедшая внезапно вместе со странной слабостью тошнота заставляет ее склонить голову, борясь с приступами рвоты. Последующее затем сильное головокружение вконец добивает ее, сбивая с ног... Но падает она не на пол, а на кровать, что все это время была прямо за ней (поначалу обучая будущих Пожирателей смерти в Зале Собраний, Мэри, утомленная переходами оттуда в свою спальню в полностью обессилевшем состоянии, в конце концов, изменила место тренировок, перенеся его в свою комнату).

– Вам стало плохо?– подлетает к ней Люциус, в беспокойстве блестя глазами,– я могу чем-то...

– Оставь меня,– прервала речь юноши Мэри, чувствуя, что больше с тошнотой не справляется,– это приказ.

А про себя понадеялась, что Люциус не станет спорить с ней.

– Хорошо, госпожа Моран,– слышит она в ответ, и, едва дверь за Люциусом закрывается, наконец, позволяет себе не бороться больше против себя же. Долгие и неприятные минуты... Но тошнота полностью не уходит, хотя желудок ее уже пуст – да что же это такое? Слабость накатывает все сильнее и сильнее, отнимая силы на возможность хоть о чем-то думать, неся с собой забвение...

... Ночь вступила в свои права часа два назад, когда луна приняла эстафету у солнца. Временами ночное светило скрывалось за тучами, что предвещали скорый приход грозы. Свежий воздух проникал в комнату Мэри через приоткрытое окно, и от него постепенно стало прохладно. Лежащая в кровати волшебница закуталась в одеяло плотнее, чувствуя сквозь сон произошедшую перемену. Ей снилось, будто она сидит в своем старом доме и кормит сидящего у нее на коленях малыша. Рядом – ее мама, говорящая о чем-то с улыбкой, о чем-то, что и в ее сердце вселяет радость. Тут же, но чуть поодаль, был занят какими-то бумагами Кристиан, казалось, полностью ушедший в них. Вот прозвучала особо радостная, наполненная каким-то тайным, но понятным им всем, смыслом фраза Хелен, и Кристиан, услышав ее, тут же поднимает голову, встречаясь глазами с Мэри. Неизбывная в них нежность, любовь к ней дарят ей ни с чем несравнимые ощущения – несравнимые, но взаимные, понятные ему...

...Ее сон оборвался внезапно, от одной неясной угрозы, что возникла в воздухе как напряжение и безмолвность, что царили сейчас за окном – предвестницы скорой грозы. Чье-то незримое присутствие заставило Мэри открыть глаза, чтобы убедиться в своей догадке – ее ночной гость – Волан-де-Морт, и то, как он смотрит на нее – сочащимся угрозой багровым взором, уже не может означать ничего хорошего.

– Доброй ночи, Мэри,– начал он, улыбнувшись улыбкой, от которой волшебницу бросило в дрожь – настолько жуткой она была,– или, быть может, доброго утра, как посмотреть...

Он замолчал, видимо, желая, чтобы Мэри спросила, зачем он здесь – но не получил того, что хотел. Волшебница, не понаслышке знающая о привычках и тонах Волан-де-Морта, сразу поняла, что говорить что-либо сейчас будет верхом глупости. Мягкий голос, вежливые слова – уж лучше бы слышать обыкновенные его холодно – презрительные фразы.

– Ты, должно быть, задаешься вопросом, что именно мне вдруг понадобилось от тебя посреди ночи? – вновь заговорил Волан-де-Морт, присаживаясь на край кровати Мэри,– и даже более того – догадываешься об этом?

Волшебница неопределенно пожала плечами, вновь предоставляя Волан-де-Морту слово.

– Неужели я не прав? Или же ты, Мэри, просто не хочешь выражать свои мысли вслух? Что ж, вижу, это действительно так. Тогда я введу тебя в курс сложившейся проблемы. Разговор пойдет об уроках с Люциусом Малфоем – с чего это вдруг ты прекратила сегодняшнюю тренировку в самом начале? Проблемы со здоровьем?

Так тщательно скрываемая ярость, наконец, при последних словах Темного Лорда проявилась в полную силу, неся в себе ту самую угрозу, что почувствовала Мэри сразу по пробуждению, и угроза эта, мурашками страха прокатившись вдоль позвоночника, тут же наполнила все ее существо, вытеснив все прочие чувства. Эта парализующая сила мешает ответить на поставленный вопрос, ответить так, как подобает – сделать то, чего ждет от нее Волан-де-Морт, от которого Мэри хочет быть сейчас как можно дальше. И он, видя, что волшебница не в состоянии говорить, удовлетворенно ухмыляется, и сам отвечает на свой вопрос:

– Вижу, я угадал. Но... Мэри, преврати монолог в беседу, расскажи, что именно произошло. Иначе я потрачу остаток ночи на высказывание различных предположений, а это занимает так много времени... А время мне дорого. Очень дорого...

Проигнорировать такое, очевидное и прямое, приглашение на откровенность, Мэри просто не могла, выдавив через силу:

– Просто съела что-то не то, вот и пришлось проваляться здесь до самой ночи.

Волан-де-Морт просверлил ее подозрительным взглядом, хмыкнув негромко.

– Ну-ну. Что ж, очень жаль, если так. Но я позволю себе усомниться в твоих словах – со стороны это странное недомогание больше походило на последствие некоего проклятия, или, что более вероятно, болезни. Не твоя ли это случаем Болезнь «Милосердных» проявилась?

– Разумеется, нет,– фыркнула Мэри в совершенно искреннем возмущении,– я же говорю, это было...

Она не договорила, наткнувшись на пылающий яростью, чуть ли не осязаемой, взгляд Волан-де-Морта, что словно приковал ее к месту, заставив язык онеметь. Значит, он понял...

– Мэри, ты же знаешь, как я ложь не люблю слышать,– произнес Волан-де-Морт негромко, но голос его был для Мэри хуже удара хлыста,– и что мне потом делать приходится, чтобы предотвратить повторную ложь. Разве сложно было сказать, что виной всему – ребенок, что ты сейчас вынашиваешь? Я бы понял тебя, и, возможно, простил. Но теперь...

– Что – теперь?– словно эхом повторила Мэри, еле ворочая языком,– неужели, ты...

– Теперь я, пожалуй, все-таки воплощу свою угрозу в жизнь – решение о судьбе ребенка. Помнишь его?

Волшебница вся похолодела, не в силах даже кивнуть, слова вырвались сами собой:

– Забрать у меня его сразу после рождения, отдать другим...?

Волан-де-Морт, хищно улыбнувшись, покачал головой, зародив этим в душе Мэри еще больший страх, чем тот, что уже властвовал над ней:

– Нет, Мэри, не это, другое, для меня гораздо более выгодное. Ты же помнишь, от чего зависят мои поступки? Я руководствуюсь той выгодой, что стремлюсь получить, и хочу, чтобы она была максимальной. Так вот... Здесь выгоднее для меня убить твоего ребенка, и чем раньше – тем лучше. Я мог бы попытаться прямо сейчас, но, вспоминая мой недавний провал в достижении этой цели, было бы глупо с моей стороны повторять его. Так что он умрет сразу после своего рождения, или в тот момент, когда ты, Мэри, будешь безоружна. И я буду ждать его с нетерпением.

Сказав эти, ужаснувшие Мэри слова, Волан-де-Морт без промедления вышел в коридор, оставив волшебницу один на один с глухим и беспросветным отчаянием. И почему она даже возразить не смогла, сказать хоть что-нибудь? Почему не отстояла свое право стать матерью? Ведь ей уже один раз это удалось. Но как он понял, что она солгала? Ведь ее умение защититься от чужого вторжения уже стало идеальным... Или же нет? Может, Волан-де-Морту было просто выгоднее внушить ей, что это ее умение, окклюменция, способно защитить ее даже от него? Так глупо... Ведь он, все-таки, ее учитель, и вообще опытнее и старше ее вполовину. К тому же, всегда мог навязать ей свою волю, почти заставляя делать то, что совершать ей нисколько не хотелось. Он принудил ее убить того юного волшебника, одного из первых ее учеников. И то, что это же не произошло еще раз – лишь везение, не более. Если бы не медальон... Медальон!

Мэри, похолодев на мгновение от мысли, что медальона нет на ее шее, с облегчением вздохнула, проверив, и убедившись, что ошиблась. Громадное облегчение согрело ее душу, но тут же было вытеснено новым приступом страха: что же ей теперь делать? Как спастись? И возможно ли это вообще? Постоянно быть настороже, в громадном нервном напряжении, оглядываясь через плечо, не спать ночами, надеяться из раза в раз на защиту медальона... Она быстро сломается от подобного, и, возможно, под угрозой окажется и ее жизнь, ведь она собственными руками загубит себя...

Сколько так, во власти воистину черных мыслей, Мэри просидела, она не знала, но, придя, наконец, в себя, заметила, что небо за окном сильно посветлело – утро уже заменило ночь. Мысль об этом, о зарождении нового дня, стала вроде слабого лучика надежды для нее, что каким-то образом достал до самого сердца волшебницы, неся с собой спокойствие и веру в лучшее. «Что будет, то будет»,– успела подумать Мэри, прежде чем глаза ее, до этого бессонные, в усталости закрылись, и она провалилась в сон...

Весь следующий день она проспала – проснулась только на закате, отдохнувшая, с более позитивными, чем те, что владели ею ранее, эмоциями в душе. Лучик оптимизма через тьму внутри ее души теперь осветлял ее ближайшее будущее – и она точно знала, что ей делать. Теперь она понимала, что вчерашние слова Волан-де-Морта о намерении убить ее ребенка вскоре – лишь способ запугать ее. Но она не поддастся страху, не даст его задумке претвориться в жизнь.

Ее решимость подверглась серьезному испытанию, едва тошнота, что мучила ее вчера, вернулась вновь.

«Да что же это такое?– думала Мэри в отчаянии, вновь чувствуя себя опустошенной – может, стоит пойти обследоваться у Джейн? А вдруг с ее ребенком что-то не в порядке?»

Но сил на намеченное абсолютно не было – пришедшая вслед за тошнотой слабость так подкосила Мэри, что волшебница едва нашла силы, чтобы появиться назавтра в министерстве – взять отгул. Она понимала, что длясь вот уже два дня, недомогание так и будет мучить ее изо дня в день, и теперь ей стоит постоянно находиться в своей комнате, в кровати. То же посоветовала и Джейн Келленберг, когда Мэри появилась у нее в больнице. От целительницы волшебница узнала, что слабость и тошнота в этот период – абсолютно нормальное явление, и вскоре пройдет, но для этого нужно выполнять необходимые условия – поменьше двигаться, не перенапрягаться. Мэри отнеслась к этим словам со всей серьезностью, и выполняла предписания, следующие две недели в точности – до тех пор, пока ее самочувствие не улучшилось – и произошло это как раз накануне дня рождения Брэдли, 4 июля. Все эти две недели волшебник буквально закидывал Мэри письмами с пожеланиями скорейшего выздоровления – она получала по письму в день; и, разумеется, очень обрадовался, когда оно все-таки настало. Из его писем Мэри так же узнала, что он очень загружен работой, и едва находит свободное время для отдыха. Совсем иначе было у нее – целыми днями волшебница лежала в кровати, в одиночестве, читая книги, или просто отдыхая, предавалась разнообразным мыслям о том, каким будет ее ребенок, когда родится. Разумеется, уроков с Люциусом не было, да и вообще за две недели в комнате Мэри не появился, к ее радости, ни один Пожиратель смерти, так же, как и Волан-де-Морт.

Утром третьего июля Мэри в первый раз проснулась, чувствуя себя неплохо – настолько, что решила прогуляться до той комнаты, где обитатели особняка варили и хранили зелья – нужно было закончить очередное зелье, спасающее ее от Болезни Милосердных. Совершенно не удивившись при виде безлюдного коридора, Мэри быстром шагом дошла до лестницы, и, спустившись, вошла в комнату зелий. Некоторая мрачноватость, что царила здесь, подвигла волшебницу зажечь несколько свечей, и уже через мгновение работа закипела, завершившись через час. Нужно было возвращаться в свою комнату, и по дороге туда Мэри так сильно задумалась, что не заметила вышедшего из-за угла неожиданно Люциуса Малфоя.

– Осторожнее, госпожа!– воскликнул он, еле избежав столкновения с волшебницей.

– Куда это ты так сильно торопишься?– спросила она, пронзив Люциуса возмущенным взглядом,– или я такая незаметная?

– Не думал, что с вами здесь пересекусь – вы же, вроде бы, все время в своей комнате проводите.

– И что? Неужели выйти уже нельзя?

Люциус от одного только тона Мэри – презрительно-холодного, торопливо покачал головой, смутившись.

– Почему же, нет. Простите, я должен идти...

Волшебница равнодушно пожала плечами – она уже торопливо направлялась к своей комнате, даже не удосужившись попрощаться с Люциусом. Но пройдя пять шагов, вновь почувствовала сильную слабость, и, ничего не видя перед собой из-за той тьмы перед глазами, что появилась так внезапно, без чувств упала на пол...

Очнулась Мэри в своей комнате – в привычном положении, на кровати, а в ногах ее расположился Люциус, что настороженно смотрел на нее, словно ожидал повторения обморока.

– Долго я в обмороке была?– спросила Мэри, пытаясь сесть.

Люциус тут же помешал ей это сделать, легким движением руки возвращая ее в лежачее положение.

– Минут пять, не больше. И теперь мне очень интересно, как вашему ученику – что за недуг вас поразил, что мешает нашим тренировкам?

– Я думала, тебе, как и остальным Пожирателям смерти, это известно. Что, нет? Как же все-таки скрытен Морган... Ну, раз он не захотел посвящать ни тебя, ни кого-либо другого в тонкости моей нежданной болезни, значит, так нужно, и я тем более не буду делать этого.

– Неужели это ваша болезнь так проявляется?– спросил Люциус недоумевающее, словно не заметив холода в голосе Мэри.

– Нет, это не болезнь. Фактически я здорова, просто... слушай, это не твоего ума дело, понял? Если будешь и дальше давить на меня, получишь мое новоизобретенное проклятие – а оно, поверь, хуже пыточного. Так что мой тебе совет – оставь меня одну.

Люциус, было, собрался спорить, но, взглянув на ожесточенное лицо Мэри, и ясно уяснив, что она не шутит, торопливо кивнул, и уже через десять секунд его не было в комнате. Волшебница тяжело вздохнула, осторожно присев на кровати – она прислушивалась к себе в ожидании возвращения слабости, но та, к ее счастью, ушла без возврата. Так что Мэри, надеясь, что за весь этот день ее самочувствие не ухудшится, отправилась в Министерство магии – не было смысла сидеть в особняке без дела, когда можно было работать в поте лица, что она и делала весь день. И лишь к вечеру встретилась с Брэдли – тот зашел к ней, видимо, прослышав, что Мэри вновь на своем рабочем месте.

– Так что же было с тобой?– спросил он первым делом, присаживаясь на предложенный волшебницей стул.

– Всего лишь последствия беременности – обычная вещь,– бросила Мэри в ответ небрежно,– надеюсь, что эти обмороки больше не повторятся.

– Знаешь, а ты очень вовремя выздоровела,– заметил Брэдли, как-то внезапно просияв лицом,– может быть, угадаешь, почему?

Мэри сделала вид, будто задумалась, разумеется, зная, куда клонит Брэдли.

– Наверное... слушай, у тебя же завтра день рождения! Да уж, действительно – я выздоровела очень вовремя.

– Тогда жду тебя завтра после работы у себя, договорились?

– Хорошо, я думаю, что могла бы...

– Отпроситься у главы отдела пораньше?– ухмыльнулся Брэдли, чуть приподняв брови в удивлении,– ты же только сегодня вернулась! Может быть, тебя и отпустят, но представь, сколько ты потом будешь вынуждена разгребать!

Мэри была вынуждена согласиться – ведь весь этот день только и слышала о том, как ей нужно будет стараться, что бы сделать все в срок.

– А кто будет еще кроме меня?

– Пара человек, моих сотрудников. Кристиан, наверное.

Мэри улыбнулась – вот она и встретится со своим новым знакомым! Неужели!

Улыбка ее была, видимо, слегка не к месту – Брэдли подозрительно нахмурился, спросив:

– Что это тебя так обрадовала возможность увидеть Кристиана? Он, что, так сильно приглянулся тебе?

Мэри с минуту помедлила, прежде чем ответить – думала, как выразить Брэдли то, что чувствует к Кристиану.

– Да, он очень симпатичен и обаятелен – надо сказать, подобного ему я еще не встречала. Но мне охота просто побеседовать с ним еще раз, вот и все – ты же не думаешь, что, будучи замужем и ожидая ребенка от своего любимого, я вдруг захочу переспать с кем-то, кто мне почти незнаком, даже если это очень привлекательный мужчина?

Брэдли удовлетворенно ухмыльнулся, спросив к изумлению Мэри секунд через десять:

– А как насчет старого знакомого, бывшего однокурсника?

Глаза Брэдли блеснули в признаке владеющей им сейчас похоти, что заставило Мэри отпрянуть, опасаясь оказаться в объятиях того, к кому испытывала лишь дружеские чувства. Она была слишком хорошо знакома с тем, на что толкает это чувство мужчин, и то, что еще до сих пор не была изнасилована кем-то из страстно желающих ее тела – лишь необычайное везение.

– То же касается и тебя, Брэдли – или ты думаешь, что я, подобно тебе, испытываю к тебе еще со школьной поры нежные чувства? Это далеко не так, поверь. Я же сказала, что люблю своего мужа, сказала, что вскоре рожу ему ребенка – зачем ты говоришь после всего этого, что хочешь меня? Это не просто неуважение ко мне – ты забываешь о той дружбе, что до сих пор была между нами, пытаешься разрушить ее, идя за своими низменными желаниями. Поверь – не ты первый, кто хочет переспать со мной, смотрит так, словно в следующую секунду пойдет на насилие, если я не отвечу ему взаимностью, поэтому... если ты все-таки решишься на это, знай – я остановлю тебя и покараю, как покарала тех, кто имел глупость обращаться со мной как с бездушной куклой.

Она говорила так серьезно и холодно, что на лице Бредли проступило недоумение:

– Мэри, ты что? Я просто спросил, но не настаивал... Поверь, как ни сильна моя страсть к тебе, я никогда не пойду на такое – изнасиловать тебя... Я уважаю тебя, твои чувства, и раз ты любишь своего мужа... что ж... тогда я больше не буду приставать к тебе с подобными вопросами. До завтра, Мэри.

Мэри едва кивнула в ответ – она вспоминала Руквуда, в чьих глазах был тот же огонь вожделения при попытке изнасиловать ее, порывистую страсть Мальсибера и его железные объятия... не думала она, что еще и Брэдли может захотеть близости с ней. Хорошо хоть, что он может взять себя в руки, и поклялся остаться другом ей...

Задумавшись, она совершенно забыла про время – уже час, как она должна была быть в особняке. Торопливая трансгрессия, и вот она уже в обители Волан-де-Морта, направляется в свою комнату в надежде, что ее там никто не ждет. О нет...

– Не рада видеть меня?– спросил маг, поднимаясь из кресла, в котором сидел до этого,– или настроение плохое?

– Не делай вид, что тебя заботит мое состояние,– сказала Мэри резко, глядя в глаза Волан-де-Морту с ненавистью,– ты пришел, чтобы в очередной раз изнасиловать меня, ну так чего же ты ждешь? Или же я ошибаюсь, и цель твоего прихода совершенно другая?

– Что это с тобой, Мэри?– спросил Темный Лорд удивленно, застыв на месте,– не припомню, чтобы ты раньше говорила так грубо.

– А как еще ты прикажешь мне говорить с тобой? С тем, кто всего лишь хочет владеть мной, как вещью, и приходит в мою комнату только для этого, почти насилуя каждый раз? То, что тебе необъяснимым образом удается передать мне свою страсть, еще не говорит о том, что я люблю тебя, и позволю тебе и дальше навязывать свою волю. Но... сегодня можешь делать со мной, что хочешь – я стерплю любую боль и позволю тебе изнасиловать меня столько раз, сколько тебе будет нужно для полного удовлетворения своей похоти, не оказывая при этом сопротивления.

Она, говоря это, от души наслаждалась замешательством Волан-де-Морта – одновременно покорность и грубость в ее речи ввели его в легкий ступор.

– Вообще-то у меня и в мыслях не было насиловать тебя сегодня,– сказал он своим холодным голосом,– но я удивлен тем, что ты уже не говоришь, что любишь меня, как когда-то.

– Что ж, извини – прозрела, вспомнила о тех случаях с Руквудом и Мальсибером и поняла, что ты ничем от них не отличаешься – просто у тебя достаточно мастерства, чтобы передать мне свои желания. А ведь Мальсибер предупреждал меня насчет тебя – и теперь я вижу, что его слова, к моему несчастью, все же сбылись. Я вот уже четыре года всего лишь твоя жертва, привыкшая к тому, что принадлежу тебе, и считаю это нормальным. То, как ты постоянно берешь меня недопустимо в тех отношениях, когда партнеры дарят друг другу свою любовь, без насилия – но откуда мне знать это? Я знала только отношения, построенные на подчинении мужчине – что Мальсиберу, что тебе. Особенно тебе – к Мальсиберу я еще ощущала что-то вроде симпатии, поэтому-то и пошла тогда на близость с ним. С тобой же...

Мэри горько покачала головой – опустошенность навалилась на нее, в горле застыл ком, мешая ей говорить и дальше. Но она все же продолжила, горя отчаянным желанием высказать Волан-де-Морту все, что накопилось в ее душе и теперь рвалось наружу:

– Сегодня, когда один мой старый друг сказал, подобно многим другим, одним своим похотливым взглядом, что хочет меня, я отказала ему, сказав, что люблю тебя, и жду ребенка. И тут же осознала, что солгала – я никогда не любила тебя, просто хотела вновь испытать то блаженство, что ты дарил мне, так или иначе. Помнишь те наши первые ночи? Тогда я ощущала, что что-то значу для тебя, чувствовала себя любимой и желанной. Но почти сразу, даже не заметив этого, стала лишь объектом утоления твоей похоти, при этом по-прежнему испытывая во время совокупления с тобой неземное блаженство. И твои слова о желании убить ребенка – нашего ребенка, ясно сказали мне, кто я для тебя – всего лишь та, что способна пробудить в тебе звериную страсть, та, что единственная может позволить тебе изнасиловать себя в любое время, когда ты этого захочешь, даже, если я этого не хочу. И теперь я точно знаю, что больше не хочу быть твоей слугой в постели. И твоей правой рукой, соответственно, тоже – ведь эти два понятия одно и то же?

Волан-де-Морт выслушал эту тираду, даже не переменившись в лице – но Мэри чувствовала исходящую от него угрозу.

– Как-то странно, что ты так резко прозрела – что ж, тем лучше. У меня есть к тебе одно предложение, которое ты не сможешь не принять.

– Говори,– почти приказала ему Мэри, глядя, как маг подходит к ней все ближе – его взгляд, в глубине которого застыла ярость, теперь пронзал ее глаза.

– Ты сейчас упомянула того ребенка, что сейчас вынашиваешь от меня – того, кто так мешает твоим урокам с Люциусом. И я подумал... что сохраню ему жизнь, и позволю родиться, если ты и дальше будешь спать со мной. Подобно тому, как ты не переживешь смерть этого ребенка, я не вынесу разлуки с тобой – слишком много я получаю от тебя, и кем-то заменить тебя, если ты порвешь со мной, не смогу. Поэтому-то я когда-то пошел на это – очаровывал тебя долго и терпеливо, твердо уверившись в мысли, что должен владеть тобою с тех пор, как увидел тебя вместе со всеми моими подчиненными волею случая обнаженной. Ты даже представить себе не можешь, каких трудов и усилий мне стоило сдержать в узде свою похоть, что мучительно усиливалась при твоем присутствии. Когда я спал, то видел, как мы отдаемся друг другу – и эти сны еще больше растравляли мне душу. А наяву, во время наших тренировок, я вновь видел тебя обнаженной – и мысли о том, что я владею тобой, сильно ослабляли меня, позволяя тебе одерживать надо мной победу. Поэтому-то я и поручал сначала Руквуду, а затем Мальсиберу обучать тебя – боялся, что сорвусь, что если скажу о своих желаниях тебе прямо, ты отвергнешь меня – ведь мое обезображенное лицо не способно было вселить симпатию в твое сердце. Этого бы я не перенес, и точно попытался бы взять тебя силой, навсегда потеряв возможность сделать тебя своей любовницей. А при мысли, что тобой владеет один из моих слуг, Мальсибер, я едва удерживался, чтобы не пустить в него Убивающее проклятие – так сильно я ревновал тебя к нему. Я специально добивался того, чтобы он был как можно дальше от тебя, и, разумеется, сразу согласился отменить его защиту – ведь знал, что вскоре займу его место. Так и случилось – ты, под действием моих чар, сама предложила мне переспать с тобой, и промедлил я только потому, что хотел, чтобы ты знала, как больно желать чего-то и не получить этого. Так же я заставил тебя страдать, когда говорил, что больше не хочу спать с тобой – время, которое ты провела без меня, помня о моих ласках, должно было усилить твои чувства ко мне, и это произошло. Пойми, Мэри – ты значишь для меня даже больше, чем кто-то может значить для меня в этой жизни, больше, чем любой из моих слуг. Теперь ты знаешь все, и можешь решить, как поступить дальше.

Мэри в некоем ступоре все молчала и молчала, продлевая установившуюся тишину – слова Волан-де-Морта ошеломили ее. Но одна только мысль о том, что ее ребенок не будет подвержен опасности со стороны своего отца, положила конец ее размышлениям.

– Я согласна,– без колебаний, с необычайной твердостью в голосе сказала Мэри, и Волан-де-Морт довольно улыбнулся, кивнув:

– Иного я от тебя, как от матери, не ожидал. Ты приняла правильное решение, и не пожалеешь об этом. Сегодня ты впервые покинула особняк – значит, готова продолжить уроки с Люциусом?

Мэри кивнула.

– Да, но только не завтра – завтра я должна буду после работы заскочить к одному из сотрудников, задержусь допоздна.

– Хорошо. Но ночью я все равно буду ждать тебя здесь – так что даже не думай изменить мне с этим своим сотрудником или с кем-то еще. Поняла?

Мэри оскорблено вспыхнула – такое отношение к себе она стерпеть не могла.

– Что, вновь считаешь меня за развратницу? Совершенно безосновательно, поверь – не все волшебники такие же безнравственные, как ты. К тому же... зная, что ты будешь владеть мною, страстно терзать целую ночь, с моей стороны будет самоубийством спать перед этим еще с кем-то.

Волан-де-Морт удовлетворенно ухмыльнулся:

– Вот и хорошо. Отдыхай, Мэри – я дам тебе еще один день на обдумывание моих слов.

И, больше ни на секунду не задерживаясь в комнате Мэри, Темный Лорд оставил волшебницу наедине со своими мыслями.

Она думала над тем, что сказал ей только что ее любовник – то, что она хотела знать давным-давно. Значит, она была не права – Волан-де-Морт так сильно привязался к ней, что даже согласился на рождение нежеланного ребенка взамен на возможность и дальше иметь ее каждую ночь. Если бы не тот случай, после которого буквально все Пожиратели вместе с Волан-де-Мортом увидели ее обнаженной, ничего этого бы не было. Она была бы свободна, как ветер, и не ждала бы ребенка... Нет, о чем о чем, а об этом она точно никогда не пожалеет – за возможность стать матерью она была готова хоть каждую ночь терпеть грубый натиск Волан-де-Морта, что страстно, безудержно и неистово совокуплялся с ней, была согласна даже быть изнасилованной им, и не раз. Фактически, он и так насиловал ее при каждой встрече, так что ей не привыкать. Она стерпит все, и станет матерью, и останется безвольной жертвой, которую даже не спрашивают согласия на близость, а просто имеют. Имеют так, как хотят – грубо, жадно, беспощадно, словно вещь, буквально пытая при этом. Эти горькие мысли вызвали не менее горькие слезы – во что она превратилась? Осталось только позволить всем и каждому в особняке изнасиловать себя, и не раз – и тогда уж точно опускаться ниже ее уровня будет некуда. Все эти годы она продавала себя, свое тело только за уверенность в том, что ее не убьют – и кому? Настоящему чудовищу, убийце, темному магу с черной душой и мыслями, но чьи ласки абсолютно лишали ее воли. А кем станет ее малыш при таком-то отце? Вряд ли такой же, как она – тогда, возможно, все эти жертвы зря и стоит отказаться от ребенка? Нет, эти мысли – лишь результат внезапно открывшейся ее глазам жестокой правды, не более...

Вот так, в сонме черных мыслей о своем прошлом и будущем, Мэри и уснула, и сон, что владел ее разумом, не был ей утешением...

... – Ну что же, Брэдли, теперь настало время выпить за то, чтобы твое одиночество вскоре было нарушено и заменилось на компанию симпатичной волшебницы! – сказала Мэри, поднимая кубок одновременно с Кристианом – Брэдли взглянул на нее с благодарностью, приложившись к своему кубку.

Вот уже два часа они втроем (остальные приглашенные, сославшись на большую занятость, уже ушли), отмечали день рождения Брэдли, и, к радости Мэри, Брэдли вел себя, как и в день первой их встречи после долгой разлуки – ничем не показывал свою к ней страсть. Кинув быстрый взгляд на часы – они показывали пол одиннадцатого, Мэри поднялась из-за стола, что к этому времени изрядно опустел.

– Ну что ж, мне пора, так что извините...

– Пожалуйста, Мэри, посиди еще немного,– взмолился Брэдли, посмотрев на волшебницу с такой мольбой, что ей не оставалось ничего, кроме как кивнуть в ответ,– ведь мы с тобой так редко видимся, даже поговорить некогда.

– Ну, хорошо, тогда... скажи мне, у тебя, случаем, книги о родословной рода Гриффиндора нет?

Брэдли в некотором изумлении покачал головой, но тут заговорил Кристиан:

– Рода Гриффиндора? Зачем она тебе?

– Так она у тебя есть?– воскликнула Мэри радостно, буквально поедая удивленного Кристиана недоверчиво-восторженным взглядом,– мне она нужна, и как можно быстрее! Я там ищу последних потомков рода Гриффиндора. Просто интересно, вот и все.

– Не сказал бы, что это просто интерес,– покачал головой Кристиан,– ощущение такое, словно от того, узнаешь ты это, или нет, зависит твоя жизнь.

Мэри весело рассмеялась:

– О чем это ты? Это далеко не так, поверь. Просто если я чем-то сильно увлечена, я всегда себя так веду – создается впечатление, что сложилась ситуация жизненной важности.

– Да, это уж точно,– вклинился в беседу Мэри и Кристиана Брэдли,– помню несколько таких случаев – Мэри словно горела тогда в невидимом огне.

Кристиан понимающе улыбнулся:

– А, вот оно что... Ясно. Нет, я лишь слышал от одного знакомого о книге, называющейся: «Древние роды и их потомки». Могу постараться достать, если хочешь.

– Пожалуйста, Кристиан, я буду очень благодарна тебе.

– А пока что выпьем еще по одной...– начал Брэдли, но тут же замолк – бутылка с медовухой была уже пуста,– придется сходить за новой бутылкой.