Текст книги "Два мира. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Lutea

сообщить о нарушении

Текущая страница: 82 (всего у книги 93 страниц)

В такие ночи, как эта, Мадара особенно любил оставаться один. В ночи полнолуния. Луна вообще имела на него какое-то странное, магическое влияние: когда она становилась такой круглой, яркой, манящей, Мадара не мог не ответить на её зов. Покидая тьму подземелий, он забирался на крышу Астрономической башни и оттуда всю ночь напролёт любовался светящимся диском на чёрном небесном просторе.

Впрочем, любовался ли? В своей прошлой жизни Мадара позволял себе наслаждаться созерцанием идеально выкованного меча, гордого полёта сокола в вышине, красивого женского тела, скрытого под одеждой или полностью обнажённого… Но это было другое. Луна манила его, говорила с ним тысячью и тысячью голосов, и, отдавшись её чарам, он порой забывал, кто есть, откуда пришёл, терял связь со всем тем, что делало его Учихой Мадарой. Растворяясь в бледном свете, попадал в поток видений, мелькавших мимо, как проносятся капли дождя во время бури.

Гигантское, выше гор дерево тянется к небу, готовясь раскрыть лиловый бутон…

Сидящий на цепи большой и косматый чёрный пёс силится сорваться с привязи…

Два мальчика раз за разом сходятся в тренировочном бое, а умудрённый годами воин внимательно следит за ними…

Статный брюнет кружит на руках девочку со светлыми хвостиками, и оба смеются…

Белый кролик пристроился на коленях у красивой светловолосой женщины, она его гладит…

Двое молодых шиноби разговаривают у водопада…

Темноволосый юноша заглядывает в ручей, и в отражении вспыхивают глаза с красными эллипсами на чёрном фоне…

Под мощным деревом стоят два воина, один в красной броне, другой в синей, но катаны в их руках опущены…

Мужчина и женщина, пронзённые одним огромным когтем, говорят свои последние слова сыну – младенцу с полосками на щеках…

Возведённый на берегу реки храм с изображённой над входом спиралью-водоворотом освещается лучами заходящего солнца…

Две девочки, похожие, как сёстры, сидят в тренировочном зале перед суровым шиноби…

Ребёнок плачет в разрушенном доме, но никто не слышит…

Юноша с серебристыми глазами стоит на коленях перед ручьём и достаёт из него наполненную дымом стеклянную сферу…

Молодая женщина в мрачном просторном помещении и мужчина, который ей обещает, что скоро всё встанет на свои места…

Четверо людей выпускают из коротких палочек цветные искры, а воин в белом плаще улыбается им из центра круга, затканного паутиной символов…

«Вот оно!..»

Неожиданно видение пропало – словно чья-то рука резко выдернула Мадару оттуда. Нахмурившись, он сосредоточился на поиске источника постороннего вмешательства, как вдруг в его голове зазвучал голос:

«Я чувствую тебя, незнакомец. Моё имя – Узумаки Нагато, и, кто бы ты ни был, я призываю тебя ответить мне».

========== Глава 28. История ворона и волка ==========

– Давай отойдём, – незаметно скользнув ближе, шепнул Мадара на ухо Тобираме. Тот взглянул на него с тенью удивления, но всё-таки последовал за Учихой к дальнему углу Тайной комнаты, где брала начало разветвлённая сеть тоннелей-труб, тянувшаяся по всему Хогвартсу. На их уход никто из присутствовавших на базе не обратил ни малейшего внимания – все были заняты: Хирузен и Итачи обсуждали выдержки из Книги Мудреца, Минато с интересом изучал библиотечный фолиант об укладе жизни кентавров, а Хаширама дремал (пребывал в состоянии ограниченного функционирования, как выражался его брат).

Диаметр труб был большим, не менее двух метров, на некоторых участках – целых три, и позволял идти, не пригибаясь; тёмные проходы петляли и извивались, порой пересекались с другими тоннелями, уводили всё дальше от Тайной комнаты. После нескольких минут ходьбы в полной тишине отставший на пару шагов Тобирама стал с откровенным подозрением глядеть на своего проводника – его сверлящий взгляд Мадара чувствовал спиной.

– Куда мы идём?

– Подальше оттуда, где нас могут услышать, – Мадара остановился и обернулся.

– И о чём ты хочешь поговорить? – Тобирама остановился тоже и сложил руки на груди.

Мадара прищурился.

– Что на самом деле связывало вас с Изуной?

На мгновение Тобирама опешил, но быстро взял себя в руки, вернул на лицо выражение непробиваемой отстранённости.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь, – заявил он, – ровно как и то, что творится в твоей голове. Хочешь подействовать кому-нибудь на нервы – разбуди Хашираму, – он собрался сложить печать Хирайшина, но рука из лазурной чакры удержала его.

Неспешно шагнув ближе, Мадара попробовал поймать взгляд Тобирамы, но тот опустил глаза. Мадара нахмурился и, схватив его за подбородок, заставил посмотреть на себя.

– Ну а что тогда это? – холодно поинтересовался он и Шаринганом внёс в разум Тобирамы одну из сцен своего видения. – Только не смей мне говорить, что это не вы.

Кровавые глаза альбиноса распахнулись шире.

– Как?..

– Неважно, – отозвался Мадара, внимательно наблюдая за малейшими изменениями на его лице. – Я повторяю вопрос: что связывало вас с Изуной?

– Соперничество на поле боя, это всем известно, – проговорил Тобирама. – Не знаю, откуда взялся этот взгляд на нас со стороны, но уверен, что это один из боёв, какой именно, не помню – их было много.

– Ты мне лжёшь.

Напряжённость Сенджу, раньше чуть приметная, теперь стала остро бросаться в глаза. Всё-таки изучать легилименцию – одна из бесспорно лучших идей Итачи. Конечно, до полного освоения этого раздела магии Мадаре было ещё далеко, но даже на нынешнем уровне знаний легилименция помогала лучше улавливать чувства и эмоции жертвы и была замечательным дополнением к Шарингану.

– Даю тебе выбор, – серьёзно сказал Мадара, – честно расскажи прямо сейчас, и тяжёлых последствий не будет, или молчи, и тогда я сам вырву эти воспоминания из твоего сознания.

Тобирама фыркнул ему в лицо; нахмурившись, Мадара активировал гендзюцу и проник в его разум. Сенджу как мог сопротивлялся вторжению, и ментальная борьба двух шиноби длилась довольно долго, однако победа все-таки осталась за Мадарой, который тут же принялся искать в памяти старого врага нужные воспоминания.

А когда нашёл – оторопел.

***

Он крался через густые и высокие заросли тростника, осторожно ступая по вязкой, хлюпающей под ногами земле. Чёртовы болота. Он потерял здесь весь свой отряд – пятерых хороших воинов, причём лишь один погиб по вине природы; остальных убили шиноби клана Доку. Тобирама презирал этих людей; используя исключительно яд: на наконечниках стрел, на сенбонах, на лезвиях длинных узких кинжалов, в коварных ловушках, – они не выходили на бой, предпочитая нападать из засад.

Тобирама уже три дня в одиночестве скитался по огромной топи, которой, казалось, не было конца и края. Без товарищей, практически без припасов, но зато с притупившейся от тотального недосыпа реакцией, он продолжал двигаться лишь только от мысли, что Хаширама с ума сойдёт, если в ближайшее время «любимый отото» не объявится со своей явно затянувшейся миссии. Да, сойдёт с ума… Погорюет, поубивается – а затем кинется к своему ненаглядному Мадаре и с удвоенной силой примется уговаривать его заключить союз. Так что жить стоит хотя бы ради предотвращения этого кошмара.

Похоже, в этот день удача всё-таки изволила повернуться к Тобираме лицом – заросли стали медленно, но верно редеть, и впереди вроде бы наметился просвет. Ещё минут пять спустя Тобирама выбрался, наконец, с болота на длинную полосу луга, тянувшуюся до далёкого леса.

Тобирама с невольным наслаждением втянул носом свежесть простора. Ещё немного – и дом, и тогда он, убедившись, что всё хорошо с братом и кланом, сможет, наконец, отдохнуть…

Вдруг заросли за его спиной пришли в движение – и на Сенджу налетел кто-то, облачённый в чёрное. Явно не ожидавший наткнуться на преграду пришелец, чтобы не допустить своего позорного падения в грязь, рефлекторно вцепился в Тобираму.

– Какого бидзю? – выдохнул Сенджу в черноволосую макушку, оказавшуюся на уровне его лица.

– Ты?! – Учиха Изуна резко отшатнулся – Тобирама рубанул мечом по опустевшему пространству, где секунду назад стоял его старый противник.

Они бы сцепились, как и всегда, однако тут из кустов выскочило четверо шиноби клана Доку – погоня, сумевшая ускользнуть от внимания измотанного Тобирамы. Он тихо цыкнул, злясь на себя, однако сейчас было не до того – шиноби бросились друг на друга. Уклонившись от удара длинного ножа, Тобирама пронзил одного из врагов катаной и атаковал следующего. Краем глаза он видел, как Изуна своим длинным мечом одним великолепным ударом снёс оппоненту голову, когда вдруг из зарослей сразу с нескольких сторон на них обрушился шквал сенбонов. Уворачиваясь, отбивая иглы, направленные в не защищённые бронёй части тела, Тобирама отскочил за пределы поражения и быстро осмотрел себя – вроде, не задели.

Как-то неожиданно рядом возник Изуна. Его Мангекью Шаринган сверкнул – и кусты вмиг объяло мощное чёрное пламя. Из зарослей доносились жуткие крики горящих заживо Доку, но вскоре стихли.

– За погибших, – негромко, с ожесточением произнёс Изуна. Погасив пламя, он вытер рукавом кровавый ручей под правым глазом.

Тобирама удобнее перехватил катану и указал острием на него.

– Как ты оказался здесь?

– Миссия, – отозвался Изуна, медленно переводя взгляд на него – Тобирама тут же чуть отвернулся, избегая встречаться с противником глазами. – А ты?

– То же самое, – ксо, вот почему надо было наткнуться именно на него? Тобирама предпочёл бы сейчас сразиться со всем кланом этих болотных дьяволов за раз, чем в своём нынешнем состоянии биться против Учихи Изуны.

– Твой отряд тоже погиб? – вдруг поинтересовался он.

– Да, – острие клинка поднялось чуть выше.

Изуна понял его бессловесное приглашение. Мгновенно вскинув меч, он атаковал, но Тобирама принял удар на клинок, и шиноби стремительно отскочили в разные стороны. Не позволяя себе и секундной передышки, они вновь кинулись друг к другу, но вдруг Учиха… упал. Проскочив по инерции мимо него, Тобирама резко развернулся, выставил мечом блок на уровне груди, готовый ко всему – но Изуна продолжал лежать, закусив губу, крепко зажмурив глаза.

«Неужели он всё-таки поймал меня в гендзюцу? – с беспокойством подумал Тобирама. – Но когда он?..»

С губ Изуны сорвался тихий, почти неслышный стон. Что-то было не так. Всё же для гендзюцу это слишком.

По-прежнему не рискуя подходить ближе, Тобирама осторожно прощупал окружающее пространство сенсорикой. Потоки чакры вокруг не нарушены – точно не иллюзия. Да и Изуна, похоже, не притворяется – его внутренняя энергия просто сходит с ума, сердце бьётся слишком, чересчур сильно, кровь приливает к мозгу. На бинтах на левой голени виднеется небольшое, медленно расширяющееся пятнышко крови. Яд.

Неожиданно неприятно было наблюдать за тем, как Изуна дрожит всем телом, обхватывая себя руками, силясь подавить новые стоны. Тобирама слышал, что яд, используемый кланом Доку, ужасен, но и предположить не мог, что настолько. Совершенно неожиданно в нём проснулось нечто, отдалённо напоминающее сочувствие.

– Учиха, – он промолчал, только сильнее прикусил губу, – я могу избавить тебя от страданий.

– Мне не нужна жалость Сенджу, – через силу процедил Изуна. Он тяжело дышал, бессмысленно глядя в пространство тёмными глазами с полопавшимися сосудами на белках.

Чуть постояв в раздумьях, Тобирама подошёл ближе и занёс над Изуной меч. Негоже такому воину умирать в конвульсиях от разъедающего его внутренности яда. Смерть от катаны чище, достойнее.

– Мадара… – прошептал Изуна в пространство.

Острие клинка замерло в нескольких сантиметрах от него. Тобирама пристально посмотрел на Изуну, но тот закрыл глаза и впал в беспамятство. Решение пришло в считанные секунды, и Тобирама, уже мысленно проклиная себя за то, что собирался сделать, опустился на колени рядом с Изуной.

Над полем пока ещё только предстоящего боя начало собираться вороньё. Громко хлопая крыльями, птицы кружили над отрядами двух кланов, готовившимися вступить в сражение.

Стоя чуть позади брата, Тобирама внимательно изучал взглядом противников. Порывы ветра трепали лохматую гриву Мадары, бросая рваные пряди на лицо, но даже сквозь эту завесу можно было различить нездоровую бледность и тёмные круги под глазами. Изуна выглядел немногим лучше брата. Впрочем, Тобирама не питал никаких иллюзий: они с Хаширамой и сами были ненамного бодрее Учих, так же, как и враги, страдая от катастрофической нехватки отдыха и сна, вызванной участившимися в последнее время битвами.

Взгляд Тобирамы вновь непроизвольно обратился к Изуне. С того случая на болотах прошла неделя, но это была их первая встреча с тех пор. Что Учиха помнит? Тобирама надеялся, ничего; пускай себе считает, что его вовремя нашли и успели спасти соклановцы – так всем будет лучше.

Хаширама и Мадара сорвались с мест одновременно, и это послужило сигналом для остальных. Прорубаясь через вражеский строй, Тобирама хотел обойти кругом своего основного противника, но тот первым нашёл его. С обнажённым, уже окровавленным мечом наперевес Изуна возник из гущи сражения как раз в тот момент, когда Тобирама извлекал катану из живота своего оппонента.

Быстрое движение, короткий звон, клинки встретились – всё так же, как всегда. «Не помнит», – с облегчением подумал Тобирама. Это в значительной мере всё упрощало.

Оттолкнув Изуну от себя, Тобирама нанёс режущий удар по его руке, но противник успел уклониться и сам перешёл в наступление. Оба они орудовали мечами так быстро, так ожесточённо, что не оставалось ни секунды, чтобы оценить общую обстановку на поле боя, даже на составление печатей для техник и то времени не хватало.

Клинки вновь столкнулись, сталь заскрежетала о сталь. Какое восхитительное, безумно пьянящее чувство – сражаться с равным. В такие моменты Тобирама начинал понимать, почему ани-чан столь сильно дорожит своим явно затянувшимся противостоянием с Мадарой.

«Мы ведь сражаемся на протяжении стольких же лет, что и братья, – вдруг подумал Тобирама, – и так же, как они, до сих пор не можем окончательно решить, кто сильнее. Почему так? Не можем же мы быть абсолютно равны…»

На секунды погрузившись в свои мысли, он зазевался и пропустил сильный удар под дых. Отлетев назад и ударившись спиной о твёрдую каменистую землю, Тобирама стремительно вскочил, однако Изуна уже вновь был прямо перед ним. Тобирама не успел отвести взгляд, хотя бы даже моргнуть; впервые за бой он встретился с Изуной взглядом – и тут же оказался парализован его гендзюцу. Ноги подкосились, и Тобирама упал на спину.

Шум битвы доносился откуда-то издалека – видимо, в пылу своего сражения они ушли довольно далеко, сами того не заметив, – так что помощи ждать было неоткуда. Странно, но Изуна пока не предпринимал ничего, просто рассматривал врага у своих ног без какого бы то ни было выражения. «Ирония жизни, – подумал Тобирама. – Неделю назад всё было ровно наоборот. Не сглупи я тогда, сейчас клан Учиха был бы не столь силён, потеряв одного из лучших своих бойцов, Мадара был в отчаянии и зол, и от этого совершал бы в битве много ошибок, которые дали бы ани-чану возможность убить его… Давай же быстрее, – мысленно потребовал он, глядя в точку на щеке Изуны, не встречаясь взглядами, – покончим с этим».

Выражение лица Учихи едва приметно изменилось – это было молчаливое одобрение. Всё-таки они действительно за прошедшие годы научились понимать друг друга без слов.

Длинный меч сверкнул в лучах неяркого осеннего солнца. Набрав полную грудь прохладного воздуха, Тобирама приготовился встретить свою смерть, но неожиданно Изуна вместо того, чтобы вонзить в него клинок, сам опустился на противника. Усевшись на Тобираму сверху, прижал лезвие к его горлу.

– Почему ты меня спас?

Тобирама быстро моргнул. Хитрый паралич Учихи не затронул лицевых мышц, и Сенджу смог спросить:

– О чём ты?

– Думал, я забыл о том, что произошло тогда на болоте?

– Рассчитывал на это.

– Почему? – насмешливо уточнил Изуна. – Стыдишься того, что спас мне жизнь?

– Знаю, что это было неправильно, – отчеканил Тобирама. – Тебе чего надо, Учиха?

– Я хочу понять, – упрямо сказал Изуна, оставляя без внимания его раздражение, – что остановило твою руку. Ведь не жалость же, правда?

«Потому что это было бы позором – жить в осознании, что обязан существованием жалости врага…»

Тобирама мог бы соврать, чтобы нанести Учихе напоследок хотя бы такой удар. Отчего-то предпочёл сказать честно:

– Прежде чем потерять сознание, ты позвал Мадару.

– И что? – искреннее удивление мелькнуло в голосе Изуны.

Тихо вздохнув, Тобирама смежил веки.

– Я вспомнил свои чувства после потери младших братьев, – отстранённо произнёс он. – Мы с Хаширамой потеряли двоих, вы – троих. Повторения этого я не могу пожелать даже Мадаре.

От такого заявления Изуна слегка вздрогнул. Его длинный хвост, выскользнув из-за широкого воротника, хлестнул Тобираму по щеке.

– Я не ожидал от тебя такого, – произнёс Изуна каким-то другим, непривычным тоном. Не демона-Учихи – человека. – Я думал, ты ненавидишь нас всем сердцем… – он хмыкнул. – Представь только, каково мне было, когда я очнулся и осознал, что не умер исключительно благодаря тебе. Всю неделю голову ломал, ради чего ты помог мне. Я ведь, получается, теперь тебе жизнь должен.

– Что? – Тобирама распахнул глаза, но в последний миг одёрнул себя, запретив смотреть в лицо Учихе.

– Я должен тебе жизнь, – медленно, явно через силу повторил Изуна. – Это значит… – он поднялся и сделал шаг в сторону – непривычно не острый, не колкий мечник-катонщик с невероятным арсеналом пыточных гендзюцу, а кто-то, с кем можно разговаривать. Договариваться?..

Интересно.

Вдруг Изуна наклонился вновь, сел рядом с ним на колени и положил ладонь на грудь Тобирамы. Секунда – и поток непривычной, неприятной суйтонщику огненной чакры прокатился по системе циркуляции, снимая гендзюцу.

Получив свободу движения, Тобирама моментально откатился в сторону и припал на три точки, готовый отражать удар. Изуна, однако, не двинулся с места.

Очень интересно.

– Расслабься, сегодня я больше не нападу, – произнёс противник, складывая руки на коленях.

– Сам-то себе веришь? – прошипел Тобирама, пытаясь понять, что задумал Изуна – такой странный, безумный, как все Учихи. Вот только безумный как-то по-особенному.

– Нет, – спокойно признал Изуна. – Однако сейчас я не вру. Тебе пришлось повозиться с тем ядом, и я осознаю, что не зарезать тебя после твоей же собственной невнимательности – малая плата. Поэтому повторю: сегодня я не нападу. Кроме того… – он вдруг зевнул, быстро прикрыв рот тыльной стороной ладони, – я чертовски устал.

Наблюдая за ним, следя за руками, Тобирама совершенно не понимал, что происходит. Что Учиха несёт? Почему он говорит то, что говорит, почему оправдывается и обещает? Какого бидзю?..

– Как же я устал, – повторил Изуна с грустным смешком. – От всего происходящего.

Тобирама скептично поджал губы. Учиха устал от войны? Ну-ну.

– Вот опять. Это лицо, – фыркнул Изуна, вдруг напомнив рассерженного кота. – Учихи ведь не люди, конечно, уставать от вида крови и кишок не могут – так вас учат, мм, Сенджу?

Отвечать на этот вопрос Тобирама не стал – зачем озвучивать то, что Учиха и так знал? Однако…

– Не всегда суждения о врагах безошибочны, – сказал он, подбирая слова, ощущая себя словно и не на поле боя вовсе – скорее как на приёме у дайме. На переговорах. – Глупо считать, что со своей башни виден весь мир, то, что за горизонтом.

– К тому же, мы не за горизонтом, – Изуна посмотрел ему в лицо, однако Тобирама по-прежнему не рисковал пересечься с ним взглядом. – Мы рядом.

– Чем ближе объект, тем лучше он виден, – заметил Тобирама.

– Если только взгляд не застилает сотканная за годы сеть из поверий и шаблонов, – откликнулся Изуна, на острые ответы такой же скорый, как на ответные удары в бою.

Тобирама задумался, а после слегка наклонил голову, соглашаясь.

– Притом отринуть её непросто, – он посмотрел на катану, лежавшую возле Учихи. – Ведь соткана она кровью.

– Болью и горем, – добавил Изуна. – Кроме того, сложно найти хотя бы даже причину попробовать от неё отказаться, верно?

– Действительно, – вновь согласился Тобирама, увлекаемый разговором всё больше. Спокойный, вдумчиво рассуждающий, взвешивающий свои слова Изуна был чем-то новым, но однозначно заслуживающим изучения. К тому же, пока они говорят, второй по силе боец Учих не на поле битвы, не представляет угрозы для остальных – хотя бы даже ради этого стоит затянуть разговор.

– А ведь наши братья пытались, – сказал Изуна, и Тобирама невольно нахмурился – вспомнил, какое у ани-чана было лицо, когда отец приказал ему убить мальчишку из вражеского клана.

– И это ни к чему не привело, – ответил Тобирама резче, чем хотел.

– Как считаешь, а могло бы?

Ответить Тобирама не успел, даже просто подумать, что скажет ему – сенсорика подсказала о приближении двух источников мощнейшей чакры, и он поспешил подняться на ноги.

– Тобирама! – донёсся до него голос брата.

– Изуна? – прибежавший с ним, держась, однако, на расстоянии, Мадара удивлённо-вопросительно вскинул бровь, взглянув на своего младшего. Тот с невозмутимым видом неспешно поднялся с колен.

– Бой окончен?

– У нас сегодня ничья, – сообщил Хаширама, переводя взгляд с Тобирамы на Изуну и обратно. – Оба клана устали, сражаются, как сонные мухи.

– Мы решили, что лучше будет на этот раз просто разойтись, – произнёс Мадара, к которому уже возвращалась обычная хладнокровность.

Ани-чан повернулся к нему.

– Послушай, Мадара…

– Нет, – отрезал тот, властным жестом подзывая брата к себе. – Я не намерен вновь выслушивать твои бредни про союз.

Хаширама и Тобирама тоже встали плечом к плечу. Несколько мгновений четверо шиноби лишь смотрели друг на друга, а затем Хаширама сказал:

– Дело твоё. Давай, по крайней мере, дадим нашим людям пару дней на отдых.

Мадара обменялся быстрым взглядом с Изуной – тот состроил не совсем понятное выражение, умудряясь выказывать одновременно и пренебрежение к предложению, и согласие на него.

– Хорошо, – кивнул Мадара в конце концов. – Перемирие продлится ровно три дня и ни минутой больше.

– Выспись за это время хорошенько, – не преминул поддеть его Хаширама, единственный из их квартета выглядевший относительно бодрым, – а то у тебя такие мешки под глазами, что ещё немного, и сможешь в них носить котят.

– Что?.. Ладно, не важно, – Мадара махнул рукой и развернулся, взметнув длинной вороной гривой. – До встречи через три дня.

– Ага, – отозвался Хаширама; проводив бывшего друга долгим взглядом, он тоже пошёл прочь.

Последовав за ним, Тобирама ещё какое-то время ощущал на спине задумчивый взгляд врага.

Прошёл год. Столкновения с Учихами участились настолько, что и дня не проходило без хотя бы небольшого боя. Два клана стояли лагерями километрах в тридцати друг от друга, разделённые рекой, за переправы на которой было больше всего стычек. Это была хорошая земля, богатая и плодородная, идеальное место для длительного пребывания двух армий; фуражиры неизменно возвращались с полными руками, и это хоть немного, но грело душу.

Сидя на футоне в одной из комнат их с братом небольшого деревянного дома, Тобирама отстранённо смотрел в окно, за которым мерно шумели деревья, качая туда-сюда кронами в такт дуновению ветра.

– Скоро?

– Уже почти всё, – сосредоточенно отозвался Хаширама, продевая иглу через кожу на боку брата и поддёргивая нитку, чтобы потуже стянуть шов.

Есть раны, которые лучше зашить, чем залечить чакрой. Обычно Тобирама справлялся с этой задачей сам, но в прошлом бою кроме дыры в боку противник наградил его ещё и переломом двух пальцев. В принципе, это был сущий пустяк, скорость регенерации у Сенджу высокая, поболит недельку – срастётся, да и катану он в левой руке держать мог запросто, а вот иглу – нет. Так что пришлось полчаса выслушать укоры Хаширамы, что он себя совсем не бережёт, прежде чем ани-чан всё-таки взялся за инструмент.

– Вы в последнее время сражаетесь слишком ожесточённо, – заметил Хаширама, не поднимая взгляд.

– Вы тоже, – сказал Тобирама, наоборот, внимательно глядя на него.

Ани-чан вздохнул.

– Что поделать? – он проверил, надёжно ли закреплён шов, после чего поднялся на ноги и отошёл к столу. – Мы уже не дети, – погрузил иглу в глубокую миску с водой и принялся методично отмывать её. – Только за последний месяц погибло одиннадцать наших. Пора заканчивать эту войну.

Тобирама ничего не ответил, продолжая молча наблюдать за его действиями. С братом в последнее время творилось что-то непонятное. Всё чаще он вёл себя уже не как беспечный самодур Хаши, но как глава клана Сенджу, спокойный и рассудительный. По идее, Тобираму должна была радовать такая перемена, но вместо этого он пребывал во власти какого-то странного, не совсем, казалось бы, уместного, но от этого не менее гнетущего чувства утраты.

Положив чистую иглу к прочим своим медицинским инструментам, Хаширама отошёл к окну и направил взгляд за него.

– Мадара уступает мне, мы с ним оба это знаем, – негромко произнёс он. – Время игр прошло. Я убью его, Тобирама.

«Наконец-то», – должен был сказать он – но не смог. Нет, его вовсе не беспокоила участь главы Учих, но вот брат… Неужели после всего пережитого он сломался?

– Это нужно было сделать уже давно, – продолжал тем временем говорить Хаширама чужим, отстранённым голосом. – Если бы я не был трусом и тряпкой, многие наши шиноби остались бы живы.

– Их смерть – не твоя вина, – тихо сказал Тобирама.

– Конечно моя. Как глава клана, я ответственен за всё, что происходит с моими людьми.

– Хаши… – начал было он, но Хаширама перебил:

– Наша победа должна быть полной, отото. Это значит, что и ваш с Изуной бой обязан быть завершён.

– Я понимаю, – сдержанно кивнул Тобирама. Что ж, это логично. И это всегда было неизбежно. – Пришло донесение, что возглавляемую Изуной команду видели совсем близко к реке.

Хаширама наконец перевёл на брата взгляд. Его голос не дрогнул, но в глазах на миг промелькнула горечь.

– Ты знаешь, что делать.

Над Страной Огня догорал закат, и глубокие вечерние тени уже залегли под пологом леса, у кромки которого столкнулись два отряда враждующих кланов. Шиноби не сказали друг другу ни слова – просто бросились в бой, с остервенением рубя противников. Не обращая внимания на сцепившихся Учих и Сенджу, Тобирама погнался за Изуной, который с первых секунд боя стал отступать в сторону от остальных – битвы младших братьев глав кланов были, конечно, не столь разрушительными, как у старших, но всё же прочим было небезопасно находиться поблизости.

Наконец, Изуна решил, что они достаточно удалились, и перешёл в наступление. Его мощный Огненный шар Тобирама успел вовремя заблокировать Водяным драконом и тут же сам обрушил сильный водный поток на противника. Изуна подпрыгнул, перевернулся в воздухе и метнул кунаи, который Тобирама легко отбил, а после приземлился на воду и тут же атаковал вновь, на этот раз врукопашную. Столкнулись мечи, раздался скрежет и звон – всё как всегда.

Изуна опасен и остёр, не делает ни единого лишнего движения; Тобирама холоден и уравновешен, не смотрит ему в глаза. И это – норма. Нормально сражаться, ломать противнику кости и пускать кровь. Нормально видеть перед собой врага Учиху Изуну, вычеркнув из памяти того интересного, находчивого в общении собеседника, с которым как-то раз Тобираме довелось разговаривать.

Шиноби вбежали в лес. Сумерки сгустились, и под пологом было совсем темно, но что значит темнота для таких шиноби, как они? День, ночь, зима, лето – декорации не важны в спектакле, где всегда лишь эти двое актёров. Ускользнув из-под удара, Изуна выскочил на небольшую поляну, посреди которой тянулось ввысь крепкое старое дерево. Ни секунды не медля, Тобирама последовал за ним, ступил на посеребрённую лунным светом траву и тут же, мягко ступая, перешёл в атаку. Но вдруг Изуна сделал то, что заставило Тобираму в растерянности замереть: остановиться и опустил свой меч.

– Тобирама, мне нужно с тобой поговорить.

– Что? – он опешил на миг, но быстро взял себя в руки. – Обманный манёвр?

– Нет, – Изуна покачал головой и воткнул клинок в землю, сделал шаг в сторону от него. – Выслушай меня.

Тобирама с подозрением посмотрел на него. События прошлого года сами собой воскресли в памяти – не привычный, а тот Учиха, вдумчиво рассуждающий о клановой вражде.

И вновь интересно почти до дрожи.

– Говори.

– Не уверен, как правильно обращаться с такими просьбами, – в тоне Изуны Тобираме послышалась тень нерешительности, словно он сам не знал, верно ли поступает, – но я хочу, чтобы ты помог мне прекратить эту войну.

– Но разве не ты выступал против союза так отчаянно все эти годы? – хмуро спросил Тобирама, зная, что где-то здесь должен скрываться подвох.

– Из-за позиции старейшин и большей части клана мне выгодно быть таковым, – ответил Изуна. – Меньше присмотра, меньше давления. Их хватает ниисану из-за той давней истории с твоим братом – я видел, что бывает, когда выдаёшь свои мысли, и предпочитаю их скрывать.

Тобирама слушал его с непроницаемым лицом, внутренне всё больше тревожась. «Что он задумал?..»

– Допустим на миг, – произнёс он осторожно, – что я поверил в твоё намерение. Как ты собираешься добиться мира при всех условиях, о которых упомянул, при давлении?

– Умерев.

Тобирама удивлённо вскинул брови.

– В смысле?

– В самом прямом, – спокойно и даже несколько меланхолично отозвался Изуна. – Не хочу показаться напыщенным, но моя смерть многое изменит, в первую очередь для Мадары. Я люблю своего брата, как, уверен, и ты любишь своего, но отличие в том, что судьбы родных братьев в клане Учиха связаны между собой куда теснее, чем в других семьях, – едва заметная грустная улыбка скользнула по его губам. – Мадара любит жизнь, он видит в ней прелесть и смысл. Для меня же долг всегда был на первом месте.

– Я не понимаю…

– Тебе и не надо, – Изуна легко скользнул вперёд и, преодолев разделявшее их расстояние, остановился перед Тобирамой, безоружный, спокойный. – Возможно, однажды ты проникнешь в эту тайну, но пока не время открывать её.

– Зачем ты говоришь мне всё это? – глухо спросил Тобирама, хотя и знал ответ на свой вопрос. Всё-таки он в самом деле научился хоть немного читать своего лучшего противника.

– Потому что я хочу, чтобы именно ты, Тобирама, был тем, кто завершит мой путь.

На миг прикрыв глаза, Сенджу вздохнул и скрестил на груди руки.

– Ты вправду считаешь, что после того, как я тебя убью, Мадара согласится сесть с нами за стол переговоров?

– Согласится. Мой брат упрям и горд, однако он далеко не дурак. К тому же, я знаю, насколько сильное влияние на него имеет Хаширама. Лишившись меня, Мадара непроизвольно, хотя сам наверняка будет это отрицать, потянется к единственному оставшемуся человеку, который ему по-настоящему дорог. Они покричат друг на друга, сразятся, а затем всё придёт в норму – это как когда рушишь плотину на реке.