Текст книги "Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 64 страниц)

Конкурс Кэтрин и Анжелики состоялся после Нового Года и Рождества, в январе. Как оказалось, Рождество Хранители тоже празднуют, как и мы, в тот же самый день. Но они кроме того очень много внимания уделяют Новому Году, потому конкурс Димитр назначил на третье января. Пение Блаттон мы услышали в Новый Год, студентов в школе было мало, уехали многие.

Остались Малфой с дружками и еще некоторые ребята моего факультета, но в основном все слизеринцы уехали. Денбриджцы тоже покинули школу, осталось из них всего четыре человека, три девушки и парень. В их числе и Анжелика. «Золотое трио» осталось в полном составе, по просьбе Кэт.

Прослушивание проводили я, Дамблдор и Блэк. Это было по предложению Кэтрин, которую достала, видимо, наша уверенность в том, что она поет очень даже хорошо. После того, как студенты разошлись по гостиным после ужина, в Большом Зале раздалось пение ее конкурентки.

Оказалось, что та поет в самых разных жанрах, вплоть до рока. И голос ее действительно был лучше тихого, романтично-нежного голоса Кэтрин. Что вызвало лично во мне опасение, что конкурс не кончится в пользу Кэт. Вот только сама Анжелика была твердо уверена, что споет она третьего января крайне плохо. Однако конкурс в назначенный день и не состоялся, второго января Димитр прислал письмо, сообщая, что в связи со своей занятостью переносит дату на пятнадцатое января. И велев Кэтрин приготовить целый концерт, который они представят на суд учеников школы и независимого жюри. Вопрос о том, кто будет в жюри, решился ими с Кэт десятого января, а пятнадцатого вечером должно было пройти мероприятие в виде концерта мисс Реддл и леди Блаттон. Именно леди, поскольку чистокровность Анж требовала именно такого наименования.

Одиннадцатого января Блаттон снова пела, на этот раз ночью, в гостиной факультета, на что утром пожаловался Малфой. Хотя, жалуясь на то, что она пела ночью, он заметил, что лично ему очень понравилось, но она мешала спать. Однако опрос других студентов показал, что кроме него ее никто не слышал. Возникало ощущение, что он подслушивал, хотя сознаться в таком Малфой, естественно, не мог… Блаттон о его жалобе я не рискнул рассказать, видя, как именно они общались и без этого.

Кэтрин становилась тем мрачнее, чем больше приближалось к нам пятнадцатое января. На этот раз я волновался уже заранее, видя – и это пришлось признать – что голос Блаттон куда сильнее. Хотя голос Кэт звучал нежнее и романтичнее, как-то мягче.

Но еще мрачнее она стала за два дня до конкурса. В тот день на нее что-то нашло. С утра она накричала на меня, причем поводом послужило всего только то, что я, как и обычно, поцеловал ее перед уходом на работу. Последовал крик: «Ты меня просто используешь! Ты меня не любишь!». Но прежде чем я успел спросить, чем вызвано такое мнение обо мне или обидеться, раздалось, что я ее буквально совратил и теперь получаю все прелести общения со столь юной девушкой. Именно эта реплика и показала мне, что Кэт просто слегка не в себе. Точнее говоря не слегка. Я не обиделся, а к обеду Кэт, успокоившаяся, подошла ко мне со словами:

– Сев, я не знаю, что на меня нашло, извини, я сглупила…

– Ничего страшного, я понял, что что-то тут не то, еще в процессе твоей речи. Я не обижаюсь! – Кэт просияла, но ненадолго. Вечером, проходя по коридорам, во время патрулирования, я невольно стал свидетелем семейной ссоры. Мисс Реддл и мистера Поттера.

– Тебе вообще плевать на то, что я переживаю, волнуюсь! Тебе надо видите ли с девушкой погулять! – шипела Кэт, схватив брата за руку. – Никуда ты не пойдешь, понял?! Нечего делать, мало ли кому что в голову придет, тебя обидят и я себе не прощу!

– Кэт, я все понимаю, но не надо так уж! Я не маленький и мне тоже хочется иногда погулять с девочкой, что ты суешься?

– Я пока еще твой опекун и я тебе запрещаю! – рявкнула Кэт.

– А может не надо соваться в мою жизнь, а?! Все нормально будет. Или мне Джинни сказать, что сестра не пустила, а то она волнуется, видите ли. Да?! – уже сердито заметил Гарри. Кэтрин побледнела.

– То есть тебе прогулка с Джинни важнее меня?! В личную жизнь тебе я лезу?! – в ее голосе зазвучало возмущение. – А ты в мою не залез? Да ты по моей жизни прошелся ногами в грязной обуви! Из-за тебя я вообще многого лишилась и лишаюсь! Из-за тебя у меня нет парня, кто же выдержит, что я с братом вожусь так много, нет друзей, потому что вместо них – ты. У меня близких друзей нет, только Герми и Анж, потому что они меня терпят. То как я с тобой вожусь. И помолчи! – она перебила его, пытавшегося что-то ей сказать. – Из-за тебя я торчу в школе, а не учусь где-то еще, в конце концов, из-за тебя я лишаюсь и тех друзей, кто есть. Да что греха таить, из-за тебя убили мою маму! – побледнел уже Гарри. Пару минут парнишка даже слов найти не мог, а Кэтрин, выплеснувшись на него внезапным прорывом злобы, молча и все еще зло смотрела на младшего брата.

– У меня тоже друзей мало, кому хочется связываться с злыми магами? Все мое окружение постоянно под угрозой… И я родителей не потерял, да?!

– Ты же в этом и виноват, а я нет! Почему я должна расплачиваться за то, что тебе там что-то напророчили?

– То есть я виноват в твоих бедах. Может, и в Хранителях тоже?! – возмутился Гарри.

– А я не знаю, как жила бы, не будь твоей сестрой. Может, и в них тоже! Друзей у него мало. Да ты обуза! Понимаешь, ты для папы был обуза, растить тебя, теперь для меня и еще не слушаешься! Неблагодарный!

– Ты тоже много в чем виновата, но я же не виню тебя! А из-за тебя, например, умерла тетя Роуз, она не меня закрыла собой! И дядя спит, из-за тебя ведь! Я обуза?! Я, конечно, знал, что обуза для вас с дядей Томом, но не знал, что настолько! – прорвало Гарри. Кэтрин как-то сникла и словно пришла в себя.

– Гарри, я…

– Да не надо, ты сказала все уже… Потерпи до июля, я перестану быть обузой. И извини, что рушу твою жизнь. И да, я не пойду с Джинни.

– Можешь идти…

– Спасибо, сестренка, но уже не надо. Неблагодарный внял твоим крикам… – развернувшись, Поттер гордо удалился. Проводив его взглядом, Кэт потерянно села прямо на пол…

– Обиделся… – едва слышно прошептала девушка.

– Я бы на его месте тоже обиделся! – заметил я, покинув, наконец, углубление между нишами, в котором и стоял все время их ссоры. Кэтрин подняла на меня глаза со словами:

– На меня опять что-то нашло, несу какую-то чушь, сама не понимаю зачем, как утром тебе… – шмыгнула она носиком.

– Ничего страшного, вы помиритесь, обязательно! – подбодрил я ее. Но вместо ожидаемого мной повеселения Кэтрин, казалось, приуныла. Они не помирились ни на следующий день, ни потом. Поттер ее просто игнорировал, делая вид, что совершенно ее не замечает. Кэт на глазах увядала все сильнее и сильнее, совершенно, видимо, не веря уже, что они с братом могут примириться. И пятнадцатого января утром, до концерта, Кэтрин ходила вся как-то потускнев и сдувшись. На концерт приглашались все желающие, многие ученики решили пойти, в их числе даже Малфой и друзья Поттера. А вот сам Поттер и концерт игнорировал. За час до выступления девушек я наконец до него добрался. Он гулял по двору замка, мрачный, как и оба последних дня. Натянув на лицо столь привычное отвращение к парню, я начал свою речь. Поттер резко развернулся ко мне, но слушал молча:

– Это, конечно, не мое дело, я знаю, но на вашем месте, Поттер, я бы помирился с сестрой. Неизвестно, чем кончится конкурс, а она сейчас очень расстроена. Хотя, конечно же, вы, как и ваш покойный отец, раздуваете свою гордость и самомнение выше всех пределов…

– Мой па… – я перебил его привычные возражения.

– Золотого мальчика обидели! Это стоит всех обид мира, его оскорбили! И плевать, что это может быть последний вечер в жизни его сестры. Он обижен. Если бы у вас была хоть капля здравого смысла в голове, я воззвал бы к вашей совести. Но поскольку в вашей голове пусто, то, конечно, вы не придете на конкурс.

– Не вам решать, что есть в моей голове, и чего там нет. И вообще, моя ссора с сестрой вас никак не касается… – процедил Поттер, и быстро ушел от меня. Но теперь я был уверен, что он придет, хотя бы назло мне…

– Кэт, он придет, не волнуйся, – уже перед выходом я обнял одетую в платье темно-синего цвета, обувшую туфли на каблуках, накрасившуюся и с распущенными завитыми волосами, Кэтрин. Блаттон впервые за пребывание в школе сняла джинсы. Она была в черном платье, расшитом серебряной нитью и в тон ему туфельках без каблука. Волосы ее образовали странную, но довольно приемлемую прическу…

– Я надеюсь, что он придет… – Кэт вышла на сооруженную в Большом Зале сцену, начала петь… Но Поттера не было… Голос Кэт заметно дрожал во время песни. Однако после нее вышла Анжелика. Начала петь она довольно красиво, но буквально через пару секунд девушка чихнула, затем еще раз и еще, а допев до конца, она уже вовсю чихала на зрителей и кашлянула на жюри. Еще одна песня от Анжелики и вдруг Поттер все же явился. Кэтрин, увидев брата, улыбнулась. Когда она снова вышла на «сцену», я понял почему. Раздалось ее пение:

День за днем, уже 16 лет,

Мы вдвоем, и с нами яркий свет.

Свет Моей любви к тебе…

Я помню из детства

Так много о тебе,

Я помню, как тесно

Прижался ты ко мне,

В ту ночь, что нас свела навек,

Мой самый близкий друг и человек…

Твой первый приезд,

И последнее прощанье,

Неважно, что Их делит много лет.

Они во мне одно воспоминанье…

Ты уже совсем

взрослым стал, конечно…

Но в моей душе

ты маленький, как прежде.

Между нами было все:

И ссоры, и дружба, и слезы…

Я помню первый твой полет,

И жаль, что мой, увы, не помнишь…

Я помню первые шаги твои

по новой школе, прямо к новой жизни…

Я помню слезы на глазах твоих,

Когда печаль происходила.

Я помню все из детства…

Ты рядом был всегда.

Деля со мною все на свете,

Пытаясь даже защищать меня…

Какое же блаженство,

Знать – я старшая сестра.

А ты – мой младший брат…

И знай – передо мною ты ни в чем не виноват!

Поверь, что чтобы не произошло,

Кем бы ты ни был, и куда б не шел –

Я буду рядом, всегда-всегда…

Не просто лучший друг, ты для меня…

Ведь сильнее всего мира

Я люблю тебя…

Мой самый лучший брат…

Когда она закончила, в глазах многих буквально стояли слезы, а сам Гарри поднялся на сцену и молча обнял сестру. Я же отметил, как прослезилось неумолимое непристрастное жюри. Эта сцена вызвала у них умиление. Все бы ничего, если бы не выскочившая на сцену откровенно кашлявшая Анжелика. В процессе пения она казалось кашляла все сильнее и сильнее, гнусавила, ее песни звучали одна другой омерзительнее. Наверное, будь мы маглами, ее закидали бы тухлыми овощами. При одном ее появлении все строили гримасу отвращения, явно выражавшую их «фууу!».

В конечном итоге жюри, после очередного смачного чиха в их сторону, заявило что победила на конкурсе Кэтрин, причем заслуженно…

Но Димитру такой расклад явно не пришелся по душе, покидая школу, он заявил – не радуйся, красавица, вы хитрите, и мы схитрим. Когда он провел рукой по ее волосам, никто этого и не заметил, и только позже мы узнали, что зря не обратили на это внимания.

Блаттон опозорилась на всю школу, над ней смеялись, но девушке было глубоко наплевать. Единственным слизеринцем, кто не тыкал ей пальцами в спину, стал Малфой. А она грустила только, что больше никогда не сможет есть мороженное. Оказалось, что она съела три килограмма мороженого, выпила литр ледяной воды, а когда и это не помогло, попросила и смотревшего концерт из-за кулис Блэка стать собакой. На собак у Анжелики была аллергия. Тот стал и вышедшая на сцену Блаттон уже сморкалась, плакала и непрестанно чихала.

В тот день Кэт победила, но радость от этого омрачалась мыслью о том, что вообще-то это еще не конец, и что Хранители еще придумают – неизвестно.

Кэтрин после своей победы занималась тем, что лечила Анжелику, порядком после конкурса простывшую. Голос у леди Блаттон сел, и на уроках моя временная студентка молчала. Ответы писала, а вопросы за нее озвучивал все это время сидевший с ней Драко. После конкурса то, что их отношения довольно неоднозначны, стало еще заметнее. Драко как-то раз даже поругался с Забини, позволившим себе что-то грубое в адрес Блаттон. Хотя с самой Анжеликой Драко, казалось, совершенно не ладил.

Жизнь вошла в совершенно привычное русло, я регулярно посещал собрания у Беллы, но более пока война не разрасталась. Ни та, в которой я принимал самое активное участие, ни та, в которую оказалась втянута прежде всего моя любимая женщина.

Война еще не кончилась, и даже когда все казалось мирным, это могло в любой момент закончиться. Спустя всего лишь неделю, порадовавшись, что Блаттон наконец-то поправилась, мы столкнулись с куда более серьезным заболеванием.

День перед этим казался совершенно мирным, обычным, ничем не примечательным. Что послужило толчком к тому, что случилось ночью, я не знаю. Возможно то, что произошло несколькими часами ранее… За ужином Кэт, придвинувшись поближе ко мне, посылала мне довольно кокетливые взгляды, когда Поттер, уткнувшийся в тарелку, этого не замечал. После ее песни, посвященной брату, они помирились. На следующий день были взаимные извинения, и теперь в семье Реддлов и Поттера царил мир и покой.

Но кокетливых взглядов, вызывавших у меня довольно недвусмысленную реакцию, которую, к счастью, мне удавалось не показывать, Кэт показалось мало. Шепот мне на ухо о том, что скоро ночь, и в то же время словно невзначай касание ладошкой моего бедра только усилили мою реакцию на это уже откровенно начавшееся соблазнение. Просторная мантия, естественно, скрывала возникшее напряжение, но чем более прозрачными становились ее намеки, тем труднее было не думать о том, на что она намекала. К концу ужина я уже поистине начинал ее желать. Соблазнительная улыбка перед ее уходом из Зала стала последней каплей в моем и без того уже возбужденном ее действиями сознании. Почти не заботясь о том, что ученики еще не спят, я довольно быстро догнал мисс Реддл. Кэтрин вскрикнула от неожиданности, оказавшись в моих объятиях со спины. Расстегнув верхнюю застежку ее мантии, я коснулся губами ее шеи, все еще не давай ей повернуться ко мне лицом. Ощущение тонкого, хрупкого девичьего тела в моих руках сводило с ума еще сильнее. То, что мы всего лишь в одном из коридоров, и хотя студенты поднимаются и спускаются в свои гостиные и спальни, нас, тем не менее, могут застать, стало совсем неважно.

– Сев, что ты делаешь? – сдавленно прошептала Кэт, пока я расстегивал ее мантию, наслаждаясь запахом ее волос. Такой родной запах мяты и шалфея ударил в ноздри, вызывая в душе прилив нежности и любви… В ней я обожал все, включая и этот самый запах.

– Нет, что ты делала за ужином, мне интереснее… – шепнул я, наконец повернув ее к себе. Глаза Кэт, хоть и удивленные, горели лукавым огоньком. Она, в наполовину расстегнутой мантии, с растрепавшимися волосами, была сейчас желаннее всех на свете.

– Внесла разнообразие в скучный ужин… – отозвалась Кэт, расстегнув в свою очередь несколько пуговиц моей собственной мантии.

– Считай, что я поддержал и развил твою идею, – усмехнулся я, впиваясь в губы девушки. Кэт, оторвавшись от пуговиц, обвила мою шею руками, сильнее прижимаясь ко мне всем телом. Прервав поцелуй, я расстегнул ее мантию окончательно, прижав девушку спиной к стене. Кэт с искорками в глазах расправилась с аналогичным предметом моего гардероба. Страстные поцелуи, я уже спускался К вырезу ее кофточки, казалось, заводили нас обоих сильнее. То, где мы, было забыто окончательно.

– Северус, черт, кто-то идет! – прошептала она. Мы поспешно нырнули за первую попавшуюся дверь и закрыли ее. Как раз успели – шаги прошли совсем рядом, но мимо… Мы же оказались где-то среди ведер, швабр, каких-то метел.

– Кажется, это владения Филча… – заметил я, не отпуская ее. – Уйдем отсюда?

– Нет, я не хочу, сейчас пока проходим, все наши с тобой усилия пойдут даром…

– Ты уверена? – улыбнулся я, расстегивая ее блузку.

– Да, просто запри и все… – отозвалась Кэт.

***

А ночью меня разбудил сильный кашель Кэтрин. Она даже не просто кашляла, почти задыхалась. Однако девушка, прокашлявшись, уснула. И уже днем к нам с Альбусом подлетел перепуганный Поттер.

– Кэт потеряла сознание, и кашляет сильно, и задыхается… Нужно вызвать кого-нибудь из Мунго! – выпалил парень. Мы поспешили за ним – и действительно, нам предстала кашлявшая Кэтрин, уже пришедшая в себя. В больницу она наотрез отказывалась ложиться. И, в общем-то, когда ей удавалось откашляться, приходила во вполне здоровое состояние. Но прямо за ужином, проглотив всего лишь кусочек бифшеткса, снова зашлась ужасным кашлем. А чуть позже лишилась сознания второй раз за день.

Ни мадам Помфри, ни вызванные нами колдомедики из клиники понятия не имели, что это такое. Почему такие приступы так же свободно проходят, как и возникают, без всякого лечения. А возникали они, как правило, при попытке поесть. На момент прибытия комиссии из клиники Кэтрин совсем не ела уже двое суток, ослабла и регулярно, по два-три раза в день, без видимой причины, падала в обморок.

Это начинало пугать, но еще ужаснее было услышать от медиков вердикт – похоже на проклятье. Только вот они не уверены в том, что за проклятье и как оно лечится, а Кэтрин на глазах становилось все хуже и хуже. В том, что это дело рук, а точнее палочки Димитра, ни я, ни Альбус, ни Минерва не сомневались. Кэтрин, услышав диагноз, дала наконец согласие на то, чтобы лечь в больницу. Но туда она не попала. Мисс Блаттон, услышав о том, в каком состоянии находится ее подруга, от Гарри, пришла в полный ужас. Умчалась с моего урока и вернулась в школу в сопровождении колдуньи лет на десять постарше ее. Дамблдор разрешил гостье пройти в школу, чтобы осмотреть Кэт.

– Моя двоюродная тетя, миссис Анна-Маргарита Батильда Блаттон-Горгенс, – представила ее запыхавшаяся от быстрого прохождения по двору замка Анжелика.

– Специалист по проклятьям… – низким грудным голосом добавила женщина. Она была одета несколько необычно. На ней была мантия, остроконечная шляпа, но на руках – кожаные перчатки, рукава платья были широкими, что стало видно, когда она сняла мантию, волосы, длинные и темные, были распущены и торчали неровной волной из-под шляпы. Они очень походили на те, что люди приписывали традиционным ведьмам. Глаза в темном обрамлении косметики, отрезанные пальцы перчаток, серебристый пояс на платье, расшитом узором с какими-то лягушками и черепами. Мантия, была какого-то грязно-серого цвета, как и шляпа… Но пальцы, кожа, палочка были очень ухоженны.

– Ну и где там пострадавшая? – осведомилась миссис Блаттон. – Будем с ней сейчас хворь-то выгонять, разболелась тут. Работать надо! – ее как раз провели в больничное крыло, где и находилась Кэт. Та попыталась что-то сказать, и тут же снова разразилась кашлем.

– Ты молчи, красавица, я и так все увижу! – заметила тетушка Анжелики. Вообще сам тон ее голоса был похож на тон голоса ее племянницы, и даже внешне было в их вызывающем виде что-то общее. По крайней мере, они обе запоминались. И Анжелика с ее готичностью, и ее тетя с таким вот видом ведьмы из суеверий. Ей не хватало только связки мертвых мышей для завершения ее внешнего вида. – Так, вы все чего столпились? А ну пошли отсюда, пошли-пошли… – она выгнала нас, чтобы осмотреть Кэтрин. Но вскоре вышла к нам со словами: – Девочка проклята, болеет, и это дело рук кого-то очень даже сильного. Но я поняла, какую часть он проклял, что ее и душит. Сейчас подправлю все, а вы ее с недельку в кровати подержите, чтобы сил набралась. Напугались-то все как, чего бояться? Лечить будем, так и вылечим. Заходить пока нельзя, потом позову. Бывайте! – она снова скрылась за дверью. Мы снова терпеливо ждали. Наконец нас пустили к Кэтрин…

Едва ее увидев, некоторые в ужасе потерли глаза руками. И было от чего. Вместо привычной копны каштановых волос нам предстали коротко, до подбородка, остриженные волосы, торчавшие во все стороны. И полные слез глаза их обладательницы.

– Ты не реви, волосы это наживное, вырастут еще! – оборвала ее всхлипы миссис Блаттон. – Зато жить будешь, а кашлять больше не будешь, – утром до того у Кэтрин случился ужасный приступ кашля, и длился он довольно долго, – да ты и без них красавица, уж поверь мне. А не прекратишь мне тут сырость наводить, прибавлю тебе лошадиные зубы, ясно?! – Кэт слабо улыбнулась и кивнула. – Вот и молодец. Так, мне нужен тот, кто будет с ней сидеть, кормить там и все такое, ей самой еще неделю вставать нельзя, я лечить буду. Интересно мне, кто додумался такое сделать-то, я такого проклятья уж лет пять не видела, устарело оно. Ну да ладно, Блаттон вообще в темной магии разбираются, а я по крови Блаттон. Так, кто мне помогает? – Гарри выступил вперед. – Ты кто?

– Ее брат… – пожал плечами Поттер.

– Вот и славно! Будешь, значит, у нас нянчить сестру. Вроде не слабенький, подойдешь, – она критически его осматривала, – только худоват ты что-то…

– Да я, вроде, нормальный… – растерялся парнишка.

– Сойдешь, мне не в суп тебя. Ну что, все, кроме худого парня, свободны. Ах да, еще вот ты, – она указала на меня, – кажется, зелья варить умеешь?

– Умею.

– Ну и прекрасно. Вот и займешься. Значит, про тебя мне Анж сказала, ясно… Рецепт дам, напишу только. Все, все свободны, красавица ваша жива, здорова будет через недельку… – она выгнала нас, оставив только Гарри. И занялась тем, что лечила Кэт. Мне было велено приготовить зелье, снабдили ингредиентами, причем Горацию эту задачу передавать не было велено. Пришлось приспосабливаться к тому, что котел стоял в ванной.

Единственной проблемой было только то, что увидеться с Кэт у меня никак не получалось. Днем с ней все время сидели миссис Блаттон и Поттер, а при нем мне, естественно, не следовало подходить к Кэт. Два дня я ее совершенно не видел, но на третью ночь не выдержал. Пользуясь тем, что тетя Анжелики спит, я прокрался в больничное крыло. Кэтти дремала, свернувшись калачиком. Сейчас ее волосы, уложенные, выглядели аккуратнее, вот только их длина была очень непривычна.

Я присел на край постели, провел рукой по ее щеке, Кэт открыла глаза.

– Привет! – улыбнулась она. – Я по тебе соскучилась уже… Ты как себя чувствуешь?

– Я-то хорошо, ты как? – она подвинулась и показала на освобожденное ей место.

– Ложись сюда. Я хорошо, не кашляю, сегодня меня кормили ужином вкусным, уже не тошнит от еды. Спать начала. Скоро поправлюсь совсем…

– На кого думаешь?

– Димитр, кому еще. Оказалось, он мне волосы проклял, по ним расползалось и душило. Вот и пришлось с ними расстаться… – вздохнула она. – А то, как сказала миссис Блаттон, я могла бы и задохнуться совсем, не будь валькирия. – Я прилег рядом и обнял. Мы говорили о разных мелочах, пока, наконец, Кэтрин не уснула… Я, в тишине палаты, тоже… Ну а утром меня разбудили.

– Что ж творите, а?! – возмутилась ее «лекарь». – Ну-ка брысь отсюда! Давай-давай, иди! Мне сейчас помощник придет, а тут это чудо разоспалось.

– Я просто…

– Да знаю, Анж сказала. Ты иди давай, пока явление Поттера не свершилось! Живехонько собрался и через миг я смотрю – а тебя уже нет!

Я послушался, выходя, столкнулся с явившимся Поттером. Тот удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Уже к вечеру, принеся лекарство, я стал свидетелем милой сцены. Поттер, держа в одной руке тарелку с супом, в другой ложку, кормил Кэтрин с ложечки.

– Давай, глотай… Вот, умничка. Теперь еще разок…

– Гарри, я не маленькая! Я сама могу!

– Не ворчи и ешь! Не маленькая, но братик за тобой поухаживает… Ты кушай-кушай, поправишься, и будешь опять сама за мной бегать, – я поставил зелье на тумбочку, отошел к двери и задержался. Докормив Кэт, Поттер уложил ее и принялся читать сказки. Кэтрин с легкой улыбкой слушала брата, сжав его руку в своей. Сейчас они выглядели так мило и мирно, словно и не ссорились совсем недавно и словно бы никогда не происходило ничего страшного с ними… Меня всегда удивляло то, как они относились друг к другу. Как сильно они друг друга любили и как боялись друг за друга. Причем чем старше становился Гарри, тем это было заметнее. Наверное, никого и никогда Кэт не любила сильнее, чем брата. Потому что едва ли это было возможно. Но я все чаще замечал, что и Гарри платит ей тем же отношением. Когда она заболела, он перепугался сильнее всех, не отходил от нее, настаивал на больнице, когда она еще только вернулась с Дня пяти ягнят, он увидел ее ожоги. Как рассказала потом Кэт, долго ругался за то, как глупо она поступила, сунувшись в испытание. И именно Гарри сейчас сидел у постели сестры, ухаживая за ней, не дав такой возможности мне, но показывая этим, что и ему она дорога не меньше, чем мне…

Остаток недели мои ночные визиты продолжались, просто уходил я сразу после того, как уснет Кэт. И наконец ее выписали… Это было уже в феврале, оставалось нам всего три месяца мирной жизни. Кэтрин говорила когда-то, что валькирии умеют прощать все. И нам на собственном опыте пришлось проверить, так ли это на самом деле…

========== Рядом со счастьем ходит беда (Кэтрин) ==========

Так было в мире всегда,

Так будет в мире всегда -

За безмятежным летом

Осень приходит следом,

Рядом со счастьем ходит беда.

(Он пришел, этот добрый день. Слова Л.Деpбенева и Р.Казаковой)

Любовь – как тонкая струна,

Ее разрушить так легко.

Но если же она сильна, —

Никто не разобьет ее.

Валькирии умеют прощать все, так всегда говорила при жизни мама, когда кто-то обижал ее (я не говорю об отце, папа ее поистине боготворил), так прописано в истории валькирий и в нашем “кодексе чести”… Однажды мне довелось побывать в центральном здании Федерации Сов, в Афинах. На одной из стен была латинская надпись, гласившая, что прощение – свет любви. Сейчас я могу сказать, что так и есть, но было время, когда мое мнение от этого кардинально отличалось.

Февраль шестого курса Гарри ознаменовался для нас сразу несколькими немаловажными событиями – во-первых, впервые и единственный раз в жизни я поссорилась из-за брата с любимым.

Мне давно уже приходилось врать Гарри и по мелочам ссориться с ним из-за Северуса, но только раз вышло наоборот. Это было четырнадцатого февраля, в День влюбленных. Постепенно я уже привыкала к тому, что мои волосы теперь были короче, чем даже у Сева. Они едва достигали подбородка. В первые дни после стрижки у меня началась самая настоящая депрессия, но со временем я привыкла и уже едва-едва грустила о прошлой длине волос, хотя раньше я не стригла их. С девяти лет… С той самой страшной ночи. Днем до того меня постригла мама. А после случившегося я сделала все, чтобы не напоминать себе о том дне лишний раз. Не ношу платья, не стригу волосы и не слушала сказки на ночь, даже когда папа хотел мне их прочитать… Я не хотела помнить ничего о том дне, не хотела помнить тех мелочей. Но теперь мне в любом случае еще долго не нужно было стричься. Даже подравнивание кончиков было для меня мучительно из-за связанных со стрижкой воспоминаний. Так что в такой короткой стрижечке можно было найти даже хорошее. Поэтому к Дню влюбленных я уже успокоилась. В тот день утром меня разбудил приятный запах цветов – мне подарили букет роз и открытку, шепнули на ушко:

– С нашим праздником! – и пообещали подарок вечером. А чуть позже явился Гарри с сообщением о том, что он идет в Хогсмид с Джинни и друзьями. Разумеется, мое повышенное чувство оберегания Гарри тут же и дало о себе знать. Я собралась пойти с ним, о чем не преминула ему сообщить. На лице братишки явственно прочиталось намерение меня прибить, но, естественно, мне на это было глубоко плевать. А полчаса спустя я поругалась с Северусом. Я как раз зашла в комнату, переобуться – надела новые ботинки и ноги начали уставать. Сев, заглянувший за чем-то, заметил:

– Ты же сегодня работаешь до четырех, верно? – я кивнула. – Отлично, тогда к шести не строй никаких планов, хорошо? – я снова кивнула, машинально, но тут же и опомнилась.

– Сев, я до двух и пойду с Гарри в Хогсмид, мы вернемся вечером… – его эти слова застали в дверях. Пару секунд постояв, Северус резко повернулся ко мне.

– Ты с ума сошла? – я даже обиделась.

– Нет… Ну я…

– Я готовлю тебе сюрприз, а ты с братом идешь! Кэт!

– Сев, но я не могу пустить его одного…

– Ему шестнадцать лет и он идет не один явно! Кэт, он не годовалый малыш!

– Но он же еще ребенок! А завтра я буду с тобой весь день, честно! – попыталась отмазаться я… Кончилось все тем, что Северус, со словами:

– А и иди куда хочешь! В День влюбленных, иди, дорогая! Я тоже найду, с кем провести этот вечер. Правда не обещаю с братом, брата-то нет у меня! – ушел, хлопнув дверью.

До полудня я терзалась той мыслью, что получилось очень нехорошо, в обед, глядя на Тонкс, собравшуюся на свидание с Ремом, на влюбленные парочки, я передумала идти с Гарри. В конце концов здравый смысл во мне победил желание спасти братишку. И в четыре я прилетела к нам в комнату. Слова о компании я не приняла всерьез, а зря… Северуса дома и не было… Равно как и на рабочем месте. И пойманный мной Филч, как и Пивз, ничего сказать не мог. К пяти часам найти любимого я уже отчаялась. Вернулась к нам, поискала записку – может собрание ПС? Но ничего не было… В итоге я присела за стол и всхлипнула. Закрыла глаза руками, чувствуя, что начинаю плакать. Потому как вспомнила его обещание найти себе компанию на вечер. Выплакавшись, я вернулась в его кабинет – подождать там. И, к моему удивлению, Северус в компании профессора Трелони пил чай на рабочем месте, где я была меньше часа назад и никого тут не было.

– Эээ, добрый ве… – я осеклась. Трелони подскочила, повернулась ко мне и со словами:

– Мне стоит уйти, я чувствую, что… – она болтала еще что-то про третий глаз, ретируясь к дверям под моим взглядом. Северус хранил молчание.

– И что это было? – спросила я, когда предсказатель ушла.

– Ты об этом? – он обвел стол рукой. – Это был чай и выпечка…

– Я о Трелони…

– Ах, об этом… Так это был… Это называется близость, Солнышко, а потом я решил угостить ее чаем.

– Близость? – я даже фыркнула от самой идеи такого.

– Да, она была необыкновенно страстной. Горячая женщина!

– Не говори ерунды! – надулась я.

– Я серьезен! А почему ты не с Гарри? Ты помешала мне встретиться с профессором Стебль и с одной из студенток Денбриджа… – вот слова о студентке меня задели.

– Кобель! Опять на студенток заглядывался?! – вспылила я.

– Ага… Маргарита… Мне нравится ее верхняя половина тела, объемчик такой… Просто ммм…

– Сволочь! – на сей раз я уже разозлилась по-настоящему. Подлетела к нему и принялась лупить чьей-то домашней работой. В минуту злости я странным образом становилась психом.