Текст книги "Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 64 страниц)

– Я, – кивнула декан Гиффиндора.

– Мы возместим ущерб, нанесенный школе, ну, снаружи. Интерьер, простите, как-нибудь сами, – сообщила Анна. До меня дошло, что Хогвартс с момента отказа Кэт выполнять приказ Димитра не горит. Огромная группа выживших, раненных и целых, двинулась к зданию, пережившему меньше чем за сутки два сражения, подсчитывая ущерб. Оказалось, что было примерно три часа дня, по словам Анны. Первые минуты мира, первые минуты после окончания войны…

Почему-то радости, хотя мы и победили, не было. Была горечь утраты – погибших за два сражения набралось больше полутора сотен, в том числе не один ученик и не один взрослый, втянутый во вторую бойню случайно. Было непонимание и непривычка – как жить дальше. За годы войны многие из нас отвыкли жить мирно и теперь просто не знали, как быть и что делать… И все же это была победа…

Уцелевшие и способные действовать активно валькирии (Ту Ким и еще добрый десяток вместе с ней в срочном порядке отправились в клинику) пели, взявшись за руки у руин Хога, и на наших глазах происходило настоящее чудо – стены восстанавливались, стекло в окнах собиралось в целое, двери встали на место. Исцелялись раны, с которыми валькирии могли справиться, и на душе от их пения становилось светлее, чище и легче…

Авроры уводили Хранителей и ифритов, которых умудрились арестовать, помогали валькириям утешить тех, у кого погибли близкие. Семьи и друзья собирались группами, оплакивая павших и поздравляя выживших… Орден Феникса утешал тех, кто потерял близких и тех, кого уже не удавалось спасти. В том числе семью Уизли, которую в один день постигло страшное двойное горе – в сражении с Хранителями погиб Перси. Погиб, забрав с собой троих Хранителей – юноша устроил взрыв, и погреб под завалами и себя, и трех врагов. Дин Томас плакал у тела Симуса, погибшего в последнем, чудовищном бою… Над Школой повисла странная атмосфера траура и радости.

От желающих поздравить от усталости с ног валящихся Кэтрин и Гарри, поделиться с ними своим горем и сказать слова благодарности не было отбоя. Им сообщали, что люди выходили из-под Империуса, что из Азкабана выпустили тех, кого упекла туда Беллатриса, что последствия деятельности Хранителей по миру ликвидировались самым активным образом. Кэтрин и Гарри вручили меч Гриффиндора Невиллу, во всеуслышание поздравив его с тем, что храбрый Невилл Лонгботтом убил Нагайну и тем самым сделал возможной победу над Беллатрисой.

– Поттер и Реддл! Герои войны! – скандировали уже на закате ученики, родители, жители Хогсмида, учителя, фениксовцы и остававшиеся в Школе авроры Трансильвании и валькирии, восславляя Гарри и Кэтрин. – Они убили Лестрейндж, они победили Хранителей!

– На самом деле не только мы, – явно смутился такому вниманию Гарри. – Вот Невилл…

– Невилл Лонгботтом убил Нагайну! Невилл Лонгботтом убил Нагайну! – подхватили ученики, восторженно глядя на смущенного Невилла.

– Я вот что хотела сказать, – тихий голос Кэтрин удивительным образом создал в Зале тишину. Эльфы-домовики, заглядывавший в окно Грохх, привидения, люди уставились на нее тысячами глаз. – Герои здесь не мы. Каждый, кто остался в Школе – герой. Каждый, кто пришел нам на помощь – герой. Мы сделали лишь то, что могли сделать. И без вас не сделали бы и этого. Вот Рон придумал попасть в Тайную Комнату и взять клык Василиска, сыгравший роль в уничтожении Беллатрисы. Драко сражался с Хранителями наравне с каждым из нас, а ведь Драко – Пожиратель Смерти. Невилл убил Нагайну. Джордж и Фред, – она всхлипнула, – обороняли проходы в Школу, в первую атаку, ради всех нас. Они оба – герои. Профессор Слакхгорн привел жителей Хогсмида, привел тех слизеринцев, кто захотел прийти, и я уважаю его за это. Я преклоняюсь перед отважными домовиками, внесшими вклад в победу. Вспомните эти сутки… Каждый из вас боролся и сделал что-то пусть маленькое, но важное. Спасибо всем вам. Не мы двое победили, не я и Гарри. Все мы победили, каждый из нас… Я хочу почтить память тех, кто погиб за мир, минутой молчания. И прошу вас поддержать меня… – воцарилась тишина, продолжавшаяся даже не минуту, а минут пять. Тихий голос Джинни Уизли нарушил тишину.

– Все равно настоящие герои – вы, – произнесла она. – Вы оба чуть не погибли, понимая, что можете погибнуть. И не так, как в сражении, наверно… Наши Перси и Фред, – она заплакала, не договорив, уткнувшись в плечо Молли.

– Перси и Фред – герои, которые навсегда останутся в нашей памяти теми, кто отдал жизнь за победу, – отозвался Гарри.

– Знаешь, девочка, – хрипло сказал трактирщик из «Кабаньей головы», – твои слова, когда вы сидели у меня в гостиной, запали мне в душу. Твои и Гарри слова. Вот почему я пришел. Мы все, конечно, боролись, но вы многим из нас подавали пример. Поэтому герои здесь – вы.

Я вздрогнул, осознав, что мне положили на плечо руку. Минерва коротко улыбнулась.

– Конечно, во всем этом еще нужно разобраться, эта война многое напутала, но я не могу не доверять Кэтрин и Гарри. Не знаю, почему, но они вам верят и считают вас героем. Значит, попробую верить и я, – МакГонагалл отвернулась, глядя на двух ребят, одержавших победу над превосходящим по силе противником, всегда державшихся вместе.

– Знаешь, – я в шоке повернулся в другую сторону, глядя на Римуса. – Я все-таки рад за Кэтрин…

– Спасибо, – пробормотал я. Ребята наконец спустились с директорского возвышения и пробрались к нашему столу. Слова поздравления и скорби озвучивала валькирия по имени Оливия. Я заметил среди сидевших за столом Равенкло – мы сидели за столом Гриффиндора, смешавшись без разбору, – Тадеуша и Майкла. И вспомнил, что последний таинственным образом исчез, вместе с Бутти.

– Больше всего на свете я хочу спать, – заявила Кэт, сев рядом со мной и положив голову мне на плечо.

– А я – есть, – пискнул голосок у моих ног. Рыжая кошка прыгнула мне на колени.

– Милли? Ты жива?

– Ну, ты мне сам сказал прятаться. Когда пошел МакГонагалл ловить то есть, так сказать. Я и сидела на кухне, потом пришел Кикимер и начал воодушевлять эльфов и воодушевил. А я все равно на кухне сидела, какой из меня воин? У меня даже рук, чтобы топорик взять, нету…

– На Рождество поставлю тебе огромную елку, – пообещал я, поглаживая ее шерстку. Кошка довольно замурлыкала, под взглядами улыбавшихся Тома, Кэт и Гарри.

– Давайте удерем? – предложил Гарри, доставая из-за пазухи мантию-невидимку. Кэт пару секунд смотрела на нее.

– Кажется, когда Северус умер, я слегка отупела, – резюмировала она. – Ты же мог мантией накрыться.

– Даже если б и накрылся, ифриты могли бы приманить мантию или еще что выдумать, – покачал головой Влад. – Насчет удрать – согласен.

– Я их отвлеку, – предложила Полумна Лавгуд, и показала на окно. – Морщерогие кизляки!

Кэт и Гарри накрылись двумя мантиями, мы с Томасом, Гермионой, Роном и Владом встали и потихоньку выбрались из зала. Гарри скинул мантию, когда мы поднялись на два этажа, и шел, рассказывая, как сдался Белле, она убила в нем крестраж, и прочее-прочее. И коротко, с моего кивка, изложил суть моей деятельности, которую видел в моих же воспоминаниях…

Директора в моем недавнем кабинете встретили нас бурей овации, подбрасывая шляпы, некоторые даже пританцовывали.

– Слизерин внес свой вклад! Слизерин сыграл положительную роль! – вещал Найджелус. Рон и Гермиона посмотрели на нас с Кэт и хмыкнули. Гарри смотрел на портрет Альбуса.

– То, что было спрятано в снитче, – начал он, – я выронил в Запретном лесу. Я не запомнил места и не собираюсь отправляться на поиски. Вы согласны со мной?

– Согласен, мой мальчик, – сказал Дамблдор. – Это мудрое и мужественное решение, но иного я от тебя и не ожидал. Знает ли кто-нибудь, где ты его выронил?

– Нет. Но я сохраню дар Игнотуса, – сказал Гарри.

Дамблдор просиял:

– Конечно, Гарри, он навсегда принадлежит тебе, пока ты не передашь его своим потомкам.

– А вот это, – он показал нам всем Бузинную палочку. – Мне не нужно. Мне нравилась моя. И раз эта может многое, то… – он достал из мешочка, висевшего у него на шее, обломки своей палочки, соединенные пером феникса. – Репаро!

И его палочка срослась, из её кончика полетели красные искры. Гарри взял ее в руку.

– Бузинную я положу туда, откуда Белла ее взяла, – Дамблдор смотрел на него с любовью и теплом, – когда я умру своей смертью, она лишится своей силы. Ее могуществу придет конец. От нее много тревог, а мне их хватит до конца жизни…

– Мудрое решение, – кивнул Дамблдор. – И еще… Я рад, что вы сумели друг друга простить, – он оглядел меня и Гарри.

– Скорее понять, – отозвался Поттер. И, как ни странно это было в недалеком еще прошлом, я был с ним согласен.

Рон ушел к своим, Влад и Гермиона тоже ушли, о чем-то негромко разговаривая и обнявшись, когда Кэтрин по очереди обняла нас троих.

– Думаю, я хочу домой. И первое, что мы там сделаем – уберемся и ляжем спать.

– Я предлагаю сначала заглянуть в «Три океана», которые на улице Дубов, – покачал головой Гарри. – Там классно делают салаты, а в особняке вряд ли есть еда сейчас.

– «Три океана»?

– Магловское кафе в Литтл-Хэйминге, – улыбнулся Том мне. – Я согласен с Гарри. Сев, ты с нами?

– С нами, – кивнула Кэтрин раньше, чем я успел открыть рот. И первая вышла из кабинета директора. Том вышел следом. Гарри задержался.

– Спасибо за все, профессор Снейп, – он переминался с ноги на ногу, явно осознавая неловкость момента для нас обоих. – За Кэт, прежде всего. Я рад, что вы вернулись…

– Как ты отметил, мы с тобой друг друга поняли, и, думаю, на большее нас вряд ли хватит, – невольно хмыкнул я. Милли, сидевшая у меня на плече, мыркнула. Гарри протянул мне руку, которую я крепко пожал.

– В общем, если уж что-то… Кэт мне рассказала и я все видел. Думаю, ужиться мы сумеем, – переглянувшись, мы вышли из кабинета, спускаясь к ждущим нас Кэтрин и Тому. Несмотря на огромную пропасть и взаимные претензии, кое-что общее у нас было. Кое-что с каштановыми кудряшками и покрытым шрамами личиком. Кое-что, безгранично дорогое для нас обоих…

…Уже вечером, приведя особняк в порядок при помощи пения Кэтти и нашей магии и улегшись наконец спать в гостевой спальне – с тем, что творилось в ее комнате, Кэт сил справиться уже не хватало, я прижал к себе измотанную девушку, вслушиваясь в звуки отдаленной майской грозы. Я прекрасно понимал, что трудности еще будут, что нам придется учиться жить без войны, что меня еще ждут разбирательства по поводу Метки и Беллатрисы. И все же самое страшное было уже позади… Впереди же ждали долгожданные покой и счастье… Даже для нас двоих (троих, подумал я, коснувшись ее животика) все самое страшное было позади… В какой-то мере мы оба вернулись с того света. Любовь, пережившая самое страшное и практически непоправимое, наконец-то получала право на спокойное существование. Хотя бы надежду на таковое в скором времени. Любовь, пережившая смерть…

Комментарий к Дарованный Поцелуй (Кэтрин), Любовь, пережившая смерть (Снейп)

(1) Линия – английская мера длины. 1 линия (line) = 6 точкам = 2,1167 мм

========== Когда закончилась война… (от третьего лица) ==========

Крик резал уши, когда мужчина опустился на колени рядом с девушкой, мгновение назад сжавшей крошечный с виду безобидный ингатус. И на долю секунды отпрянул, когда его взгляд упал на превращавшиеся на глазах в куски обугленной кожи и черные, потрескавшиеся, горелые кости, с которых слезала эта кожа, пальцы. По телу молодой женщины волнами проходила дрожь от чудовищной боли, которую она, понимал ифрит, испытывала. Преодолев секундное отвращение, мужчина коснулся ее на глазах сгорающей изнутри руки, сожженной уже по середину ладони, пытаясь разжать ее пальцы. И охнул, осознав, что ему просто не хватит сил разжать хватку такой судороги.

– Ну же, разожми пальцы, разожми, – прошипел он, тряхнув ее за плечо. В глубине голубых глаз светились желтые огоньки. – Разожми пальцы, – взывал он, сдавливая то, что оставалось от ее тонких бледных пальцев, краем глаза видя, что там, рядом, уничтожают Диадему, что там сходит с ума озверевший Димитр… Но это было где-то далеко, и женщина с длинными черными волосами, содрогавшаяся от ужасной боли, заходясь криком, в его руках была гораздо реальнее того, что было там, совсем рядом… Он прилагал неимоверные усилия, чтобы сдвинуть пальцы хотя бы на дюйм, чтобы этот чертов шарик, от которого в ее жилах сейчас кипела кровь, выпал. Если бы только она на миг открыла глаза, он сумел бы внушить ее подсознанию помочь.

Если бы она на миг открыла глаза…

Кровь пошла у нее носом, черная, спекавшаяся изнутри. Время, понимал мужчина, идет на секунды – фактически он уже сжимал в руках, разводя, останки сгоревших пальцев по самое запястье сожженной руки. Кончики ее пальцев обратились в пепел, с ладони сползали лоскутки горелой кожи, распространяя вокруг специфический неприятный запах заживо сгорающего человеческого тела, но злополучный ингатус оставался и делал свое черное роковое дело…

– Норси, помоги мне, – стиснув зубы от напряжения, Майкл бросил мимолетный взгляд на ее лицо. Девушка, словно услышав наконец его сквозь адскую боль и собственный крик, буквально на долю секунды открыла затуманенные страданием изумрудно-зеленые глаза. Этой мимолетной встречи взглядов оказалось достаточно, чтобы ифрит сумел проникнуть в ее подсознание, рукой продолжая с неимоверными усилиями разжимать сведенные судорогой сгоревшие пальцы, рассыпавшиеся в пепел. И, на долю секунды коснувшись ингатуса, с помощью пытавшейся теперь подсознательно разжать руку Хранительницы, вскрикнув от адской боли, пронзившей мгновенно почерневшие кончики пальцев, Майкл разжал руку Элеоноры. Точнее то, что от этой руки осталось. Женщина перестала кричать, очевидно, лишившись наконец сознания. И мужчина, едва успев обрадоваться тому, что вытащить дымящийся готовый вот-вот исчезнуть ингатус ему удалось, пришел в ужас. Он знал, что Хранители умирают с истинным первозданным обликом, не с той картинкой, что создают сами, не с тем, во что превращаются, получив ингатус, а с тем обликом, который дан им от рождения. Он словно слышал ее чуть язвительный голос там, у озера, когда они выручали Кэт.

«Какого цвета у меня глаза?» – тогда они были черными, и только двое на том берегу знали ее настоящий цвет глаз. Она и он. Там, у себя дома, он все-так не удержался и мельком проглядел пару ее воспоминаний. Знал о Дне Ягнят, знал, как она выглядела в день своего выпускного. И что тогда ее глаза еще были изумрудно-зелеными…

Но сейчас это был страшный и пугающий признак. Хранители умирают с истинным обликом, а у Элеоноры и лицо менялось на глазах. Бросив взгляд на лицо этой гордой, язвительной, сильной духом женщины, рисковавшей собой, чтобы помочь его любимой младшей сестренке, ифрит усмехнулся, бережно взяв ее на руки. Она оказалась неожиданно легкой и хрупкой.

– Ну уж нет, Норси, я безумно хочу стать одеялом с рюшечками и тебе придется выжить, чтобы его из меня сделать, – шепнул он, оглядевшись. Вокруг Кэтрин собралась настоящая толпа, но опасности для нее он не чувствовал. А судя по тому, сколько кругом нее людей, глядящих туда, на Кэт, отсутствие его и Элеоноры вряд ли быстро заметят. На Школе были разрушены все чары, какие только можно было разрушить, от новых щитов до старых, даже древних, барьеров. И в одном Димитр был прав – ифриты и люди с ифритской кровью трансгрессировать оттуда могли. Но вот люди без такой крови, валькирии и даже Хранители, не имевшие в роду ифритов – нет. Однако он – ифрит. Громкий хлопок, заглушенный гулом толпы рядом… Огромное светлое здание с большими окнами и зеленью зимних садов, в шесть этажей, полное суетящегося народа, запаха лекарств, жизни, смерти и болезней. Лучшая клиника Европы, в Италии. Лучшая магическая клиника, конечно…

***

Три томительных часа в ожидании, когда там, в Британии, Кэтрин наверняка все еще в гуще событий и центре внимания. Три часа операции, на которую Бутти отправили без лишних слов, увидев, в каком она состоянии. Но и бросить ее, не услышав хоть чего-то определенного, он здесь не мог… И сидел у операционной, вспоминая прошедшие ночь и день. Ему хотелось спать, он волновался за Кэтрин и уже несколько раз игнорировал в то же время ее вызов, понимая, что от «валькирии-мастера» ему потом влетит, осознание того, что им с отцом пришлось лично помочь Яди отойти в мир иной, а какой бы стервой Яди ни была, она была его старшей (родилась первой) сестрой и горечь от ее утраты осадком осталась на душе. Хотя, в чем в глубине души он себе признался, Кэтрин была ему ближе, чем родная сестра. Не будучи, если вспомнить реальное положение вещей, и кузиной, Кэт была для него ближе и роднее Ядвиги.

Там, за дверью, шла сейчас борьба. Внезапно ифриту вспомнился запах, который он ощутил дважды, в своем доме, собираясь на руках оттащить упрямую зельеварку наверх, и там, у озера, когда она прильнула к нему, неожиданно хрупкая, теплая и беззащитная. Ему наплевать было, как она выглядела, потому что он прекрасно знал, что и красивое лицо с черными глазами, и морда из ночных кошмаров – не настоящие. На самом деле она выглядела совершенно иначе… И сейчас он вдруг вспомнил запах ее волос. Настоящих, наверное, волос. Они пахли карамелью…

Что заставило его спасти жизнь женщины, которую в первые же минуты знакомства он прочно возненавидел, было для ифрита очевидно – она помогала Кэтрин. Ничто из того, что она сделала для сестры, не принесло валькирии ни малейшего вреда и даже пусть немного, но помогало. Тот обряд, ритуал крови, принес пользу – чары, наложенные на Кэтрин Димитром пусть и не исчезли, но сильно ослабли. В первую ночь, когда Кэт спала, пользуясь тем, что блок ее рассудка стал не столь прочным, Майкл тщательно изучил ее подсознание, и убедился, что влияние Чар Ярости стало меньше. И у Черного Храма… Нора задержалась, чтобы все же отдать Кэт столь необходимое Реддлу зелье. Задержалась, хотя это был для нее риск.

Ему вспомнились минувшие часы. Прорываясь сквозь атаковавшие Хогвартс группы Хранителей Равновесия, он краем глаза увидел двух здоровенных мужчин, накинувшихся на нескольких подростков лет семнадцати на вид. Или даже меньше. Один из них с совершенно звериным оскалом лица создавал что-то жуткое, судя по ужасу на лицах детей. И вдруг…

Ослепляющее пламя промелькнуло в том месте. Кто-то применил Адеско Фаир… Когда в очередную секундную передышку Ожешко бросил взгляд в ту сторону, чтобы, может, хоть как-то помочь бедным детям, Хранители рядом с ними исчезли, а вот сами школьники стояли с ошарашенными лицами, глядя на вызвавшего заклинание человека. В Хранительском плаще… Длинные черные волосы… И только сейчас до мужчины дошло, кто сжег заживо моральных уродов, измывавшихся над школьниками. Нора…

Последней каплей, поменявшей шкалу его отношения к ней очень сильно, стал ингатус. Она, несомненно, понимала, что ее ждет. И все же сжала шарик, который должен был ее убить. Сжала, чтобы помочь Кэтрин и тем, кто пытался прекратить затянувшуюся и принявшую слишком зверский вид войну…

– Мистер Ожешко? – Майкл кивнул, глядя на доктора-японца, вышедшего к нему в перчатках. В этой клинике лечили зельями и отварами, заклинаниями и обрядами, но операции проводили всегда без магии. Понимая, что от них зачастую зависела жизнь пациентов. Там, за дверями, сейчас собралось пять врачей и бессчетное количество медсестер и ассистентов. И немудрено – что такое ингатус, в этой клинике знал каждый, они нередко в последнее время видели последствия его применения и слышали о них. Бригада именно отсюда ампутировала руку Оливии Говьер… Но впервые к ним доставили человека, добровольно, ради других, сжавшего ингатус. – Операция закончена, мисс Бутти жива, состояние стабильное. Шансы у нее неплохие. Вы родственник?

– Нет – Майкл отрицательно покачал головой. – Не родственник.

– Вы можете связаться с ее родными? Мы переведем ее в реанимационное отделение, туда пускают только родных… – врач посмотрел на него. – У нее вообще есть родные?

– Тетка, но они давно не общаются, – он понятия не имел, общаются они или нет. Но почти во всех воспоминаниях Бутти, что он запомнил, к тетушке она любовью не пылала.

– Исключений нет, – развел руками японец.

– Валькирии же имеют право посещать любого пациента, – заметила проходившая мимо медсестра лет шестидесяти на вид. – У нее есть знакомые валькирии? – но «мистер» Ожешко (он терпеть не мог, когда его так называли, но сейчас было не до того) уже не слушал. Как только там разгребутся, он знает, кажется, кто сюда придет. У нее есть аж две знакомых валькирии. Есть, кому навестить…

***

Белые мантии и подол черного платья шуршали по светлому мрамору плиток пола больничного коридора. Пациенты и доктора с прочим персоналом, увидев этих женщин, почтительно кивали и с уважением смотрели им вслед. Валькирии и Тезла-Экала. Такое увидишь не каждый день… Многие вообще впервые в жизни видели настоящую валькирию, хотя слышали о их существовании все. Несколько детишек лет восьми, два мальчика и три девочки, игравшие в одном из коридоров в карты и волшебные шахматы, восхищенно разглядывали зеленые ленты в волосах одной из женщин, белоснежные длинные мантии-плащи, маховики. Один был золотистым, как и рассказывали про маховики этих необычных женщин, другой почему-то черным, и все же приятным на вид. Лицо валькирии с черным маховиком было скрыто капюшоном и из-под него виднелись лишь каштановые локоны и блестящие, теплые, несущие добро и мир, глаза.

– Вот, она здесь, – с уважением в голосе сообщила провожавшая троицу медсестра и пропустила их внутрь. Валькириям в этой клинике были открыты все двери в любое время суток, а их посещения воспринимались с радостью. Они несли сюда жизнь, надежду, тепло.

Молодая женщина, бледная, с синими кругами под глазами, с потрескавшимися, посиневшими губами, со словно опаленной изнутри кожей шеи, укутанная одеялом. Она дышала сама, но так слабо, что это пугало. Левая рука была ампутирована по середину предплечья.

– Нора, – Гертруда Майер, с белыми следами ожогов на щеках, присела на стул в изголовье девушки, справа, и взяла ее за уцелевшую руку. – Нора, мы пришли к тебе в гости… – Анна подошла к женщине слева и склонилась к ее лицу, шепча что-то на классической, «золотой» латыни. Кэтрин же встала около Гертруды, улыбнувшись и откинув капюшон, открывая исполосованное тонкими бордовыми шрамами справа личико. Беловатый шрам ожога от последнего заклятия Димитра виднелся на левой щеке.

– Ну вот, ты проснешься симпатичной женщиной с зелеными глазами, как и должно быть. Ты заслужила человеческую жизнь, – улыбнулась Анна, выпрямляясь. – Ты некоторым нашим сестрам фору дашь, Нора.

– Я по тебе очень соскучилась, – влезла Кэтрин. – Обещаю, что как только ты поправишься, мы придумаем мне страшную расплату за твою помощь, – сквозь слезы улыбалась молодая валькирия. – И не вздумай сдаться и уйти, а то я тебя убью. Мне все еще нужна старшая сестра. Обнадежила – придется ей быть, – Гертруда поглаживала уцелевшую Норину руку, всхлипывая, пока подбоченившаяся Кэтрин призывала Элеонору поправляться.

– Ты очень смелая женщина, – Анна погладила щеку Хранительницы. – Мир-за-гранью дал тебе право начать с нуля. Мир живых – прощение. Тебя не ждет Ирманаз, более того, я слышала, что в Германии кое-кто подал инициативу присвоить тебе звание героини войны. Ты первая в мире, кто добровольно сжал ингатус. Это подвиг и я буду рада, когда ты поправишься. Мы гордимся тобой…

– Гордимся и скучаем, – улыбнулась Кэтрин. – Ты третий день спишь. Просыпайся, соня! – она чуть погрустнела. – Прости, Нори, у нас еще уйма дел, а ты дрыхнешь и не помогаешь, но я обязательно загляну к тебе послезавтра и расскажу, как пропал этот гаденыш Матей. И Гарри хочет тебя навестить… Мы тебя любим, – она поцеловала бледный лоб Хранительницы и вместе с Анной вышла из палаты, накидывая капюшон. Гертруда улыбнулась.

– Я уже заказала протез, он будет совсем как настоящая рука, мне обещали. Знаешь, сколько возни у нас с Оливией и Анной было в аврорате? Но они закрыли твое дело, когда во всем разобрались. Так что… Ну как ты бросишь своих барашков в Денбридже без талантливого зельевара, а? Давай-ка поправляйся, к первому сентября ты должна быть на коне… Ты сильная, девочка моя, ты выкарабкаешься. Ты только не сдавайся. Кстати, скажу тебе по секрету – кое-кому очень нравится запах карамели и он сказал, что твои волосы ей и пахнут. И лицо у тебя снова милое и теплое. Все будет хорошо, война закончена… – по ее щеке скатилась слезинка, голос дрогнул. – Ты только просыпайся…

***

– Вы не представляете, какая она молодец! Уже сама сидит, сама ходить учится, хотя ингатус ей там такого с кровью наделал, мы так все за нее болели, и всего неделю назад очнулась, даже меньше, а уже такой прогресс. Не женщина, а… Не знаю… Кусок стали, – вприпрыжку поспевая за высоким мужчиной с букетом роз в руках, рассказывал мальчик-интерн. – Сейчас вся «Святая Мария» за нее переживает. Ингатус сжать самой, шутка ли! Вот ее палата! – он пропустил мужчину и поспешил по делам дальше. Ифрит, улыбнувшись, переступил порог и приблизился к девушке, сидевшей на кровати, в черной закрытой пижаме, опираясь на подушку. Левая рука ее, точнее то, что осталось, была аккуратно перебинтована и подвязана.

– Добрый день, профессор Бутти, – подпустив в голос побольше вежливости, начал поляк. – Это вам, в качестве подде… – он успел только протянуть ей букет и ойкнул, когда выхватившая цветы Элеонора, чьи зеленые глаза буравили его с момента открытия двери, треснула его букетом по рукам, замахнувшись правой, на которой виднелись подзажившие глубокие царапины, оставшиеся с последней битвы.

– Я терпеть не могу розы, – зашипела женщина, делая новый взмах. – Значит, про ос посмотреть тебе, ифритская рожа, наглости хватило, а вот про цветы – нет?! – Майкл отступил на пару шагов назад, вытянув вперед руки, по которым уже раза три получил розами с острыми шипами. – Вот подожди, смогу колдовать, я тебе устрою, – зеленые глаза полыхнули от ярости. – Вон отсюда вместе со своим веником! – взвизгнула новоиспеченная Верховная Хранительница, швырнув разлетевшийся букет вслед попытавшемуся что-то вставить в ее гневную речь мужчине, медленно ретировавшемуся к двери. – Или я сейчас охрану клиники вызову!

– Ухожу, ухожу, – дверь закрылась. Элеонора опустила глаза на синее одеяло, на котором и сидела, разглядывая стену и думая, когда ее отсюда наконец-то выпустят. Взгляд ее упал на розовый лепесток, упавший с рассыпавшихся роз. Девушка, вызвав медсестру, чтобы убрать цветы, сжала в правой ладони остаток букета, осознавая, что фантомные боли в отсутствующей левой кисти исчезли. Первые цветы за несколько лет, и снова розы… Вот только вряд ли отхвативший ими по причине ее раздражения (а как еще ей себя чувствовать, когда она чудом выкарабкалась с того света и лишилась руки?) ифрит явится с новыми цветами. Хотя девушка даже сама не знала, хотелось ли ей, чтобы он все-таки пришел. И все же худые бледные пальцы сжали розовый лепесток довольно бережно. Ей все-таки дарят цветы… Все еще дарят…

Два часа спустя, слушая любимые «Времена года» Вивальди, а она любила классическую музыку, и дав наставления баранам-Хранителям, остававшимся на время ее лечения без руководства (по счастью, свидетелей того, почему она сжала чужой ингатус, упекли в Ирманаз, и ей удалось убедить представителей Ордена, что напал на Димитра один из арестантов, а она его защищала), так как место Верховного занимала теперь она, девушка вздрогнула, подняв глаза на открывшуюся дверь. Огромный букет орхидей, которые она просто обожала и с озорством глядящие на нее голубые глаза.

– Надеюсь, эти больше нравятся? – улыбнулся Майкл. – Вообще, кстати, невежливо хлестать по рукам того, кто спас тебе жизнь!

– Зачем? – она не смогла скрыть счастливую улыбку, в которой расплывалось ее лицо, пока она смотрела на цветы. Нора и сама толком не знала, что именно хочет услышать. Зачем он ей приносит уже второй букет или зачем спас ей жизнь. Майкл для ответа выбрал второй вариант.

– Очень уж хочу стать одеялом с рюшами. Мне как несостоявшемуся трансфигуратору крайне любопытно понаблюдать за таким превращением.

– Вынуждена огорчить, – в зеленых глазах впервые за неделю вспыхнул озорной огонек. – Я не делаю из своих спасителей одеяла. Впрочем, меня за мои… Сегодня одиннадцатое?

– Десятое, – ставя букет в вазу, отозвался ифрит.

– Значит, за мои два десятка и еще восемь лет никто не спасал.

– Обычно женщины скрывают свой возраст, – присев у ее изголовья, улыбнулся мужчина.

– Я слегка необычная женщина! – она с тщательно скрываемой усмешкой отвечала. В глубине души признаваясь себе, что ей приятно, что он все же пришел.

– Знаешь, я заметил. Кстати, завтра же одиннадцатое… Как ты относишься к карамели? Я ей по рукам не получу?

– Увидим… Кстати, о Трансфигураторах – моя мама была Трансфигуратором. Профессор Хельга Бутти…

– Я ее помню… – очень скоро в палате последней за войну жертвы ингатуса впервые с ее пробуждения послышался тихий смех. И впервые обитательница палаты, пусть и ненадолго, забыла о том, почему она здесь…

***

Ее выписали пятого июня, впереди было целое лето перед выходом на работу, Кэт и Гарри весь месяц ее навещали, даже заглянула Гертруда в золотистой мантии (Элеонора мысленно пожелала Оливии покоиться с миром, услышав, что валькирия спокойно, в своей постели, отошла в мир иной), занятая уймой дел, в день, когда Элеоноре надели протез, удивительно с помощью магии слившийся с рукой и похожий на настоящую руку. Даже ногти были сделаны так, что их можно было при желании красить и снимать лак. Гертруда постаралась над заказом с любовью. Заглянул Реддл, принесший книги и обсудивший с Норой картины ее любимого Клода Моне. Навестил Влад, по Димитру явно особо не убивавшийся, даже соизволила явиться и пожелать поправляться тетушка Мария. Но самым частым и самым к концу месяца желанным гостем стал Майкл, от которого еще недавно она бы вообще намерения ее посетить не ждала.

Правда, были целых пять дней, когда «ифритская рожа» не заглядывал, мстя ей за стакан, которым она в него швырнула за то, что он напомнил ей о взорванном в подвале его варшавского дома котле. И пригрозил привести на ее прогулку по двору клиники Эдвина.

– Эдвин любит сбивать с ног и укладываться на живот! – «зловеще» сообщал ифрит, «пугая» ее.

Язвительность их общения ей отчего-то безумно нравилась, она отвлекалась от мрачных мыслей и расслаблялась. Хотя сама себе в том, что рада его видеть, что они в какой-то мере подружились, признаться не спешила.