Текст книги "Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 64 страниц)

***

– Ты что ей наговорила?! – Влад, в сопровождении двухметрового парня явившийся к нам, наседал на Кэтрин. – У нее две ночи подряд во сне истерика случалась. И просьбы не вешать себя такое бремя на шею, по типу «не будь таким, как Долохов»… В чем дело-то? – парень, с которым он пришел, отвлекал Герми, что-то ей рассказывая, а вот я присоединился к Матею и сестре.

– Я сказала ей про закон насчет ифритов и валькирий. Что валькирии не могут выходить замуж за ифритов и все прочее. Что такие дети – вне закона валькирий, как и сами первые ифриты. В общем-то и немудрено, первые ифриты творили зло, и отнюдь не помогали этим валькириям, хотя Хранители тогда еще – да.

– Я приобретенный ифрит! – взревел Влад. На кухне что-то лопнуло. – Не рожденный. Да, мои родители ифрит и Хранитель, но я родился, чтоб тебе понятнее было, для этих сущностей сквибом. Я был обычным мальчиком, обычным волшебником. Таких ифритов этот закон не касается, он касается тех, кто ифрит по крови.

– Прости, я не знала… Я думала, это относится ко всем… – пробормотала девушка. – Влад, Гермиона, простите, я просто хотела, как лучше! Подготовить Герми, дать ей понять, как все серьезно. Простите! – и только когда оба, уже обнявшись, уверили ее, что простили, Кэтрин успокоилась.

– Ты здороваться со мной будешь или нет? – басом осведомился смутно знакомый детина, согнувшийся как только мог и внимательно оглядывающийся. Кэт перевела на него глаза и ахнула.

– Майкл?! Привет! Мы уже одиннадцать лет не виделись, как ты? – она обняла его и стукнула по спине. – Гарри, это Майкл, мой приемный кузен. Майкл, это Гарри. А это Гермиона, моя и Гарри подруга.

– Гарри, а ты здорово вымахал, – хмыкнул здоровенный Майкл, положив ручищу на плечо сестры. – Последний раз кроха был. Да и ты тоже, – он ласково посмотрел на сестренку. Я вдруг вспомнил, где его видел – в старом семейном альбоме. И в детстве, пока тетя был жива.

– Ему уже семнадцать, – с гордостью за меня улыбнулась Кэтрин. Рядом с Майклом она казалась крошечной.

– И у тебя, поди, от женихов отбоя нет? Так ты помни, я не Ядвига, я от семьи не открещиваюсь, ты мне все равно сестра и я все равно с каждым ухажером поговорю с твоим, – подмигнул ей шкаф по имени Майкл.

– Неа, нету у меня ухажеров, – покачала головой Кэтрин. – Ты еще не женился? В тридцать два года пора бы уже!

– Это всегда успеется. Не могу все нормальную найти.

– А где Ядвига? Она как? Ее даже на похоронах мамы не было…

– Понятия не имею, я уже сам ее тринадцать лет не видел. Вроде тоже в Польше живет, письма иногда приходят. Я даже не знаю, как она сейчас выглядит. Но темно-русые волосы помню… Косу… И все.

Майкл остался с нами на сутки, он как раз оказался врожденным ифритом. Кэт и он обещали более подробно осветить мне семью Браун, чтобы пояснить, как это так случилось, и вместе нырнули смотреть блокнот тети Розалины. А я вдруг вспомнил еще кое-что из прошлого. Колдографию семьи Браун и тети Роззи с Кэтрин. Сделанную явно лет семнадцать назад. Там стояла симпатичная девчушка-подросток, но меня маленького пугали ее холодноватый голос и какие-то странно темные глаза.

Это и была Ядвига Ожешко, сестра-близнец Майкла, оказавшегося веселым и дружелюбным, а вот Ядвига одним воспоминанием о себе породила уверенность, что ее-то доброй уж точно никак не назовешь. Она казалась милой, но в глазах ее словно светились мрачные глубокие туннели… Я не знал, может ли она быть другом и внезапно ощутил, что вот врагом-то она оказаться вполне может. Но мне этого почему-то дико не хотелось… А еще, к тому же, я все никак не мог рассказать про применение тетей Розалиной магии без маховика и палочки, но все время нас от этого что-то отвлекало, я постоянно забывал это сделать. А время шло…

========== Ферзь в чужой игре (Кэтрин) ==========

Передав крестраж Гарри, я с наслаждением коснулась маховика. Тот слегка кольнул мои пальцы, показывая, что соседство с медальоном ему не нравится. В общем-то, я полностью разделяла его отношение к этой вещи, но выбора не было, я была таким же участником похода, как и ребята, и в свою очередь предпочитала держать крестраж рядом. Майкл, листавший мамин блокнот, посмотрел на меня.

– Ты свободна?

– В общем-то да, теперь я дежурю через шестнадцать часов, – кивнула я. – А что? – кузен кивком указал мне на соседнее кресло.

– Влад прикомандировал меня ускорить процесс. Почему не смотришь? – когда я села рядом, осведомился он. – Тебе стоило бы узнать, что Роззи тебе оставила. Она, между прочим, по ночам это рисовала, пока ты спала! – назидательно заметил он. Я тяжело вздохнула, скользнув взглядом по легким штрихам маминых рисунков. Когда-то в детстве я очень любила рисовать вместе с ней, точнее, раскрашивать ее рисунки. Мы нередко покупали для это магловские цветные карандаши, мама рисовала мне птиц, зверей, принцесс в нарядных платьях, а я потом раскрашивала… Свой собственный первый набросок я сделала уже после ее гибели, почти в одиннадцать лет. Когда я уже была валькирией…

– Мне трудно это делать… – призналась я, взяв протянутый мне блокнот. – Тяжело вспоминать маму, когда она была еще жива… Я скучаю по ней.

– Кэт, – Майкл легонько стукнул меня по лбу. – Не будь дурой. Понимаю, тебе сложно, но ты должна. В конце концов, мне напомнить тебе первое правило валькирий? Все личные переживания только тогда, когда твой долг ни к чему тебя не призывает. А коли уж ты ввязалась в войну, то вообще никаких личных переживаний. Поплачешь потом, когда все закончится.

– Я в эту войну не ввязывалась, – буркнула я, открывая блокнот. – Она сама меня в себя ввязала. Я об этом не просила.

– Ну ты и о даре не просила, – усмехнулся Майкл. – Я к тому, что соберись-ка, тряпка! – суровым голосом произнес он. Я вспомнила, как в детстве, мне было лет семь, он нас навещал. Мне тогда очень нравились его шутки и придуманные им проделки. В общем-то, в них втягивался и Джеймс, являвшийся мозговым центром моих детских шуток и розыгрышей… А еще мне всегда нравилось, что и Майкл, и Джеймс в детстве общались со мной как с равной. И сейчас, сидя в компании мужчины тридцати двух лет от роду, я чувствовала себя взрослым человеком, равным. В компании Римуса, миссис и мистера Уизли и многих других я иногда начинала считать себя ребенком – слишком уж ласково звучали интонации, а иногда даже снисходительно. Папа, правда, общался со мной серьезно, но вот советы, которые он мне иногда давал, тоже заставляли считать себя ребенком…

Почему-то такое отношение меня всегда злило, я не любила, когда меня воспринимали как маленькую, причем длилось это столько лет, сколько я вообще себя помнила. Как я реагировала на сюсюканье и умиление до того, я не имела ни малейшего представления. Папа и Рем не рассказывали, а остальные со мной в общем-то всегда возились куда меньше… Только раз я, чувствуя себя маленькой девочкой, была искренне рада этому – за Аркой, когда я увидела маму… Маму, для которой я навсегда осталась ее маленькой принцессой. Которая навсегда осталась для меня ангелом, спасшим мою жизнь…

– Так что хватит распускать слезы и заниматься самобичеванием, – Майкл, по всей видимости, все время моих сентиментальных воспоминаний и рассуждений что-то мне внушал. – Взяла ноги в руки и вперед, навстречу подвигам! – он поднялся на ноги и вытянул правую руку жестом, каким обычно указывают направление. – Сейчас я вижу перед собой не валькирию, – покачал он головой. – А какую-то амебу-нытика! – эти слова вызвали у меня праведную ярость и в следующую секунду мой «кузен» ойкнул, получив в лоб Гермиониными «Сказками».

– Уже лучше, – он поднял книгу с пола, потирая лоб. – Между прочим, с книгами так обращаться нельзя. Если тебя кинуть, тебе приятно будет? – он скрыл усмешку, погрозив мне пальцем. – Книжная маньячка!

– Майкл! – я обвела комнатку глазами, ища, чем еще в него запулить. Гарри и Гермиона, наблюдавшие за нами из кухоньки, прихлебывая чай, о чем-то пошептались, хихикая.

– Да, я Майкл. Уже тридцать с лишним лет как. А ты – Кэтрин, – не унимался ифрит.

– Прекрати, – я пролистнула пару страниц блокнота. – Посмотришь со мной? – я сделала жалобные глаза. Ожешко, подавив улыбку, сел на место.

– Вот видишь, и решимость вернулась, – подмигнул он. – А я уж думал, мою маленькую сестренку подменили. Посмотрю, мы учли, что воспоминания для тебя тяжелые. Анна в общем-то изначально об этом говорила…

– Чем она занимается, к слову? – перевела я взгляд с рисунка, изображавшего какую-то часовенку, на Майкла. – Я ее уже давно не видела…

– Важными делами, – уклончиво отозвался ифрит. – Она, как ни крути, возглавляет вашу организацию. Да и некоторых ифритов, вроде меня. Я, будь тебе известно, никогда не входил в Орден Хранителей.

– Не могу сказать, что меня это не радует, – я помимо воли улыбнулась. – А Тадеуш? Он входит?

– Дядя Тадеуш, – поправил меня Майкл. – Отец умер лет пять назад, – покачал он головой. – Он не входил, как и я.

– А тетя Ирма? – встрепенулась я. Майкл тяжело вздохнул.

– Лет десять назад. Полагаю, в обоих случаях причастны были сама-понимаешь-кто. Так что остались лишь мы с Ядвигой, но где она, представления не имею.

– А кем ты… Чем ты занимаешься? – я отвела взгляд, понимая, что послужило причиной встреч «тети и дяди» с Хранителями, стоивших им жизни… Мой розыск, конечно же. Если так, я могла быть только благодарна им за то, что они меня не выдали. Нашли меня все-таки иначе. И я прекрасно осознавала, что и Майкл эту причину понимал, но не винил меня, за что я тоже в сложившейся жизненной ситуации была ему крайне признательна.

– Я дизайнер, занимаюсь обустройством всяких домиков, квартирок, комнаток в офисах и прочей ерундой. Сама знаешь, из Института Трансфигурации меня попросили уже после первого курса, – хмыкнул он. – В общем-то после превращения этой крыски директрисы в кактус это было немудрено.

– Это была собака! – припомнив упомянутую ситуацию, улыбнулась я. Майкл пожал плечами.

– Это была крыска. Трясущееся тщедушное тельце, знаешь ли, на роль собаки не очень-то годится. Как она там называлась? – нахмурился он. – Не помню. Так вот, собака должна быть крупная, – закончил Майкл, пролистнув парочку страниц отобранного у меня блокнота. – Ну что, начнем? – я кивнула, взяла его за руку, «кузен» коснулся изображения красивого замка, смутно мне знакомого, на вершине холма, и…

***

Это ощущение напоминало одновременно погружение в Омут Памяти и трансгрессию. Я непроизвольно вцепилась в руку Майкла, поскольку это было единственное реальное, что меня окружало, и зажмурилась… Меня обдало леденящим холодом, сопровождаемым каким-то гулом в ушах, и вдруг мои ноги ощутили твердую поверхность. Я, прежде ничего подобного не испытывавшая, не решилась сразу открыть глаза.

– Кэт, – Майкл потянул меня за руку. – Ты в порядке?

– Да, – пробормотала я, открывая веки. Передо мной предстал замок с картинки, а мы стояли у его входной двери, двустворчатой, красивой. Резные горгульи на створках приветливо улыбались. – Мы где?

– Замок графа Матей, – отозвался Майкл. – Дяди Влада и Ди… ты поняла кого, в смысле… – но я его уже не слушала, я во все глаза наблюдала за поднимавшейся по ухоженной тропинке в дверям женщиной в белой мантии в пол. Ее густые каштановые локоны были перехвачены зеленой лентой, а на шее поблескивал маховик. Я почувствовала, как по мере осознания того, кто это, глаза наполняются слезами. Мама… Еще совсем молодая… Чуть постарше меня сейчас…

– Мамочка, – неосознанно прошептала я. «Кузен» успокаивающе погладил меня по плечу. – А это с ней граф Матей? – указав на мужчину в нарядном черном с серебром балахоне, шагавшим вслед за ней, осведомилась я. Мужчине этому на вид было уже лет семьдесят, если не больше, но выглядел он вполне энергичным и бодрым.

– Да, это он. – Между тем они приблизились настолько, что стали слышны их голоса и слова можно уже было разобрать.

– По какому принципу эта тиара или что там вообще выбирает свою «повелительницу»? – мама, поднявшись на вершину, обернулась к графу. – За что ребенок награждается таким вот «счастьем»? – в ее голосе, таком знакомом, проявились почти мне незнакомые в ней волнение, даже страх, и недовольство.

– Розалина, – успокаивающе заметил граф, поднявшись к ней. – Не надо так нервничать…

– Это моя дочь и я имею право знать, за что нам такое счастье! – мама выпрямилась, откинув от лица длинные густые волосы, прилипшие к щеке. – Анна направила меня к вам, граф…

– Розалина, я понимаю твое беспокойство и разделяю твое негодование, но поверь, не стоит так уж сильно переживать, – покачал головой граф. Он взмахнул палочкой, что-то шепнув, дверь отворилась и владелец замка пригласил маму внутрь. Нас, естественно, получилось, что тоже. Уже оказавшись в подобии гостиной, с дорогой красивой мебелью из настоящей кожи и красного дерева, освещенной дюжинами свеч, он продолжил ее успокаивать, опустившись на удобное с виду кресло и предложив маме сесть. Но она осталась стоять, скрестив на груди руки и испепеляя его взглядом.

– Не тяните время, граф, – негромко заметила она. – Кстати, о негодовании… Напоминаю, что мои негативные эмоции подвергаются иной классификации, в силу их ограниченного диапазона. Как видите, я тоже могу говорить умными словами, я, знаете ли, начитанный человек, – в ее голосе проскользнул легкий оттенок сарказма. Я потрясенно уставилась на происходящее – никогда прежде я не видела ее такой и это было для меня по меньшей мере поразительно…

– Розалина, – Матей покачал головой. – Ладно, хорошо. К сожалению, показать тебе эту штуковину я не могу, она пропала, есть только точная копия. Но я подготовился к твоему визиту, Анна предупреждала меня о нем, и полистал кое-какие семейные рукописи, книги и прочие разности. Так что кое-что сказать смогу, надеюсь, – он выразительно взглянул на маму. – Полагаю, это долгий разговор, и тебе лучше присесть. Ты ведь преодолела далекий путь, – вздохнул он.

– Я трансгрессировала, – мама все-таки присела на краешек одного из кресел, подобрав подол мантии. – У меня грудной ребенок дома, – легкая улыбка появилась на ее тонких красивых губах. – Я и так пользуюсь редким выходным супруга, – а вот это я помнила и сама, что при упоминании папы в ее глазах на долю секунды всегда вспыхивали какие-то искорки света, словно она говорила о чем-то, что было ее «светом в окошке». И только сейчас я с некоторым содроганием осознала, что так и выражается у валькирии ее отношение к выбору. У меня, наверное, такими же должны быть глаза при упоминании о Гарри… Вместе с этой мыслью пришла и мысль о том, что мне несказанно для валькирии повезло – мне дано право любить по-настоящему, того, кого я сама для себя выбрала. Маме такого права дано не было. И слушая рассказ графа о том, что принцип выбора Диадемой таких как я «принцесс» – тайна, покрытая мраком, я внезапно подумала о том, кого выбрала бы мама, получи она то же самое право, что и я. Отца или Долохова? Или кого-то третьего?.. Ответа я не знала, но, говоря откровенно, и боялась узнать.

– Но я просто обязан сообщить тебе и еще кое-что, – закончив наконец объяснение того, что дает Диадема и что принцип ее выбора никому не известен, продолжал граф. Я насторожилась и внимательно прислушалась, сдвинув все собственные рассуждения на второй план, как валькирии и положено. – Дело в том, что когда уже выбор короной сделан, между ними образуется прочная связь. То есть Диадеме известно все о той, кого она избрала, вплоть до любимого блюда. Но ровно так же и та, кого избрали, обладает равной способностью почувствовать Диадему на любом расстоянии. Ее настроение, то, в каких она условиях, может быть, даже и то, где она. Однако это может быть весьма опасно, – покачал головой Матей. – Через эту связь до Кэтрин могут добраться, есть все основания считать, что Диадема у Хранителей. – Он обвел комнату палочкой, накладывая какие-то защитные чары от прослушивания. – Роуз, вы ее уже крестили? – поднялся он с места и принялся мерить комнату нервными шагами. Мама отрицательно помотала головой.

– Нет, она еще совсем маленькая, мы хотели еще пару месяцев выждать.

– И очень правильно, – облегченно выдохнул Матей. – Эту связь нужно… Я не знаю, как лучше выразиться. Затушить, приглушить, замаскировать. В общем, сделать так, чтобы у Кэтрин даже случайно не возникло никакой связи с Диадемой. Та будет по-прежнему знать о ней все, но извлечь эту информацию из нее станет в разы сложнее. Как и, воспользовавшись посредством этой связи, что-то внушить девочке. Ифриты это могут, к сожалению, им достаточно мельчайшей щели, мельчайшей прорехи сознания…

– Что можно с этим сделать? – мама нервно облизнула губы, подняв на него перепуганные глаза. – Как можно справиться с этой связью?

– Во-первых, Тадеуш уже занимается изготовлением талисмана ифритов, накладывает многочисленные чары, которые призваны будут сокрыть Кэтрин завесой тумана от любого, кто попробует установить связь с ее сознанием тем или иным образом, через Диадему в том числе. Если на нее будут наложены Чары Измененного Сознания или Чары Неконтролируемой Ярости – одинаково плохи и те, и другие, этот талисман поможет ей им сопротивляться. Я искренне надеюсь, что не придется к нему прибегать, это не безвозмездно, но все же мы его уже делаем.

– А второе? – мама подалась вперед, на ее глазах блеснули слезы. – Что второе?

– Когда вы собираетесь ее крестить?

– Месяца через два.

– Крестите раньше, – странная улыбка мелькнула на его губах. – И еще кое-что, связанное с крещением. Слушай… – однако мне этого послушать не довелось, Майкл что-то шепнул и возникло то же ощущение, что и первый раз. Миг спустя я стояла посреди палатки, под взволнованными взглядами Гарри и Герми.

– А то, что вы тут как окаменевшие стоите, это нормально? – пискнула Гермиона, потянув Майкла за рукав рубашки.

– Да, так и должно быть. Ничего тревожного не было? Вам сейчас лучше караулить нас, если что, позовите меня. Я услышу, вытащу Кэт. Ифритам в этом отношении проще, – улыбнулся он. Ребята успокоили нас тем, что ничего тревожного не происходило, Майкл обрадованно улыбнулся и повернулся ко мне.

– Про крещение тебе рановато еще смотреть, – извиняющимся тоном пробормотал он. – Нужно сначала показать тебе другое. Много другого, – он пролистнул еще несколько страниц, и мы снова воспользовались блокнотом. Меня начало слегка подташнивать от ощущения этой странной пустоты, холода и какого-то кружения вокруг… А гул в ушах немного раздражал…

***

Я наблюдала за разговором мамы с Анной, во Дворце Валькирий, в маленькой уютной оранжерее. Анна была в привычном для нее черном платье, мама в белой распахнутой мантии поверх джинс и футболки с каким-то магловским рисунком. Анна уверяла маму в том, что мое избрание Диадемой для нее полная неожиданность, рассказывала о свойствах этой короны, ее способностях, расспрашивала обо мне. С некоторым содроганием я вглядывалась в черты ее лица – такие же, как и двадцать лет спустя, ничуть не изменившиеся. Мама выглядела молоденькой, но сейчас она казалась бы старше. Экала – нет. Понятие возраста у нее попросту отсутствовало… Они казались почти ровесницами, Анна лишь чуть постарше, но на деле их разделяла почти тысяча лет. И такое положение вне времени, словно где-то чуть за гранью жизни, всегда внушало мне ужас. Я не хотела бы себе такой участи, даже не понимая, почему. Просто не хотела…

– Насколько для нее опасна эта связь? – мама сцепила руки в замок, остановившись у какого-то красивого куста с красными цветами. – Для Кэт, я имею в виду.

– Я не хочу пугать тебя, – Анна покачала головой. – Но если Диадема будет уничтожена, я не знаю, что произойдет с Кэтрин. Честное слово, Розалина, я этого просто не знаю. Боюсь, что ничего хорошего.

– Эту корону обязательно надо уничтожить? – на глазах мамы сверкнули искорки слез. – Да?

– Вовсе нет, скорее важно спрятать Кэтрин. Пока что мне успешно удавалось скрывать избранных девочек и тем самым облегчать им жизнь. Надеюсь, и с Кэтти это окажется достижимо.

– Только надеетесь? – в тихом приятном голосе мамы послышалась боль. – Вы и на другое искренне надеялись, результат – налицо…

– Розалина, я понимаю, у тебя есть добрый десяток причин не доверять мне, обижаться, возможно, умей ты это делать, ненавидеть меня. Но, поверь мне, я действительно искренне надеюсь, что Кэтти не столкнется с этой злополучной короной. Да, я согласна, я ошиблась в случае с Долоховым, но у меня не было прежде такого опыта! Ты первая о ком я знаю, получившая дар так рано.

– Вы могли бы наложить на него Чары измененного сознания, – мама вздохнула. – Внушить, что он и без меня сможет. Мне смотреть на него больно! Каждый раз, когда он смотрит мне в глаза, я хочу сказать твердое “нет”, и каждый раз – не могу. Зачем вы так издеваетесь?! – мама схватила Анну за руку, заглянув ей в глаза. – То, за что это мне, я понимаю… Но ему-то за что?

– Я не знаю, что будет, если наложить на него эти чары. Это всегда рискованно, Оливия ведь объясняла тебе, что может произойти. И потом, мы не знали, что его любовь к тебе окажется так велика. У нас, повторюсь, не было такого опыта и для нас, как и для тебя, все это впервые и неожиданно. Мы думали об этих чарах, но пришли к выводу, что не стоит. Я советовалась с теми, кто обитает за гранью постижимого нами мира, они подтвердили это решение.

– Тогда почему вы это допустили? Почему выбрали не его? Почему дали нам встречаться, до того, как я встретила Тома? Почему?! – маховик на шее мамы угрожающе засветился желтым. Эмоция, которую она испытывала, была близка к злости и раздражению. Насколько для мамы это вообще было возможно, конечно. Анна сурово взглянула на нее и щелкнула пальцами. Маховик тут же погас, утихнув, а мама вздрогнула.

– Ты забываешься, валькирия Розалина, – в холодном голосе Экалы послышались нотки угрозы. – Я не Оливия и не Гертруда. Со мной так лучше не разговаривать.

– Простите, королева времени, – мама почтительно поклонилась. – Мне совестно, что я дерзнула так себя вести.

– Так вот, дитя мое, – Анна кивнула маме, погладив ее по щеке. – Всем моим действиям всегда есть своя причина, но не всегда я имею право о ней рассказывать. Более того, не всегда я этого и хочу. Поверь мне, тому, как все вышло, есть причины, и в свое время, возможно, я их тебе назову. Но пока что, прости, я не могу этого сделать, – по мере того, как длился это разговор, во время которого Анна уверяла маму в том, что иначе было нельзя, у меня рождалось все более стойкое ощущение того, что маме изощренно и продуманно лгали. А все попытки возмутиться и потребовать каких бы то ни было логичных объяснений пресекались на корню. Я прекрасно понимала, чем закончилась вся эта история с Долоховым. И, как выяснилось по мере просмотренных мной воспоминаний, порой обрываемых Майклом на самом, как говорится, важном моменте, можно было попытаться что-то предпринять, чтобы такого не произошло. Я начала задумываться о том, знала ли Анна о маминой участи, о том, что однажды Долохов ее убьет. И, хотя ничего ни в ее речи, ни в разговорах мамы с Наставницей Оливией – та была тогда в обычной одежде или в обычной же белой мантии, не в мантии Великой Валькирии, ни в тех сценах, когда мама общалась с кем-то еще или читала всевозможные рукописи и книги, не говорило о том, что судьба мамы предрешена была заранее, я все больше с каждым упоминанием ее с Долоховым взаимоотношений ощущала, что как минимум Анна уже задолго до той ночи все это предвидела. И не попыталась ничего сделать…

Я узнала так же, что использование мною талисмана ифритов вполне может вызывать у меня дурные сны и более легкую внушаемость, что тому же Владу, от которого талисман меня не защищал – учитывались-то ифриты из Ордена, будет куда проще на меня повлиять. Например, в случае, если я сорвусь, ему не составило бы ни малейшего труда меня убить. Я бы сопротивляться вряд ли смогла – защищая от Димитра и его приспешников, эта штучка одновременно делала меня уязвимее для сторонников. А ведь среди них мог быть кто-то, кто мог оказаться предателем… Мне не хотелось даже думать о том, что будет, если это окажется правдой. Но без талисмана я бы свихнулась уже давно, потому выбора у меня не было.

Еще одна неприятная вещь, которую я усвоила из всего просмотренного в тот вечер, была вот какой: в случае, если что-то произошло бы с Диадемой, я могла так или иначе пострадать. В случае, когда бы я отдала приказ самоуничтожиться или что-то в этом роде, как я и хотела раньше, если бы мне удалось до нее добраться, это стоило бы мне жизни… Я почувствовала, как до крови впиваюсь ногтями в ладони… Меня никто не предупреждал об этом! Напротив, мне даже дали такой совет, что если по-другому утихомирить происходящее не получится, мне следует отдать Диадеме такой приказ. Приказ, который меня убьет… Наверное, выглядела я, когда осознала этот факт, поистине жутко, поскольку Гарри с ужасом на меня посмотрел, когда Майкл поспешно вытянул меня из очередного видения, а сам «кузен», усадив меня в кресло, попросил Герми сделать чай и заявил:

– На сегодня хватит. Осталось еще одно, но это завтра. Кэт, – он погладил меня по плечу. – Как ты? Ты так побледнела. Может, не стоило столько смотреть сразу? Тебе плохо? – я с трудом удерживала поднявшуюся от размышлений ярость в руках, но с каждой секундой это становилось все сложнее, и гнев грозил выплеснуться наружу. Взволнованность и заботливость насевших с опекой кузенов окончательно вывела меня из себя. Майкл с трудом удержался на ногах, когда я дала злости выход, чуть взмахнув рукой. Гарри, бывший меньше ростом и худее, отлетел к выходу из палатки.

– Все нормально, – процедила я, делая глубокие вдохи-выдохи, чтобы успокоиться. – Я привыкла к этому ощущению и уже почти его не замечала, – это было правдой. Меня куда больше на тот момент уже беспокоило другое. И внешние раздражители отошли на второй план. – Я хочу досмотреть последнее воспоминание, – я взглянула на Майкла. Тот отрицательно покачал головой. – Это приказ, Майкл! – я никогда прежде не видела в его глазах такого странного выражения. Словно бы одновременно он пытался противиться приказанию, желал его исполнить и… Был глубоко оскорблен. Кулаки мужчины непроизвольно сжались, а на виске запульсировала вена.

– Откуда ты узнала? – посмотрел он на меня. – Откуда ты узнала, что я дал клятву?

– Догадалась, – я не сводила с него уже ставшего холодным и властным, судя по реакции троицы, взгляда. Гарри, что я отметила краем глаза, потирая ушибленный затылок, расширенными глазами смотрел на меня. Гермиона – со смесью ужаса и… уважения? Майкл – оскорбленно, но с готовностью исполнить мое повеление.

– Меня попросили принести клятву. Для ифрита по крови это почти как оскорбление, – нахмурился он. – Кто тебе сказал?

– Я догадалась, – это было практически так. Я наблюдала за всем происходящим, за тем, какие взгляды он бросал на меня, вытаскивая на середине очередного видения, поняла по той едва ощутимой связи между нами, что здорово напоминала мою связь с Владом. Связь, усиленную талисманом в заднем кармане моих джинс. – Никто не говорил…

– Слишком много информации и эмоций для одного дня, – Майкл строго и выразительно смотрел на меня. – Лучше завтра.

– Я хочу досмотреть. Это – приказ, – вздохнув, ифрит открыл страницу с часовенкой, попросил Гарри и Гермиону быть настороже, до моего дежурства оставалось еще часов пять, просмотр воспоминаний занял неожиданно много времени, да еще и сделанные дважды паузы на еду и небольшую передышку. Коснулся моей руки и вновь, в предпоследний раз, я испытала то странное ощущение, к которому начинала уже привыкать.

***

Церковь, маленькая, сельская. Старенький священник проводит обряд крещения. Судя по тому, что там присутствовали мама, отец, Джеймс и Тезла-Экала, это было мое крещение. Но тогда где Римус? Мне на вид было примерно с полгодика, и я даже на секунду с умилением посмотрела на свои карие глазки, как две бусинки, оглядывавшие людей кругом… На руках меня держала лично Анна.

“Какая честь!” – съязвил мой возмущенный внутренний голос. Я одернула себя, наблюдая за тем, как хныкаю на руках Анны, когда меня обливали водой. Однако все мое умиление сняло как рукой, когда я услышала имя, которым меня нарекли. Кэтрин Саманта… Крестный – Джеймс Поттер…

– Что это значит?! – я вцепилась в руку «кузена», чувствуя, как меня начинает трясти. – Что это значит, я спрашиваю?!

– Кэт…

– Кэтрин Саманта?! Саманта?! – мне безумно хотелось в тот момент что-нибудь сломать или даже сжечь. – Почему я об этом узнаю только сейчас? Это розыгрыш? – я с надеждой посмотрела на Майкла. – Я права?

– К сожалению, нет. Это твое первое крещение, – он тяжело вдохнул. – Настоящее.

– Почему мне никто не говорил? – вокруг что-то происходило, кто-то разговаривал, но смысл слов не доходил до меня. В голове билась мысль о том, что мне много лет врали близкие люди. И как минимум один из них до сих пор жив и все еще мне врет… От обиды на отца к вискам прилила кровь и голова закружилась. Я всегда всецело доверяла ему… Как оказалось – зря… – Зачем мне врали? – я села прямо на пол какой-то комнаты, Майкл опустился рядом.

– Так было безопаснее для тебя, чтобы Хранители не добрались… Но поскольку ты уже под каким-то чарами, Анна решила, что ты можешь узнать правду. Она просила меня посмотреть вместе с тобой… Теперь я понимаю, почему… – слова об Анне вызвали от чего-то страшную вспышку ярости. Она много лет обманывала маму, используя ее с какими-то одной ей ведомыми целями. И теперь пыталась сделать то же самое со мной. Использовать, недоговаривать мне всего, играть как фигуркой на шахматной доске. В лучшем случае не пешкой… Ярость возобладала над рассудком и я вскочила на ноги.

– Вытаскивай меня отсюда, – скомандовала я. Майкл послушался и вскоре я уже стояла посреди палатки. Скрипнув зубами, я схватила свою сумку, подняла наброшенную на кресло мантию валькирии, запихала ко всем остальным вещам, сунула туда же блокнот и посмотрела на молча за мной наблюдавшего Гарри.

– Поделите дежурство пополам, пока я не вернусь.

– А ты куда? – забеспокоился братишка. – Что случилось?

– Я хочу посмотреть кое-кому в глаза, – прошипела я, оглядываясь и проверяя, все ли необходимое у меня с собой. – Я скоро вернусь.

– Кэт, – Гарри мягко взял меня за руку. – Что случилось? – я с трудом подавила желание отшвырнуть его, высвободила руку и попыталась улыбнуться.

– Кое-что требует уточнения. Майкл останется с вами вместо меня. Это, – я взглянула на ифрита. – Приказ.