Текст книги "Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 64 страниц)

Ксенофилиус в очередной раз выглянул в окно, встал, забрал поднос и направился к лестнице. Пригласив нас на обед из ухи из пресноводных заглотов по пути.

Гарри подождал, пока не стало слышно, как мистер Лавгуд возится на кухне, и только тогда спросил Гермиону:

– Что скажешь?

– Ох, Гарри, это же полная чепуха! Символ наверняка означает что-то совсем другое. Только время зря потеряли…

– Не думаю, – влезла я. У нас завязался спор о том, существовали ли Дары Смерти на самом деле и если это было так, то какой Дар стоило бы взять. Я и Гермиона настаивали на Мантии, которая у нас и имелась, Рон захотел палочку, а Гарри – воскрешающий камень. При его словах «вернуть моих родителей, Дамблдора» сердце глухо екнуло. Вернуть их не могла никакая земная сила. Никакая земная… Сердцем я больше всего на свете мечтала и хотела вернуть своих погибших близких. Но сущность валькирии у меня хотела совершенно другого. Я не знала, существует ли Воскрешающий Камень и на что он способен, хотя сомневалась, что на многое… Но я знала, что обладает силой достаточной для того, чтобы вернуть с того света. И кто обладает такой силой. Точнее, я могла надеяться один-единственный раз в жизни ей обладать больше, чем для одного человека. Не заплатив при этом высокую цену. Вот только… Не заплатив ли?

Гарри, чтобы прервать спор, смешанный с воспоминаниями о детстве, поднялся этажом выше, и несколько минут спустя бросился вниз по лестнице, едва не налетев на меня.

– Что случилось? – спросила Гермиона.

Гарри не успел ответить – из кухни показался Ксенофилиус, держа поднос, уставленный суповыми тарелками.

– Мистер Лавгуд, – крикнул Гарри, – где Полумна?

– Прошу прощения?

– Где Полумна?

Ксенофилиус застыл на верхней ступеньке.

– Я… я вам уже говорил. Она у ручья, возле Нижнего моста, ловит заглотов.

– А почему тогда вы накрыли поднос всего на четверых? – мой голос прозвучал спокойно и холодно, хотя я видела, что ребята заволновались. Маховик снова кольнул, предупреждая об опасности, но я о ней и так уже знала. И знала, что они не прислали тех, с кем, будь он один, я не справилась бы. Таких у Беллатрисы почти не было, а я понимала, что к Лавгуду, да еще и со словами о том, что меня тут нет, она не пошлет ни лучших Пожирателей, ни большой отряд. В крайнем случае, всегда оставалась еще кое-какая возможность. Следовательно – мы уйдем.

В комнате слышался только мерный стук печатного станка и тихий звон тарелок на подносе – у Ксенофилиуса дрожали руки.

– По-моему, Полумны давно здесь не было, – сказал Гарри. – Её одежды не видно, кровать не застелена. Где она? И почему вы всё время смотрите в окно? – Лавгуд уронил поднос и со страшным звоном тарелки разбивались на мелкие осколочки.

Гарри, Рон и Гермиона выхватили волшебные палочки. Я вытащила из-под одежды маховик, чтобы иметь возможность воспользоваться крайним вариантом максимально быстро.

Ксенофилиус замер, не дотянувшись рукой до кармана. В этот миг из-под скатерти лавиной хлынули «Придиры». Станок перестал греметь. Гермиона нагнулась и подобрала с пола журнал, не отводя волшебной палочки от мистера Лавгуда.

– Гарри, смотри! – на обложке красовалась колдография брата и надпись о награде за поимку «Нежелательного лица № 1».

– Видно, «Придира» поменял курс? – холодно спросил Гарри. – Так зачем вы выходили в сад, мистер Лавгуд? Отправить сову в Министерство?

Ксенофилиус облизал губы.

– Мою Полумну забрали, – прошептал он. – Из-за моих статей, и я не знаю, где она, что с ней сделали. Но, может быть, они её отпустят, если я…

– Сдадите им Гарри? – закончила за него Гермиона. Ксенофилиус в ужасе смотрел на маховик на моей шее.

– Они будут здесь с минуты на минуту. Я должен спасти Полумну. Я не могу её потерять! Вы никуда не уйдёте.

Он раскинул руки, загораживая лестницу. Я вспомнила Лили у кровати Гарри и маму, за доли секунды перед тем, как Авада Долохова угодила в нее.

– Дайте нам уйти, мистер Лавгуд. Я все равно не дам им забрать Гарри. Их не будет много, поверьте. Вы ведь сами им сказали, что валькирии тут нет…

– Я… Я ошибся… – проклекотал Ксенофилиус.

– Гарри! – вскрикнула Гермиона.

За окном промелькнули несколько человек верхом на метлах. Как только мы отвернулись, Ксенофилиус выхватил волшебную палочку. Мы с Гарри вовремя поняли ошибку и отскочили, толкнув Рона и Герми. Оглушающее заклятие Ксенофилиуса пролетело через всю комнату и задело рог взрывопотама.

Раздался чудовищный взрыв. Комната содрогнулась от грохота, посыпались щепки, бумажки и всякий мусор, поднялась густая белая пыль. Я лежала на полу, закрывая голову от падавших обломков. Закричала Гермиона, что-то завопил Рон, жутко загромыхало железо – видно, Ксенофилиус не удержался на ногах и покатился вниз по винтовой лестнице.

Когда меня перестало бить по рукам и спине кусками имущества Лавгуда, я поднялась на ноги, с трудом в поднявшейся пыли различая хоть что-то…

Часть потолка обрушилась, в дыре торчали ножки кровати. На полу рядом с Гарри валялся бюст Кандиды Когтевран с отбитой щекой, в воздухе летали обрывки пергамента, а печатный станок опрокинулся набок и застрял поперёк лестницы, ведущей в кухню. Рядом с Гарри зашевелилась белая фигура – Гермиона, покрытая пылью и похожая на ещё одну статую, прижала палец к губам.

Внизу со стуком распахнулась дверь.

– Я говорил вам, Трэверс, что спешить некуда? – послышался грубый голос. – Говорил я, что этот псих, как обычно, бредит?

Раздался громкий треск, и Ксенофилиус вскрикнул от боли.

– Нет, наверху… Поттер!

– Я тебя предупреждал на той неделе, Лавгуд, что мы больше не будем сюда мотаться по ложным вызовам! – треск, снова вскрик.

– Нет! Умоляю! – захлебывался рыданиями Ксенофилиус. – Там правда Поттер! – я усмехнулась, разгребая нас из завалов бывшей гостиной и отыскивая глазами Рона. Трэверс. Я боялась услышать совсем другие фамилии или другие голоса. Тогда уйти было бы еще проблематичнее, чем сейчас…

– А теперь, оказывается, ты задумал нас взорвать! – проревел Пожиратель смерти.

Последовала целая очередь магических ударов, перемежавшихся жалобными криками Ксенофилиуса.

– Селвин, по-моему, тут сейчас всё рухнет, – спокойно заметил другой голос, эхом отдавшись от искорёженных ступеней.

– Ты, лживая мразь! – крикнул Селвин. – Ты небось в глаза не видел Поттера! Вздумал заманить нас и прикончить? Думаешь, за такие штучки вернут твою девчонку?

– Я клянусь, чем хотите – Поттер наверху! Только вы…

– Гоменум ревелио! – произнёс второй голос у подножия лестницы.

Я толкнула ребят, вставших было, на пол, упала рядом над нами что-то пролетело. И заметило нас…

– Селвин, там и впрямь кто-то есть, – резким тоном произнёс второй волшебник.

– Это Поттер, я же говорю, это Поттер! – всхлипывал Ксенофилиус. – Пожалуйста, отдайте мне Полумну, только отдайте Полумну…

– Получишь свою малявку, Лавгуд, – ответил Селвин, – если поднимешься сейчас наверх и приведешь мне Гарри Поттера. Но смотри, если это засада и там нас поджидает твой сообщник – не знаю, останется ли от твоей девчонки хоть кусочек, чтобы ты мог его похоронить.

У Ксенофилиуса вырвался протяжный крик, полный страха и отчаяния. Потом на лестнице послышались скрип и скрежет – это Ксенофилиус разгребал завалы.

– Пошли, – шепнул Гарри. – Надо уносить ноги.

Рона засыпало сильнее всех. Мы с трудом пробрались к нему через завалы, и принялись освобождать его ноги от упавшего на них тяжелого комода. Гермиона применила заклинание Левитации, а я на доли секунды остановила время, оставив их в безвременье вместе со мной, чтобы не тратить время на снятие комода с Рона. Оно у нас и так измерялось секундами… Гермиона была всё ещё белая от пыли.

– Гарри, ты мне доверяешь?

Гарри кивнул.

– Хорошо, – шепнула Гермиона, – тогда дай мне мантию-невидимку. Под ней пойдёт Рон. Кэт, ты…

– Они и так знают, что я в стране. Не волнуйся…

Гарри протянул ей левую руку. Рон исчез под мантией. Печатный станок задрожал сильнее – Ксенофилиус пытался приподнять его при помощи заклинания Левитации. Над сервантом показалось белое как бумага лицо.

– Обливиэйт! – крикнула Гермиона, прицелившись ему в лицо волшебной палочкой, потом направила палочку в пол: – Депримо!

Она пробила здоровенную дыру в полу гостиной. Мы камнем грохнулись вниз, я сжала маховик, чтобы он ненароком не разбился, и увидела двух со всех ног убегающих людей в мантиях. Они явно спасались от посыпавшегося сверху страшного завала. Дом страшно задрожал, я шепнула два слова и Пожиратели застыли на миг в рушащемся доме, а мы, в ушах все еще слышался грохот рушащихся стен, трансгрессировали прочь из места, оказавшегося предательским.

Мы приземлились на краю какого-то поля, ночь едва начиналась. Я знала, что время в руинах дома Лавгудов идет сейчас быстрее, чем у нас тут. Хотя уж нет, доли секунды и наверстывать не надо. Гермиона тут же принялась окружать нас защитными чарами, я помогала ей на этот раз с места. Нога, давным-давно залеченная Анной, страшно разболелась…

– Я же говорила ему, что это рог взрывопотама! И вот его дом рухнул, – пропыхтела Гермиона.

– Мы уцелели и хорошо. Как думаешь, что они с ним сделают? – спросила я, потирая больную ногу через ботинок.

– Я потому и хотела, чтобы Пожиратели смерти успели увидеть Гарри – пусть знают, что Ксенофилиус их не обманывал!

– А меня почему спрятала? – спросил Рон.

– Полумну схватили, потому что её отец печатал в своём журнале статьи в защиту Гарри. Как ты думаешь, что будет с твоими родными, если тебя увидят с ним?

– А как же твои мама и папа?

– Они в Австралии.

– А мист… – Рон посмотрел было на меня, но замолчал, вспомнив, что моего отца с самого нашего похода в Министерство никто не видел, в том числе, возможно, и Пожиратели… Но тут же всполошился снова: – А Римус с Тонкс? Они же в некотором роде родня Кэт… Ну, Римус…

– Они надежно прячутся, надеюсь, – пробормотала я, в очередной раз вспомнив о том, что Рем мне никаким образом не родня. Он мне посторонний человек. Вот только я все равно волновалась о нем, переживала, благодарна была за заботу и считала его крестным. Я не знала, как относиться к внезапно обнаружившейся правде, просто не знала.

Мы поставили палатку, забились внутрь, и Рон заварил чай. Я сделала глоток и осмотрела стены холодной ненавистной палатки. Однако – самого дружелюбного к нам места на свете.

– Зачем только мы туда пошли? – вздохнула Гермиона. – Как с Годриковой Впадиной, только время потеряли и чуть не попались! Чушь какая-то… – она оглядела нас. – Может, он хотел нас просто задержать, чтобы мы попались? Может, он все выдумал про эти Дары?

– Непохоже, – возразил Рон. – Между прочим, в состоянии стресса не так легко что-нибудь придумать. Вот я, когда меня поймали егеря, назвался Стэном Шанпайком, потому что о нём хоть что-то знал. Притвориться другим человеком проще, чем выдумать новую личность. У папаши Лавгуда тоже был стресс, когда он старался нас задержать. Я думаю, он сказал правду – ну, по крайней мере, он сам верил, что это правда.

– Даже если он не врал, большей чепухи я в жизни не слышала! – проворчала Гермиона.

– Герми, сама подумай, в мире существует очень много такой магии, о которой мы можем вообще ничего не знать, и таких вещей, которые и представить себе нельзя, – заметила я. – Вот ты когда-нибудь слышала про ингатус? – она покачала головой. – А я не так давно видела последствия его применения, и поверь, они настоящие. – Я коротко объяснила ребятам, что делает ингатус, что привело их в ужас.

– Бедный Луи… – прошептала Гермиона. – Его можно вылечить? Можно же? – я отрицательно покачала головой. – Жалко, я его не знаю, конечно, но его так жалко…

– Твой парень – ифрит, а до седьмого курса Кэтти мы о них вообще не подозревали, – заметил Гарри. – Точнее говоря, мы-то до самого ее университета.

– Я о них немного читала. Но Влад говорит, что написанное в книгах – верхушка айсберга, – буркнула Гермиона. – Ну… да… Но Дары Смерти…

– То же самое, что Диадема Света, – хмыкнула я. – Сверхъестественный артефакт, дающий многое и многое забирающий. Пожалуй, Мантия-невидимка – самый безобидный из всех таких вещей, о которых я знаю…

– Да не может этого быть, и всё тут! Даров Смерти не существует!

– Ты всё время это повторяешь, – сказал Рон, – а ведь один из них точно существует, – я только усмехнулась, в который раз погладив свою сумку. Существует, только не та, о которой они думают…

– «Сказка о трёх братьях» – просто легенда, – твёрдо заявила Гермиона. – Если бы можно было выжить, просто спрятавшись под Мантией-невидимкой, у нас уже есть всё, что надо!

– Ну, не знаю. По-моему, непобедимая волшебная палочка нам бы тоже не помешала, – проворчал Гарри, вертевший в руках палочку из терновника.

– Нет такой палочки, Гарри!

– Ты сама сказала, что таких палочек полным-полно – и Смертоносная, и этот, как его…

– Ладно, даже если вообразить, что Бузинная палочка существует взаправду, что тогда скажешь про Воскрешающий камень? – Гермиона пальцами изобразила кавычки вокруг названия камня. – Никакая магия не способна воскрешать мёртвых, и ничего тут не поделаешь! – я нахмурилась и Гермиона осеклась. – Ой, Кэт, извини… Я про то, что когда душа окончательно уйдет в мир иной, ее нельзя вернуть, ты сама это рассказывала. Что нельзя вернуть из… Оттуда… Вернуть по-настоящему…

– Ну, и в сказке девушка тоже не воскресла по-настоящему. Там сказано, что для умерших нет места в подлунном мире. Но всё-таки второй брат мог видеть её и говорить с ней… Они даже жили вместе какое-то время… – заметил Гарри. И осекся, потому что в глазах Гермионы промелькнул ужас перед тем, о чем говорит Гарри. – А этот тип, Певерелл, который похоронен в Годриковой Впадине, ты о нём и правда ничего не знаешь?

– Нет, – ответила Гермиона, явно обрадовавшись перемене разговора. – Я проверила. Я нашла только одно упоминание фамилии «Певерелл» – в книге «Природная знать. Родословная волшебников». Я её взяла почитать у Кикимера, – объяснила она, заметив, что Рон поднял брови.

– А кого ты там находила? – спросил Гарри. Я усмехнулась.

– Ну уж точно не нас с тобой. Мы – дети грязнокровок, не забывай. Может, Поттеры там и есть, но разве что до недавних предков Джеймса. А уж моего папы и подавно нет, – добавила я. – Из наших сейчас к природной знати относится разве что Сириус, он же чистокровный Блэк…

– Ну если не только британцы, то чистокровны у нас еще Влад и Анжелика, – заметил Гарри. – Слушай, а Майкл?

– Чистокровный, а еще его отец, дедушка и еще этак поколения четыре-пять предков – ифриты. Анж не из наших, – мой голос прозвучал неожиданно хрипло и с болью. – Она нас… Я же рассказывала, она вышла за Долохова и орудует на пару с ним… – Гермиона сочувственно погладила меня по плечу. – Я не понимаю, что с ней случилось, но боюсь, она нас предала…

– Надеюсь, это не так, – прошептала Герми.

– Я тоже. Но возможность ее предательства не допустить нельзя… – горько улыбнулась я. – Предать, как и спасти, могут люди, от которых мы меньше всего ожидаем этого. Долохов, например, меня спас.

– Чтоб убить самому, – хмыкнул Рон. Я покачала головой.

– Когда меня собирались судить за Круциатус, он пожелал мне удачи… – Рон вытаращился на меня еще больше, чем до этого, и пришлось коротко рассказать ему про последнюю встречу с Антонином и Анж, о которой он услышать не успел, оставив нас.

– Удивительное рядом, – прокомментировал Рон. – Ну а колдовать без маховика ты научилась?

– Времени не хватает, – улыбнулась я. – Но иногда оно у меня само получается… Как-то…

– Так что ты вычитала в этой книге? – прервал нас Гарри, обращаясь к Гермионе.

– Там перечислены чистокровные волшебники, чей род к нашему времени прервался по мужской линии. Как я поняла, с семьёй Певерелл это случилось с одной из первых.

– Как это – прервался по мужской линии? – переспросил Рон.

– Это значит, что фамилию этой семьи уже никто не носит, – объяснила Гермиона, – хотя вполне могут быть потомки по женской линии, просто фамилия у них другая… – и тут Гарри перебил ее, крикнув вслух:

– Марволо Мракс!

– Что? – хором спросили Рон и Герми.

– Мой прадедушка по папе, – заметила я вполголоса.

– В Омуте памяти! Мракс говорил, что он потомок Певереллов! Перстень, который потом стал крестражем, ну, Мракс говорил, что на нем герб Певереллов. Он чуть это кольцо в нос министерскому чиновнику не засунул.

– А почему перстень Мракса стал крестражем? – уставился на меня Рон. Я вздохнула.

– Как и медальон, он благополучно оставил наш неблагоденствующий в чистоте крови род и потерялся. У папы отродясь ни того, ни другого не было. Папе достался только ныне упокоившийся Василиск и Тайная Комната.

– Герб Певереллов? – насторожилась Гермиона. – Ты его хорошо разглядел?

– Не очень, – ответил Гарри. – Вроде там ничего такого особенного не было – так, несколько чёрточек. Я вблизи-то его видел, когда он был треснутый.

Глаза Гермионы внезапно расширились – до неё дошло. Рон ошеломлённо смотрел на кузена.

– Думаете, это опять тот же знак? Символ Даров Смерти?

– А почему нет? – взволнованно ответил Гарри. – Марволо был необразованный старикашка, жил в свинарнике и ничем не интересовался, кроме своей родословной. Если кольцо передавали из поколения в поколение, он мог не знать, что это на самом деле такое.

– Да… Всё это очень интересно, – осторожно сказала Гермиона, – и всё-таки, Гарри, если ты считаешь, что я подумала…

– А почему нет? – закричал Гарри. – В перстне ведь камень, правильно? – он взглянул на Рона, – что, если это и есть Воскрешающий камень? Кэт? Рон?

– Ну даже если это и так, Дамблдор же его разбил, – развела я руками. – Вряд ли он будет работать…

– Да он и так никогда не работал! – возмутилась Гермиона. – Кэтрин, подумай здра… – она осеклась, глядя на мантию в моих руках. Мантию Джеймса. Гарри взял в руки свою.

– Ты и дальше будешь отрицать, что она существует? – поинтересовалась я. Легкая ткань, текучая, как вода, скользила по моим пальцам. Гермиона отрицательно покачала головой.

– Мама говорила в письме Сириусу, что Дамблдор взял мантию на время! Он хотел её изучить, он тоже думал, что это третий Дар! Игнотус Певерелл похоронен в Годриковой Впадине… – Гарри слепо заходил по палатке. – Он – мой предок! Я – потомок третьего брата! Всё сходится! В ту ночь она была у Дамблдора… – он посмотрел на мантию в своих руках. – Или не она…

– Гарри, – я потрепала его по макушке. – Дар Смерти это та, что у меня. Я ее отдам тебе, как только это нам понадобится, обещаю. Она твоя, точнее, Джеймса и досталась тебе. Та, что у тебя – превосходная копия и думаю, тут тоже поработала такая магия, в которой мы мало что смыслим. В ту ночь она была не у Дамблдора, она была надежно спрятана в одном месте… Я забрала ее оттуда. Еще до начала наших скитаний. Джеймс поручил ее мне, пока она может послужить на благо тебя. Не возражаешь? – Гарри ошарашенно покачал головой.

– Ну и сюрпризец… Ладно, только береги ее, и пока… Давайте будем использовать их обе… А я еще думал, как это ты так овладела Дезиллюминационными чарами прямо как Дамблдор…

– Гарри, – сказала Гермиона, но ему было не до неё; он развязывал дрожащими пальцами тесёмки Хагридова мешочка, висевшего на шее.

– Читай! Гермиона, Дамблдор взял мантию-невидимку! Зачем ещё она ему понадобилась? Он умел накладывать дезиллюминационное заклинание такой силы, что становился невидимым без всякой мантии!

Гарри протянул Гермионе письмо своей мамы. Что-то блестящее упало на пол и закатилось под стул – доставая письмо из мешочка, Гарри нечаянно зацепил снитч. Он наклонился подобрать крылатый мячик, и вдруг заорал:

– Он здесь! Дамблдор оставил мне перстень! Он здесь, в снитче!

– Думаешь? – недоверчиво спросил Рон, все еще глядя на две внешне одинаковых Мантии-невидимки. Гарри открыл было рот и внезапно поник.

– Она её ищет… – перемена в его голосе пугала. – Сами-Знаете-Кто ищет Бузинную палочку. – Он опустил голову и мимо молчавших ошалевших Рона и Герми вышел из палатки. Я вышла следом.

– Почему она их не искала? Зачем она сделала крестраж из Воскрешающего Камня, Кэт?

– Может быть… – я задумчиво глядела в ночное поле. Мама в детстве, до семи лет, раз сто рассказывала мне эту сказку, а потом, когда я стала валькирией, я ее несколько раз читала сама. И до самого получения Мантии Джеймса для меня это была лишь поучительная сказка, а над камешком мама всегда смеялась, говоря, что она, как валькирия, знает, что это невозможно… Верила ли она в Дары Смерти? А ведь тетя Джесс и бабушка наверняка рассказывали ей эту сказку с пеленок… Бабушка, которая не была мне бабушкой… Мама из всей семьи Эванс сблизилась лишь с Лили, и до самой смерти Браунов звала мамой и папой… Почему же я зову крестного Римус? Он ведь… Он мой крестный, даже если на самом деле это не так. Он был им для меня двадцать лет, он всегда был ко мне заботлив и внимателен. И плевать, что там на самом деле, Римус – мой крестный. – Может, она в них не верила? Да и ты сам говорил, что плохо разглядел символы на камне.

– Не верила? – недоверчиво спросил Гарри.

– Ты и сам не так давно не верил. Я не верила. Моя мама не верила, а ее растили волшебники… Гарри, взрослые, как правило, не верят в эту сказку!

– Точно… – он посмотрел на меня. – Она знает, что Бузинная палочка есть, но вряд ли верит, что есть все три дара. Считает, что Бузинная палочка – просто очень сильная. Возможно. Она ведь считает, что…

– Думаю, верить в сказки волшебников-простолюдинов ниже ее достоинства, – улыбнулась я. – Ладно, пошли в палатку.

Гермиона стояла на том же месте, где мы ее оставили. Рон тоже.

– Гарри, Кэт, вы увлеклись… Если Дары действительно существуют и Дамблдор знал, что человек, собравший все три Дара, победит Смерть, почему он тебе об этом не сказал?

– Но если у меня были бы все три дара, я смог бы кое-что противопоставить ей и ее крестражам! Последний же враг истребится – Смерть! – выпалил Гарри.

– Гарри, мы не можем отвлекаться. Забудь об этих дарах и сосредоточься на крестражах. Это – наша миссия!

– Моя миссия, – резко прервал ее Гарри. – Не наша, а моя. – Он снова повертел в руках снитч.

– Рон? – пискнула Гермиона. – Кэт?

– Я думаю, Гарри, всё-таки наше дело – избавиться от крестражей. Это нам поручил Дамблдор. Наверное, лучше не заморачиваться с этими Дарами Смерти.

– Я верю тебе, Гарри. Но крестражи – важнее. При всей любви к тебе и том, что ты мой выбор, я пальцем не шевельну для поисков Даров Смерти. Извини, – на самом деле я сомневалась в том, что камень сможет работать после уничтожения крестража, и боялась, что Бузинная Палочка, окажись она у Гарри, овладеет его сознанием и превратит в мага, несущего смерть и однажды умеревшего, чтобы отдать палочку другому жестокому магу, жаждущему смертоносного оружия…

С той ночи Гарри словно охватила жажда собрать вместе все Дары Смерти, и все прочее почти перестало его волновать. Мы с ребятами обсуждали, что еще может быть крестражами и где они могут быть, Рон и Герми думали над таинственным появлением серебряной лани, но Гарри был равнодушен к нашему «бзику» насчет крестражей. Я не сомневалась, что он злится на нас, в особенности на меня, за отказ помогать ему в этих поисках, но один он не рисковал, к счастью. Однако теперь мы с ребятами по очереди караулили его, в его дежурства по ночам, чтобы он не удрал со своим заходом искать Дары Смерти в одиночку. Как эта жажда их заполучить скажется на нем, я боялась и представить… И, что было еще хуже и еще страшнее, у меня после паузы, давшей мне отдых, начались сны еще кошмарнее предыщущих. Смерти моих близких, одна другой страшнее, рисовались в голове картинкой, четкой до безобразия.

Я неожиданно для себя стала бояться спать и дежурила сутками напролет, лишь бы устать так, чтобы не видеть никаких снов. Но они были. Все кошмарнее с каждым разом. Трижды я тонула, дважды уже Гарри во сне на моих глазах буквально сгорал заживо, и сгорал изнутри… Вереница кошмарных снов и таких моих страхов, которые я загнала в самые дальние уголки своей души превратилась в нескончаемый поток ужасов. А наяву меня начали захлестывать видения валькирии… И, что было окончательно ужасно, я все меньше могла отличить сон от видения. Иногда, видя чью-то мучительную смерть, я уже не уверена была, что это не происходит на самом деле или не произойдет пару часов спустя… Во время все более коротких промежутков озарения я начинала понимать, что схожу с ума. Мы посещали какие-то места, связанные с Беллатрисой, но все реже. Потому что все чаще я сидела, укутавшись в плед, наблюдая за тем, как в моей голове в сотый раз режут на кусочки Рона и Гермиону, душат Гарри и сотня Нагайн кусает меня и папу… К ужасу друзей, я пару дней такой жизни спустя перестала кричать от ужаса, обливаясь холодным потом. У меня уже и на это сил не было. И однажды Гермиона просто не выдержала…

Точнее, не выдержала я и в одно из своих наиболее четких и ярких видений, уже неотличимых от ночных кошмаров, или наоборот, собралась идти и спасать миссис Уизли, которую в моем воспаленном воображении только что начали пытать, подвесив вверх тормашками дядю Артура и Джинни. Всего неделя прошла с того момента, как у меня начались видения, но для меня прошла целая вечность. Вторая неделя января, самое ее начало…

Гарри попытался силком удержать меня на месте, впервые за эти дни сам выйдя из своего транса. И отлетел на другой конец палатки, связанный моим парализующим заклинанием. Я склонилась к его лицу, теряя контроль над собой. Туманные видения смешивались с вернувшейся яростью. И сквозь отрешение от всего я услышала негромкое:

– Влад… Кэтрин пытается убить Гарри… – я сама научила ее этому, но в этот миг собой управляла уже практически не я, а что-то иное. Гермиона эта поняла, и поняла, быть может вовремя… Хлопок, как раз когда я налетела на Грейнджер, заткнув рот Рона куском мыла по пути. Заклинанием, конечно. Меня оторвали от пола две очень сильных руки и перед глазами предстало два больших круглых глаза, совсем как Василиск, и тоже желтых… Кроме них, я ничего не видела, а в голове роем заметались обрывки воспоминаний, видений, снов, мыслей… Все вперемешку, и больше всего – сцены всевозможных ужасов. Однако вскоре я осознала, что обрывки эти словно складываются в две больших коробки, ложась друг на друга, и когда они заполнились, одна из них закрылась и обмоталась тремя слоями какой-то бумаги и кучей клипкой ленты маглов. В голове стало неожиданно спокойно, а перед глазами прояснилось и вскоре я глядела уже в нормальные голубые глаза со зрачками. Майкл поставил меня обратно на пол.

– Ты где таких ужасов насмотрелась, просветленная ты наша? – поинтересовался он. – Я что только в чужих снах не видел, но чтоб такое…

– Она в себе? – поинтересовался за его спиной Гарри. Ожешко кивнул и отступил, показав меня троице и Владу, обнимавшему за плечи Гермиону.

– Гарри, прости, – выдохнула я, припоминая, что творила за секунду до появления двух ифритов. – Гермиона, я не хотела…

– Мы понимаем, – буркнул Рон, полоскавший рот водой. – В следующий раз пусть это хотя бы хлеб будет. Мыло как-то не очень-то вкусное…

– Рон, прости, – я покачала головой.

– Майкл, – осторожно усадив Гермиону в кресло, подошел к нам Влад. – Это… У нее прошло?

– Приступ прошел, пару дней она будет в себе, потом опять начнется. Видения возникали изнутри, это не Димитр, – отозвался Ожешко, задумчиво покручивая большими пальцами рук. – Но я не пойму, в чем дело, – покачал он головой. – Давно началось?

– Неделю назад, и все хуже и хуже. У нее какие-то сны кошмарные и видения, она сначала кричала постоянно, а теперь молчит. А сейчас вот понеслась спасать кого-то, и накинулась на нас. Мы ее задержать пытались…

– Тяжелый случай, – прокомментировал Майкл. – Ну теперь понятно, почему у нее в голове такой хаос. Толком не спит, постоянно не в себе. Что делать будем? – посмотрел он на Влада.

– Ее же должен был амулет защищать, – оглядел нас Матей.

– А он и защищает. Я же говорю – ее так изнутри накрывает, из подсознания. Давние и новые страхи.

– У меня и видения были, валькирии… Всех убьют… – я разревелась, но тут же снова передо мной предстали два желтых глаза. На сей раз Влад. Слезы сами собой перестали течь по щекам.

– Это у тебя галлюцинации были, Кэт, – уверившись, что я в порядке, заметил Влад. – Тебя в таком состоянии опасно тут оставлять, но и Майк тут остаться не может, и я тоже не могу, а сама ты скоро опять будешь сидеть и видеть, как тебя сто змеюк кусают, а Гарри в порошок на терке стирается… Уж извини, зацепил сейчас немного видений. Они у тебя уже на фоне идут, но пока их сдвинули.

– Амулет… – пробормотал Ожешко. – Жаль, что я не научился их делать, отец же предлагал… Вот был бы он в себе…

– Он же умер? – не поняла Гермиона. Майкл махнул рукой.

– Умер, а теперь сидит живой во Дворце Сов и куличики лепит. Он себе память стер…

– Как Локхарт, – заметил Рон.

– Похуже. Если ифрит сам себе память стер, ее вернуть очень сложно, почти нереально. Разве что ритуалами темной магии, но мы такой не владеем… – покачал головой Влад. – Ей вообще не знаю кто владеть может. Димитр, разве что.

– А зачем он это сделал? – у меня глаза полезли на лоб. Влад взмахнул рукой.

– Я должен был с ним поговорить о твоих чарах, был реальный шанс собрать мозаику. Хранители подоспели, а Уоркесса сцапал к тому моменту Долохов в компании жены. Мы еле ноги успели унести с Кас и Тадеушем, но память себе Ожешко-старший стер. Думаю, понимал, что Хранители его адекватного живьем не выпустят.

– Уоркесс – это новая личина моего папы. Думаю, я пять лет назад после атаки Хранителей на дом Уоркесса последнего и похоронил под видом папы. Ну, кратко, теперь пан Ожешко сидит во Дворце Сов и в игрушки играется. Ему по его мнению семь, а я – его папа. И все его записи вместе с домом сгорели, наш дом спалили, когда маму убивали… – он внезапно резко взглянул на меня. – Я не знаю, что он хотел сказать, но я знаю, где была копия какой-то очень важной его бумажки, он мне сказал незадолго до событий пятилетней давности, когда понял, что его кое-кто активно ищет. Уоркесс был его другом, магом. Он работал в организации по исследованию артефактов, а папа эти самые артефакты умел изготавливать.

– Думаешь, это имеет это отношение к делу? – затаила я дыхание.

– Не думаю. Он тогда сказал, что эта бумага может пригодиться, если ты снова появишься на горизонте. Если война будет. Он после смерти мамы не хотел с тобой контактировать, слишком это все было опасно и для тебя, и для нас. Я тоже, но я с Владом уже несколько лет дружу, так что решил и тебе помогать…