Текст книги "Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 64 страниц)

– Не стриглась, ба.

– Я бы и не красила, волосы красивые такие были, рыжие, нет, зачернелась! Хоть муки на лице нет, на том спасибо! – бабушка уперла руки в бока. – Что за мания пошла, молодые девушки в штанах ходят, как мужчины. Юбок и платьев нет, что ли?!

– Это была не мука, а пудра, и в джинсах удобнее… – я усмехнулась, что бабушке не понравилось окончательно.

– Она еще и смеется над пожилой бабулей! Отец тебя совсем распустил! Отправил в какую-то Британию и в усы там не дует… – у бабушки в руке материализовался веник и я, ойкнув, попыталась сбежать от нее в другую комнату… Следующие полчаса я по всему особняку убегала от веника, направляемого разозленной почетной сотрудницей теплиц редких растений. Наконец, стукнув-таки меня веником пониже спины, бабуля успокоилась и обняла меня, душа в объятиях.

– Лика, почти год не навещала, детка моя, – радовалась бабушка. – Я уж думала, забыла своих стариков. Папа-то с семьей недавно приезжали, Нот чуть Эмми вашу не клюнул, дедушка обещал с него суп сварить, если не успокоится… Ой, Эм-то тоже колдунья оказалась, отец в школу ее отправлять будет на следующий год, – бабушка рассказывала мне про жизнь в Америке, ставя передо мной на стол явно все содержимое холодильника. – Ты сама-то как? – когда я уже объелась пуддингом и индейкой, бабушка с умилением наблюдала за мной все время моего завтрака. Вместо ответа я закатала левый рукав кофты, а бабушка схватилась за сердце.

– Недавно в газете писали, что такую метку носят в Британии темные колдуны… Там вроде как что-то не в порядке, но что – непонятно… И писали, череп мол, змея изо рта… – прошептала она. – Лика, неужели ты… – уставилась она на меня, как на дементора. С ужасом и трепетом. – По стопам прадедушек пойти решила? – выдохнула бабуля.

– Нет. Я шпион, если можно так выразиться, – я коротко посвятила бабулю в проблему и попросила помочь с Долоховым.

– Я-то не против, а вот дедуля тебя удушит, – всплеснула бабушка руками. – Ты его дождешься?

– Я с ним сама поговорю, это очень важно… Вам нужно обязательно понравиться Антонину, – я прикусила губу. – Он почти не владеет Легилименцией, так что…

– Ой, Ликуша, во что же ты вляпалась… Ну да что от аврорки ждать-то, – вздохнула бабушка. – Ладно, не горюй, сделаем в лучшем виде, в восторге может и не будет, но думаю его устроим. Так, ладно, мне бежать надо, у нас совещание на работе, ты пока посиди дома. Нота не трогай, не забывай, он у нас птица нервная. Все, я через пару часиков вернусь, – бабуля расцеловала меня в обе щеки, махнула палочкой, убирая со стола, и испарилась. Я же, ожидая дедушку и бабушку, слонялась по особняку, заглянув и в свою здешнюю комнату… Нот летал за мной, недобро кося глазом, и пару раз мне приходилось его отпугивать. Заглянув наконец в маленькую семейную библиотеку, я увидела старый дедушкин Омут Памяти, семейный артефакт Блаттон. И внезапно вспомнила о мыслях Долохова… Я от души хотела, чтобы он попросту не заметил пропажи, ведь вечером я все верну на место. Но сейчас меня съедало любопытство, и в итоге я не удержалась. Вылив содержимое флакончика в Омут, я погрузилась в мир чужих мыслей…

***

Кингс-Кросс, огромная толпа суетящихся детей и провожающих их взрослых, платформа 9 ¾. Шум, гам, смех и умиляющиеся мамы-бабушки-тети, провожающие первокурсников…

Мужчина с заостренным, искривленным лицом, худощавый, с чуть впалыми щеками, одетый в роскошную дорогую черную с серебряным узором нитью мантию и черные перчатки, нервно оглядывается кругом.

– Давай живее, поезд вот-вот тронется! Первый гудок уже был, – командует он мальчику, облаченному в черные брюки и темно-серую рубашку с рукавом до локтя. Мальчик, а это был, как я догадалась, маленький Долохов, был очень похож на отца, но лицо его было круглее. Долохов-старший сдавал чемодан в багаж, а Антонин оглядывался кругом, с любопытством глазея на товарищей по школе. Отец вручил ему какой-то сверток и открыл было рот, но тут взгляд мальчика упал на девочку в выцветшем ситцевом зеленом платье, рядом с которой шагал сухонький пожилой маг, кативший тележку с огромным чемоданом. За спиной девочки висел видавший еще Мерлина рюкзачок.

– Пап, давай поможем! – Антонин дернул отца за рукав. Долохов-старший оценивающе поглядел на странную пару и кивнул. Долоховы поспешно протискиваются к старику и девочке и помогают им с чемоданом, во время второго гудка. Быстрое прощание, третий гудок, девочка с каштановыми кудряшками запрыгивает в вагон, протягивая руку Долохову-младшему и что-то крича магу, провожавшему ее… Антонин влетает в поезд и тот трогается…

– Вух, успел! – радостно выдыхает мальчик, отдышавшись.

– Я Розалина, можно Роззи, – улыбнулась ему девочка. – А тебя как зовут?

Меня, как-то автоматически оказавшуюся в поезде, поразил ангельский, добрый взгляд и сияющее каким-то внутренним светом лицо маленькой Розалины. Буквально с первого взгляда на нее она располагала к себе…

– Антонин, – мальчик пожимает девочке руку, от чего та хихикает.

– Спасибо, что помогли с чемоданом, – Долохов как-то робко улыбается ей в ответ.

– Пустяки! – хмыкает он. Пока они проходили по вагонам, ища пустое купе, Антонин нес какую-то ерунду, все сильнее смеша Розалину. Наконец дети отыскали свободные места, Роззи уселась у окна, Долохов плюхнулся рядом.

– Это был твой дедушка? – спросил он. Девочка чуть покраснела, отводя глаза.

– Мой папа… Я поздно у них родилась. Сестры уже взрослые, одна даже вышла замуж…

– У тебя есть сестры?! – Розалина недоуменно посмотрела на удивившегося Долохова.

– Две. А у тебя? – пожала она худенькими плечиками.

– Я один в семье, у папы тоже поздний… Он меня провожал, мама магла, – завязывается разговор, про грядущую учебу в Хогвартсе, дети улыбаются, у обоих явно прекрасное настроение… К ним подсаживаются темноволосая девочка с резкими чертами лица и чуть змеиным прищуром, надменно взглянувшая на Розалину в ее потрепанной одежде, и мальчик-блондин с длинными волосами.

– Люциус, – представляется он, сев напротив Розалины.

– Беллатриса, – высокомерно произносит его спутница, усаживаясь на сиденье поезда, как принцесса на трон.

– Розалина, – улыбается девчушка, но в ее взгляде на Беллатрису мелькнула легкая неприязнь. Во взгляде на Люциуса, к слову, такого не наблюдалось.

– Антонин, – разговор возобновляется, но меняется и сцена…

Большой зал, перед распределением. Антонин и Розалина о чем-то шепчутся, уже держась за руки, уже в школьных мантиях.

– Блэк, Беллатриса! – та самая темноволосая девочка из поезда медленно и чинно шагает к табурету, и, едва касаясь ее головы, Шляпа кричит:

– Слизерин!

– Я следующая, – успевает шепнуть Роззи, убирая ручку из руки Долохова…

– Браун, Розалина!

– Равенкло!

– Бруди, Джереми!

– Гриффиндор!

– Коул, Саманта!

– Гриффиндор! – шеренга чуть редеет, наконец вызывают уже Антонина.

– Долохов, Антонин!

– Слизерин! – мне показалось, что Шляпа даже не успела оказаться у него на голове, как уже отправила маленького Антонина за стол слизеринцев… Он улыбается, здороваясь с новыми друзьями, но при взгляде на Розалину, тут же заговорившую с соседями и уже явно вызвавшую у них то же самое расположение к себе, что было и у меня, в глазах мальчика промелькнул странный оттенок грусти…

Сцены стремительно сменяли друг друга. Первая пара Трансфигурации, общая для их факультетов, дети сели вместе и вместе же после пары шли на обед, о чем-то оживленно болтая…

Совместные занятия в библиотеке, прогулки вокруг озера, подарок Розалине на день рождения – Долохов подарил ей книжку по Защите от Темных Искусств, которую та хотела купить на Рождество, но… Семья девочки была бедной и денег ей не хватило. Как только она вышла из магазина – Рождество Роуз проводила уже у Долохова и в Косой Переулок их повел его отец – Антонин тут же купил книгу, отказавшись от той книги мага-путешественника, что хотел купить себе. И в марте, в день рождения девочки, подарил ее Розалине. Та же, радостная, обняла друга и чмокнула в щеку. Антонин слегка покраснел…

Очередная сцена, спустя уже года три-четыре, была менее приятной. Роуз и Антонин сидели под деревом на берегу озера, подавленные.

– Мне не нравится, что ты дружишь с Беллой, она плохая! – тихо возмущается Розалина. – Я слышала, как она говорила со змеей! На парселтанге!

– Она чистокровная, – пожимает плечами Антонин.

– Парселтанг – язык Слизерина, а он, как ты знаешь, был темным магом! – возбужденно шепчет девушка. – Блэк злая и хитрая, она мне не нравится! Я чувствую, что в ней есть зло… Малфой и то лучше. Он конечно склизкий, как рыба, но зла и желания всеми повелевать в нем меньше…

– Роззи, но мы с ними и есть слизеринцы, я их хорошо знаю, они нормальные ребята. Люц – мой лучший друг! – Антонин непонимающе разводит руками.

– Я валькирия! – возмущается Розалина. – Я же объясняла тебе, что это такое! Они оба мне не по душе, но Блэк – больше… И разве не я твой лучший друг?!

– Конечно ты… Но ты же это… девочка. А Люц – мой лучший друг-парень!

– Ладно… Пообещай мне хотя бы, что не будешь ввязываться в их сомнительные забавы с Запретной Секцией и Лютным Переулком!

– Вот это обещаю, – Долохов приложил руку к сердцу. – В Лютный меня и самого не шибко тянет… Кстати, в субботу пойдешь со мной в Хогсмид, нас отпускают? Зайдем в «Сладкое Королевство»… и в «Колдунью», давай?

– Куда я денусь? Но с тебя шоколадная лягушка за конспект по Зельям! – Розалина повалила Долохова на траву, оба рассмеялись, дурачась… Ссора была забыта. Но, как показали дальнейшие воспоминания, она была далеко не последней…

Сцены летели одна за другой – учеба, походы в Хогсмид, поездки друг к другу в гости на каникулы. Постепенно передо мной развернулась история того, как Розалина и Антонин превратились в лучших друзей, многое делавших вместе, знавших друг о друге почти все… почти потому, что Долохов дружил с Люциусом и разделял некоторые забавы последнего, уверяя при этом Роззи, что ничем плохим не занимается. И девочка ему верила…

Очередные воспоминания уже перед последним курсом. Последний вечер каникул… Долохов и Розалина сидят у большого костра на берегу речушки, девушка задумчиво смотрит на водную гладь. На щеке – след от шоколада.

– Так странно, – пробормотала Розалина, улегшись на траву. – Последний год в Хоге и взрослая жизнь. Я к ней не готова! – Антонин плюхается рядом и приподнимается на локте, разглядывая ее личико. Из девочки с большими глазами и ангельской улыбкой она успела превратиться в красивую девушку с каштановыми локонами до плеч и длинными ресницами.

– Ты самая серьезная из нас всех, и не готова? – он усмехнулся. – Про себя тогда вообще молчу… Ты в авроры потом?

– Это моя мечта! – улыбается девушка. – А ты в Надзор?

– Ага. – Долохов лениво опускается на траву и потягается. – Или как отец, буду торговать…

– Сладостями? – смеется Розалина. Долохов улыбается вместе с ней.

– Боюсь, ты просто не уйдешь из этого магазина! – он внезапно проводит пальцем по ее щеке около уголка губ. – У тебя лягушка на щеке осталась… – убрав руку, парень отводит взгляд.

– Ты скоро меня ими закормишь, – улыбается Розалина. И внезапно склонившийся к ней Антонин неловко целует девушку в губы, но попадает больше в нос. Пальцы переплетаются с ее, другая рука перебирает кудрящки ее волос.

– Ты мне нравишься, Роуз… – шепчет Долохов и тут же фыркает. – Даже поцеловать нормально не смог…

– Ты тоже мне нравишься, – Розалина закрывает глаза, когда Долохов осторожно касается ее щеки. Новый, уже более нормальный, хотя и робкий, поцелуй… Счастье в глазах Долохова и какое-то странное… Словно бы тоскливо-задумчиво-радостное выражение в глазах Роззи…

Сцена сменилась. Похороны в Хогвартсе, Розалина плачет, прижавшись к Долохову. Глубокая осень. Лейстрендж, тогда еще Блэк, плачет, но как-то фальшиво…

– Бедная Миртл, – хлюпает носом мама Кэт. – Кто выпустил эту гадкую змеюку, хотела бы я знать…

– Не знаю, – метнув взгляд на Люциуса, отозвался Долохов. – Может, наследник Слизерина?

– Комната вроде снова закрыта… Но в Школе, получается, есть темный маг!

– Он мог быть не отсюда… – посмотрев уже на Беллу, Долохов гладит Роуз по голове. – Авроры разберутся. Отец пишет, что Хог не закрывают, он узнавал в Министерстве…

– Антонин, ты же не общаешься с этой стервой? Правда? – прижавшись к нему, шепнула Розалина.

– Только в рамках приятельских отношений… – целуя ее макушку, отзывается Долохов.

– Я просила тебя вообще с ней не общаться! Мне не нравится ваша дружба!

– Роуз, мы общаемся в рамках учебы. Я не знаю, чьих рук это дело, правда. И я не вхожу в ее кружок темных магов!

– Верю… – улыбается девушка слабой улыбкой… Долохов же посылает Беллатрисе, проходящей мимо, еще один предупреждающий взгляд.

Гостиная Слизерина. Долохов, Малфой и Белла.

– Ладно, ты ее открыла, но какого гоблина ты выпустила Василиска?! – шипит Люциус. Блэк усмехается. – Белла, это не смешно. Она убила ученицу! Змея эта! Ты ее хоть заперла обратно?

– Я думала, смогу им управлять, раз говорю на парсултанге, – пожала плечами девушка. – Миртл я убивать не хотела… Я закрыла комнату, змея в статуе, Люц, окстись. Кто догадается-то?

– Эта твоя валькирия не догадалась? – вместо ответа оглядывается Малфой на Долохова. Тот отрицательно мотает головой.

– Неа. Плакала только, жалко Миртл… Кстати, у нее есть имя! – наставив палочку на Малфоя, цедит Долохов сквозь зубы.

– Ладно, ладно, твоя Розалина. Точно не догадалась?

– Нет. И что я в курсе про Комнату, тоже нет…

Смена сцены. Они идут по коридору, повеселевшие, о чем-то болтают. Как вдруг Розалину подзывает кто-то из преподавателей и представляет ее молодому, красивому мужчине. Мракоборцу, разбиравшемуся со смертью девочки-школьницы. Греческий профиль, проницательные умные глаза, короткие темные волосы. Папа Кэтти, только молодой. Пара фраз, Реддл уходит, а Роуз с блаженной улыбкой смотрит ему вслед. В глазах подоспевшего Антонина впервые мелькает что-то, похожее на ненависть…

Дом Долоховых, спальня для гостей. Розалина, это Пасхальные каникулы, объясняется с Антонином, прося его не задумываться о ней и найти ту, которая будет его по-настоящему любить…

– Он – мой выбор, – безжалостно для Долохова звучит приговор. – Ты для меня лучший друг, и всегда им будешь. Но люблю я его. И буду любить.

– А меня… Меня ты вообще любила? – в голосе Антонина слышится что-то, похожее на отчаяние.

– Я… Я не знаю, – едва слышно шепчет девушка, отворачиваясь. Но Долохов успевает заметить на ее глазах блеснувшие там слезы… – Я правда не знаю…

Сцены снова стремительно менялись. Выпускной, где они шутили, болтали о грядущей взрослой жизни и Розалина ушла в компании Реддла на свой танец лучшей выпускницы. Танец, который обещала Антонину, танцевала она уже с Томасом. Приглашение на ее свадьбу, встречи на выходных в «Трех Метлах». Розалина пыталась поддерживать друга, остаться с ним в хороших отношениях, но… Однажды Долохов просто перестал ей отвечать на письма и видеться. К тому же он вступил в ряды Беллатрисы окончательно. Путешествие по Европе, изучение темной магии, пробные разбои. Редкие, раз в год, встречи с Розалиной…

Новость о рождении у нее ребенка и Долохов практически разгромил свою комнату, шипя «Ненавижу Реддла, ненавижу! Это была моя жизнь!»…

Такого жестокого Пожирателя не видел мир магии больше, ему едва ли не уступала сама Белла. А Долохов на месте каждой жертвы представлял Реддла.

Последняя, быть может, встреча еще друзей. Розалина гуляла с пяти-шестилетней Кэтти по Косому Переулку, когда Долохов выцепил их в толпе.

– Привет…

– Здравствуй… Антонин! Давно не виделись!

– Да… У тебя красивая дочка. Как ты… – нервная улыбка.

– Спасибо… – разговор почти ни о чем, прикосновение к ее руке, тоска и надежда в глазах.

– Мы все равно друзья, Антонин. Ты мой лучший друг и всегда им останешься! – замечает Роуз, похлопав его по плечу… Но время неумолимо летит…

Едва слышный вопрос Розалины:

– Том говорит, что ты Пожиратель… Это же не так, правда? Ты же не стал таким, как Люциус и Яксли, и Нотт… Да?

– Не стал! – улыбается Долохов. Розалине пора и встреча заканчивается. Когда девушка скрывается в магазинчике, а толпа кругом редеет, Долохов чуть поднимает рукав, из-под которого проступает краешек метки. – Таким как Люц не стал, – горько хмыкает он. И, глядя на показавшуюся на улице каштановую голову с волосами до плеч, шепчет вслед женщине. – Я люблю тебя, Роуз… И не дам ей до тебя добраться… Ты хоть и маглорожденная, гораздо лучше нас всех…

Внезапно сцена резко меняется. Темная гостиная, Долохов сидит в компании двух фигур в плащах и капюшонах. Уже взрослый.

– Последнее условие – с ее головы не упадет ни одного волоса. Ни с ее, ни с Реддла, – усмешка на губах, такая привычная. – Что должен буду делать я?

– Ты сообщаешь нам о ее тайнах, адреса ее друзей, что узнаешь. За это она достанется тебе в подарок после всей работы… – до боли знакомый мужской голос. Не Димитр, грубее… Но я не могла понять, чей. А между тем заключен был союз… Для охоты на Кэт…

Новая смена сцены. Молодой Упивающийся, Крис Смарт, рассказывает Долохову о романе Северуса и Кэтрин. Долохов жадно слушает каждое слово, а потом заставляет Смарта забыть об этом романе вовсе. Но вот сам он о нем помнит более чем хорошо. Однако Беллатрисе лишь намекает на возможные игры Северуса, не говоря ни слова о романе Снейпа и Кэтти. Словно бы давая им шанс, которого сам когда-то был лишен… Выглядело такое его поведение именно так…

***

Я вернулась поздно вечером, по квартире витал запах женских духов, сильный… Долохова не было видно и я поторопилась убрать его воспоминания на место, все еще думая, как бы мне сообщить Кэт о том, что он все знает и что он – союзник Хранителей. И стараясь подавить в себе внезапно возникшее сочувствие к нему. После всего увиденного Антонин перестал казаться мне таким уж моральным уродом. И дело было даже не в двух последних сценах. Дело было в истории с Розалиной. Я понимала, что она не хотела ему вреда, но это не меняло дела – невольно, но все-таки от этого не менее ужасно, она не просто причинила ему боль. Она своеобразно издевалась. И оправдать такое ее поведение я никак не могла. Но не успела я поставить Шекспира – оказалось, эту книгу ему подарила Розалина еще во время их недолгого романа – как над ухом раздалось:

– Понравилось кино?

– Я…

– Какого черта, Блаттон? – палочка уперлась мне в грудь. В глазах ни капли тепла. – Я еще в день уборки догадался, что ты тут роешься, колдография лежала между другими страницами, но это, прости, уже так просто не прощается… Зачем ты смотрела мои мысли?

– Я… – я не знала, что сказать, лихорадочно соображала, но бесполезно.

– Авада…

– Я люблю тебя! – выпалила я внезапно для себя самой. Долохов выронил палочку.

– Ты меня что?

– Люблю… Хотела получше тебя узнать, но ты почти ничего не рассказывал и… – тараторила я. Антонин силком усадил меня на стул.

– Что ты видела?

– Только тебя и ту девушку… Розалину… Вы поцеловались, а потом Василиск… Вы расстались, ты говорил ей, что ее любишь, и я не смогла смотреть дальше… Мне так жаль, что она с тобой так поступила, – уже осмысленно врала я, но и доля правды в моих словах была. Мне на самом деле было его искренне жаль. Долохов заглянул мне в глаза.

– Я очень любил ее и все еще люблю, – тихо произнес он. – Однако… – я не успела ахнуть, как вдруг сильные руки прижали меня к теплому телу, а в губы впились губы вкуса горького меда. Я закрыла глаза, думая, что если представить того, кого хотела бы поцеловать, было бы правдоподобнее… Я ожидала увидеть мистера Реддла, но вспыхнул в мозгу отчего-то Драко, что поцелуй этот был с ним… Долохов наконец оторвался от моих губ.

– Выглядело правдоподобно, – хмыкнул он. – Но шансов у тебя нет…

– Авада? – сжалась я. Долохов покачал головой. Он всего лишь заставил молчать о том, что я могла увидеть. Наложил какие-то чары, которые отрезали бы язык, попробуй я сказать об этом кому-нибудь. Убивать меня после «признания» он не стал, хотя Круциатус я получила. И не один… После заявления «Я не хочу, но за рытье в чужих вещах положено наказывать».

А потом до самой субботы он словно меня избегал, что только радовало.

Однако и эта радость долго не продлилась…

***

Тик-так, тик-так… Каааарррр!

– Чертова птица, – я, клюнутая в лоб, упала от неожиданности с кровати. Дедушка вбежал в комнату на грохот.

– Вы целы, юная леди?

– Я сварю из этой птицы суп! – прошипела я, потирая лоб рукой. – Нет, я наложу на него какое-нибудь проклятье! – дедушка помог мне встать и в комнату заглянул-таки Долохов.

– Что произошло?

– Нот меня клюнул и я упала, – я убрала руку ото лба. Так и есть, кровь…

– Ладно, мне пора, оставляю тебя на попечение будущему зятю… – дедуля исчез. Долохов взглянул на меня так, словно я флоббер-червь.

– Кому-кому? – осведомился он. По его глазам я понимала, что если он меня сейчас не удушит, мне сказочно повезет…

– Я тут ни при чем. Дедушка что-то неправильно понял, наверно… – пискнула я, сжимаясь под пристальным взглядом Долохова. И прервана была поцелуем… Перед глазами снова возник образ Драко, а Долохов оторвался от моих губ.

– Ничего, – покачал он головой. – Я тебя не люблю… Но ты мне симпатична, – я замерла, почувствовав прикосновение к своей щеке. – Что же мне с тобой делать, Блаттон? – вздохнув, даже как-то растерянно пробормотал Долохов.

– Отправь меня в школу, – решилась я. Долохов посмотрел на меня уже нормальным взглядом. – Я буду далеко. Так будет проще…

– В понедельник идешь в Хог. Я договорюсь со Снейпом. И учти – никому ни о чем, что касалось этих двух недель, ни слова. Ты меня поняла? – я кивнула. – Вот и договорились. Вякнешь – пожалеешь, – мило улыбаясь, пообещал он. Однако я могла вздохнуть с облегчением. Как минимум на время я все-таки была спасена. И сообщить Кэт новости я как-нибудь умудрюсь, надеялась я тогда…

========== Замуж за Пожирателя. Часть 2.Брак по…симпатии? (Анжелика). ==========

– Долохова! – произнесла над ухом профессор МакГонагалл, явно не в первый раз уже вызывая меня, к новой фамилии еще не успевшую привыкнуть. – Вы выполнили задание?!

– Нет… – Драко пихнул меня локтем в бок, заставляя окончательно вернуться от вновь нахлынувших воспоминании о предшествующих нескольких неделях.

– До венчания вы не отличались подобными погружениями в себя, – заметила профессор. – Вы уже полчаса сидите и смотрите в одну точку, Анжелика, – негромко добавила она, склонившись ко мне пониже.

– Просто… Извините, профессор МакГонагалл, – я натянула на лицо улыбку. Она симпатизировала мне в прошлом учебном году и тогда, в конце октября, когда я прибыла на седьмой курс, декан Гриффиндора поначалу рада была меня видеть. Однако неделю назад, в прошлый понедельник, отношение ко мне большей части Хогвартса резко изменилось к худшему. Вместе с приходом приказа Снейпа о смене моей фамилии во всей документации и разрешения от Министерства на обучение замужней девушки, получившей к тому же полноценное британское магическое гражданство – у Антонина в Министерстве были большие связи и на оформление бумаг у него ушло всего три недели, а я так и вообще почти ничего для этого не делала.

– Мистер Малфой, – профессор повернулась к Драко. – Покажите ваше задание! – я взялась за выполнение своей практической работы, искоса поглядывая на декана Гриффиндора. Она была одной из тех немногих преподавателей, кто и после того, как стал известен факт смены моей фамилии и причины такой смены, не стал относиться ко мне хуже. Кроме нее я могла бы выделить, пожалуй, только Флитвика и Снейпа, остальные же, даже Слакхгорн, особого радушия ко мне больше не проявляли. А Кэрроу так откровенно словно побаивались – Долохов был на порядок выше их в компании Упивающихся. А я, став его супругой и таким образом приблизившись к доверенному кругу Беллатрисы, автоматически становилась если не выше их – новичком я была все-таки ниже их по положению – то как минимум наравне. Тем более что сюда ко мне, в процессе подготовки к свадьбе, пару раз заглядывал лично Антонин. Это, конечно, не афишировалось, но Кэрроу об этом знали. Однако надолго меня не хватило, и, едва профессор МакГонагалл отошла, я тут же снова начала погружаться в мир своих «грез»…

***

Столовая, мрачная, с задернутыми шторами на окнах, с черными мраморными полами, с мебелью, покрытой черным лаком и черной же кожей, освещаемая лишь свечами, в общем-то, никогда меня не смущала. Несмотря на то, что сама атмосфера тут была пугающей и мрачной, да и в доме долгое время жили алхимики и темные маги, почему-то мне всегда было вполне уютно в фамильном особняке Блаттон. Даже до того, как я в принципе ушла в готы, во время наших с папой редких приездов сюда я не боялась ни мрачной гостиной, ни мрачной столовой, ни не менее мрачного подземелья, где находились алхимическая лаборатория многочисленных предков, небольшая библиотека, книги в которой сплошь были посвящены Темным Искусствам, и еще какие-то помещения, всегда запертые на огромные засовы и сильные замки. Я всегда подозревала, что на них наложены еще и защитные заклинания. Вот и сейчас, сидя за столом и ковыряя вилкой в тушеных бобах, я чувствовала себя вполне уютно, и настроение мое омрачало другое – сидевший напротив мужчина, державший в одной руке чашку крепкого черного чая, а в другой – сэнвич с курицей. Бабуля сидела рядом со мной, поглощая французский луковый суп, который я терпеть не могла никогда. В общем-то к бобам я любовью тоже не пылала, но суп я не любила больше и из двух зол выбрала меньшее. Я ощущала напряжение мило улыбавшейся бабушки, рассказывавшей Долохову многочисленные семейные предания и перечислявшей достижения рода Блаттон за все время его существования, и сама напряжена была не меньше, безумно надеясь, что после завтрака мы наконец-то уйдем.

– Полагаю, после завтрака Анжелика будет столь любезна и покажет мне окрестности? – внезапно устремил на меня взгляд серых проницательных глаз Долохов. Я чуть не поперхнулась чаем, который в тот момент отпивала. Бабушка стукнула меня по спине, украдкой надавив каблуком туфли на мою ногу в поношенном кроссовке.

– Разумеется, – я натянула на лицо милую улыбку, прокашлявшись. – Ты так неожиданно спросил, – заметила я. Долохов усмехнулся.

– Полагаю, здесь есть магические кварталы, город, как я понимаю, довольно крупный? – осведомился мой наставник. Бабуля кивнула. – Хотелось бы сравнить их с британскими, – пояснил наконец свое намерение Антонин. Я вздохнула.

– Вы вернетесь к обеду или трангрессируете сразу оттуда? – поинтересовалась бабушка, допив свой чай. – Мне готовить на вас тоже, Лика?

– Мы останемся до завтрашнего вечера, – прежде чем я успела открыть рот, вкрадчивым голосом отозвался Долохов. – Если вы, леди Блаттон, и лорд Блаттон не возражаете, мне хотелось бы получше узнать родных моей замечательной… – он сделал паузу, я уткнулась в тарелку, вспомнив уже два поцелуя с ним. Именно после такого его поведения я до сих пор не понимала, что у него на уме и чего от него ждать в следующую секунду, я не знала, как к нему относиться. Меня помимо всего прочего пугало и настораживало и еще одно – поцелуи эти, нежеланные, нечаянные, во время которых я представляла Драко, не только не были неприятны мне… В глубине души, в какой-то ее дальней части, они мне даже понравились… И этого я еще больше боялась – не хватало мне тогда для полного счастья еще и влюбиться в Пожирателя… – Невесты, – с ангельской улыбкой закончил он. Бабушка ахнула, уставившись на меня, но от необходимости отвечать сию же секунду меня избавило то, что я упала со стула, точнее вместе со стулом, с грохотом. Рядом со мной звякнула об пол вилка, которую я выронила из руки.

– Лика, ты цела? – подлетела ко мне перепуганная бабуля, помогая встать. Я же, хлопая ресничками, сумела только кивнуть и тут же меня ожидало новое несчастье – Нот, до того мирно сидевший на карнизе, полетел мимо меня и не преминул подпортить мне одежду, понятно каким образом. – Нот, я отправлю тебя в суп! – пригрозила бабушка. Ворон каркнул и уселся мне на голову. Острые когти неприятно царапнули кожу. Бабушка шикнула и Нот улетел, каркая, в глубины дома.

– Почему он не в клетке?! – возмутилась я, очищая магией новый свитер. – Дедушка вроде бы его запирал, когда уходил? Ну, по крайней мере в прошлом году было так.

– Нот не давал мне покоя, кричал, ломал клетку и дедушка решил его не сажать туда. Сильно ушиблась? Ты побледнела очень! – я сидела на полу столовой, ощупывая болевший затылок. Начинало слегка мутить и отчего-то захотелось спать… Я сообщила об этом бабушке, с ее и Долохова помощью поднимаясь на ноги.

– Ножка у стула неожиданно так сломалась, – вздохнула бабуля, показывая мне отломившуюся часть ножки, – вроде крепкие, давно уже стоят, а тут вдруг… А у тебя, похоже, сотрясение! – покачала она головой, подхватив меня под руку. – Пойдем-ка… Ты что же мне не сказала, что вы помолвлены? – спросила она, пока Долохов, подняв меня на руки, куда-то меня нес, а бабушка вела его через дом – голова болела сильно и спать хотелось тоже довольно сильно, и я слабо понимала, где нахожусь. А глазам было так неприятно при попытке сфокусироваться на чем-то, что я предпочла их вообще закрыть. И в ушах возник глухой гул…

«Я сама об этом не знала!» – подумала я, вслух пробормотав что-то неясное…

– Анжи просто стеснялась, не знала, как вы отнесетесь к столь неравному все же браку, ведь вы, несомненно, да и лорд Блаттон, желаете единственной внучке наилучшей судьбы! – заметил Долохов. Меня на что-то усадили и чьи-то сильные руки уложили меня на диван – судя по поверхности того, на что меня опустили. – Лика, дорогая, ты как? – заботливо осведомился он.

– Не очень, – промямлила я, приоткрыв веки. Это была маленькая гостиная на первом этаже. Бабуля вышла куда-то, оставив нас наедине.

– Извини, не думал, что тебя это так удивит, – заметил Долохов. Я снова закрыла глаза и постаралась погрузиться в состояние относительного покоя. Как вдруг моего лба с шишкой от щипка Нота коснулась теплая, немного шершавая ладонь… Долохов осторожно провел рукой по моим волосам. – Твой дедушка натолкнул меня на эту мысль… Сейчас твоя бабушка принесет лекарства, станет полегче, потерпи, – словно в подтверждение его словам послышались бабушкины шаги и вскоре она чем-то натирала мой лоб, дала мне выпить несколько горьких препаратов, бормоча какие-то заклинания. Голова понемногу утихала, тошнота улеглась и глаза стало возможно хотя бы приоткрыть…

– Ликуша, что случилось? – когда я более-менее пришла в себя, спросила бабушка. Долохов сидел у меня в ногах, внимательно за ней наблюдая.