Текст книги "Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 64 страниц)

– Ты отдохнешь, потому что я не хочу, чтобы ты меня в таком состоянии лечила, ясно? Не пойдешь так, я тебя заклинанием Левитации отнесу! – рявкнула утратившая терпение и обычную доброту девушка, касаясь маховика, чуть засветившегося. Элеонора нехотя подобрала плащ со старого стула у двери, приблизившись к молча буравившему ее взглядом Майклу. Легкое головокружение все еще оставалось, хотя ей становилось с каждой минутой лучше. Уж точно не так все плохо, как после Дня Ягнят, подумала девушка, накидывая плащ на плечи. В глазах чуть помутилось и ее шатнуло, но тут же подхватили чьи-то сильные руки. Зельевар охнула, осознав, что эти руки оторвали ее от пола, подхватив за талию. Ожешко ухмыльнулся, держа ее на плече, когда девушка вцепилась в его руку, пытаясь вырваться.

– Хранители колдуют без палочки? – посмотрел он на Кэтрин и Влада.

– Не особо, насколько я знаю после лет пребывания в Ордене. Существенного вреда она тебе не причинит, пока палочку не вернет. – Отозвался последний.

– Поставь меня на ноги, зараза! – возмущалась между тем Элеонора, тщетно пытаясь вырваться из его стальной хватки. – Немедленно поставь меня на пол, иначе я тебя испепелю потом!

– Я так понимаю, добровольно она отдыхать не пойдет, – стиснув ее руку одной рукой, Майкл второй продолжал удерживать девушку над полом. – Я от нее не отойду, потому что не доверяю находиться выше подвала одной. Куда ее отнести?

– Что?! – задохнулась Элеонора от возмущения. – Я сама пойду! Поставь меня, скотина… Эм… Польская? – вопросительно посмотрела она на остальных.

– Ага, – усмехнулся Ожешко, еще сильнее прижав ее к плечу. Девушка вздрогнула, ощутив под ладонью повышенное тепло его тела, проникавшее через его рубашку. Обычная температура тела ифритов чуть выше, чем у обычных людей, но Норе показалось, что дело не только в этом, что в прошлый раз его рука, когда он схватил ее руку, была холоднее, да и сейчас ладони были теплыми, но не настолько…

– Кэтрин, пусть он меня отпустит! – потребовала Хранительница, ударив Майкла по руке. – Я пойду отдыхать, так и быть!

– Микки, поставь ее, – улыбнулась девушка. – Она пойдет… Это приказ, – добавила она на всякий случай.

Майкл поставил Элеонору на пол и отряхнул руки с явным недовольством.

– Глаз не спущу, – прошипел он.

– После войны я из тебя лоскутное одеяло сделаю, – пообещала Бутти, поправляя блузку и застегивая плащ на верхние застежки. – Ведите уж, настойчивые вы этакие… – вздохнула она, что-то ища в задних карманах джинс. Наконец она бережно извлекла оттуда небольшой шарик тусклого желтого цвета, аккуратно завернутый в пергамент, и, поморщившись, проглотила его. Лицо девушки, все еще сероватого оттенка, и потускневшие волосы мгновенно приняли обычный для нее вид, а в глазах появился привычный стальной блеск.

– Ты все еще настаиваешь на отдыхе? – осведомилась Элеонора, мягко забирая у Кэрин свою палочку, голосом, внушившим бы ужас даже гоблину. – Или я все-таки могу начать сейчас?

– Я настаиваю на отдыхе, – сверкнули глаза валькирии, прищурившейся и заглянувшей в глаза Элеоноры. В ее глазах не было ни тени страха, а вот ифриты предпочли отступить на пару шагов от Хранительницы и валькирии, вошедших в соответствующее их сущностям состояние холодного могущественного спокойствия. – Я просто опасаюсь, что ты ошибешься или тебе будет труднее это сделать. И ты должна отдохнуть ровно час.

– Договорились, – холодно улыбнулась Элеонора. – Ровно через час мы обе будем тут и я начну наконец сам ритуал. Майки, – в ее голосе скользнула недовольная и в то же время саркастичная нотка. – Будь так добр, проводи меня отдохнуть…

– Пан Майкл Ожешко, – прорычал ифрит, открывая дверь. – Никак иначе, понятно?

– Вполне. Если так горишь желанием, пан Майкл Ожешко, можешь караулить меня, пока я отдыхаю. Но молча. Пикнешь – конца войны я ждать не стану, – ее глаза полыхнули темным огоньком опасной магии, которой она владела. Влад сглотнул, показывая Норе ее сумку. – Оставь тут, я потом розмарин жечь буду и еще кое-что использую, – проворчала Элеонора. – Кэтти, ты устала? Ты отдохнула?

– Я только поесть успела, – отозвалась девушка, окидывая взглядом разоренное помещение и потихоньку применяя для его уборки магию. – Я сейчас уберу и полежу немного.

– Может, я тебе помогу и ты составишь мне компанию? Чтобы я точно не убила этого балбеса, – бросила она взгляд на Майкла. – А?

– Нет, отдохни и пообещай его пока не трогать… – улыбнулась девушка. – Майкл, чтоб пальцем к ней не прикасался, это приказ!

– Да, валькирия-мастер, – усмехнулся Ожешко, – как прикажете.

– Я попробую, но не обещаю, – Элеонора расправила плечи. – Так сойдет?

– Ладно, и так сойдет, – согласилась Кэтрин. Майкл кивком указал Элеоноре на дверь, отступая от прохода. Нора, фыркнув, переступила порог.

Темно-коричневые панели и паркет на полу, канделябры в виде трезубца на стенах, в которых горели свечи приятного бронзового цвета, чуть более светлые коричневые двери, почти все закрытые, вешалка и подставка для зонтов в форме сидящего на задних лапах коричневого или рыжего кота. Элеонора слабо улыбнулась, подумав о том, что обстановку дома, учитывая поделки Майкла, она видела иначе. А по крайней мере в коридоре было очень даже уютно. Ифрит подтолкнул ее к одной из дверей, что-то прошептал и дверь открылась. А из проема показалась голова крупного сенбернара, подозрительно посмотревшего на вздрогнувшую Элеонору.

– Эд, спокойно, – спокойным же голосом произнес за ее спиной хозяин дома. – Это гость. – Собака под его взглядом прошла обратно в комнату, откуда через секунду донеслись звуки, с которыми пес что-то грыз. Элеонора оглянулась на Майкла.

– Он не кусается?

– Пока не велю. Пройдешь, может? – усмехнулся мужчина. Девушка переступила порог и оказалась в небольшом кабинете. Эд на подстилке у двери грыз игрушечную кость. Черная кожаная мебель – диван и два кресла, и дубовый стол с несколькими стульями и несколько книжных шкафов. Полных книг и рукописных свитков, а еще шкафчики с зеркальным стеклом… – Поверить не могу, такая важная и могучая дамочка боится собачку, – усмехнулся Майкл.

– Не боюсь, просто лень тратить силы на его убийство, – фыркнула Элеонора, прищурившись. – Расслабься, ифрит, я сегодня почти добрая…

– А мне и не страшно, – желтые глаза устремились на нее. Девушка ойкнула, ощутив сильные пальцы, сжавшие ее худое запястье. – Это тебе я советую меня бояться, милочка. Судя по вашему Ватли, ты плохо представляешь себе, что с тобой могу сделать я.

– Неужели? А молния? – в черных глазах засветился огонек. – Ничего не показала, да?

– Ты застала меня врасплох, дорогуша, – Майкл ухмыльнулся. – Ты знаешь, что Ватли сделал с помощницей Говьер, когда ваши на нее напали? – девушка машинально кивнула. – Так вот, я могу сделать это быстрее, качественнее и гораздо больнее… Например… И если хоть слово пикнешь об этом месте или хоть волосок выдернешь у Кэт без ее согласия, поверь, я сделаю твою жизнь сплошным ночным кошмаром, даже если это будет последнее, что я успею сделать.

– Если ты еще раз тронешь меня хотя бы пальцем, – девушка с силой оттолкнула его руку. – Я вложу тебе в ухо ингатус. Клянусь.

Пальцы на ее плече разжались, желтые глаза приняли обычный цвет, все еще неприязненно на нее глядя…

Нора опустилась в ближайшее кресло, подобрав подол плаща, и откинулась на спинку, закрывая глаза. Меньше часа отдыха. Девушка напомнила себе об этом, не заметив, что ифрит сел напротив, не спуская с нее взгляда, а глаза Эда чуть заметно засветились желтоватым огоньком, и пес устремил взгляд на Хранительницу, отложив кость. Майкл кивнул собаке, скрестив ноги и опершись локтем на колено.

Однако Элеонора, только-только по-настоящему пришедшая в себя, этого не заметила, задремав после долгого времени без нормального отдыха…

***

В последнее время она часто думала о делах, проблемах и своем прошлом, вот и сейчас, стоило расслабиться, снова вспомнились разные случаи из ее непростой жизни, начиная с самого детства. Мать и отец… Они никогда не были женаты, хотя мать и встречалась с отцом несколько лет и в конечном итоге у нее родилась Нора. Отец признал девочку, дал ей свою фамилию и на этом его участие в жизни Норы во многом и закончилось… По крайней мере, особого интереса он не проявлял ни к ней, ни к матери, навещая их раз или два в год.

И все же она любила его, очень сильно любила и хотела заслужить его внимание и заботу. В двенадцать лет она просила знакомую бабушки, Гертруду, взять ее в ученицы, ей хотелось тогда помогать сохранению равновесия, о котором твердил всегда отец во время их встреч. Собственно, он только об этом и твердил. Он никогда не спрашивал Элеонору о ее проблемах, горестях и радостях…

Мама… Она очень любила Элеонору и опекала ее всегда. Лучшие игрушки, лучшие книги, лучшие вкусности и самая лучшая школа магии на всей материковой Европе, расположенная в Баварии. С пяти лет Нору учили английскому – мама и бабушка работали в Денбридже, мама была теоретиком Трансфигурации, а бабушка – зельевар-экспериментатор. Именно она и привила Норе любовь к зельям… Девочка бывала в лаборатории бабули столько, сколько себя помнила, и уже с лет шести умела сама варить самые простенькие зелья… Сейчас она в свои двадцать восемь уже дважды занимала на международных конкурсах зельеваров призовые места – второе и первое.

Когда Норе было тринадцать, бабушка умерла, у нее случился сердечный приступ прямо на лекции, которую она читала своим студентам. От чего у здоровой женщины, которой и семидесяти-то не было, остановилось сердце, осталось тайной… Но Нора и мама остались одни, мама впала в депрессию и перестала замечать Элеонору вовсе, хотя девочка ее все равно любила. В тот же год у нее в школе появился молодой практикант, с которым она подружилась и который втянул ее в Хранители. Туда же, где был ее отец… Однако папа и это не одобрил и все равно продолжал не замечать Элеонору.

В шестнадцать в ее классе появился новенький, раньше учившийся в Берлине, Ганс Шмидт. Между молодыми людьми вспыхнули чувства, и очень скоро Элеонора впервые и единственный раз в жизни узнала, что такое быть по-настоящему любимой. Цветы, прогулки по вечернему парку, пустячные мелочи, которые он дарил просто так, чтобы ее позабавить и порадовать, радость первого поцелуя… Они поступили в институт, на авроров, вместе. Нора еще пошла учиться в Институт зельеварения, как когда-то давно мечтала, а на аврора ее и Ганса пристроил отец… После первого курса влюбленные мечтали пожениться, и уже шилось в начале весны платье, белое, длинное, как в волшебной сказке… Вот только до свадьбы Ганс не дожил… Он тоже был Хранителем, хотя стал таковым в пятнадцать лет. Нора так и не узнала, что он сделал не так, хотя он тогда говорил ей, что нужно уйти из Ордена, что они движутся в неправильную сторону… Наверное, убрать его решили именно из-за таких мыслей, но Нора точно не знала, так ли это…

Так или иначе, на очередных тренировках на Нору напали по-настоящему, а Ганс пришел ей на помощь. И те, в масках, переключились на него… На ее глазах юноша, которого она любила и который по-настоящему любил ее, истекал кровью, а все ее попытки остановить ему кровь, спасти, оказались бесполезны.

Когда мама увидела дочь, с окровавленными руками и лицом, перемазанным кровью и следами слез, ей стало плохо с сердцем… С того дня у нее и начались проблемы со здоровьем. Элеонора же надолго, на несколько месяцев, угодила в клинику для магов в Мюнхене в отделение, занимавшееся проблемами с расстройством психики… С затяжной депрессией, после стресса, в состоянии шока. А когда вышла оттуда – по какой-то жестокой иронии судьбы в день несостоявшейся свадьбы – узнала, что Ганса можно было спасти, будь у нее одно зелье, изобретенное в Денбридже. Именно тогда она и решила, что станет зельеваром, как когда-то была бабушка, а не аврором, хотя учиться продолжала в двух местах. А еще она узнала, что смерть Ганса закрыта нерасследованной, и Хранители тоже отказались искать и наказывать виновного. Когда Элеонора возмутилась такому положению дел и накричала на своего непосредственного начальника, она угодила в темницы замка Ордена, как Ягненок.

Это была уже осень, Норе едва-едва удалось сдать экзамены за первый курс и перейти на второй… Жертвой стала мать. Причиной послужило то, что она после гибели Ганса поругалась с отцом и дала ему пощечину. Как с заведующим кафедры и аврором, прекратившим расследование, конечно… Правда, об этом Элеонора узнала уже через несколько лет после испытания.

В этих темницах она проторчала месяц до испытания, на учебе ее отсутствие объяснили тем, что девушка уехала «поправить здоровье». Месяц в сыром холодном подвале с каменными стенами и полом, с крысами, мышами и ядовитыми насекомыми, так и норовящими цапнуть ее босую ступню или заползти в ухо… Месяц почти без сна, сжавшись в комочек на тюфяке, поджимая ноги и постоянно дрожа от холода… Именно тогда девушка поклялась себе, что если выживет на Турнире, обязательно отомстит Верховному – это по его приказу она здесь, по его приказу отец когда-то бросил маму, что причинило ей боль, по его приказу Орден не расследовал смерть Ганса…

По его приказу, в конце концов, как она позже узнала, кто-то принес в ее темницу ее котенка, Балто, которому и года не было. Ганс подарил его Элеоноре незадолго до своей гибели, двухмесячный рыжий комочек. Крысы замка разорвали его на глазах Элеоноры… Держа в руках окровавленные останки, девушка поклялась, что выживет на Дне Ягнят любой ценой и отомстит за все… Что те, кто разрушил ее жизнь, дорого за это заплатят.

Она выжила на Турнире, впервые тогда убив человека. Он был невменяем и пытался закрыться Норой как щитом… Девушка до сих пор просыпалась ночами в холодном поту, вспоминая, как нож, выданный участникам как «поддержка», вошел в его живот… Летучие мыши-вампиры – а они были частью того испытания – накинулись на него, учуяв запах крови, и это спасло Элеоноре жизнь. Но когда девушка выбралась из каменного лабиринта, то согнулась пополам – от осознания того, что она натворила, ее стошнило. Именно это убийство навеки врезалось в ее память. Именно это…

После третьего испытания она смертельно боялась ос – их вид, выведенный Хранителями, привлекаемый сочащейся из сотен ее царапин кровью (да-да, они «собирали» кровь, а может, и питались ей, Нора точно не знала), чуть не стоил ей жизни. Тысяча жал, впивающихся одновременно во все тело, с адской болью, мешала сконцентрироваться, мешала двигаться, и все те же злополучные балки, что через несколько лет убили Райли, прямо над ней. Ее задача была суметь выбраться из места, где они падали, и избавиться от ос… Элеоноре лишь чудом удалось выжить тогда, откатившись от балок в последнюю минуту. Яд раздавленных ос сжигал кожу, причиняя еще более страшную боль, а уцелевшие жалили ее с утроившейся яростью. Но у нее еще оставалось заклинание… Девушка увидела рядом прудик с грязной стоячей водой. Пустой, она знала, что он пустой, хотя и не понимала, откуда.

Горящая одежда, страшное жужжание сжигаемых пламенем ос и боль от язычков пламени, лижущих ее обнаженную кожу рук, шеи, мест, где одежда совсем прогорела или прорвалась.

Вся в крови, грязи, потеках яда, с множеством ожогов, она выжила в тот день. Одежду подчас пришлось сдирать прямо с кожей, а от ран остались длинные шрамы на спине и плечах… Она помнила, как мама рыдала от счастья, прижимая к себе окровавленную измотанную дочь и шепча «Жива, Норси, детка, ты жива»…

Сутки в больничном крыле замка, между жизнью и смертью, изувеченное тело (иллюзия, она одновременно со сменой фамилии создала себе иллюзорную внешность, тем более что своя начала ухудшаться), которое пришлось восстанавливать больше недели, возвращение в университет и… Она стала лучшей Хранительницей из своего поколения, ни одного провала, ни одного нарекания, полезные связи и успешная деятельность как зельевара Ордена. И жажда мести… За все то, что ей пришлось пережить по воле Верховного Хранителя (картинку того, кто виноват, она восстанавливала медленно, осторожно, несколько лет, сплетя целую сеть нужных ниточек).

Еще один роман, после которого она перестала доверять мужчинам, считая их лишь средством или проведения досуга, или полезными узелками ее сети, или же частью своей работы. Нет, она никогда не отрицала, что мужчины могут быть достойными, верными и настоящими, и видела такие примеры, но – их было мало и они были уже заняты. Снейп (она искренне зауважала его после неудавшегося соблазнения, когда он проявил себя человеком, верным своей девушке, и сейчас искренне желала им с Кэтрин счастья), Влад, который просил Нору помочь с выбором кольца для Гермионы, твердо решив на ней жениться сразу после ее выпуска еще в конце ее шестого курса, мистер Реддл. Но после истории с Рисменом во второй же год ее работы на кафедре…

«Я люблю тебя»… Эти слова показались ей тогда чудом, сказкой… Вот только сказка долго не продлилась. Через два месяца девушка, счастливая, едва ли не каждый день слышавшая самые теплые слова и видевшая самые искренние намерения, отправилась в библиотеку за книгой по противоядиям, проводя очередной эксперимент, и…

Студентка, ее же, с четвертого курса, мило улыбавшаяся, прогуливалась по дальним аллеям парка – Нора решила чуть подышать свежим воздухом после лаборатории – в обществе Рисмена. Все бы ничего, студенты и преподаватели подчас много общались вне корпусов, у нее самой всегда были ученики, с которыми можно было поболтать о Зельях после пар и поболтать интересно.

Вот только Джереми (а так звали Рисмена) говорил ей все то же самое, что и самой Норе. Слово в слово. Чудо закончилось в одночасье.

Когда Элеонора, в плаще, подошла к «голубкам», Джереми побелел как полотно, и умолял ее не трогать их. Он не был Хранителем, но знал, что Элеонора – Хранитель. Бутти тогда хохотала ему в лицо, отпустив девочку. Отчислять ее она и не подумала, понимая, что и студентка оказалась такой же дурой, как сама Нора… Но глядя на полные ужаса глаза и слушая «госпожа Элеонора, умоляю», она просто смеялась от всей души, не понимая, как могла ему поверить. Именно после этой истории она заставляла остальных называть ее «фрау». Неважно, что это было не так, ей не хотелось лишний раз напоминать себе и другим, что она не замужем, чтобы вот такие вот Рисмены больше не лезли в ее жизнь, не портили ей настроение и не тратили ее время. Фрау Бутти… Госпожа Элеонора… Госпожа Бутти, от Димитра – Элли. Она так часто слышала это, что ее уже тошнило от этих слов. А еще она иногда осознавала, что ее бесконечно давно не называли Норси, как звала ее мама и иногда бабушка. С самого момента смерти матери больше девяти лет назад…

Больше она не верила почти никому. Лишь единицы людей вошли в круг тех, кому она доверяла. Кэтрин, Влад и Гертруда, по большому счету. Больше никого.

Димитра она ненавидела с первых дней знакомства – фанатичный, амбициозный, он не понравился ей сразу. Однако притворяться Элеонора научилась за прошедшие с Дня Ягнят годы более чем хорошо уже к тому моменту, и он очень скоро поверил, что она стала для него ближайшим доверенным лицом, незаменимой и преданной помощницей. Чего, разумеется, в реальности не было и в помине… Более того, Элеонора, зная его мечты о том, что все вокруг будут ему покоряться и исполнять исключительно его волю, искренне его презирала. И ненавидела – он обращался с ней как с вещью подчас, извиняясь потом и рассыпаясь в лживых обещаниях. Она была ему нужна, и понимала это, и потому и старалась сохранить его доверие, кем бы он ни был – учеником Верховного, молодым Хранителем на посылках, преемником ее отца или даже самим Верховным – она всегда была рядом, готовая исполнить его приказание или дать совет, высказать свое мнение.

Власть, которой она была облечена сейчас, уступала только власти и могуществу Димитра. Стоило ей шевельнуть пальцем – и десятки Хранителей бросились бы исполнять ее указание, даже если она прикажет им в духе немецких сказок воевать с горой, мешающей ей услаждать свой взор, вооружившись карандашами маглов. Но эта власть была нужна ей еще меньше, чем никак, ей никогда не хотелось ощущать себя властительницей судеб и приказывать окружающим, как им жить. Власть была лишь средством, но не конечной целью мисс Бутти. Панны Щербак, если быть честной со своим прошлым, но она ненавидела все польское из-за того, как отец обошелся с ее и матери жизнью. Может и не мстительна, но жутко злопамятна – это было о ней…

Конечная же цель – восстановить нормальное течение жизни, приняв в этом самое активное участие, сохранив при этом Орден, с которым была теперь так тесно связана. Искупить свои поступки прошлого, минуя пожизненный срок в Ирманазе – а он грозил ей уже не один год, если бы выплыли подробности ее преступлений.

И, быть может, заслужить прощение тех, кто проклял этот Орден, снова увидеть в зеркале не бесцветную дряблую кожу и тусклые волосы, а здоровое лицо и свои настоящие глаза. Такие же, какие были у мамы… Хотя это было всего лишь мечтой, которой едва ли суждено было сбыться, как и всем прочим мечтам. Как и той мечте, что она загнала уже давно в самые глубины души, не позволяя себе и думать об этом, и лишь раз недавно, видя, как дети Жозефины прижимаются к матери, на миг позволила ей вырваться наружу. Собственное счастье, свои дети, нормальная семья. За ту жизнь, что ей довелось вести, и тот успех, что она имела, нужно было платить.

“Быть счастливой мне не суждено”, – решила она для себя уже лет шесть назад, запретив себе и думать об этом. Не суждено…

***

Черные глаза распахнулись так же резко, как и закрылись. И встретились взглядом с голубыми, неотрывно разглядывающими лицо девушки.

– Час истек, – улыбнулась женщина привычно холодной улыбкой. – Веди обратно, ифрит. Мне пора в подвал, – с сарказмом произнесла она.

– Поразительная пунктуальность, – Майкл глянул на часы на руке. – Ровно час с момента выхода из подвала.

– Ты сомневался в моих способностях? – Нора с удовольствием отметила, что голова прошла и ингатус сделал свое дело, впитав боль и исцелив рану, недаром же она подпитала его.

– Нисколько, – усмехнулся мужчина, поднимаясь на ноги. – Пошли, черная пакость, – рука указала на дверь.

– Я, помнится, сказала, как меня надо называть, – улыбнулась девушка, выходя из кабинета. Эд подозрительно обнюхал ее руку, когда она проходила мимо.

– Как хочу, так и называю, ясно? – раздался громкий шепот над ее ухом. – Это мой дом и здесь тебе придется терпеть мои правила, – Кэтрин уже ждала ее в подвале, сидя на стуле и жуя какую-то булочку. По бледному лицу девушки видно было, что ей нехорошо. Токсикоз, скорее всего, или просто общая слабость, подумалось Элеоноре. Лично она беременна не была никогда, но беременных подруг иногда видела и Кэтрин в этот образ вписывалась. Элеонора даже на минуту ей позавидовала, по-доброму, и порадовалась за нее. Хотя и понимала, что радость эта неоправданна и преждевременна…

– Нам нужно будет сесть на пол, обеим, – вздохнула Элеонора, с удовольствием отметив, что Майкл недовольно нахмурился сбоку от нее. Злить этого ифрита доставляло ей какое-то мстительное удовлетворение. – Жаль, что пол холодный.

– В кабинете снимешь, – прорычал Майкл, помогая Кэтрин встать. Невысокая худенькая девушка не доставала ифриту и до плеча и рядом с ним казалась крошкой. Сама Элеонора ему по шею доставала неплохо и почти доставала до подбородка, хотя и приходилось задирать голову, когда они оба стояли. – Но я буду находиться там.

– Да без проблем, – хмыкнула Нора, забирая свою сумку и помогая Кэтти переступить порог, – сиди. Собачку только уведи…

– Влад, посиди с Эдвином, – скомандовал Майкл. Молодой аврор кивнул и позвал собаку, медленно вышедшую из кабинета и подошедшую к хозяину. Лизнув руку Майкла, пес завилял хвостом, когда хозяин потрепал его по холке. – Эд, с тобой погуляет Влад. Слушай его! – Майкл снова потрепал сенбернара по холке и приманил магией его любимый мячик. Пес радостно гавкнул, увидев, что с ним играют, и так же радостно дал надеть на себя ошейник и поводок и выйти погулять… – А с тебя я глаз не спущу, дорогуша, – усмехнулся он, взглянув на Элеонору.

Девушка же молча заставила розмарин тлеть в небольшой чаше на столе кабинета, зажгла черные свечи, принесенные ей же, под пристальным взглядом желтых глаз ифрита, и села прямо на пол, скрестив ноги и приказав Кэтрин сесть рядом в точно такой же позе и закрыть глаза. Как только это повеление было исполнено, Элеонора медленно вытянула из-за голенища сапога тонкое лезвие кинжала чернокнижника, испещренное жуткими на вид рунами, с черным как ночь эфесом, что заставило Майкла напрячься и встать на ноги. Но едва он сделал шаг, вокруг девушек вспыхнули язычки черного пламени, Нора что-то пошептала и пламя исчезло, оставив идеальный круг из черных гладких камушков с рисунками в виде рун, таких же, как на лезвии ее кинжала, несомненно, препятствующих тому, чтобы им с Кэтти помешать, а девушка посмотрела на ифрита, приложив к губам тонкий пальчик. Мгновение спустя Кэтрин вскрикнула от боли, когда лезвие порезало ее ладонь. Но глаза не открыла. Кровь закапала в подставленную Хранительницей чашечку, а сама Элеонора резко провела, закатав рукав, по своей руке острием кинжала, и согнула руку так, чтобы кровь шла туда же. Кровь куда более темная, чем у Кэтрин, и текущая из вены. Элеонора сжала вторую руку в кулак, отложив кинжал, и разжала снова, показав ингатус, от которого по ее ладони словно пробежали тонкие нити, и провела рукой, тыльной стороной кисти, над раной. Кровь перестала идти, рана не затянулась, но покрылась корочкой…

Чернее самой черноты, ингатус приковывал взгляд, завораживая и ужасая одновременно…

Черный порошок, насыпанный в чашку с кровью Кэтрин и Элеоноры, все это перемешано палочкой, украшенной какими-то ритуальными символами, и Нора вдруг попросила Кэтрин открыть глаза, капая на ее ладошку зельем, затянувшим ранку.

– Я не могу его снять, хочу сразу предупредить, – заметила женщина. – То, что я сделаю сейчас, избавит тебя от вспышек злости и ярости, при которых ты не сможешь себя удержать, но это все равно останется в тебе, пока или их с тебя не снимет Тадеуш, или Димитр не скончается, иных вариантов мы придумать не смогли. Но у этого есть оборотная сторона – если ты доведешь себя до состояния ярости, хотя это станет куда сложнее, чем сейчас, ты убьешь. Как минимум, причинишь серьезный вред. Ты готова на это?

– Это единственное, что можно сделать? – Элеонора мрачно кивнула.

– Еще один способ их заглушить – забрать твой дар валькирии, но не думаю, что это хорошая идея. Я поставлю очень сильный блок на эти чары, и свяжу нас с тобой в некотором роде. В общем, когда будешь злиться, опасную черту это не перейдет, потому что все, что зайдет за нее, буду испытывать я. Меня на этом поймать не должны, – мрачно улыбнулась она. – Я умею контролировать себя даже в минуты страшнейшей ярости, так что рассудок должна сохранять, тем более что самих-то чар на мне нет и не было… Идет?

– Рискнуть стоит, – серьезно кивнула Кэтрин. – Это хотя бы шанс дает на избавление от них, что важно. Ребенку, – внезапно вздрогнула она. – Не повредит ребенку?

– Нет. Все самое опасное я делать буду над собой, что дольше, но лучше для тебя в твоем положении… – отозвалась Элеонора, что-то рисуя на своих по локоть открытых руках смесью из крови и непонятных порошков, – ну так что, рискуем? – улыбнулась женщина, пальцем рисуя на щеках Кэтрин пентаграммы и заключая каждую в круг. Валькирия кивнула, успокаивающе поглаживая засветившийся маховик. – Нарисуй мне такие же, обязательно указательным пальцем и абсолютно одинаковые, – Элеонора вручила Кэтрин чашку с черной вязкой жидкостью, получившейся из крови обеих девушек, и зажмурилась. Кэтрин, сделав глубокий вдох – от чашки пахло кровью, что вызывало у нее тошноту, недрогнувшей рукой нарисовала на щеках Хранительницы две одинаковых пентаграммы, пока Элеонора что-то неслышно, одними губами, шептала на латыни… Запах тлеющего Розмарина окутывал кабинет с задернутыми шторами, освещаемый лишь черными свечами с неприятным запахом. Из чего последние были сделаны, Кэтрин предпочитала не знать… – А вот теперь, ифрит, выйди. Даю слово, с ней все будет в порядке, – не открывая глаз, скомандовала Нора стальным голосом. Кэтрин, увидев холодное выражение лица женщины, подтвердила приказание взглядом, заставившим Майкла выйти, кивнув «сестре» и одарив Элеонору недоверчивым взглядом. Нора открыла глаза, переплетя пальцы, измазанные в крови, с пальцами Кэтрин, и попросив девушку неотрывно смотреть ей в глаза. Мгновение спустя в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь шевелением губ Бутти, шептавшей слова заклинания, призванного максимально избавить Кэтрин от влияния чар Димитра. Заклинания, делавшего их, в недалеком прошлом едва ли не врагов, а сейчас – хороших знакомых, даже, быть может, подруг, в некотором роде сестрами по крови. Заклинания, после которого Нора подвергала себя впервые за долгие годы опасности провала. И все же она сама предложила этот вариант. Прекратить безумие и вернуть жизнь в нормальное русло – вот чего ей по-настоящему хотелось. И неважно было, какую цену придется за это отдать…

Комментарий к Платить нужно за все… (от третьего лица)

(1) Немецкое разговорное слово, выражающее недовольство и огорчение по поводу неудачи и невезения, примерный аналог русского “блин”, “проклятье!”

(2) Я знаю, как это тяжело, я знаю… (нем.)

========== Вдалеке от Англии… (Кэтрин) ==========

Тихий шепот, черные свечи, горевшие вокруг нас и тошнотворный запах крови, смешанной с какими-то порошками. Я прижала руку к животу и приоткрыла глаза. Сначала мы смотрели глаза в глаза, не моргая, так, что мои заслезились, но потом Элеонора позволила мне их закрыть. Нора сидела с закрытыми глазами, монотонно шепча заклинания, от одного звучания которых мне становилось дурно. Я чувствовала что-то странное, протекавшее по моим рукам от пальцев к плечам и голове, прокатывавшееся волнами. Сплетавшееся, казалось, с каждым сосудом в моем теле. Я закрыла глаза, осознав, что по щекам Норы течет вновь ставшая свежей кровь, которой нанесены были символы на наших щеках и на ее руках, оголенных по локоть. Мне казалось, что я торчу тут с ней уже бесконечно долгое время, но я боялась открыть рот и помешать тому, что она делала. Внезапно я осознала, что Элеонора шепчет слова сквозь стиснутые зубы, а ее пальцы едва заметно дрожат. Я знала, что может вызвать такое состояние – сильная боль. При том, что мне не было больно, Нора явно расплачивалась за совершаемое нами куда больше.