Текст книги "Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 64 страниц)

***

Я не был уверен в том, когда эти отношения начались, но заметил я их в конце шестого курса Кэт. После истории с Хвостом Кэтрин на месяц угодила в больничное крыло, трое суток находилась на грани, я каждую свободную минуту старался провести с ней, хоть как-то поддержать, и, само собой, было не до раздумий. Но вскоре ей стало лучше, прозвучало «Жить будет» – каким облегчением для всех нас стала эта фраза! – и стало спокойнее. А потом, продолжая навещать сестру и ожидая, когда же ее выпишут, чтобы просто сходить к Хагриду и попить чаю, что всегда было для нас маленькой радостью, просто обнять ее, не чувствуя запаха лекарств и зелий, начал замечать кое-что еще, кое-что весьма любопытное и странное…

Я ни разу в жизни не видел, чтобы Снейп столько времени проводил в больничном крыле и так пекся о пациенте. Не то, что не видел, я о таком и подумать никогда не мог. Но тут факт был налицо – если бы не другие обязанности и дела, он бы вообще, по-моему, из палаты не уходил. И хотя в каждый мой визит, если он был там, он за какой-нибудь книжкой или газетой сидел в дальнем углу палаты, читая, я начал здорово сомневаться в том, что в мое отсутствие дела обстоят так же. И не ошибся.

Было уже довольно поздно, когда я, на ходу отвязавшись от менторским тоном читавшей мне правила Школы Гермионы, под Мантией, крался в Больничное Крыло. Мне отчего-то именно в тот вечер здорово захотелось навестить сестренку, а в том возрасте я жил по принципу «захотелось – сделал». В том, что там уже никого не будет, я не сомневался. Мадам Помфри тоже спит, пациентов кроме Кэт не было, Снейп (я так думал) тоже там по ночам не сидит. В последнем, как легко догадаться, ошибся. Дверь была закрыта, но не заперта, впрочем, опасности для Школы вроде бы миновали. Я начал было уже ее открывать, стараясь не показаться из-под тогда еще большой для меня Мантии, как вдруг рука так и застыла в воздухе. Было от чего. По ту сторону двери раздался тихий женский смех, принадлежавший Кэт, и негромкий, едва слышный мужской голос. Причем принадлежал он явно не дяде Тому, который так тихо на моей памяти вообще не разговаривал. Я машинально коснулся ручки и тут же убрал руку – заходить передумал, тем более что даже будь там дядя, мне бы пришлось несладко. Строгость моего опекуна была в нашем окружении предметом шуток и входила, наверно, в список первых ассоциаций с его именем…

“Тем более попадаться не хочется Снейпу”, – отступая от двери и готовясь идти обратно, подумал я. – “Снейпу?!”.

Декан Слизерина смотрел прямо на меня, так, что я испугался было, что Мантия спала. Но рука, сделавшая несколько царапающих движений, словно попытка ухватить ткань, подсказали мне, что он меня не видит. И все же я не то, что шагать, я дышать боялся.

– Да показалось мне, кому по ночам ходить охота? – послышался недовольный слабый голос Кэтрин. – Хватит кого-то там искать! – дверь захлопнулась, закрыв меня от зельевара.

Способность двигаться вернулась и я со всех ног поспешил обратно в Общую Гостиную, попросив по пути Полную Даму умолчать о моем походе, где на меня снова напустилась Гермиона… Но я ее не слушал, мои мысли в тот момент потрясло другое: присутствие там Снейпа в столь поздний час, когда ему вообще-то полагалось находиться явно не там, а в своих личных апартаментах. И хотя Герми и Рон, которым я про эту «встречу» рассказал, были свято уверены, что его постоянное нахождение рядом с сестрой вызвано серьезностью ее болезни и лечения, у меня на дне души зародились первые, и уже достаточно сильные, подозрения. Потом я уже следил за ними, хотя и сам себе в этом признаваться бы не стал. Но долгое время ничего всерьез подтверждающего мою теорию не случалось. Однако поездки Снейпа к нам (он якобы подружился с дядей и ездил в гости к нему), то, что Кэт во время обмена с университетом и потом, когда работала, будучи в Школе, за трапезой сидела рядом с ним и нередко довольно-таки мило с ним беседовала, пара случаев нашего с ним личного общения, во время которого я за минуту не услышал ни одного его ехидного «Поттер» и ни одного замечания в адрес меня или отца, то, что после выпуска Кэт, случалось, обращалась к нему на «ты» и по имени… Ее кольцо на пальце (купила она его, как же!)… И множество мелочей типа случайных оговорок и впадений сестренки в задумчивое состояние, крайне высокодуховного общения ее и Снейпа, стоило мне показаться на горизонте, все больше с каждым годом укрепляли мои подозрения. А в последние месяцы, после смерти Дамблдора и всего прочего, подозрения эти перерастали уже в прочную и сильную уверенность.

Не могли ее не укрепить и те обстоятельства, что стоило мне заикнуться о том, чтобы разобраться с ним или же просто что он – урод и сволочь, предатель, Кэтрин приходила в такую ярость, что убить меня готова была. Нет, ярость-то ее вызывали чары Димитра, я это понимал и старался относиться к этому снисходительно. Но вот причина… Я понимал эту причину и радости она мне не прибавляла совершенно. Да и кому прибавит радости тот факт, что твоя сестра влюблена в одного из твоих врагов? Самых больших врагов. Да и своих, в общем-то, тоже… Молчал я, как я уже говорил, только из жалости к и без того несчастной сестренке. Но в случае возникновения у меня в ее адрес малейших подозрений в том, что она с ним видится, сотрудничает, помогает, что она просто ему верит все еще, молчать бы я не стал. А за три с половиной года моих сомнений и догадок злости у меня накопилось порядочно. Не на сам факт ее к нему чувств, штука это спонтанная. На попытку выставить меня слепым идиотом, причем и все окружающие были в эту игру явно втянуты. И мне даже интересно было, так ли и они искренне верят в то, что я ничего не вижу, или просто решили потешить блажь сестры. Так или иначе, я все еще якобы ничего не знал…

***

– Очень сильно скучаю, – Кэт поежилась от холодного ветра. И тут же опомнилась. – Ты же про папу? – взглянула она на меня. Я только усмехнулся, постаравшись этого не показать.

– Ага. А есть еще кто-то, по кому ты скучаешь? – она помотала головой в знак отрицания. – Ну вот, нескоро я погуляю на твоей свадьбе! – вздохнул я, подыгрывая ее уверенности в моем идиотизме.

– Если ты на ней еще погуляешь, Гарри, – едва слышно пробормотала она, что разом уничтожило мою легкую веселость. – Если я до нее вообще доживу. И не только я… Так что это я надеюсь побывать на свадьбе твоей и Джинни, скорее уж…

– Намек понят, – я кивнул. – Думаю, мы тебя пригласим!

– А Джинни в курсе? – улыбнулась Кэтрин, похлопав меня по плечу.

– Я сообщу это ей после нашей победы… Наверно, – мое настроение упало окончательно, поскольку терзавшее меня осознание того, что Рон, уходя, был прав, отодвинуло все прочие мысли далеко на задний план.

– Кстати, – уловив мое настроение, что ей всегда каким-то чудом удавалось очень хорошо, сестра явно решила мне подыграть. – Знаешь, что я первым делом сделаю, когда мы вернемся домой? – взглянула она на меня. Я хмыкнул, качая головой. Перед мысленным взором возник наш особняк и моя комната, с постерами на стене, серо-зеленое покрывало на кровати Кэт… Мы нередко по субботам на каникулах до глубокой ночи сидели там, забравшись с ногами, пили шоколад, который нам готовил дядя, и болтали обо всем на свете. Я очень любил такие субботы… Это было для меня общение с самым близким человеком. С лучшим другом и единственной сестрой. И внезапно я осознал, как сильно я устал жить в этой чертовой палатке, ходить по этим гадким лесам, рекам, горам и гоблин знает каким еще местам, воевать с Беллатрисой и ее приспешниками, числиться в розыске… Я понял, что просто хочу домой. Ненависть к Лестрейндж и ее слугам, отобравшим у меня почти все, ощущалась еще острее. Но, как ни странно, эта вспышка гнева прогнала начинающуюся депрессию. – Я испеку рыбный пирог. Сама, без магии. – Заметила Кэт. – Как до войны…

– Как на Рождество и день рождения дяди? – улыбнулся я. Она пекла его каждый год, на Рождественских каникулах, и мы все, я и дядя, и Рем, с нетерпением этого ждали. Это было самое лучшее блюдо от Кэт, и она никогда не использовала магию при его приготовлении.

– Точно такой же. И мы все соберемся на кухне и его съедим. Все чет… трое. Совсем как раньше… – она замолчала и минут пять вокруг царила полная тишина. – Я хочу домой, – поднимаясь с земли, прошептала Кэт. – Я очень хочу домой, Гарри… Пошли, думаю, чай уже готов.

– Идем, – я покорно зашагал следом за ней, и уже на входе в палатку негромко заметил: – Я тоже хочу домой, Кэт. Я тоже.

***

На следующий день однообразный ход жизни всех последних месяцев стал чуть разнообразнее. За завтраком, если это варево Гермионы из грибов можно было так назвать (нет, Герми была во всех отношениях прекрасным человеком – умная, хороший и добрый друг, но вот готовила ужасно невкусно), Кэт внезапно уставилась на подругу так, что вздрогнул даже я.

– Гермиона, ты же вчера расспрашивала меня про мою последнюю встречу с Долоховым?

– Нууу… да, – промычала та с набитым ртом. У меня рука с ложкой застыла, не дойдя до рта.

– Я подумала насчет твоих слов про колдовство без маховика. Я не помню таких случаев, но это не исключает их возможности… Дар валькирий, как сказала одна мудрая женщина, даже нам самим во всей своей полноте неизвестен.

– Может, тогда попробуем? Ну, снимешь его и что-то попробуешь сделать? А я подержу.

– Вы вообще о чем? – не выдержал я. Обстановка таких вот разговоров без меня и наших с Кэт о деле без Гермионы меня тоже угнетала. Мы были втянуты в это втроем и я искренне считал, что и решать проблемы мы должны тоже все вместе. Но Герми фыркнула, одарив меня испепеляющим взглядом.

– Гермионе вчера пришла в голову мысль о том, что этот случай с Экспеллиармусом, что я применила к Антонину, был не так уж случаен. Она предположила, что это может быть еще одна из скрытых способностей валькирии, – ответила мне сестра. И тут же повернулась к нашей подруге. – Гермиона, его не надо давать преемнице, уже назначенной, но пока не являющейся валькирией, уронишь. Гарри можно. – На это Гермиона снова презрительно фыркнула.

– Но раньше-то ты не умела колдовать без маховика или палочки, – пожал я плечами.

– А я и не пыталась. Я только раз пробовала заставить браслет работать. Но он напрямую зависим от маховика или, на крайний случай, палочки. Браслет – вспомогательный атрибут, он не имеет собственной магической силы. Но я и не слышала о такой возможности, честно говоря. Доедай и пробуем, – Кэт отложила ложку, не съев и половины своей порции. – Надо узнать, что это было… – Гермиона кивнула, поспешно доедая свою похлебку. Я отставил тарелку, правда, съесть успел уже почти все, и тоже встал.

– Гарри, – Кэт осторожно сняла маховик с шеи и протянула мне. – Держи его очень-очень крепко, так, словно у тебя его вырывают, а ты не хочешь отдавать. Ладно? И не надевай на шею ни в коем случае! – когда я уже крепко сжал крохотные часики в руке, добавила она. Гермиона тоже присоединилась к нам, мы вышли в гостиную и там я присел на край кресла, маховик казался довольно тяжелым и держать его отчего-то было не слишком-то приятно. Словно это какой-то мерзкий жук. Чем вызвано такое ощущение, я не понимал. А Герми наставила на Кэтрин палочку.

– Разоружи меня, – произнесла она. Несколько попыток Кэтрин и дважды угодившие в нее чары Гермионы, сделавшие из Кэтрин кролика (отросли уши) и связавшие ее, видимого эффекта не принесли. Гермиона покачала головой.

– Попробуй еще что-нибудь сделать, – нахмурилась она. Маховик начал трепыхаться и пришлось приложить немало усилий, чтобы его удержать. Кэтрин пыталась приманить книгу, положенную девчонками на стол, но и это было безрезультатно… Та лишь чуть-чуть шелохнулась. Кэт опустила руки.

– Бесполезно. Я понятия не имею, что это было.

– Стой-ка! – скомандовала вдруг Гермиона и умчалась в спальню, где мы и ночевали и где лежали кое-какие наши не самые нужные вещи. В том числе и те самые мантии, что остались с похода в Министерство. Мы с Кэтти лишь недоуменно посмотрели ей вслед. Там что-то шуршало, словно Герми переодевалась или что-то в этом духе, и я отвернулся – стены были не каменными все же, мало ли. А когда повернулся на звук неожиданно тяжелых шагов, то по инерции вскочил на ноги раньше, чем успел что-то сообразить. И свободной от рвущегося прочь маховика рукой наставил палочку на мужчину, выходящего к нам. Тот хищно, недобро и знакомо усмехался, приближаясь к Кэт. И, явно от неожиданности и легкого страха, отобразившегося даже на ее лице, Кэт рявкнула «Экспеллиармус» так, что я чуть не упал вместе с креслом, опустив палочку – до меня очень быстро дошло, что это Гермиона. До Кэт, видимо, чуть позже…

А вот Гермиона-Долохов упала. Палочка оказалась в руке Кэтрин, едва была на нее устремлена. А последняя, страшно побледнев, рванулась к подруге, помогая ей встать.

– Гермиона, извини, я не хотела!

– Я на это и рассчитывала, – грубым голосом отозвалась Герми, поднимаясь на ноги. – Неожиданность хотела создать.

– А откуда его волосы? – нахмурилась Кэтрин. Гермиона пожала плечами.

– У нас осталось немного Оборотного Зелья, я глоток сделала. А волос сняла у тебя с плеча, когда ты вернулась. У Сириуса они немножко другие, а уж волос Влада я точно отличу. Вот я и решила, что это скорее всего с Долохова. Он же близко к тебе стоял, вот в свитере и запуталось, видимо, – поясняла Герми. – Кстати, я думала, он на вкус неприятнее, – добавила она.

– И на что похоже? – поинтересовался я, взявшись за цепочку – маховик уже начал меня жечь, видимо, стремясь к хозяйке. Я понял, почему Пожиратели его на себя не надевали и убирали сразу в карман – просто он не давался так уж легко. Не позволял его спокойно трогать.

– Непонятно. И горько, очень, и как-то… терпко, что ли. Но не так противно, как Милиссента, – явно забыв о злости на меня, отозвалась Герми. – Получается, это у тебя реакция на твой страх? На угрозу тебе? – перевела она взгляд на задумчивую и растерянную Кэтрин.

– Я и раньше его побаивалась, да и не сказать, чтобы я так уж сильно там испугалась… Однажды мне было еще страшнее, но такого не случилось.

– А о чем ты думала, когда меня разоружала? – сев на кресло, Гермиона потерла затылок. Она выглядела еще как Долохов. Кэтрин пожала плечами уже в который раз.

– Да ни о чем, – отозвалась Кэт. – Я и не подумала, а ты уже на полу. Стойте-ка! – сестра на радостях обняла сначала Гермиону, что было с виду странно – обнимающая Долохова Кэт, потом и меня тоже. – Я поняла, в чем дело. Это даже не страх, это скорее непроизвольная защита с моей стороны, от отчаяния или от злости… Суть здесь в том, что это должно вырваться непроизвольно, случайно. Я концентрировалась на том, чтобы колдовать, ничего не получалось. Когда увидела Долохова, не сразу поняла, что это ты, и заклинание само вырвалось! На уровне подсознания. Теперь мне интересно другое, – прищурилась она, сев в ближайшее кресло. Я протянул ей маховик, но забирать его, начавший уже буквально буравить мою кисть, словно ковыряясь в коже, она не торопилась. – Могу ли я научиться пользоваться этим сознательно… Как думаете? – поглядела она на нас.

– Не знаю, надо пробовать, – пожала плечами Гермиона. – Но если бы ты на самом деле сумела так делать, это не было бы лишним совершенно. Это значило бы, что ты стала бы неуязвима для таких случаев, как последний с Долоховым. Не лишалась бы способности прибегать к магии.

– К слову о способностях, – внезапно переключилась Кэтрин. – Гермиона, у нас много проблем и они грозят вызвать большие трудности. Так вот, война есть война и что-то может произойти со мной… Я хотела бы начать учить тебя правилам и сущности валькирии, чтобы если что… – Кэт тяжело сглотнула. – Ты была бы не совсем беспомощна и растеряна, получив такой дар. Ты сама хочешь этому научиться? – поинтересовалась она у подруги. Гермиона, серьезная, с блестящими от делаемых нами открытий глазами, медленно кивнула. Глаза ее широко раскрылись от изумления.

– Кэт, но ведь ты жива и здорова! – покачала она головой. – Если ты думаешь, что так лучше, я готова, но ты же в порядке!

– Я не в порядке, Герми, – хмыкнула сестра. – Ты даже не представляешь, что происходит с моим сознанием и даром. Если бы не помощь Влада и Анны, полагаю, им руководит она, я бы давно или совсем свихнулась, или убила кого-нибудь. Впрочем, сейчас это одно и то же. И пока талисман меня защищает и мне хватает сил сопротивляться, я хочу обучать свою преемницу. Боюсь, однажды тебе это может пригодиться против меня же… Я могу убить вас обоих прямо сейчас, и вы не успеете даже пикнуть. И именно поэтому я хочу тебя обучать. Ты сможешь понять, что со мной что-то не так, если я потеряю контроль над рассудком. И опередить меня. Мы могущественны, но смертны. Когда со мной будет покончено, ты примешь дар. Если я погибну, помогая нашему общему делу, ты примешь дар. Посвящение пройдет очень скоро, сейчас нужна полноценная валькирия и это понимают все. На то, чему я училась годами, с десяти лет, у тебя есть пара месяцев. Прошу тебя, отнесись к этому серьезно.

– Гермиона не сможет убить тебя, – прошептал я. Маховик как-то внезапно похолодел, перестав вырываться. Словно вместе с поникшей сестрой погрустнел и он. – Она не сумеет.

– Ей и не придется, – грустная улыбка показалась на губах Кэт. – Достаточно будет лишь позвать Влада. Остальное сделает он. Явится он мгновенно…

– Но он служит не мне! – возразила Гермиона. Кэт почти рассмеялась, запрокинув голову и странно ухмыльнувшись.

– Он придет, поверь мне. И успеет. Я буду до последнего сопротивляться этому, пока будет хоть капля моей собственной души. Тебе достаточно будет лишь сказать ему, что я хочу убить Гарри. Он услышит и придет. Я уже сделала для этого все необходимое.

– Он не сможет… – прощептала Гермиона. Кэт медленно поднялась, обошла Герми, все еще выглядевшую Долоховым, и замерла у входа в спальню.

– Он сможет. И я, и он это понимаем. Мои способности, Герми, не игрушки. Это проклятье. Именно поэтому, если тебе придется принять дар, я заранее прошу у тебя прощения за то, что взвалю этот груз на тебя. Мама не просила его у меня, но теперь-то я поняла, что дар она отдавала не потому, что было больно. Она просто осознавала, что мне это поможет в жизни… Тебя я выбрала исключительно потому, что никто иная не осознает всей степени ответственности и силы быстрее. Но если это случится, – она тяжело вздохнула, – прости. Видит Время, я этого не хочу… – Кэт скрылась в комнатке и вскоре, почти бесшумно, вышла к нам в белой мантии в пол. Волосы сестры, доросшие до плеч, были перехвачены зеленой лентой. Я уже давно не видел ее в этом облике и вдруг тоскливо заныло сердце. На месте Кэт я отчетливо увидел тетю Роззи в таких же одеждах. Вспомнил, как суров и непреклонен был тогда ее голос, то, с какой легкостью она оторвала Петтигрю от пола, не поведя и пальцем, одним лишь взглядом, и пригвоздила к стене. И то, с каким ужасом Хвост на нее посмотрел.

– Роуз! – в комнату, где мы находились, влетел взволнованный папа. – Роуз, отпусти его! – легкое, неуловимое движение руки и отца отшвырнуло к двери с такой силой, что он чуть не упал и схватился за косяк. Я, тогда совсем маленький, напугался смертельно и дрожал, глядя на молодую красивую женщину, внезапно превратившуюся словно бы в хладнокровную богиню возмездия. Я не помнил, что тогда делал Хвост, но у меня было стойкое ощущение, что он, якобы играя со мной, намерен был меня убить или что-то в этом роде. Что-то же вызвало у валькирии такую спокойную ярость. Тетя Роззи посмотрела на Хвоста, улыбнулась и тот рухнул на пол, сжавшись в комочек.

– Помни, Петтигрю, я валькирия. Я гораздо сильнее, чем ты думаешь. И кто бы ни был твоими друзьями, не забывай – очень мало кто из них осознает всю степень того, что я могу сделать. Очень мало кто способен будет один оказаться равным мне и иметь все шансы. И последнее. Поверь, ты не входишь в число тех, кому я советовала бы встретиться со мной в одиночку. Джеймс, извини, – тетя заботливо потрепала меня по голове и ангельски мне улыбнулась. – Я напугала Гарри, прости… – она наклонилась ко мне, поцеловала в лоб и тихо пару секунд пела мне на ушко одну из вариации Песни Валькирии. Все участники сцены успокоились. Я вспомнил, что потом Хвост никогда не оставался наедине со мной. Или мама, или тетя Роуз, или пару раз дядя Том всегда были рядом.

Внезапно в памяти вспыхнуло еще одно обстоятельство, врезавшееся в нее потому, что кое-что о валькириях я уже тогда знал. И знал, что в такой одежде маховик должен быть на виду. Все это – символы сущности и власти валькирий, официальное их одеяние. Но в тот момент на шее Розалины Реддл, валькирии Соединенного Королевства, маховика времени не было.

Палочки в руке тоже… Тетя Роуз колдовала без атрибутики!

– Гарри, ты вообще слышишь?! – прозвенело над ухом. Я вздрогнул. Кэтрин уперла руки в бока и сердито на меня смотрела. Гермиона снова фыркнула.

– Извини, я задумался и… кстати… – но меня перебили.

– Подержи маховик за цепочку и ни в коем случае не отпускай и не надевай на шею. Он повырывается и сникнет, но не пугайся. Это так и должно быть. Герми, глаз не своди с маховика. Я сейчас уйду и потом вернусь, возьму палочку Гермионы, на всякий случай.

– Тебя же увидят! – возразил было я. – Возьми Мантию!

– Не увидят, – отозвалась сестра, шагая уже к выходу из палатки. – Не увидят…

После ее ухода через минуту маховик дернулся как сумасшедший, и вырывался из руки со страшной силой. Мы с Гермионой молчали, не отрывая взгляд от золотистой вещицы в моей руке, которую я едва удерживал. Внезапно маховик словно сжался на миг, ярко вспыхнул желтым и после этого почернел. Чернота стремительно расползалась по цепочке. А маховик показался таким тяжелым, что я испугался, что не удержу его в руке. И, не вняв предостережениям Гермионы, когда маховик весил уже как приличный камушек, а моя рука устала от борьбы, удивляясь про себя тому, как Кэтрин умудряется таскать его на шее постоянно, накинул цепочку на себя.

Странное ощущение пронзило легкие, словно я задыхаюсь. Маховик весил как приличный булыжник, грозя сломать мне шею. И это он еще, кажется, дезактивировался. Что ж тогда со мной сделал бы активный?

– Гарри, недоумок! – Кэтрин подлетела ко мне, сорвала с шеи цепочку и надела на себя. – Как ты? – заволновалась она. – Никто еще его не надевал, но я слышала, что это бывает иногда опасно.

– Было трудно дышать, но и только. Как ты носишь эту штуку на шее, он же тяжелый?!

– Только для тебя. Он подумал, что раз хозяйки столько времени нет, ты пытаешься его у меня украсть. Это защитная реакция, он хочет ко мне. Потому-то я тебя и просила не надевать его на себя. Не знаю, чем такое может обернуться… Но ты, вроде, цел, – она критически меня осмотрела.

– А как ты узнала, что я его надел на себя?

– Я же с ним связана, он же мой! Я почувствовала сначала, что он отключается, а потом его страх. Он меня искал. Да, – поймав наши с Гермионой взгляды, поясняла сестра, – маховики имеют память и некоторые подобия чувств. Случается так, что маховик хоронят вместе с валькирией, он не принимает никакую другую. Мой ждет та же участь, боюсь. Делать их сложновато, это отнимает у той, кто их делает, уйму времени и вызывает необходимость общаться с миром, лежащим за пределами нашего понимания.

– Но ведь маховиков в Отделе Тайн было полно, можно же просто взять любой! – не понимал я. – Зачем их изготавливать с такими трудностями?

– В Министерстве были обычные маховики, человеческие. Мой же – маховик валькирии. Обитель моей сущности. Они специальные и никому, кроме валькирий, не дано права их носить. Тот, что носила Гермиона на третьем курсе, был лишь жалким подобием настоящего. Он мог вернуть вас назад во времени, но ненадолго, на ограниченный временной диапазон, и не влиял на то, как будет идти мир вокруг вас. Мой же может вернуть назад во времени не только меня, куда угодно, и в том числе навсегда. Итак, – оборвала она себя. – Так он выглядит, когда неактивен. А теперь начну лекции. С чего начать? – Кэт села в кресло и улыбнулась. Гермиона, превратившаяся обратно и в одежде мужчины выглядевшая теперь нелепо, присела на краешек стула, приманенного с кухни.

– Расскажи мне, пожалуйста, про то, как работает Поцелуй. Я все никак не могу понять, как можно вернуть с того света… – попросила подруга. Маховик на шее его нежно погладившей Кэт снова стал золотистым и теплым и уютным на вид. Могущественная, опасная и крохотная при этом вещичка обрела вновь свою хозяйку.

– Наставница Оливия говорила, что молодые валькирии про это часто спрашивают в первую очередь. И преемницы, – покачала головой Кэтрин. – Всем хочется его применить, чтобы оживить кого-нибудь, пока не узнают цену… Гарри, – она посмотрела на меня. – Так не принято, ты парень, преемником быть не можешь. Но я просто завяжу тебе язык, я это умею. Можешь послушать это и правила, я буду диктовать их Герми. Итак, валькирии живут долго, я слышала о двух сотнях лет. Наш дар, по сути, очень мощная энергия. Жизни и в то же время боевая. Он поддерживает тело, старение идет медленно и женщина, получившая дар, долго живет. Так бывает, если поцелуй не применить. Но если валькирия кого-то поцеловала, срок ее жизни…

– Сокращается, – пискнула Гермиона, поглядев на сестру. – А намного?

– Вдвое, – отрезала Кэтрин. – Срок жизни валькирии, применившей эту способность, сокращается почти вдвое. И общая жизненная сила несколько понижается. Эта энергия тратится на воскрешение, а дальнейшая судьба человека – в его руках. Мы… – она замялась, думая, как бы лучше что-то выразить. – Мы словно бы отдаем живую энергию миру-за-гранью, как плату за то живое, что он забрал. Частичку себя в обмен на того человека, которого возвращаем. Это одна из причин редкого прибегания к Поцелую. Страшно отдавать загробному миру часть своей жизни и своей сущности.

– А есть какие-то ограничения? – поинтересовалась побледневшая Гермиона.

– С момента смерти должно пройти не больше суток, и это всегда по-разному. Чем маг сильнее, тем дольше он после смерти может вернуться. У обычных людей, маглов и сквибов, этот срок равен часам восьми, а то и меньше. Могут быть даны всего секунды…

– А какова еще плата? – спросил я. – Ты говорила, что отдать половину собственной жизни – это только одна из плат. А еще одна? – сестра побледнела, было видно, что говорить ей об этом тяжело. Мне было ее жаль, но все-таки ответа от нее я ждал. Гермиона посерьезнела и словно бы увяла, качая головой. Принцип работы этой способности Кэтрин она явно себе представляла иначе. А вот я – нет. Я всегда осознавал, что за такую штуку валькирии дорого платят. Они за свой дар вообще дорого платили…

– Муки совести. Кого бы ты ни выбрала, всегда найдутся те, кого это спасло бы потом, те, кого ты могла бы вернуть, и не стала. И тебе будет стыдно перед ними за то, что ты вернула только одного. Вот почему принять такое решение всегда так сложно. Ты в любом случае будешь жалеть своих «жертв» и в твоей душе появится очередное острое чувство вины, и это будет страшнейшее твое осознание в жизни. Иногда приходится делать выбор между двумя людьми, и даже тремя, и это очень сложно… И потом грызет совесть, если кого-то все же поцелует. Но есть еще один вариант выбора, самый страшный. И самый предопределенный. Если уж он тебе сужден, его не избежать. Выбор между тем, кого велит вернуть долг и тем, кого ты хочешь вернуть умом и сердцем. Как правило, не целуют в такой миг никого или целуют любимого. Но та вина, что наступит после, поглощает все прочие чувства. Я слышала, что одна из валькирий от осознания своей вины за то, что между маленьким ребенком и любимым мужчиной выбрала мужчину, как эгоистка, сошла с ума. Мы люди и нам не чужды человеческие страсти и желания. Мы просто не имеем на них права, – по ее щеке скатилась слезинка, – мы не имеем права думать о себе, если кому-то в силах помочь. Это – одно из первых правил Кодекса, если убрать пышную словарную оболочку. Есть еще одно, – она виновато посмотрела на Герми. – Я понимаю, какую боль причиню тебе этими словами, но поверь, каждый из нас все делает, чтобы этого не случилось… Но вдруг?

– А в чем дело? – напряглась Гермиона, да и я тоже.

– Первые ифриты – дети валькирий и Хранителей, до войны те порой находили друг друга очень милыми и… – Кэт замялась. – Их дети овладели обеими сторонами магии, и как матери, и как отцы, и получили подлинную власть менять сознание, например. Но валькириям такой расклад не понравился, роман валькирий с Хранителями был сразу же поставлен под запрет, и от ифритов даже матери в конечном итоге отказались. Запрет на любые близкие отношения, я не о дружбе, был наложен и на них. Валькирия и ифрит не имеют права быть вместе. Прости меня… – прошептала Кэт. Гермиона всхлипнула, закрыв лицо руками. Я давно знал, что ей симпатичен Влад, что между ними что-то есть, но никак не ожидал, что над ними может нависать опасность такого… Я укутал Герми в одеяло, та, дрожавшая и плакавшая, только слабо кивнула, и вывел Кэтрин наружу. Было еще светло.

– Зачем ты это ей сказала?! Ей же сейчас тяжело! Это жестоко!

– Лучше сказать все сейчас, Гарри. Она не валькирия. Она может все обдумать и отказаться. Ее никто не обязывает это делать. Тогда преемника назначит Анна. Ровно до момента, когда маховик уже на шее, можно отказаться.

– Почему не отказалась ты? – развел я руками. Получается, она могла бы жить как люди и сама же отказалась. Почему? Это в голове никак не умещалось. Кэтрин возвращалась в палатку и обернулась ко мне, уже сделав шаг от меня.

– Мне никто не говорил, Гарри, чем для валькирии оборачивается ее дар. И не говорили, что этого можно избежать, что есть выбор. Гермионе лучше было узнать все сейчас… Это даст ей шанс принять этот крест или избежать его. Но решение этой дилеммы – в ее руках…

Еще неделю Кэтрин, постоянно подчеркивая, что лишь пытается подготовить Герми к выбору, рассказывала ей про дар, его сущность, способности, цитировала Кодекс. Мне позволено было бывать рядом и я был. Но один раз Кэт просила меня выйти. В тот день она озвучила Гермионе некое Негласное Правило Кодекса. Когда наконец Герми меня позвала – она начинала уже со мной разговаривать потихоньку, и я вернулся внутрь, плакала не Гермиона. Плакала, зарывшись лицом в подушку, Кэтрин. На вопрос почему Герми ответила только, что Кэт плачет из-за Негласного Правила. Что для нее то, что оно в себе таит, слишком страшно и слишком жестоко… И, учитывая, что в последний раз Кэтрин так горько плакала при мне только после смерти Дамблдора, я склонен был в это поверить…