Текст книги "Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 64 страниц)

– Нет, Гарри, нет, – отозвалась я. И, неожиданно для самой себя прошептала, оставшись наедине с Герми, все еще заботливо меня приобнимавшей. – Я надеюсь, что нет…

– Кэт, – убедившись, что мальчишки ушли, Герми заглянула мне в глаза. – Кто умер в твоем сне? Почему ты так кричала?

– Северус, там я тоже любила его… И… – я опустила голову на руки, по щекам снова побежали слезы, перед глазами возникло посеревшее заостренное лицо и огромная рваная рана на шее. Это была даже не Авада… Смерть Северуса была страшнее. Гораздо страшнее…

– Но почему ты так рыдала? Ты же могла его вернуть. Вряд ли та ты использовала Поцелуй раньше! – зашептала Герми мне на ухо. Я покачала головой…

– Меня лишили права на Поцелуй. Я не смогла его вернуть. И знаешь, – поглаживая маховик, прошептала я. – Я боюсь потерять этот дар сейчас… Боюсь, что если мои близкие, кто-то, погибнет, я не смогу вернуть… Что из-за моих вспышек злости меня лишат этого права вновь. – После того сна я действительно начала этого бояться. И, наверное, именно той ночью я впервые решила для себя, что я просто не имею права больше быть эгоисткой. Именно в ту ночь я поклялась себе, что думать буду прежде всего о других. Что теперь-то я буду истинной валькирией, и данный мне шанс исправить то, что я когда-то натворила, я не упущу. Что из этого вышло, я узнала гораздо позже. Тогда же клятва, может быть, немного роковая, а может, и ставшая настоящим благом, была только-только дана…

Было и еще одно обстоятельство, лишь больше уверившее меня в том, что в этот раз я просто обязана сделать так, чтобы все пошло иначе, о котором я не сказала даже Герми. Уже очнувшись, когда я смотрела на свои руки, я увидела выглянувший буквально на сотую долю секунды из-под рукава моего свитера, задравшегося на запястье, краешек Черной Метки…

***

– Влад? – ахнула Герми, отпуская меня и повиснув на шее молодого ифрита, возникшего посреди комнатки. Девушка уткнулась ему в плечо и задрожала, словно заплакав. Влад же бережно погладил ее по голове, прижав к себе и поцеловав в макушку. – Ты так давно не появлялся!

– В Европе проблемы, а я все-таки стажер международного аврората, – улыбнулся он. – Да и еще пару дел надо делать одновременно. И потом, я же тебе иногда снюсь! – пожал плечами Матей.

– Мне не хватает реального тебя! – возмутилась Герми, все еще не отпуская его.

– Ты тут откуда? – забыв о собственных проблемах, уставилась я на ифрита. Тот улыбнулся уже мне.

– Забыла, что я выбрал тебя своей «валькирией-мастером»? – поинтересовался он. – Я не могу находиться рядом постоянно, но приглядываю, чтобы Димитр до тебя сейчас, пока слишком рано, не добрался. И до твоего папы тоже.

– Где папа? Что с ним? Почему не работает браслет? – подскочив, я тормошила друга за рукав, под удивленным взглядом самого Влада.

– В горах, где – не скажу, извини. Он абсолютно здоров, все хорошо. Браслет я от него отвязал… Так надо, опять же извини.

– А зачем ты оторвал кусок его записки?! – всерьез подумав, не задушить ли его, вкрадчиво спросила я.

– Я убрал в конверт целое письмо! – возмутился Влад. – Я же не идиот, чтобы тебя пугать, когда все и так напряженно!

– Ладно, а зачем ты тут, что случилось?

– Димитр тебя потерял. У тебя откуда-то появился талисман ифритов? – я кивнула. Влад обрадованно посмотрел на меня, оторвал от пола Гермиону, поцеловал в кончик носа и поставил на пол снова. Герми чуть порозовела, смутившись… – Прекрасно! – объявил Влад, широко улыбнувшись. – Значит, добираться до тебя он больше не сможет так легко, и это обнадеживает. Но я тут не за этим… Слушай, – осведомился он уже серьезно. – Я знаю, что у тебя бывают вспышки ярости, и догадываюсь, откуда они… Я пришел попросить тебя об одной вещи, – мягко усадив Герми на койку, Влад взял меня за руку. – Сопротивляйся им, Кэт, они будут тем страшнее, чем больше их будет. Сопротивляйся им. Я ищу способ от них избавиться, но все же… Не поддавайся, этого нельзя делать… Нельзя, чтобы ты вернулась к прежней реальности, к прежней себе…

– Ты помнишь другую реальность? – удивилась Герми вместе со мной.

– Я о ней знаю, я же ифрит, – хмыкнул Влад.

– Я не могу сопротивляться… – пробормотала я. Влад же, с желтым огоньком в глазах, посмотрел на меня.

– Можешь. Главное, старайся не поддаться, сохранить себя такой, какая сейчас, слышишь? – я кивнула. Они с Герми о чем-то пошептались буквально пару минут, Влад обнял Гермиону, я тактично отвернулась, давая им возможность поцелуя – по одному тому, что подруга повисла у него на шее, я догадалась об их взаимоотношениях еще до того, как суть валькирии во мне их ощутила. И Матей собирался уже уходить, когда я наконец решилась спросить то, что уже пару минут интересовало меня.

– Влад, кем ты в прошлой реальности был для меня?! Мы же были знакомы, да?!

– Твоим врагом… – вздохнул он. – И, по правде говоря, быть твоим другом мне нравится больше, Кэт… И совет тебе, как другу. Тебе дан редчайший шанс исправить события, повлиявшие на мир, шанс исправить свои собственные страшные ошибки. Не упусти его, Кэт. Не поддавайся страху и злобе. Ты очень сильна, ты очень достойный противник для Хранителей. Я вижу, что тебе страшно, но ты не должна сдаваться. Слышишь меня? – я медленно кивнула. Перед глазами снова появились мертвые лица тех, кому тогда я не стремилась помочь, а потом не сумела спасти… Мертвое лицо Северуса… И я поняла, что просто не имею права позволить своему дару уснуть снова. Я просто не имела права сдаваться. Как бы трудно и страшно мне ни было.

Влад, исчезнувший после этих слов, был прав. Я не имела ни права, ни намерения упускать данный нам шанс на лучшую жизнь. Даже если бы для этого пришлось погибнуть мне самой, я не имела права сдаться. И не имела права предать тех, кто в меня верил…

========== Замуж за Пожирателя. Часть 1. Чужие тайны (Анжелика) ==========

О, сказавший, что сердце из камня,

Знал наверно: оно из огня…

Никогда не пойму, ты близка мне

Или только любила меня.

Анна Ахматова. Подражание И.Ф.Анненскому

Тик-так, тик-так…

Я лежала в своей спальне в бабушкином доме, наблюдая за тем, как стрелки часов лениво ползут к восьми утра. Именно в это время дедушка уходит на службу в Министерство, американское, конечно, и можно будет выйти, уже не опасаясь столкнуться с ним на лестнице. Нет, я, конечно, не против увидеть дедушку, но разговаривает дедуля всегда очень громко, а вот увидеть Долохова, которого может разбудить дедушкин голос, мне не хотелось совершенно, он и так постоянно находился у меня перед глазами, и мне хотелось хотя бы тут от него немного отдохнуть…

За окнами медленно разгоралось субботнее утро, а это значило, что бабушка, Адельфа Блаттон, сотрудница теплиц редких магических растений, отвечающая за сектор «особо опасных» представителей мировой флоры, должна была остаться дома, что несказанно меня радовало. Я искренне надеялась, что Долохов еще пару часиков полюбезничает с ней на тему чистоты крови и идеалов чародейства и мы улизнем прежде, чем вернется дедушка и говорить придется уже с ним… Вчера мы прибыли довольно поздно, дедуля вскоре лег спать и встреча его с моим «мастером» была крайне коротка…

Я же, ожидая момента своего «пробуждения», до которого мне оставался еще почти час, вспоминала о тех обстоятельствах, что предшествовали нашему прибытию сюда. О том, с чего вообще началась вся эта история со знакомством моего «мастера» и родных. Нот, дедушкин ворон, прохаживался по верху шкафа, косясь бусинкой черного глаза. Отношения со старой птицей у меня никогда не ладились, наверное, в силу редких приездов. Он всегда следил за мной, дедушка еще шутил, что Нот чувствует шпиона «вражеских диверсантов»… Но, так или иначе, возмущения своего птица пока никак не выдавала и проделать мне в голове дырку, к счастью, не пыталась…

Я чуть повернулась, вызвав тут же у Нота возмущенный крик, и взглянула на закрытую дверь. За ней уже послышались шаги собиравшегося на службу деда, судьи американского магического суда, Триниада. Я улыбнулась, представив его ярко-рыжую пышную шевелюру и красную судейскую мантию, буквально режущую глаз. И палочку из дуба и сердечной жилы дракона, которой он гордился и которую каждый день тщательно полировал… Но при мысли о мужчине, спавшем в соседней комнате, улыбка моментально сошла с лица. Я все еще не знала, как мне относиться к нему, и быть может отчасти еще и поэтому стремилась избежать встречи с ним так рано утром практически наедине.

***

Это было самое начало октября, за две недели до визита меня и Антонина в фамильный особняк лорда и леди Блаттон в Америке. Я просила Долохова отправить меня в Хогвартс, тот обещал меня отпустить, но никак этого не делал и мне приходилось находиться близ него самого. Пока шло довольно сильное затишье – Лестрейндж прорвалась к власти и на активное сопротивление уже практически никто не шел, а едва ли не впадавшие в экстаз от восторга Пожиратели и их пособники расправлялись с маглорожденными и некоторыми полукровками – Долохов, за свою исправную службу и верность идеалам чистоты крови и могущества Темной Леди, получил нечто вроде отпуска до особых перемен. То есть он мог свободно посещать собрания у Беллы, находиться в Министерстве, конвоировать несчастных арестованных в Азкабан, издеваться на маглами и сквибами, а мог, если хотел, и не приходить на такие мероприятия, если обратного не укажет ему лично Та-кого-нельзя-называть. Вместе со своим работодателем такой же отпуск получила и я. И вместе с Антонином, вознамерившимся пару недель отдохнуть, отправилась к нему в «фамильный дом», чтобы, судя по всему, готовить и убираться (по крайней мере, никакими другими занятиями мой чудесный наставник меня не загружал).

Первая неделя почти полностью у меня ушла на приведение явно заброшенного уже несколько лет, если не больше, дома в порядок. Жил Долохов, как выяснилось, где-то на восточном побережье Англии, на окраине небольшой деревушки Сэлмон, в небольшом, но уютном двухэтажном доме с мансардой. За домом когда-то был небольшой садик, но теперь там все заросло сорняками, а уже давно не стриженные кусты разрослись, образовав настоящие джунгли… И все же, по довольно дорогой мебели, очень удачно расставленной, по гравюрам и картинам на стенах – живым картинам, волшебным, по тяжелым портьерам на окнах, по наличию двух потайных кабинетов и многочисленных тайников и сейфов, о наличии которых порой забывал сам Долохов, я могла посудить, что в этом домике должно было быть уютно и красиво, когда здесь жили. И что семья Антонина не отличалась бедностью. И к выходным, практически справившись с многочисленной пылью и мусором, я уже получила разрешение на денек посетить свою семью. Долохов к тому же заявил мне:

– Вскоре мы с тобой навестим их вместе, если они не смогут прийти сюда.

– Зачем?! – удивилась я, заволновавшись за папу и Джонни, бывших сквибами, и прикидывая в уме, кого из многочисленных родственников – троюродных и двоюродных – попросить о помощи. Мать, конечно, превзошла бы все ожидания Долохова от моей родни, будучи, как оказалось, Хранительницей. Но проблема была в том, что я с ней не общалась.

– Ты ведь чистокровная, точнее, ты уверяешь, что ты чистокровная. Хотелось бы мне узнать, насколько это соответствует истине, – мило улыбнулся он. – Да и к тому же всегда интересно увидеть, как росла моя лучшая помощница за обе войны, – почти радостно добавил он. Я изобразила на лице смущенную улыбку, придумав наконец решение возникшей проблемы.

– Я сирота, – постаравшись, чтобы голос звучал убедительнее, грустно отозвалась я. – В Америке много темных волшебников, но много и авроров. И в одной стычке мама и папа, они тоже были темными волшебниками, погибли. Я тогда была совсем маленькая. Меня растили бабушка и дедушка, и я с радостью познакомлю вас с ними, мастер Долохов! – в процессе моего монолога Долохов выглядел все удивленнее и смотрел на меня весьма изумленно. Наверное, жалобного повествования о том, что мои родители были темными волшебниками и пали из-за этого, он никак не ожидал…

– Я буду весьма признателен, если лорд и леди Блаттон, да? – я кивнула. – Почтут своим присутствием мое скромное жилище или же позволят мне почтить их, – елейно заметил Антонин после моего небольшого монолога. – И да, в последний раз повторяю, по имени и на «ты»! – процедил он. В самом начале «работы» тут я выискивала среди рыскавших по Лондону Пожирателей именно его, потом в его присутствии «пытала» предварительно усыпленного магла, создав у Долохова иллюзию, что магл кричит от боли, чем и заставила работодателя обратить на меня внимание. После довольно долгого «преклонения» перед его и Беллатрисы могуществом и «мольбы» взять на службу, потому что «даже до Америки уже доходят слухи о вашей силе и мощи, и я хочу помочь вашей победе» Антонин явно мне поверил и пригласил на личную беседу уже с Беллой. А уж после заявления о том, что я знакома была с Реддл в университете и искренне там же и возненавидела за ее «светлую душу, которая всех так умиляет», Долохов и вовсе настолько проникся, что немедленно взялся за мое обучение на роль серьезного и важного Пожирателя лично.

И, как и все молодые Пожиратели, только учившиеся быть такими же изощренными уродами, как Долохов и компания, я обращалась к нему учтиво, «мастер Долохов», но именно меня он почему-то практически изначально заставлял звать его по имени, угрожая применить ко мне Круциатус, если я не перестану звать его вежливо.

– Прости, – мило улыбнулась я. Антонин любезно кивнул. – Я предупрежу бабушку, чтобы они были дома, в таком случае, когда отправлюсь к ним завтра.

– Превосходно. А сегодня ты тогда еще уберешься в моем кабинете, – заметил он. – Ты до него все еще не дошла…

– На чердаке завелся наглый упырь и у меня ушло время на избавление от него, – буркнула я, доставая палочку из кармана джинс.

– Ты могла бы сказать об упыре, я в силах разобраться с ним сам, – усмехнулся Долохов. – Кстати, ужинать мы сегодня будем вместе, – усмешка перешла в подобие улыбки, я постаралась жизнерадостно кивнуть в ответ, хотя сердце чуть было не остановилось – ужинать с ним он до того момента не предлагал.

– Хорошо, Антонин, – невинно хлопая ресничками, я ретировалась из гостиной, где мы и находились, и направилась к личному кабинету Долохова, куда до того ни разу за неделю я не попадала. – Я только закончу с кабинетом и займусь ужином, пожарю бифштекс, – пообещала я, поднимаясь на второй этаж. Дверь оказалась не заперта и вскоре я уже зашла в кабинет. Он был на удивление чист, лишь пыль, скопившаяся на столе, подоконнике и полках, выдавала то, что владелец давно уже забросил дом. Но все книги, свитки пергамента, какие-то бутыли с зельями и различные артефакты, стоявшие на полках и в закрытом на ключ застекленном шкафу расставлены и разложены были явно сознательно и осторожно… Мне хватило буквально пары минут и тройки заклинаний, чтобы в мрачном кабинетике воцарилась чистота, но идти вниз, где в гостиной, скорее всего, опять играл с каким-нибудь мрачным предметом владелец «Долохов-Рэзидэнс», мне совершенно не хотелось. От любопытства и чтобы скоротать время я осматривала лежавшие на столе бумаги – расчёты, какие-то записи, парочка рецептов зелий, как вдруг из взятой мною в руки книги по Заклинаниям – судя по всему, когда-то это был школьный учебник, – выпала колдография. И я, подобрав ее, чуть было не вскрикнула, но вовремя зажала себе рот рукой. Мне на какое-то мгновение показалось, что это Кэт… Но, вглядевшись, я различила значок Равенкло и то, что улыбка девушки была как-то яснее и по-ангельски доброй. Да и волосы были покороче, чем у Кэт до стрижки.

«Розалина?» – мелькнула мысль. Девушка на колдографии смотрела куда-то через плечо, словно оглядываясь и кого-то ища. Но когда поворачивалась ко мне лицом, сходство с Кэт бросалось в глаза. Я дрожащими руками, не понимая, зачем Долохову карточка Кэттиной мамы, перевернула снимок. Ровным почерком там было выведено: «Между прочим, будущий сотрудник Надзора, я тебя ждала, кто еще из нас сладкоежка?!». И ниже, мелким красивым почерком было приписано: «Все-таки ты, лягушку, Роуз, съел не я!»…

– Анж! – рявкнули снизу, от чего я снова уронила снимок, вздрогнув, – ты закончила?! – я поспешно убирала колдографию обратно в учебник и сам учебник на место, отзываясь, что я уже иду готовить ужин. Мне оставалось только надеяться, что в спешке я не ошиблась и Долохов не заметит, что я рылась в его вещах… Мои мысли он никогда не пытался прочесть, и, насколько я успела понять, блестящими способностями к Легилименции он вообще не отличался. А вот жестокости в нем было не меньше, чем в Лестрейндж… По крайней мере, никому кроме них пытки и зверства не доставляли такого странного удовольствия, как этой парочке… Готовя ужин, я думала о том снимке, что нашла в кабинете Антонина. Судя по нему и по подписям сзади, он был довольно близко знаком с Розалиной Реддл, а судя по возрасту мамы Кэт на снимке, знакомы они были уже в школе… И даже дружили. Я невольно хмыкнула при мысли о том, как странно выглядела такая дружба – валькирия и один из первых и самых подлых Пожирателей… Но долго размышлять на эту тему мне на дал Долохов, явившийся на кухню, чтобы составить мне компанию. В общем-то делала я все магией и просто приглядывала за тем, чтобы заклинания работали нужное время, но, не испытывая большого желания разговаривать с Антонином, листавшим старый номер Пророка и время от времени зачитывавшим вслух забавные на его взгляд объявления, делала вид, что очень поглощена процессом приготовления ужина.

– Ты же училась в Денбридже, верно? – раздалось за моей спиной, когда я попробовала бифштекс на готовность, чуть склонившись над плитой. – На кого?

– На аврора-международника, – не выпрямляясь, отозвалась я, бесцельно тыкая вилкой в кусок мяса. Но отходить Долохов явно не собирался и выпрямиться мне пришлось. И обернуться… Антонин стоял ко мне почти вплотную, выше на полголовы, с чуть искривленным лицом с резкими чертами, с длинными волосами и недельной щетиной… А его серые глаза внимательно изучали мое лицо. – Хотела знать врага в лицо, – добавила я. Долохов усмехнулся.

– Полагаю, они работают с серьезными случаями? – я кивнула. – Долго училась?

– Я проучилась всего два года, потом произошел неприятный случай и кафедру на время закрывали… Сейчас она снова работает, двух студентов посадили в Ирманаз – международную тюрьму для волшебников, что-то вроде Азкабана, но больше и находится далеко на севере… На практическом занятии они заигрались и уронили балки, те зашибли одного ротозея, – «прости, Райли!», – подумала я. Вслух же продолжала: – Ну, их обвинили в умышленном убийстве, но пока разбирали, универ был закрыт… То есть кафедра.

– Не хочешь вернуться? – я осеклась, почувствовав прикосновение к щеке грубой ладони.

– Мне там нечего делать, среди авроров с их заботой о порядке и добре, – усмехнулась я, взглянув в странно блеснувшие глаза. Долохов убрал руку, кивнув мне на плиту.

– Я не люблю пережаренное мясо, – резко произнес он, быстрым шагом выходя из кухни. Я оглянулась и тут же взялась за начавшее уже подгорать блюдо. До самого момента, пока я не поставила на поднос тарелку с бифштексом и жареной картошкой для Долохова, я его не видела.

– Я же сказал, мы будем ужинать вместе, – раздалось в дверях, когда я подхватила поднос с помощью палочки и собралась нести в гостиную, где владелец дома, судя по всему, практически поселился. Я молча поставила поднос на стол, так же молча подавая ужин, Антонин, с бутылкой красного итальянского вина, сел за стол. И когда я поставила на стол соусницу и вторую тарелку, моему взору предстали два фужера с вином и отсутствие бутылки. – Ты приглашена на мой день рождения, – усмехнулся Долохов, взмахом палочки зажигая свечи на люстре – за окном уже почти стемнело и готовила я в слабом свете газовой лампы. Но теперь в кухоньке воцарился довольно приятный свет, а я села к столу, взяв в руки вилку.

– У меня нет подарка, – заметила я, отрезая кусочек бифштекса. – Завтра я…

– Не стоит. Ужина будет достаточно, к сорока пяти годам я отвык от пышного празднования, – тяжелый взгляд серых глаз заставил меня вздрогнуть. – Сколько тебе?

– Девятнадцать, исполнилось в марте…

– В девятнадцать я служил секретарем в Министерстве, мечтал стать инспектором Надзора, – прожевав кусочек мяса, поведал мне Антонин. – А через год ушел из Министерства, мой старик умер, мать тоже уже болела, а я окончательно вступил в ряды Беллатрисы. До этого я помогал, но Метку не ставил… Мы с ней и Люцем просто дружили.

– Лорд служил секретарем, – поперхнулась я. – Серьезно?!

– А кто тебе сказал, что я лорд? Я полукровка. Мать была маглой, отец – волшебник-эмигрант из России. Когда он, чистокровка, собрался жениться на матери, дед с бабкой выгнали его из дома. А тут он лордом не был никогда, он работал в Надзоре… Мать почти всю жизнь сидела дома, вышивала на заказ маглам-соседям. Когда дед умер, отец получил все-таки наследство, кучу галеонов, если пересчитать на местные деньги, они переехали сюда, построив дом. Я родился уже тут. До самой смерти старика они с матерью жили богато, отец потом увлекся каким-то бизнесом, ушел из Министерства. Я не вникал, что он делает. А когда он умер, оказалось, что мать ни черта не смыслит в магических деньгах и еле разбирается в магловских… Я конечно ей помогал, но долго она не протянула, порой купить лекарства и то была не в состоянии – папочка ее избаловал, – презрительно хмыкнул Долохов. – Короче, через полгода после смерти отца, она тоже ушла туда, – он ткнул куда-то в потолок.

– Вы был… – я посмотрела в прищуренные глаза и опомнилась. – Ты был в России? – поинтересовалась я. Долохов хохотнул, чуть не подавившись.

– Я родился и рос тут, не знаю по-русски и двух слов, учился в Хоге… Что, по-твоему, я забыл там? Навещать родственничков не хочу, я их в глаза ни разу не видел… А ты леди?

– Леди Блаттон, внучка судьи, – отозвалась я. Долохов взял в руку фужер, мне пришлось взять свой.

– Готовить ты умеешь. – заметил он. – Неплохой вкус!

– Мы не держали домовиков… Один из Декретов Министерства Магии Штатов запретил это еще полвека назад… – пожала я плечами. Это соответствовало истине, мой дедушка в молодости еще держал домовика, но уже до папиного рождения подарил ему перчатки в день, когда Декрет Министерства был подписан… На удивление, ужин прошел мирно, даже без обсуждения идеалов Беллатрисы, Долохов рассказывал мне про школу, работу в Министерстве, расспрашивал про мою жизнь в Америке – в основном про учебу в школе, что избавляло меня от необходимости сочинять грустную семейную историю дальше… Единственным недостатком ужина по случаю дня рождения Антонина стало то, что мне пришлось выпить-таки это злополучное вино, которому было больше ста лет и которое приобрел еще отец Долохова. Я, не любя алкоголь и не разбираясь в нем, по достоинству оценить шикарный букет не сумела. Долохов, слегка разочарованный тем, что обсудить великолепный аромат и вкус со мной не получится, после сладкого чая наконец соизволил отпустить меня из-за стола, что я с величайшей радостью и использовала, улизнув к себе в комнату, где занялась продумыванием своей беседы с бабушкой и дедом. Пить мне захотелось позже, уже довольно поздно ночью, и я, стараясь ступать тише, отправилась на кухню. Искренне надеясь, что Антонин спит, но в кабинете, где до того я обнаружила колдографию Кэттиной мамы, горела свеча и дверь была чуть приоткрыта, совсем чуть, на крохотную щелочку…

Я много раз в жизни ругала свое непомерное любопытство, но, как правило, оно так и лезло из меня в самые неподходящие моменты. Я тут же забыла о том, что хотела пить, наложила на себя дезиллюминационные чары, что мне всегда давалось с трудом. На других – пожалуйста, сколько угодно, на себя же я всегда накладывала их с большим-большим скрипом. Но в лунном свете из окна соседней комнаты, дверь в которую была открыта, я вроде бы была прозрачна и я осторожно заглянула в дверную щель. Антонин же сидел в кресле в глубине кабинета, почти спиной ко мне, лицом почти к окну, на столе горела свеча, а в руке Долохова была колдография… Та самая…

– За день до своего дня рождения, – прошептал он. – Я идиот, Роуз… – я боялась даже вдохнуть, но оторваться от открывшейся картины почему-то не могла… Антонин же, убрав снимок, достал откуда-то маленький флакончик с серебристой субстанцией, от виска его с помощью палочки протянулись нити мыслей. Когда же владелец «Долохов-рэзиденс» поднялся с кресла и направился к столу, в сторону двери, он взмахнул палочкой и дверь захлопнулась. А я, очнувшись от наваждения, слетела вниз, вернула видимость, выпила воду и спокойно поднималась наверх, когда столкнулась с шедшим к лестнице Антонином. Тот смерил меня недовольным взглядом и отравил спать. Я, зная, что бывает, если его разозлить, поспешила это и исполнить. Но рано утром, он еще спал, поднялась на ноги: мне ночью почти не спалось и я все гадала, что же такое за мысли он убирал после общения с колдографией.

«Любопытство, молодая леди, тебя прихлопнет сковородкой», – твердил мне дедушка. Но унять его мне удавалось в тот момент с трудом. И все же утром, Долохов, видимо, будучи уверенным в том, что я не полезу (мне тогда так казалось) кабинет не запер, я попала туда беспрепятственно… Искать флакончик я даже не собиралась, просто хотела лучше осмотреться…

Но когда на глаза мне попался приютившийся среди магических книг томик Шекспира, я непроизвольно взяла книжечку в руки. Сонеты… Я с трудом могла поверить, что нашла это у одного из худших Упивающихся. Это выглядело как ирония. Наслаждение пытками и убийствами и томик сонетов Шекспира… Полистав стихи, я подняла глаза на полку и увидела спрятанный за книгами флакончик с серебристыми мыслями. Машинально, все из-за того же любопытства, я сунула его за пазуху, покрутив в руках. В коридоре послышались тяжелые, чуть шаркающие шаги.

Я сунула томик на место и замерла у двери, надеясь, что Долохов не заметит, что я тут – дверь закрыта была не слишком плотно, до моего вторжения в его пространство она была закрыта плотнее. Но шаги направились к лестнице и вскоре заскрипели ступеньки, я же дождалась, когда стукнет нижняя – она почти прогнила и издавала весьма странный звук, когда на нее наступали. И выскользнула в коридор, закрывая за собой дверь. Та предательски скрипнула, и снизу раздалось:

– Анж, живо дуй сюда! – я, пожалев о том, что я не черепаха и втянуть голову в панцирь не могу, поплелась вниз, подумав, что Долохов догадался, откуда я вышла. Но, к счастью, это было не так. – Ты свободна, завтра утром должна быть тут. Разрешение на трансгрессию в Америку я тебе сделал. Куда отправляешься?

– Рокфорд, штат Иллинойс. На самой окраине города живем, – улыбнулась я. – Я вернусь вечером,– добавила я. Долохов сурово на меня посмотрел.

– Ты свободна до завтрашнего утра, – процедил он.

– Я отвыкла от своей семейки, думаю, мне и дня хватит, – попыталась я возразить с непонятно откуда возникшей наглостью и упрямством.

– Это приказ! – рука Антонина потянулась к лежавшей в кармане рубашки палочке.

– Я вернусь вечером, поздно, но вечером, – отрезала я. Долохов возмущенно крякнул и палочка уперлась мне в подбородок. Я выхватила свою, ткнув ей куда-то в живот Антонина.

– Не советую со мной спорить, – прошипел мой работодатель.

– Я уже сказала. Я вернусь вечером, мне там нечего делать ночью. Я не спорю, просто констатирую факт. И да. Я хорошо владею темной магией, мой прадедушка был одним из величайших темных магов Америки… – усмехнулась я. Почему-то страх испарился, оставив место холодному высокомерию, которого прежде у меня никогда не бывало. А вот прабабушка и прадедушка, родители деда, по его рассказам, были настоящими темными лордами… Антонин убрал палочку, с силой сдавил мое запястье и поднял мою руку. Пальцы, сжимавшие палочку, дрогнули.

– Я со школьных лет изучаю темную магию, не думаю, что дуэль со мной для тебя хорошая идея, – елейно улыбнулся он. – Я один из лучших в области владения магией Пожирателей, и это не только мое мнение, – он рывком притянул меня к себе, сжав мой подбородок рукой. – Я предпочел бы с тобой все-таки дружить, – заглянув мне в глаза, закончил он. Я же почему-то подумала о том, какой он… теплый. Это ощущалось даже через мою черную кофточку и его тонкую рубашку, поскольку я оказалась почти прижата к Долохову.

– Я с тобой тоже, – отчего-то мне совершенно не было страшно, хотя прежде он так себя со мной не вел. Напротив, меня даже охватило какое-то азартное желание продолжить опасную игру с могущественным Пожирателем. К счастью или нет, но этого все-таки не случилось. – Я вернусь поздно вечером, и не будем ссориться, – взглянув в проницательные серые глаза, заметила я. Долохов отпустил меня, отступив на пару шагов, и кивнул:

– Умеешь настоять на своем, похвально… Не испугалась? – я отрицательно покачала головой.

– Правильно, я бы тебя не тронул, – улыбнулся он. – Ты свободна, – я поблагодарила, дождалась часа дня, чтобы не явиться ночью и не разбудить их. Но едва пробило час как я уже стояла перед воротами бабушкиного и дедушкиного особняка. Мрачное, темно-серое здание с садом из проклятых дубов и вязов, с раффлезиями, вороньим глазом, морозником, даже кураре…

Все эти растения посадила уже бабушка, питавшая ко всему ядовитому и кусачему особую слабость… А в дальнем конце сада она насажала дьявольские силки, что привело к тому, что кроме нее туда больше никто не ходит.

– Лика, внучка! – из двери особняка вышла невысокая сухая дама в черном платье в пол. – Опять выглядишь так, словно над тобой работала дюжина пьяных гоблинов, прическу делая, – возмутилась она. – И что за штаны на девушке?! – обнимая и расцеловывая меня, пропущенную во двор, продолжала ругать мой облик бабуля. Так с моего ухода в готы продолжалось каждую нашу встречу. – Взрослая леди, а одета как мальчик!

– Бабуль, это модно! – я возвела глаза к небу.

– Модно у нее! – бабушка пропустила меня в дом. – Смотри, как бы в твоем гнезде Нот не поселился! – пригрозила она. – Вот ведь наказание, а не ребенок. Упрямая, своенравная, да еще и одета, как сумасшедший упырь!

– Они не бывают сумасшедшими, – пожала я плечами. – Бабуль, это такой стиль, это красиво!

– Платье красиво и распущенные волосы или коса. Ты хоть не стриглась, горе садовое? – огненно-рыжая дама с зелеными как листва глазами махала руками, наседая. Я улыбнулась.