Текст книги "Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 64 страниц)

– Нам и в гостиной хорошо, – улыбнулся Гарри. – Да и мы тут надолго не задержимся! – помотал он головой.

– Что значит – недолго? – нахмурилась Флёр, застыв над кастрюлькой с волшебной палочкой в руке. – Не надо вам никуда уходить, вы здесь в безопасности! Кики, – она покачала головой, уставившись на меня. – Ты бе’геменна, тебе надо быть в безопасности! – она уперла руки в бока и вдруг стала так похожа на тетю Молли, что я вздрогнула.

– Флёр, я валькирия, а мы должны выполнять свою миссию даже тогда, когда мы беременны. Обещаю, что когда родится малыш, Билл станет крестным, если захочет. Я уверена, что малыш родится, – успокаивала я Флёр. Гарри улизнул к ребятам помочь им накрывать на стол, а я весь остаток готовки уверяла Флёр, что беременность мне не мешает выполнять мой долг и что я забочусь о малыше как могу. К ужину девушка наконец приняла мои отговорки, хотя и осталась недовольна тем, что мы покинем уютную «Ракушку» и будем рисковать…

Ветер бушевал вокруг коттеджа, когда Билл с мистером Олливандером скрылись в ночи. Остальные уселись за стол, еле втиснувшись локоть к локтю, и принялись за еду. В камине потрескивал огонь. Еще до конца ужина Билл вернулся к немалому облегчению ковырявшейся в тарелке взволнованной Флёр.

– Всё хорошо, – сказал он. – Олливандера устроили на новом месте. Мама и папа передают привет, Джинни тоже. Фред и Джордж довели Мюриэль до истерики – продолжают рассылку заказов из её гостиной. По крайней мере, тётушка очень обрадовалась диадеме – говорит, думала, что мы её украли.

– Она такая милая, – Флёр сердито взмахнула палочкой и унесла грязную посуду на кухню.

Раздался громкий стук в парадную дверь. Все головы повернулись в ту сторону. Из кухни прибежала испуганная Флёр. Билл вскочил на ноги, направив волшебную палочку на дверь, Гарри, Рон и Гермиона сделали то же самое. Крюкохват тихонько нырнул под стол. Я отдала маховику приказ.

– Кто там? – крикнул Билл.

– Я, Римус Люпин! – донеслось из-за двери под завывания ветра. – Я оборотень, женат на Нимфадоре Тонкс, адрес коттеджа «Ракушка» назвал мне ты, Хранитель Тайны, и пригласил приходить в экстренных случаях!

– Люпин! – Билл подбежал к двери и рывком распахнул её.

Рем ввалился в прихожую – весь белый, в дорожном плаще, почти седые волосы встрёпаны ветром. Он выпрямился, оглядел комнату, проверяя, кто здесь есть, и громко крикнул:

– У нас мальчик! Мы назвали его Тедом, в честь Дориного отца!

Гермиона восторженно завизжала.

– Что?! У вас родился ребёнок?

– Да, да, родился! – заорал Люпин.

– Здорово! – обрадовался Билл.

Римус обошёл вокруг стола и крепко обнял Гарри.

– Будешь крёстным отцом? – спросил он, выпустив Гарри из объятий.

– Я? – поперхнулся Гарри.

– Ты, конечно, кто же ещё? Дора тоже так считает. Кэт, не будь ты моя крестница, все-таки не знаю, я не силен в религии, нельзя, наверно, но мы бы просили тебя стать крестной, и Дора то же самое сказала, – Римус выглядел счастливым, обнимая меня крепко-крепко. – Я столько лет крестный отец, и только теперь и правда отец… – покачал он головой. Я промолчала, чувствуя, что глаза наполняются слезами радости за «крестного».

– Ну, я как-нибудь обойдусь, – улыбнулась я. – Я за вас очень-очень рада, правда! – рассказывать о том видении Димитра я не стала. Откуда я знала, что это будет мальчик, вряд ли Матей сильно старался создать иллюзию пола, я не представляла. Впрочем, это было уже не важно…

Гарри был сражён, ошарашен и дико счастлив. Билл принёс бутылку вина, и Флёр стала уговаривать Люпина посидеть с ними.

– Я ненадолго, мне нужно домой, – сияя, говорил Рем. Он помолодел на несколько лет. – Спасибо! Спасибо, Билл.

Билл разлил вино. Все встали и подняли бокалы. Люпин сказал тост:

– За Тедди Римуса Люпина, будущего великого волшебника!

– На кого он похож? – спросила Флёр.

– По-моему, на Дору, но она говорит, что на меня. Почти лысенький. – Рем осушил бокал. – Ну хорошо, ещё только один, – добавил он, когда Билл подошёл налить ему ещё.

Крюкохват вскоре улизнул наверх, мы с Гарри и Биллом проводили его взглядом. Новая жизнь. Пусть во время войны, но новая жизнь… Я машинально погладила животик, поднимая бокал сока за малыша Тедди, крестной которого я не стану только потому, что не хочу рассказывать Рему правду. Он всегда считал себя моим крестным, он гордился тем, что ему доверили такую ответственность, что мама доверила ему, оборотню, быть крестным меня, и я не хотела разрушать то, что создавалось у него два десятка лет. Я его крестница… Пусть это и не так, но он был лучшим крестным на свете и навсегда им останется…

«Интересно, а когда родишься ты, кто будет так ликовать?» – мелькнула внезапно мысль, когда я погладила животик. Будет ли кому ликовать? Будет ли кому рожать этого малыша? – «И если Северус вот так зайдет, кто бросится обнимать его на радостях? И куда зайдет? Куда?»… На долю секунды я вдруг осознала, что человек, которого я люблю, изгой в обществе. Изменится ли это, я не знала. И усилием воли заставила себя об этом не думать…

– А скоро нас станет еще больше, – внезапно с радостью произнес Гарри, положив руку мне на плечо.

– Кто? Флёр? – улыбался Римус.

– Я, – тихо отозвалась я. – Я, Рем.

– Ты… – крестный положил руку мне на плечо, бережно обнял и покачал головой. – Кэт, я рад за тебя! – я улыбнулась, глядя в его глаза. С той секунды я знала как минимум трех человек, что будут рады в день, когда родится мой малыш. Римус, Гарри и папа. И Сев, если все будет хорошо… Моя пусть маленькая, пусть странная, но семья. И Гермиона. Почти сестра за столько-то лет…

Люпин решительно отказался от очередного бокала, встал на ноги и расправил дорожный плащ. Он распрощался, обняв по очереди всех женщин и пожав руку мужчинам, а потом, всё так же сияя, канул в ночь.

– Крёстный отец, Гарри! – воскликнул Билл, когда мы вернулись в комнату, помогая убирать со стола. – Вот это честь! Поздравляю!

Они ушли на кухню, убирая посуду, а мы еще продолжали радоваться и праздновать, теперь уже поднимая бокалы за Тедди и за моего малыша, пол которого нам известен еще не был. Я внезапно подумала об Анж. Интересно, когда узнали о ее беременности, хоть кто-то был рад? Я вспомнила, как Долохов, которого я отшвырнула, чтобы погасить поднимавшуюся ярость, которую мне стало возможнее контролировать, метнулся к Анж, когда та падала. Как минимум двое были рады этому ребенку… Что-то изменилось в моем отношении к Антонину после того, как я начала узнавать историю его жизни. Он перестал быть чудовищем для меня. Я ненавидела его, как и саму себя, за ту ночь. И все же я начала видеть в нем человека, пострадавшего так же, как и я сама. Мы в той истории с маминым выбором все пострадали, как ни крути. Никто не был виноват больше других…

Еще несколько дней протянулись в подготовке и наконец все было закончено. Все планы составлены. Пора было действовать. По плану, Оборотное зелье пили я и Гермиона. Последняя превращалась в Родольфуса, и в последние дни тренировалась с его палочкой, хотя слушалась та ее весьма плохо. Я же должна была забрать палочку, которую прислал Олливандер по нашей просьбе, отдаленно смахивавшую на палочку того, в кого я собиралась превратиться. Сделанную, правда, специально для меня и специально для этого случая…

– Как вспомню, что он этой палочкой делал, – кривилась Гермиона, отрабатывая заклинания. – Мерзкий тип…

– Зато получится правдоподобно, – заметил Гарри.

В последнюю ночь мы с ребятами не спали. Гермиона ворочалась рядом со мной, с боку на бок, но Полумна спала и мы не разговаривали. Я, что стало для меня привычным занятием, пыталась связаться с Диадемой и вдруг… Я перестала слышать сопение Луны и то, как Герми крутилась в постели, перестала слышать шум прибоя за окном… Существовала только бесконечная темнота вокруг и сияющая ослепительным светом корона. Я потянула к ней руки и… Холодок серебра под пальцами был таким реальным, словно я держу ее в руках. Тьма рассеивалась, оставляя яркий, теплый, нежный и согревающий душу свет… Я никогда не касалась ее прежде, как ни старалась, и никогда не оставалась с ней настолько наедине. Ни звука, ни запаха, ничего. Только я и Диадема. Она тянулась ко мне, сама ложась в руки, словно после долгой разлуки. И…

– Я хочу к тебе, Избранная, – серебристый шепот опьянял, завораживал. – Мы одно целое… Я знаю все о тебе, и ты знаешь обо мне все… – это было так. Я внезапно поняла, что чувствую, как ей тяжело в замке Хранителей, как ей не хватает света, как она ненавидит того, кто ее предал и забрал у валькирий… Я читала ее историю, ее эмоции, как открытую книгу, так же, как она читала меня. Внезапно в голове что-то щелкнуло, говоря «Пора!».

– Я не могу пока тебя забрать, Хранители разлучают нас и охотятся за мной, – прошептала я. – Хотя и хочу к тебе, – и это было правдой. У меня родилось в тот миг ощущение, что мне ее не хватает, словно оторвали часть души и похитили… – Нам нужна твоя помощь… Мы хотим победить зло, но без тебя это трудно. Помоги мне, пожалуйста…

– Что я могу сделать? – прошелестела Диадема, приятно покалывая мои пальцы. – Скажи, и я исполню, даже если это кажется невозможным. Один раз я могу исполнить… Что я могу сделать, чтобы помочь тебе побороть зло, что держит меня тут? Что заставляет выдать тебя…

– Мне нужно, чтобы исцелились те, кто пострадал от ингатуса, так, словно он никогда не был вложен в их руки и уши. И еще вернуть память одному ифриту, Тадеушу, это очень важно. Он стер ее себе сам и мы не можем ему помочь, но он знает многое, что может быть полезно. Ты сможешь?

– Да… Я смогу… Но это ли то, чего ты хочешь? – она читала мое сердце, которое мечтало вернуть тех, кого не вернешь иначе…

– Я хочу, чтобы ты сделала это. Исцелила Тадеуша и жертв ингатуса, – твердо ответила я. – Я хочу не для себя. Я хочу для всех. Для всех будет лучше то, о чем я прошу сейчас…

– Да, Избранная. Мы сделаем это, – прошелестел серебристый голос. – Твое сердце сейчас одержало победу над собой… Свет тому свидетель, еще никто не просил для других… Это сложно, но мы исполним. Удачи тебе в борьбе с тем злом, что вечно выгрызает саму суть жизни. Ты справишься с его нынешним воплощением… Истинная валькирия, – странное ощущение пронзило голову, словно на мгновение опустошив ее, пальцы дрогнули и перед глазами вспыхнул ослепительно яркий свет. Я зажмурилась. Когда открыла глаза, передо мной стояла в темноте Гермиона, готовясь теребить меня за плечо. От бессонной ночи кружилась голова…

– Нам пора, Кэт, – улыбнулась в темноте подруга. – Ты чего? – я потерла лоб, чувствуя какое-то странное ощущение внутри…

– Герми, – пускаясь за ней по лестнице, отозвалась я. – Я отдала Диадеме приказ, кажется…

– Вернуть близких? – обернулась ко мне гриффиндорка. Я отрицательно покачала головой.

– Исцелить жертв ингатуса и отца Майкла. Это важнее.

– Но ведь… Это был единственный шанс… – покачала головой подруга.

– От меня ждали другого, – усмехнулась я. – И я сделала это. Я сделала то, что важнее для других. И знаешь, – я осознала, что улыбаюсь. – Я рада, что сделала такой выбор…

========== Последний день войны (Кэтрин) ==========

“Несущая Предательство” (от третьего лица)

Рассветные лучи едва пробивались через плотно задернутые черные бархатные шторы на окне. Комната была погружена почти во мрак, и черные гобелены на темных каменных стенах, как и темное дерево кровати и спального гарнитура, лишь поглощали тусклый свет, пробивавшийся из окна и исходящий из небольшого светящегося шара на туалетном столике, игравшем роль свечи, когда хозяйка комнаты не могла следить за пламенем. Сама же владелица «апартаментов», что-то проворчав на родном языке, нехотя открыла глаза, убирая от лица прядь длинных черных волос, прилипшую к щеке. И села на постели, взмахом палочки, которую извлекла из-под подушки, зажигая расставленные по периметру комнаты свечи. Здесь, в Замке Ордена, утро наступало гораздо раньше, чем в ее родной Германии, но Элеонора уже давно привыкла к тому, что ее жизнь протекает в самых разных частях света и научилась довольно быстро адаптироваться к новым условиям. К тому же в последнее время она практически жила в замке и привыкла к этому режиму окончательно.

Шторы на окне она раздвигать не стала, поскольку в личных покоях руководства Ордена впускать солнечный свет в окна было непринято. Мрачность этого крыла замка призвана была создать особый, хранительский антураж, выделявший представителей Ордена среди прочих волшебников.

Темно-фиолетовый шелк простыни… Смятой простыни, Элеоноре снова снились кошмары с Дня Ягнят, она металась, что нередко с ней происходило. Девушка спустила с кровати босые гладкие ноги и поморщилась, когда стопы коснулись холодного камня. Сунув ножки в домашние туфли, Элеонора медленно поднялась с постели и поежилась от вечного холода в замке. Черная сорочка от него не защищала, будучи кружевной и весьма тонкой. Элеонора накинула черный же уютный и теплый халатик, поправила длинные волосы и направилась в примыкающую к спальне ванную. Это были ее личные комнаты, граничившие со стороны спальни с покоями Димитра, а со стороны ванной – с покоями ныне покойного Ватли. При мысли о том, что она избавилась от этого уже порядком ее доставшего ифрита Элеонора только радостно улыбнулась – Ватли с той самой злополучной клятвы не давал ей отдыха, то и дело спрашивая, чем порадовать его Госпожу. Случалось, он вообще часами тихо млел где-нибудь в углу ее лаборатории, наблюдая за ее руками, лицом, выклянчивая у нее улыбку… Если бы девушка не знала, как сильно он ненавидел ее раньше, решила бы, что Ватли по ней сохнет. Но суть клятвы ифрита была таковой, что если дать ее тому, кого ненавидишь, она станет лишь прочнее. Чем сильнее ненависть – тем больше привязанность и желание угодить. Хотя такие случаи, как с Ватли, были огромной редкостью…

За те дни, что уже прошли со встречи с Кэтрин, Элеонора привыкла и к отсутствию Ватли, и к тому, что Реддла в замке больше не было. По последнему женщина скучала, она за два месяца общения с ним приучилась к тем беседам на самые разные любопытные темы, которые они вели. С ним можно было поговорить о чем угодно – от философских вопросов до обыденных тем вроде работы в аврорате, законности и незаконности методов мракоборцев. Реддл даже в зельях разбирался так, что дал бы фору иным ее студентам. А еще он рассказывал ей о своей жене, Розалине, когда они сравнивали два Ордена. Да, и до таких разговоров у них доходило дело, и хотя оба они были весьма осторожны и скрытны, разговоры эти были интересны и давали пищу для размышлений…

Элеонора не знала лично эту женщину, но много о ней слышала и отчасти начала ее уважать. Конечно, покойная миссис Реддл наделала в жизни много ошибок, понимала Бутти, но кто их не делает? Это даже делало валькирию Розалину человечнее, обычнее, как-то… Теплее, пожалуй. К тому же искренность и то тепло, что Розалина дарила миру вокруг, стоили хотя бы половины ее ошибок и промашек. Элеоноре иногда и самой чертовски хотелось быть искренней, перестать врать всем вокруг, сбросить маску холодной высокомерной Хранительницы, с одинаковым спокойствием попивающей кофе и вонзающей кинжал в сердце некогда близкого человека. Хотелось хотя бы ненадолго стать снова обычной женщиной, радующейся цветам и улыбке любимого человека. Но любимого человека у нее не было и не предвиделось, а цветы ей дарили последний раз во время ее «романа» с Рисменом. Розы, которые она никогда не любила. Почему-то тогда она не обратила внимания, что ему, по сути, неважны были ее слова о розах, а она не раз говорила, что терпеть их не может. Воистину, решила Элеонора много позже, влюбленность ослепляет…

Ей не хватало сейчас не только Реддла и общения с ним, но еще и комплиментов Тадеуша, которыми он щедро осыпал ее всю последнюю неделю работы с его сознанием. Эти сеансы восстановления его памяти отнимали у нее больше сил, чем тренировки, когда она училась быть Хранителем. Зато ифрит осыпал ее комплиментами, как только решил, что ему уже двадцать лет. И если бы это не звучало из уст человека, у которого было расстройство рассудка, она была бы счастлива и ей было бы вдвойне приятно слышать, что она нравится кому-либо, слышать теплые слова. А так это было мило, вызывало у нее улыбку, и не более того. И все же ей этого не хватало…

За этими мыслями девушка умылась, привела в порядок свои роскошные локоны (иллюзорные, что там делалось с настоящими, ей смотреть не хотелось), и поглядела-таки в зеркальную поверхность шкафчика, где хранились всяческие косметические средства мисс Бутти. В таких отражениях она видела свой лже-облик, что позволяло ей за ним приглядывать. Здесь, в ванной, света было больше – его пропускало окошечко под потолком – и отражение видно было хорошо… Уверившись, что лицо выглядит так, как ему и положено, Элеонора приняла душ и вышла, наконец, обратно в спальню. Как ни крути, а рабочий день начинается и свои уютные апартаменты надо покидать. Взмахом палочки девушка распахнула дверцы встроенного в одну из стен шкафа-гардероба, взгляд ее пробежался по множеству джинс, блузок, длинных и коротких платьев, нескольким юбкам и футболкам. Все это, как и белье, халатики, перчатки и вообще все до единого элементы ее гардероба, было насыщенного черного цвета. После смерти матери зимой после Дня Ягнят Бутти принципиально и категорически не носила другие цвета. Хотя когда-то раньше у нее была одежда куда более светлая, чем все это. Элеонора задумчиво вгляделась в свои любимые черные джинсы, которые не без помощи магии заставила так плотно прилегать к ее фигуре, заправляемые в высокие сапожки и обтягивающие бедра девушки, что они казались ее второй кожей. И решила, что нет, сегодня она не должна покинуть замок, а здесь ей привычнее, да и тем, кем Нора будет командовать, тоже, когда она в длинных платьях. Вскоре ее пальцы уже шнуровали лиф платья, подчеркивавшего талию, с корсетом, выгодно выделяющим грудь. Созданный ей имидж необходимо было поддерживать…

Платье надето, кинжал убран на столь привычное место, за лиф платья, уменьшенный и заговоренный, чтобы не причинять вреда обладательнице. Элеонора никогда не покидала своих комнат, не будучи во всеоружии. Наконец, оглядев свое одеяние и уверившись, что все в порядке, Элеонора взмахнула палочкой из тиса и пера гиппогрифа, еще при поступлении в школу приобретенную ей у Грегоровича, и перед ней тут же возник закутанный в грязную серую хламиду домовик.

– Что угодно, госпожа Элеонора? – проквакал он. Девушка всматривалась в него, безуспешно пытаясь вспомнить его имя. В замке жили порядка двух сотен домовиков и это мог быть любой из них… А вот домовики обязаны были знать каждого более-менее постоянного и важного обитателя замка. Как им это удавалось, мисс Бутти не представляла. Решив, наконец, что вспомнить его имя, если она его вообще раньше видела, ей не удастся, Элеонора заговорила достаточно ровным голосом, без презрения, скорее даже благосклонно:

– Завтрак, в мои лаборатории, через… Минут пятнадцать, – улыбнулась она. – Я буду тосты с яйцами, булочку с джемом и ветчину. И крепкий кофе, – домовик поклонился, проквакал:

– Да, госпожа Элеонора, – и с громким хлопком исчез в воздухе. Бутти же, набросив тяжелый черный плащ на плечи, взмахом палочки навела в комнате порядок и направилась в подземелья замка, где и располагались ее рабочие комнаты. Жилые же ее покои, включавшие еще гостиную, предварявшую спальню, пол в которой был устелен шкурами животных, а стены украшены весьма эксцентричными гравюрами, провозглашавшими господство Ордена Хранителей над прочим сбродом, что, по сути дела, украшало каждую комнату этого крыла, располагались на третьем этаже. Диван, глубокие кресла, кофейный столик, уйма шкафов, полных книг, ингредиентов, артефактов, просто любопытных безделушек, камин – все это было выполнено в мрачных тонах. Как и вообще все в этом замке.

Предвкушая завтрак, молодая женщина, никогда не умевшая готовить сама (ей и не требовалось, у семьи Бутти всегда были домовики, а уж в замке и Денбридже готовить тем паче не было ровно никакой необходимости) невольно облизнулась, поскольку осознала, что проголодалась – ужинать ей вчера не довелось, Димитр выдернул к себе, сам он к тому моменту поел, а ела ли Элли, его, судя по всему, не интересовало. Благо, успокаивала себя женщина, он хотя бы ничего от нее не потребовал, кроме совещания по отдельным вопросам внутренней «политики», которое ему резко и внезапно понадобилось провести именно в тот момент. И еще он хотя бы успокоился после всего произошедшего в Черном Храме в Румынии. Первые двое суток Верховный Хранитель рвал и метал так, что весь замок стоял на ушах, а все члены Ордена ходили по стеночкам, лишь бы не попасться на глаза разъяренному мессиру. Элеонору, правда, он не трогал, хотя ей волей-неволей пришлось находиться рядом с ним. Но после того, как он ее наконец отпустил, девушка еще долго стояла у окна своей спальни и успокаивала себя, часто и глубоко дыша… Его прикосновения вызывали у нее отвращение, которое необходимо было выдавать за страсть. К счастью, уже больше года изображать пламенную страсть перед другими мужчинами ей не приходилось… Иногда она начинала почти презирать себя за тот образ, что создала и в рамках которого действовала. Одно осознание того, что она если и не доводила до постели (и старалась не доводить), то рисковала там очутиться, вызывало отвращение.

Но, так или иначе, не досталось после неожиданно разумного поступка прежде импульсивной Кэтрин только Элеоноре и Виктору, как ближайшим доверенным лицам Димитра. Все остальные всячески пытались не попасться под светлый (в прямом смысле, глаза Матея почти двое суток горели желтым огоньком в силу ифритской крови) взор Верховного Хранителя.

Некоторым, правда, не удалось и вот о замещении их должностей, если у них таковые имелись, Димитр вчера и хотел поговорить. И о назначении замены Ватли, чья гибель выставлена была в самом благородном свете, пропагандируя светлые идеалы Ордена, во имя которых Ватли сам, добровольно, воодушевившись, принес клятву оберегать и защищать преемницу мессира. Ведь однажды она будет возглавлять их Орден на пути к светлому идеалу… Элеонора, слушавшая эти бредни Димитра, скрывала смешок за почтительным взглядом, помня прекрасно, как все обстояло на самом деле. Но ифриты поверили… Бунта не возникло…

Открывая черную дверь с металлической отделкой, ведущую в ее рабочие помещения, Нора вытянула палочку из рукава, прикусив нижнюю губу. В черных глазах засветился гнев… Поворот ручки, открытая дверь, короткий взмах палочкой и… Молодая женщина в светлом платье, с забранными в хвост волосами, схватившись за кулон на шее, рухнула на пол у дальней стены. Из ее руки выпала склянка с прозрачной жидкостью, стекло разлетелось на осколки и содержимое вытекло. Неприятный запах чего-то гниющего распространялся по помещению.

– Ну здравствуй, сестра, – с ненавистью во взгляде Элеонора взмахом палочки поставила девушку вертикально. Валькирия отпустила маховик, молебно посмотрев на Хранительницу.

– Госпожа Элеонора, – пролепетала она. – Вы хотели меня видеть, Ядвига сказала…

– Госпожа Элеонора, – медленно протянула женщина, покривив губы. – А в Черном Храме ты меня весьма успешно попыталась прикончить. Тогда я кем была? – она резким шагом пересекла помещение и опустила палочку. Валькирия ойкнула, рухнув на каменный ледяной пол. Элеонора склонилась к женщине, стиснув рукой ее подбородок и задирая ее лицо. – Отвечай, мразь, – прошипела Хранительница, сдернув свободной рукой маховик с шеи валькирии и осторожно отложив его подальше.

– Нора, что ты творишь? – в голосе жертвы зазвучал акцент, почти не заметный в спокойном состоянии. – Нора, мы столько лет заодно, что…

– Что попытаться устроить мне разорванные внутренние органы, или что ты там сделала с Ватли, было самой удобной на свете идеей, да? – взмах палочки и отчаянный вопль боли. Валькирия с ужасом смотрела на сломанную в локте руку. Бутти мерзко усмехнулась.

– Нора, прошу тебя, успокойся! – взмолилась женщина, по чьим щекам от боли катились слезы. – Димитр рассказал мне о Ватли, я и хотела убить Ватли, я… Я не в тебя…

– А если бы он не успел? – тихий, вкрадчивый голос внушал ужаса куда больше, чем если бы Элеонора кричала на нее. – Ты знала, что Ватли успеет? Ты могла быть в этом уверена? – молчание и полный ужаса взгляд. Элеонора отвела руку с палочкой в сторону и с силой ударила женщину по лицу второй рукой. – У тебя в твоем Совете совсем крыша поехала, да? Ты меня убить могла! Мы с Димитром сами могли решить, как и когда избавиться от Ватли!

– Димитр виделся со мной сейчас, он остался доволен… – прошептала валькирия. – Нора, в конце концов это я, а не Ядвига и не Джу, оказываю основную помощь. Если ты меня убьешь…

– Не убью. Но я очень на тебя зла, дорогуша, – новый удар, уже магией, по лицу оказался таким сильным, что из разбитого носа молодой валькирии тут же потекла кровь. – Я хочу услышать от тебя очень вескую и четкую мотивацию твоего поступка. Ты меня чуть не убила!

– Я знала, что Ватли успеет… – пробормотала валькирия, хватаясь за нос целой рукой и всхлипывая от боли. – Госпожа Элеонора, умоляю, простите… Я хотела как лучше… Я хотела помочь вам и мессиру… – отплевывая кровь, жалобно хныкала валькирия. – Пожалуйста…

– Посмотри на себя, – ухватив молодую женщину за длинные черные волосы, Элеонора подтащила ее к спрятанному в глубине комнатки, предварявшей лаборатории, где они и находились, зеркалу. – Ты просто жалкая. Посмотри на нас обеих, – прошипела молодая женщина. Стекло отражало Элеонору в ее истинном облике и красивую молодую женщину с густыми черными локонами, выразительными глазами и… Следом от пощечины на щеке и разбитым носом, из которого текла струйка крови. – Видишь? Что ты видишь? – валькирия промолчала. – Ты, валькирия, Несущая Жизнь, молодая еще женщина, умная, унижаешься передо мной, вымаливая прощение. Ты понимаешь, насколько ты жалкая? До чего ты докатилась? – жертва гнева мисс Бутти со слезами кивала, хватаясь за нос и жалобно глядя на Элеонору. Она понимала, что Бутти будет зла, понимала, что поступок ее выглядел весьма двусмысленно, но не представляла, что всегда уравновешенная и спокойная мисс Бутти сорвется таким образом. Ей никогда за вот уже четырнадцать лет сотрудничества с Хранителями не доводилось видеть разгневанную Элеонору (хотя подобный гнев у поверенной нынешнего Верховного случался), и она и не представляла, на что окажется способна злая Бутти. И даже подумать не могла, что напустится немка на нее прямо с двери.

– Успокойся, Нора, пожалуйста, – взмолилась молодая женщина. – Ватли успел бы, я видела это, я помочь хотела.

– Тогда почему не сказала, какой подвох нас ждет? Почему не предупредила? Ты там была, значит, они тебе доверяют!

– Я не знала! Они нам рассказали только вечером перед походом, правда! – Элеонора отпустила свою жертву, чьи ноги подкосились и та грохнулась рядом с Бутти, ударившись и без того страшно болевшим переломом. Истошный крик…

– Ядвиги и Джу вообще не было… – Элеонора коротко взмахнула палочкой, от чего ее жертва заорала еще истошнее. Громкий хлопок отвлек внимание Хранительницы. Появился домовик с подносом с завтраком. Он поклонился Элеоноре, составил все на столик неподалеку от двери, стараясь не смотреть на женщину, тщетно прижимавшую окровавленную руку к сломанному носу. Это было еще не худшим зрелищем в этом замке.

– Госпожа Элеонора, завтрак, – проквакал он. – Вам что-нибудь еще угодно?

– Нет, спасибо, – женщина покачала головой. – Ступай на кухню и поработай сегодня там, – произнесла она, вдохнув запах свежесваренного кофе. Надо побыстрее разделаться с «подругой», решила она, и обернулась к последней. Не убьет, конечно, все же и Ядвигу, и Джу они координируют через эту гадину. Но припугнуть можно. И даже нужно, учитывая, что если бы она просчиталась, Элеоноре бы это стоило жизни. Слишком расслабилась, считаясь в общем-то равноправным партнером. Ядвигу ту же постоянно опаивали и запугивали, эта же начала сотрудничество и помогала сама. Точнее, сначала ее предшественница, а теперь и эта… И, не будучи запугиваема, валькирия расслабилась…

– Госпожа Элеонора, они, – валькирия закашлялась, сплевывая кровь. – Они были очень осторожны, но я по-прежнему вне подозрений. Они знают про Ядвигу… – она снова попыталась сплюнуть кровь. – Джу тоже не доверяют… Ядвигу они считают главной из нас, я слышала от Гертруды, она общалась с Ту Ким…

– То есть о тебе они не догадываются? – склонилась к ней Элеонора, взмахом палочки останавливая ее кровь.

– Именно. Даже мысли такой у них не возникало.

– Славно, – еще один взмах палочки и сломанная кость срослась. Валькирия благодарно посмотрела на Элеонору.

– Спасибо, госпожа… Простите, что так необдуманно поступила с риском для вас… – прошептала она.

– Я ведь даже младше тебя… Тебе самой не противно называть меня госпожой? – усмехнулась немка. – Вот Ядвиге не противно, например, только потому, что я ее постоянно всякой гадостью угощаю. А тебе?

– Вы выше меня по иерархии, – пожала плечами женщина. – Я обещаю…

– Меня не колышут твои обещания. Запомни, гадина, еще хоть один выбрык, который может нанести вред мне, Димитру или кому-либо еще, и от тебя ничего не останется. Я даже сейчас думала отправить тебя в Федерацию в таком состоянии. Как думаешь, твою лучшую подругу заинтересовало бы, почему ты так выглядела? Как думаешь, что они сделают с тобой, если поймут, какая ты мразь?

– Я все это время сидела с Оливией, я выражаю самую искреннюю скорбь, я уже много лет делаю все на благо Ордена. Как они догадаются? – покривилась валькирия.

– Если я отправлю тебя туда так, как ты выглядела минуты назад, догадаются. Им Яди поможет. Она ведь хорошо знает, как выглядят последствия нашей работы, она воочию видела смерть Найи, – Элеонора потрепала валькирию по щеке. – Лечишь Оливию, печешься о ней… Тогда почему она жива до сих пор? Ты же знаешь, что это нам не выгодно! – заорала женщина. – Она ведь может очнуться!

– Мне убить ее? – пискнула валькирия, сжимаясь в комочек. – Убить?

– Нет. Это надо было сразу делать, сейчас поздно, они поймут, а ты нам еще нужна. Но запомни, еще хоть одна ошибка, как в Черном Храме, и Найе ты будешь завидовать очень и очень сильно и долго. Ясно? – перепуганная женщина кивнула и Элеонора вручила ей маховик. – И запомни, дорогуша, незаменимых у нас нет. И если на то пошло, шансов у тебя не больше, чем у Ядвиги. С той только разницей, что она умрет с большой долей вероятности, а у тебя шанс пока еще есть. Пока, – она четко выделила эти два слова, – еще. Свободна! – кивая и на ходу надевая маховик, женщина пулей выскочила за дверь, по телу ее прокатывалась мелкая дрожь. Нора устало присела за столик, уже безучастно глядя на завтрак.