Текст книги "Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 64 страниц)

– Что случилось? Кэт, что случилось?! – Влад склонился надо мной, черты лица исказились, став более резкими и острыми, глаза ярко горели желтым и я заметила заострившиеся зубы… Ифрит…

– Я видела, – вспомнив, что же именно я видела, я всхлипнула. – Видение валькирии… Римуса и Тонкс с малышом…

– Видения валькирии – предрешенное будущее или свершившееся прошлое, – простонал Гарри. – Их убили, да?! – я кивнула.

– Ты не спала, это точно, – мрачно произнес Влад. – И не могу сказать, что это следствие чьих-то чар. Я действительно чувствовал смерть, пока вырывал тебя из того видения. Причем произошедшую прямо сейчас…

– Влад, – я глубоко вдохнула, подавляя слезы. Смерть Римуса и Тонкс была все еще не установлена и я заставляла себя надеяться на лучшее. – Твоя трансгрессия отмечается кем-то из… Ты понял… Или нет?

– Нет. Ифриты подконтрольны только или международному аврорату, а тем до моих перемещений дела нет, или Хранителям, но, избрав валькирию-мастера, я оборвал эту связь. Отвести тебя в ваш дом? – я кивнула, сжав маховик. В голове почему-то забилась всего одна мысль. Если это видение – правда, я поцелую малыша… Я еще никогда в жизни не была столь сильно готова применить Поцелуй…

Гарри дал добро и Влад, взяв меня за руку, перенес меня ко мне же в дом. Мы оказались на кухне и Влад склонился к моему уху:

– Через час я за тобой вернусь, жди и не уходи раньше. И будь осторожна! – я кивнула, ифрит исчез, а я прокралась в коридор, не выпуская маховик. Дойдя до двери в холл, я замерла, выглядывая из-за угла…

На полу холла разливало кровавое пятно, в котором лежало неподвижное тело. Я, глотая слезы и с трудом удерживая крик, убедилась, что никого живого нет и только после этого медленно подошла к телу. Оно оказалось… Никогда еще я не была так рада видеть труп, да, откровенно говоря, и не слишком уж часто их видела. Передо мной лежал Хранитель. Которого я видела на Дне Ягнят в роли одного из организаторов. Живот был распорот. Грудь тоже. А в глазах застыло выражение немого изумления… Кровь еще сочилась – смерть произошла совсем недавно. Никого иного не было в помине.

“Идиотка!” – подумала я, понимая, как глупо купилась на аферу явно Димитра и надеясь, что он явился сюда не сам. Я набросила Мантию Джеймса, предусмотрительно прихваченную мной перед отправкой сюда, глубоко вдохнула и постаралась успокоиться. Римус и Тонкс живы, уверяла я себя, Влад не почувствовал, что это иллюзия потому, что смерть действительно была, а та иллюзия, что это были именно Люпины, могла им и не ощутиться. Все было нормально, если не считать того, что в холле моего дома лежал окровавленный труп. Целовать его я, само собой, не собиралась.

Я спустилась в подвал, вслушиваясь в каждый шорох и гадая, почему никого нет и никто не пытается до меня добраться. Вряд ли тот, кто убил Хранителя, отсюда уже ушел, понимала я. Поэтому у зеркала я застыла, внимательно оглядываясь. Ничего подозрительного. Я применила магию валькирии, проверяя каждый уголок подвальной части на скрытое от меня магией… Ничего… Казалось, я действительно во всем доме одна.

– Откройся! – коснувшись змеи на раме, прошипела я на змеином языке, на котором уже почти пять лет не разговаривала в принципе. Зеркало внезапно отворилось, открывая узкий темный проход. Я, все так же осторожно, вступила в него, закрыла за собой дверь – с обратной стороны у зеркала была целая ручка, папа явно позаботился об удобстве, и медленно ступала по полу прохода. Маховик светился приятным желтым огоньком, разгоняя тьму вокруг и освещая кирпичные стены и пол. Вскоре я уперлась в дубовую дверь, отворившуюся по “мановению палочки” беспроблемно.

Крошечная комнатка, в которую я вошла, была по размерам не больше каморки для швабр. Вот только из мебели тут была всего одна полочка, на которой лежала… Тетрадь? Книга? Я подошла ближе и взяла вещицу в руки. Это был самый обычный блокнот с рисунками графикой. Я пролистнула пару страниц и вдруг…

Рисунок показывал маму со мной на руках и какого-то немолодого мужчину рядом, протягивавшего маме тот самый талисман, что я обычно держала в кармане. Я сунула руку в задний карман джинс и вздохнула: талисмана ифритов со мной не было. Вот как Димитр наслал видение! И вот почему Влад не ощутил подставы – он и ощущал бы ее через украшение, которое я по глупости оставила в очередной свой сон под подушкой и забыла утром взять… Я сняла Мантию, положив ее обратно за пазуху, не отрывая взгляда от блокнота.

А между тем рисунок показался мне таким живым, реалистичным, казалось, что если я коснусь его, изображение оживет и я увижу все воочию. Видимо, именно это и было тем, что Влад хотел мне отдать. Я сунула блокнот за пазуху, направляясь к выходу, вылезла в подвал и закрыла зеркальную дверь. Тут-то меня и ждал крайне неприятный сюрприз: дверь из подвала в холл была заперта снаружи! И ни одно из заклинаний, которые я попробовала, не сработало. Я бросила взгляд на маховик, согласно которому до прихода Влада оставалось еще полчаса – я, как только он ушел, подняла все песчинки наверх, чтобы знать, когда истечет час.

“Влад, пришел бы ты побыстре…” – подумала было я, но тут же отвлеклась на странный шипящий звук из глубины подвала – у нас там хранились разные бытовые вещи – швабры, грабли, ведра, наши с Гарри старые метлы. Тут же была и лаборатория, в которой мама когда-то готовила зелья и в которую теперь никто не заглядывал с самого дня ее гибели.

Оттуда-то звук и исходил. Но не успела я подумать о том, что это, как из глубины повалил густой желто-зеленый дым и я почувствовала резкий запах, от которого помутилось в голове. И опять, защитные меры, которые я предприняла, тоже не слишком помогли, мне становилось все хуже и я начинала уже терять сознание. Треклятая дверь и не думала открываться…

“Какая же я дура!” – недовольно подумала я, облокотившись на дверной косяк и стараясь дышать реже. Я пыталась что-то придумать, но сознание от меня медленно ускользало. До ушей внезапно донесся злорадный женский смех. То ли галлюцинация, то ли кто-то смеялся по ту сторону двери… И вдруг…

– Авада Кедавра! – рявкнул мужской голос, что-то заскрипело где-то далеко-далеко и меня подхватили под подмышки сильные руки. Кто-то буквально выволок из подвала, протащил куда-то и оставил полулежать на полу. Запах исчез, я жадно вдыхала свежий воздух, приходя в себя, а все тот же странно знакомый мужской голос заметил, с откровенным недовольством:

– Ты дура, Реддл!

– Не спорю… – пробормотала я, тряхнув головой и отгоняя остатки головокружения. Перед глазами прояснилось и я с визгом вскочила, нащупав на шее отсутствие там маховика. Долохов, прислонившийся к холодильнику – мы находились на кухне, усмехнулся.

– Значит, узнаешь. У тебя вообще мозги есть? Иногда работают? Ты не понимала, что ли, что в доме кто-то есть?!

– Понимала, но мне казалось, я соблюдаю осторожность… Да и… Где мой маховик?!

– У меня. Знаешь ли, я еще намерен немного пожить, дорогуша, палочки у тебя нет… Тебя чуть не убили, эта штука – ядовитая! – Долохов стремительно прошел ко мне и стиснул меня за плечи. – Идиотка!

– Разве ты не этого хочешь? – хмыкнула я, осматриваясь кругом и думая, что бы сделать, чтобы сбежать. Но в голову, одурманенную ядом, ничего путного не приходило. – Кого ты у…

– Твою подружку из Денбриджа, Анни Мальто, кажется. Меня не осудят, она слишком глупо себя повела. Ты всем нужна живой и здоровой. Да, не волнуйся, мы уберем тело из холла…

– Ты его… – ужаснулась я. Долохов совершенно спокойно мог убить и делал это, что подтвердилось мгновения назад, но я не представляла его отчего-то с ножом в руке.

– Не я. Димитр лично, потом ушел по делу, которое для него было важно. А сейчас и мы кое-куда пойдем, – его рука сжала мое запястье, а на губах появилась улыбка. – Знаешь, мне по душе наш союз с твоими приятелями с материка! Открывает огромные возможности!

– Союз заключила твоя хозяйка? – я вырывала руку, но хватка Долохова была поистине стальной. Радовало лишь одно – он был трезв.

– Может и так, – подмигнул он мне. – Думаю, мои друзья будут рады тебя увидеть. И скажи спасибо, что я успел… Моя очередь была караулить ваш домик, а тут в окнах показалась неприятная всячинка и я поспешил внутрь.

– Не думала, что тебе придет в голову меня спасать… – я ойкнула, так как Антонин до боли стиснул мое плечо.

– Я тебя ненавижу, маленькая гадина, но живая ты устраиваешь меня гораздо больше. Хватит болтать, пошли, – не отпуская мою руку, он достал из кармана палочку и усмехнулся. У меня вырвалось непроизвольное:

– Экспеллиармус! – миг спустя я в шоке взирала на ошарашенное лицо Долохова и на палочку его, сжатую в моей руке. Долохов медленно достал из нагрудного кармана рубашки маховик и изумленно перевел на меня глаза. Я ответила ему недоуменным взглядом – я не представляла, как такое могло произойти, но я только что сотворила заклинание, не имея при себе ни палочки, ни маховика, а браслет сам по себе был для магии не помощником. Но долго переглядываться с Долоховым мне не довелось, поскольку тот мешком рухнул на пол и в дверях кухоньки возникла мужская фигура с поднятой палочкой. Еще никогда я не была так счастлива видеть этого человека, как в тот момент. Миг спустя я повисла у него на шее, а мужчина осторожно приобнял меня, похлопав по спине.

– Кэт, все, тише, успокойся…

– Ты не представляешь, как я тебя обожаю! – у меня вырвался нервный смешок. – Ты очень вовремя, Сириус! Этот… – я указала палочкой Долохова на ее обладателя, ненавидящими глазами глядевшего на меня. – Хотел сдать меня врагу. Освободи ему рот, кое-что спросить хочу… – Сириус кивнул, махнул палочкой и дал Долохову возможность разговаривать, не спуская с него палочки.

– Ты тут один? – склонилась я к Антонину. Тот медленно открыл рот и отозвался.

– Сейчас да.

– Кто напал на Гарри в день свадьбы Уизли? На Корт-роуд?

– Я и Яксли, – хмыкнул Долохов.

– Как они от тебя сбежали?! – удивился Сириус.

– Так же, как сейчас… – процедил Антонин.

– Кто заключил союз с Хран… с моими приятелями?

– Не твое дело, Реддл! – Сириус с силой злобно пнул Долохова в бок. Я положила руку на плечо Бродяги, призывая угомониться. Но вскоре Долохов разозлил и меня – даже со связанными руками, даже пойманный нами, он насмехался надо мной, не отвечая ни на один вопрос. Бродяга почти рычал и только я удерживала его от того, чтобы тот заехал Антонину по лицу какой-нибудь сковородкой. Но после очередного «Ненормальная дура, позор для твоей матери» не выдержала уже я…

Я никогда до того момента не применяла Круциатус и не представляла, что могу причинить такую боль… Но Долохова буквально затрясло, он стиснул зубы, сжав руки, с которых спали чары Сириуса, в кулаки. Бродяга же дал мне пощечину.

– Кэт, опомнись! – рявкнул он. Я закрыла глаза, а когда открыла, Долохов, вздрагивая, сидел, прислонившись спиной к холодильнику. Осознание того, что я только что сделала, привело в ужас – я применила Непростительное к человеку, причинила боль… Я только что нарушила Пятое Правило…

– Ты с ума съехала? Тебя гиппогриф покусал? Мозги высохли?! – орал на меня кто-то, пока Сириус снова связал Долохова и что-то у последнего спрашивал. До меня, когда я успокоилась, дошло, что это Влад. – Кэтрин, тебе же нельзя такое применять к людям! Это прямое нарушение Кодекса! Я не представляю, как тебя накажут!

– Зато я представляю… – прошептала я, опуская голову на руки. Я знала, что у меня могут отобрать и это было бы для меня страшнейшим наказанием. И, глядя на полные изумления глаза Долохова, я поняла, что скидки на то, что мое заклятье было недейственно, быть просто не может. Долохову, я понимала это более чем хорошо, было больно. По-настоящему больно.

– Так, ладно, я поговорю с Анной и Великой Валькирией. Он все-таки тебе угрожал, – вздохнул Влад. – Теперь ты, Блэк! – он навис над Сириусом, вжав того в стену. – Я говорил не уходить из убежища, пока я не разрешу?! Какого гоблина?! – Его глаза полыхнули желтым и Сириус явно встревоженно посмотрел на ифрита. Без страха, но встревоженно. – Ничего, после этого урока ты перестанешь так себя вести… – Влад склонился к самому лицу Сириуса с ярко горящими глазами. Я понимала, что он применяет магию ифрита и ничего хорошего та Сириусу не дает. Скорее машинально, чем осознанно желая прекратить это, я рявкнула:

– Влад, как валькирия-мастер, я приказываю тебе оставить его в покое! – слова эти возымели неожиданно действие. Влад отпустил Бродягу и опустился передо мной на колено.

– Простите, моя повелительница. Что вы прикажете делать с вашим пленником? И что делать с Блэком? – в его голосе внезапно зазвучало почтение и уважение. Я же наконец осознала, что значат слова «валькирия-мастер». Ифрит, избравший такую валькирию, обязан был исполнять любую ее команду вплоть до момента, когда валькирия снимет с него данную ей клятву. И по первому зову являться к ней. Зову, произнесенному вслух…

Это не радовало меня и не означало ничего приятного, но констатировать факт было, однако, можно. Влад, избрав меня своей «валькирией-мастером», добровольно обрек себя на служение моим командам. И в то же время создал еще одну, ужасную связь между нами. Ифрит, который увидел бы предательство валькирией федерации, получивший приказ убить того, чья смерть принесла бы зло, заметивший, что его «валькирия-мастер» не выполняет возложенную на нее обязанность, мог… Убить валькирию… Это означало, что если я поддамся насланным Димитром чарам, если я не смогу себя удержать, и Влад об этом узнает, он меня убьет, и сомнений в этом у меня не было никаких.

========== Четверка превратилась в трио… (Кэтрин) ==========

Я внимательно оглядела Долохова и Сириуса, пока Влад, склонившись передо мной, ждал моей команды. Убивать Антонина я не была намерена, как и снова причинять ему какую-либо боль. Отпускать его просто так мне тоже казалось не самой хорошей идеей. Хотя, поразмыслив, я пришла к выводу, что это не будет лишено смысла и в чем-то может оказаться полезным – по крайней мере, Пожиратели теперь будут знать, что я не столь уж безобидна, как им кажется. При этой мысли я лишь горько усмехнулась – применение Круциатуса теперь терзало мою совесть, нависая надо мной чувством неизмеримой болезненной вины. Я посмотрела на палочку, которую все еще держала в руке. Именно из нее-то и вылетело это злополучное Непростительное Заклинание.

“Интересно, как быстро отреагирует Совет?” – подумалось мне. В прошлый раз они прибыли довольно быстро, а я всего лишь подралась. Значит, теперь они явятся еще быстрее, вот только легко я вряд ли отделаюсь. Я безучастно разглядывала палочку, мужчины молчали, Сириус все еще удерживал Долохова, и в доме за пределами кухни царила полная тишина… Внезапно я поняла, почему палочка кажется мне такой знакомой. Та самая, с той самой ночи…

– Влад, – обратилась я к ифриту, казалось бы, вечность спустя. Неэмоциональность моего голоса пугала меня саму, не слишком-то соответствуя сложившейся и далеко не самой приятной ситуации. Если только… Я усмехнулась. Десятое правило Кодекса. «Валькирия должна сохранять спокойствие и силу духа в любой ситуации, служа выполнению возложенной на нее обязанности любой ценой, каковая бы ни потребовалась от нее». Но, нарушив Пятое правило, о непричинении вреда и страданий живому существу без веской на то необходимости, выполнять десятое правило, из разряда «желательно», было как-то немного нелепо. Я одернула себя, коснувшись маховика, и снова повернулась к Владу. – Ты же стажер Тра… Международного Аврората? – друг медленно кивнул. – Ты можешь сломать эту палочку? – я показала палочку Антонина Матею, который осторожно взял ее в руку и неторопливо осмотрел.

– В общем-то могу, но нужна какая-то причина. Это чья?

– Его, – я махнула рукой в сторону злобно на меня смотревшего Долохова. – Он из нее убил и пытал много человек. В том числе, – мой голос все-таки дрогнул. – Мою маму. Не знаю, как она избежала поломки при его поимке…

– Я был арестован безоружным, палочку авроры не нашли, да и, думаю, не искали, – усмехнулся Антонин. – Министерские крысы выждали момент, когда не рисковали, – презрительно сплюнул он. Я стиснула маховик – нельзя сорваться второй раз. Хватит!

– Сломай ее, и уничтожь обломки. Блэка заберешь обратно в их убежище, это мой приказ. Вреда не причинять, но нотацию прочесть можно…

– Понял, валькирия-мастер, – Влад серьезно кивнул мне и сжал концы палочки в своих руках. Я склонилась к Долохову, буравившему меня взглядом:

– Кто именно тебя прислал? – поинтересовалась я. Антонин усмехнулся. – Учти, чем быстрее ты ответишь, тем быстрее мы распрощаемся! – добавила я.

– Это мое личное дело, Реддл, – милая улыбка появилась у него на губах. – Я ничего не собираюсь говорить.

– Долохов! – я вздохнула. Допрос не приводил ни к чему, единственное, то мне удало выудить из Антонина, это то, что на Гарри были наложены какие-то чары, а возможно и в принципе на всех, которые срабатывали при произнесении кем-то одного слова. Что за слово, разумеется, он не уточнял. Когда я уже готовы была сдаться, стереть из его памяти последние часы и уйти, скрипнула задняя дверь и раздались легкие шаги нескольких пар ног и шелест длинных одеяний по грязному полу. Я знала, кто это, я ждала их. И все же их прибытие не стало для меня счастливым событием… Оно могло знаменовать собой в данной ситуации только одно – наказание. Тихий протяжный заунывный плач, который невозможно было перепутать ни с чем иным, даже если кому-то вдруг этого захотелось бы. Сам свет, казалось, издавал этот звук, по крайней мере, ничто живое на земле не могло бы издать такого трогательного и пронзительного плача, проникающего в самые глубины сознания. Влад взглянул на меня, глаза его полыхнули желтым огоньком. Сириус вздрогнул – он никогда прежде не слышал этого звука, но я прекрасно знала, что, услышав его всего лишь один раз, невозможно было его забыть. Долохов как-то странно ухмыльнулся:

– Я не слышал этого звука почти двадцать семь лет, – внезапно произнес он. – Не думал, что вспомню… – Я взглянула на маховик, сглотнула и поняла, что по щеке катится слезинка. Мне было страшно, просто и без оглядки, по-настоящему страшно. – Удачи, Реддл! – внезапно заметил Антонин, чуть шевельнув плечом. Без тени сарказма, с каким-то странным оттенком сочувствия во взгляде. Мне подумалось, что он знает, что такое визит Совета, и понимает, что значит доносившийся из холла плач. Он был знаком с мамой еще до ее посвящения… И среди всех Пожирателей он был именно тем, кто лучше всего знал тот дар, которым я обладала. И то, какую цену за него порой приходится платить…

– Спасибо, – почти машинально прошептала я, выходя в коридор. Влад, что-то бросив Сириусу, вышел следом.

– Я буду выступать на твоей стороне, – шепнул он. – Это ведь, сама понимаешь, официальный визит. – Рука друга легла мне на плечо, заставив усмехнуться. Я бросила быстрый взгляд на его желтые глаза и заострившееся лицо.

– Это суд, Влад. Да, без следствия, да, не похожий на любой судебный процесс. Да, в нем нет ни защитника, ни истца, ни обвинителя. Но это – суд… Мы оба это понимаем… – я замерла в двух шагах от двери в холл. – Единственный суд, которому подвластна валькирия, – добавила я.

– Я в любом случае готов дать показания в твою пользу, – он стиснул мое плечо. – И, бьюсь об заклад, мне найдется что сказать! – то ли желая подбодрить, то ли и впрямь не сомневаясь в этом, закончил он, подталкивая меня к холлу, где ждал Совет Десяти. На данный момент – Малый Суд…

Они были в одинаковых белоснежных мантиях в пол, волосы заплетены в косы и перевязаны зелеными лентами. Лица – печальные, серьезные и суровые. Внешне они казались сейчас в каком-то смысле одинаковыми. Десять главных судей валькирий. Десять женщин, решающих, как наказать валькирию за нарушение Кодекса. Почти любое нарушение находилось именно в их компетенции, и лишь два – в ведении Большого Суда, включающего сто шестьдесят валькирий. Сто шестидесятой выступала Анна Экала, поскольку суд валькирий имел право судить только один лишь вид ответчиков. Самих валькирий. Однако, признаться, любая из моих сестер предпочла бы Визенгамот и ужасы Азкабана одному лишь суду, не говоря уже о наказаниях.

Валькириям дано больше, чем людям. За нарушение Кодекса чести, регламентирующего то, как «несущим жизнь» надлежит использовать данные им возможности, следует почти всегда более строгое и более страшное наказание, чем то, что ждет человека за правонарушение той же степени тяжести. Справедливая цена, надо заметить. Как однажды сказала одна из валькирий, из Японии, чем большими способностями обладает живое существо, тем больше будет та цена, что оно за них отдаст…

Однако кое-что я заметила в тот момент, когда медленно приближалась к десяти женщинам, в гнетущем молчании взиравшим на меня, и это заставило меня застыть на месте. На лицах их были одинаковые маски холодного спокойствия, но глаза каждой выражали что-то свое. Почти все валькирии смотрели на меня с сочувствием. Все, кроме двоих. В глазах обеих я явственно прочла недовольство, насмешку, злорадство и даже откровенную неприязнь. А исходившая от кого-то аура презрения и отторжения буквально врезалась в меня, заставив мучительно вдохнуть воздух и с трудом удержаться на ногах. В голове на секунду страшно помутилось. Никогда еще я не ощущала ничего подобного. Даже ненависть Димитра, которую я ощущала очень четко, не могла сравниться с этим ужасным чувством столкновения с откровенной, злой, искренней ненавистью. Влад подхватил меня, искренне недоумевая и явно ничего подобного не ощутив. Когда я отдышалась, я внимательно вгляделась в Совет. Все смотрели на меня по-разному, но все – без ненависти. Недовольные, сочувствующие, удивленные взгляды видела я, но ненависти и презрения в этих глазах не было… Что произошло секунды назад, я не понимала и решила, что мне все это, должно быть, просто показалось. От страха, под чарами, начались на фоне нарастающего безумия галлюцинации – неважно. Показалось. Валькирии не могут испытывать такую ненависть, это невозможно…

– Кэтрин Реддл, – Великая Валькирия прервала мои размышления, подзывая ближе к себе. – Ты знаешь, почему мы с сестрами здесь? – голос звучал сейчас твердо, сухо, без эмоций. Десятое правило, и первое примечание на случай суда. Нельзя говорить с валькирией, которую наказывают, доброжелательно. Нельзя сочувствовать и жалеть. Можно лишь установить причину нарушения Кодекса, факт нарушения, обстоятельства «дела» и определить вину и наказание… Никаких личных симпатий или неприязни. Никакой жажды возмездия или жалости. Хладнокровный, могущественный и пугающий суд.

– Я нарушила Пятое Правило Кодекса, – пробормотала я, опустив голову. Кто-то из гостий кивнул, все с тем же каменным выражением лица.

– Озвучь его!

– «Валькирия не имеет права причинять физические и моральные страдания, боль, вызванную тем или иным магическим образом, кому бы то ни было, не обладая на это крайне вескими основаниями и/или преследуя личные цели, не несущие целью служить возложенной на валькирию обязанности. К таковым основаниям причисляются, во-первых, опасность, угрожающая выбору валькирии или любому иному лицу, нуждающемуся в помощи и защите валькирии, во-вторых, опасность, угрожающая, в случае непричинения вреда одной личности, обществу и миропорядку, в-третьих, служба в аврорате, так как валькирия, трудящаяся аврором, преследует и исполняет единственную цель – сохранять покой и порядок в волшебном мире…» – покорно цитировала я вызубренные наизусть страницы Кодекса. Я знала каждое их слово, ведь пять лет я учила пункт за пунктом, правило за правилом, готовясь к тому, чтобы стать полноценной валькирией. Каждое слово Кодекса навечно отпечаталось в моей голове. Каждое слово, регламентирующее мою жизнь… Жизнь таких же, как я…

– Достаточно, – прервала меня валькирия из Германии. – Ты знаешь Кодекс. Ты применила к человеку Непростительное, причинив ему боль и страдания. К заведомо более слабому, чем валькирия! – она обдала меня ледяным взглядом. – При этом не выполняя прямых обязанностей. Чем было вызвано это деяние? Кстати, – она шагнула ко мне и худой костлявый палец уперся мне в ключицу. – Где твой маховик?!

– Остался на кухне… – я вспомнила, что маховик у Долохова так и не забрала, и вздохнула, в который раз за тот день виня себя во всех своих бедах из-за собственной глупости.

– Пусть твой ифрит его принесет, – не терпящим возражений тоном заметила бразильская валькирия. – Ты слышал?! – достаточно резко обратилась она к Владу. Тот не шелохнулся. Валькирия угрожающе подняла руку, но Матей и ухом не повел.

– Влад, принеси, пожалуйста, мой маховик, – тихо и ласково попросила я, понимая, что если Совет разозлится, у него появятся большие проблемы… Ифрит вздрогнул, медленно обернулся ко мне, поклонился и решительно направился в сторону кухоньки со словами:

– Разумеется, валькирия-мастер! – я осталась наедине с Советом, по-прежнему в гнетущем молчании. За спинами женщин угадывались очертания безжизненного тела, в холле возник и начинал нарастать сладковато-тошнотворный запах – запах смерти, загробного мира. Но гостий это, казалось, нисколько не смущало, все почти равнодушно осматривали холл и не обращали ровно никакого внимания на покойного. Мне же оставалось только надеяться, что меня и в этом не обвинят, поскольку к убийству я не имела абсолютно никакого отношения, а наказание было одним из страшнейших для валькирии… Полное и окончательное развоплощение. Сохранение сущности, лишив ее телесной оболочки и дара, лишив возможности помогать другим при том, что желание и само жизненное призвание это делать останутся. Вечные мучения. И это, разумеется, помимо того, что валькирия после любого серьезного нарушения Правил никогда не перестанет вспоминать о нем, как о самом большом кошмаре. И чувство вины, такое, как было в тот момент у меня, всепоглощающей, испепеляющей душу, цепкой ледяной лапой сковывающей самые глубины сознания, никуда не исчезнет из глубин души. Лишить физической оболочки, разделить душу и тело. Страшное наказание за страшный проступок. Но, быть может, именно оно-то и удерживало валькирий от применения нечестных приемов и запретной магии… Помимо, само собой, навечно врезающейся в память вины.

Вскоре Влад вернулся, бережно держа в руке маховик на тоненькой цепочке. Я взяла его в руку и вопросительно взглянула на Великую Валькирию, которая с огромным сочувствием в глазах смотрела на меня.

“Что же они со мной сделают, если она так на меня смотрит?!” – мелькнула страшная мысль. Великая тяжело вздохнула, покачав головой. Ее длинные седые волосы очень забавно упали ей на плечи при этом движении, лента соскользнула на пол. А я вдруг подумала, что не знаю, из какой она страны, и вспомнила свой разговор с ней во Дворце Сов. У нее не было ни малейшего намека на акцент, словно бы она всю жизнь говорила на английском. Но со всеми англоговорящими валькириями я была неплохо знакома…

– Надень его, Кэтрин. Валькирия на суде должна выглядеть как валькирия. Маховик должен быть на ней, – сухо, но с едва уловимой ноткой сопереживания, заметила она. Я повесила маховик на шею, чувствуя, как дрожат руки при одной только мысли о том, что я скорее всего надеваю его в последний раз. Влад сжал мое плечо, пытаясь подбодрить. Валькирии посмотрели на мою шею, одна из них взмахнула рукой и тошнотворный запах трупа исчез, хотя, возможно, я просто его уже не замечала.

– Итак, сестра Кэтрин, ты обвиняешься в нарушении Пятого Правила Валькирий, с ухудшающим вину обстоятельством. Ты применила непростительное заклятие к безоружному и заведомо более слабому волшебнику без очевидной необходимости. Тебе есть что сказать в свое оправдание? – вопросила итальянская валькирия, Федерика. Я отрицательно помотала головой, понимая, что оправдания моему поступку нет, и ожидая наказания.

– В таком случае суд не будет долгим, – усмехнулась немка. – Ты приговариваешься за грубое нарушение Кодекса и несоблюдение самой цели нашего существования к…

– Мне есть что сказать, – перебил ее Влад. – Я как ее ифрит знаю ее получше вас, а свидетели могут выступать на стороне валькирий согласно правилу двадцатому.

– Говори, ифрит, – процедила вторая валькирия, от которой я ощущала зло. Одной была из Бразилии, а вторую я не знала, она явно была новичком в Совете. – Что ты можешь сказать в ее защиту? Что он на нее нападал? – насмешка в ее голосе была плохо скрыта, и я вздрогнула. Мне все же желают сейчас зла, хотя это идет вразрез с сущностью валькирий… Но почему?

– Нет, – голос Матея звучал сухо, четко и холодно. – Она поступила так не потому, что желала нарушить Кодекс и не потому, что недостойна быть валькирией. Кэтрин под сильными темными чарами, и эти заклинания ужесточают ее характер и приводят к неконтролируемым вспышкам злости. Валькирия Кэтрин очень переживает из-за этого и боится навредить другим.

– И кто же наложил подобные чары? – прервала его сестра Федерика с волнением в голосе. – Как такое могло произойти?

– Хранители. На Дне Пяти Ягнят Кэтрин принимала участие вместо маленькой девочки, спасая ее, – валькирии переглянулись, качая головами. – Вышло так, что посредник Верховного наложил на нее упомянутые чары. Кэтрин не отвечала за свои действия, применяя Круциатус к этому человеку. Но она не желает никому зла. Я ищу способ снять с моей валькирии-мастера эти чары.

– Как же еще проявлялись такие вспышки? Ты никого не… – задумчиво пробормотала Мерседес, молодая симпатичная женщина с черными волосами до поясницы.

– Я обычно умудрялась взять себя в руки до того, как причиню серьезный вред, – я вздохнула, вспоминая ожог на ноге Гарри, на которого я вылила горячий чай. – И старалась исправить уже содеянное. Сегодня я пришла в себя слишком поздно… Этот человек меня злил…

– Есть еще одна причина, по которой в его случае ты не остановилась, – улыбнулась незнакомая мне темнокожая валькирия. – У нас в Конго такое случается нередко, не знаю, как в других странах. Ты его не любишь, он сделал тебе зло… Еще до получения дара.

– Он убил маму, – кивнула я. – Из-за него, можно сказать, я получила дар.

– Я тебя понимаю, – внезапно заметила корейская валькирия. – Я свой дар получить так же, но мне быть уже больше сорока лет. Ты же тогда быть ребенок, девочка. Больно и страшно было… – покачала она головой. – Сочувствую тебе, Розалина быть ангел, она даже учить корейский, чтобы говорить со мной. Я не дружу с английским до сих пор…