Текст книги "Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 64 страниц)

Я закрыла Невилла Щитовыми чарами, и началась схватка. Стрелы кентавров рассеивали Пожирателей смерти, все, кто мог, бежали от топчущих вслепую великаньих ног, и всё ближе и ближе громыхало подкрепление, явившееся неизвестно откуда. Фестралы и гиппогриф Клювокрыл выцарапывали великанам глаза, Грохх махал кулачищами. Нам пришлось отступить обратно в Хог и сражаться снова там. Я метала заклятия и чары во всех Пожирателей смерти подряд. Не думая, как и учил Грюм. Думать было некогда и нельзя.

Слакхгорн привел подкрепление, из Хогсмида, с учениками, ушедшими было, и родителями тех, кто оставался тут. Жители Хогсмида шли следом. Кентавры, громко стуча копытами, ворвались в вестибюль… Дверь в кухни слетела с петель. Эльфы-домовики Хогвартса толпой хлынули в вестибюль, громко крича и размахивая ножами и топорами для мяса, под руководством непонятно откуда взявшегося Кикимера с медальоном Регулуса на шее. С горящими злобой личиками они рубили топорами и кололи ножами икры и щиколотки Пожирателей смерти. Толпа все прибывала, сметая Пожирателей, рубя и поражая их заклинаниями и стрелами. Я отбилась от Яксли, оглушив его, краем глаза увидев Малфоев, искавших в толпе Драко. И… Драко отразил красный луч, летевший в Анж, оглушив Пожирателя в маске и ухватив Блаттон-Долохову за руку. На его лице внезапно проявились решимость и какая-то странная смелость…

Джордж и Билл Уизли повалили на пол рычащего Фенрира. Беллатриса крушила все, что подворачивалось под руку, с полным ярости лицом. Дядя Артур и Перси одолели Пия, Рон и Невилл сражались с Трэверсом… Беллатриса сражалась уже с МакГонагалл, Слакхгорном и Кингсли, Флитвик и Хагрид дрались с кем-то в маске, я оглушила Макнейра, который накинулся со спины на пробиравшихся сквозь толпу Анж и помогавшего ей защищаться от нападок со стороны и своих, и Пожирателей Драко.

Шелест сотен крыльев и вскоре с толпой смешалось полторы сотни женщин и девушек в белых распахнутых плащах, с сияющими маховиками на шеях. Прилетели валькирии, вступая в бой, защищая тех, кто сражался в эту ночь, готовые помочь. Орден прилетел! Они сдержали обещание!

Все происходило быстро, я видела, как Руквуд метнул Аваду в Джинни и лишь чудом не попал, и как тетя Молли на бегу сбрасывала мантию.

Сражение угасло, сотни глаз смотрели на тетю Молли и Августуса и Беллатрису, сражавшуюся с тремя противниками. Я боялась вмешаться и попасть в невиновного…

– Мамочка отправится вслед за Фреддичкой, оставив остальных детишечек! – ехидно произнесла Беллатриса, отшвырнув МакГонагалл и Горация.

– Вы больше не убьете наших детей! – закричала миссис Уизли. Ее заклятье ударило прямо над сердцем Августуса, и тот с перекошенным злобой лицом рухнул на пол, с вытаращенными глазами. Беллатриса охнула и нацелилась на тетю Молли.

– Протего! – перед ней возникли Щитовые чары, Гарри сбросил с себя мантию Джеймса. – Сегодня умрешь ты, Беллатриса. – В мертвой тишине произнес брат. – И это сделаю я.

– Ты шутишь. В твоем стиле прятаться за чужими спинами, – ехидничала практически уже павшая с пъедестала Темная Леди. – Ты выживал благодаря случайности и интрижкам старого дурака Альбуса!

– Случайность то, что мама умерла, спасая меня? То, что я готов был умереть за этих людей, чтобы ты больше не смогла их тронуть? Видишь, они победили твоих Пожирателей! Потому что я готов был отдать жизнь, и этого оказалось достаточно.

– Что, опять любовь? Любовь, вечная присказка Дамблдора: он утверждал, что она побеждает смерть. Любовь не помешала мне раздавить твою грязнокровку-мать, как таракана, Поттер, и, похоже, никто здесь не пылает к тебе такой любовью, чтобы принять на себя моё заклятие. Так что же помешает тебе погибнуть, когда я ударю?

– Только одно, – они ходили по кругу, глядя друг на друга в последней схватке взглядов. – Дамблдор знал все то же, что знаешь ты, Белла. Он просто был умнее тебя и знал больше. – Гарри улыбнулся.

– Ты посмел…

– Да, посмел, Белла. Потому что я младше, да, но гораздо сильнее вот здесь, – Гарри указал на свое сердце. – Как и каждый из тех, кто сражался за свободу этой ночью. Это ты сделала меня таким, – они сблизились и слова стали не слышны, но лицо Беллатрисы постепенно побелело и в глазах мелькнули изумление и ненависть.

– Я займусь Драко потом, – визгливо выкрикнула Беллатриса.

– Много недель назад я победил Драко и отобрал у него волшебную палочку. Так что теперь всё сводится к одному: знает ли Бузинная палочка, что на её последнего хозяина наслали Разоружающее заклятие. Потому что если она это знает, то я – настоящий хозяин Бузинной палочки.

– Авада Кедавра!

– Экспеллиармус!

Хлопок был подобен пушечному выстрелу. Бузинная палочка взмыла ввысь, закружилась под зачарованным потолком, точно голова Нагайны, и пронеслась по воздуху к хозяину, которого не пожелала убивать. Гарри поймал ее натренированными жестами и Беллатриса с изумлением и яростью на лице вдруг грохнулась на пол, ее лицо словно остекленело, огонек в змеиных глазах потух, волосы растрепались. Бледные руки скрючились в последней агонии и… Вторая магическая война Британии закончилась. Беллатриса Лестрейндж была мертва…

Зал взорвался ликующими криками. Тела Беллатрисы и ее мертвых соратников складывали подальше от тех, кто пал, сражаясь с ними. Группы добровольцев снова обыскивали территорию, ища тех, кого не нашли раньше, валькирии помогали мне и Помфри исцелять раненных, утешали тех, у кого погибли близкие, на улице рассвело постепенно. Мы встречали первое утро после войны…

– Рем, – он снова сидел, сжав мертвую руку Тонкс в своей руке. Она погибла за минуты до того, как Беллатриса отвела войска. – Я поцелую ее, – я видела, как кто-то из сестер поцеловал Колина Криви и девочку с косичками, погибших ночью. Проверила и сама несколько тел из пяти десятков умерших. Кого-то я не успевала оживить, кого-то уже не могла бы даже сразу после смерти, как Фреда. Но Тонкс, чьего лба я коснулась, еще могла вернуться. Мир-за-гранью отвел ей еще примерно час… И, оглядывая павших, я не видела среди тех, кого могла вернуть, кого-то, в ком нуждались бы больше. Детей уже поцеловали и сейчас успокаивали ошарашенных вернувшихся с того света ребятишек. В Тонкс нуждался Тедди, и Андромеда лишь недавно лишилась мужа. Смерть дочери стала бы для нее чудовищным ударом. Римус выглядел так, словно это он сам умер. Бродяга положил руку ему на плечо, не находя слов. Рем поднял на меня полные боли глаза.

– Кэт… Ты… – он не договорил, хрипло дыша. Я же машинально подняла глаза на звук тяжелых шагов и увидела Тадеуша и папу, с мертвым телом на руках зашедших в зал. Они решительно прошагали туда, где лежали павшие с нашей стороны и опустили его с краю, неподалеку от Тонкс. Когда папа отошел, я увидела, кто это был. И мой мир снова разлетелся на осколки, когда взгляд упал на страшную рваную рану на шее. На шее Северуса…

========== Дарованный Поцелуй (Кэтрин), Любовь, пережившая смерть (Снейп) ==========

Кэтрин

Всё, кроме любви,

Вся наша жизнь так далеко.

Я, я – не один,

Но без тебя просто никто.

Би-2. Молитва

Истошный крик отдавался от стен, звенел в ушах, в голове, заполняя ее ужасной болью. Я не понимала, почему кто-то кричит и почему крик не утихает, пока не осознала, что это я кричу… Большой Зал, полный народа, вдруг стал далеким-далеким, откуда-то из бесконечной пустоты вокруг доносились голоса, кто-то ходил, кто-то даже приближался ко мне, но все это не имело значения. Я стояла на коленях на каменном полу, в окровавленной футболке и джинсах, покрытых грязью, кровью и копотью, смотрела на посеревшее заострившееся лицо, с закрытыми навек черными глазами, на бледные губы, искривленные в гримасе невыносимой боли. На страшную рваную рану на шее, рану, так похожую на те, что снились мне в кошмарах.

Только теперь я осознала истинную причину того, что браслет упал – смерть не Гарри, а Северуса. Мне не суждено было этому помешать… Мир раскололся на части… Ступор исчез и из глаз потекли слезы, а воздух вокруг снова наполнился звуками, такими неправильными и неуместными сейчас счастливыми смешками кого-то на другом конце зала, всхлипываниями, голосами. Как они могут двигаться, говорить, обниматься, если его больше нет?! Чудовищная неправильность и нелепость… Мои слезы капали прямо на рваную рану от зубов Нагайны. Если бы Невилл не убил ее, я разорвала бы эту змею на части, в том состоянии, в котором я была в те самые страшные минуты моей жизни. Я сжимала его уже остывавшую бледную руку и не понимала, как такое могло произойти, как он мог умереть сейчас, когда все закончилось, когда мы наконец-то могли бы перестать скрываться, когда Беллатрисы больше не было. Рана затянулась на глазах, кровь, засохшая на его шее, стала жидкой и втянулась в зажившую рану. Оставался только страшный, чудовищный шрам в виде укуса огромное змеи, но на уже мертвом теле это было просто… Я даже не знала, как это назвать. Мои слезы, как и кровь, сейчас не стоили ничего, я не могла исцелить эту рану до конца, не могла заставить его сердце снова биться. А если бы я была там, могла бы? Могла?!

Я коснулась рукой его лба, убирая черные волосы с его лица. Я так часто ворчала, что он не моет голову, а теперь он уже никогда не услышит моего ворчания. И не пойдет промывать голову, сдавшись под моим натиском. Не откроет глаза, улыбаясь мне утром…

Внезапно мир вокруг снова замер, а я застыла, не веря ощущению на кончиках пальцев. Он мог вернуться! Он еще мог! У него оставалось немного времени, примерно как у Тонкс, плюс-минус пара минут! Я все еще могла его вернуть!

Я почти коснулась губами его губ, когда мозг пронзила чудовищная мысль – я дала кому-то какое-то обещание, и я собиралась кого-то поцеловать, когда увидела Северуса. Кто-то нуждался в возвращении совсем рядом со мной, но я никак не могла сообразить, кто именно. Все, что было вокруг нас двоих, казалось пустым и никчемным. Неожиданно на мое плечо легла чья-то рука…

– Малышка, – произнес папа, сев рядом и обняв меня за плечи, отрывая от мертвого лица человека, которого я любила… Я уткнулась отцу в плечо, ощущая, как теплые папины руки гладят меня по голове. Он не говорил ничего, да мне и не нужны были слова, я не понимала их, уткнувшись в плечо отца и рыдая. Это наказание за Крюкохвата, за мою Аваду, за то, что я натворила, хотя я и сама не понимала, что же такого ужасного сделала, чтобы наказать меня так…

– За что, пап, за что?! – я плакала, не в силах ни думать, ни действовать как валькирия. – За что они так со мной? Почему они его… – тихий голос, полный боли, раздался за моей спиной раньше, чем отец успел ответить.

– Это не мы, Кэтрин. Не мир-за-гранью. Это – ход жизни. Нам очень жаль, – в голосе Анны звучала виноватость.

– Это вы! Вы знали, да?! Знали, и сделали так, чтобы упал браслет! Это вы не дали мне прийти ему на помощь! Что я вам теперь не так сделала, что?! – меня внезапно охватила злость, я вырвалась из папиных рук и подскочила к высокой женщине и стоявшей рядом с ней Оливии в золотистом плаще. – За что вы с нами так?! За что?! Я виновата, да?! Ненавижу!

– Кэтрин… – прошептала Оливия.

– Я отказалась от возвращения мамы, чтобы исцелить вас, я дала ту чертову клятву Крюкохвату, чтобы помочь вернуть мир, чтобы выполнить долг валькирии, я делала всегда все, что могла, во имя своего предназначения, я лишена нормальной жизни! У меня все всегда идет наперекосяк! – шипела я, вцепившись в рукав Анны. – Я никогда не думала о себе, никогда, и чем вы мне заплатили? Лишили меня единственного, что было у меня настоящего, искреннего, моего? Единственного, что я делала для себя, а не для других?!

– У тебя есть Гарри… И ребенок, – прошептала Наставница. – Твой малыш, Кэтти, это самое настоящее, что может быть у женщины…

– Гарри – мой выбор, вы навязали мне любовь к нему! Ненавижу! Вы все за меня решаете, отнимаете все, что мне дорого. Ненавижу этот чертов дар, заберите его, он мне не нужен! – ноги подкосились и я снова оказалась к руках подхватившего меня отца.

– Гарри не твой выбор, я лишь успокаивала тебя, – внезапно произнесла Оливия. – У тебя вообще нет выбора и никогда не было.

– Даже если и так… Почему умер он? Почему сейчас?! За что?!

– Ты ведь можешь его поцеловать, – произнесла Мерседес, прикоснувшаяся ко лбу Северуса, подойдя к нам. – Кэтрин, ты не касалась его?

– Касалась, – я делала глубокие вдохи, по щекам катились огромные капли слез. – Я касалась его. Я… – я посмотрела на папу и через его плечо увидела Римуса, на коленях стоящего у тела Тонкс. Внезапно в голове, затуманенной болью непоправимой потери, прояснилось. Я обещала Римусу поцеловать Тонкс! Собиралась как раз в миг, когда увидела Северуса. А еще я осознала, что вокруг нас собралось множество людей, с сочувствием глядящих на меня. Гермиона плакала, прижавшись к Владу, Гарри смотрел на меня с бесконечным сочувствием, даже Билл и Флёр опустили головы, избегая моих глаз. Сестры-валькирии плакали, покачивая головами, понимая, что происходит у меня внутри. И даже в глазах Анны были лишь боль и безграничное сочувствие.

“Никто не осудит любой твой выбор”, – прозвучал в моей голове голос Анны. Никто не осудит меня, если я поцелую Северуса. Никто не осудит и он вернется… Мой взгляд снова упал на Римуса, не замечавшего ничего вокруг, со следами слез на щеке, сжимавшего руку мертвой жены. А ведь где-то там Андромеда и Тедди ждут Дору и Рема, Андромеда надеется, что дочь вернется живой, а совсем маленький малыш плачет, потому что мамы нет рядом. При мысли о том, как я потом буду смотреть Тедди в глаза, зная, что не вернула его маму, имея возможность, сердце почти разорвалось на части. И при мысли о том, что скажет Андромеда, увидев мертвой единственную дочь. Перед глазами стояла воющая у тела Фреда, захлебываясь слезами, миссис Уизли. Я не могла ей помочь, но я могу помочь Тонкс… Тетя Молли поймет, она не осудит, они все поймут…

– Кэтрин, – прошептала Оливия. – Время не ждет… Тебе нужно сделать выбор!

Но я не успела ответить. В и без того полный народа Большой Зал сквозь распахнутые побитые двери ворвались десятки, даже, пожалуй, сотни людей. В серых и черных куртках со значками Трансильванского аврората, в мантиях нашей кафедры Денбриджа, в обычной магловской и волшебной одежде. Стажеры, авроры, студенты аврората и даже преподаватели кафедры.

“Что они все тут делают, зачем они здесь?! Мы сами победили, и врага больше нет…”

– Вы успели, – произнесла Анна, прижав меня к себе, меня снова затрясло, от отчаяния, непонимания, боли. – Хранителей еще нет, у нас есть еще время. Томас, – она посмотрела на папу, – Влад, Анж… Анжелика, введите, пожалуйста, денбриджцев и аврорат в курсе дела и опишите им территории школы, – она говорила тихо, поглаживая меня по голове.

– Я останусь с Кэт, – возразил папа.

– Я объясню, – предложил Флитвик. С ним согласились, пока я тупо смотрела на пришедших авроров, не понимая, что они тут делают. И о каких вообще Хранителях идет речь…

– Кэтрин, время выходит, – коснувшись по очереди Тонкс и Сева, заметила Гертруда, присоединившаяся к остальным. – У тебя пара минут на то, чтобы сделать выбор!

– Мне нужно минуту подумать, – я поднялась на дрожащие ноги и отвернулась от обоих покойных. Я могу вернуть Северуса, и сбудется то, о чем я так мечтала, могу его поцеловать. Я видела его играющим с нашими детьми, видела нас у алтаря, обменивающихся клятвами. Счастье… И все же перед глазами стояли глаза ребенка, похожего на Рема, без слов обвиняющие меня. Я знала, что такое жить без матери, я росла без мамы, умершей на моих руках. У моего малыша будут дедушка, дядя, у него буду я. Он будет знать, что его папа – герой. А как Тедди объяснят, почему мама не осталась с ним, а пришла на битву и умерла? Как я посмотрю ему в глаза, если он спросит меня, почему я не поцеловала его маму? Почему я выбрала для себя… Ведь кроме меня никто не сожалеет о его смерти, никому не больно… Они смотрят с горечью и жалостью, но жалеют не его. Меня. После того, как они растоптали мою жизнь, отняли все, что было дорого мне самой, после того, как я рисковала собой и малышом, а у меня за это отнимали любимого человека, они еще смели жалеть меня. Внезапно меня охватила страшная ненависть ко всем, кто не сводил, я знала, глаз с моей спины. И еще до того, как я обернулась, я знала, кого поцелую. Не потому, что должна, а потому, что так будет лучше, потому что это сделает счастливым малыша, не виноватого ни в чем… В отличии от тех, кто стоял рядом со мной. Северус не осудит меня, а на мнение остальных – плевать. Малыш не осудит, он поймет. Он будет знать, кто оказался настоящим героем, а кто возомнил себя всемогущим и ломал чужие судьбы.

– Прости, малыш, – шепнула я животику. И опустилась на колени у мертвого тела. Ему оставалось совсем немного, когда я провела пальцами по его щеке.

– Я так и знал, что она его выберет, Пожирательская девка… – хмыкнул кто-то из школьников. Тишину прорезал звук удара и гневное шипение Гарри.

– Заткнись, придурок, и не смей так говорить о моей сестре! – ответом ему послужили невнятные хлюпы. Гарри не осудит меня, он будет рядом, что бы ни случилось. Мой брат, с которым вместе я пережила многое. Он будет рядом… Осознание этого придало решимости.

– Ты не осудишь, – прошептала я, – прости… – я отошла от него и склонилась к Тонкс. Ей осталось буквально несколько мгновений, когда я коснулась губами ее лба, выпуская наружу свои силы, свою энергию, отдавая миру-за-гранью-времени половину своей жизни за ее право начать с чистого листа. Я кожей ощущала, как напряженно все следили за мной и тем, что я делаю. От моих губ по телу нашей метаморфки протянулись тонкие золотистые нити. Жизнь. В это тело возвращалась ушедшая жизнь… Когда я выпрямилась, ее грудь поднялась, делая вдох, сердце сделало первый удар ее второй жизни, глаза распахнулись.

– Кэт… – выдохнула она. Я оказалась в объятиях счастливого Римуса.

– Спасибо! Спасибо! Кэтрин, я не знаю, как… – я мягко отстранилась от его рук. Не хотелось, чтобы они касались меня после всего, что они сделали с моей жизнью. И, не слушая слова благодарности и восхищения, опустилась на колени перед человеком, который сейчас значил для меня больше, чем все они вместе взятые. Кроме, разве что, Гарри и папы. И в последний раз коснулась губами почти холодных губ того, в ком в эти секунды угасала жизнь.

– Я люблю тебя… – на мое плечо легла рука Гарри. Измотанный, уставший, в крови и копоти, братишка без слов выражал, одним лишь взглядом, сочувствие, понимание, поддержку.

– Я буду рядом, Кэт, обещаю. Мне так жаль… Прости…

– Ты не виноват, – я внезапно осознала, что, хотя сердце рвалось на части от боли, хотя хотелось лечь рядом с ним и уснуть навеки, я не испытывала вины. Наоборот, я знала, что сделала правильный выбор, и это придавало мне сил. Я исполнила Негласное правило. Первая и единственная за тысячу лет… Я вспомнила с внезапной ясностью то, зачем тут собрались валькирии и авроры. Мне предстояло последнее сражение, с Хранителями. И когда от этих мразей, из-за которых страдали те, кто мне дорог, из-за которых я жила в страхе за родных и любимого, не останется следа, только тогда все кончится. Я оглядела полторы сотни валькирий, преклонивших под моим взглядом колени, и усмехнулась. – Спасибо, что пришли. Запомните каждая – если хоть одна из вас попробует в моей стране хоть на секунду поменять течение времени, даже Тезла-Экала – я разобью маховик. О чем я подумаю, вам лучше не знать. Я даю вам право применять любые чары, петь, плакать, если это будет нужно, но ни одна из вас не имеет права даже подумать об изменении временных вихрей, – они не поднимали глаз, кивая. А я поняла внезапно, что цепочка моего маховика стала не золотистой, а черной. Оливия почему-то заслоняла от меня тело Северуса. Наверное, решила я, чтобы я не страдала еще больше. Жалкая попытка подправить то, что они натворили.

– Такой маховик у валькирии, которая поступила по Негласному правилу, – пояснила Анна. – Когда я поцеловала того мальчика, мой стал таким же. Кэтрин, – она посмотрела мне в глаза. – Прости нас…

– Тому, что вы сделали с моей жизнью и жизнью матери, даже во имя благих целей, нет оправдания. Гарри, – я оперлась на его руку, ноги еще дрожали. – Я уничтожу Диадему, хотя вы этого и не стоите. Этого стоят те, кто прошлой ночью погибал в этих стенах. Они стоят того, чтобы сделать ради них все… Каждый из них сильнее морально, чем весь Орден вместе взятый.

Папа обнял меня за плечи с другой стороны. И мы втроем направились к выходу из Большого Зала, оставляя за спиной тех, кто не стоил сейчас и толики того, чего стоили сражавшиеся в эту ночь в Хоге дети и учителя. Никто из этих женщин не нашел бы в себе сил сделать то, что сделала я. Кроме Анны. Но ненавидеть Анну у меня было множество других причин…

Внезапный крик за спиной заставил нас обернуться, это был крик удивления, даже шока, и кричала Гермиона. Кто-то из мужчин охнул, а кто-то из женщин застонал, словно падая в обморок. Мы обернулись и у меня подкосились ноги… Гарри и папа подхватили меня, а их расширившиеся глаза сообщили мне, что мне это не мерещится. Ощупывая шею и недоуменно оглядывая в ступоре глядящих на него людей, за спиной как-то внезапно очень постаревшей и осунувшейся Оливии стоял Северус. Но это было невозможно – пока вернуть еще можно было, его никто не целовал, и я все время видела его. Даже когда Оливия загораживала Сева, я видела бы, если бы кто-то поцеловал его, да и он уже был мертв окончательно к тому мигу. Единственная, кто поцеловал его – я… И то, что я видела сейчас, было просто невозможно…

– Я никогда в тебе не сомневалась, Кэтрин, – я встретилась глазами с улыбавшейся Анной. – Я знала, что ты выдержишь это испытание достойно. Знала, что ты сильнее многих из нас. Я много лет наблюдала за тобой, и моими глазами тебя видели свыше… Мир-за-гранью-времени подарил тебе право на второй Поцелуй… – я уже не слышала ее, глядя в черные глаза мужчины, все еще ощупывавшего шрамы от укуса на шее. И чувствуя, как счастье и человеческое тепло снова наполняют меня. Он вернулся! Невозможное, нереальное, недостижимое только что воплотилось в жизнь. Я вернула двух человек. Мне даровали второй Поцелуй…

– Кэтрин, я… Ты же дала мне слово! – я оказалась в его руках прежде, чем успела сделать к нему хотя бы пару шагов. Северус прижал меня к себе. – Ты мне обещала!

– Я поцеловала Тонкс, это второй, я… – я не смогла говорить дальше, уткнувшись ему в плечо. – Ты вернулся… Ты…

– Знаешь, там не очень-то хорошо…

– Что там, по ту сторону? – я вдыхала запах зелий от его рубашки, запах его крови.

– Лучше не спрашивай. Скажу, чего там не было. Там не было тебя…

– Какая идиллия, – произнес из дверей Зала донельзя ехидный голос. – Там не было тебя, Любимая, о Мерлин, как же мы счастливы, – передразнил Димитр. – Даже жаль нарушать вашу пастораль, но я попробую. Здравствуй, лапушка!

Снейп

За лунной дорогой, в туманах далёких созвездий

Нас ждёт долгожданный покой.

И что б ни случилось,

Теперь мы всегда будем вместе,

Не важно близко ли, далеко…

Ветра, разлуки, потери бессильны,

Пока мы вдвоём -

И я почти уже верю,

Что мы никогда не умрём.

Flёur. Мы никогда не умрем

– Спокойнее, Гертруда! К слову, всегда было интересно, это из «Гамлета»? Чудесная магловская пьеса, вы слышали о ней? – Димитр с насмешкой оглядывал зал. Валькирии коснулись маховиков, авроры и Орден Феникса взялись за палочки, хотя последние недоуменно переглядывались. Экала нахмурилась, а студенты, непонятно почему оставшиеся в атакуемом Хогвартсе, испуганно и недоуменно наблюдали за парнем лет на шесть постарше почти всех их. Кэтрин стояла, все еще прильнув ко мне и непроизвольно схватившись за почему-то черный маховик. Я же все еще не мог никак до конца привыкнуть к тому, что снова дышу. Ощущался каждый удар сердца, каждый вдох, каждое движение вдруг стали так четко осознаваться, я вдруг так остро ощутил себя живым. И, вспоминая тот мир, за лабиринтом путей загробного мира, темноту, безвременье и ощущение пустоты вокруг, я не мог не оценить света, проникавшего через потолок и разбитые окна, не мог не улыбаться, ощущая живое тепло девушки рядом со мной. Не мог не вдыхать даже сейчас, с жадностью, запах ее волос, запах шалфея, по которому безумно соскучился. И уже неважно было, что наши объятия видит вся Школа. Беллатрисы, судя по всему, больше не было. Война закончилась и необходимость скрывать все отпадала, к тому же, у меня были шансы доказать, на чьей стороне я на самом деле был. И потом, почему-то я был среди победителей и павших со стороны победителей. Однако при взгляде на хищно улыбавшегося Димитра, в сопровождении Элеоноры и еще пары десятков человек в плащах с капюшонами приближавшегося к нам, эта оптимистичная мысль покинула мою голову. Ничего еще не было кончено, война все еще продолжалась.

– Ты вообще кто? – пискнул Колин Криви, мальчишка с Гриффиндора. Что он вообще тут делает? Что тут вообще произошло? И… Что случилось с той жуткой минуты, когда в мою шею с адской болью впилась Нагайна? Странно, я ждал такого варианта событий, понимал, насколько он вероятен, и все же это было неожиданно. Вот только я смотрел на крестраж, думая, как же убить змеюку, и вот уже Беллатриса отдает смертоносный приказ. Почему-то не Авада. Почему-то Нагайна…

Димитр елейно улыбнулся, остановившись в нескольких шагах от собравшихся в большую кучу обитателей Хогвартса, окруженный с боков валькириями и аврорами из Румынии.

– Верховный Хранитель Ордена Равновесия, – поклонился он театральным жестом. – Как вы, должно быть, отчаялись, если за вас сражаются детишки, – хмыкнул он. – Но… Разве битва закончена?

– Уже давно. Гарри победил Беллатрису, – прошипел Рональд. – Еще на рассвете. – При этих словах Матей резко обернулся к мужчине, стоявшему чуть позади него.

– С тобой я позже разберусь, – тихим, ничего хорошего не предвещающим голосом, объявил он. – Я не хочу убивать вас всех! – применив «Сонорус», начал Матей, его голос эхом отдавался от стен. – Не хочу проливать кровь волшебников, не повинных ни в чем и даже не знающих причин и последствий нашей с валькириями войны. Я обращаюсь прямо к Реддл, я здесь из-за нее, – он указал на Кэтрин. Все лица повернулись к малышке. – Ты знаешь, чего я хочу… Если не хочешь, чтобы мои люди убили этих детишек, и далеко не Авадой, это слишком гуманно для нашего Ордена, ты наденешь ее и выполнишь то, что я велю сделать. Со мной почти четыре сотни Хранителей, две с лишним сотни ифритов и множество таких зверей, которые вам и не снились. Если я пожелаю, все, кто находится здесь, умрут в страшных муках, начиная с вот этого вот мальчика. Как тебя зовут?

– Колин Криви, – пискнул мальчишка, когда Димитр заглянул ему в глаза. Во взгляде Матея было что-то жуткое, противоестественное.

– Я начну с Колина, – Димитр взмахнул палочкой и Колин взмыл к потолку. Авроры как один подняли палочки. – Умерьте ваш пыл, иначе Колин умрет.

– Я не хочу снова умирать, это страшно!

– Снова? – Матей ухмыльнулся. – Валькирии, как всегда, несут жизнь туда, куда пришла смерть. Колин уже умирал, и если ты не хочешь, чтобы он еще раз умер, ты дашь им уйти. Это наше сражение, и я отпущу детей. Но ни один взрослый не выйдет из этого замка, даже если не знает о Хранителях. Я бы и детей убил, но разбазаривать свежую кровь – кощунство, а ингатусы вдоволь напитаются их страхом. Кстати, об ингатусе, – он улыбался. – Нора!

Зельевар подвела к нему совсем молоденькую девушку, лет пятнадцати на вид. Та сжималась в комочек.

– На колени, – совершенно буднично велел Матей. Девушка бухнулась на колени, цепляясь за подол его длинного плаща.

– Мессир, умоляю…

– Это вот наша дорогая Бэтла, ей шестнадцать и недавно она помогла двум людям, которые напакостили моему Ордену, бежать из темниц. Бэтла думала, что мессир не узнает и не накажет. Бэтла забыла, что мессир все знает, все помнит и не терпит непослушания. Сейчас каждый из вас увидит, что я настроен серьезно. Трансильванцам и валькириям счастлив сообщить, что с лужайки перед окнами на вас нацелены сотни палочек, и им отдан приказ атаковать вас при первой попытке напасть на нас. Мы – посланники, глашатаи, так сказать, нас не стоит трогать, пока мы озвучиваем сообщение для вас… Итак, Бэтла, – он рывком поднял девчушку за волосы на ноги, во второй его руке между пальцами было сжато что-то черное. Под испуганное верещание девочки Матей совершенно спокойно, словно он делал что-то обыденное, поднес это к уху жертвы. Я заметил, как Бутти напряглась и что-то черное мелькнуло между кончиками ее пальцев. Ее взгляд скользнул по Димитру, и в нем на долю секунды сверкнули огоньки ярости… Но вскоре женщина сжала руку, и когда разжала, черного пятнышка, поглощавшего свет вокруг, не было.

– Это называется ингатус. Сейчас мы увидим, что он делает, – улыбнулся Димитр. Миг спустя он разжал пальцы, опуская черный шарик в ухо девочки…

Истошный крик отдавался от стен, от этого крика разбивались и дрожали стекла в уцелевших окнах, закладывало уши. Девчушка рухнула на пол, рукой пытаясь тянуться к уху, а из ушей текла черная, запекшаяся кровь, причем из обоих сразу. Ребенок бился на полу у ног Димитра, смотревшего с полным равнодушием во взгляде, истошно крича, захлебываясь кровью, которая текла уже и изо рта, черная, спекшаяся, с какими-то непонятными еще более жуткого черного вида кусочками плоти… Казалось, по тому, как изнутри чернела ее кожа, как словно сворачивались, как яйцо на сковородке, глаза, которыми она уже едва ли что-то видела, она горит изнутри. Тянулись ужасные минуты, во время которых слышались только вопли жертвы ингатуса и всхлипы женщин и девушек, наблюдавших за этим. Наконец, со страшной агонией, мечась, судорожно хватая изувеченное лицо – глаза сварились заживо, если можно так выразиться, а сожженная изнутри кожа почти уже отделилась от сгоревшего же лица, Бэтла покинула мир живых. Ее изуродованные останки вытянулись у ног Димитра, переступившего тело с отвращением на лице.

– Уберите это, – велел он. – Снять голову и тело отдать тиграм. Но всех не кормить, покормите самок, пусть самцы это видят, но останутся голодными.

Несколько Хранителей бросились выполнять приказание мессира. Тот оглядел притихших шокированных произошедшим людей и взглянул на Кэтрин. – Ты видела, что я не шучу. Мы будем пытать перед тем, как убить, помните об этом. Никто из детишек не справится даже с одной нашей осой. Равными нам противниками являются лишь валькирии и ифриты, в моем Ордене слабейший по силе такой же, как приспешники павшей Темной Леди. Как она сама – опытные члены нашей организации. Подумайте, нужно ли вам это. Те черные кусочки в крови Бэтлы – кусочки ее сгоревшего изнутри мозга. Я даю Реддл на раздумья десять минут, столько же на то, чтобы дети покинули замок. Если через десять минут Кэтрин не выйдет к дверям Школы, мы начнем атаку. Убивать будем всех и каждого. Тогда скажите спасибо Реддл, которая из гордости и чтобы потешить свое я, отдала нам ваши жизни. Чтобы вы не сомневались, что такой молодой мужчина, как я, может быть таким могущественным, рад сообщить, что я, когда мне было четырнадцать, сжег своих родителей-придурков вместе с домом. С тех пор я делаю все во имя своего могущества и развиваю свою магию. Итак, друзья мои, я откланиваюсь и когда мы выйдем, время начнет обратный отсчет. И да, ингатус – крайнее оружие для моих слуг, у них он один, но если они будут обречены и выхода не будет, они вложат ингатус в первого попавшегося. Всего доброго! – Хранители удалились, под хмурыми взглядами собравшихся в Большом Зале.