сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 68 страниц)
— Замолчи!!! — рявкнул Альк. — Зачем ты опять лезешь в мою жизнь?
— Я не лезу…
— А как же это назвать? Ты что, целью своей поставил: лишить меня всего, что мне дорого? А я перед тобой ещё и извинялся!
— Но эта девушка тебе не пара! — наконец признался посол.
— Тебя послушать, так мне ни одна не пара.
— Ты знаешь, я всегда хотел женить тебя на её высочестве. Это была бы очень выгодная партия, наш род снова взошёл бы на престол, как во времена предков, и тогда ты мог бы стать тсарём!
Альк закатил глаза, затем покачал головой.
— Ее высочество уже занята. Теперь тебе что надо?
— Можно подумать, на всей земле нет больше наследниц престола! — отмахнулся отец, будто вопрос был давно им обдуман. — Твой брак должен принести пользу и твоей семье, и твоей стране!
— А может, вообще продашь меня, как племенного быка? — сорвался на крик Альк. — Окупишь расходы на мое содержание, а то что же я тебя в убытки вгоняю? — он был так зол, что совершенно перестал обращать внимание на Рыску. — Не нужны мне никакие тсаревны! Давно пора это понять!
— Но это ведь не повод жениться на весчанке! Так не делают, Альк! Даже из благодарности! — господин посол развел руками.
— При чем здесь благодарность? — у Алька от злости аж голос сел. — Я хочу быть с ней! И мне абсолютно всё равно, что по этому поводу думаешь и ты, и весь белый свет!
Посол посмотрел на сына с вызовом.
— Я тебе не позволю! — твёрдо сказал он.
–Да-а? Тогда попробуй, запрети. Увидишь, что будет.
Отец хлопнул себя руками по бедрам.
– Да пойми ты, сопляк, всю серьезность того, что ты собираешься сделать! Это ведь не корова, это жена! С ней придется жить, разговаривать, спать в одной постели (посол внутренне передёрнулся от свежих ещё воспоминаний). Тем более, она детей тебе родит. Ты можешь себе представить, какие они будут?!
— Какие? — не понял Альк. — Самые обыкновенные, — отрезал он. — Даже еще лучше, что она весчанка: потомство здоровое будет.
— Да, и тупое. Все в мамашу, — подпустил шпильку отец. — Говорю тебе: подумай. Ты ведь сомневаешься. Зачем тебе малограмотная девка? Ты ведь можешь выбирать какую угодно!
— Малограмотность легко исправляется, — заметил Альк. Но уверенности в его голосе поубавилось: отец попал-таки в цель.
Посол усмехнулся, почуяв это.
— Сын, ты же знаешь, что девушку из вески вывести можно, а вот веску из девушки – нет!
Альк на миг задумался и умолк. А отец ударил козырем:
— Ладно, — сказал он. — Хочешь жениться — я не против. Женись. Но сначала честно ответь самому себе: ты ее хотя бы любишь?
А бесстрашный белокосый видун снова промолчал, не зная, что ответить. Он молчал всего пару щепок: потом нашел аргументы, и спор продолжился. Но этого мига вполне хватило, чтобы стоящая за спиной посла Рыска со злостью зашвырнула кошель обратно в свою сумку и, круто развернувшись, пошла в кормильню. Её снова душили слезы, но она так и не позволила себе заплакать.
Вот она, беда, пришла, откуда не ждали… И враг, которого не видно — тоже. Да только не там врага искали! Не отец Альков виноват в произошедшем, а… он сам.
Отец лишь озвучил его сомнения…
Савряне орали друг на друга на своём языке, но уроки не прошли даром. Рыска всё поняла. Вернее, поняла так, как подсказало ей ее мироощущение; так, как продиктовали её сомнения; так, как все мы слышим то, что хотим услышать. Или боимся.
Конечно, не нужна она Альку. Зачем ему тупая весчанка? Раньше, когда от неё зависела его жизнь, он ещё терпел. Возможно, был бы способ его удержать, если б не его отец… Вопрос только в том, зачем это нужно — удерживать его? Зачем нужен муж, который будет рядом только из благодарности, жалости или из-за здорового потомства, и при этом устроит такую жизнь, как обещал.
Рыска сердито дернула головой. С неё хватит! Может быть, она и весчанка, дура и всё такое, но у неё тоже есть чувство собственного достоинства! А потому она уходит, пусть ругаются дальше сколько им угодно. А деньги… она их честно заработала, тем более, половина их вообще принадлежит Жару… А то, что произошло за эти дни между ней и Альком касается только её, она не обязана ни перед кем отчитываться. К тому же… Следует признать: она сама этого хотела. И… так даже лучше. Так легче принять неизбежное расставание.
Если б она остановилась и подумала, если бы была постарше и поопытнее в плане общения с противоположным полом; если бы Альк успел сообразить, что отец ему врет прежде, чем уехал; если б он отказался пить предложенный отцом коньяк и сразу поехал за Рыской; если б его сестра все же решилась забрать девушку из кормильни… Наша жизнь — это цепь «если», порой незамеченных нами, но невероятно важных условий, переворачивающих все с ног на голову. Наверное, это и есть видимые путниками дороги, те, которые на этот раз ускользнули от Алька, измучившего себя сомнениями.
Так вот, если бы он так сильно не увлекся перепалкой с отцом, за которой, не смотря на ливень, с интересом наблюдала уже целая толпа зевак, он бы увидел, как черноволосая, такая неуместная здесь девушка, рывком распахнула дверь в кормильню, прошла через зал к стойке, молча швырнула на нее целый злат и вышла с черного хода, выходящего на коровник.
Когда спор, в результате которого господин Хаскиль, махнув рукой, бросил:
— Саший с тобой, делай что хочешь! — закончился, ни Рыски, ни её коровы в пределах видимости уже не было.
— Где она? — страшно рявкнул Альк уже через щепку после того, как не увидел девушку поблизости, обращаясь к кормильцу.
— Не знаю, господин, расплатилась и ушла, — замирая от ужаса, развёл руками хозяин.
Альк выскочил на улицу, приложив дверью о косяк. Его сомнения по поводу женитьбы на Рыске развеялись без следа, словно и не было их, словно и не весчанкой она была, а он не господином. Сердце пронзила боль: так вот, оказывается, как страшно ему ее потерять! А он и подумать не мог, что так относится к ней! Ну где вот она теперь?
Будь он обычным человеком, сразу попытался бы искать её, следуя простой логике. Но, будучи видуном, по привычке обратился к дару, бессильному в таком большом городе, хотя и быстро понял, что это бесполезно. Однако паника уже успела завладеть уставшим от переживаний разумом.
Он вернулся к городским воротам, к тем, через которые чуть больше недели назад они с Рыской приехали в столицу. Что он сказал тогда страже? Представился. А о ней лишь бросил «это со мной» — и все. Расспрашивать стражу не было смысла: в тот день дежурила другая смена. Да и та, наверняка, девушку не запомнила. Кому нужна какая-то девка, приехавшая с сыном посла? Намного интереснее обсудить собственно возвращение молодого Хаскиля.
Итак, все, что Альк мог теперь сделать — это подождать Рыску у ворот, искренне надеясь, что не зная другого выхода из города, она двинется этим путем.
Он стоял и ждал, не обращая внимания ни на набирающий силу ливень, ни на поднявшийся пронизывающий северный ветер, а перед глазами проплывали события последних двух месяцев, особенно дней, проведенных с Рыской наедине.
И когда он успел так к ней привязаться? За неделю ли в кормильне, где им обоим было так хорошо? А может быть, намного раньше, ещё тогда, когда угроза смерти была так реальна? Или давно уже, сразу, с первого взгляда? Но ведь такого не может быть! Не должно! Это неправильно для господина: влюбляться в простолюдинку.
А может быть, он и не влюблен? Просто беспокоится за молодую дурочку, которую кто угодно может обидеть в чужой стране?
Однако, когда Альк в очередной раз вспомнил смущение на Рыскином полудетском личике при виде крови на простыне, сомнений в своём отношении к девушке у него не осталось.
Но как же так? Он ведь запретил себе влюбляться. Давно запретил, потому что ничего, кроме боли и разочарования, это никогда не приносило. И тем не менее, в сердце его поселилась именно любовь — себе-то можно не врать!.. А потому гордый господин продолжал стоять возле городских ворот, вглядываясь в людей и мучительно желая поскорее найти свою весчанку. Мысли, что он не найдёт её, Альк даже не допускал.
А дождь все шёл…
Господин Хаскиль, довольный донельзя, посмотрел сыну вслед и вернулся в кормильню. Хреновый он был бы дипломат, если б не имел запасного плана на случай неожиданности, которой стало внезапное возвращение Алька.
— Принеси-ка мне варенухи, уважаемый, что-то я замерз, — благодушно обратился он к кормильцу, присаживаясь за стол напротив стойки. — И присядь со мной, расскажи, что да как?
Кормилец не возражал. Он был тертый калач, мог услужить кому и где угодно и повсюду имел выгоду, о чем и свидетельствовали осыпавшиеся на него за последние дни златы от семейства Хаскиль. Даже девчонка один отжалела! А уж посол и подавно не поскупился, отсыпал щедрой рукой. За это и варенуху ему — из лучшего вина!
— Ну что, проводили девчонку? — риторически спросил господин Хаскиль, когда кормилец поставил на стол две кружки и уселся напротив.
— А как же, господин, до самых западных ворот! Сын вот только вернулся, мокрый весь, сапоги промочил… Вон дождь-то какой!
На стол лёг ещё один злат.
— Купи ему новые. — посол с наслаждением приложился к кружке. — А куда поехала — не видел?
— Видел, господин, а как же? По Самильскому тракту, прямо в лес. Он постоял ещё, подождал, пока за деревьями не скрылась.
— Превосходно, — посол залпом допил слегка остывшую варенуху. — Если в течении месяца не вернется, будет тебе еще награда. А пока, — он поднялся из-за стола, взял свой плащ, небрежно брошенный на свободный стул и, достав что-то из-за пазухи, подал кормильцу.
— Это что? — поинтересовался тот, повертев маленький сверточек.
— Да так… На всякий случай. Если дурачинушка мой вдруг пожалует, — с невероятной теплотой в голосе пояснил господин Хаскиль. — Начнет тут пить, буянить… Ты тогда тихо подсыпь ему в вино или в еду. И за мной сразу посылай. Только успей, пока он мечами махать не начнёт, а то и я тебе не помогу. Понял? — кормилец, побледнев, кивнул. — Ну и хорошо. — Посол, улыбаясь, накинул плащ и вышел из кормильни.
Хозяина прошиб холодный пот. Он был из другого сословия и никогда не слышал придворных сплетен и новостей. Однако, кто такие Хаскили он, естественно, знал, хотя лично с Альком знаком не был. Тем не менее, единожды увидев посольского сына, намётанным глазом определил: лучше делать, как тот говорит, даже когда трезвый и спокойный. О том, что может произойти, если Альк явится пьяный и злой, хозяин кормильни старался не думать. Спаси, Хольга, как бы боком те златы не вышли.
Но Альк не пришёл… Ни вечером, ни утром, ни трезвый, ни пьяный. Он и до дома-то еле-еле дотащился, скорее, корова довезла, устав мёрзнуть и мокнуть у городских ворот. А ему было уже всё равно. Вымокший до нитки, продрогший насквозь, в сумерках вернулся он под родительскй кров, и, ни на кого не глядя, скрылся в комнате, не раздеваясь, рухнул на кровать и провалился в тяжёлое забытьё.
Приехавшая ещё днём, мать, та самая, к которой Альк срочно должен был ехать утром, не успела порадоваться его возвращению, как обнаружила, что у любимого сына сильный жар, и, конечно, поставила на уши весь дом, вызвала лекаря, отчитала мужа.
— Как ты мог такое допустить? — кричала госпожа Хаскиль. — Мало тебе было, что он от тебя в Пристань сбежал, так вообще его на небесные дороги отправить решил?
— Да что я должен был сделать? — оправдывался посол. — К ноге его, что ли, привязать? Он с девицей приехал, поссорился с ней и унесся куда-то! Мне что, искать его было надо? Не маленький ведь уже, двадцать пять лет почти! А головы на плечах как не было, так и нет, весь в тебя уродился и в папу твоего!
— Отца не трогай! — вконец разозлилась женщина и вылетела из кабинета мужа, хлопнув дверью.
А потом незамедлительно заняла свой пост возле сына, справедливо полагая, что никто не позаботится о нём лучше неё. Мать допросила и Камиллу, но та мало что знала. Уверовав, что что-то здесь не чисто, она решила подождать. Вот станет Альку лучше, и всё выяснится. Тогда дорогому супругу не сносить головы.
* * *
То ли сон это был, то ли бред…
Ему снилась Ладея, девушка, с которой он познакомился на третьем году обучения, а сама она была уже на пятом. То, что заставило их обратить внимание друг на друга, было не любовью и даже не дружбой. Скорее, они сплотились по национальному признаку: девушка тоже была саврянкой. Альк был так рад снова услышать родную речь, что проговорил с ней как-то всю ночь в тренировочном зале ни о чем. С тех пор они стали общаться.
У Ладеи ситуация была обратной Альковой. В своей семье она была седьмым ребенком, а отец её был рыбаком. Они жили возле самой границы, на берегу Рыбки. С неё и кормились.
Решение дочери пойти учиться в Пристань отец встретил с радостью, и со следующей своей поездки на ярмарку привёз не снасти для своего ремесла, а книги для дочери. Вся семья затянула пояса, а Ладея стала посещать молельню: отец заплатил мольцу, чтобы тот обучил дочь грамоте. Никто из родных даже ни разу не упрекнул девушку в том, что на неё уходит столько денег.
Когда пришло время для поступления, отец ночью сам перевёз дочь через реку.
— Почему не хочешь учиться в Саврии? — только спросил он.
— Чтобы не передумать на полпути и не вернуться домой, — ответила она и ушла.
Больше домой она не вернулась — ни со щитом, ни на щите. Последняя их ночь запомнилась ему на всю жизнь. Он помнил, как она, обычно такая властная и несгибаемая, вдруг пришла к нему в совсем другом обличии. От её обычного состояния не осталось и следа: в эту ночь она была для него просто напуганной девчонкой, которая хотела, чтоб её пожалели и поддержали.
— Мне страшно, Альк, я боюсь… — шептала она, прижимаясь к нему всем телом и дрожа. На эту ночь было назначено последнее для неё испытание, после которого она становилась либо путницей… либо крысой.
Но Альк думал не об этом. Он думал о том, как после испытания первым делом — в качестве разрядки — уложит её в свою постель. Да и о чем ещё может думать молодой здоровый парень в тёмной комнате, наедине с дрожащей девушкой? До окончания обучения Ладея не соглашалась на это ни под каким видом. Но теперь-то она просто обязана была согласиться!
…Когда Ладея не вернулась из Зала Испытаний, Альку, прождавшему ее до утра, показалось, что он умрёт от горя.
Дальше он помнил плохо. Его словно оглушили. Внезапно пришло осознание: да, она была ему дорога, очень дорога! Вернуть бы всё назад — и он отговорил бы её, любым способом. Он приложил бы все возможные усилия, золотые горы бы пообещал, замуж позвал бы, учебу бросил бы… Но было слишком поздно. И последняя ночь была потрачена на мысли о сущей ерунде…
— Значит, она была недостаточно хороша, раз община решила, что ей лучше быть «свечой», — звучал в сознании голос Крысолова.
Своему наставнику Альк доверял безоговорочно, и, наверное, только это его тогда и спасло, или как там это теперь следует расценивать?
А два года спустя и он оказался недостаточно хорош. И опять понял все слишком поздно… Ему удалось спастись, да и вообще, жизнь сделала подарок. А он этого опять не понял… Опять — слишком поздно. В третий раз это уже не может быть случайностью. Скорее, это показатель того, что ты законченный идиот.
Когда Альк очнулся, был поздний вечер, даже, скорее, ранняя ночь. В комнате тсарил полумрак, а за столом, спиной к нему, сидела женщина, стройная, моложавая, с короткой, как у девушек, стрижкой. Только тот, кто точно знал, мог сказать, сколько ей на самом деле лет. Почувствовав его взгляд, она обернулась, и лицо её озарилось улыбкой.
— Сыночек! — выдохнула она и бросилась к нему, едва не опрокинув стул.
— Мама… — прошептал Альк, уткнувшись в ее плечо, ощутив родной запах, такой же, как много лет назад. И так же, как в детстве, ему захотелось заплакать, пожаловаться на горькую судьбу, точно зная, что его не осудят и помогут. Только теперь это было не по статусу, да и разучился он плакать и жаловаться, так давно разучился, что и сам уже забыл, когда именно.
— Какой ты стал! — восхищенно произнесла госпожа Хаскиль, отстранившись от сына и оглядев его. — Что произошло? Расскажи мне всё, — с улыбкой попросила она.
«Всё я никому не могу рассказать», — подумал Альк. А вслух спросил, словно не слышал:
— Долго я так?
— Долго, — кивнула мать. — Больше недели. Я… да и все… жутко переволновались за тебя.
Альк вздохнул.
— И ты всё это время была здесь? — спросил он.
— А где ж я, по-твоему, должна была быть? На то я и твоя мать, — снова с улыбкой ответила она.
Он всегда ценил в ней это: не смотря ни на какие беды, она оставалась веселой, доброй, открытой и преисполненной долга, никогда не унывала, и это всегда придавало сил другим. Вот и сейчас она даже не собирается проливать слёзы о том, что было. Она радуется тому, что есть!
И, наверное, поэтому Альк без всякого стеснения произнёс:
— Прости, что мы столько лет не виделись.
