сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 68 страниц)
— Это лишь Хольге решать, — она смотрела остановившимся взглядом куда-то поверх его плеча. Ей виделся Альк, такой, каким она нашла его, в виде крысы. Потом он же, победивший шоша. Снова он — на пороге скита… Вот так, наверное, жизнь проносится перед глазами. — Единственное, о чём я жалею, — это о том, что потратила слишком много лет на глупости, не нашла его, не поехала с ним. Все эти семь лет Альк мог быть со мной!.. А теперь уже всё. — Подступили слёзы, но Рыска сдержалась. — Я даже не буду просить вас что-то ему передать. Вы это и так сделаете. Да он и сам все знает… Это такое счастье: когда твой любимый всегда знает, что ты хочешь ему сказать…
— Рысонька, ну не надо так! Не надо сейчас прощаться!
— А потом уже не получится, — она посмотрела учителю в глаза и улыбнулась.
У него снова потекли слёзы. Как, наверное, ему больно, подумала Рыска. С ней такое впервые, а скольких учеников он вот так проводил в неизвестность за годы? И не счесть…
— Давай отложим обряд на год, — предложил Крысолов, — Вызовем Алька. Он сможет тебе помочь, я уверен! У вас с ним особая связь, все получится! ..
Но Рыска лишь, печально улыбнувшись, покачала головой.
— Нет, — отказалась она, — Пусть всё будет по-честному.
— Да нет здесь честности, как и во всём нашем тсарствии! — зло бросил наставник, — Ты же сама видела, что было с Альком!
— Для меня честность есть, — твёрдо, как и прежде, сказала девушка, — А за год ожидания я сойду с ума и без «свечи». И я не боюсь, — она вздохнула, — А теперь идите. Я хочу побыть одна, — она поцеловала учителя и осенила знаком Хольги.
Когда он ушёл, Рыска хотела помолиться, но в голове была какая-то каша, ничего не вышло.
Заплетать косы она не стала: всё равно уже. Накинула хламиду и пошла в учебный корпус, поднялась наверх, туда, где уже кучкой толпились её однокурсники, одетые в такие же хламиды: и парни, и девушки. Такое одеяние проще и быстрее сбросить, оставшись обнаженным.
Не смотря на полный коридор народу, тишина стояла гробовая. Даже дыхания не было слышно… Среди такого количества облеченных даром и одновременно взволнованных людей, Рыска почувствовала себя какой-то оглушенной, придавленной к земле. Выносить такое было невозможно! Она физически ощущала страдание каждого.
В Зале Испытаний Рыска уже бывала: учитель водил её на экскурсию. Там, в круглом помещении — стеклянный потолок в виде купола. И стол — большой, каменный, холодный… И второй выход с другой стороны — через него выходят те, кого выбрали путником.
— Кто последний? — тихо спросила Рыска, не узнав своего голоса, и коридорное эхо повторило её слова, многократно усилив.
— Хочешь, ты иди, — послышался ответ. Кто отвечал, понять не удалось.
Она осмотрелась.
— Уже вызывали, — напомнил тот же голос.
Рыска вздохнула — и вздох тоже повторило эхо.
И правда, чего тянуть? Все, что зависело от неё, она сделала. Она хорошо училась. Она была одной из лучших на своём потоке. Кем её назначили, уже решено… Осталось лишь узнать это.
Девушка подошла к двери, на миг оглянулась назад. Здесь не было тех, с кем ей хотелось попрощаться. Не было и тех, кому она пожелала бы удачи. Она так ни с кем из них и не познакомилась: боялась привязаться. И все из-за этого самого момента!
Тот единственный, которого она хотела бы увидеть напоследок, был далеко, и он давно уже прошёл этот зал.
Рыска выдохнула.
— Помоги мне… Альк, — прошептала она, почему-то по-саврянски, и твёрдой рукой толкнула входную дверь Зала Испытаний.
========== Глава 10 ==========
Голова болела немилосердно уже третий день. Больно было не только думать, но и просто смотреть на свет.
Разыгрывать напоказ спектакли Альк никогда не любил, предпочитал мучиться в одиночку, поэтому сначала хотел уехать из замка, куда прибыл ненадолго, чтобы немного отдохнуть, но обнаружил, что если лежать более или менее терпимо, то в вертикальном положении находиться совершенно невозможно. Ещё и кровь из носа пошла, чёрная, как смола, и не останавливалась, пока не прилёг. Хорошо хоть никто не видел, а то испугались бы до смерти.
Тихо, стараясь не попасться никому на глаза в таком виде, он ушёл в башню, одну из самых высоких в их замке, прилёг на кушетку, слишком короткую для его высокого роста. От подъёма по винтовой лестнице всё кружилось перед глазами ещё пол-лучины.
Мать, всё видевшая и чувствующая, пришла за ним следом.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросила она, склонившись над сыном. От вида его лица, по цвету сравнявшегося с волосами, и запекшейся под носом кровавой корки у неё чуть удар не случился, но она взяла себя в руки, не позволив себе излишнего проявления чувств. — Тебе плохо? — риторически спросила она.
— Мам, пожалуйста, можно я побуду один? — попросил Альк. Говорить тоже было больно.
— Да, ухожу, ухожу, — согласилась госпожа Хаскиль. — Может, одеяло тебе принести?
— Не надо… Здесь прохладно, так лучше… — сказал Альк из последних сил. Он чувствовал: если скажет ещё слово, потеряет сознание, и это как минимум.
Покачав головой, мать направилась к двери.
— С папой такое было, — вспомнила она уже на пороге. В голосе её звучала горечь. — Как раз перед маминой смертью. Он дня три мучился, пока она между жизнью и смертью была. А как умерла, всё прошло, — произнесла она и вышла.
Лучше б молчала…
Да нет, конечно, спасибо за подсказку!
К боли прибавилось ещё и беспокойство. Альк переложил ситуацию на себя и всё понял. Это неожиданно придало ему сил.
Дедушка, по словам матери, очень любил свою жену. Она умерла рано, в родах, Альковой матери тогда лет десять было. И раз дед почувствовал её смерть таким образом, значит, всё ясно. Ясно, чью смерть сейчас чувствует он. Вернее, не обязательно смерть…
Собрав волю в кулак, Альк поднялся с кушетки, (наверное, слишком резко, за что поплатился новым взрывом в голове и новым потоком крови из носа), подошёл к окну и посмотрел на юг.
До Ринстана при самом скором темпе — три дня пути, учитывая весеннюю распутицу и его нынешнее состояние — все пять. И да, время самое подходящее: середина весны. Рыска окончила обучение. Ночь посвящения вполне может быть и сегодня, кстати, и луна сейчас в соответствующем случаю виде. Значит, к началу в любом случае не успеть… Да и не нужно никуда ехать: получилось в прошлый раз на таком и даже большем расстоянии — получится и теперь.
Правда, и вероятность сейчас меньше, и состояние не из лучших.
Итак, ночь только начинается, голосование в самом разгаре… Вообще-то повлиять на других, облеченных даром, обычно нечего и пытаться — это не может получиться.
Но они с Рыской составляют исключение. Они не могут влиять на других видунов, но могут друг на друга.
Альк присел обратно на кушетку, откинувшись назад. В любом случае, в сознании остаться не удастся, так хоть не на пол падать. Закрыл глаза, представил тот зал — свой ночной кошмар… Головная боль стала настолько нестерпимой, что он глухо застонал, вцепившись правой рукой в подлокотник.
…Девушка с длинными чёрными волосами, совершенно обнаженная, очень красивая в залитом лунным светом круглом помещении берет со стола крысу… Раньше она ненавидела крыс. А потом смогла изменить о них мнение — из-за всего одной.
Ей не страшно.
Ей всё равно, и поэтому она ему не помощница. В этом он сам виноват: был бы рядом с ней, и она боролась бы.
Из зала ведет множество дорог, но лишь одна, по которой она продолжает путь человеком. Один к тридцати пяти… Вот гады, проголосовали за то, чтобы она была «свечой», все, кроме одного — того самого. Ничего не изменилось… И он ничем ей не поможет.
Крысу Альк уморил на днях, причём ничего не делая. Она сама сдохла в тот день, когда разболелась голова. Можно было бы использовать Рыскин дар, но ей всё равно. К тому же, зал этот… В нем Саший знает что может получиться. Как раз вернее направишь на самую паршивую дорогу, хуже сделаешь.
Похоже, в самом деле остается ехать и забирать её, как обещал.
Или можно попробовать поменять дорогу одному…
Один к тридцати пяти — это почти невозможно. Нет, в истории такие случаи, конечно, есть, но ему самому сейчас так плохо, вряд ли он такое сможет.
А может, как раз поэтому и сможет?..
Рыска должна жить. Она добрая и светлая, она принесёт людям много хорошего, многих спасёт. К тому же их сын… Что он скажет, когда тот вырастет и спросит его: а что ты сделал, чтобы спасти мою мать? А ведь спросит, это точно. У двоих видунов не может быть ребёнка без дара, а значит, мальчик со временем сам во всем разберется, и, конечно, совершенно справедливо осудит отца.
Да и не в этом дело.
Дело в том, что пока Рыска есть на свете, Альк и сам находит силы жить. Не будет её — и всё. Он тогда тоже умер.
Что это — любовь или их связка? Нет времени разбираться.
Снова представился Зал Испытаний и она с крысой в руках.
Из носа хлынуло с новой силой. А боли он уже не чувствовал…
Подумай обо мне, хотя бы на щепку… Хоть обругай, прокляни. Только подумай…
Ворот привычно оказался в руке, с огромным трудом подался…
И вдруг стало легко. Наверное, надорвался. Нестерпимо яркий свет ударил в глаза…
***
Зал, освещённый луной.
Не нужны никакие светильники: и так всё видно.
Тридцать шесть наставников — совет коллегии, рассевшись по местам, пожирают её глазами. Но Рыске не до стыда и смущения…
Где-то здесь и учитель — её хранитель, её друг, её отец. Да, вон он, с левого края, во втором ряду. То ли луна его так освещает, то ли он бледен, как полотно. И то, и другое весьма вероятно.
«Не смей думать о ерунде, — говорил он ей. — Сосредоточься!»
Но как раз о ерунде и думается: какой же холодный пол, какой противный сквозняк. Если она не станет крысой, то простудится, это точно.
Так подло умирать весной, когда тебе только исполнилось двадцать пять лет… И главное, она ещё может уйти, прямо сейчас. Но она не собирается этого делать: не для того столько лет училась.
Итак, теперь всё или ничего. И главное, итог безразличен…
— Вам предлагается выполнить следующее задание, — стараясь не смотреть на молодую прекрасную девушку, произносит Глава Общины, — Вы должны выбрать проявитель чернил — один из восемнадцати.
Перед Рыской поставили пузырьки в два ряда. И положили абсолютно чистый лист бумаги.
Сердце застряло в горле…
Ну зачем же так изощрённо издеваться?..
…Темная галерея замка Полтора Клинка. Свет и музыка, исчезнув за поворотом, всё удаляются…
Дверь с замком. Жар на корточках с отмычкой, освещённый тусклым голубоватым светом.
Альк, прямой, как стрела, на миг болезненно сжимает её руку, и у неё, как обычно, перехватывает дыхание. Лучше бы он этого не делал, она и так на грани паники.
Дверь открывается, являя помещение с головами и чучелами животных.
Саврянский шлем с косами на наушах и два клинка поверженного врага…
Пузырьки со светящимися в лунном свете гранями…
«Иди, путница!»
Хриплое дыхание Алька за спиной… Листок с проступающими буквами…
«Прячь, ворюга!»
Вниз по лестнице, выход через кухню, битва у ворот, бешеная скачка…
Остекленевший взгляд человека-крысы…
Хмурое, пасмурное утро. И он, такой чужой, такой несчастный, растерянный. Сидит, не глядя на неё, точит трофейные клинки.
Хочется, рыдая, обнять его, сказать: «Ты не один! Я с тобой!» Но ему это то ли не нужно, то ли он сам не знает, что ему нужно.
В любом случае, она не посмеет даже близко к нему подойти…
А потом ручей под старой ивой. Капли его крови на её платье…
«Тебя никто не спрашивает. Тебя заставляют… Иначе мы всё умрем…»
Бумага, впитавшая чернила.
Светлые буквы на черном фоне…
«Рано или поздно, всё равно придётся сделать выбор, на каком ты пути. И наречь его хорошим».
Ты, как всегда, был прав.
Пальцы наткнулись на граненое стекло — вроде этот. Рыска взяла кисточку, пушистую, как тот колосок, обмакнула в прозрачную жидкость… Руки дрожат, невозможно ничего сделать. Пока ещё руки, а не крысиные лапы… На листок падает капля, вторая, третья…
Бумага чернеет, но букв как не было, так и нет. Они расплываются, ничего не прочитать. Даже в неверном свете луны это понятно.
— Хм… Ну что ж, теперь глотайте крысу!
Крыса маленькая, совсем ещё детёныш. Другая в рот не пролезет.
Как там говорила — хоть ядовитую змею? Так отвечай за свои слова. Тем более, действительно, уже всё равно.
А потом земля и небо поменялись местами, и жизнь в самом деле пронеслась — до самой вчерашней ночи…
— Всё, можете быть свободны, — звучит спокойный голос Главы Общины. — Что с вами? Вам плохо?..
…Тот же зал, залитый луной. Лицо учителя в слезах — и его улыбка. Руки, запахнувшие хламидообразное одеяние.
— Мы победили, доча! Мы победили! — шепчет он, обнимая ее. — Вот, возьми, — в ладонь тыкается что-то холщовое, но при этом тяжёлое и звенящее.
— Это что? — язык еле ворочается.
— Деньги. Иди, отметь… Просто напейся. Иди, иди…
Рыска оборачивается на входную дверь.
— Нет! Тебе туда, — учитель легонько подталкивает её.
Справа от трибун коллегии — маленькая дверца. Вот туда она и вышла — в темный гулкий коридор, затем на лестницу. И — выпала на прохладный, залитый лунным светом, так же, как Зал Испытаний, двор Пристани. Подняла голову вверх и вдохнула полной грудью.
Она это сделала!!!
Ночной воздух опьянял не хуже вина, и у Рыски закружилась голова. Она плюхнулась на скамейку и обнаружила, что сидит на ней не одна.
Парень, оказавшийся рядом, вскинул голову, весело рассмеялся и бросился её обнимать. Опешив, Рыска даже не сразу сообразила, кто это.
— Ты Рыска! Рыска! — повторял он. — Дочь наставника! — он крепко, от избытка эмоций, обнял девушку. — Я так рад, что у тебя получилось! — добавил он.
У парня был сильный саврянский акцент. По-ринтарски он говорил чуть понятнее Тамеля.
— Я тоже за тебя рада, — мягко отстраняясь, с улыбкой произнесла Рыска. — Но… я считала, что ты ринтарец, — почему-то вдруг подумалось о такой незначительной мелочи: о том, что у её случайного товарища темные волосы и саврянский акцент… Да какая ей разница?
— Хочешь пойти со мной? — зачем-то спросила она. Хотя, оставаться, а тем более, напиваться, одной желания и в самом деле нет.
— Куда?
— В кормильню, — просто сказала она. Странно, на душе не было ни горя, ни сожаления. Только облегчение. И радость. Не о чем жалеть: все знали, на что идут. Их предупреждали в самом начале…
И когда она стала такой циничной?
— Время за полночь, — с сожалением пожал плечами парень, — все кормильни уже закрыты.
— Нет, я знаю круглосуточные забегаловки, — возразила девушка.
Может, это как болевой шок? Не сразу понятно, что больно? Скорее всего, так. Поэтому, срочно принять анестезию!
— У меня денег нет, — печально признался парень. — Только на дорогу до дома.
— Я угощаю, — Рыска потрясла кошельком.
— Отец дал? — догадался парень.
— Да. Пошли скорее.
— А он тебе правда отец?
Сладко защемило сердце.
— Правда, — соврала она. Какая теперь, к Сашию, разница?
Прошло не меньше трёх лучин. Они уже посидели немного в одной кормильне, перебрались в другую и незаметно перешли на саврянский язык, когда Рыска вдруг спросила спутника:
— А как тебя зовут?
Парень разинул рот.
— А ты этого не знаешь? За семь лет? Мы же учились вместе…
— У меня плохая память на имена, — вновь соврала она. Врать было весело!
— Странно… — пожал плечами парень, но всё же представился. — Янек. Можно просто Ян.
— Что-то ты на саврянина совсем не похож, — заметила Рыска.
— А я только наполовину, — словоохотливо пояснил он. — У меня отец саврянин был, а мама — ринтарка. Он её в войну с собой забрал. А я весь в маму уродился, чуть-чуть только светлее.
Рыска присмотрелась к парню внимательнее, отметив в итоге, что в самом деле, волосы у него не чёрные, а тёмно-каштановые. И глаза — светло-карие. Вот почему бы ей такой же было не родиться?
— Отец дворянин был, а мама — весчанка, — продолжал Ян, радуясь благодарной слушательнице…
— Подожди, — перебила девушка. — А родители отца на их свадьбу разве согласились? — спросила она.
— Конечно! Им мама сразу понравилась. Она у меня очень хорошая!
Рыска лишь кивнула. Вот везёт же некоторым!
— А косы твои где? — скорее, пошутила она.
Темноволосого парня она с косами не представляла. Пожалуй, это было бы курам на смех. Но Ян неожиданно серьёзно ответил:
— Отрезал, как только в Ринтар перебрался. Здесь это по-дурацки смотрится.
Уж куда как по-дурацки… Каждому, видимо, своё. Алька, например, без кос и представить невозможно…
Тьфу ты, ну почему она опять думает о нём?!
— А почему ты в Ринтаре учился? Отец был против? — тряхнув головой и прогоняя непрошенные воспоминания, спросила Рыска.
— Не-ет! — возразил Ян. — Он сам меня сюда отправил, чтобы я овладевал языком и изучал традиции предков.
