сообщить о нарушении
Текущая страница: 60 (всего у книги 68 страниц)
Крысолов оказался жив, но изранен, да к тому же, сильно переохлаждён. Несколько ран на теле старика не были так уж серьёзны, и умереть от них он не смог бы. Но была и по-настоящему серьезная рана, в виде широкой полосы кожи на затылке и шее, словно снятой острым мечом. Видимо, кто-то хотел отрубить путнику голову, но то ли сил у этого кого-то не хватило, то ли Крысолов увернулся. А вот почему его не добили потом, было в самом деле непонятно, как и неясна была личность (скорее даже, личности) покушавшихся на него.
Самым плохим было то, что Рыска и помочь-то своему учителю как полагается не могла. Другим могла, себе могла, Альку... А вот ни учителю, ни детям – не могла, кроме того, что мог бы сделать любой обычный лекарь: не могла она менять дороги видунов.
Впервые в жизни она осознала такое вот своё бессилие, и это было ужасно. Но печалиться по этому поводу не было смысла, тем более, тайной это никогда и не было. Просто путница не осознавала этого раньше.
Она сделала, что могла: промыла и перевязала рану учителя. Хорошо хоть кровь, хлынувшую с новой силой, как только Альк занёс бесчувственного путника в тепло, удалось остановить, а то в какой-то момент Рыске показалось, что конца ей не будет, этой крови. Вся постель ей была залита, и не перетянешь даже... Очень трудно оказалось справляться там, где дар – не помощник. Но она очень старалась. Она смогла, наконец, и как следует согреть его. Теперь оставалось только ждать.
День был потерян: как только Рыска приняла на себя заботу о Крысолове, Альк с Жаром пошли за стражей, и до самой темноты вызванные угрюмые мужики в мундирах тсецов, но с цепкими взглядами ищеек исследовали двор ( хотя, и ежу понятно, что ничего там найти не удалось бы), задавали им всем, включая хозяев дома одни и те же неприятные вопросы.
А самым худшим было то, что учитель так и не рассказал им всего, что собирался, а уж то, что это был ключевой момент их встречи, было ясно как день.
Не обсуждая это, Альк и Рыска молча ругали каждый себя за одно и то же: за то, что начали этот разговор о личной жизни путника, не дав ему поведать им главное и за то, что после предыдущей, практически бессонной ночи безмятежно заснули, и никто не почувствовал близкую беду.
К вечеру Крысолову стало хуже: у старика начался жар и бред. Поняв, что сама не справляется, Рыска попросила Алька сходить за лекарем в город. Глядя на мрачную, не склонную к общению подругу, Жар решил идти вместе с Альком.
– Зачем ещё? – неласково спросил саврянин, обвешиваясь мечами, – Я и без тебя дорогу найду. Ещё не дай божиня, те, кто старика ранил, в городе остались, да захотят до нас добраться. Не хватало мне ещё тебя защищать!
– Да я, к твоему сведению, уже давно сам себя защитить могу! – выпятил грудь Жар.
На это Альк лишь криво улыбнулся. Ну да, научился бывший вор держать меч – и что? Толку-то с того если выскочат откуда ни возьмись человек десять головорезов?
– Сиди здесь, я сказал! – рявкнул Альк, берясь за дверную ручку.
Жар не то что бы стремился геройствовать, просто не знал, куда себя деть в обществе еле живого Крысолова и угрюмо-сосредоточенной Рыски. Мало того, он вообще ничего не понимал, с того самого момента, как получил от Крысолова послание, в котором тот срочно вызывал его в Чеговицы и собирался распросить белокосого по дороге. Альк же прекрасно догадался, что Жар вцепится в него с распросами, как только они останутся одни и не хотел этого разговора, потому что понятия не имел, что отвечать, более того, сам мучился неизвестностью.
Рыска же злилась на себя за бессилие и не хотела, чтобы кто-то видел её в таком состоянии. Ей легче было отправить восвояси обоих, чем остаться с кем-то одним. Тем более, путница точно знала, что никто на её мужчин нападать в городе не собирается.
– Пусть Жар идёт с тобой, – бесстрастно произнесла она, обращаясь к мужу.
– Да зачем он мне?..
– Пусть идёт. – повторила она.
– Слыхал? – Жар с торжествующим видом начал одеваться.
... С тех пор лучины четыре прошло. Однако Рыска не волновалась. Дар подсказывал ей, что это просто лекарь сильно занят.
Но смотреть в глаза окружающим и разговаривать с ними, пока Крысолову не станет лучше, или хотя бы, ясней, что с ним будет дальше, путнице не хотелось: она чувствовала свою вину. Да и просто привыкла за годы одиночества прятаться от всех, когда наваливалась беда. Лучше, думалось ей, она сначала поговорит с лекарем, а уж потом...
Присев на табуретку возле постели раненого, Рыска взяла его за руку и вздохнула. Что ж теперь будет с учителем? Рана очень серьёзная. И дар его в данном случае – только помеха; не только она – ни один путник ему не поможет. И старый он уже, лет шестьдесят пять, наверное. Альк вот намного его моложе – и то периодически вспоминает о своей старой и казалось бы зажившей ране. И если у Алька это уже никогда не пройдет, то у Крысолова и подавно. Хорошо уже то, что жив...
Рыска смахнула слезу.
Она одновременно и воин, и лекарь; ей нельзя плакать. Но как это сделать, если лежащий без сознания и мечущийся в бреду человек близок, как родной отец?
Он научил её всему, что она умеет. Он был рядом, когда никого больше не было, всегда верил в неё и, наверное, действительно любил как любят свою дочь... И неужели он теперь погибнет? Семь из десяти, что погибнет... Понятное дело, что на войне – как на войне, что рано или поздно кто-то из близких отправится на небесные дороги, но как же это страшно!.. Только не учитель!
Только не учитель. Только не Альк. Только не Жар, не тётя, не дети... Многого хочешь, путница. А самое главное, прекрасно знаешь, что будет, сегодня, наверное, яснее чем раньше...
Старик застонал, пошевелился и открыл глаза. Рыска тут же бросилась к нему.
– Доча... – прошептал он хрипло, как только сумел понять, кто перед ним, – Доча, слушай... Слушай меня. Езжайте на остров... На Пелигос... Она там, доча... Жар пусть едет с вами. И ... не разлучайтесь с Альком. Вам нельзя...
– А вы? – всхлипнула Рыска.
– Меня оставьте... Главное: остров... Убей Виттору... – он еле говорил, тяжело и часто дыша. На лбу выступили капли пота, и Рыска поспешила промакнуть их полотенцем.
– Кто вас так, учитель?
Наверное, старый путник ещё много чего хотел сказать, но закашлялся и снова потерял сознание. Из его раны опять хлынула кровь. Рыска, давясь слезами, снова взялась за перевязку. Старая повязка была отброшена ею в сторону – не до того путнице было.
Когда кровь снова была остановлена, она осмотрелась и увидела крупную крысу, обнюхивающую валяющуюся на полу окровавленную ветошь.
– Проклятая тварь! – прорыдала Рыска и кинула в крысу чем попало ( как оказалось, под руку попалось полено, ибо сидела она рядом с камином). А сама упала на колени у постели раненого и заревела в голос.
Ну как же это подло! На учителя была вся надежда! Он уже знал, что следует делать, а они так глупо упустили момент, когда ему нужна была их помощь! Это не он сейчас умирает – это всему тсарствию приходит конец. Это оно загибается в корчах вместе со всеми жителями... А всё из-за того, что вчера, не смотря на смутную тревогу она думала не об общем деле, а о том, что устала и плохо себя чувствует, потому, что позволила себе уснуть.
Растянувшись на полу, она заревела громче...
Конечно, дело не только в ней или в них во всех. Но разве от этого легче? Разве легче от того, что весь мир сошел с ума?
Что вообще случилось в нём? Зачем нужны войны? Ради чего? Неужели только ради власти? Разве это повод убивать такое количество людей? Может быть, только ей этого не понять, может, она так и осталась тупой весчанкой, а таким, как Виттора, известен истинный смысл войны?
Да конечно же нет!!!
Эта Виттора – само зло. Это так, иначе как она смотрит по утрам в зеркало ? Кем собирается вырастить своего ребёнка?
Ведь такого просто не должно быть... Люди обезумели, не иначе, раз поклонились ей и легко убивают своих соотечественников, своих братьев – ради какой-то эфемерной цели. Неужели они надеются, что с приходом тсарицы-видуньи к власти им станет лучше? Неужели думают, что та, которая ни за что ни про что убивает женщин и детей, отнесётся к ним по-доброму?
Скорее всего, они вообще не думают. Просто, как и она, жаждут власти. Похоже, им просто мало воздуха, земли, воды. Они не хотят жить в мире. Они хотят золота и власти...
Пожалуй, Альк был прав, говоря, что люди всегда найдут, за что подраться. Но разве такие средства можно оправдать хоть какой высокой целью? Разве можно?..
Наревевшись, Рыска поднялась с пола ,отряхнула и поправила одежду. Она не заметила этого, но когда выпрямилась, отерев слёзы, она словно стала другим человеком. Совсем другой... Собственная смерть впереди, которую она почувствовала так давно, стала вдруг размытой и какой-то неважной. Она умрёт? Это ещё неизвестно. Один шанс есть всегда.
Но уж до этой твари, с подачи которой ( а это так – она чувствует) ранен учитель, а так же убиты и ранены многие хорошие люди, сволочи, благодаря которой она так редко видит своих детей, беспринципной мрази, покусившейся на её мужчину, она точно доберётся, и пусть это будет последним, что она сделает в жизни.
– Я отомщу за вас, учитель, – глухо произнесла чернокосая путница, – Я докажу, что вы ненапрасно прожили и жизнь и воспитали столько учеников. А потом... вернусь, и мы ещё вместе посмеёмся над всем этим... – пообещала она с горечью в голосе.
Ничего такого ей не представлялось, но Рыска сказала это на зло своей судьбе. И ей стало легче. И, наверное, поэтому, когда дверь открылась, впустив в комнату немолодого незнакомого саврянина, Жара, Алька и Главу Пристани с женой, путница совершенно спокойно и по-деловому поговорила с лекарем и помогла при осмотре. Получив рекомендации от благообразного пожилого человека и заручившись тем, что начиная с завтрашнего дня он станет ежедневно посещать больного, а так же вручив вознаграждение, она сама проводила лекаря, а затем сказала:
– Теперь всем спать. Завтра с утра в путь.
– Я после такого не усну, – буркнул Жар. Каким он был, таким и остался. Что в молодости, что теперь боялся крови. Служба в столице не сделала его более закалённым за столько лет... Хотелось пожалеть его и утешить. Но вместо этого она жестко бросила названному брату:
– Вот и прекрасно, сиди с учителем. А я посплю. Только разбуди завтра пораньше.
– Пусть, наверное, Жар здесь, с ним и остается, а мы на север поедем? – предположил Альк несколько неуверенно. Почему-то ему тоже казалось, что Жар должен ехать с ними.
– Нет, мы все едем, – возразила Рыска, по-прежнему ни на кого не глядя. – Вы позаботитесь о нем? – обратилась она к хозяину дома, – Это мой отец, – произнесла она далее, как никогда в жизни веря в то, что говорит, – Я ... мы, – она метнула взгляд на спутников, – Будем вам очень признательны, – и, вытащив горсть монет, она вложила их в ладонь гостеприимного, уже не впервые пришедшего ей на помощь человека.
– Да... конечно, – слегка смутившись, ответил тот, – Но не надо денег, – он высыпал златы на комод, – Вы когда вернетесь? – риторически спросил он.
– Можем и не вернуться, – уронила Рыска, – Но я очень надеюсь на вас. Я знаю, что вы не оставите его. Но уж если вернёмся... Я щедро вас отблагодарю. А теперь давайте отдыхать. Впереди трудные дни.
По-прежнему ничего было не ясно. Кроме одного: после слов на пару щепок пришедшего в себя учителя медлить больше нельзя. Надо торопиться в путь. На север. На этот трижды клятый остров.
Так они завтра и поступят.
========== Глава 31 ==========
...До северного побережья Саврии от Чеговиц Альк, Рыска и Жар добрались за четыре дня. Жарову корову оставили у Главы Пристани, а самого Жара пересадили на более быстроходного скакуна – нетопыря Крысолова, справедливо рассудив, что хозяину этот скакун если и понадобится, то весьма нескоро, а им нужно торопиться.
По дороге Рыска более или менее чётко объяснила своим спутникам всё, что успел сообщить ей учитель, не вызвав никаких восторгов с их стороны. Дело казалось невыполнимым.
Остров Пелигос уже несколько лет служил оплотом армии тсарицы-видуньи, и никто за почти шесть лет войны так и не смог туда прорваться. На этот остров враги отступали каждый раз, как только терпели очередное поражение.
Идею пробраться туда втроём иначе как безумной назвать было невозможно. А уж попытаться убить тсарицу-видунью, владеющую умами, собравшую народы под свои знамёна, с легкостью использующую как "свечу" любого видуна, сумевшую средь бела дня сбежать из охраняемой камеры было безумием в чистом виде.
Однако именно этого хотел Крысолов, и потому отрицать эту идею тоже не стоило.
– Ладно, – решил, наконец, Альк, когда до побережья оставался один дневной переход. Дискуссия на привале в очередной раз ни к чему не привела, – Давайте сначала доберёмся до моря, а там решим. Не дурак же он, в самом деле, чтобы просто, послать нас туда на смерть, – как всегда, в моменты переживаний, есть он не мог, вместо обеда затачивая мечи: теперь и свои, и Рыскины.
– А вы уверены, господа видуны, что эта самая тсарица-видунья вообще на острове? – с опаской спросил Жар, – А то притащимся туда, как последние дураки, а её там нет как нет!
– Там она, – буркнул Альк и замолчал. Рыска, тоже молча, и совершенно без аппетита ела, отвернувшись от спутников. Из неё в последнее время вообще слова вытянуть было невозможно.
– Я вот только думал, – снова начал Жар, – Что победить врага легче, когда он безщащитен. А там, на этом острове, наверняка уйма её приспешников. Правильно ли будет лезть в самое сердце осиного гнезда?
– Раз Крысолов сказал – туда, значит, пойдём туда, – слегка повысил голос Альк.
– Давно ты его слушаться стал?
Саврянин прожёг друга взглядом.
– При чём здесь это? – стараясь не злиться, спросил он, – Я теперь и сам чувствую, что так будет правильно. Ты как, Рысь?
– Я с тобой согласна, – не поворачиваясь, односложно ответила путница.
– А ты с ним всегда согласна, – ревниво укорил Жар, – Вот я бы не пошёл!
– Мы тебя и не заставляем, – пожала плечами Рыска, через плечо серьёзно взглянув на названного брата, –Там много чего может случиться. Если тебе страшно...
– Куда ж я от вас? – перебил её Жар, махнув рукой. Он был знаком с Крысоловом много лет и уважал старого путника не менее, чем Альк и Рыска, – Тем более, мне он тоже говорил быть с вами.
– Вот видишь, и ты его слушаешься, – спокойно заключил Альк, глядя на юг, в ту сторону, откуда они приехали. Да, думал он, очень плохо, что так получилось. Знания, советы, да даже само присутствие Крысолова облегчило бы их задачу в разы. Да и условий в этой задаче было бы куда как побольше, а значит, и решить её легче. Да и вообще, Крысолов – по жизни оптимист. С ним просто и легко начинать любое дело. Хоть бы выжил, просто так, ни почему, чтобы повидаться ещё хоть раз...
О том, кто ещё может не дожить до конца войны, Альк предпочитал не думать, хотя сон о Рыскиной смерти теперь снился ему так часто, что хоть вообще не спи. Похоже, то, что снилось белокосому столько раз, всё же случится и очень скоро... Наверное, как раз на этом острове и случится. И, видимо, там тоже есть эта проклятая Длань... Хотя, было в предчувствиях Алька и кое-что хорошее: например, своей смерти он не видел.
Вот только то, что будет с ним самим в случае гибели Рыски, он давно понял, и это было ещё хуже.
* * *
До северного побережья Саврии друзья добрались к вечеру следующего дня и сразу же увидели расположившийся среди прибрежных скал военный лагерь, да такой большой, что охватить его одним взглядом было невозможно: он простирался в обе стороны на многие вешки. Удивительного в этом ничего не было, ибо именно здесь, на севере и происходила в последнее время основная часть стычек с врагом и здесь же требовалась наиболее надёжная защита.
Остановиться в этом лагере было разумным шагом – так они решили и поступить. Во-первых, это было правильно в смысле безопасности, а во-вторых, следовало потолковать немного с воинами, а может, и с военачальниками, выяснить, что к чему и на основе этого продумать свои дальнейшие действия. К стати, транспортное средство для отправки на Пелигос здесь раздобыть тоже было проще всего.
Итак, лагерь обошли с востока, и только собирались начать искать место для ночлега, как Рыска, взглянув куда-то влево, радостно рассмеялась.
– Ну хоть раз повезло, – проговорила она и устремилась туда же. Жар сразу же понял, что именно его подруга там увидела. А вот Альк просто последовал за спутниками, лишь по дороге разглядев, что именно их так порадовало. Уже смеркалось, а в сумерках видел он плохо и с каждым прожитым годом – всё хуже.
...Большой шатёр командующего армий с фамильным гербом стоял чуть в стороне от основного лагеря и выглядел в сумерках чем-то похожим на замок, возвышающийся над веской. Увидев его, Альк сначала не поверил глазам, а потом впервые за последние дни улыбнулся.
