сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 68 страниц)
– У тёти есть, – подтвердила Рыска, – А может, лучше в замок? – только спросила она.
– Нет, – отрезал Альк, – Не лучше. В последнее время стычки всё чаще на севере. Пусть поживут в Ринстане.
Рыска в который раз порадовалась, что больше не одна. Она и не догадалась бы спрятать от войны тётю и Вангелию, совершенно перестав от горя соображать. Представить себе последствия такого легкомыслия было несложно. И она в который раз возблагодарила судьбу за него.
Скотину продали – не продали: раздали соседям буквально за бесценок. Оставили только одну скаковую корову. В доме оставили всё как есть, взяв лишь самое необходимое, рассудив, что на себе всё не утащишь. А заколачивать дом бесполезно: весчане и так не сунутся, а уж если враг нагрянет – то это попросту не поможет. Вскроют хотя бы из любопытства, а то и подожгут.
Всё это было весьма вероятно, как подсказывал Рыске дар, но не смотря на это, она задержалась на пару щепок и, достав из сумки небольшой обрывок бумаги, написала на нем углём:
" Альк! Бабушка и Вангелия в Ринстане. Прошу, береги себя. Я очень сильно тебя люблю. Мама."
Слёзы снова потекли из ее глаз, но путница одёрнула себя на этот раз. Плакать было как минимум поздно.
Перед самой околицей Рыска вдруг осадила скакунью и бросив спутникам:
– Подождите, – направилась к дому на отшибе.
Без стука путница ворвалась в ветхую избушку.
– Яна! – окликнула она.
Из тёмного угла нетопленной хаты навстречу ей вышла женщина, и вот тогда ей стало по-настоящему грустно...
Янина, дочь, а вернее, падчерица, покойного лесника имела похожую с Рыской судьбу. Её мать в войну так же, как Рыскину, изнасиловали. Янина тоже была наполовину саврянкой. И хотя отчим отнёсся к нежданному дитяти по-доброму, назвав дочерью, на этом счастье её кончалось.
Весчане выместили на несчастной всю ненависть к саврянам. "Сашиева дочь" – так её называли, даже в глаза. Доходило до того, что следы толчёной горчицей посыпали.
А когда девушке было семнадцать лет, появилсяв Калинках заезжий разбитной молодец, которому молодая, красивая Янина очень даже понравилась.
Жениться-то на ней он женился, а вот потом... И месяца не прошло, как сбежал в неизвестном направлении, и никто его больше никогда не видел. Сначала думали, пропал, в болоте сгинул, искать стали, а потом хватились: оказалось, обобрал он родителей молодой жены. Последнее унёс. А так как и в других домах поживился ( он за месяц в веске ко многим в дома вхож стал, на другого кого и не подумали, да и разбираться, по правде говоря, не стали), то пришли весчане в дом на отшибе с дубинами и вилами. Вор исчез, с хозяев взять было нечего, и тогда обозлённые люди, лишившиеся последнего, от души побили попавших под раздачу несчастных.
Жена и два сына лесника не вынесли побоев и умерли. Сам лесник отлежался, но погиб на следующий год – шатучий медведь в лесу задрал. Янина же чуть не померла, да видно Хольга её спасла. И выжить смогла, и детей родить: сразу двоих. Они-то и стали лучшими друзьями Рыскиного сына.
Видя, насколько мальчишки дружны, путница стала относиться к ним радушно, часто приглашала недоедающих детей за стол в своём доме и о том же самом просила тётю. Так и выросли вместе три мальчика: Рыскин Альк, дерзкий и заласканный и два его товарища, близнецы Данька и Ганька, осторожные, пугливые, но горой стоящие за своего вожака. Редкий день этих троих не видели вместе. И когда другие весковские мальчишеки подросли , наслушались от родителей о войне с саврянами и стали сторониться белокосого, эти остались с ним как прежде. Как оказалось, вместе они и сбежали. Всем троим на тот момент по полгода оставалось до пятнадцати лет.
С самой Яниной Рыска не общалась, но стоило ей появиться в Калинках, как весчане перестали травить бедную, безответную девушку – по одним только им известной логике. И, возможно, пришла бы она к Рыске рано или поздно, да и хотела бы это сделать, да больно редко путница бывала дома. К тому же, как и все весчане, побаивалась Янина Рыску. Но детям водиться с её сыном не запрещала.
А сейчас стояла перед ней – исхудавшая, исплаканная, совсем седая. Белая, как саврянка...
– Госпожа путница... – только смогла пролепетать она и упала перед ней на колени, обхватив за ноги.
– Ты что? Встань немедленно! – велела Рыска.
Но она вцепилась и не отпускала, пока не наплакалась вдоволь. Да и сама Рыска от души поревела, в который раз за эти два дня.
– Живы твои дети, живы, милая, живы... – приговаривала Рыска, гладя Янину по плечам и по седой голове.
– А вернутся? – позволила себе спросить женщина.
– Не знаю... – вздохнула Рыска, – Не понять пока. – помолчали немного, – Что ж ты в нетопленной хате сидишь? Затопила бы... – произнесла Рыска, лишь бы что-нибудь сказать.
– Печка обвалилась... – безнадёжно махнула рукой Янина, – И дров у меня нет... Да и всё равно помирать, так какая разница? – всхлипнула она.
– Ты что? – опешила Рыска, – Нельзя так говорить!
Янина вздохнула.
– Всё равно мне, госпожа путница, – уронила она, – Помру я... Не дождусь...
Рыска думала всего щепку, а потом решительно поднялась с лавки, на которую они незаметно, за разговором присели.
– Собирайся, – велела она Янине.
– Куда?! – не поняла та.
– В Ринстан со мной поедешь.
– Зачем?
Рыска легко подняла с лавки исхудавшую женщину.
– Затем, что ты ещё молодая совсем. Тебе жить и жить, сыновей ждать, а потом и внуков, – чем больше Рыска говорила, тем больше верила в свои слова.
– Да я же ... Больная совсем... Ой, помру-у-у! – снова взвыла она.
– Не помрёшь, – Рыска уже снимала с гвоздя старый, ветхий Янинин кожух, – Я же не померла. Поехали, милая. Я теперь с тобой.
Наверное, осознание того, что на свете есть кто-то ещё более несчастный, чем она сама и придало ей тогда сил. Она поселила Янину вместе с тётей и Вангелией. Ничего, думалось ей, учитель не обидится за её самоуправство. Тем более, нет другого места в Ринстане, где можно было бы надолго их оставить.
Что до несчастной Янины...Рыска в любом случае не могла бросить её на произвол судьбы.
Теперь они с Альком могли быть относительно спокойны хотя бы за одного своего ребёнка, и потому уехали по делам в тот же день. И хотя беспокойство за сына не отпускало её, с тех пор Рыска старалась держать себя в руках.
Вот только в последнее время как-то навалилось всё... Так и тянуло зареветь. Но при муже она себе этого не позволяла.
* * *
В зале для гостей было полно народу, да ещё и темно - несколько светильников не так рассеивали мрак, как создавали дополнительные тени. Рыска присела за стол в углу, заказала варенухи, тщетно пытаясь перестать думать об исчезнувшем в неизвестном направлении сыне, о боли, терзающей её любимого мужа и о собственной близкой смерти.
И последнее пугало её больше всего – да, вот так!
Приходилось признать: она жутко трусила. Трусила и хотела выть, блажить как Янина тогда...
Она могла сказать кому угодно и что угодно. Но не могла обмануть себя. Тем более, у неё опускались руки. Все мы такие, к сожалению... Как бы ни был человек силен и уверен в себе, всё это меркнет на пороге могилы. Пришло осознание: вот как страшно и плохо было тогда Альку. Теперь понятно, почему он так себя вёл. Но и боролся... А она не может. Может за других – и не может за себя. Идиотский характер. С таким прямая дорога... к Сашию, в бездорожье – он ведь её бог, с тех пор, как помолилась ему тогда, когда думала, что всему конец. И в момолельне с тех пор всего два раза была: когда узнала, что беременна и во время своей свадьбы с Тамелем. Так что, не примет её Хольга... Ни под каким видом не примет. И правильно сделает.
Очень скоро она, Рыска, покинет земные дороги. Чуть больше, чем через месяц это случится... Вот если б с сыном до этого повидаться! Вот если б быть уверенной, что он переживёт. войну. Вот если б знать, что её любимый забудет её и со временем успокоится. Хотя, он-то взрослый. Так много всего в жизни повидал. Конечно, забудет... Будет дальше жить, как прежде...
– Не буду, – послышалось совсем рядом, и Рыска вздрогнула.
– Что – не будешь? – спросила она стоящего рядом Алька. Надо же, даже не заметила, что он пришёл за ней! Так непривычно видеть его с распущенными волосами... И почему всякая ерунда лезет в голову, когда нужно думать и говорить о серьёзных вещах?
– Ни я и никто другой не будет жить дальше, как прежде, если тебя не станет, – как всегда спокойно пояснил он. – Детям нужна мать, а я... Я так и подавно сойду с ума и отправлюсь следом за тобой, – просто сказал Альк.
– Почему? – не поняла Рыска.
Альк присел рядом с женой, заглянул ей в глаза и произнёс:
– А помнишь, что говорил мой дед? – она кивнула, вспоминая, а Альк продолжал, – Так оно и будет. Если ты умрёшь, то я тоже.
– Ты же говорил, что у дедушки маразм... – опустив глаза, вздохнула Рыска.
– Так ты же мне не поверила!
Она устало посмотрела на него.
– И что теперь делать?
– Жить, – просто ответил Альк, – Дальше жить.
– Но времени всё меньше!
– Зато и дорога ясней, – Альк взял Рыску за руку, – Поверь, очень скоро мы увидим, что нужно делать.
Рыска придвинулась ближе к Альку, приклонила голову к его плечу.
– Я боюсь ничего мы не успеем, – прошептала она, – И вообще, боюсь умереть, оставить вас всех...
– Ты не умрёшь, – Альк обнял жену, – Я же не умер тогда.
– Но это ведь ты... – Рыска уже не скрывала слёз.
– Но я же с тобой.
Рыска отерла слёзы и постаралась успокоиться. Как и всякой женщине, ей стало легче от того, что она озвучила проблему. Да и всегда её успокаивало присутствие Алька... К тому же, один ведь шанс остается всегда, при любой вероятности. Может быть, и правда, обойдется ещё?..
Служанка принесла варенуху – одну кружку, как Рыска и просила.
– Будешь? - кивнула путница своему мужу.
– Пей, тебе нужнее, – отказался Альк, – Ещё одну неси, – бросил он служанке.
Рыска едва сделала глоток, как кое-что заставило её замереть, а потом и вовсе отставить кружку.
Мелодичный перебор струн всегда завораживал её... А голос...
Этот человек пел и раньше, и неплохо, надо признать. Вот только на гитаре играть не умел. Или она считала, что не умеет... А может, и научился за год с лишним!
То, что молодой парень – саврянин, Рыска видела со своего места. И то, что на гитаре он играет левой рукой – тоже. И, может быть, кто -то другой и не узнал бы его. Возможно, и никто не узнал бы.
Но только не она.
Рыска перевела взгляд на мужа. Он тоже всё понял.
Путница подскочила с места, но Альк остановил её, удержав за руку.
Рыска нахмурилась, села на место. Чем дальше она слушала, тем выше поднимались её брови.
По северным путям их ездит очень много:
Зверь страшный под седлом, а за спиной мечи.
У каждого из них безлюдная дорога.
Не встретишь никогда двух путников в ночи.
Не встретишь их вдвоём... Но подожди немножко!
О том, что не поймёшь уж лучше промолчи:
Есть тот, кто крысой был, а с ним лесная кошка.
Они всегда вдвоём – два путника в ночи...
Они, как свет и тень, дополнили друг друга;
Не страшен им ни снег, ни ливень, ни пожар,
Ни время, ни молва – лишь расставанья вьюга,
Ведь на двоих один горит в сердцах их дар.
Они вдвоём всегда – одни на целом свете,
Но на двоих у них нет ни одной "свечи".
Им "свечи" не нужны: они друг другу светят,
И легче им в пути – двум путникам в ночи.
...У бешеной реки они вдвоём стояли
Под звон мечей и крик в преддверии войны,
И всё-таки смогли: дорогу поменяли.
Им жизнями с тех пор обязаны все мы.
Забыли о войне лишь за одно мгновенье,
А если б не они, погибли бы в бою.
Им Хольга не дала своё благословенье,
Но принял Саший их давно под длань свою.
Там была ещё пара куплетов, но Рыска уже не слушала, сосредоточившись на главном: имени Сашия, которым их благословили. От злости даже радость её померкла. Вот значит как: ради красного словца!..
Песня закончилась. Молодой человек поднялся со своего места и раскланялся. Не смотря на незатейливость и даже наивность текста, а так же простоту мелодии, творение юного менестреля сорвало бурю оваций. Молодая служанка, которую ещё сто лет назад послали за варенухой, стояла на том же месте, обнявшись с пустым подносом и пожирала парня глазами. Рыска немедленно испытала желание оттаскать девицу за косу.
Да-а, рано повзрослел мальчишка...
– Слышь, пацан, так не бывает, – прорвался сквозь поднявшийся в кормильне шум, хриплый голос.
– Да, белокосый, где это ты видел, чтобы путники по двое ходили? – поддакнул кто-то гнусавый.
– Сожалею, господа, но это всего лишь легенда, – нараспев проговорил юноша, собирая деньги в карман тсецкого мундира, в который был одет, – Пошли, – бросил он кому-то и, не давая спору по поводу поднятой в песне темы набрать обороты, забросил гитару за спину и легче тени заскользил между столами. Такое, как у него, надменное выражение лица, Рыска видела в жизни только ещё у одного человека. Служанку, провожающую его глазами, парень даже не удостоил взгляда.
Его приятель, на голову ниже ростом и, в отличие от певца, ринтарской внешности, следовал за ним по пятам. Направлялись ребята к выходу из кормильни.
Когда молодые парни в одеянии тсецов проходили мимо неё, путница успела вглядеться в их лица. Она не ошибалась.
– Нет, ты видел? Ты это видел? – возмутилась она, имея в виду парней, но обращаясь к Альку.
Он ничего не успел ей ответить, потому что как только за юношами закрылась дверь, Рыска вскочила и бросилась за ними.
– А ну, стой! – крикнула она, как только дверь за её спиной ударила о косяк. Оба парня обернулись в ту же щепку. – Сейчас лесная кошка выцарапает кому- то глаза!
========== Глава 29 ==========
Белокосый парень на миг застыл на месте.
А потом – совсем как в детстве! – бросился к Рыске, напрочь забыв и о том, что он уже не ребёнок, и о том, что на него смотрят люди. Обо всём на свете...
– Мама! Моя мама! – шептал он щепку спустя, обнимая Рыску.
– Живой... – прошептала она в ответ, тоже обняв сына и погладив по голове.
Она никогда не могла долго злиться на него. И никогда толком не могла ругать. И сейчас не могла...
Она любила его безумно. Он был её радостью, её счастьем, не единственным, но очень важным человеком в её жизни, которого ещё несколько щепок назад она и не расчитывала больше увидеть.
Однако волна радости вскоре схлынула. Рыска отстранилась от сына и совсем другим, жёстким тоном, с горечью произнесла:
– Ну и как это понимать, Альк? Что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Мам, я...
– Ты знаешь, кто ты? – перебила его Рыска, переходя на крик, – Ты сопливый мальчишка, не наигравшийся в войну, которого давно не секли хворостиной и не трепали за космы!
– Да я же...
– Молчать!!! – рявкнула она, – Я прямо сейчас пойду к твоему командиру и скажу что тебе... Вам обоим, – она метнула быстрый взгляд на Даньку ( или Ганьку – она так и не научилась их различать), – Ещё нет шестнадцати лет. Вас немедленно отправят домой!!!
– Рысь, успокойся, – Альк обнял жену за плечи, – Дай ему сказать! – попросил он.
– И ты туда же? – она сердито дёрнула плечом.
– Дай ему сказать! – с нажимом повторил муж.
Рыска посмотрела на одного. На другого... У неё давно уже сложилось впечатление, будто она и не принимала участие в появлении на свет собсвенного сына. Она смотрела на подрастающего мальчика и всегда видела в нём лишь его отца. Теперь же, увидев их обоих сразу, лишь укрепилась в своём мнении. В парне не было от неё ничего, ни единой черточки. Конечно, на свету, если хорошенько присмотреться, было заметно, что глаза у сына чуть зеленее, а волосы – чуть темнее, чем у отца, но это лишь для тех, кто хотел найти различия. Те же, кто видел их вместе впервые, замечали только их сходство и ничего больше.
– Это твой папа? – шёпотом спросил товарищ сына, глазея на путника.
– Да... – ответил тот, глядя на отца и не веря своим глазам. У обоих парней во взглядах читался неприкрытый восторг.
В детстве Альк обожал рассказывать своим друзьям сказки, главным героем которых был его отец, увиденный им лишь однажды и навсегда оставшийся в его памяти. Когда мальчик узнал, что состоит со своим героем в ближайшем родстве, он был потрясён. А теперь стоял и не мог отвести от него взгляд, ибо сильнее не может быть впечатления, чем когда наяву увидишь того, на кого стремился быть похожим с раннего детства, а в пятнадцать лет – и подавно. И почти то же самое, только на другой лад, происходит, когда будучи ещё молодым и полным сил вперые видишь такого взрослого и так похожего на тебя сына. И если Рыска всегда замечала в сыне лишь те черты, которые она любила и хотела замечать, то Альк смотрел глубже. Он видел не только себя, но и отца, деда, а так же то, что неуловимо отражалось на портретах предков. Пожалуй, он был не прав. Если бы он увидел парня в отсутствии его матери, он не смог бы его не узнать. То, что мальчишка – Хаскиль по рождению, не вызывало сомнений у Алька и не вызвало бы у его родственников.
