сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 68 страниц)
Что Дамира умерла, он почувствовал уже давно, и с горечью отметил, что ему практически всё равно. Не более чем чисто человеческая жалость слабо шевельнулась в его душе, тут же сменившись новым предчувствием, таким тяжёлым, что даже смерть маленького сына, которого он не то что не видел, а даже не знал о его скором появлении, отошла на второй план. Что толку рвать себе сердце, назад не повернёшь. А вот не явиться на похороны – это было бы бесчестьем с его стороны. Да и не в этом было дело, а в том самом предчувствии огромной беды. Похороны, безусловно, вещь ужасная. Но то, что должно было последовать за ними было ещё ужаснее, и это он осознал по дороге. Теперь нужно было торопиться в замок, и не только из-за похорон.
Он должен был повидаться с родными и понять, кому из них грозит смерть. А смерть в самом деле грозила, и, похоже даже не одному человеку, а как минимум двоим. Что к чему, он пока не понимал, нужно было быть ближе, и он торопился.
К вечеру следующего дня, вымокший, усталый, замёрзший Альк ступил, наконец, под родной кров. И сразу понял, что случится, когда и с кем.
Выслушав соболезнования от родных и посмотрев на покойных супругу и сына, уже умытых и уложенных в гробы, уточнив детали похорон и отдав слугам некоторые распоряжения, Альк поспешил отыскать своего старшего брата Эдгарда.
Надо сказать, за прошедшие десять лет, с тех пор, как Альк вернулся домой живым и здоровым, братья почти не общались. Да и раньше, ещё до побега Алька из дома, они не были особенно близки, что и немудрено было при такой большой разнице в возрасте: Эдгард был на десять лет старше Алька, в детстве сильно задирал нос, не желая водиться с "мелким", а потом и детство прошло. Эдгард женился и уехал в восточную часть страны. Альк на следующий же год сбежал из дома. Когда наступила взрослая жизнь, общаться оказалось незачем и не о чем.
И тем не менее, а может быть, как раз поэтому, Эдгард был единственным из семьи, кто не простил Альку его уход в Пристань.
Многие, впрочем, подозревали, что Эдгард в тайне завидует младшему брату: и дар у него, и родители его больше всех любят, и родовой замок тоже почему-то полагается Альку после смерти родителей (завещание отца Эдгард видел своими глазами). Альк всё это тоже знал, и ему это льстило. Однако вслух ничего подобного никогда не говорилось, никто ни с кем не ссорился, и теперь, чувствуя большую, несоизмеримую с такими мелочами жизни беду, Альк решил в кои веки раз наступить на горло своей гордыне, благо, повод был достойный.
Итак, Эдгарда Альк нашёл в кабинете отца: он беседовал с отцом, сидя у камина. Отец и брат поприветствовали Алька, тоже выразили соболезнования, и путник отметил: плевать они оба хотели и на Дамиру, и на ребёнка. Никому несчастная девушка здесь была не нужна, ни живая, ни мёртвая. И если ни мама, ни сестра никоим образом не выражали этого, стараясь быть милыми и дружелюбными, то отец невестку вообще не замечал. Хотя внучку полюбил. (Интересно, что бы он сказал, если бы узнал о ней правду?) Эдгард же попросту ни разу в глаза не видел жену брата.
Альк вдруг подумал: а что за жизнь была у его покойной жены? Она жила в огромном замке, где кроме дочки у неё не было ни одного родного человека, целыми днями умирала от безделья. Как будто в клетке золотой... И столько лет! Она была тихой и кроткой, никогда ни с кем не спорила и ничего не просила. Не предъявляла ему, своему мужу, никаких претензий и не ждала его ласки. Радовалась, когда приезжал и молча плакала, провожая. Она даже по имени его по началу назвать не могла – величала господином, пока он в довольно жесткой форме её не окоротил. Лишь однажды она очень настойчиво просила его поехать к её сестре, но это было продиктовано страхом предстоящих родов. Всё остальное время Альк её почти не слышал. В постель с ней он лёг всего несколько раз за почти семь лет так называемой совместной жизни...
От такой "жизни" повеситься можно, подумал Альк. И это он ей такое устроил! Именно за это Хольга и покарала – не дала детей.
Он горько усмехнулся. Богиня покарала его, а плохо снова было Дамире. Конечно, она всегда могла уйти, но ведь Альк прекрасно знал, что она этого не сделает, а выгнать было стыдно.
И теперь было стыдно. Но эти угрызения совести обещали остаться уже до конца жизни.
– Выпьешь? – спросил Алька отец, беря со стола бутылку.
– Благодарю, не надо, мало ли, что ты нальёшь? Мне сейчас не до сна, – как обычно, съязвил Альк.
– Ты опять? – возмутился отец, – Я уже извинился сто раз!
– Лучше бы один раз не делал, то, за что пришлось бы извиняться... Ладно, наливай, – разрешил Альк, присаживаясь в свободное кресло поближе к огню.
– Ты хоть бы переоделся, что ли, – проговорил господин Хаскиль, покосившись на сына.
– И так сойдёт, – махнул рукой тот.
– Ещё заболеешь, как тогда.
– Надо же, какой заботливый! – Альк усмехнулся и добавил. – Ничего со мной не будет, мне сейчас не до этого. Эдгард, я вообще-то, с тобой хотел поговорить.
Брат удивлённо поднял брови.
– О чём? – спросил он с неподдельным интересом.
Раньше они больше положенного не общались.
– О той грамоте, что ты получил на днях и о том, куда ты направляешься. Я прошу тебя туда не ездить, – жёстко произнес Альк.
Отец лишь вздохнул. Он уже всё знал; об этом они со старшим сыном и говорили.
– Это почему ещё? – надменно спросил брат, до того похожий на Алька, словно они были близнецами.
– Потому что тебя убьют на Северном побережье. И тебя, и твоего сына.
Эдгард хмыкнул.
– Так на то и война, чтобы ходить под смертью. Тем более речи о ней пока нет. Просто готовность войск.
Альк на миг остекленил взгляд.
– Война точно будет. И начнется она именно там. На твою долю этой первой волны вполне хватит, – произнёс он, глядя брату в глаза, – Ты погибнешь, если поедешь. Девять из десяти.
– Много ты понимаешь, – фыркнул брат, – Не верю я в твои предсказания и во всю вашу хрень! – изрёк он, – Придумали ерунду какую-то и балдеют от неё! Ещё и деньги с людей стригут! Моя бы воля, позакрывал бы ваши Пристани к Сашию.
Понимая, что не добьётся ничего, Альк обратился к отцу:
– Запрети ему! – он показал на брата рукой, и тот расхохотался.
– Вам запретишь... – вздохнул отец, – Запретил уже раз... До сих пор расхлёбываю, – с горечью сказал он. – Нет уж, теперь сами думайте и разбирайтесь.
– Его убьют, отец! – заорал Альк, – И в этом буду виноват я!
– Ты и не только в этом виноват, – устало произнёс брат, откинувшись в кресле, – Ты как сбежал в свою Пристань, так у всей семьи до сих пор одни несчастья. Так что одной бедой больше, одной меньше – какая разница? Да и на каком основании я могу не явиться на сбор войск? Это ты у нас вольный наёмник, а я военнообязанный, тут без вариантов.
– Давай я тебе руку сломаю! – зло бросил Альк.
– Попробуй! – Эдгард поднялся, встал напротив Алька.
– Запросто! – сверкнул глазами Альк, тоже поднявшись из своего кресла.
– А ну, прекратите! Не хватало мне здесь ещё ваших разборок! – окоротил их отец, – В доме двое покойных, имейте уважение!
Братья ещё немного посмотрели друг на друга – с ненавистью, с невысказанной злостью, с обидой или чувством превосходства, а потом Эдгард резко развернулся и направился к выходу.
– Хотя бы сына с собой не бери! – безнадёжно крикнул Альк ему вслед.
– Пошёл к Сашию, – буркнул брат и исчез за дверью.
Альк вздохнул и сел обратно в кресло, чувствуя себя выжатым до капли. Он заранее точно знал, что брат его не послушает. Как и тогда, когда просил деда о помощи...
И что теперь делать? Племянника уговаривать нет смысла, он подчинится отцу. Остаётся лишь безучастно смотреть, как оба они погибнут...
Альк вдруг вскинул голову. Кое-что сделать всё же было можно.
– Отец, я могу взять два меча из арсенала? – спросил Альк, не глядя на него.
– А твои где? – удивился господин Хаскиль.
– Сыну подарил, – гордо произнёс Альк.
– Какому сыну? – вскинулся бывший посол.
– А ты не знал? – с издёвкой спросил путник, надменно взглянув отцу в глаза, – Так у меня есть сын.
– Откуда?!
– От той девушки, которая ушла из-за тебя. Помнишь, тогда, в столице?.. Весчанка, ринтарская полукровка, – с удовольствием, смакуя подробности, сказал Альк, – Та, на которой я хотел жениться, – он сделал паузу, наслаждаясь удивлением и недоумением отца. – Она ушла, будучи уже беременной от меня. Родила его и вырастила. Одна, – подчеркнул он.
Отец фыркнул, стараясь не показать своё замешательство.
– Так может, ещё и не от тебя. Откуда ты знаешь-то? Ты хоть видел его?
Альк тепло улыбнулся.
– Видел, – кивнул он, – Я не сомневаюсь, что он мой. Она даже назвала его в мою честь.
Господин Хаскиль нахмурил брови.
– И знаешь что, отец? – продолжал путник, – Когда всё это закончится, я привезу их сюда, и мне безразлично, что ты думаешь по этому поводу, – он немного помолчал, наблюдая, как у отца вытягивается лицо. – И я на ней женюсь!
– Тебе одного раза было мало? – устало спросил отец.
– Тут другое, – со вздохом пояснил Альк, – Я её очень люблю, – во второй раз это слово произнести оказалось намного проще. – И она меня – тоже. Мы потеряли десять лет из-за тебя, – добавил он с нажимом. – И если ты снова вмешаешься...
– Хоть светлый или чёрный? – перебил господин Хаскиль, поспешно отвернувшись к огню.
– А какое это имеет значение? – Альк нахмурился, приготовившись встать на защиту своих любимых. Вот если б раньше так мог!
Отец по-стариковски вздохнул.
– Никакого, – проговорил он горестно, – Никакого... – повторил он тише, – Если ты признал его сыном, то тогда... я... мы будем рады. Только вот мама как же? – обернувшись, спросил он, – Она с ума сойдёт!
– Она давно знает, – махнул рукой Альк, вызвав некоторое удивление со стороны отца. – А Рыска... моя... – он подумал щепку. – Моя невеста, – подобрал он слово, наиболее достойное для любимой, – Она теперь путница. Она редко будет здесь бывать, не волнуйся, – Альк поднялся, собираясь уйти. – Так можно взять мечи? – спросил он напоследок.
Отец задумчиво кивнул и со вздохом начал.
– Мы все совершаем ошибки, сын. И я тоже не исключение, – произнёс он когда-то невозможные для себя слова, что заставило Алька замереть, а затем обернуться. – А потом... за эти ошибки платим, – он посмотрел на сына. – В том, что сейчас происходит в твоей жизни, виноват я. Но я не хочу больше быть виноватым. – господин Хаскиль поднялся из кресла, подошёл к сыну, взял его за плечи, с улыбкой заглянул в глаза. – Ты у меня молодец. Настоящий мужчина, пусть и не такой, как я мечтал, другой, но настоящий. Достойный сын нашего рода. И поступки у тебя – достойные. Когда на небесных дорогах я встречусь с нашими предками, мне не будет стыдно смотреть им в глаза, ибо я воспитал хороших детей. И внуки у меня замечательные, – из левого глаза бывшего посла скатилась слеза. – А сейчас, мой сын, я хочу сделать то, что давно должен был: я благословляю тебя. На всё, что ты решил сделать. И знай: я не сомневаюсь в тебе. Я рад, что у тебя есть любимая и буду счастлив назвать её дочерью, – он помолчал. – И на то, что ты собираешься сейчас сделать – тоже благословляю. Ты ведь решил пойти с братом? Не смотря ни на что?
– Да, – ошеломлённо и слегка рассеянно ответил Альк.
– Тогда иди. Бери любые клинки, какие тебе нравятся – и иди. Постарайся, как сможешь, защитить родных. Я уверен, у тебя получится, как всегда, – отец на щепку обнял сына – и тут же отстранился, отвернувшись к камину. – Иди, – сдавленно добавил он.
Альк развернулся, дошёл до двери, но вдруг снова остановился, оглядел мрачноватое помещение с книжными полками от пола до потолка и произнёс, не глядя на отца:
– Пап, он светловолосый. Мой сын... И носит косы, как мы. Мать обучила его нашему языку. И всегда говорила ему, что он – саврянин, – и, не оборачиваясь, вышел из кабинета.
* * *
Дождь. Снова дождь.
Рыска была права: вероятность они перепутали. Только одного она не знала: такое случается лишь тогда, когда ошибся не один, а оба. Она не могла этого знать. Это было личное наблюдение Алька за их связкой.
Как же плохо ему было без неё! Вот сейчас бы обнять, прижаться к ней, да просто почувствовать, что она где-то рядом – и сразу стало бы легче. Голова, снова разболевшаяся с утра, прошла бы. И ещё с ней он смог бы спасти брата.
За вчерашний вечер и сегодняшнее утро Альк ещё трижды пытался уговорить Эдгарда никуда не ездить, но тщетно. Чем дальше, тем сильнее брат закусывал удила, теперь твердо решив ехать Альку на зло и совершенно не отдавая себе отчёта, что это ни при чём. В итоге путник махнул рукой.
Жаль, от головной боли так же легко не отмахнёшься.
...Два гроба, большой и маленький, занесли в фамильный склеп. Каменные створки со скрипом закрылись.
Кто-то о чём-то его спросил, а он не понял. Голова болела всё сильнее.
– Как мальчика назвать, сынок? – прорвался в сознание голос матери. Женщина дотронулась до руки сына и вздрогнула, словно ожёгшись – такой холодной была его рука. – Ты слышишь? – переспросила она.
Альк взглянул на мать и увидел её словно сквозь дымку.
– Как хотите... – через силу произнёс он и поспешно ушёл за подстриженные высокие кусты, обрамлявшие некрополь.
Не успел он скрыться за живой изгородью, как кровь хлынула из носа потоком, вмиг пропитав одежду и волосы, обагрив руки и траву, на которую он опустился, чтобы не упасть. А самое главное, стала ясна причина этого.
Альк привалился к стволу дерева, не замечая совершенно промокшей земли под собой, превозмогая боль, попытался сосредоточиться.
Вдруг перед ним снова возникла мать.
– Что с тобой? – спросила она и, увидев кровь, зажала рот рукой. – Опять? – догадалась она.
– С ней беда... – прошептал путник, тяжело дыша, – Там, в сумке у меня... Бутылочка чёрная... Принеси...
– Твоя сумка в замке!
– Принеси, я потерплю... Побыстрей!.. – простонал он.
Мать не стала больше задавать ему вопросов, сразу понеслась на выручку.
Чёрная бутылочка... Случайно попалась вчера на глаза... Рыска подложила, не иначе. Знала, что понадобиться...
Пол-лучины показались Альку вечностью. К головной боли и кровотечению прибавились судороги. Силы оставляли его. Он почувствовал себя немощным стариком, когда попытался и не смог подняться. А кровь всё текла – обильно, толчками. Так ведь и вся вытечет...
Мать вернулась, запыхавшись. Не юная уже, за шестьдесят ей... Хотя еще вполне держится.
– Вот, – протянула она сыну пузырёк тёмного стекла.
Альк улыбнулся из последних сил побледневшей до синевы матери.
– Отойди, пожалуйста, – попросил он, – Не отвлекай меня. Всего пара щепок...
Мать шагнула за деревья, а он попытался сосредоточиться на Рыске.
Альк увидел её в тюремной камере, среди бродяг. На виске у неё запеклась кровь. Улегшись на нары, она закрыла руками лицо. Даже в таком виде она выражала не растерянность и страх, а злость и желание бороться. Губы её шевельнулись.
– Помоги мне, Альк!
Он услышал её голос так отчетливо, словно она стояла рядом. Точно так же он слышал её мысли в моменты сильных потрясений.
– Хорошо... Так легче, – прошептал он и взялся за ворот... И в тот же миг его сознание стало проваливаться, уходить, гаснуть. Он словно в вату, медленно погружался в обморок. Из последних сил он успел отхлебнуть из склянки.
"Не сдохнуть бы", – подумал он в последний момент.
...Когда госпожа Хаскиль вновь склонилась над сыном, он с облегченным вздохом открыл глаза.
– Тебе лучше? - обрадовалась мать, – Давай, провожу тебя в замок.
– Сам дойду, – совершенно нормальным голосом, будто ничего и не было, произнёс Альк и поднялся с мокрой земли. Одежда на нём по случаю похорон была чёрная, на ней это было незаметно, а вот белые косы насквозь пропитала кровь. Проведя под носом пальцем и почувствовав запекшуюся корку, он вытер лицо рукавом. – Спасибо, мам, – сказал он. И ... извини.
– Не за что! – радостно – ведь сыну полегчало! – ответила женщина.
– Это пока не за что, – пробормотал Альк себе под нос.
Но этого мать уже не услышала.
* * *
Когда Альк проснулся, солнце сияло вовсю. Наверное, за полдень уже, подумал он, потянулся, сел на кровати... Опа, не на кровати. На полу!
В следующий момент Альк вскочил на ноги и замер с открытым ртом.
То, что он увидел, потрясло его до глубины души. Хорошо хоть до башни дойти ума хватило, а не прямо посреди гостиной расположиться...
Покрывало с кушетки и две подушки валялись на полу. А на всём этом великолепии возлежала та, с кем он делил сегодня эту импровизированную постель. Её одежда, да и его тоже, была расшвыряна повсюду. Вот тебе и побочный эффект!
Эта женщина работала в их замке на кухне ещё с тех пор, когда Альк был ребёнком. Он помнил её молодой девушкой, и она была старше его лет на пятнадцать, грубо говоря, годилась ему в матери. В детстве она иногда рассказывала ему сказки, в юности была предметом эротических фантазий.
Что ж, исполнил мечту. Наверное...
Он ничего не помнил с тех пор, как вчера открыл дверь на кухню... Зато тело помнило: болела каждая мышца, видимо, от невероятного старания.
Альк хотел тихо исчезнуть, но не успел. Женщина открыла глаза, улыбнулась довольной улыбкой, закинула за голову руки.
– Прости, пожалуйста, – глупо брякнул он.
– За что? – улыбнувшись ещё шире, спросила женщина, – Я уже семь лет вдова. У меня этого так давно не было. А чтоб с такой страстью – и вообще никогда. Зря я тогда, лет двадцать назад отказалась, да ещё и пощечину тебе дала. Если б я знала... Это ты меня прости!
