Текст книги "Академия магов. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Савелий Свиридов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 106 страниц)

‑Исмаил Уручжи – если не ошибаюсь, он когда‑то являлся Архимагом? – полувопросительно‑полуутвердительно вставил Эрик.

‑Совершенно справедливо, мой юный друг! Именно он сменил Дамблдонса на этом посту в 1914м на собрании верховных магов, обвинив того в обучении чародейству несовершеннолетних. Что там за история приключилась – я толком не знаю; те, кто принимал участие в том сборище, до сих пор хранят молчание, лишь каются, что поддались минутному порыву. До открытого судебного разбирательства дело не дошло, Дамблдонс подал в отставку. А жаль – хороший Архимаг был, добрый очень, всем, кому мог, помогал. Именно ему мы обязаны процветанием нашей библиотеки! Не выдержав столь подлого удара в спину со стороны тех, кого считал своими соратниками, он покинул остров и вскоре скончался на чужбине. А Великий Мастер Красной магии Уручжи стал очередным главой Гильдии. Тридцатилетнее его правление запомнилось в основном кляузами, склоками и доносами друг на друга, под конец чуть не приведшими Гильдию к расколу на враждующие фракции. К счастью, здравый смысл возобладал, Исмаил настолько достал подавляющее большинство волшебников, что совместными усилиями его низложили и даже заставили поносить некоторое время браслеты, дабы смирил гордыню. Больше на острове его не видели и, честно говоря, не особо‑то и желали видеть вновь.

‑А я‑то думал, что волшебники выше подобных интриг, – задумчиво произнес наш герой.

‑Увы! Все мы люди, все мы человеки, и наличие способностей само по себе еще не делает тебя высокоморальным. Конечно, такие, как Уручжи, в нашей общине скорее исключение, чем правило, и их не замечаешь, пока они до власти не доберутся. Период его правления назвали безвременьем, много интересных и полезных начинаний было тогда похоронено – не секрет, что идея организовать Академию пришла в голову еще Дамблдонсу, да из‑за Исмаила осуществить ее удалось лишь сто лет спустя, уже при нынешнем ректоре. Он, кстати, с Амбуазом дружен был, после отставки того тоже покинул остров, и вернулся лишь когда Архимагом стал Тавэси. Тогда же и было принято решение, что выборы нового главы Гильдии отныне станут всеобщими и тайными, дабы случившееся не повторилось. Моему ведомству во времена правления Исмаила тоже досталось, почему я никакого сочувствия к нему и не испытываю – как говорится, поднявший меч от меча и погибнет. Задумал он как‑то радикально обновить библиотечный фонд, а все старые издания до восемнадцатого века уничтожить. К счастью, приказ удалось спустить на тормозах – для виду отпечатали несколько тиражей новых книг, а антиквариат попрятали. Вот и Алисия – ее здесь в шутку иногда называли 'Леди в Синем' за любовь к платьям всевозможных оттенков синего – тоже не смогла вынести командования Уручжи и уехала с Санта‑Ралаэнны. Правда, в отличие от большинства остальных магов, больше сюда не вернулась, поэтому о дальнейшей ее судьбе я ничего не знаю. Да и не расспрашивал особо – мы были знакомы лишь шапочно, так, перебрасывались парой дежурных фраз, когда она приходила в библиотеку взять что‑либо почитать.

У англичанки горели уши. Шутка ли – ее бабушка, оказывается, была Великим Мастером! С трудом пытаясь скрыть волнение, внешне невозмутимым голосом Лиэнна задала мучавший ее вопрос:

‑Но раз она так давно покинула остров, кто же теперь может о ней знать?

‑Если вас и впрямь интересует судьба 'Леди в Синем', попробуйте спросить у Асфарга. Или мадам Берсье – как‑никак, они коллеги, скорей всего, обучались целительству у одних и тех же учителей. Кое‑что может поведать и Гарозиус, если, конечно, у вас хватит смелости обратиться к нему с подобным вопросом.

Судя по виду спутницы Эрика, та и к самому королю Англии на прием готова была записаться, если бы выяснилось, что и тот обладает интересующей ее информацией.

‑Ну а что касается второго листа, – продолжал Мастер Халид как ни в чем не бывало, – то на нем изображен лич по имени Юлгур.

‑Неужели с личей кто‑то рисовал портреты? Мало того, что и вид у них не самый эстетичный, так они же еще были врагами Гильдии в ту войну! Библиотекарь вздохнул.

‑Ты воспринимаешь многое в черно‑белых тонах. Понимаю, юношеский максимализм, сам когда‑то им страдал. В любой войне есть свои смельчаки и трусы, свои герои и предатели. И немало тех, кто просто не желает в ней участвовать, предпочитая по тем или иным резонам держаться в стороне. Не секрет, что далеко не все волшебники Гильдии поддержали союзные войска немецких князей и выступили единым фронтом против чернокнижников: некоторые залегли на дно или эмигрировали, а были и такие, кто перебежал на службу к темным колдунам! Ведь на первом этапе войны мало кто верил, что северные княжества Германии смогут продержаться долго под натиском армии тьмы, а волшебники оказались совершенно не готовы к ее выступлению в самом центре Европы, ожидая опасности из‑за океана. Да и Лейпциг при первом штурме едва удержали, многие ожидали, что его придется эвакуировать, подобно Монсегюру. Счастье еще, что не нашлось у чернокнижников хороших военных стратегов – если бы не стали тогда топтаться у Лейпцига, а сразу повернули на север, в скором времени вся Европа оказалась бы у них в руках. И взяли бы в конце концов и цитадель Гильдии – не штурмом, так измором.

Так вот, отвлекся я немного. С другой стороны перебежчиков тоже оказалось порядочно – особенно после того, как пал Васмит и стало ясно, что крах Темной Империи не за горами. Впрочем, никакой особой доблести не нужно, чтобы сбежать с тонущего корабля, и о таких 'героях' даже упоминать не стоит. Но, как ни покажется странным, и среди чернокнижников нашлись несогласные, отказавшиеся принять участие в военных действиях. К их числу принадлежал и лич Юлгур, побывавший на полях сражений в Первую Некромантскую и еще тогда разуверившийся в возможности победы Тьмы. Он не только не стал участвовать в новой авантюре, но и призвал своих 'коллег' проявить благоразумие и не поднимать оружие. Когда армия чернокнижников была разбита, Юлгур добровольно выдал на хранение свой Сосуд Души и, в обмен на обещание не заниматься чернокнижием и никоим образом не вредить ныне живущим, его не осудили и не преследовали, разрешив выбрать любое место для проживания и оставить при себе все личное имущество. Как я слышал, в некоторых вопросах его даже привлекали в качестве консультанта. Столь похвальное поведение со стороны, казалось бы, злейшего врага самого понятия жизни, подтолкнуло голландского художника ван Греерда к написанию его портрета – в числе прочих, изображавших верховных магов. Если память мне не изменяет, портрет тот довольно долго висел на втором этаже – убрали его лишь перед открытием Академии, чтобы студенты не пугались и не выказывали недоумения. Ведь далеко не все готовы принять истину, отличающуюся от написанного в 'Кратком курсе'.

‑И где сейчас этот Юлгур? Неужели жив до сих пор? – поинтересовался Эрик.

‑Увы, не имею понятия. Скорей всего, обосновался где‑нибудь подальше от людей – в альпийских пещерах, греческих катакомбах или болотах Финляндии. Верховные маги наверняка без труда смогут его найти, если вдруг понадобится. Личи живут долго, в том‑то и состояла особая притягательность ритуала превращения в них – он давал иллюзию вечной жизни, да еще при возможности продолжать заниматься колдовством. Потом, правда, выяснилось, что даже если Сосуд Души и не трогать, само тело не выдерживает – рано или поздно рассыпается. Да и загробное существование счастливым не назовешь. Потому как изобрели формулу Продления Жизни, число желающих стать личами сразу резко уменьшилось. К настоящему времени, кроме Юлгура и еще одного, Колдегра, также прощенного Гильдией, больше никого, как я полагаю, не осталось. Ритуал не имеет обратной силы – ставший немертвым в мир живых уже не вернется.

‑Так, может, проще разбить их Сосуды, чтобы не мучались? – предложила Лиэнна. Мастер Халид с укоризной взглянул на нее.

‑Такое решение может принять только совет верховных магов. И только если личи безобразничать начнут. А иначе это будет смахивать на убийство. Другое дело, когда они о том попросят сами. И даже тогда вопрос достаточно щепетильный – не зря же во внешнем мире до сих пор копья ломают по поводу эвтаназии.

Согласившись с ним, Эрик с Лиэнной откланялись и удалились, поскольку главное услышали.

Уже за дверьми библиотеки, где ее смотритель не мог их слышать, наш герой поинтересовался у своей спутницы:

‑Я заметил, что ты очень сильно взволновалась. Неужели и впрямь так сильно озаботилась судьбой своей бабушки? Ведь даже те любители составлять генеалогическое древо, что мне встречались, относились к своему увлечению гораздо более спокойно.

‑Понимаешь, в каком‑то смысле бабушка стала для меня всем. Я ведь рассказывала тебе, что когда была еще маленькой, отец ушел от нас. Тогда я не понимала, лишь сейчас начинаю догадываться, что значительную часть вины за его уход мать неосознанно возложила на меня. То ли папашка слишком сильно сына хотел, а получилась я, то ли просто мешала ему вести привольный образ жизни – семья‑то ответственности требует! Мать тяжело переживала случившееся и не отказывалась от идеи вновь выйти замуж, да все как‑то не складывалось. Вот почему отношения между нами хоть и были хорошими, но я не могу назвать их доверительными. Куда проще мне оказалось с бабушкой, которая оказалась не только очень умной, но и тактичной, не воспитывая как ребенка, а помогая советами. Однако едва ли отдельные подробности моей биографии заинтересуют тебя. Наверное, ты слушаешь меня, просто не желая обидеть невниманием.

‑Что ты, Лиэнна, мне и впрямь очень интересно! – с жаром произнес Эрик.

‑Правда? Не обманываешь? Тогда давай вот что: чтобы не торчать в коридоре у всех на виду, пойдем ко мне. Заодно я угощу тебя чаем с черничным вареньем. Сама варила, еще накануне отъезда в Академию!

И смех, и грех – второе приглашение за последние два дня. Найти причину для отказа с ходу не получилось, и Эрик покорно поплелся вслед за англичанкой, почти не слушая ее, с одной лишь мыслью в голове – лишь бы Вин не увидела их вместе. Или кто‑нибудь из девчонок – народ у нас добрый, в один момент 'просветят', кто на возлюбленного глаз положил. Минуя последний отрезок пути, уже на территории 'женского общежития', он услышал, как позади скрипнула дверь чей‑то комнаты, но не стал оборачиваться.

У Лиэнны как всегда было опрятно, чистенько, и все вещи аккуратно разложены по полочкам. По музейному стерильно, промелькнула мысль. Сам он порядок хоть и уважал, однако к числу рьяных его поклонников не относился – главное, чтобы нужная вещь всегда была под рукой. С другой стороны, свинарник не терпел тоже, и по мере его возникновения расчищал образовавшиеся завалы.

Как гостю, ему пришлось занять единственный стул. Лиэнна занялась приготовлением чая, попутно продолжая рассказ.

‑Я с детства очень любознательна, и бабушка охотно удовлетворяла мое любопытство, рассказывая о старых временах и дальних странах. Именно она привила мне любовь к чтению серьезных книг – для тебя, думаю, не секрет, что современные девушки‑подростки читают в основном модные журналы или женские романы неглубокого содержания. Поэтому мне не особо было о чем разговаривать с одноклассницами – с их крайне ограниченным кругозором и набором тем для общения. Аналогично и им не представляло интереса общаться с 'ботаничкой'. Зато когда требовалась помощь в учебе – тут они сама любезность. Меня до глубины души оскорбляло подобное лицемерие; иногда я высказывалась напрямую, наживая новых врагов. И особенно после случая, когда я невольно нарушила бабушкин запрет: ее тогда уже не было в живых, так что ругать меня оказалось некому, но от этого на душе не легче… В общем, на уроке химии у моего одноклассника Питера в руке лопнула колба – он слишком сильно сжал ее, ну и короче порезался, в момент весь в крови оказался. Начался переполох – шум, крики, народ заметался вокруг него, неуклюже пытаясь помочь. Я сквозь губы прочитала заклинание исцеления – тихо, однако кое‑кто расслышал отдельные слова. С той поры, я знаю, меня за глаза называли ведьмой, и даже большинство парней, меньше склонных верить мистике, стремились обходить стороной. Но как я могла поступить иначе, видя страдания моего товарища? Скажи – разве ты поступил бы не так же? Уверена – не остался бы в стороне.

‑Но как ты можешь утверждать наверняка, если я не попадал в подобную ситуацию?

‑За прошедшее время успела немного изучить твой характер. Кстати, вдруг слышал, заклинание есть, Показать Сущность называется. Ну вроде как проявляет твою ауру, а точнее – скопище биополей, окружающих тебя. Если помыслы твои чисты, то засветишься ты светлыми переливами. А если обуревают низменные страсти, то и тональность сместится в темную сторону спектра. При этом по желанию колдуна, ауру он может сделать видимой только для себя.

‑Какое полезное заклятие! Надо будет списать формулу.

‑Вначале еще нужно вспомнить, где я ее видела. К тому же учти: она рекомендована для бакалавров. Так что если не получится, не обессудь.

Чайник тем временем закипел, и Лиэнна вытащила из тумбочки две широкие аляповатые чашки и банку варенья.

‑Знаешь, о чем я подумала, сидя на сегодняшнем процессе? Будь моя бабушка жива, ее тоже могли бы наказать. Помнишь, как Саграно резко высказался насчет обучения колдовству несовершеннолетних? А ведь мне было всего двенадцать, когда я попробовала свое первое заклятие.

‑Очень хочется задать вопрос, но боюсь, он покажется тебе нетактичным.

‑Не стесняйся: чем меньше недомолвок между друзьями, тем лучше. Уверена, ты сможешь спросить корректно.

‑Лина, как сказал Мастер Халид, твоя бабушка являлась Великим Мастером Белой магии. А значит, в совершенстве владела заклинаниями типа Продления Жизни. Англичанка от всей души улыбнулась.

‑Молодец. Так тонко сформулировать у меня лично не получилось бы. И потому никаких обид быть не может. Ты знаешь, этот вопрос меня сильно мучает, я не могу найти никаких разумных доводов. Живя у нас после приезда из Америки, она не казалась несчастной – правда, последние годы жизни выглядела подчас усталой, погруженной в собственные раздумья. Может, какая‑то глубокая личная трагедия, из‑за которой не захотела жить дальше? Однако какой тогда смысл было спешить обучать меня волшебству? В моих мозгах пока не все укладывается, слишком много событий за короткое время. Пусть чуть‑чуть утрясется, гладишь, и найдется логическое объяснение. Кстати, посмотри: я бабушкин портрет в порядок привела!

Действительно, как рама, так и холст были тщательно очищены от пыли, и изображение выглядело так, как будто художник только вчера отложил свою кисть.

‑Здорово! Настоящее произведение искусства! Где будешь его держать?

‑Пока не решила. Не хочется привлекать слишком много внимания и тем самым подставлять нас всех. Пусть пока поживет в шкафу на верхней полке. Лиэнна бережно убрала портрет, и они продолжили чаепитие.

‑Когда планируется следующий визит на нулевой этаж?

‑Пока не знаю. Вряд ли ближайшей ночью. Если волнуешься, что мы про тебя позабудем, то зря – я обязательно предупрежу.

‑Я не о том. А что если упросить Геку сфотографировать и все остальные портреты? Действительно, очень неплохая идея – разузнать побольше о людях, удостоившихся чести быть запечатленными на холстах, но потом почему‑то отправленных на хранение в чулан. Пойми, ведь за каждым таким случаем стоит чья‑то личная трагедия! А каково самому человеку ощущать – сегодня ты в фаворе, а завтра об тебя вытрут ноги!

‑Ладно, я поговорю с Гекой. Кстати, ты в ответную способна оказать ему большую любезность.

‑Если в моих силах.

‑Вопрос конфиденциальный, и должен остаться между нами.

‑Вот даже как! Но что такого я могу знать или сделать, что было бы ему полезным? Разумеется, я не стану трепаться. Эрик немного замялся.

‑Ну, для тебя, наверное, не секрет, что друг мой серьезно влюблен в одну особу, живущую тут по соседству.

‑Ага, настолько серьезно, что регулярно заигрывает с другой. Удивляюсь долготерпению Магды. Я бы на ее месте давно бы поставила вопрос ребром.

‑Так может она и не в курсе.

‑Да уж, конечно! Только совершенный слепец не заметит, что при виде Жанки у твоего приятеля разве что слюни изо рта не текут.

‑Не смейся. Гека и вправду сильно страдает.

‑А я‑то тут при чем?

‑Он очень хочет знать, кто стал его счастливым соперником. Лиэнна лукаво прищурилась.

‑И что тогда? Набьет ему морду?

‑Ну и шутки у тебя.

‑А что такого? Окончательный выбор все‑таки делает девушка… если, конечно, у нее есть такое право. А если серьезно – не знаю. Жанна никогда не распространялась на подобные темы, а я не видела, чтобы кто‑то подолгу у нее гостил.

‑Странно. Вроде такая красавица, и вдруг одинокая.

‑Вы, мужчины, слишком много внимания уделяете внешней красоте в ущерб остальному.

‑Мне кажется, ты не совсем права. И что касается лично меня – я к ее формам совершенно равнодушен.

‑Ладно, не бери в голову. Даже у очень запутанной проблемы часто существует элегантное в своей простоте решение. Может, у нее есть бойфренд там, во внешнем мире.

Действительно, все логично. И как сам не додумался? Наверное, потому, что в Игримске никто не обещал его ждать.

Глава 69.

Он не совсем правильно сформулировал тогда мысль… Родичи, конечно, всегда рады будут его видеть. Да и те из одноклассников, с кем сохранились приятельские отношения, с удовольствием поболтают 'за жизнь', поделятся последними новостями. А вот что касается представительниц прекрасного пола – отправляйся он тогда вместо Голдтауна в армию, и переписываться было бы не с кем.

Насколько Эрик мог судить по солдатскому фольклору, наличие той, 'что ждет на воле', не только помогает скрасить унылые казарменные будни, но и повышает статус среди однополчан. 'Девушка‑невеста' как сакральный символ – сколько поколений служивых молилось на него, и он, как луч надежды в темном царстве, согревал им душу, удерживая от впадения в отчаяние и безысходность! Пусть даже никто никому и не давал никаких клятв верности и вечной любви – все равно душе приятно, заодно и известия из родного города узнаешь!

Но – есть ли смысл вести переписку, если людей ничто не связывает? Только чтобы тебя не считали белой вороной или, того хуже, не подозревали в извращенных пристрастиях? А с другой стороны – зачем подстраиваться под других, следуя общепринятым установкам, если они идут вразрез с твоей сущностью? И тем, быть может, наносить душевную травму не только себе, но и другому человеку, порождая в нем ложные надежды?

Лиэнна права – в чем‑то они схожи. И не сказать, что очень уж зациклены на учебе, но так уж повелось – если человек успевает по предметам, на него часто вешают обидный ярлык ботаника. А уж на отличника почти в обязательном порядке. И при том не гнушаются при случае попользоваться его знаниями, изображая фальшивое дружелюбие. Эрик, хоть и не высказывался вслух, но старался от таких 'друганов' держаться подальше.

Но все‑таки проглядел неискренность, ослепленный первым, еще толком не сформировавшимся чувством…

Звали ее Ирина. Появилось это чудесное создание с русыми волосами и серыми глазами в их классе года три назад – ее родители переехали в Игримск откуда‑то с Дальнего Востока. Или Восточной Сибири – точно он уже не помнил. Вначале Эрик ее даже не замечал, погруженный в свои заботы. И лишь однажды, на перемене, когда она подошла с пустяковым вопросом по алгебре, что‑то дрогнуло внутри – Ира показалась ему божественным созданием, особенно на фоне других одноклассниц. Он даже заданный вопрос понял не сразу, машинально переспросив, да еще необычайно долго пытался осмыслить ответ, хотя прекрасно знал алгоритм решения.

Разумеется, было бы большим преувеличением сказать, что она целиком заняла все его помыслы – оставалось еще немало места для учебы, решения семейных проблем, нехитрых увлечений и всего прочего. Однако отхватила весомый кусок сердца, потеснив прочие симпатии, слишком несерьезные, чтобы ими дорожить. Он стал ловить себя на мысли, что на уроках вместо того, чтобы слушать учителей, частенько как бы невзначай оглядывается в ее сторону. Ему было приятно, когда она подходила с какой‑нибудь проблемой или просто поговорить, волновал ее мягкий голос, тонкий запах волос и то, как она старательно их поправляет во время беседы. Эх, смелости бы тогда побольше, он всегда слишком робел в общении с женской половиной его окружения.

То ли дело старший брат – Эрик втайне завидовал его умению завязывать непринужденные знакомства и с такой же легкостью разрывать отношения, тут же находя новых пассий. Ольгу сменяла Наташа, за которой следовала Настя, а стоило нашему герою поинтересоваться, как дела у него с Анжелой, так выяснялось, что та давно уже не в фаворе, ее место заняла какая‑нибудь Маргарита или Оксана. 'Ценные' советы брата впрок, однако, не шли – ну не мог он пересилить себя и набраться наглости подмигнув, сказать комплимент на грани фола, или, подойдя вплотную, непринужденно приобнять за талию. Или пригласить куда‑нибудь – в кино казалось пошлым, а в ночной бар не хватало смелости.

А потому и ограничивался демонстрацией своего расположения, да раздумьями, чем еще может угодить избраннице. Та благосклонно принимала его застенчивые ухаживания, даже поощряла – то радушной улыбкой, то кокетливым покачиванием бедер, то поделившись незамысловатыми девичьими секретами. Кульминацией их отношений стали подарки, которыми они обменялись на день Святого Валентина два года назад: он подарил ей книгу с репродукциями картин наиболее известных художников Средневековья, она ему – блокнотик для записей в кожаном переплете, с золотым тиснением и собственноручной дарственной надписью.

И, быть может, со временем их отношения развились бы в нечто большее, но вмешался, увы, суровый и неумолимый закон естественного отбора, пусть и не столь жестокий в применении к человеческому обществу, но не менее эффективно действующий. Свое право на самку самец должен отстоять в борьбе с себе подобными, и у того, кто оказался слабее, выбор невелик – отступись или умри. Вскоре после того дня Эрик узнал, что у него появился соперник. Открытие произошло случайно – возвращаясь как‑то вечером из гастронома, куда его послали затариться целым списком продуктов, в сгущающихся сумерках он заметил на остановке знакомый силуэт. Но подойти не успел – опередил другой парень, с ходу завязавший разговор. Стоя в тени табачного киоска и оставаясь незамеченным, Эрик с ужасом наблюдал, как беседа становилась все более задушевной и раскованной, и, в конце концов, они, обнимаясь, уехали на попутке. В душе нашего героя все кипело – как же так, а он? За что его так подло обманули? С горящей от осознания несправедливости головой, не замечая никого вокруг, он на автомате добрался тогда до дома и почти сразу ушел к себе, отказавшись от ужина. Брат хотел вначале съязвить что‑то, но, поняв его состояние, промолчал. Ночь прошла беспокойно, воспаленный мозг не мог породить ничего, кроме сюрреалистических кошмаров, а утром поднялась температура, и общее самочувствие было такое, как будто избили накануне. Мать хотела оставить дома, но Эрик отказался наотрез и, выпив пару таблеток, отправился на занятия.

Однако вскоре понял, что соперник ему не по зубам. И старше на два года, и язык подвешен, и предки из продвинутых – не в пример его пролетарскому происхождению. Жалкие потуги исправить положение потерпели крах; он так и не набрался смелости объясниться в своих чувствах. Оставалось лишь бессильно наблюдать, как Ириша уходит все дальше, поддаваясь чарам коварного соблазнителя.

И в какой‑то момент наваждение исчезло; маятник качнулся в обратную сторону. И что он в ней нашел – такая же, как все, есть и поумнее, и покрасивее. Теперь он наоборот, хотел видеть ее как можно реже, и не общаться вовсе, как бы платя такой монетой за унижение. Ему казалось, что одноклассники за спиной вовсю злословят по его поводу, посмеиваясь над незадачливым влюбленным. И потому на некоторое время вообще ушел в себя, зацементировавшись в собственную скорлупу и сведя к минимуму общение с окружающим миром.

Но – обилие новых событий и впечатлений постепенно залечило полученные раны; он вновь мог радоваться жизни. Пережитое оставило лишь рубец на душе, напоминавший о себе время от времени тягостным ноющим ощущением тоски и разочарования. Брат, помнится, сказал тогда, что его ошибкой стало слишком прямолинейное выражение своих симпатий. Ну и, само собой, затянутость в развитии отношений. Ирина привыкла к нему и перестала бояться потерять. А скорей всего – никакой влюбленности с ее стороны и не было вовсе, она лишь благосклонно воспринимала ни к чему не обязывающие знаки внимания (ну какая же девчонка откажется?), и когда появился более конкретный объект – тут же переключилась на него. Эрик гнал от себя прочь подобные мысли, отказываясь даже самому себе признаться, что остался в дураках, и тем более – что его использовали как последнего лоха для решения учебных проблем. Однако глубоко внутри все же оставалось сомнение, что и с ее стороны присутствовал хоть какой‑то намек на чувства.

Тем не менее, советом брата он воспользовался, пусть и не делая его руководством к действию. И убедился, что тот имеет под собой разумную основу – держась несколько отстраненно, он встретил и ответный интерес со стороны представительниц прекрасного пола. Вин, сама застенчивая по натуре, нашла изящный выход, пригласив его тогда на свидание анонимной запиской. В чем призналась некоторое время спустя; впрочем, к тому времени Эрик почти не сомневался насчет авторства. Да и Лиэнна фактически первой шагнула навстречу, предложив сделать их отношения более дружескими.

Кстати, очередной день Святого Валентина на носу, пора подумать о валентинках. Интересно, а Вин в курсе существования такого праздника и сопутствующих ему ритуалов? Скорей всего да – традиция его празднования давно уж известна во всех уголках земного шара. А если так – наверняка сделает подарок с сердечком, и получится крайне некрасиво, если ему нечем будет отдариться в ответ. Придется поломать голову.

Почти сразу мозг переключился на рассуждения – а любишь ли ты Вин? И чем готов пожертвовать ради нее? Обжегшись на молоке, как известно, дуют на воду – чтобы не обмануться вновь, он слишком сдерживал эмоции. И потому мучился сомнениями – действительно ли влюблен, или теперь уже он лишь позволяет себя любить? И если так, то что ему делать? Он совершенно искренне не желал причинять страданий другому человеку, помня, каково чувствовать себя обманутым и отвергнутым. И пусть его не терзает дикая, почти животная страсть – китаянка действительно ему нравится, и он не хотел бы терять ее или менять на кого‑то другого.

Брат на его месте, скорей всего, не мучился бы душевными переживаниями – давно бы уж разработал план, как затащить Вин в постель. Наверняка смог бы преодолеть и ее упорство во время их тогдашнего ужина вдвоем. Да еще не побрезговал бы и Лиэнной, стоило той только намекнуть на дружеское расположение. Однако в последнем случае велика вероятность, что коса все‑таки найдет предназначенный лично ей камень – едва ли англичанка предложит тому свою дружбу, быстро распознав фальшивую сущность заверений в невозможности жизни без объекта воздыхания. И выскажется со всем откровением, после чего у братца пропадет вообще какое‑либо желание к ней. Впрочем, вряд ли тот сильно огорчится, рассудив просто – ну ее на фиг, эту правдолюбку, была бы еще писаная красавица, а то так себе, проще переключиться на более доступную цель. Эрик прекрасно знал, что донжуанский список его брата так и не смог пополниться некоторыми не особо сговорчивыми подругами, и о них тот после расставания предпочитал не вспоминать вообще. А если и упоминал, то язвительно или с насмешкой. И лишь об одной до сих пор отзывался с теплой грустью – Эрик подозревал, что именно в ее отношении брат испытывал чувства, близкие к истинным. Так что, если не все доступно даже признанным ловеласам, что уж про него говорить.

Так рассуждал наш герой, утешившийся в конце концов мыслью, что каждому свое. Зато он здесь, а братан так и остался в Игримске простым работягой. Даже прикати он в Голдтаун поступать в институт, едва ли оказался бы в Академии. С его‑то грубовато‑материалистическим представлением об окружающем мире и почти полным отсутствием отвлеченного воображения и романтического настроя. Так что еще посмотрим, кто в итоге останется в выигрыше.

Правда, перед его глазами маячил пример, когда люди, не имеющие никакого призвания к таинствам магических наук (а скорей всего – вообще каким‑либо ученым премудростям) все же оказались на Санта‑Ралаэнне. Вспомнив про янки, он ощутил внутреннее беспокойство, особенно после размышлений о превратностях любви – как если бы дотронулся языком до больного зуба. Конечно, не пристало ему, зеленому первокурснику, сомневаться насчет вменяемости волшебника, приславшего сюда на учебу этих дармоедов, но уж больно выбор странный… Неужели во всей Америке не нашлось более достойных личностей? Как‑то не верится. Тем более что Джо и Сандра тоже оттуда, однако вполне вменяемые.

А вдруг волшебник, рекомендовавший их сюда, как раз и является тем самым загадочным 'шефом'?!?

Однако чтобы держать своих неразумных подопечных под контролем, он должен проживать на острове, или, по крайней мере, бывать тут регулярно. В поле зрения нашего героя не наблюдалось лиц, постоянно туда‑сюда перемещающихся, но ведь слежкой он не занимался, и не собирался, считая занятием постыдным.

Внезапно пришло озарение: цель поисков банды этого 'шефа' находится именно там, в Подземелье, за дверью, скрепленной личной печатью Тариона и охраняемой горгульями!

Но если так, то как они собрались туда попасть? Или будут ждать, пока их дружная компания не найдет альтернативный путь? Однако теоретически те и не должны знать об их вояже на цокольный этаж. Правда, когда о чем‑то знает так много народу, тайна рано или поздно перестает быть таковой.

А что если 'шеф' пустит, если уже не пустил, следить за ними магического шпиона? Тогда и не надо уговаривать поделиться информацией или воздействовать силой для ее получения. Даже запуганный человек может не сказать всей правды или намеренно ее исказить, зато шпион доложит все в точности. Однако как тогда его обнаружить и тем паче прогнать? Без магометра не обойтись, а если и вправду им 'на хвост' посадили элементаля, придется покупать защитное волшебство. Очень разумный шаг – ничем не рискуешь, зато все телодвижения противника под контролем. Что, кстати, может объяснить факт подозрительно спокойного поведения янки в последние дни.