Текст книги "Императрица и ветер (СИ)"

Автор книги: Мария Чурсина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 58 страниц)

– Короче, мне всё это не нравится совсем, – оборвала его Маша. – Будем искать его... в других местах.

– Больницы – морги Нью-Питера уже поставлены на уши, его там нет. Ставим на уши ближайшие города, но не думаю, что это поможет. Маша, надо предполагать худшее.

– И ждать. Замечательно, – продолжила она, чувствуя, как кривятся губы от горечи, всколыхнувшейся внутри. – Ведь он может быть жив?

– Теоретически да, – проговорил Рауль и глубоко задумался над тем, как же её утешить. – Например, если он вдруг ушёл в мир магов через неофициальный портал.

– Ну да, или улетел вдруг в космос, – прерывисто вздохнула Маша.

Часть 11. Рамки пространства

Твёрдо на ногах стоит тот, у кого под ногами – трупы врагов.

Орден

...Стемнело, и ветер принёс холодный запах моря – не аромат цветов. Дрожащими руками Маша отряхивала подол платья. В сумраке разрушенной тронной залы не было видно пыли на белом шёлке, не было видно кровоподтеков на её руках, даже шрамы спрятались в спутанных волосах – не рыжих. Но она должна была чем-то заняться перед тем, как пойти убивать. Отряхнуть подол платья.

– Вот и всё, – произнесла Маша, хоть среди рухнувших колонн её не услышал даже призрак Руаны. Ведь не было никакого призрака.

– Вот и всё, – эхом ей вздохнул ветер.

Она стёрла со щёк слёзы, пошла вверх по крошащимся, пыльным ступеням... и проснулась.

Глава 31. Крещёная злом

К полудню весь Нью-Питер завалило снегом. Серое небо нависло низко-низко над городом, а тёмные изваяния деревьев протягивали к нему свои ветви. Всю ночь её мучили кошмары. Из подсознания выскакивали странные образы, переплетающие воедино быль и выдумку, и проснулась Маша совершенно разбитой. Она некоторое время лежала не шевелясь, прислушиваясь к тихой музыке за стеной.

Маша поднялась и, накинув халат, пошла в соседнюю комнату.

– Доброе утро.

Сабрина, которая ленилась спуститься в ресторан, пила чай, сидя в кресле. Она с улыбкой посмотрела на Машу, затем указала глазами на часы. Да, если это и можно было назвать утром, то разве что на другой стороне земного шара.

– Мария, – не выдержала она, – ты во сколько вчера явилась домой?

– Э-э-э, – несмело протянула та, – в двенадцать.

– Уверена? – Сабрина старательно состроила из себя строгую директрису института благородных девиц.

– Я ловила преступников, – Маша налила себе в чашку крепкого, пахнущего корицей и ромашкой, чая и опустилась на стул рядом с подругой. – А не то, что ты подумала.

– Ну и как, много вы с Луксором наловили? – девушка опустила голову на подставленную ладонь и внимательно посмотрела на Машу.

– Замечательно, – покачала головой та, – хорошо же ты про меня думаешь.

Она тяжело вздохнула и подвинула к себе вазочку с малиновым вареньем.

– Маша, ты человек-сюрприз. С тобой никогда не скучно. Ну, рассказывай, – кивнула Сабрина, – о чём ты хотела со мной поговорить.

Она потянулась к пульту дистанционного управления и выключила музыку. В гостиничном номере на секунду стало так тихо, что остался только шёпот бьющегося о стекло снега, да и он скорее казался, чем был. Маша сделала глоток чая, потому что в горле вдруг пересохло. Захотелось открыть окно и вдохнуть морозного воздуха, но она понимала, что просто оттягивает тяжёлый разговор.

– Я императрица, – Маша уставилась в чашку, словно собиралась гадать на чаинках. Через минуту она решилась поднять глаза на Сабрину.

Та сидела в прежней позе, закинув ногу на ногу, и внимательно смотрела на Машу. Чашку она держала обеими руками, начисто игнорируя ручку.

– Как? – интонация, с которой подруга задала этот безобидный, в общем-то, вопрос, Маше не понравилось. В далёком студенчестве, когда Сабрина получила свою единственную четвёрку – по рукопашному бою, она точно так же посмотрела в глаза преподавательнице и спросила – как? – под согласное галдение однокурсников оценка была немедленно исправлена. А преподавательница публично созналась в предвзятом отношении.

– Просто, – Маша безрезультатно пыталась проглотить комок, вставший в горле, и ответить. – Просто я дочь Зорга. Я сама только недавно узнала. Я даже не думала, правда.

– Ты Орлана? – спросила Сабрина тем же мертвенным тоном. Как будто существовали ещё и другие императрицы.

На самом деле Сабрина четвёрки не заслужила. Она просто уронила преподавательницу на пол за секунду до того, как та сумела сориентироваться. Состроив презрительную мину и поправляя спортивный костюм, тренерша заявила, что Сабрина совершено не поняла тему занятия и абсолютно неправильно провела захват. В тот момент Маше показалось, её подруга готова провести захват ещё раз и вовсе не для того, чтобы исправить оценку.

– Ну выходит, что да, – под её взором Маше захотелось сознаться во всех смертных грехах, чтобы хоть как-то спасти душу. – Это что-то меняет?

Сабрина отвела глаза к окну и отпила чаю из чашки. На секунду Маше показалось, что она перестала существовать, Сабрина вела себя так, как будто осталась в комнате одна. Она, чашка чая и шорох снега, который вообще теперь казался шуткой разыгравшегося воображения.

Когда она поставила чашку на столик, Маша вздрогнула.

– Ты не виновата, – сказала Сабрина посторонним, не знакомым Маше голосом. Она поднялась и прошла по комнате. На Машу дунуло ветром, поднятым полой её шёлкового халата. – Ты сама ничего не знала.

Она вдруг рассмеялась.

– Легенда, – Сабрина тряхнула головой, и улыбка медленно сползла с её лица. – Нельзя шутить с судьбой, иначе она сама... пошутит.

Она остановилась, глядя в окно, и сузила глаза так, словно старалась что-то рассмотреть в снежной круговерти. Маша подошла к ней сзади и осторожно положила руки на плечи.

– Да уж, на шутки в последнее время я насмотрелась достаточно...

Сабрина смотрела мимо неё. Она ничего не ответила, и Маше захотелось потормошить её, вывести из оцепенения.

– Мне нужно в Центр, – сказала вместо этого. – Посоветоваться с Галактусом. Возможно, придётся связаться с отцом. Орден может меня найти.

Она отступила на шаг назад, всё ещё надеясь получить ответ, потом развернулась и ушла в соседнюю комнату, переодеваться. Когда Маша вернулась, уже в рубашке и джинсах, Сабрина стояла в той же позе, разве что голову она повернула к окну. В просвете между серыми тучами горело жёлтое солнце.

– Я скоро, – пообещала Маша, хватая с вешалки свою куртку, и выскочила из номера, едва удерживаясь от того, чтобы не вернуться и не потребовать объяснений. Холод пробирал её до кончиков пальцев, и Маша не могла отогреть руки даже в карманах тёплой куртки.

На улице бушевал ветер. Он стряхивал снег с пушистых от него деревьев, взвивал его под самое небо и швырял в лица прохожим. Он торжествовал, это ветер, он праздновал победу над укутанными в шарфы людишками, которым приходилось прикладывать немало усилий, чтобы только не столкнуться друг с другом на узких вычищенных тротуарах.

Бесконечным потоком неслись машины, и, стоя на остановке, Маша грела нос пушистой перчаткой. Тяжело тронулся троллейбус, забрав из-под стеклянного навеса стайку студенток. Подъехал автобус, он с минуту остужал салон, распахнув все три двери, потом отчаялся погибнуть от холода и уехал дальше. Маша проводила автобус взглядом и пошла к гостинице. Потом она побежала.

Маша наглоталась ледяного воздуха, в подземном переходе едва не сшибла девушку на высоких каблуках. Бедняга и так еле держалась на ногах, но извиняться не было времени. Когда Маша судорожно давила на кнопку лифта, она почувствовала, как начинает ломить в затылке.

Дверной замок долго заедал, и в раздражении Маша пнула дверь. После этого ключ, наконец, повернулся.

Сабрина сидела на полу, спиной к двери. Длинные чёрные волосы рассыпались по спине, по опущенным плечам. Маша захлопнула дверь, и Сабрина обернулась. В руках она держала свою катану, тускло блестела в искусственном свете сталь. А по полу были разбросаны вещи, как будто она собиралась в дальнюю дорогу, но вдруг передумала брать с собой багаж.

– Почему ты вернулась? – чужой, отрешённый голос Сабрины заставил Машу замереть на месте.

– Ты собираешься уходить? – вместо ответа на вопрос Маша вдруг закричала. – Ты опять собираешься уходить? Замечательно, давай. Ордена боишься или Руану? Я никуда не пойду, ни в какой Центр. Вот сяду тут и буду сидеть. Уходи, раз так хочешь. У меня на глазах. Третьего раза не будет.

В подтверждении своих слов Маша рухнула в ближнее кресло и закинула ногу на ногу, нервно ею покачала.

– Второго, – тихо откликнулась Сабрина, и Маша даже не сразу поняла, что это – её голос, а не шорох снега о стекло. Проклятый шорох снега о проклятое стекло. – Второго, Маша. Лучше уходи.

Молчание, в котором Маша нервно качала ногой, показалось неестественным. Жутким. Как будто им обеим представилось, что они вдвоём в комнате. Наваждение. Сабрины тут нет, только снег скребётся в стекло. Маши тут нет. Только блестит лезвие катаны в свете жёлтого солнца.

– Неприятно разговаривать глаза в глаза? – вышла из себя Маша. – Ты ушла в тот раз молча. Хоть бы дверью хлопнула, чтобы я знала, в чём провинилась. Ну теперь-то я знаю – мне угораздило не так родиться. А тогда что было? Скажи. Мне ведь интересно.

Сабрина не обернулась к ней, продолжила смотреть прямо перед собой, и забрёдший в комнату луч света сверкал на лезвии катаны.

– Скажи! – Маша дёрнулась к ней. – Что тебе, сложно? Всё равно уходишь. Терять больше нечего, как будто. Я ведь ничего про тебя не знаю. Кто, например, твои родители? Или "прости, я не могу сейчас"?

– Зачем ты так, Маша...

– Но я же действительно ничего о тебе не знаю! Совершенно ничего, – она надавила пальцами на виски, надеясь прекратить головную боль. – Мне сейчас удерживать тебя? А кто мы друг другу, чтобы я тебя удерживала?

Она прошла комнату наискосок – мимо Сабрины – чтобы налить в чашку воды, потом долго рылась в сумочке, пытаясь отыскать таблетки среди ключей, резинок для волос и записных книжек.

– Таблетки как сквозь землю того... – вздохнула Маша и устало опустилась в кресло.

– Я наёмная убийца, – Сабрина коснулась пальцем лезвия, словно лепестков нежного цветка.

Она грохнула чашку с водой на столик, расплескав половину.

– Не смешно! – рыкнула она.

Сабрина как будто и не слушала её. Захлёбываясь собственным шёпотом и в религиозном трансе сжимая рукоять катаны, она продолжила.

– Я должна тебя убить. Ещё пять лет назад я всё знала и вынуждена была уйти только потому, что помогала Ордену тебя искать. Тогда я всё ещё не знала, что всё так сложится, что это окажешься именно ты. Я всё ещё надеялась, что нет. Что не ты.

Маша застыла, сжимая руками подлокотники кресла. Она испугалась: похолодели кончики пальцев и судорожно сжались мышцы. Она почувствовала, что ещё немного – и задохнётся. Не из-за слов Сабрины.

А из-за её побелевшего лица, из-за её полуприкрытых глаз и дрожащих век, из-за пальцев, нервно пляшущих по металлическому лепестку. Маша не испугалась предсказанной смерти, потому что, глядя на дрожащие пальцы подруги, понимала – этого не будет.

– Сабрина, – она сползла с кресла на ковёр, на колени, – ты что собралась делать, ненормальная? Ты же не сбегать собралась. То есть нет, я не то имела ввиду, когда говорила "уходишь". Ты брось это... что за бредовая идея.

Сабрина обернулась к ней – наконец-то – и даже не сбросила Машину руку со своего плеча.

– Уходи, тебе лучше не видеть, – сказала она, и до побеления закусила губу.

– Нет, я не уйду, – Маша уже чувствовала, что ей не хватает воздуха, только пальцы скользнули по горлу, как будто пытались убрать невидимые путы. – Я не дам тебе ничего сделать. Поняла, да? Будем сидеть тут, пока ты не передумаешь.

Неудобно подвёрнутые ноги затекали, но упрямая Маша не двигалась. Даже не потрудилась принять более удобную позу.

– Ты держишь меня среди живых, даже зная, что я должна тебя убить, – бесцветно отозвалась Сабрина. Её пальцы скользнули по кромке катаны, и на сверкающее лезвие упала капля крови. Потом ещё одна...

– Что за ерунду ты городишь, – никогда Маша не замечала за собой кровобоязни, а тут едва не грохнулась в обморок – так закружилась голова. Она обнаружила, что до сих пор сжимает в руке резинку для волос – любимую и с большим стразом – и разжала пальцы. Страз неуклюже, боком упал на ковёр, и принялся блестеть всеми своими гранями на заблудившемся солнечном луче.

– Ты просто не хочешь верить, – заключила Сабрина.

– Да невозможно верить в такую глупость. Ты бы хотела меня убить – давно бы уже убила. Да у меня следовательская логика умирает на полдороге в страшных муках! – она сглотнула и произнесла внезапно севшим голосом: – Я знаю, ты ведь умеешь убивать. И что после сотой смерти ни одна не впечатляет, да?

Просто посидеть бы и подождать, что она ответит, но на мягкий бежевый ковёр падают капли крови, а Сабрина смотрит прямо перед собой, замерев в каком-то своём промежутке времени.

– Нет, – отозвалась, наконец, Сабрина. – Я ошиблась. Это я всю жизнь ошибалась. А Вселенский разум любит смеяться над теми, кто в него не верит, так, Маша?

– Так говорю я, а ты всё время отвечаешь что-то про смерть. Ты же не веришь во Вселенский разум.

– Не верила. Теперь я, кажется, верю... – она качнулась вперёд и уронила голову. Распущенные чёрные волосы скрыли от Маши её лицо.

Она вспомнила, как любила прикасаться к её волосам, а Сабрина благосклонно позволяла ей это прикосновение, а потом качала головой, и это означало – ну хватит уже. "Ну хватит, я устала от того, что ты съедаешь всё печенье из вазочки и сидишь целый день за компьютером, потом бродишь по ночам, а теперь доела печенье, оторвалась от Интернета и пришла, чтобы схватиться за меня. Оставь, я давно уже сплю и не верю в твой Вселенский разум. В него верят только те, кто не верит в себя".

– Кто же кроме него мог так... пошутить? – чуть хрипло рассмеялась Сабрина. – Вся моя жизнь, всё то, что я умею – для того, чтобы убить императрицу. И теперь выходит, я не могу её убить?

– Обманем Ордена, – тихо предложила Маша. – Всё будет хорошо.

– Ты не понимаешь! – Сабрина обернулась к ней, и её волосы описали полукружье в воздухе, едва задев лицо Маши, пощекотав по губам. – Отбросить то, к чему я шла всю жизнь? Оставить? Проще умереть.

– Я просто не всё рассказала тебе. Понимаешь, у меня совсем нет магии, – Маша уставилась в пол, упёрлась руками в колени, а ноги уже кололо мелкими иголочками. Только не шевельнуться, только бы не сбиться, иначе Сабрина не поймёт. – Это странно, да, я знаю. Я сейчас сижу перед тобой, и ты можешь меня убить, очень просто. Ты знаешь, что я даже сопротивляться не буду. Но почему-то ты меня не убиваешь.

– Я не знаю, что мне дороже, – отбросив с лица чёрные пряди, Сабрина обернулась к ней. На лице наёмной убийцы вели свои дорожки слёзы.

– Это замечательно... – Маша с трудом сглотнула. – Хорошо, что ты задумалась. Обидно было бы, если нет. Ты обещала не бросать меня.

– Я клялась убить императрицу.

– И что ты хочешь от меня услышать?

Сабрина молчала, отвернувшись к стене, и Маша не видела её лица.

– Уже ничего.

В воцарившейся тишине Маша чувствовала, что начинает дрожать: страх возникал в горле, не давал сглотнуть, не давал сделать голос не таким напряжённым.

– Я не понимаю тебя! – она сорвалась на крик, взмахнула руками. Жаль, что Сабрина не видела этого беспомощного жеста, она бы оценила. Она сидела на полу, скрестив ноги, и смотрела в стену.

– Не понимай. Видишь, какая я плохая. Уходи.

– Сабрина! Почему ты на меня не смотришь?

Она не обернулась.

– Уходи.

– Сабрина! – закричала Маша в отчаянии.

– Уходи.

Сабрина обернулась к ней, и Маша увидела, как по её лицу бегут чёрные от туши слёзы. Маша дёрнулась к ней, упала на колени.

– Ты чего, а? Ты плачешь?

Сабрина резко мотнула головой.

– Спрашиваешь. Ты, выходит, ничего не поняла.

Сабрина опустила голову, и волна чёрных волос скрыла от Маши её лицо.

Она забыла, снилось ей это или слышалось на самом деле. Сначала закипел чайник, и, совершенно не чувствуя вкуса корицы и яблок, Маша глотала кипяток. За окном лепил снег, и город с высоты пятнадцатого этажа казался белым полем, который исполосовывали чёрные вены дорог. Пару раз мимо двери кабинета кто-то прошёл, послышался голос Антонио, он спрашивал, не видел ли кто её, Машу.

Маша порадовалась, что заперла дверь. Даже тактичного Антонио с его вечно закатанными до локтя рукавами свитера видеть не хотелось. Сейчас она приведёт в порядок трясущиеся руки и пойдёт к Галактусу. Лучше никого не встретить по дороге. Ещё лучше – проигнорировать Ровану. Будто стенку.

Предел мечтаний – из кабинета Галактуса выйти сразу в мир магов. Возможно же такое. Но сначала придётся говорить. Доказывать, убеждать. Не заплакать. Или наоборот – заплакать.

Пальцы не согревались о горячую кружку. На мгновение Маша попыталась представить, что всё хорошо, что ночь и мир магов. Что Зорг, она и Луксор – и все в безопасности. И не нужно больше бояться за их жизни, не нужно бросаться на остриё ножа, на дуло пистолета, чтобы защитить.

Интересно, если представлять это всё время, Вселенский разум услышит её?

По коридору простучали каблуки, они затихли невдалеке, потом прорезался голос Рованы:

– К нему нельзя. Богдан Сергеевич оповещён о срочной встрече с императором. Что-то важное. Нет, не знаю, – она вздохнула и заговорщицки добавила, – он даже меня оттуда выставил.

Маша напряглась. Действительно важно и срочно – это пугало, но то, что император скоро будет здесь, заставило её с облегчением выдохнуть. Неужели из-за неё, неужели правда из-за неё? Он же обещал вернуться...

Идиллистическая картинка, что сложилась в Машином воображении за секунду, ей понравилась: Орден разоблачён и кается, суеверия о Руане отправлены в архив за ненадобностью, Центр празднует победу над "Белым ветром", всем хорошо, все улыбаются и пожимают друг другу руки, а недобитые террористы лезут в брошенные тоннели подземки, бессильно потрясая оттуда кулаками. Маша схватилась за телефон и уже набрала было номер Луксора, как тут передумала и опустила мобильный на стол.

Замечательная вышла картина, только сейчас Галактус должен был позвонить ей и строгим голосом, за которым изо всех сил прячется улыбка, приказать срочно ехать в Центр, бежать к нему. Он не звонил, не просил об этом Ровану, безбожно называя её Ренатой.

И в Центре стояла странная, обморочная тишина. Рована не торопилась обратно в свой кабинет.

Маша нашла на рукаве белой водолазки торчащую ниточку и дёрнула за неё, собираясь оторвать. Но ниточка не отрывалась, а тащила за собой хвост, стягивала оторочку рукава в жгут. Маша откусила нитку и подошла к двери, осторожно приоткрыла её.

Возле дверей своей приёмной стоял Галактус, он что-то говорил, быстро, отрывисто. За его словами совсем-совсем не пряталась улыбка. Напротив него – двое новых боевиков, оба в форме. Маша даже не знала их имён. Секунда, и они ушли к той самой специальной зале, в которой ставили портал.

Маша пошла за ними. Она решила, что имеет право знать. Должно быть, она слишком сильно хлопнула дверью у себя за спиной, только на плечо ей легла рука, и сразу же остановила.

– Тебе не нужно туда.

Ну конечно, Антонио. Тень правосудия за правым плечом и ангел с завязанными глазами. Знойный испанский следователь.

– Слушай, я должна там быть, – Маша сама не ожидала, что вот так легко и просто накатит ярость, застелет глаза горькой дымкой, и она будет готова ударить его по руке, лишь бы идти дальше. Нет, бежать. Потому что дыхание страха уже леденит кончики пальцев.

– Нет, Маша, нельзя. Идём со мной, я расскажу.

– Я не хочу рассказов, ты ничего не знаешь, – она всё-таки закричала.

– Я всё знаю. Это не он, – Антонио говорил тихо, как будто даже после её крика пытался скрыть их разговор от посторонних ушей.

Маша замолчала и прислушалась. Нет, в небесах не поползла трещина, и свист, с которым мир летел в пропасть, тоже не был слышен.

– Пойдём, – он чуть коснулся её локтя, и тут Маша заметила, что рукава свитера Антонио опущены по самые запястья. Тогда она уже знала, что пойдёт за ним. Куда угодно. Только бы не знать, что произошло на самом деле.

Он тоже запер дверь кабинета – как и Маша, а она удивилась мимоходом: обычно через распахнутую дверь всегда можно было полюбоваться на хозяина, который удобно устроился, закинул ноги на любимый стол. Она почувствовала запах крови – совсем свежий. Потом вкус крови у себя на губах.

А потом прямо перед собой она увидела портал: фиолетовый цветок, распустившийся среди мрамора и пластика. Увидела затылок Галактуса, и двоих боевиков, заложивших руки за спину. Она хотела коснуться одного из них, чтобы ощутить ёжик волос под рукой, но не смогла дотянуться, неведомой силой её волокло вверх, под потолок.

Они вышли их портала быстро, как из распахнувшейся двери, и тот, что стоял теперь впереди, ничего не боялся. Чёрная шёлковая рубашка, чёрная мантия, чёрные брюки, сапоги до колен и изумрудный скорпион, скалывающий мантию. Улыбка на лице: я самый могущественный маг в обоих мирах, но это далеко не единственное моё достоинство.

– Я – новый император, – сказал Орден, и два мага за его спиной – в алых мантиях – даже не подумали спрятать мечи из языков пламени. – Зорг... отрёкся от престола. Я собираюсь слегка изменить политику отношений с вашим миром.

– Подтверждение отречения Зорга? – лица Галактуса Маша видеть не могла, только слышала, что голос его звучал глухо, как шум дождя в водосточных трубах.

Орден усмехнулся: все человеческие существа – идиоты, внимайте моё милосердие, идиоты. Он протянул Галактусу свёрнутую в трубку грамоту, которую до сих пор держал в руках. Маша дёрнулась ближе, и вздрогнула, узнавая почерк отца с каждой новой строчкой. Возле подписи ягодами рябины алели капельки крови. Одна упала прямо на размашистую подпись императора, растворив в себе ножку руны.

Маша протянула руку к грамоте и вдруг поняла, что не видит своей руки, а Галактус словно специально повернулся к окну, рассматривая бумагу на свет. Орден отчётливо хмыкнул, но дал маршалу убедиться – грамота подлинная, а не склёпанная наспех из старых писем и новых заклинаний.

И тогда Машу захлестнуло отчаяние, холодными пальцами прошлась по позвоночнику смерть. Она понимала, что просто так, за здорово живёшь, Зорг не отречётся от престола. Он же обещал вернуться. Он обещал вернуться и забрать её!

Она опоздала. И он не вернётся.

– Подонок! Мерзавец! Ты убил его! – Маша поняла, что не слышит своего голоса, но продолжала кричать, надрывая связки, теряя контроль. Её не смущало, что никто из шестерых не обращает на неё внимания, как будто докричаться она пыталась до героев фильма, а те продолжали свои экранные дела – как же им реагировать на вопящую зрительницу?

Она зарыдала. Галактус что-то говорил, и новый император усмехался – в своей привычной манере – и блестел изумрудный скорпион, скалывающий мантию. Маша поняла, что убьёт Ордена. Прямо сейчас. И наплевать, что будет потом: доказывать, мучиться совестью. И наплевать, что он во много раз сильнее.

Лицо Ордена внезапно приблизилось, его ладонь коснулась её щеки.

– Маша!

Задыхаясь, она шарахнулась назад, приложилась затылком о стену и тут же прижалась к ней всей спиной, путаясь в покрывале.

– Тише, – он потянулся к ней и обнял за плечи. Маша не могла сопротивляться. Она почувствовала знакомые прикосновения и знакомый запах – запах поздней осени, и поняла, что обнимает её совсем не Орден, а Луксор.

Дрожащими руками она вцепилась в его плечи и украдкой оглядела помещение, где находилась. Кабинет Антонио – вот и сам хозяин стоит чуть поодаль, со странным выражением на лице смотрит Маше прямо в глаза, а она даже не удосуживается их отвести.

Никакого портала, никаких Ордена, Галактуса, грамоты с размашистой подписью императора. Ничего. Просто кабинет Антонио, и на его столе накренилась стопка папок – вот-вот свалится. Рукава свитера Антонио спущены до самых запястий, а свитер знакомый – тёмно серый, чуть вытянутый. Разве могло случиться что-нибудь плохое, если рядом Луксор, а на Антонио тот же самый свитер, что и три года назад?

– Хорошо, – ни к кому не обращаясь, сказал Антонио. – "Скорую" вызывать не будем.

– Что случилось? – пропищала Маша, облизывая с губ солоноватые на вкус слёзы.

– Ты упала в обморок, – Луксор погладил её по волосам и притянул её голову к своему плечу. – Как ты себя чувствуешь?

Маша заёрзала на диванчике, на котором полулежала, накрытая пледом. Она подумала, что если успел приехать Луксор, то сколько же она пролежала в обмороке?

– Я нормально, – она выпуталась из пледа. – Мне нужно поговорить с Галактусом. Он где?

Маша подняла просительный взгляд на Антонио.

– Он сейчас занят, думаю, потом он сам всё расскажет тебе.

Почему у него на лице похоронное выражение?

– Пока мне известно только, что...

– У нас сменился император магов? – голос прозвучал хрипло. Ненужная ирония больно порезала слух.

– Да. Тебе уже успели доложить? Впрочем, ничего удивительного, – Антонио рухнул в своё вертящееся кресло, но ноги на стол не закинул. Пощёлкал языком. – Такие новости долго в тайне не удержишь. Сегодня...

– Галактус встречается с Орденом на тему отношений между мирами? – она прицепилась к Луксору так, словно её собирались сейчас же сбросить с пятнадцатого этажа.

– Догадливая, – кивнул Антонио. – Скоро узнаем, до чего договорились. Он обещал сообщить нам первым.

– Он хочет использовать мир людей как тюрьму для преступников из мира магов. Хочет сделать наш мир колонией мира магов, – проговорила Маша и не узнала свой голос. – Мы не сможем противостоять, потому что он уже начал мобилизацию армии.

– Ерунда какая, – суеверно отмахнулся Антонио, – навыдумывала уже.

Маша ничего не ответила, только снова уткнулась в плечо Луксора, голова слегка кружилась, и она украдкой стирала с лица слёзы. Крик всё ещё стоял в горле – иступлённый и страшный, кровавые слова и обещания рвались с языка.

Они молчали. Шуршал по окнам пушистый снег, и Луксор осторожно гладил её по волосам. Она опять натянула на плечи плед. Маша всё ещё надеялась, что всё не так. Что не было на грамоте, подтверждающей отречение императора Зорга, рябиновых ягод крови.

Пожалуйста, мобилизация, колония и всё, что угодно, лишь бы на грамоте об отречении не было тех капель крови, пожирающих одну ножку руны.

Совет, конечно, был уже в курсе всего. Такие новости невозможно долго сохранять в тайне. Вот они и сидели, вжавшись каждый в своё место, словно уходить из залы собирались только в обнимку с креслом. От взглядов верховных магов в воздухе скоро начали бы проскакивать искры.

Орден вошёл в зал советов и небрежно бросил на стол грамоту, а сам встал за креслом императора, сложив руки на его спинке, с удовлетворением отмечая, что место по правую руку императора пустует. Тем неожиданней удар. Они не знают всего.

Линкей бросил быстрый взгляд на грамоту – золотая корона в правом верхнем углу сверкала в лучах заползающего за горизонт солнца. Орден подумал, что это будет первый вечер абсолютной власти. Первый вечер, когда даже багряное солнце начнёт подчиняться только его воле.

– Император Зорг отрёкся от престола, – Орден усмехнулся. Интересно, насколько эти верховные маги окажутся умнее людей? – Можете убедиться.

Он кивнул на грамоту, но никто не посмел даже прикоснуться к ней. Демоны знают, почему. Возможно, они не совсем отошли от первого шока. Ишханди сидела по его левую руку, судорожно выпрямив спину. За всё это время она ни разу не взглянула на Ордена, ни разу не прикоснулась рукой к и без того идеальной причёске. Ни разу не постучала по столу идеальными коготками.

Ордену понравился её профиль на фоне заката. Было в лице этой магички что-то готическое – мрачное и торжественное, как и во всём их квартале, в древних традициях и заклинаниях, тщательно хранимых в том самом виде, в котором они были записаны древними магами на пожелтевшей от времени бумаге, на крошащихся от времени камнях.

Она решала что-то для себя, и Ордену страшно хотелось выяснить, что именно. Страшно хотелось заставить её сбиться с мыслей, запаниковать, принять неверное решение и потом всю жизнь жалеть об этом. Ордену страшно хотелось сломать её, потому что всех остальных он уже сломал.

Он обвёл взглядом присутствующих. Невозмутимым оставался только Идрис. Мальчишка, не скрываясь, разглядывал нового императора, как будто текст отречения собирался вычитать не на грамоте, а на рубашке Ордена, и нагло ухмылялся. Впрочем, что ему-то читать грамоты. Наверняка уже сбегал в прошлое и проверил, как всё было на самом деле. Ухмылка была показной, лишь бы не выдать истинных чувств – Орден понял это сразу, и растрачиваться попусту на мага времени не собирался.

То ли дело Эрвин. Истинное удовольствие наблюдать, как он не знает, куда деть руки: то прячет их на колени, то складывает перед собой на столе, но тут же начинает дёргать себя за рукава мантии и стряхивать с ажурной поверхности стола невидимые пылинки.

– Совет имеет право знать, по какой причине отрёкся прежний император, – голосом каменным и холодным, как шпили зданий в её квартале, произнесла Ишханди.

Орден одобрительно улыбнулся ей.

– Прежний император решил, что посвятит остаток своей жизни благородному делу – служению Вселенскому разуму, – чуть ли не благоговейно отозвался он. – Зорг уже отправился в храм, мне жаль, но он так торопился, что не успел даже попрощаться. Но он передавал нам всем наилучшие пожелания.

Конрад задумчиво шевелил усами, а Аграэль напротив него строил страшные рожи. Впрочем, приглядевшись, Орден понял, что демонолог вовсе не корчится, просто свет закатного солнца играет злые шутки с выражением его лица.

Идрис притянул к себе грамоту и разложил её на столе, едва ли не обнюхивая. Взгляд Ишханди мгновенно из отрешённого сделался цепким, она резко выбросила руку вперёд, проводя ею над грамотой. Бедный Идрис шарахнулся от неё, решив видимо, что магичка собирается размазать его по стене. Она распластала ладонь над гербованным листом, губы её дрогнули. Как бы ему хотелось, чтобы она сорвалась.

– Узурпатор.

– Что? – он бы сделал вид, что едва на расхохотался. Театральные действия начались. Сейчас он на славу повеселится.

– Императора заставили подписать это, – она бы отвела руку и посмотрела на Ордена снизу вверх – угрожающе и безысходно.

– Леди, давайте не будем портить всем настроение.

– Леди, давайте не будем портить всем настроение?

Ишханди посмотрела на него и улыбнулась уголком губ – всего на секунду мелькнул в её глазах могильный холод её магии. Она ничего не произнесла в ответ, но всё поняла.

– У императора Зорга нет наследников, – словно доказывая самому себе простую истину, проговорил Конрад. Ему никто не ответил.