Текст книги "Императрица и ветер (СИ)"

Автор книги: Мария Чурсина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 58 страниц)

Чтобы все поняли, кто тут истинный Император. "Белый ветер" – а что, очень удобная организация для мага, решившего убрать своих идейных противников. Руфь бы убили люди-террористы, причём тут вообще брат императора?

– Однажды мы столкнёмся, – шепчет своему отражению Маша. – И тогда в живых...

Она вглядывалась в блики света на воде – до боли в глазах, и на глаза наворачивались слёзы. Разве не она виновата во всём? Разве не она?...

Часть 9. Сказки о смерти

Есть боль, единственное утешение которой – чужая смерть.

Руана

Маша бежала по осенним лужам прямо в чёрных лакированных туфлях, которые носила только на работе. Холода она не чувствовала, хотя накинула на плечи куртку, но даже не удосужилась её застегнуть, а уж про шарф и говорить нечего.

– Простите, – она налетела на мужчину в синем плаще и отскочила в сторону. Тот удивлённо покосился на неё.

В автобус Маша запрыгнула уже на ходу, он обиженно посигналил и тронулся. Наводнённый машинами Нью-Питер шевелился медленно. Прижавшись к стеклу лицом, Маша рассматривала людей, сидящих в машинах. Одна девушка нервно барабанила по рулю пальцами в ожидании зелёного сигнала светофора. Парень в белом седане курил, наплевав на все правила поведения в большом городе. Ещё один водитель что-то раздражённо говорил, то и дело оборачиваясь к женщине, сидящей сзади.

Над ними висело серое Нью-Питерское небо, а дождь ставил на окне запятые и многоточия. Никто и никогда не решился бы просто взять и поставить точку. Маше стало холодно. Дрожащими руками она застегнула куртку, но холод остался внутри.

– Он живой, – повторила она шёпотом, чтобы доказать это самой себе. – Я приеду, а он живой.

Маша прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза. Автобус то и дело дёргался, упрямо полз вперёд, а она не шевелилась. Она сжимала руками поручень, дрожала и старалась ни о чём не думать.

Когда они подъехали к высотному зданию из стекла и бетона – центральной травматологии, поток людей вынес Машу на тротуар. Пару секунд она стояла, просто глядя на светящиеся окна. По щеке пробежала тёплая капля дождя.

Маша поднялась на одиннадцатый этаж пешком, насмерть игнорируя лифт и оборачивающихся на неё людей в белых халатах. Она отдала куртку в гардероб и теперь ещё больше дрожала, оставшись только в чёрной футболке и джинсах. Перед палатой со знакомым номером она остановилась. Ей сказали номер в Центре. Избавили от лишних секунд, которые могли быть потрачены на поиски.

– Вы к кому? Туда нельзя. Туда можно только родственникам, – к Маше подбежала медсестра в очаровательно-белом халате. – Вы ему кто?

Она посмотрела на Машу и отступила на шаг.

– Я ему жена, – попыталась изобразить вежливость та.

– Может, вам валерьянки? – лицо медсестры приобрело милосердно-страдальческое выражение.

Маша хотела расхохотаться от упоминания этого бабушкиного средства, но единственное, что смогла сделать – криво улыбнуться и толкнуть дверь.

Она боялась, что Луксор будет без сознания. Боялась увидеть эдакую гордость медиков – неподвижное тело, подключённое тысячами проводков к сотне пищащих приборов. Он полулежал, повернув голову к окну, и больничная палата выглядела совсем пустой.

Маша запнулась о стул, и он рухнул с грохотом, способным разбудить даже мёртвого. Луксор дёрнулся, и в одну секунду его глаза изменились. Он попытался приподняться на локте.

– Лежи! – беспомощно крикнула Маша, подцепила непослушный стул рукой и подтащила его к кровати. – Понял? Как ты?

– Маша, я нормально. Что с тобой, почему ты дрожишь? – не послушавшись её, он сел на кровати и взял девушку за руку.

– Холодно, – она отвернулась, пряча текущие по лицу злые слёзы. Эта злость заставляла бессильно сжимать и разжимать кулаки.

Луксор потянул её к себе, обнял за дрожащие плечи. Маша не попыталась освободиться. Он был тёплым, но шершавая бинтовая повязка, идущая через всю его грудь пугала её.

– Дождь идёт? – спросил Луксор, проводя рукой по её влажным волосам.

– Немного, – всхлипнула она. Комок в горле постепенно таял, и Маша решилась поднять на него глаза. – Тебе правда лучше?

– Правда, правда, – он тихо засмеялся. – Не дождёшься ты моей смерти.

– Дурак, – обиделась она. – Я сама не знаю, как пережила эти дни.

– Бедная моя, – Луксор взял её лицо в ладони и улыбнулся, разглядывая Машу словно в первый раз.

Она снова попыталась отвернуться, пряча от него заплаканное лицо, и тяжело вздохнула. Так хотелось рассказать, что эти три дня она не жила – металлический стержень, выращенный внутри, то и дело грозил надломиться. Рассказать, как однажды она поймала себя на том, что два часа к ряду стоит возле окна, вцепившись побелевшими пальцами в подоконник, и ничего не видит перед собой. Как она ничего не знала, и ещё больше мучилась, пытаясь унять воображение. Когда ей сказали, что кризис миновал, и врачи, которые три дня боролись за его жизнь, вздохнули спокойно, она не поверила.

Как засыпала и просыпалась с одной только мыслью – что с ним сейчас? Как суеверно боялась произносить даже мысленно слово "умер", отгоняя от себя колючий холод. Как чувствовала этот холод везде – дрожала дома под одеялом, на работе, на улице. Как по вечерам капали на клавиатуру ноутбука её слёзы. Как сидела на полу в своей комнате, спрятавшись от всего мира за письменным столом, и снова перелистывала справочник в мобильном телефоне. Его номера там не было с того самого утра.

– Знаешь, я слышал твой голос, – Луксор поймал её за руку и поцеловал в ладонь. – Это ты меня спасла.

– Я тебя не спасла, – Маша судорожно втянула воздух.

– Ну всё, хватит. Ты не виновата.

– Замечательно, я не виновата, – она уткнулась ему в плечо и вдруг правда почувствовала себя спокойнее. – Прости меня.

– Перестань. Это я должен у тебя просить прощения. Не стою я твоих слёз, – он погладил её по спине.

С минуту они молчали. Маша смотрела в окно на серое небо, положив голову на плечо Луксора, а он осторожно обнимал её, как будто боялся повредить хрупкое произведение искусства. В дверь деликатно постучались.

Маша вздрогнула и отпрянула от Луксора, пересаживаясь с кровати, куда успела переползти, на свой стул. В палату заглянула всё так же медсестра.

– У нас посещения в шесть заканчиваются. Через десять минут, – она смутилась и захлопнула дверь.

– Хочешь, я завтра к тебе приду? – Маша вытерла рукой мокрые щёки.

– Я мечтаю об этом, – Луксор снова притянул её к себе и поцеловал замершую девушку в висок. – Я только ради этого и живу.

– А ты обещай выздоравливать, тогда приду.

Она не остановила то мгновение, когда её губы оказались совсем рядом с его губами, только почувствовала его тепло. Понимая, что противостоять ситуации бессмысленно, и одновременно уже начиная жалеть о своей слабости, она поцеловала Луксора. Маша думала, что сам бы он никогда не решился на это. Только он откликнулся на поцелуй, осторожно обнял её за талию.

Маша оторвалась от него, всё ещё ощущая тепло на губах. Луксор провёл ладонью по её щеке.

– Вот бы тебя не отпускать, – он грустно улыбнулся. – Приходи завтра, ладно? Если сможешь... Я буду ждать.

Маша быстро поцеловала его в уголок губ и встала.

– Тебе нужно больше отдыхать, – произнесла она строго. – Поправляйся.

Уже выходя из стеклянных дверей здания, Маша поняла, что больше не дрожит. Смертельный холод отступил. Капли дождя падали с потемневшего неба. Нью-Питер по-прежнему полз потоками машин по мокрому асфальту, но горели белые фонари, и мир кружил вокруг привычным хороводом.

Глава 25. Песня о рыжем котёнке

Когда после трёх лет молчания Орлана заговорила, Зорг не сумел обрадоваться этому.

Совет сорвался в самом начале. Герольд Конн только принялся говорить о новой схеме порталов, старую удобно было использовать внутри кварталов, но переходить между кварталами оказалось муторно. Глухие границы между кастами едва удалось открыть. Глава учёных чертил на повисшей в воздухе карте империи основные маршруты. Эрвин поглядывал на безучастного ко всему происходящему Аграэля, Конрад задумчиво шевелил усами, как будто увидел перед собой муху и думал, как бы половчее её схватить. Было похоже, что новая схема интересует лишь троих: императора, Герольда и Ишханди, до сих пор прикрывающую лицо чёрной вуалью.

В дальней комнате замка вдруг начала гаснуть маленькая оранжевая звёздочка.

Император поднял руку, останавливая размеренную речь учёного. Герольд замолчал, и искра очередного портала зависла на его пальцах, так и не упорхнув на карту. Ишханди дёрнулась, блеснув на императора глазами из-под вуали. Не объяснив никому причины, Зорг стремительно вышел из залы советов.

Больше всего он хотел, чтобы внутреннее зрение подвело его, чтобы Орлана оказалась жива и здорова. Ну должны же, в конце концов, и высшие маги ошибаться иногда.

Она лежала в углу комнаты, свернувшись клубком, как будто пыталась спрятаться от своего кошмара. Кровавый след тянулся по всей комнате: по зелёному ковру с длинным ворсом, по мраморному полу. Зорг приподнял Орлану над полом, поддерживая её за спину. Её голова безвольно откинулась назад. В свете белого пламени стали видны жуткие раны.

Самая глубокая шла по руке: от плеча до локтя, растерзала рукав потяжелевшего от крови синего платья. Ещё одна была на щеке, она превратила бледное лицо Орланы в треснувшую маску.

Не было времени на целителей. Шепча заклинания передачи силы – самые грубые и трудные – Зорг останавливал кровь и стягивал края ран. Звёздочка перед мысленным взором не горела – едва заметно теплилась. Он вдруг почувствовал её прикосновение: холодные пальцы Орланы тронули его руку. Зорг прижал к себе дочь, коснулся губами её волос.

– Всё будет хорошо, милая, – прошептал он.

Орлана приоткрыла глаза.

– Я уже не уйду из этой сказки, – её голос был слабее шепота травы, но заставил его на секунду оборвать дыхание.

– Какой сказки, родная?

– Про смерть, – почти беззвучно промолвила Орлана.

Зорг поднял её и услышал, как на мраморные плиты из её ослабевшей руки падает меч.

Маша вернулась из вынужденного отпуска и вышла на работу. Пропал волшебный мир её неведения. Она снова чувствовала, что Галактус исполнил своё любимое па – убрал её с поля боя по одному ему известным причинам. В Нью-Питере Маша ощущала себя чужой. В первый раз за столько лет город не радовал её вечерним ветром и огнями, отражающимися в лужах. Она всё отчётливее понимала, что не хочет больше здесь находиться, но связывала только с опасностью столкнуться с бойцами «Белого ветра» на тёмной улице.

Вражеские боевики не бездействовали. Потом Маша узнала, что за день до её возвращения из отпуска произошло нападение на Антонио. Он застрелил троих приверженцев "Ветра", сам чудом остался жив, а утром следующего дня стены в его подъезде оказались разукрашенными устрашающими надписями.

Яну пришлось немедленно отправить в другой город, в специальный лагерь для подобных случаев. Ни в коем случае не должны страдать родственники сотрудников, ни в коем случае... Девочка ничего не сказала. Она только смотрела на Машу круглыми от страха глазами из окна поезда, а И.М. точно так же – молча – смотрела на неё с платформы, совершенно не зная, как оправдаться хотя бы перед собой.

Дул холодный северный ветер, и по утрам лужи покрывались тонкой корочкой льда. Деревья тянули голые ветви к небу, словно умоляли о прощении. Небо безмолвствовало, как всегда, предоставляя людям решать свои проблемы самим.

Сабрина всё чаще пропадала на работе, возвращалась только под утро. Она по-прежнему беззлобно подкалывала И.М. за её неумение одеваться, за слишком сильную любовь к компьютерным играм и за запах дешёвых яблочных духов, но уже скорее по инерции. В её чёрных глазах лёд сохранялся дольше, чем на глупых лужах.

– Они напоминают мне лето, – оправдывалась Маша. Она вспоминала Роберта и Мифа. Сколько всего могло произойти за один год! О Луксоре она не вспоминала – она думала о нём постоянно, и неизменно раз в день приходила в больницу.

Сабрина ничего не говорила на эту тему. Она сжала руку Маши, когда та пожаловалась на не проходящее чувство вины перед ним. Маша так и жила – от одного приступа вины к другому, названивая Яне в далёкий южный город чуть ли не через каждый час.

Одним вечером, когда Сабрина не пришла ночевать в очередной раз, а Маша уже без подсказок понимала, что она не на увеселительной прогулке, и вернётся только под утро, ничем не выдавая своей хронической усталости, Маша от нечего делать перебирала вещи в платяном шкафу. Вместе с ворохом летней одежды ей на колени упала чёрная, приятная на ощупь ткань. Маша в недоумении покрутила её в руках и, нащупав драгоценную застёжку, поняла, что держит в руках мантию императора.

Она забрала её с собой в мир людей, отчаянно огрызаясь на увещевания собственной совести. Маша уткнулась в мантию лицом и вдохнула знакомый запах хвойного леса. Перед глазами немедленно встали остроконечные шпили замка, шары белого огня и напоённый летним теплом сад. Открывались навстречу лунному свету цветы хаоса, и под ногами слабо светилась дорожка из идеально круглых камней.

Маша невольно улыбнулась и накинула мантию на плечи. И как будто стих вой ветра за окном, и дождь перестал так остервенело стучать в стекло. В комнату нырнул тонкий опьяняющий запах ночных цветов.

Одолеваемая воспоминаниями, она пошла на кухню, чтобы залить ностальгию – а заодно согреться – горячим чаем. Маша включила чайник, сунула в микроволновку половину вчерашнего пирога и закружилась по кухне под музыку, которую слышала только она одна.

Её одинокое веселье прервал звонок в дверь. Она вздрогнула и замерла на месте. Шумел закипающий чайник, но Маша, забыв о нём, бросилась к двери. Она решила, что вернулась Сабрина, и радость перемешалась с беспокойством – вдруг произошло что-то из ряда вон?...

На улице нещадно хлестал дождь, и даже при свете фонаря невозможно было разглядеть, кто стоит за воротами. Маша набросила на плечи куртку и выскочила в сад. Она тут же промокла до нитки, но продолжала самоотверженно бороться со стихией. Когда кованые ворота оказались рядом, Маша поняла, что нанесла ей визит не Сабрина.

За воротами стоял мужчина. На него не падали капли дождя, их словно задерживал невидимый купол. В свете уличного фонаря, Маша узнала его.

– Добрый вечер, – он тепло улыбнулся ей. – Впустишь?

– Да, – обалдев от неожиданности, выдала Маша. Она бросилась открывать кодовый замок. Когда ворота распахнулись, она посторонилась, пропуская гостя, и тут заметила, что капли дождя не падают теперь и на неё. – Проходите.

Впрочем, волосы всё равно можно было выжимать, а Маша не торопилась, во все глаза уставившись на своего гостя. Он улыбнулся.

– Машенька, пожалуйста, не делай такое лицо, как будто увидела императора магов.

– Но я именно его и ув... увидела, – заикаясь от смущения, произнесла она.

– Прошу тебя, не нужно лишней патетики. У тебя чайник кипит? – он указал глазами на лестницу, ведущую наверх.

Маша очнулась от оцепенения и побежала выключать плиту. Пока она возилась с наполовину выкипевшим чайником, Зорг вошёл на кухню и устроился за столом. Маша думала, как бы потактичнее спросить, с чего бы ей выпала такая честь, но император, как всегда, опередил её.

– Надеюсь, я не оторвал тебя от дел? В окнах твоего дома такой тёплый свет, что я не смог удержаться. Постой, ты дрожишь?

– Я нормально, – Маша обернулась к нему, не в силах сдержать счастливую улыбку. С её волос на пол капала вода.

Император покачал головой и рядом с Машей возник шарик жёлтого пламени. Она прикоснулась к нему: на ощупь пламя было тёплым, но не обжигающим. Маша спохватилась, что заставляет гостя ждать, и стала навивать в чашки чай, потом – резать пирог.

Выставляя угощение на стол, она проследила за взглядом императора и покраснела: на спинке стула висела потихоньку стянутая из замка мантия.

– Я как раз думала, как бы вам её вернуть, – сбивчиво выдала Маша, – так случайно вышло, в общем...

Зорг рассмеялся, придвигая к себе чашку.

– Ничего страшного, оставь. Хотя тебе она не подойдёт по размерам, я думаю.

Маша рухнула на стул и смущённо покрутила в руках чайную ложку. Тишину разрушал только стук капель в оконное стекло.

– А в Альмарейне тоже дождь и скоро зима? – спросила Маша тихо.

– Существует легенда, что погода в Альмарейне зависит от настроения императора. Ты, должно быть, слышала? – Зорг посмотрел на неё, отчего Маша смутилась ещё больше и подмигнул ей. – Когда правила Руана, например, столица частично была уничтожена землетрясениями. На мою долю выпали только грозовые ливни. Но на самом деле всё это просто сказки, а сейчас в Альмарейне тепло и безветренно.

От сквозняка зашевелились шторы, домовой зашуршал на шкафу и сбросил оттуда на мягкий ковёр вазочку. Искусственные ромашки рассыпались по полу, Маша бросилась их поднимать.

– Просто я всё время думаю, как там, – сообщила она из-под стола. – У нас скоро будет холодно. Я не переношу холод.

Она села на колени, отбросила с лица упавшую прядь волос. Зорг взял со спинки стула мантию, опустился на пол рядом с Машей и набросил мантию ей на плечи. Его руки задержались чуть больше, чем нужно.

– А почему вы пришли в мир людей? – спросила она и тут же прикусила язык. – Или это секрет?

– Нет, – качнул головой император. – Не секрет. Иногда хочется отдохнуть от дерущихся между собой верховных магов. Да и Альмарейн без тебя опустел.

Он улыбнулся Маше и вернулся на стул.

– А куда все делись? – простодушно поинтересовалась она, забираясь на своё место.

– Все остались на месте. Только по ночам никто не сидит на кухне, некого искать в западном крыле замка, а про бродячих демонов я вообще молчу. Кажется, они тоже скучают.

Пока император вплотную занялся пирогом с яблочно-апельсиновой начинкой и чаем, Маша не отрывала от него взгляда. В голове мелькнула шальная мысль – а вдруг ей снова доведётся побывать в мире магов? Нет, глупости. Лучше даже не мечтать об этом – обида на судьбу за несбывшиеся мечты всегда сильна и безысходна.

Чтобы лучше не мечталось, Маша отхлебнула чая, пахнущего липой. Липовые цветочки они с Яной и Сабриной собирали летом, с единственной липы в саду. Маша тогда сидела на верхней ступени лестницы, прислонённой к стволу, и вместо того, чтобы складывать в корзинку сладко пахнущие соцветия, созерцала закат. Сабрина ворчала и пыталась стащить её с лестницы, чтобы полюбоваться на закат самой.

В ту секунду она знала, что такое счастье. Она знала это и сейчас, хотя по окнам колотил дождь, и воскрес "Белый ветер", который не смогла подкосить даже гибель Патрика.

– Мне нужно с вами поговорить, – обрушилась Маша на императора.

Он отставил чашку в сторону и серьёзно кивнул.

– Конечно.

– Я знаю, кто стоит за покушением на вас. Точнее, за взрывом в храме. Да, террористическая группировка "Белый ветер", это уже всем известно. Только недавно её глава погиб, а группировка не распалась. Это значит, что был тот, кто стоял выше...

– Рассказывай, – император накрыл её руку своей.

– Я знаю, кто это. Это Орден. У меня, как обычно, нет доказательств, и единственный свидетель ушёл в отказ. Вы можете не верить мне, просто я подумала... я обязана это сказать, чтобы не случилось ничего необратимого, – он почувствовала, что снова заливается краской. – Я никому больше не говорила этого, потому что не могу предоставить самого завалящего факта.

– Маша, – Зорг взял её руку в свою. – Я не буду требовать у тебя доказательств. Я сам видел, что ты оказалась права в прошлый раз, значит, и в этот раз знаешь, что говоришь. Дело в том, что всё это приняло слишком большой размах.

– О чём ты? – Орден отошёл к окну, за которым бесновалась гроза. Дождь хлестал по саду с таким ожесточением, словно задался целью сбить все фиолетовые венчики ночных цветов. Маг сложил руки на груди и с непонятным выражением на лице посмотрел на брата. – Ты говоришь, что это я убил того человечишку, из-за которого поднялся такой шум в мире людей? Хорошо бы только это, но ты к тому же обвиняешь меня в смерти Азира! И что, по-твоему, мне от них было нужно?

Орден принялся расхаживать по зале взад-вперёд, отталкивая те шары белого пламени, которые подлетели к нему слишком близко.

– Как ты... как ты вообще можешь говорить о таком! – он вскинул руки, как будто хотел призвать в свидетели Вселенский разум.

– Это ещё не всё, Орден, – в отличие от него, Зорг не поднимался с кресла. Он перевёл взгляд с мерцающего изображения богини солнца на стене на Ордена. – Я знаю, что ты ищешь Орлану.

– Я, по-твоему, сумасшедший? – Орден остановился напротив него и сложил руки на груди. В свете белого пламени матово блестела его шёлковая рубашка, сколотая под горлом брошью в виде изумрудного скорпиона. – Искать того, кто давно умер, это вообще похоже на занятие нормального мага?

Он с тяжёлым вздохом сел в кресло и устало опустил голову на сведённые руки.

– Я... я очень расстроен тем, что ты мог подумать обо мне такое, – глухо произнёс Орден. – Я понимаю, что ты считаешь меня жестоким, двуличным и вообще всячески недостойным доверия... Считай, этого права я у тебя не отберу. Но устраивать заговоры за спиной собственного брата! Тебе не кажется, что это слишком даже для такого отпетого подлеца, как я? Веришь этой девчонке из мира людей, которую вообще видишь в первый раз.

Он тяжело вздохнул и невидящими глазами уставился на богиню.

– Пока что я считаю только то, что в тебе умер прекрасный актёр, – негромко произнёс Зорг. Конечно, Орден не мог знать о том, что путешествие в прошлое удалось, и что его причастность к преступлению давно доказана, лишь не разнесена по всей империи.

Маша убирала посуду со стола и под аккомпанемент звякающих чашек напевала. Её песня была о рыжем котёнке, который потерялся на залитых дождём улицах большого города. Стояла холодная осень, и с деревьев облетели почти все листья. Песня оказалась с грустным концом: котёнок не нашёл свою маму и умер от холода и страха.

За окном совсем стемнело, и в стекло стучал дождь. Маша остановилась, вытирая вторую чашку полотенцем. Она задумчиво посмотрела в окно. Зорг подошёл к ней сзади.

– Давай исправим конец у твоей песни? – он положил руки девушке на плечи.

– Зачем? – чуть вздрогнула она.

– Машенька, у меня была дочь. Но она не выдержала жестокости мира, который мы называем идеальным.

– Почему "была"? – испугалась Маша. Чашка выскользнула из её рук и упала на мягкий ковёр.

– Потому что она ушла, и я боюсь, она никогда меня не простит, – Зорг тяжело вздохнул, потом обнял Машу за плечи и уткнулся в её волосы, пахнущие рассветом. – Машенька, прости меня, пожалуйста. Ты нужна мне.

В окно стучал дождь, холодные капли разбивались о стекло.

– Я никогда не обижалась, – после долгого молчания призналась она изменившимся голосом.

– Не плачь, – улыбнулся Зорг, прижимая её к себе.

Она смотрела на залитое дождём стекло и вытирала текущие по лицу слёзы, чувствуя, как растворяется внутри что-то чёрное и страшное и вытекает этими слезами.

– Я помню только куклу в красном платье, – призналась Маша.

Она обессилено опустилась на стул и взяла из рук Зорга эту самую куклу. Как она оказалась здесь: он специально захватил её с собой или только сейчас перенёс с помощью магии, Маша не знала, да и не хотела знать. Полый конус вместо тела и деревянный шарик вместо головы, тряпичные ручки и два серебристых крыла за спиной – вот и всё детство, оставшееся в другом мире.

– Твоя мама увела тебя в мир людей, потому что очень боялась за твою жизнь, милая, – император коснулся Машиной руки. – Не сердись на неё.

– Я не сержусь, а она не хочет меня видеть, – тихо пожаловалась Маша, прижимаясь к его плечу.

Зорг погладил её по волосам.

– Ты у меня такая умная, я простой вещи не понимаешь. Она просто не хочет, чтобы Орден тебя нашёл, ведь если он увидит вас вместе, он всё поймёт.

– Зачем он меня ищет?

– Боюсь, он хочет нашей с тобой смерти, Орлана, – медленно произнёс Зорг, осторожно вытирая слёзы с её лица. – Боюсь, он не смог отказаться от идеи захватить власть.

– Что будет теперь? – Маша судорожно всхлипывала, глядя в одну точку на скатерти – зелёной в белую клетку.

– Теперь всё будет хорошо. Теперь мы вместе, – император сжал её руку.

– Ты заберёшь меня?

– Прости, милая, но сейчас это невозможно.

Из груди вырвался тяжёлый вздох. Император на мгновение замолчал. Рядом с ним было тепло и спокойно. Что будет, когда он уйдёт, Маша не представляла.

– Это невозможно, потому что Орден сейчас будет бороться из последних сил, Орлана. Ему нечего терять. А я не смогу быть с тобой каждую секунду, хотя очень хотел бы этого, – он обнял Машу за плечи. – Посмотри на меня. Здесь он не будет искать тебя некоторое время, а потом я вернусь за тобой. Обещаю.

На неё накатила такая волна обиды и боли, что Маша качнула головой и ничего не ответила, тогда Зорг продолжил:

– Ему будет очень сложно тебя найти до тех пор, пока ты не вошла в силу.

– И что мне нужно делать? – бесцветным голосом спросила Маша.

– Лучше скажу – чего не делать. Не вмешивайся. Договорились?

– Я поняла, договорились, – она опустила потяжелевшую вдруг голову и закрыла глаза. В темноте перед ними плыли белёсые волны. Очень хотелось вскочить и закричать, что она не может больше так. Чтобы он забирал её прямо сейчас, иначе она сама с собой что-нибудь сделает. Но Маша молчала и не знала, читает ли император её мысли.

Зорг вздохнул и погладил её по плечу.

– Тебе осталось совсем немного ждать, поверь.

Маша покачала головой и закрыла лицо руками. Ей, как ребёнку, которому показали новогоднюю ёлку, а потом заперли в тёмной комнате, было невыносимо ожидание.

– Забери меня, пожалуйста... – она понимала, что ведёт себя ещё хуже, чем тот ребёнок, но не могла вынести безысходной обиды и остановиться уже не могла.

– Милая, я заберу тебя сразу, как только в замке станет безопасно, – голос императора не стал жёстче, словно он был готов к тому, что придётся уговаривать её всю ночь напролёт. – Я не хочу ещё раз тебя потерять, теперь уже навсегда.

– А когда там станет безопасно? – безо всякого интереса спросила Маша.

– Когда удастся обезвредить Ордена. Только, Орлана, пообещай мне, что не будешь вмешиваться в это. Тебе нужно просто подождать.

Маша подняла глаза на императора, в руках она сжимала куклу в красном бархатном платье. Одна мысль билась в её голове, одна мысль мешала успокоиться и принять уже, наконец, то, что пытался донести до неё Зорг.

– Если мы расстанемся сейчас, мы больше не встретимся, – произнесла она вслух, не узнавая своего голоса. Когда до неё дошёл смысл сказанной фразы, её словно окатило холодной водой: в ушах зашумело, а по спине побежали мурашки. Она бросилась на шею отцу.

– Ну что ты, милая, – Зорг плотнее завернул её в мантию и погладил по спине. – Успокойся, всё образуется. Я заберу тебя самое большее – через пару месяцев.

Её била дрожь.

– Не уходи.

– Я не ухожу. Давай лучше я что-нибудь расскажу тебе...

   Тёплые капли летнего дождя катились по её щекам, подставленным небу ладоням, мокрым уже волосам. Грохотало небо, а чёрная вода озера жадно ловила капли. Шумели ветви Нью-Питерских клёнов у неё над головой. Капли били по широким листьям так неистово, что казалось, ещё немного и мир разобьётся вдребезги.

– Не надо хулиганить, – произнесла она, обращаясь к волнам, – вы хотите подмочить мне репутацию?

– Вы разговариваете с волнами?

Она обернулась и увидела молодого человека в светлом плаще. Даже не так. Она обернулась и сначала увидела его улыбку. У него была необыкновенная улыбка. От этой улыбки ей сразу стало теплее.

– Нет, – зачем-то соврала она.

– Но я же слышал, вы разговаривали с волнами, – мягко возразил он, и ей захотелось улыбаться без причин.

А потом он просто подал мне руку, чтобы я смогла выбраться из плена поросшего травой берега на асфальтовую дорожку, под листья клёнов.

...Серебряные тени фонарей, пляшущие по чёрной глади озера, по-прежнему расстреливал дождь. Он так яростно колотил по траве, асфальту, заходящему солнцу, по листьям клёна, заботливо закрывающим их от капель.

– И что было потом? – чуть дрогнувшим голосом спросила она.

– На том месте, где они расстались, появилось озеро. И с тех пор богиня всегда могла видеть на зеркальной глади отражение своего любимого, бога-месяца.

– Красивая легенда.

Так странно, всего одно его прикосновение к её руке заставило её вздрогнуть. Он чуть сжал её пальцы, а она испугалась, как гимназистка. Она так боялась, что он услышит, как громко стучит её сердце. Так боялась, что вдруг отпустит, и она не успеет забрать себе всё тепло, подаренное ей этим вечером. Она обещала себе, что обязательно сохранит в памяти каждое его слово, его голос.

Она не знала, что будет дальше.

Он остановился и посмотрел её прямо в глаза.

– Ты уйдёшь со мной в мир магов?

Хлопнула дверь, и Маша села на кровати. Она потрясла головой, пытаясь окончательно проснуться и понять, где она находится.

– О, Маша, прости. Я не думала, что ты ещё спишь, – сообщила заглянувшая в комнату Сабрина.

Маша нашарила на тумбочке рядом с кроватью мобильный телефон и долго смотрела на его экран. Десять утра – не удивительно, что солнечный свет пробивается через шторы. Замечательно, как же она умудрилась проспать всё, в том числе и будильник?

Она потыкала в кнопки телефона и обнаружила, что будильник отключен. Маша откинулась на подушку и закрыла глаза. Интересно, как она теперь будет объяснять опоздание на работу? Как бы там ни было, опоздание объяснить легче, чем прогул. Маша снова села и только сейчас почувствовала под рукой листок бумаги.

"Я вернусь за тобой. Не падай духом". Красивый размашистый почерк. Почерк персоны, послания которой не могут не прочесть. Она вспомнила всю прошедшую ночь и улыбнулась.

В один из самых страшных моментов своей жизни она нашла то, что уже отчаялась найти. Он пообещал забрать её в мир магов. Туда, где по ночам распускаются цветы хаоса, и живые золотистые искорки карабкаются вверх по тяжёлым гардинам.

Нужно же было вести себя, как полной идиотке! Захотелось идиотке уйти от всех проблем, прямо сейчас и немедленно. Маша, разозлившись на саму себя, вскочила с кровати и принялась одеваться. Натягивая джинсы, она припрыгала к окну: по саду разливало холодный свет солнце. Ночной ливень сорвал последние жёлтые листья с деревьев, и теперь сад казался неожиданно пустым и беспомощным. По ковру из кленовых листьев по-хозяйски расхаживала ворона.

– Сабрина, я ухожу! – крикнула Маша в пространство коридора и сбежала вниз по лестнице.

– Ясно. С пьяными не знакомься, к людям не приставай, – выдала ей своё обычное напутствие Сабрина. – Меня вечером не будет дома.