Текст книги "Императрица и ветер (СИ)"
Автор книги: Мария Чурсина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 58 страниц)
– Я завтра заеду, – пообещала она Луксору и, сжав на прощание его руку, нырнула в холодную влажную темноту, как прыгнула в пропасть.
Уже в самом конце аллеи Маша обернулась: Луксор стоял возле окна. Каждый раз он прощался с ней, как в последний. В воздухе висели белые шары фонарей, а дождь шептал одному ему известные заклинания.
Спасаясь от подступающей тоски, Маша включила в машине музыку. Перед тем, как тронуться, она достала из сумочки зеркало и внимательно рассмотрела своё лицо, потом заглянула в книжку, которая всё ещё лежала на соседнем сиденье.
– Ни капли не похожа, – резюмировала Маша.
По дороге к дому она думала, правда ли Руана была роковой красавицей, или имперские художники не посмели изображать её другой. Почему в её руках на всех портретах меч, а на посох? Придётся всё-таки почитать умные книги. Знала бы она, в каких кругах обитает её родня, не спала бы на лекциях по истории мира магов.
Её дом выделялся на фоне всех остальных. Пожалуй, он был единственным, в котором не светилось хоть одно окно. Даже в полузаброшенной развалюхе напротив горели две окошка, не сказать, что особенно приветливо, но зато было видно, что жизнь везде идёт своим чередом. Маше стало ещё тоскливее, она утешала себя только толстенным талмудом, который дала зарок прочитать, и предстоящим путешествием в мир магов. Только когда оно будет, вопрос интересный.
До гаража Маша не доехала. Ей показалось, что ворота не заперты, что одна створка раскачивается, а кодовый замок блестит в свете уличного фонаря бесполезным украшением. Маша выскочила из машины и бросилась к воротам. Так и было – замок оказался изуродован, верхняя панель висела на одном проводе и не давала воротам закрыться.
Она быстро зашагала прочь, сжимая в похолодевшей руке трубку мобильного телефона. Пройдя через безлюдный, отсыревший парк, Маша спряталась под клёном и непослушными пальцами принялась набирать номер.
– Рауль, ты? – выслушав радостное приветствие, она обессилено опустилась на корточки.
– Я, а кого ещё ты рассчитывала услышать по моему номеру? – раздался в трубке обеспокоенный голос. – Маша, что с голосом?
– Ко мне в дом, кажется, залезли, – выдавила она из себя.
– Отойди подальше, поняла? – тон Рауля резко стал деловым. – Сейчас будем. Только ради всех богов, не лезь туда!
– Я не лезу, – прошептала Маша.
Она закрыла глаза и досчитала до десяти. На руку упала холодная капля дождя.
Не было сил даже на злость, потому что приступы боли только-только притупились. Первый раз за двое суток ей стало легче и выпала возможность думать о чём-то другом, кроме смерти. За окном стемнело, не горел даже уличный фонарь, и ей не хотелось думать, почему.
Ей хотелось думать только о том, что он не умер. Он жив, а значит, их не разделяет пропасть, значит, всё ещё поправимо. Тем более сейчас, когда у неё появился такой веский повод сделать шаг вперёд.
Виола поднялась с кровати и пошла на кухню, чтобы попить воды. Вода в кувшине была едва тёплой, но обожгла горло, как расплавленный металл. Какой же демон знал, что на одной только смене внешности злоключения не закончатся! Ко всему прочему, она теперь маг, а что делать с этим, решительно не представляет.
Она чувствовала, что сил внутри неё совсем немного, сколько там могло передаться с одним глотком. Но те, что были, проявились и моментально испортили ей жизнь. Контролировать свою магию Виола, конечно, не умела, и учить её было некому. Ещё и бесконечный голод – она несколько дней не выходила на улицу, не пила чужих эмоций.
В соседней высотке светились окна, а Виоле совершенно не хотелось включать свет. Единственная мысль, заставляющая её жить дальше – всё это рано или поздно кончится. Каждая секунда приближала её к долгожданному эпилогу приключения.
Виола усмехнулась и тут же поморщилась от боли. Как же всё-таки хорошо, что она узнала, где находится дом соперницы. Жаль, застать её не удалось. Зато однажды она привела Виолу к Луксору. Теперь она знает, что Луксор жив. А соперница... не страшно, если проживёт ещё несколько дней.
Она ждала на старой автобусной остановке, обклеенной поблёкшими афишами – спешите, только пять дней в Нью-Питере провидец, предсказавший объединение миров! – и объявлениями. Дождь пошёл ещё сильнее, и косые струи воды долетали до Маши. Единственное, что она чувствовала – прикосновения этих струй. Из оцепенения её вывел только сигнал машины, которая подъехала к самой остановке. В колеблющемся свете уличного фонаря, Маша узнала служебный чёрный седан.
Пробежав несколько шагов под дождём, она забралась на заднее сиденье.
– Маша, ну что там случилось? – Рауль отвернулся от руля.
– Да демоны его знают. – Она только сейчас поняла, как сильно замёрзла. – Замок сломали, я не стала заходить.
– Сейчас разберёмся, – пообещал Мартимер, как будто речь шла о неисправной розетке.
– Может, лучше утром? Вдруг они ещё там, – в её оцепеневшем воображении продолжение складывалось в стиле кино-ужастиков.
– Не думаю, ну проверим, – Рауль пожал плечами, и машина тронулась с места.
Её дом стоял по-прежнему погружённый в траурную темноту, хотя уличный фонарь и пытался скрасить его одиночество. Тут же пристроился и её брошенная машина. Маша закрыла глаза, потом снова открыла: замок болтался на одном проводе. Это – то единственное, что не давало принять её домыслы за игры воображения.
– Ты сиди тут, а мы пойдём, – тоном, не терпящим возражений, произнёс Рауль.
Маша даже не думала противоречить. Она скрестила руки на груди, чтобы сохранить остатки тепла. Хотя в машине и было жарко – Рауль, уходя, включил печку – её била мелкая дрожь. Маша откинулась на спинку сиденья и принялась ждать. Чуть позже на первом этаже вспыхнул свет.
Когда хлопнула дверка, Маша вздрогнула. Возле машины стоял, морщась от холодных капель дождя, Рауль.
– Там никого нет. Если хочешь посмотреть, пойдём.
Он произнёс это таким тоном, что стало понятно – там есть, на что смотреть. Маша выбралась из машины и двинулась вслед за ним по дорожке из гравия, такой знакомой и одновременно чужой. Маша испытывала почти физическое отвращение, когда представляла, как по её дорожке ступали ноги взломщика.
Мартимер ждал их в гостиной. Комнату Маша не узнала. Она не думала, что помещение можно изуродовать до такой степени, и всё же смотрела на это словно со стороны. Привычка следователя – не сочувствовать чужим бедам, переросла в большее. Она разучилась сочувствовать самой себе.
Вся мебель была переломана, диван вспорот, даже мягкий голубой ковёр не остался целым. На полу валялись осколки вазы, обои клочьями свисали со стен. Даже перламутровые лёгкие шторы были изрезаны.
– Спасибо, что окна не разбили, – спокойно проговорила Маша. Слишком спокойно. Рауль с тревогой обернулся на неё.
– Другие комнаты не тронули, – сообщил Мартимер, который, видимо, готовился успокаивать её истерику.
На стене, где раньше висел пейзаж тушью, красной краской была выведена надпись: "мы вернёмся за тобой". Не это волновало её сейчас, совсем не это.
– Почему домовой их пустил? – спросила она у самой себя и присела на корточки, как будто старалась разглядеть что-то на полу.
– Я вот что думаю, лучше тебе переночевать у меня, а то мало ли, – Рауль присел рядом и взял её за локоть. – А утром что-нибудь сообразим.
– Они забрали домового, – в отчаянии тряхнула руками Маша, не обращая внимания на его слова. – Я его не чувствую, они его забрали!
– Ну на что он им сдался. Наверное, испугался и прячется где-нибудь, – выдвинул несмелое предположение Рауль, который никогда особенно не разбирался в повадках домовых.
– Он бы вышел ко мне, я знаю. Он не мог уйти сам. – Маша поняла, что очень хочет заплакать и не может. Зато она может завизжать, чем сейчас и займётся.
– Утром поищем его, – Рауль, подозревая неприятную развязку, чуть ли не силой поднял её на ноги. – Идём.
Маша подавила крик в себе. Она молчала, пока Рауль доставал из её сумочки ключи, чтобы запереть дверь дома, молчала, пока Мартимер закрывал ворота завалявшимся в гараже навесным замком, который сам когда-то туда подбросил. Сама она чисто автоматически завела свою машину в гараж. Всё должно быть на месте. Домовые не любят беспорядка.
Её собственный дом теперь вызывал только отторжение. Маша умом понимала, что вернётся сюда, смоет красную краску со стены, переклеит обои, купит новые шторы, а душа её отказывалась это делать. У неё не было больше домового и не было дома.
Шёл дождь. Улицы Нью-Питера влажно блестели под светом белых фонарей. Навстречу им вылетел фургон скорой помощи, коротко просигналил и скрылся за поворотом. С кем-то этой ночью случилась беда посерьёзнее разорванных штор.
Если бы Герман не задержал её допоздна с историями о Руане, Маша поехала бы домой, куда ещё. Почти наверняка она столкнулась бы там со взломщиками. Выходит, судьба опять уберегла её.
Маша не боялась смерти. Вернее, испугалась бы, столкнувшись с ней лицом к лицу, но сейчас внутри ничего не дрожало. Глупо умирать от рук людей, обведя вокруг пальца высшего мага, самого сильного мага в обоих мирах. Такой великий игрок как Вселенский разум обязательно учтёт это и придумает что-то интереснее.
Охранник на въезде во двор элитного дома, спал. Раулю даже пришлось выйти, чтобы постучать в его стеклянную будку. Створки ворот медленно разъехались в стороны. Они въехали в безлюдный двор, который освещался только одним фонарём, больше похожим на стадионный прожектор.
Мартимер остался в машине, а Маша с Раулем пошли к подъезду. Она машинально пригладила намокшие волосы, оглянулась назад. Ночь и дождь стояли чёрной стеной, шуршали капли по асфальту, и ей показалось – прислушайся, и поймёшь, о чём они разговаривают с впавшим в тоску городом. В просторном пустом лифте они доехали до пятого этажа.
– Пойдём, – Рауль коснулся её плеч, подталкивая к дверям квартиры.
Она уже была здесь, когда в очередной раз разошлась с матерью во мнениях, стоит ли поступать в институт обороны, и ушла из дома. Она прожила здесь чуть больше недели, пока ей не дали комнату в общежитии.
Дверь им открыла женщина в зелёном халате. Она ни о чем не спрашивала, сразу проводила промокшую Машу в ванную, одарив её большим полосатым полотенцем. Стараясь ни о чём не думать и не смотреть на собственное отражение, Маша встала под душ.
Рауль ждал её на кухне.
– Я сейчас на дежурство, – сказал он, подняв глаза от начищенного паркета, когда она встала в дверном проёме. – А ты, как это... чувствуй себя как дома. Сабрине я всё расскажу, она сейчас в Центре должна быть. Утром разберёмся.
Он подошёл к Маше, похлопал её по плечу и отправился на работу.
Глава 26. Узники зимы
Утром пошёл первый снег. Он падал с неба ангельски-белыми хлопьями и тут же таял на мокрых крышах, на чёрных жилах дорог. По жухлой траве газона прыгали вороны и скептически посматривали на небо.
Маша остановилась на минуту возле этого потрёпанного непогодой газона и достала из сумки телефон. Вчера ей не хотелось ни с кем разговаривать, а сегодня стало совестно. Вряд ли Луксор, десять раз попытавшись дозвониться, подумал что-то хорошее. Он схватил трубку сразу же, Маша не услышала даже первого гудка.
– Маша, куда ты пропала вчера?
Она поняла, что врать и выкручиваться бесполезно. Он никогда не поверит в то, что она просто устала и не слышала звонков. Во-первых, рано или поздно придётся рассказывать, во-вторых, Луксор умудрялся всегда вычислять её настроение вплоть до последних ноток.
– В общем, у меня проблемы. Ничего особо страшного, но расскажу при встрече.
– Хорошо, – он кашлянул. – То есть, ничего хорошего, конечно. Только скажи, это как-то связано с тем, что ты говорила мне вчера?
– Нет. Я думаю, нет, – Маша зашагала к автобусной остановке. – Я позвоню. Пока.
Кое-как протиснувшись к поручню в переполненном автобусе, Маша думала о том, кто мог залезть вчера в её дом и прихватить с собой домового. Проще и легче было свалить всё на "Белый ветер", который все никак не мог простить Центру гибели Патрика. Они же организовали нападение на Антонио, теперь пришла и её очередь. Только вот не было белой спирали, вьющейся по ободранным обоям.
За последние полгода Маша так привыкла к фирменному знаку "Ветра", что не мыслила без него ни единого масштабного преступления. Как же так – забраться в дом "шавки Центра" и не нарисовать устрашающий символ собственного могущества. Что за удовольствие! Могли бы ещё и приписку сделать, мол, мы всё можем.
Пассажиры сонно переругивались и толкались, кондуктор злобно требовала у всех "за проезд". На очередном перекрёстке автобус тряхнуло, потому что водитель решил подрезать не в меру ретивого коллегу. Пассажиры разом проснулись и мгновенно переключились на обсуждение правил дорожного движения и того, как сейчас получают права. Маша от встряски почти не пострадала, потому что к тому времени уже протиснулась к окну.
Сейчас, как никогда раньше, Маше хотелось верить, что к ней забрался заблудший маньяк. Выпрыгивая из автобуса на проспекте Рождественского, она с ностальгией вспоминала старые времена, когда вот таким же образом добиралась до института каждый день и по дороге даже успевала перечитать лекции.
– Доброе утро, – Рована чинно восседала на своём месте и перебирала ухоженными пальчиками стопку бумаг. – Богдан Сергеевич вас ждёт.
Маша отметила, что в приёмной начальства воцарился такой стерильный порядок, что лаборатория Провизора просто удавилась бы от зависти. Все папки с документами были расставлены по номерам, а внизу красовались стикеры с цифрами, чтобы случайно не поставить папку не на её место. Идеально отточенные карандаши, точно солдаты в строю, стояли в специально отведённом органайзере. Забыв ответить на приветствие, Маша прошла в кабинет Галактуса.
Как обычно, она терпеливо дождалась, пока он закончит телефонный разговор. Маша смотрела, как за окном падают снежинки, и притворялась, что не замечала задумчивых взглядов, которые бросал на неё Галактус. Она вдруг поняла, он знает о её происхождении, кому же ещё знать об этом, как не ему. Её не удивило это и показалось обыденным, только встали на свои места постоянные отстранения от самых серьёзных и опасных дел. Обидно будет, если убьют императрицу.
– Да, Маша, – Галактус положил телефонную трубку прямо на стол, наверное, не хотел, чтобы его отвлекали во время разговора. – Вышло дело из-под контроля. И всё, собственно, из-за безалаберности сотрудников.
– Каких сотрудников? – удивилась Маша, она-то ожидала обсуждения взлома.
– Наших сотрудников, Маша, наших. Кайл, сама знаешь, не самый плохой следователь. Но его постоянные истерики до добра не довели. Знал я, что однажды он сорвётся. Зачем он к тебе в дом полез, неизвестно, но полез не вовремя.
"Орлова, что-то твоя юбка недостаточно короткая. Получить полковника не хочешь?" Кайл, на издевательства которого она давно перестала обращать внимание, полез в её в дом. Его ворчание вошло в норму, как звук капели весной или шёпот дождя в межсезонье. Говорят, он ещё и работал, а не только заводил беседы о званиях, но Маше казалось – они друг без друга уже не существуют.
– Как это – полез? – сдавленно проговорила Маша, живо представляя себе Кайла, обдирающего обои в её гостиной, а затем стоящего посреди комнаты с ведёрком краски в размышлениях – что бы такого написать?
– Сломал замок и вошёл. Нашли отпечатки. Он неплохой следователь и отвратительный преступник, как оказалось, – Галактус нажал кнопку переговорного устройства. – Рената, принесите нам кофе, будьте добры.
Он помолчал.
– Простите, Рована.
– Одну минутку, – Ровану нисколько не расстраивало то, что призрак её предшественницы до сих пор витает в стенах Центра.
– Этого не может быть, – сказала Маша уверенно. Её не так удивил сам взлом, как то, что Кайл оставил отпечатки. – Может, он и не очень хороший человек, но он профессионал. Если бы он полез ко мне, мы бы никогда не узнали.
Бесшумно распахнулась дверь, и в комнату вплыла Рована в строгом английском костюме, и никаких мини-юбок, только прямые, идеально сидящие брюки. Она поставила перед Галактусом поднос с двумя чашечками кофе и уплыла обратно.
– Узнали, – Богдан Сергеевич взял одну чашку с подноса, – его нашли мёртвым в твоём доме. Убитым.
Последнее уточнение было весьма кстати, потому что растревоженное воображение тут же принялось рисовать Кайла, который закончил нанесение ритуальных надписей на стену и собирается ритуально свести счёты с жизнью.
– Рауль и Мартимер ничего мне не сказали, – только и смогла произнести она.
– Не хотели тебя волновать раньше времени. Ты же понимаешь, что вслед за ним, скорее всего, явились боевики "Белого ветра" в надежде застать тебя и убрали ненужного свидетеля.
– Но они даже своего фирменного знака не оставили, – вставила Маша в неторопливую речь Галактуса. Ей тут же подумалось, что "Ветер" мог и не оставить после себя любимую спираль. Они просто решили, что навели на город достаточно страху, чтобы их начали узнавать без подписи.
– Вероятнее всего это они, – терпеливо повторил Богдан Сергеевич. – Поэтому тебе нужно срочно уехать из города. Домой не заезжай, вещи первой необходимости лучше купи новые. Билеты на поезд забронированы на твой паспорт, на вокзал поедешь на служебной машине.
От нахлынувшего на неё потока информации Маша даже не пыталась защититься. Она сидела, скорбно уронив плечи и сжав ладони между коленями.
– А Сабрина?
– Сабрину не обидим, – Галактус ободряюще улыбнулся ей.
Маша прикидывала, как всё это объяснить Луксору, когда Богдан Сергеевич добавил:
– Раненому тоже придётся поехать с тобой. Есть данные, что в его квартире были. Пусть сбежит из больницы, позже сообщим, что он уехал в санаторий.
Центр знает всё. Центр не может не знать всё.
– Замечательно. Куда мы поедем? – Маша чуть приободрилась. С Луксором не так страшно. Он всё-таки маг. И когда она стала относиться к магам с большим доверием, чем к людям?
– В Светловск, если точнее, то в его пригород. В Новое Чеховское. Это открытый дачный посёлок, без сторожа. Доберётесь из города на электричке. Ну ничего, ты разберёшься, я уверен, – Галактус допил кофе и бросил взгляд на часы. – Собственно, через три часа на служебной стоянке машина будет вас ждать. У тебя документы с собой?
Маша кивнула.
– Отлично. Возьми и собирайся, адрес здесь написан, – он подвинул к ней сложенную вчетверо карту, ещё пару листков с напечатанным текстом и пластиковую карточку крупного банка.
– А как убили Кайла? И в какой комнате? – спросила Маша, опустив глаза.
– В твоей.
На ослабевших ногах она добралась до своего кабинета и первым делом набрала номер Луксора.
– Тебе нужно сбежать, – произнесла она, почувствовав вдруг, что голос звучит совсем слабо. – Чтобы никто не знал. Через три часа ты нужен мне возле Центра. Сможешь вызвать такси к чёрному входу больницы?
– Да, – надо отдать Луксору должное: его голос не дрогнул.
Маша была благодарна ему, что обошлось без всяких вопросов.
– Твой сосед тоже не должен ничего заподозрить. Осторожнее. Через три часа, хорошо?
– Я понял.
– Спасибо... – кусая губы, прошептала Маша в трубку.
По перрону шла бабушка в расшитой красными маками шали, она вела за руку маленькую девочку, которая то и дело оборачивалась на поезд, как на неведомого и вызывающего беспредельный восторг зверя. За вокзалом тянулась череда домов города Проблеска, Маша первый раз видела его, если это вообще считается – окинуть взглядом потонувшие в деревьях дома из окна вагона. Двухминутные стоянки наводили на неё меланхолию.
Ей было привычно ехать в незнакомый город с одной только картой и без всякой надежды на постороннюю помощь. Даже в открытый дачный посёлок. Только не давали покоя мысли о смерти Кайла. Холод стекла, к которому она прижималась лбом, слегка приводил её в чувство.
Женщина с соседней полки поднялась и сообщила:
– Пойду за чайком схожу.
Она вышла из купе, а поезд медленно тронулся. Луксор отложил книжку, которую всё это время усердно перелистывал, давая Маше возможность побыть наедине со своими мыслями, придвинулся к ней и обнял за плечо.
– Расскажешь мне о себе?
Маша оторвалась от стекла и улыбнулась ему в благодарность за то, что пытался отвлечь её, хотя и не знал, как это делать. За окном потянулся глухой фабричный забор.
– Мне нечего особенно рассказывать. Ты ведь знаешь всё, – она подобрала под себя ноги.
– Не знаю ничего, кроме твоего имени, рода деятельности и некоторых родственных связей, – Луксор тихо рассмеялся и поцеловал её в висок. – И того, что я тебя люблю.
Маша боялась, что когда он выйдет из больницы, вся её вдруг возникшая любовь развеется, окажется самой тривиальной жалостью, и потому она с трепетом ждала момента, когда Луксора наконец выпишут. Условно можно говорить, что его выписали, и выяснилось, что она не может без него. Совсем не может, даже когда он выходит из купе на минуту, чтобы взять у проводника постельное бельё.
Мир пошатнулся так сильно, будто был плоскостью, приделанной к шпилю ратуши, и вдруг налетел ветер. Со скользкой поверхности мира скатился Кайл, а Маша по недоразумению успела схватиться за шпиль и пока что пребывает в мнимом покое. Вот-вот снова налетит ветер.
– Почему ты стала следователем?
В купе вошла их соседка с полной кружкой кипятка. Она устроилась на своём месте и принялась на него дуть.
– Мне всегда до безумия хотелось справедливости, – вздохнула Маша, проводив взглядом глухой фабричный забор, вслед за которым побежали обнажённые рощи. – Вот бы сделать, чтобы все преступники сидели в тюрьме и раскаивались. И ещё недавно я думала, что не все, но хотя бы несколько... самое страшное, что я начала понимать их.
Она прикрыла глаза, и в темноте остался только один звук – соседка хлюпала слишком горячим чаем.
– Я поняла, что смогла бы сама убить, за смертельное оскорбление, за непроходящую боль, за страх. Когда всё это немного уляжется, я уйду с работы, – сказала она и внутренне вздрогнула. Эта мысль, ещё не оформившаяся, мучила её каждую ночь с тех самых пор, как она нашла виноватого.
– По-моему, это необдуманное решение, – шепнул Луксор ей на ухо. – Просто ты расстроена сейчас. Я же видел, как важна для тебя работа.
– Обдуманное, – Маша обернулась к нему. – Важна, и только поэтому я уйду. Следователь не должен стать преступником. Я уверена, когда я всё расскажу тебе, ты поймёшь. В этот раз, чтобы достичь справедливости, не достаточно просто погрозить преступнику пальцем.
Луксор погладил её по руке. Соседка дохлюпывала чай, уставившись в самоучитель по выращиванию томатов, а поезд мерно стучал по стыкам, увозя их всё дальше и дальше от поруганного дома, от чёрного силуэта Руаны, выведенного дрожащей мальчишеской рукой, от мёртвого Кайла, залихватски подмигивающего Маше мёртвым глазом.
Есть оскорбления, которые смываются только кровью. Есть боль, единственное успокоение которой – чужая смерть.
Два года она потратила, чтобы забыться, два года она уверяла себя, что всё кончится. "Никогда не показывай своих чувств", – так постоянно говорила её мать, невысокая, строгая магичка, целительница. Если бы она чаще смотрела в глаза дочери, а не на её осанку, всё могло выйти по-другому. Как хорошо, что она ни о чём не узнала. Она не увидела, как её дочь с идеальной осанкой и безупречными манерами теряет ко всем демонам свою честь.
На смятых шёлковых простынях – не разобрать, какого они цвета – жарко от слов и прикосновений, и в распахнутое окно льётся пьянящий аромат ночных цветов. Она потеряла лицо, она показала свои эмоции, она вывесила их парадным стягом – синим с золотой короной.
И медного цвета волосы рассыпались по обнажённым плечам. Не закрывай глаза, Руана, не закрывай, всё это действительно было. Ты сама покорно пошла за ним, как неразумный демон, ведомый заклинанием. Ты позволила ему сделать всё, хоть и дрожала от страха, хоть и леденели кончики пальцев. Дальний угол замка, комната для гостей... Теперь ты вынуждена признать, он готовился, он даже нашёл эту комнату.
Лорд глава магов природы, Эмар Рекк, что стоило сказать ему решительно – нет. Нет, не прикасайся к коронованной особе, единственное, чего ты достоин – целовать самый край подола у её платья, целовать мраморные плиты, по которым только что ступали её ноги.
Она не сказала, а он коснулся её затылка – пальцы запутались в рыжих волосах – и поцеловал в губы. Глупая, глупая маленькая принцесса, вот и захлопнулся капкан, вот и пошла ты за ним, как приговорённая на заклание.
Он же был ровесником твоего отца, и признайся, наконец, самой себе, о чём ты думала в ту ночь, когда позволила ему обнажить твои плечи, а затем и всё остальное. Ты думала, что любишь его, а ещё о том, что у него есть жена. Он не предупредил тебя, что всё это – игра.
Когда через несколько дней ты призвала его к ответу, он улыбнулся и развёл руками.
– Но я никогда не говорил тебе о любви.
Через два года ты взяла меч, который долго пылился на стене твоих покоев красоты ради. Лишь несколько раз ты снимала его оттуда, чтобы устроить дружеский поединок с братом. Ты плохо умела пользоваться оружием, и брат часто поддавался, чтобы не расстраивать тебя. Милый Эртериг, он всегда переживал, когда ты злилась.
Ты решила, что будет так. Ты решила – не магия, обычное оружие, так больнее. Так он сможет почувствовать то, что ощутила ты. И ни слова о любви. Только о поруганной чести будущей императрицы.
Она убила лорда-обманщика в той самой комнате, на тех самых простынях неясного цвета. Пока он умирал, Руана смотрела ему в глаза. Кончики пальцев не леденели.
...Она стояла в своих покоях, возле большого кристалла, в котором отражалась полностью. Руана дёрнула застёжки на платье, и легкая ткань невесомо опустилась к её щиколоткам. Императрица коснулась своей талии. Бархат матово-бледной кожи свёл его с ума в ту ночь. Она была не просто красива, она была прекрасна. И она ненавидела свою красоту.
Руана подняла меч, лежащий у её ног. Он ярко блеснул, отразив бьющее в окно солнце. Теперь Руана снимала его со стены гораздо чаще. Она провела мечом по своей руке – от плеча к локтю – боль чуть исказила правильные черты лица – и долго смотрела, как падают на мраморный пол капли крови.
По обочине грунтовой дороги бежала собака. Вот она остановилась, принюхалась и начала рыть, пачкая только что выпавший снег грязно-жёлтым песком. По открытой платформе гулял ветер. Маше казалось, она насквозь пропиталась этим ветром. Холодные сутки в поезде, ожидание электрички на продуваемом всеми ветрами перроне, и в голове только одна мысль – не забыть адрес, что делать, если она забудет адрес...
Луксор обнял её, закрывая от ветра. Снежинки искрились в его чёрных волосах в лучах зажёгшихся вдоль платформы фонарей.
– Пригородный поезд сообщением Светловск – Черновые Поляны пребывает на второй путь к первой платформе, – со знакомой до боли интонацией оповестил женский голос из громкоговорителя.
– Замечательно, он уже минут двадцать прибывает, – проворчала Маша, боком прижимаясь к Луксору. – Развалился что ли по дороге...
Она поправила развязавшийся шарф в вороте его куртки. Луксор поцеловал её, и проходящая мимо женщина проворчала, что они нашли не то место. Место и правда было не самое лучшее: унылый от тающего снега пятиэтажный город вырастал прямо за вокзалом.
– Смотри, вот электричка плетется, – кивнул за её спину Луксор.
Маша оглянулась: из-за леса действительно выползало синее трёхвагонное чудо, уютно озаряющее желтым светом все вокруг. Электричка оказалась почти пустой и, устроившись на деревянной скамейке возле окна, Маша устало вытянула ноги.
– Представь, – сказала она Луксору, – мы с тобой взяли и сбежали из города. Просто так. Приключение.
– Не могу поверить, что я решился на такое, – улыбнулся он.
Пользуясь безразличием потонувшего в темноте пригорода, они всю дорогу воображали себя подростками, держались за руки и украдкой целовались.
– Главное, не пропустить нашу станцию, – прошептала ему Маша.
Новое Чеховское встретило их пустынной платформой с единственным фонарём. Припорошивший сбитые ступеньки лестницы снег был чист и нетронут. Маша полезла в карман куртки за перчатками. За обнажённой берёзовой рощицей показались дома. Большинство из них и правда были хрупкими сарайчиками для пережидания непогоды и хранения садового инвентаря, некоторые – кирпичные, занимали весь участок.
Вспоминая схему дороги, которую она пыталась заучить накануне, Маша оглянулась: цепочку их следов заметал снег. Она поправила сползшую на глаза вязаную шапочку. В нескольких домах Маша заметила огоньки.
Они почти дошли до утыканного одеревеневшими стеблями лебеды пустыря, когда Маша обнаружила табличку с нужным номером аллеи. Их дом оказался тут же – в десятке шагов от таблички. Глухой и совершенно гладкий забор не давал возможности заглянуть во двор. Маша нашарила в сумке холодную связку ключей.
Последний фонарь остался достаточно далеко, и разглядеть представшее перед ними строение во всех подробностях не было возможности. Оно оказалось средних размеров – больше и на вид надёжнее сарая, тем не менее не вызывающее лишних сплетен своими размерами.
– Надеюсь, ничего не перепутала, – Маша звякнула ключами, открывая двери дома.
В доме было не теплее, чем на улице. Уронив по дороге стул, она прошла к окнам, через которые в комнату падал свет далёкого фонаря, и задёрнула на них шторы. Луксор щёлкнул выключателем, под потолком вспыхнула лампочка.
– Мило, – охарактеризовал комнату он.
Напротив двери притаились кухонные шкафчики и небольшой холодильник, посредине комнаты стоял круглый стол и несколько стульев. Один, правда, лежал. Луксор восстановил его в нормальное положение и открыл дверь в следующую комнату. Маша прошла следом за ним.
Здесь оказалась спальня: широкая кровать в углу, диванчик, телевизор на тумбочке. Маша испуганно задёрнула шторы и тут. Ещё две комнаты: кладовка с запасом продуктов и довольно приличная для дачного домика ванная. Из кухни имелся выход на летнюю веранду, но дверь туда была наглухо забита.
– Отопление газовое, – сказал Луксор. – Сейчас включим, и будет теплее.
Маша уже и не надеялась отогреться. Она открыла на кухне кран и, пока он рычал на незваных гостей и изрыгал из себя ржавчину, загремела в шкафу посудой: она искала чайник. Из продуктов, оставшихся с дороги, удалось приготовить нехитрый ужин. Получилось даже согреть руки о чашку чая. Чашки оказались на самой верхней полке, простые, синие, и Маша долго отмывала с них пыль.
Она поняла, что специально так долго возится с одним глотком чая, чтобы оттянуть сложную беседу, и произнесла: