Текст книги "Императрица и ветер (СИ)"

Автор книги: Мария Чурсина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 58 страниц)

Глава 11. Одиночество

– Вы сказали вечером, так? – Маша прокрутила диктофонную запись назад и представила её на прослушивание председателю поселкового совета.

Она откинулась на спинку плетёного кресла, её собеседник, напротив, весь подался вперёд, как будто тысячный разговор про Кристину его донельзя занимал.

– Вечером, – сама себе ответила Маша. – Это правда, и это подтверждается показаниями молодых людей.

По летней кухне бродил Шредер. Время от времени останавливаясь, чтобы рассмотреть вышитый пейзажик на стене или изысканную фарфоровую чашку возле мойки.

– У меня тут просто возникла мысль. По их показаниям, в магазин они ушли в два. Дня, разумеется. Значит, ближе к трём они занялись поисками подруги. Любопытно, почему они не зашли к вам сразу же, логично же было предположить, что Кристина попросит помощи у такого вызывающего всеобщее доверие человека, как вы?

Шредер снял с навесной этажерки фигуру японского божка, покрутил её в пальцах, хмыкнул и поставил на место.

– Я не знаю, что вам и ответить, капитан эээ... Орлова, – развёл руками председатель совета. На его в меру волосатой груди блестели капельки пота.

– Вспомните, пожалуйста, точно ли вы в это время были дома? – Маша включила диктофон и уложила его на журнальный столик между собой и председателем. – Возможно, вы отлучались, совсем не на долго, ребята заходили к вам, но никого не было дома?

– Нет, ну что вы... я бы сказал, – председатель потряс головой, как будто пытался вытрясти из ушей воду.

Маша посмотрела за его левое плечо: там по-старому колыхалась лёгкая занавеска, заколыхалась в дверном проёме тень, как будто кто-то внимательно следил за их разговором.

– Персик, ну что там такое? – сердито начал председатель, проследив за Машиным взглядом. – Иди к себе наверх. У нас тут взрослые разговоры.

Из-за полупрозрачной занавески, скрывающей дверной проём, вышла девушка, совсем молоденькая и, под стать своему прозвищу, в платье персикового цвета. Осторожно ступая босыми ногами, она пробралась на кухню. Шредер обернулся, послал обворожительную улыбку.

Девушка скривилась и всхлипнула.

Ещё через несколько минут всё переменилось. Председатель застенчиво стучал об дверной косяк.

– Можно я побуду здесь? Я не помешаю вам, слова не скажу.

– Таковы правила, – в который раз вздохнула Маша. – Вы поговорите со своей дочерью позже.

За спиной председателя ангелом мщения возник улыбающийся Шредер, и тот нехотя поплёлся в соседнюю комнату. В прохладной кухне теперь уже совсем близко друг к другу стояли два плетёных кресла. Перед Машей, почти касаясь её коленей своими, сидела девушка.

– Давайте ещё раз, по порядку и спокойно. – Маша включила диктофон. В глазах её собеседницы отразилась паника. – Я слушаю.

Она мяла в руках сорванную с соседнего кресла подушку с вышитым геометрическим орнаментом, отщипывала пушинки от шерстяных ниток, и Маше хотелось поймать её запястья.

– Я у папы взяла машину покататься, – всхлипнула она, выдирая очередной клок из подушки. – Он спать лёг после обеда, как обычно, а я тихонько взяла ключи из его кармана.

В окно билась ветка малины, сочные, чуть смоченные росой ягоды, казалось, можно достать, только протяни руку. Маша облизнула высохшие губы.

– Я же не знала, что так получится. Я девочку встретила возле магазина. Она спросила, как попасть в Нью-Питер. Ну электрички же не было, я и предложила её довести до шестого километра.

Маша вытащила из сумки измятое расписание и сверилась с ним. Действительно, на соседней станции останавливалось гораздо больше электричек. Персик не обманывала и, скорее всего, когда везла Кристину, свято верила, что совершает хороший поступок.

– Опустим морализаторство по вопросу "почему сразу не сказала", – Маша сложила расписание. – Как тебе показалось, Кристина хорошо себя чувствовала? Может быть, она как-то странно себя вела?

Персик задумчиво сложила губы трубочкой.

– По-моему, она была обычной. Мы поболтали немного даже... Правда, она злилась сначала, кажется.

Из соседней комнаты послышались голоса: невнятное бормотание председателя, потом короткая речь Шредера, и всё стихло, только шлёпались об стекло спелые ягоды малины.

– Злилась на тебя? – переспросила Маша.

– Ну нет же. Просто злилась, – Персик развела руками, потом словно опомнилась и опять вцепилась в подушку. – Не знаю, на кого. Просто была в плохом настроении.

Машину она видела ещё на подходе к дому. Старенький, но ухоженный седан стоял на бетонной площадке, уже готовый к путешествию в районный центр, куда семья собралась за продуктами.

– Она не рассказывала, как сюда попала, про своих друзей? – Маша склонилась к ней, уперевшись локтями в колени.

В соседней комнате опять послышались голоса, но на этот раз интонация больше всего соответствовала мирной беседе.

– Нет, ничего такого. Только про шмотки и про поступление. Мы же с ней не лучшие подружки, – Персик с надеждой заглянула ей в глаза. – А вы меня отпустите?

Маша улыбнулась.

– Отпущу, что же мне ещё с тобой делать. Скажи ещё вот что. Когда ты привезла Кристину на ту станцию, она сразу пошла на платформу?

В соседней комнате события развивались по-своему, беседа перетекла в рассказывание друг другу анекдотов. То и дело оттуда доносился смех.

– Ну да, я её почти до самой платформы и довезла. Там вокзал есть, она вроде бы собиралась билет покупать.

Из-под стола выбралась кошка, потянулась гибким белым телом и уселась на полу, поглядывая то на Машу, то на её собеседницу.

С фонарного столба на неё смотрела улыбающаяся Кристина: тёмно-каштановые волосы рассыпались по плечам, джинсовая куртка растопыривалась на груди, открывая смешную детскую футболку с медвежонком. С улыбающейся мордашкой Кристины никак не вязался сухой канцелярский текст: «Пропала... года рождения... особые приметы...». Она улыбалась с каждого фонарного столба.

– Где его демоны носят? – Маша в четвёртый раз набирала номер Кайла и слушала длинные гудки в ответ.

Шредер со скучающим видом стоял в нескольких шагах от неё. Вот он сорвал травинку и сунул её в рот.

– Он тебе, вообще-то, зачем сдался?

На вокзале станции семьсот семьдесят шестого километра билетёрша Кристину не помнила. На платформе дед в камуфляже кормил голубей семечками, и ветер гонял сухие стручки акаций, вдалеке целовались девушка и парень. Следующая электричка грозилась прибыть на первый путь через несколько минут.

– Нужно предупредить. Мы ведь договаривались встретиться. В конце концов, мы вместе ведём дело, – Маша отчаялась и на шестом длинном гудке сбросила вызов.

От платформы тропинка вела вглубь рощи акаций, за которой предполагался дачный посёлок, по размеру гораздо больший, чем Низинка. По тропинке к платформе шла девушка, ничем особо не привлекающая внимания, разве только тем, что в самый солнцепёк решилась выбраться из уютной дачи. Она шла, склонив голову к земле. У её бедра болталась спортивная сумка на широком ремне.

– Ну хорошо, последний раз, – Маша снова набрала номер Кайла. Шредер закатил глаза.

Прислушиваясь к сообщению о том, что абонент где-то не там, она наблюдала за девушкой. Та остановилась возле старой акации, подумала, сорвала с неё какое-то объявление.

– Стой, – прошептала Маша, опуская руку с телефоном.

Девушка на ходу сунула лист бумаги в сумку, взялась за ржавую трубу, заменяющую перилла, и стала подниматься к платформе. Она как будто ничего не видела перед собой, а может быть, считала ступеньки. Ещё раз объявили электричку, теперь она уже была совсем близко – гудели рельсы.

Пахнуло дёгтем. Девушка отряхнула джинсы и направилась к ближайшему столбу, чтобы и с него сорвать объявление о пропаже Кристины. Чёрный камень в кольце блестел в солнечном свете. Бумагу она комкала в левой руке, и совала в сумку, которую даже не пыталась застегнуть.

– Стой! – крикнула Маша, и в этот момент по рельсам загрохотала электричка.

Синие вагоны проскакивали мимо... три, четыре, пять. Взвизгнули тормоза, электричка встала. Из открывшихся дверей посыпались люди: бабушки в цветных шляпках и с каталками, смеющиеся молодые люди в пляжных нарядах, едва прикрытых цивильной одеждой, мамы с пищащими на все голоса детьми. Запахло сигаретным дымом и духами.

Машу оттеснили к ограде платформы, а через минуту уже всё опустело. Жизнерадостно свистнула и тронулась электричка. Процессия дачников удалялась по тропинке под акациями. Девушки, срывающей объявления, на платформе уже не было.

– Ну что, поехали в город? – нетерпеливо отбросил травинку Шредер.

– Инника, – пробормотала Маша, не в силах оторвать взгляд от комка бумаги, оставшегося валяться на платформе. – Это ведь она была.

– Ну сейчас придётся рассказывать. Новости же.

   Рената, стоящая возле окна в приёмной, дёрнулась, как будто её застукали на месте преступления. Некстати Маша вспомнила, что окно приёмной выходит как раз на автостоянку перед Центром.

– Что, прости? – переспросила она, сделав несколько шагов к компьютерному столу Ренаты.

За ним, по-хозяйски закинув ногу на ногу, сидел Рауль.

– Нет, – пробормотал он себе под нос, – я определю владельца этого мобильного, но что-то семидесятипятилетний дедушка не очень похож на похитителя маленьких красивых девочек.

– Рауль! – позвала его Маша, нависнув над столом. – Кому ты собираешься рассказывать новости?

Тот опомнился и потёр пальцами затылок.

– А, – Рауль с невинным видом обернулся к Маше. – Так тебе же.

– Самунасуки Тено, правильно? – зачитал с листа Антонио.

– Так, – на губах Сабрины появилось что-то похожее на улыбку. Она закинула ногу на ногу и одёрнула просторную светлую юбку.

За окном пищали ласточки. Они носились хороводом по одним им известным нуждам.

– Почему тогда "Сабрина"?

– Имя, распространенное в Киото, не очень привычно для этого города, – она говорила с едва уловимым акцентом. – Чтобы вы не ломали язык.

Антонио поднял взгляд на девушку. Сказать, что она была красивой, всё равно что признать лютый мороз – прохладной погодой. Она была не просто красивой, она была особенной – восточный разрез глаз, вечная полуулыбка, тонкие руки в кольцах. Хрупкая фигура. Чёрные волосы, собранные в самурайский хвост на затылке.

Как раз такие и нравятся мужчинам. Времена красавиц, похожих друг на друга, как фабричные куклы, давно ушли в прошлое. Тем более странно, что по сведениям Антонио Сабрину ни разу не видели с мужчиной, у неё не было даже намёка на личную жизнь.

– Ты знаешь, зачем я тебя вызвал, – Антонио собрал листы её досье аккуратной стопкой и положил на них руки.

Сабрина кивнула.

– Поговорить о нападении на Машу.

– Правда. Вы ведь давно уже знаете друг друга?

– Мы дружим с первого курса, – руки она сложила на коленях. Оба запястья были обхвачены необычными плетёными браслетами. Если не увидишь сам, какая ловкость в этих тонких руках – не поверишь, что они убивают. – Антонио, ты подозреваешь меня?

Он усмехнулся, тряхнул головой.

– Конечно, нет. Глупо пытаться убить подругу, чтобы потом рисковать жизнью ради её спасения. Я думал о другом. Вы с Машей в очень близких отношениях. Может быть, она рассказывала тебе о чём-нибудь?

Сабрина молча покачала головой.

– Вы не ведёте задушевных бесед?

– Маша доверяет мне. Я уверена, она бы рассказала, если бы это было необходимо, – Сабрина поправила браслет на правой руке.

Ласточки верещали, как оглашенные.

– Ты не закончила институт. Уезжала на пять лет в Киото. Это очень много. Ты уверена, что Маша до сих пор тебе доверяет как на первом курсе?

Это был подлый и даже не прикрытый вежливостью удар, но Антонио знал, что Сабрина его выдержит. Она потёрла левый висок.

– Для настоящей дружбы время и расстояние ничего не значит. Я всегда была и буду уверена в Маше, как в самой себе. Но знаешь, Антонио, на счёт нападения... У меня есть кое-какие догадки.

На самом деле прошло всего полтора часа, но Маша уже чувствовала себя вымотанной до предела. Солнцу давно пора было на запад, но оно всё ещё торчало чуть ли не в зените, в окно дул жаркий ветер, а она как будто из вредности не слезала с подоконника, хотя щёки уже давно стали такими горячими, что прибеги сюда Провизор, он бы тут же заподозрил температуру.

Маша и хотела бы не ждать, но знала, что оторваться не сможет. Ожидание-паразит ело её изнутри. По проспекту Рождественского редко-редко проскакивали машины. А ей, разве ей много было нужно? Всего один белый седан. Чтобы в палящем воздухе почудилось привычное, как шум холодильника, ворчание.

Но нет. Город Проблеск издали строил ей издевательские гримасы.

– Ну-ка слезла с подоконника, – дверь пнули с той стороны, хотя она и так была приоткрыта. На пороге, сунув руки в карманы, в очень независимой позе стоял Шредер.

– Чего ещё, – огрызнулась Маша.

Ещё час, не меньше. Ожидание отпустит её, когда Кайл, наконец, приедет. Что будет после этого, она не знала.

– Ты мне догрубишься сегодня, – пообещал Шредер. – Слезла и объяснила, в чём дело.

Маша потянулась к кружке, на дне которой ещё болтался глоток тёплой минеральной воды. Выпила, поморщилась. И правда, в чём дело? Просто рутина.

– А ты не понял?

– Нет, из твоего пыхтения и путаных рассказов того волосатого я вообще ничего не понял.

– Что тут такого непонятного, – сорвалась Маша, – в двух словах: пока мы с тобой пытались добиться хоть двух взаимосвязанных слов от этих дачников на шестом километре, в Центр позвонил доброжелатель, сказал, мол, приезжайте в Проблеск и сдам вам Кристину с рук на руки. Кайл сел в машину и... короче, теперь он там, а я тут. Замечательно!

Она всплеснула руками и чуть не навернулась с подоконника. Шредер медленно прошествовал от порога к стулу, подцепил его за спинку, подтянул к себе.

– Получается, он тебя кинул, – усевшись, резюмировал он.

Маша призналась себе, что её злило даже не это.

– Он бы сделал так, подвернись ему более или менее подходящая возможность, даже не задумываясь, – она пожала плечами. – Ты прав, я забиваю себе голову полной ерундой. Должна радоваться, что не пришлось провести ещё пару часов в машине на таком солнцепёке.

Она спрыгнула с подоконника. До смерти хотелось занять чем-нибудь руки, и Маша принялась перекладывать бумаги на столе.

– Да у меня тут тонны работы, между прочим, серьёзные преступления, от которых меня оторвали ради девочки Кристины, сбежавшей от приставучих друзей.

Шредер не понял прозрачного намёка или притворился, что не понял, во всяком случае, с её стула он не слез, а только лениво наблюдал за её действиями. За окном коротко и звонко крикнула сирена. Он со скучающим видом поднял со стола одну папку, пролистал бумаги.

– Может быть, хватит копаться в конфиденциальных документах? – спокойствие, которое Маша собрала внутри себя по крупицам, так и норовило улетучиться в открытое окно.

Сверху лежало дело Кристины. Она узнала протокол допроса Инники, её фотографии: одну в школьной форме – девушка стояла, приобняв ствол дерева, другую – сделанную за день до пропажи Кристины. Инника не смотрела в объектив, она улыбалась чему-то своему, а рядом с ней разинул рот в беззвучной речи Ян.

– У вас в мире людей кольца что-то значат? – Шредер рассматривал вторую фотографию – бледное лицо Инники, упавшую на лоб прядь мелированных синим волос.

– В основном, нет, – отрезала Маша, протянув руку за карточкой. – Спасибо за помощь, Шредер.

Он посмотрел на неё, всё ещё стоящую с требовательно протянутой рукой, пожал плечами и бросил фотографию на стол.

– Ясно. А я думал, кольцо Побеждающих просто так не носят.

На допрос она приехала с матерью. Маша встретила их на проходной, хотя и собиралась дожидаться звонка Моцарта у себя в кабинете.

Если Кристина в свои тринадцать выглядела маленькой, но обворожительной девушкой, то шестнадцатилетняя Инника – угловатым подростком. Модные рваные джинсы держались у неё разве что на костях таза, а растянутая футболка делала похожей на мальчишку.

– Здравствуйте, – сказала мама Инники, первая преодолев терминал. Печальный тихий голос заставил замолчать и прислушаться даже Вольфганга, который во всю объяснял девочке, как заполнять пропускной бланк. – Скажите мне, она сделала что-то плохое, да?

– Пока ничего неизвестно, – растерялась от этого голоса Маша. – Ведётся следствие. Давайте поднимемся наверх и поговорим.

Металлический поручень терминала обжог ей руку.

В лифте, где переминалась с ноги на ногу Инника, а её мама стояла, заложив руки за спину, так, как будто её пообещали тут же расстрелять, Маша позвонила Шредеру. Обидно, неудобно, что и Ника, и Мартимера забрали на какие-то подземочные операции.

– Слушай, побудь моим опером.

Бледную заплаканную Иннику они оставили в комнате для отдыха, там ласково журчал фонтанчик, подвывал ему кондиционер, а на столике между креслами громоздилась целая стопка принесённых Ренатой глянцевых журналов. Раньше Рената постоянно выискивала в них что-то, на её взгляд, донельзя интересное и полезное для Маши.

"Посмотри, в этой статье есть десять способов, как завести роман на работе, чтобы начальство ни о чём не догадывалось". "А вот эта статья как раз про то, как пережить расставание с прошлым молодым человеком". Маша досадливо морщилась и отталкивала протянутый ей журнал с очередными мудрыми советами.

Но Инника не интересовалась фонтанами и литературой, она тут же уткнулась в мобильный телефон. Маша уже провела её мать в комнату для допросов, когда в конце коридора появился Шредер. От него пахло кофе и как будто даже свежей выпечкой. Маша вспомнила, что пообедать не успела, а завтракала как обычно второпях. Он кивнул на распростёртое во всю стену окно.

– Я буду контролировать ситуацию? И это обязательно?

– Это сделано из соображений безопасности, – прочитала ему короткую лекцию Маша, едва удержавшись, чтобы не встать в красивую позу. – На случай, если какой-нибудь маг захочет меня поджарить. Такие правила.

– Ты её боишься? – он презрительно ткнул пальцем в сжавшуюся на казённом стуле худенькую женщину.

– Просто такие правила, – ощущая, что в который раз за этот день начинает выходить из себя, повторила Маша.

– Ладно, капитан, не злись, – Шредер изобразил улыбку детсадовца, которого назначили главным по раздаче пластилина.

В комнате для допросов она привычно бухнула на стол перед собой толстую папку с делом, включила диктофон. После нескольких формальных вопросов разговор пошёл легче, и Лима, как представилась мама Инники, перестала умоляюще заглядывать в глаза Маше.

– Пожалуйста, не относитесь к Ин очень уж строго, – комкая в руках бумажный носовой платок, попросила женщина. – Она очень замкнулась после того, как потеряла отца... и переживает из-за Крис. Девочки были хорошими подругами, всегда вместе. Вы, наверное, знаете, они же ещё и из одной касты. Мы, учёные, всегда стараемся держаться друг друга. Я помогала расклеивать объявления в пригороде.

Проглотив мысль о жалобе, которую заплаканная девочка написала на неё, Маша покивала.

– Да, мы ищем Кристину. Но сейчас я хочу поговорить не об этом, – она подвинула через стол карточку, которая так удачно оказалась – на самом верху в папке с делом. – Посмотрите на эту фотографию. Здесь на вашей дочери надето так называемое кольцо Побеждающих.

Лима буквально выдернула карточку из-под Машиных пальцев, зацепившись взглядом за единственную мелочь, за чёрный блестящий камень на пальце дочери.

– О, Мой Разум! Как она могла его взять... Это же кольцо её отца.

Она повернула фотографию и так, и эдак, словно желая убедиться, что доказательство смертного греха – не подделка. Маша ждала. Десяток минут назад, поднимаясь в лифте, она обратила внимание на пальцы Инники, то и дело сжимающиеся на ремне джинсов. На её пальцах не было никаких колец.

– Это кольцо её отца, – Лима подняла на неё глаза, – он как раз входил в отряд Побеждающих. Он был в отряде, который убил богиню смерти, выжил и погиб во время второго восстания демонологов. Всего пять лет назад, Ин хорошо помнит это время.

– Я посмотрела сводки за тот год, – кивнула Маша.

Побеждающие были неофициальным отрядом в мире магов, куда имел право вступить любой желающий маг, из каждой касты. По большей части они занимались тем, что геройствовали: помогали при стихийных бедствиях, в вооружённых конфликтах принимали сторону императора. После памятного сражения с богиней смерти, произошедшего ещё до Машиного рождения, многие погибли, ещё больше разбежалось, но, как оказалось, Побеждающие не перестали существовать.

– Понимаете, я храню кольцо у себя в шкатулке как семейную реликвию, даже не представляю, зачем Ин взяла его, – пожаловалась Лима. – Если честно, от него даже вреда больше, чем пользы. Кольцо само по себе никакой не артефакт, а просто символ. А врагов у Побеждающих всегда было предостаточно.

– Между ней и Кристиной вы в последнее время не замечали разногласий, споров?

Лима притихла, глядя на Машу в упор, потом грустно спросила:

– Вы подозреваете, что она могла... Крис...

– Давайте спокойнее. Я с самого начала сказала, что ещё ничего не известно. Вопрос, который я задала сейчас, формальный, – Маша чувствовала, как по её животу текут капельки пота. В комнате для допросов не было ни кондиционера, ни даже самой завялящей форточки.

– Они ссорились иногда, ну, как и все девочки в этом возрасте, сложное время. Но Ин никогда бы не стала, она не такая. Крис было тяжело, когда мы только переехали в мир людей. Это и понятно, для ребёнка такая встряска, переезд. Её родители, правда, делали ради неё всё, что могли. Но они же бывшие Побеждающие. Им бы сейчас было опасно оставаться в Манталате.

– Да, эта политика, демон ногу сломит, – пробормотала себе под нос Маша.

– Девочке нужен отец, – горько вздохнула вдруг Лима. – Это какая-то черта характера. Сила что ли... У вас, наверняка, всё в порядке с этим.

Маша улыбнулась. Иногда она боялась завраться, потому что в половине случаев она говорила, что её отец умер, а в другой половине с не меньшим горем в глазах утверждала, что он бросил их с мамой и женился на другой женщине. В детстве после таких слов её всегда жалели и угощали конфетами или яблоком. Но, если разобраться, Маша не так уж и стремилась обмануть весь мир, она честно верила в каждый из этих вариантов по очереди.

Когда Маша разговаривала с Инникой, в коридоре послышался шум, загудели голоса.

Кайл приехал, – поняла Маша, и внутри не стало горячо от обиды.

Инника сидела боком, как будто бы зашла всего на секунду, поинтересоваться текущими делами, а Маша заставила её остаться, выпить чаю с тортом, попробовать только что испёкшихся куриных крылышек, а потом снова вернуться к чаю.

Разговор тянулся и тянулся. Электронные цифры на диктофоне сменяли друг друга, записывались односложные ответы Инники, усталый голос Маши, который – она знала – к концу рабочего дня звучит именно так, как бы оживлённо она не пыталась вести допрос.

– Вы сорились с Кристиной?

Всё это – рутинная работа, как капли крови на пыльных дорогах Низинки. Стрелки часов бежали к четырём.

– Ничего мы с ней не ссорились.

– Почему ты надела кольцо своего отца?

– Я же сказала вам. Глупо, я знаю. Мы с мальчишками поспорили. Они где-то прочитали, что Побеждающих ловят на улицах по одному какие-то людские группировки и бьют. Кристина сказала, что всё это глупость и в доказательство вызвалась носить кольцо неделю и меня подговорила. Тогда был как раз предпоследний день.

– Кристина тоже носила кольцо Побеждающих?

– Да, я же сказала вам.

Маша потёрла уставшую поясницу и откинулась на спинку стула. В горле пересохло. У неё ещё осталось треть бутылки с солёной минеральной водой, но нечего даже мечтать о холодном – бутылка забыта на столе, и сейчас лучики солнца ползают по синей этикетке. В коридоре всё стихло.

– Зачем ты срывала объявления?

Девочка посмотрела на неё исподлобья, моргнула.

– Ты слышишь меня? – чтобы привести её в чувство, Маша хлопнула ладонью по столу. – Зачем ты срывала объявления?

Инника подалась вперёд, вцепившись пальцами в самый край стола так, что Маша испугалась – сейчас переломятся хрупкие суставы.

– Я не срывала, – она отозвалась хрипло, как будто тренируясь для грозного рыка. Но рыка не вышло, вместо этого она закричала, срывая голосовые связки: – Я не срывала, не срывала, не срывала! Слышите, вы! Я не срывала!

Когда из подвала прибежал Провизор, вызванный по случаю чрезвычайной ситуации, Инника стояла на коленях, молотя кулаками по полу. Маша ждала его возле двери, обречённо раздумывая о том, что очередная жалоба ей гарантированна. Иступлённые крики девочки сбежался послушать весь Центр.

– Придётся держать, чтобы не дёргалась, – рассудил Провизор, обламывая головку ампулы. – Мне нужно её предплечье.

Шредер, временно вошедший в роль оперативника, благосклонно кивнул.

После укола Инника как-то сразу обмякла и даже позволила проводить себя на казённую койку в подсобке Провизора. Рассматривая ампулу, которая осталась валяться в комнате допросов, Маша тяжело вздохнула.

– Мне бы тоже не помешало пару кубиков.

...Минералка на столе нагрелась как раз до состояния "трудовой пот", и всё равно Маша выпила треть бутылки залпом. В крошечном зеркале, которое стояло на полке, зажатое с двух сторон пачками папок, отразилось нечто, на что ей даже смотреть не хотелось. Пискнуло переговорное устройство.

– Богдан Сергеевич вызывает, – недовольным тоном сообщила Рената и сбросила вызов.

Вот чем Маша заслужила такой отвратительный день?

Никакой девочки Кристины в кабинете Галактуса не наблюдалась, как и самого хозяина кабинета. Маша боком проскользнула в приоткрытую дверь и опустилась на едва ли не самый ближний к двери стул. Кайл её появление проигнорировал, как сидел, уперевшись лбом в подставленные кулаки, так и не пошевелился.

– Как продвигаются поиски Кристины? – Кайл поднял голову и удостоил её взглядом. Наверное, сегодня он был ещё бледнее, чем обычно. Мокрая от пота прядь волос прилипла ко лбу.

– Я допросила её подругу. Выяснилось, что родители обеих принадлежали к отряду Побеждающих.

– Это было ясно с самого начала, – перебил её Кайл.

– Да, но с самого начала никто не сказал мне, что девочки решили надеть кольца из чёрного камня.

– Что это меняет? – хмыкнул он.

Маша не то, что хотелось провалиться на месте, ей казалось, что провалилась она уже давно, а на поверхности слышен только её голос, сдавленный земными толщами.

– Многое. Например то, что на Кристину могли наткнуться какие-нибудь идейные противники Побеждающих или просто охотники за артефактами. Кроме того, дочь председателя призналась, что подвозила Кристину до соседней станции, а там плотность населения...

– То есть, где находится Кристина, неизвестно до сих пор.

В словах Кайла было всё: презрительное "ну и понабирали же в Центр всякого сброда", укоризненное "время идёт, а девочка ведь и помереть может" и даже уставшее: "Вселенский разум с тобой, иди, допрашивай бродячих собак, если тебе это так нравится".

– Известно, – упрямо повторила она. – Кристина находится между Нью-Питером и станцией семьсот семьдесят шестой километр. Она была в адекватном состоянии, она села на электричку и не доехать могла только под действием внешних причин.

– Ну да, маленькие, накачанные наркотой девочки, они такие умные.

– Обсудили всё? – дверь хлопнула. – Теперь я хочу услышать это в виде связного отчёта.

Галактус опустился в своё кресло и посмотрел на неё задумчиво и немного устало.

Но он хотя бы уезжал на обед, – вспомнила Маша.

– Ну же. Мне выйти и послушать за дверью? Без меня разговор у вас идёт куда лучше.

Из открытых половинок окон нёсся шум проспекта. Пророкотал мотоцикл, взвизгнула правительственная сирена.

– Извините, – выдавила из себя Маша. – Я знаю, что Кайл уезжал в Проблеск, потому что оттуда поступил странный звонок. Хотелось бы знать, что произошло.

– На встречу никто не явился, – отчитался Кайл, и Маше стало понятно, почему он сидел, уткнувшись носом в полированную поверхность стола. – Рауль выявил владельца телефона, но оказалось, что он всего лишь дал свой телефон воспользоваться какой-то прохожей.

У Кайла сегодня тоже выдался неудачный день.

– Маша? – Богдан Сергеевич обернулся к ней.

– У меня старая версия. Кристина села в электричку на шестом километре, а в Нью-Питере не вышла. Буду опрашивать контролёров и местных завсегдатаев.

Из окна пахнуло душным жаром.

– Очень медленно, господа следователи, очень медленно. И так работают агенты Центра? Да милиция с собаками её быстрее найдёт.

– Других способов нет, – попробовала защитить свою следовательскую честь Маша. – У неё ведь почти нет магии, чтобы зацепиться за это.

– Значит, ищите, за что зацепиться.

Ей живо представилась картина в Центровском коридоре: Галактус и заплаканная мама Инники. "Моя девочка всегда такая спокойная, тихая, и вдруг – истерика... ваши сотрудники... примите меры". Галактус смотрит в сторону и кивает.

Музыку бы погромче, чтобы заглушить эту бесконечную какофонию требований и жалоб.

– Я всё поняла. Разрешите выполнять?

– Выполняйте.

Когда Маша закрывала глаза, уткнувшись в подушку, на часах была половина седьмого.

– Я всего десять минут полежу, – решила она. – Всё успею.

Когда же она проснулась, за окном уже сгущались сумерки, в открытую форточку веяло прохладой, а у соседнего дома зажглась жёлтая жемчужина фонаря. Маша вскочила с кровати, как будто её облили холодной водой.

В доме было темно и тихо, только на кухне теплился свет и едва слышно бормотал телевизор. Сабрина склонилась над пяльцами, можно было подумать, что она не заметила появления Маши в дверном проёме.

Но, возможно и выдумка всё то, что она умеет слышать шаги муравья у себя за спиной, а шаги проснувшейся Маши в коридоре она услышала наверняка.

– Слушай, – помялась на пороге она. – Прости, что так вышло. Я правда очень хотела пойти в кино. На работе целый день только на часы и смотрела.

Сабрина подняла на неё взгляд.

– Я тебе набрала ванну, – сообщила она таким тоном, как будто и не было позорно пропущенного кино.

– Спасибо, – вздохнула Маша

Примерно вот так мы и узнали друг друга: на общей кухне, среди чьей-то невымытой посуды, чих-то подгоревших макарон, в обществе старого чайника с поблекшим цветком на боку и списка дежурств, прикрепленного к стене кусочком липкой ленты синего цвета. Я помнила – синего цвета – как будто это было важнейшим знанием в обоих мирах. Впрочем, кусочка липкой ленты не рассмотреть, не рассмотреть и цветов на гостеприимно-тёплом боку чужого чайника: Сабрина не включала свет. И мы вместе стояли возле окна, борясь каждая с одним и тем же страхом: вдруг захочется тёплой воды проснувшейся посреди ночи пятикурснице из соседней комнаты. Вдруг решит проветриться, окунуться в Нью-Питерскую ночь парень из комнаты напротив.