Текст книги "Кабинет фей"

Автор книги: Мари-Катрин д’Онуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 72 страниц)

Тут Леандр ее перебил.

– Позвольте, сударыня, вас спросить, – сказал он, – если я стану духом, что мне это даст?

– Множество полезных и приятных вещей, – проговорила фея, – вы невидимы, когда вам этого хочется; в одно мгновение вы пересекаете огромные просторы вселенной; вы взлетаете, не имея крыльев; вы спускаетесь в глубь земли, не будучи мертвым; вы погружаетесь в морские бездны и не тонете; вы проходите повсюду, хотя окна и двери заперты; и, как только считаете нужным, вы предстаете в своем естественном облике.

– Ах, сударыня, – воскликнул Леандр, – я хочу стать духом; я собрался странствовать, роль духа сулит мне бесконечные радости, и я предпочитаю ее всему остальному, что вы мне столь великодушно предложили.

– Станьте же духом, – ответила Миловида, трижды проведя рукой по его глазам и лицу, – станьте духом любимым, станьте духом красивым, станьте духом шаловливым.

Затем она поцеловала его и дала ему красную шапочку, украшенную двумя перьями попугая.

– Когда наденете эту шапочку, – продолжила она, – то станете невидимым, а если снимете – вас увидят.

Довольный Леандр водрузил красную шапочку себе на голову, пожелав оказаться в лесу и сорвать дикие розы, которые там приметил: в тот же миг его тело стало легче мысли; он перенесся в лес, вылетев в окно и порхая, как птица; не без страха парил он на такой высоте, а перелетая реку, боялся упасть в нее, да так, что никакое могущество феи его не спасет. Однако ж он счастливо приземлился у подножья розового куста, сорвал три розы и тут же вернулся в свои покои, где его ожидала фея. Леандр преподнес ей цветы, довольный тем, что его первый опыт был столь удачным. Фея велела ему сохранить эти розы; одну – на тот случай, если ему понадобится золото; другой нужно коснуться груди своей возлюбленной, чтобы проверить ее верность; а последняя защитит его от болезни. Затем, не дожидаясь благодарности, фея исчезла, на прощание пожелав ему счастливого пути.

Леандр бесконечно обрадовался только что полученному им чудесному дару.

– Мог ли я подумать, – сказал он, – что за спасение бедного ужа от рук моего садовника обрету столь редкие и огромные возможности? Ах! Что за радости ожидают меня! Какие приятные мгновения! А сколько всего я узнаю! Став невидимым, я проведаю о самых тайных приключениях.

Поразмыслил он и о том, каким острым блюдом отомстит Фурибонду; распорядился должным образом своими делами, оседлал самого красивого скакуна по имени Серебряный и отправился в путь, взяв с собою немного челяди, дабы можно было поскорей распустить слух об его возвращении.

Надо сказать, что Фурибонд, который был превеликим лгуном, сообщил, что, не выкажи он храбрости, Леандр на охоте убил бы и его самого; пока же он перебил всех его людей, и теперь Фурибонд жаждет справедливости. Король, поддавшись на уговоры королевы, приказал схватить Леандра; когда же тот сам явился во дворец с весьма решительным видом, Фурибонду сообщили об этом. Боясь выйти навстречу, тот побежал в покои матери и, сказав, что Леандр явился, принялся умолять задержать его. Королева, ни в чем не отказывавшая своему уродцу, не преминула разыскать короля: и принц, которому не терпелось узнать о принятом решении, без слов последовал за ней и притаился за дверью, приникнув к ней ухом и откинув волосы, чтобы лучше слышать. Леандр же пришел в большой зал дворца, надев красную шапочку и став невидимкой; заметив подслушивающего Фурибонд а, он взял гвоздь и молоток и накрепко прибил его ухо к двери.

Фурибонд, придя в бешенство, отчаянно бился о дверь, испуская пронзительные вопли. Услышав их, королева побежала освободить его, да и оторвала ему ухо напрочь; он обливался кровью и корчил такие ужасные гримасы, точно ему перерезали горло. Безутешная королева сажает его к себе на колени, целует оторванное ухо и прилаживает обратно. Тогда Принц-Дух берет те розги, какими стегают монарших собачек, и давай хлестать королеву – по руке, а сынка – по роже; та принялась вопить, что ее бьют-убивают; приходит король, сбегается народ, глядь – а никого и нет. Тут кругом зашептались, что королева сошла с ума, когда увидела оторванное ухо Фурибонда. А король-то этому верит пуще всех: она к нему, а он от нее: презабавная вышла сцена. Наконец добрый Дух, наградив Фурибонда еще тысячей ударов, покинул зал, вышел в сад и стал видимым: тут он принялся дерзко рвать вишни, абрикосы, клубнику и цветы в саду и на грядках королевы, подходить к которым было запрещено под страхом смерти, ибо она одна только их поливала. Удивленные садовники доложили Их Величествам, что принц Леандр обрывает фруктовые деревья и цветы в саду.

– Какая дерзость! – воскликнула королева. – Мой миленький Фурибонд, дорогой малыш, забудь на мгновенье о больном ухе и беги к этому злодею: возьми наших мушкетеров, солдат, придворных, возглавь их сам, поймай его и изруби на рагу.

Воодушевленный матерью, Фурибонд во главе тысячи вооруженных до зубов стражников входит в сад – и что же: Леандр, встав под деревом, бросает в него камень, поранив ему руку, а войско бомбардирует сотней апельсинов.

Фурибонд хотел было подбежать к Леандру – но вот того уже нигде и не заметно: невидимкою он прошмыгнул Фурибонду за спину, обмотал ему ноги веревкой да и дернул; растянулся Фурибонд, уткнувшись носом в землю: его подняли и отнесли в кровать, совсем ослабевшего.

Леандр, довольный местью, вернулся к лакеям, дал им денег и велел возвращаться в свой замок, не желая, чтоб его хоть кто-нибудь сопровождал – ведь тогда стал бы известен секрет красной шапочки и роз. Он еще не знал, куда хочет пойти; вскочил на славного своего Серебряного да и отпустил поводья; так он пересек леса, равнины, холмы и долины, без счета и без числа; иногда отдыхал, ел и спал, не встречая на пути ничего достойного упоминания. Наконец Леандр прибыл в один лес, и было там так жарко, что он спешился посидеть немного в тени.

Сидел он, сидел и вдруг услышал вздохи и рыдания; оглядевшись, заметил какого-то человека, который то бежал, то останавливался, кричал, рвал на себе волосы и сам себя бил; несомненно, то был несчастный безумец; однако он показался Леандру молодым и статным; его одежды, некогда великолепные, все были изорваны. Принц, тронутый состраданием, обратился к нему.

– Я вижу вас в состоянии, – сказал он, – столь плачевном, что не могу удержаться и не спросить вас о его причине и хочу предложить вам помощь.

– Ах, господин, – ответил этот молодой человек, – беде моей нельзя помочь: не далее как сегодня моя дорогая возлюбленная принесет себя в жертву старому ревнивцу, у которого много денег, но зато он сделает ее самым несчастным созданием на свете!

– Так она вас любит? – спросил Леандр.

– Смею надеяться, да, – промолвил он.

– И где она? – продолжил принц.

– В замке на краю этого леса.

– Ну что ж, подождите меня, – заключил Леандр, – я принесу вам оттуда добрые вести в мгновение ока.

Вмиг надел он красную шапочку и пожелал перенестись в замок. Не успел он еще там оказаться, как услышал приятные созвучия; а уж внутри-то повсюду пели скрипки и прочие музыкальные инструменты; он вошел в большую гостиную, где полным-полно было родных и друзей старика и юной барышни, прекрасней которой на свете и не сыщешь; но ее бледность, грустное лицо и слезы, часто выступавшие на глазах, ясно говорили о том, как она страдает.

Леандр, Дух-невидимка, притаился в уголке, чтобы присмотреться к присутствующим: он увидел, как отец и мать этой милой девушки вполголоса бранили ее за недовольный вид, а потом вернулись к гостям. Дух встал позади матери и шепнул ей на ухо:

– Почему ты заставляешь свою дочь отдать руку и сердце этому уроду, – уверяю тебя, не пройдет и недели, как ты будешь наказана за это смертью.

Придя в ужас от голоса, угрожавшего ей ниоткуда, женщина громко вскрикнула и упала. Муж спросил, что стряслось. Та воскликнула, что, если свершится бракосочетание ее дочери, ей придется умереть, и посему она не потерпит этого ни за что на свете. Муж принялся с насмешкой бранить ее пустою выдумщицей; тут Дух и ему сказал потихоньку:

– Недоверчивый старик, да ты и сам умрешь, коли не поверишь жене своей; разорви супружеские узы дочери и поскорее отдай ее любимому.

Эти слова произвели чудодейственный эффект: жениха тотчас же выпроводили, объяснив, что так велели высшие силы; он, будучи нормандцем[36]36
  …он, будучи нормандцем… – Нормандцы пользовались славой лгунов и сутяг; нормандской до сих пор называется манера говорить уклончиво. Ср. в баснях Лафонтена, книга 7, басня 7 «La Сонг du Lion» («Двор Льва»): «Ne soyez à la Cour, si vous voulez у plaire, | Ni fade adulateur, ni parleur trop sincère; | Et tâchez quelquefois de répondre en Normand», т. e. «Не будь при дворе, коли хочешь там нравиться, | Ни бессмысленным льстецом, ни слишком честным на слово, | А отвечай иной раз на нормандский манер». Мадам д’Онуа, сама по рождению нормандка, в данном случае следует парижской моде.


[Закрыть], принялся было спорить и скандалить; но Дух прокричал такое ужасное «угу-гу» ему в ухо, что едва не оглушил, а в довершение всего еще и сплясал на его подагрических ногах, так что совсем их раздавил.

Тогда побежали в лес на поиски влюбленного, по-прежнему пребывавшего в отчаянии. Так хотелось Духу снова его увидеть, что с его нетерпением мог поспорить разве что пыл юной возлюбленной. Влюбленные чуть не умерли от радости; пиршество, приготовленное для бракосочетания со стариком, послужило для их счастливой свадьбы; Леандр же, оставив обличье духа, внезапно появился в дверях гостиной как незнакомец, привлеченный звуками праздника. Жених, едва заприметив, бросился к его ногам, выражая ему тысячу всевозможных благодарностей. Леандр провел в этом замке два дня и мог бы разорить хозяев, если б захотел: ведь они предлагали ему все свое добро. С глубоким сожалением он оставил столь славное общество.

Отправившись в путь, он пришел в один большой город, где жила королева, которой нравилось пополнять свой двор самыми красивыми людьми. Прибью, велел он сшить себе прекраснейшие наряды: ведь ему стоило лишь взмахнуть розой, чтоб денег появилось полным-полно. Легко догадаться, что красивого, умного, молодого, а главное, пышно одетого принца королева с принцессами приняли с превеликим почетом и уважением.

Этот двор был из самых галантных: кто противился любви, тот становился там посмешищем: Леандр захотел последовать обычаю, решив, что превратит любовь в забаву, а уезжая прочь, с легкостью покинет предмет своей страсти; понравилась же ему одна из фрейлин, красавица Блондина; та, само совершенство с виду, была при этом столь холодна и серьезна, что он не знал, с какой стороны к ней подступиться.

Каждый вечер он устраивал для нее восхитительные праздники, балы и комедии, доставлял ей диковины с четырех концов света, но все это ее не трогало; и чем равнодушней она казалась, тем сильней он ее добивался, а более всего подстегивало его то, что она, думалось ему, еще никогда никого не любила. Чтобы убедиться, он решил испытать свою розу: в шутку он коснулся ею груди Блондины – вмиг из свежей и цветущей стала она сухой и увядшей. Хватило этого Леандру, чтобы узнать о счастливом сопернике; это глубоко его уязвило, и, дабы все увидеть своими глазами, он пожелал очутиться вечером в покоях Блондины: и вот вошел туда музыкант с такой злобной рожею, что гаже на свете нет, и прорычал сочиненные для нее три-четыре преотвратительнейших куплета, а девушка обрадовалась им так, словно в жизни не слышала ничего прекраснее; потом урод принялся кривляться как умалишенный, а ей это нравилось, ибо она от него была совсем без ума; и наконец, она позволила, чтобы этот заморыш, себе на беду, поцеловал ей руку. Возмущенный Дух бросился на дерзкого музыканта и, грубо вытолкав его на балкон, выбросил в сад, где несчастный от падения лишился последних зубов.

Порази Блондину молния, она и то удивилась бы меньше; девушка подумала, что это был призрак. Дух покинул покои невидимкою и тут же возвратился к себе, где написал Блондине письмо, полное заслуженных ею упреков. Не дожидаясь ответа, он уехал, оставив свои туалеты оруженосцам и придворным; прочих слуг наградил и оседлал верного Серебряного, полный решимости после такой шутки больше не влюбляться.

Все быстрее и быстрее скакал Леандр: долго не проходила печаль его, да разлука и здравый смысл взяли свое. Прибью в один город, он узнал, что как раз сегодня некую девицу торжественно постригут в монашки, хотя сама она того вовсе не желает; принц был этим тронут: он уж совсем было уверился, что его красная шапочка призвана исправлять ошибки общества и служить для утешения несчастных. Он побежал в часовню: там на голову юной девы в белых одеждах и с распущенными волосами возлагали венок из цветов: двое братьев вели ее под руки, а следом шла мать с большой толпою мужчин и женщин; старейшая из монахинь ожидала всех у дверей часовни. В сей миг Дух возопил:

– Остановитесь же, о злые братья и неосмотрительная мать, остановитесь! Само Небо против этой несправедливой церемонии! Не послушаетесь – вас раздавят как лягушек.

Люди принялись озираться, не видя, откуда раздаются столь ужасные угрозы: братья же сказали, что это любовник сестры забился в какую-то щель и вещает оттуда, как оракул. Но рассерженный Дух взял длинную палку и поколотил их как следует: все видели, как палка сама по себе дубасила их по спинам, точно молот бил по наковальне; удары, вот уж без спору, сыпались самые настоящие. Монахини, охваченные страхом, обратились в бегство; остальные последовали их примеру. Дух остался с юной жертвой; он тотчас снял свою шапочку и спросил девушку, чем может ей помочь: та же с дерзостью, неожиданной для девицы ее возраста, ответила, что есть один рыцарь, который ей небезразличен, но недостаточно богат. Тогда Леандр так взмахнул розой феи Милашки, что оставил им десять миллионов. Они поженились и зажили очень счастливо.

Последнее его приключение было самым приятным: въехав в густой лес, он услышал жалостные крики молодой особы; не сомневаясь, что некая барышня попала в беду, он огляделся и наконец увидел четырех вооруженных людей, уводивших девушку, которой на вид было лет тринадцать или четырнадцать. Леандр очень быстро приблизился и крикнул им:

– Что вам сделало это дитя, почему вы обращаетесь с ней как с рабыней?

– Ха-ха, мой милейший господин, – сказал их предводитель, – а вам-то какое дело?

– Я вам приказываю, – добавил Леандр, – отпустить ее сию же минуту.

– Ну еще бы, так вот прямо сейчас и отпустим, – смеясь, воскликнули они.

Принц в гневе спрыгнул на землю и надел красную шапочку, ибо сражаться в одиночку с четырьмя людьми, стоившими целой дюжины, показалось ему небезопасным. Итак, он надел свою шапочку – и только его и видели. Воры сказали: «Он сбежал, не стоит его искать, поймаем лишь его лошадь». Один остался стеречь девушку, а трое других устремились за Серебряным, который заставил их побегать. Девушка же все причитала.

– Увы, моя прекрасная принцесса, – говорила она, – как я была счастлива в вашем дворце! Смогу ли жить вдали от вас? Знай вы о моем злоключении, уж послали бы своих амазонок[37]37
  …послали бы своих амазонок… – Амазонки – согласно древнегреческой мифологии, племя воинственных женщин, обитавших на побережье Черного и Азовского морей. Зачинали детей от мужчин соседних племен, но жили отдельно от них. Мальчиков отдавали отцам, а девочек воспитывали в воинственном духе, обучали боевым искусствам и охоте.


[Закрыть] за несчастной Абрикотиной.

Услышав такое, Леандр без промедления ухватил державшего ее вора и привязал к дереву, а злодей не успел даже пикнуть, ибо не видел, кто его привязывал. На его крики прибежал еще один и, запыхавшись, поинтересовался, кто это его так приторочил.

– Знать не знаю, – ответил тот, – я никого не видел.

– Это всё твои отговорки, – сказал другой, – а мне-то давно известно, какой ты жалкий трус – вот чего ты заслуживаешь. – И он дал ему двадцать ударов кнутом.

Дух изрядно позабавился, слушая крики несчастного, затем связал и второго вора, схватив его за руки и повернув лицом к приятелю. Не преминул он и попенять ему:

– Что, храбрец ты этакий, тебя-то кто связал, а? Ты-то сам теперь разве не жалкий трус?

Тот смолчал, лишь опустив голову со стыда и все думая, как так вышло, что он связан, а вокруг никого нет.

Абрикотина же, улучив момент, побежала, сама не зная куда. Леандр, потеряв ее из виду, трижды окликнул Серебряного, а тот, поспешая к хозяину, нанес пару ударов копытами двум преследовавшим его ворам: одному разбил голову, а другому сломал три ребра. Так хотелось догнать Абрикотину, ибо Духу она показалась очень милой; пожелав оказаться рядом с нею, он в тот же миг ее и увидел, да еще такой усталой, такой усталой, что ей пришлось к дереву прислониться – ее даже ноги не держали. Завидев бодро скакавшего Серебряного, она воскликнула:

– Славно, славно, вот милый конек, который отвезет Абрикотину во Дворец Удовольствий.

Дух слышал ее, а она-то его не видела. Он подскакал, Серебряный встал, и она вскочила ему на спину; тут Дух крепко обнял ее и к ней прижался. О! Как испугалась Абрикотина, почувствовав рядом невидимку! Не смея шевельнуться, закрыв глаза и лишившись речи, она боялась, что это призрак. Принц уж хотел положить ей в рот лучшие в мире драже[38]38
  Драже. – См. примеч. 1 к «Прелестнице и Персинету».


[Закрыть] – ведь ими всегда были полны его карманы, – но она даже зубов разжать не смогла, так ей было страшно.

Наконец он снял свою шапочку и сказал:

– Отчего же вы, Абрикотина, столь робки и пугливы – ведь это я вырвал вас из рук похитителей!

Тут ее глаза раскрылись.

– Ах, господин, – обрадовалась она, – так это вы, мой спаситель! А то мне страшно было рядом с невидимкой.

– Я не невидимка, – ответил он, – а не замечаете вы меня потому, что у вас, должно быть, глаза болят.

Абрикотина хоть и была весьма умной, но этому поверила. Леандр спросил, сколько ей лет, из каких она краев и как оказалась в руках похитителей.

– Я должна удовлетворить ваше любопытство, ибо слишком многим вам обязана, – промолвила она, – однако, господин, поедемте же скорее дальше, и я расскажу вам все по дороге.

Некая фея, не имевшая себе равных в учености, весьма увлеклась одним принцем, а поскольку она одна из всех фей оказалась столь влюбчивой, то и вышла за него замуж, не слушая подруг, твердивших ей, что она дурно поступает по отношению к миру фей. Тогда они просто изгнали ее, и ей оставалось лишь построить большой дворец невдалеке от их королевства. Принца же, за которого она вышла замуж, приводило в бешенство, что жена знает о каждом его шаге, – вот она ему и надоела. Стоило ему лишь бросить взгляд на другую даму, как она устраивала дома настоящий шабаш[39]39
  Шабаш. – Старший современник мадам д’Онуа, французский писатель и филолог Антуан Фюретьер в своем «Всеобщем словаре французского языка, содержащем слова как старинные, так и новые» (см.: Furetiere 1690), дает, помимо общеизвестного значения слова «шабаш» как собрания ведьм, еще и распространенное в XVII в. бытовое: так называли скандал, устроенный мужу сварливой женой.


[Закрыть] – любое самое милое создание превращала в страшилище.

И в одно прекрасное утро сей принц, не вынеся такого избытка нежных чувств, оседлал коня и припустил от нее так быстро, как только мог; уехал куда подальше и доскакал так далеко, что забился там в расщелину скалы и думал, что уж теперь-то она его не найдет. Это не помогло; фея, догнав его, сообщила, что она на сносях и умоляет его вернуться, что денег, лошадей, собак и оружия у него будет вдоволь, а она еще и построит манеж и заведет во дворце игры с мячами и шарами, чтобы его развлечь. Это его, однако, не убедило – он от природы был упрям и свободолюбив. И как ведь нагрубил-то: назвал ее и кровосоской, и старой каргою.

«Радуйся же, – сказала она в ответ, – что я умней тебя, дурака; да захоти я только – и быть тебе котом, вечно орущим в водосточных канавах, или гадкой жабой, барахтающейся в грязи, а то совой или тыквой: но я поступлю с тобою еще хуже – оставлю тебя здесь вместе с твоим сумасбродством. Сиди же в дыре своей, в темной пещере с медведями, да кликни местных пастушек себе в компанию; авось поймешь когда-нибудь разницу между нищенками да крестьянками и мною – а я фея такая, что стоит мне захотеть, и я милей всех».

Тотчас села она в летучую карету и быстрее птицы умчалась прочь. Вернувшись же, первым делом перенесла по воздуху дворец подальше оттуда, выгнав челядь и набрав вместо нее женщин из племени амазонок и поручила им стеречь остров так, чтоб никогда туда не мог попасть ни один мужчина. Назвала же это место Островом Тихих Удовольствий, имея в виду, что мужской пол таковые доставить не способен; и дочь свою воспитала в том же духе. Это поистине несравненное создание. Я как раз в услужении у этой самой принцессы, а коль скоро вместе с ней правят Услады, то в ее дворце никогда не стареют: вот взгляните на меня – а ведь мне более двухсот лет. Когда моя госпожа выросла, фея-мать оставила ей остров, преподав ей основы счастливой жизни, сама же возвратилась в королевство Фей: а принцесса Тихих Удовольствий чудесно правит своим государством. Сколько живу на свете, а не приходилось, кажется, видеть мне других мужчин, кроме похитителей моих и вас, сударь; а воры эти мне сказали, что их послал один уродливый коротышка по имени Фурибонд, который влюблен в мою госпожу, хотя видел только лишь ее портрет: они слонялись вокруг острова, не смея на него слупить, ибо бдительные наши амазонки не пускают никого; но я, ухаживая за птицами принцессы, упустила ее красивого попугая и, боясь ее гнева, в его поисках неосмотрительно покинула остров; они схватили меня и, когда б не ваша помощь, уж точно увезли бы отсюда.

– Если благодарность вам не чужда, – сказал Леандр, – о прекрасная Абрикотина, могу ли я надеяться, что вы позволите мне проникнуть на Остров Тихих Удовольствий и увидеть эту восхитительную принцессу, которая не стареет?

– Ах, господин, – отвечала она, – пропадем мы с вами из-за этакой затеи! Извольте уметь обходиться без того, чего не знаете: вы никогда не бывали в этом дворце, так и представьте себе, что его и вовсе нет.

– Это не так просто, – ответил принц, – забыть о том, что уже чудесным образом поселилось в памяти; и я не согласен с вами, что полное изгнание нашего пола – надежный способ обретения тихих удовольствий.

– Господин, – ответила она, – решение не в моей власти; признаюсь даже, что, будь все мужчины похожи на вас, принцесса, быть может, приняла бы другие законы: но поскольку я встретила за всю жизнь только пятерых, четверо из которых притом оказались так злы, я и делаю вывод, что плохих все-таки больше и лучше прогнать их всех.

Беседуя подобным образом, они оказались на берегу широкой реки; тут Абрикотина ловко спрыгнула на землю.

– Прощайте, господин, – сказала она принцу, присев перед ним в глубоком реверансе, – я вам желаю такого счастья, чтобы весь мир был Островом ваших Удовольствий; уезжайте быстрее, а то как бы наши амазонки вас не увидели.

– Я же, прекрасная Абрикотина, – отвечал он, – желаю вам чувствительного сердца, чтобы вы иногда обо мне вспоминали.

Тут принц повернул коня и вскоре очутился в густом лесу, что рос на берегу реки. Он снял с Серебряного седло и уздечку, дав ему прогуляться и пощипать травы; сам же надел красную шапочку и пожелал оказаться на Острове Тихих Удовольствий. Это мгновенно исполнилось, и он оказался в самом прекрасном и необычном месте на свете.

Дворец был из чистого золота; он стоял на изваяниях из хрусталя и драгоценных камней, которые изображали знаки зодиака и все чудеса природы, все науки и искусства, все стихии, море и рыб, землю и зверей, охоту Дианы и ее нимф[40]40
  …охоту Дианы и ее нимф… – См. примеч. 9 к «Синей птице».


[Закрыть], благородные шествия амазонок, деревенские забавы, пастушек с их стадами и собаками, хлопоты сельской жизни, земледелие, жатву, сады, цветы, пчел; и среди всего этого разнообразия нельзя было заметить ни мужчин, ни мальчиков, ни даже хоть какого-нибудь бедного маленького Амура[41]41
  Амур. – См. примеч. 5 к «Прелестнице и Персинету».


[Закрыть]: фея была слишком зла на своего легкомысленного супруга, чтобы снизойти до его неверного пола.

«Абрикотина меня не обманула, – сказал принц сам себе. – В этих краях запрещена даже мысль о мужчинах. Посмотрим, много ли они на этом потеряли».

Он вошел во дворец, на каждом шагу встречая вещи столь удивительные, что, стоило ему лишь взглянуть, как его одолевало неистовое желание унести их с собой; золото и бриллианты были не просто редкими по красоте, но еще и поражали мастерством отделки. Повсюду он видел молодых особ, нежных, невинных, смеющихся и красивых, как ясный день; он прошел через огромное количество просторных комнат: одни были наполнены прелестными китайскими шелками[42]42
  …прелестными китайскими шелками… – Китайский шелк появился в Европе в Средние века. В царствование Франциска I (начиная с 30-х годов XVI в.) производство шелка налаживается в Лионе. Китайские мотивы в интерьере, то есть шинуазри, равно как и китайский фарфор, входят в моду во Франции с конца XVII в.


[Закрыть], чей аромат и причудливость цветов и рисунков доставляли бесконечное удовольствие. Стены других были из фарфора, столь тонкого, что при свете солнца они казались прозрачными; третьи – выточены из горных пород: янтаря, кораллов, лазури, сердолика, а комната принцессы целиком состояла из огромных зеркал, ибо такого очаровательного создания не могло быть слишком много.

Ее трон был выточен из цельной жемчужины, лежащей в глубине раковины; принцесса с комфортом на нем восседала; и слева, и справа он был обрамлен гирляндами рубинов и бриллиантов, но и это великолепие затмевала несравненная красота самой принцессы. Выглядела она совсем как ребенок, зато манеры отличались изысканным воспитанием, как у цветущих молодых дам. Ничто не могло сравниться с нежной живостью ее глаз: невозможно было найти в ней ни единого изъяна; она любезно улыбалась фрейлинам, которые в тот день нарядились нимфами, чтобы ее развлечь.

Не найдя Абрикотины, принцесса спросила, куда та подевалась. Нимфы ответили, что искали ее, но безрезультатно. Дух же, сгорая от нетерпения вступить в беседу, сказал голосом попугая (ибо в комнате их было много):

– Милая принцесса, Абрикотина скоро вернется; ее могли похитить, если бы не молодой принц, который ее спас.

Принцесса удивилась столь разумному ответу птицы.

– Вы очень милы, попугайчик, – отвечала она ему, – но, кажется, ошибаетесь; вот вернется Абрикотина – смотрите же, она вас отхлещет.

– Меня не отхлещут, – возразил Дух, все еще подражая попугаю. – Напротив, она расскажет вам о страстном желании этого незнакомца попасть к вам во дворец, дабы разрушить ложные представления, которые вы составили о всей мужской половине.

– Поистине, попугай, – воскликнула принцесса, – жаль, что вы не всегда такой милый, а то как нежно я бы вас полюбила.

– Ах! Если, чтобы вам понравиться, нужно всего лишь разговаривать, – ответил Дух, – что ж, буду болтать без умолку.

– Что ж такое, – продолжала принцесса, – да поклянитесь сперва, что этот попугай не колдун?

– Скорее влюбленный, – сказал он.

В этот миг вошла Абрикотина и бросилась в ноги своей прекрасной госпоже: она поведала ей о приключении и живо описала портрет принца с весьма выгодной стороны.

– Я ненавидела бы всех мужчин, – добавила она, – не встреть его. Ах, сударыня, как он очарователен! Во всем его виде и манерах есть нечто благородное и остроумное; и поскольку все им сказанное бесконечно меня радовало, то, думаю, я поступила правильно, что не привела его сюда.

Принцесса ничего не ответила, продолжив расспросы о принце: не знает ли Абрикотина, как его зовут, из каких он краев, кто по происхождению, откуда явился и куда направлялся – после чего погрузилась в глубокую задумчивость.

Дух за это время успел осмотреться и сказал тем же птичьим голоском:

– Абрикотина неблагодарна, сударыня. Этот несчастный странник умрет с горя, если не увидит вас.

– И что же, попугай? Пусть себе умирает, – вздохнула принцесса, – а тебе, глупой птице, которая смеет тут рассуждать как существо разумное, я запрещаю говорить мне об этом незнакомце.

Леандра обрадовало впечатление, оставленное у принцессы рассказом Абрикотины и речами попугая; он так любовался хозяйкой острова, что позабыл клятвы никогда уж больше не влюбляться: кокетка Блондина тут не могла идти ни в какое сравнение. «Возможно ли, – говорил он сам себе, – чтобы такое совершенство природы, такое чудо наших дней вечно оставалось на острове и ни один смертный не смел бы к ней приблизиться! Но, – продолжал он, – что мне за дело до других, если уж попасть сюда так повезло мне, если я вижу, слышу ее, восхищаюсь ею и уже без памяти люблю?»

Было поздно, принцесса прошла в зал из мрамора и порфира, где воздух приятно освежало множество бьющих фонтанов. Как только она вошла, заиграла благозвучная музыка и подали роскошный ужин. Вдоль стен располагались вольеры с редкими птицами, за которыми ухаживала Абрикотина.

За время своих странствий Леандр научился подражать птичьему пению, и он принялся посвистывать как те птицы, которых здесь не было. Принцесса послушала, огляделась с восхищением и, встав из-за стола, подошла поближе. Дух защебетал вполовину громче и звонче; подражая голосу кенара, он пропел стихи, вдруг пришедшие ему на ум:

 
Прекрасной жизни дни
Бесследно пролетают,
Для тех грустны они,
Кто о любви не знает:
Любовь вас умоляет
В ваш дом ее впустить,
Супруга посылает
Она вам, может быть.
 

Принцесса, удивленная еще больше, подозвала Абрикотину и спросила, не она ли научила петь кого-то из этих кенаров. Девушка ответила, что нет; однако, по ее мнению, кенары столь же сообразительны, как и попугаи. Представив, как Абрикотина дает уроки своему крылатому народцу, принцесса улыбнулась. Потом она вновь села за стол, чтобы завершить свой ужин.

Леандр устал с дороги и был изрядно голоден; он подошел к богато накрытому столу, от которого исходили такие соблазнительные ароматы. У принцессы был голубой кот[43]43
  Голубой кот – порода кошек с гладкой серой шерстью.


[Закрыть], какие в те времена вошли в моду, и она очень его любила; одна из ее фрейлин взяла его на руки и сказала ей:

– Сударыня, Василек хочет поесть.

Тотчас его посадили за стол перед золотым блюдечком, а рядом лежала искусно сложенная салфетка; кот, в ошейнике из жемчуга и с золотым бубенчиком на шее, принялся за еду с видом Раминагробиса[44]44
  Раминагробис. – Имя впервые встречается в романе Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». Н. Любимовым переведено как Котанмордан (см.: Рабле 1973: 341–349). В нарицательный образ хитрого и самодовольного кота превратилось позднее: в частности, так зовут кота в баснях Лафонтена «Союз крыс» (La Ligue des rats), «Кот, Ласка и Кролик» (Le Chat, La Belette et le Petit Lapin) и «Старый Кот и Мышонок» (Le Vieux Chat et lajeune Souris). Кот Раминагробис упоминается в одном из писем В. Вуатюра.


[Закрыть]. «Ого! Ого, – сказал Дух сам себе, – толстый голубой котяра, да он, должно быть, отродясь мышей не ловил и уж наверное не родовитей меня, а какова честь – есть вместе с моей прекрасной принцессой! Хотел бы я знать, любит ли он ее так же, как я, и справедливо ли, что я вкушаю лишь дым, тогда как он поедает лакомые кусочки!» Он осторожно снял голубого кота, сел в кресло и посадил его себе на колени; никто не видел Духа: да и как его увидеть? На нем была красная шапочка. Принцесса накладывала куропатку, перепелку, фазана на золотую тарелку Василька: куропатка, перепелка и фазан исчезали в мгновение ока; весь двор говорил: «Никогда еще голубой кот не ел с таким аппетитом». Среди угощений стояло превосходное рагу. Дух брал его, вложив вилку в кошачью лапу; случалось ему за нее и дернуть; Василек, не понимавший шуток, мяукал и пытался царапаться, раздраженный до крайности; тогда принцесса говорила: «Подайте же пирог или фрикасе бедному Васильку; видите, как он их просит!» Леандр тихонько посмеивался над таким забавным приключением, но у него, не привыкшего есть так обильно, ничем не запивая, пересохло горло; он подцепил кошачьей лапой большую дыню, которая немного утолила его жажду, и, когда ужин был почти закончен, стянул из буфета две бутыли изысканного нектара.

Принцесса отправилась к себе, позвав Абрикотину, и уже в кабинете велела ей запереть за ними дверь; Дух не отставал и вошел третьим, никем не замеченный. Принцесса сказала наперснице:

– Признайся, что ты преувеличила, описывая мне этого незнакомца; ведь не может быть, чтобы он был так хорош.

– Уверяю вас, сударыня, – ответила девушка, – что я скорее уж недохвалила его.

Принцесса вздохнула и мгновенье размышляла, затем заговорила вновь:

– Я признательна тебе, – продолжала она, – что ты отказалась привести его с собой.