Текст книги "Кабинет фей"

Автор книги: Мари-Катрин д’Онуа

Ее печальные размышления прервали испуганные болванчики, вбежавшие сообщить ей, что несколько кораблей с марионетками под предводительством Маготины беспрепятственно вошли в порт. Марионетки и болванчики – давние и непримиримые враги: во всем они соперничают, но при этом у марионеток есть преимущество говорить повсюду все что они хотят, а китайские болванчики такой возможности лишены. Королевой марионеток и была Маготина, а вражда, которую она питала к бедному Зеленому Змею и к несчастной Дурнушке, заставила ее собрать войско, с тем чтобы явиться и умножить их скорбь в самую злую минуту.

Она легко преуспела в своих коварных замыслах, ибо глубоко подавленная королева не слушала ничьих увещеваний и не решилась отдать необходимые приказания, уверяя, что ничего не понимает в военных делах. Все же она распорядилась собрать всех болванчиков, каких только могли сыскать где бы то ни было, от осажденных городов до ставки самых крупных военачальников. Поручив им судьбу государства, она заперлась у себя, и овладело ею полное безразличие к жизни.

Генералом у Маготины служил знаменитый Полишинель[215]215
  Полишинель – имя марионетки итальянского кукольного театра (Пульчинелла), а также одна из масок актера комедии дель арте. Оба типа итальянского театра пользовались популярностью во Франции в XVII в. Мольер вводит Полишинеля в интермедию комедии «Мнимый больной».


[Закрыть], хорошо знавший дело, а в резерве у него имелся значительный корпус ос, майских жуков и бабочек, которые как по волшебству расправлялись с легко вооруженными лягушками и ящерицами, издавна составлявшими армию болванчиков, однако же опасными больше на словах, чем на деле.

Маготина со смехом следила за битвой, в которой болванчики сперва превзошли самих себя; однако фея одним ударом своей палочки сокрушила все их замечательные бастионы: очаровательные сады, леса, луга и фонтаны вдруг превратились в руины; сама королева Дурнушка не избежала горькой участи – стать рабыней самой зловредной феи, каких только видели на свете. Четыреста или пятьсот марионеток привели ее к Маготине.

– Сударыня, – сказал Полишинель, – осмелюсь представить вам королеву китайских болванчиков.

– Как же, как же, давно ее знаю, – отвечала Маготина, – это в день ее рождения меня так оскорбили, что я этого никогда не забуду.

– Увы, сударыня! – вздохнула тогда королева. – Сдается мне, что вы уже достаточно со мной поквитались, ибо дар уродства, коим вы сполна наделили меня, давно бы удовлетворил любого, кто не так мстителен, как вы.

– Эк ведь она рассуждает, – сказала фея, – ну прямо доктор новоявленный. Что ж, вот вам и первая работа – обучите моих муравьев философии; приготовьтесь каждый день давать им уроки.

– Как же я сумею, сударыня, – горестно воскликнула королева, – ведь я совсем не знаю философии, да и знай я ее – разве можно научить ей муравьев?

– Нет, взгляните только на эту разумницу! – рассмеялась Маготина. – Что ж, ваше величество, не хотите учить философии – ну и не надо; но уж тогда, как ни возражайте, а придется вам самой явить миру пример невиданного терпения.

Тут принесли железные башмаки, такие узкие, что в них влезала лишь половина ее ноги; их надели несчастной королеве, которой только и осталось что страдать и рыдать.

– Ах да! Еще, – промолвила тут Маготина, – вот вам веретено и паутина, спрядите из нее нити, тонкие, как ваши волосы, и даю я вам на это только два часа.

– Я никогда не пряла, сударыня, – отвечала королева, – но, хоть это и кажется невозможным, постараюсь сделать, что вы приказали.

Ее тут же провели вглубь весьма сумрачной пещеры, а вход завалили большим камнем, оставив ей краюху заплесневелого хлеба да кувшин с водой.

Пытаясь прясть эту мерзкую паутину, она много раз роняла наземь тяжелое веретено, но терпеливо подымала его и начинала работу заново, однако все было тщетно. «Теперь я в полной мере познала, что такое скорбь, – говорила она себе, – вот я в руках у безжалостной Маготины, коей мало было лишить меня красоты моей, – теперь она думает, как меня совсем со свету сжить». Тут королева заплакала, вспомнив совсем еще недавнюю счастливую жизнь в Королевстве Болванчиков и, бросив пряжу на землю, вскричала:

– Приди же, Маготина, и сделай что хочешь, – не могу я свершить невозможного.

Вдруг она услышала голос, говоривший так:

– Ах, королева! Скольких же слез стоили вам ваши нескромность и любопытство; однако же невыносимо видеть страдания того, кого любишь. Есть у меня добрый друг, о котором я вам еще не рассказывал. Это фея по имени Заступница, надеюсь, она сможет помочь вам.

Тут послышались три удара (а между тем она никого не видела), и вся ее пряжа оказалась спрядена и расчесана. Когда же прошло два часа, Маготина, уже полная злобного задора, велела отвалить камень у входа в пещеру и вошла с большой свитой из марионеток.

– Посмотрим, – сказала она, – чего тут наработала лентяйка, не умеющая ни шить, ни прясть.

– Сударыня, – отвечала королева, – я и впрямь не умела прясть, да пришлось научиться.

Маготина же, повертев в руках катушку нитей паутины, промолвила:

– Да вы и верно большая искусница, так что досадно было бы ничем вас не занять. Сплетите из этих нитей такую крепкую сеть, чтобы ловить ею лосося.

– Помилосердствуйте! – воскликнула королева. – Такая нить и мух-то вряд ли выдержит!

– Слишком много рассуждаете, милая, – отрезала Маготина, – это вам не поможет. – С такими словами она вышла из пещеры, велев снова привалить большой камень и предупредив Дурнушку, что если через два часа сети не будут сплетены, то она пропала.

– Ах, фея Заступница, – сказала тогда королева, – если и вправду тронули вас мои бедствия, не откажите мне в вашей помощи! – И сети тотчас же сплелись. Дурнушка, вне себя от удивления, благодарила в сердце своем эту милостивую фею, сделавшую ей столько добра, и с удовольствием думала, что такого прекрасного друга ей не мог прислать никто, кроме ее мужа.

– Увы, Зеленый Змей, – сказала она, – вы слишком добры, если еще любите меня после всего зла, что я вам сделала!

Ответа не было; зато вошла Маготина и немало удивилась, увидев искусно сплетенные сети; это не могло быть простым делом человеческих рук.

– Как! И вам достанет нахальства утверждать, что вы сами сплели эти сети?

– При вашем дворе у меня нет друзей, – отвечала ей королева, – и меня хорошо заперли, так что вряд ли кто и поговорить бы со мной мог без вашего позволения.

– Ну, раз вы такая ловкая да искусная, то должны пригодиться мне в моем королевстве.

Она тут же приказала всем марионеткам готовить корабли и отплывать, королеву же велела приковать толстой железной цепью, чтобы та в отчаянии не бросилась в море. И вот несчастная принцесса всю ночь оплакивала свою горькую долю, как вдруг в свете звезд увидела Зеленого Змея, который бесшумно подплывал к кораблю.

– Я все боюсь испугать вас, – сказал он ей, – ведь, даже и не заслужив ни любви, ни почтения, вы все же мне бесконечно дороги!

– Сможете ли вы простить мое неуместное любопытство, – спросила она, – и могу ли я сказать, не огорчив вас:

 
То вы ли, милый Змей, то вы ли,
                                                 мой супруг,
Того ли вижу я, по ком я все вздыхала?
Вас вижу ль наконец, о мой желанный друг?
О, небо! Как же я страдала!
Страдала я, увы,
Когда исчезли вы!
 

Змей отвечал ей следующими стихами:

 
Чем только боль разлуки
Сердец влюбленных ни гнетет,
В краю, где страх живет,
Где боги-мстители готовят людям муки,
Никто страданья горше не найдет,
Чем только боль разлуки.
 

Многие феи позволяют себе иной раз соснуть; но не такова была Маготина – желание творить зло заставляло ее бодрствовать непрерывно, и вот она явилась и тут, подобно фурии.

– Эге! Эге! Да вы тут рифмуете! Жалуетесь, стало быть, на свою долю в высокопарных виршах? И то сказать, мне это очень кстати. Моя лучшая подруга Прозерпина[216]216
  Прозерпина – в древнеримской мифологии богиня подземного царства, тождественна Персефоне-Коре в древнегреческой. Дочь Зевса (Юпитера) из Деметры (Цереры). С согласия отца, была похищена царем преисподней Аидом (Плутоном). Из-за скорби по дочери богиня плодородия Деметра перестала посылать урожай, тогда, по договору Зевса с Аидом, Прозерпина-Персефона стала две трети года проводить с матерью на Олимпе, а треть (зимние месяцы) – с мужем, в преисподней.


[Закрыть] как раз просила меня прислать ей какого-нибудь поэта – не то, чтобы ей их не хватало, да вот хочется еще. Итак, Зеленый Змей, в довершение вашего испытания, приказываю вам отправиться в обитель мрака и передать от меня привет милой Прозерпине.

Несчастный Змей горестно зашипел и тут же отправился в путь, а королева осталась в глубокой скорби и, решив, что терять ей больше нечего, вскричала вне себя от горя и гнева:

– Чем насолили мы тебе, о жестокая Маготина! Твое адское проклятие отняло у меня красоту и превратило в уродину, стоило мне лишь появиться на свет – не посмеешь же ты сказать, что я, в те времена дитя еще несмышленое, себя не сознающее, в чем-то перед тобою провинилась? Без сомнения, и тот несчастный король, которого ты только что отправила в Ад, столь же невинен перед тобою, как и я. Что ж, доверши свое черное дело и убей меня – вот единственная милость, которой я прошу у тебя!

– Слишком многого ты хочешь, – ответствовала ей Маготина. – Хорошо было бы для тебя, если бы я сразу исполнила твою просьбу, однако прежде тебе придется вычерпать Бездонный Источник.

Как только корабли прибыли в королевство марионеток, жестокая фея привязала королеве на шею мельничный жернов и приказала ей подниматься на вершину горы, что вздымалась выше облаков. Там ей предстояло нарвать полную корзину клевера о четырех лепестках, а потом спуститься в долину и набрать в треснувший кувшин столько Воды Скромности, чтобы хватило наполнить ею большую Маготинину кружку. Отвечала королева, что никак ей этого не суметь, ибо жернов вдвое тяжелее ее самой, а треснувший кувшин воды не удержит, так что нечего и пробовать.

– А не сделаешь, – пригрозила тогда Маготина, – попомни мое слово, твоему Змею не поздоровится.

Это так испугало королеву, что та уж было стала подыматься, но – увы! – все было бы без толку, не явись на помощь ей фея Заступница, которую она призывала.

– Вас настигла справедливая расплата за ваше роковое любопытство, – промолвила она, – и осталось вам пенять на саму себя за то бедственное положение, в какое повергла вас Маготина.

Тут же она перенесла королеву на вершину горы и наполнила ее корзину клевером о четырех листах, прямо под носом у свирепых чудовищ – те из кожи вон лезли, чтобы ей помешать; однако фея Заступница коснулась их своей волшебной палочкой, и они стали кротки, как овечки.

Никаких благодарностей она и слушать не пожелала – так спешила довершить свои благодеяния. Дав королеве тележку, запряженную двумя белыми канарейками, умевшими замечательно разговаривать и щебетать, она наказала ей сойти с горы, запустить своими железными башмаками в великанов с дубинами, охранявших источник, чтобы те пали без чувств, потом отдать кувшин канарейкам, а уж они найдут способ наполнить его Водой Скромности; получив эту воду, пусть тотчас омоет ею лицо и сделается первой красавицей на свете; фея также посоветовала ей не задерживаться у источника и не подниматься снова на гору, а остановиться в маленькой приятной рощице, которая попадется ей по дороге, – там она может оставаться целых три года: ведь Маготина будет думать, что она до сих пор все черпает воду разбитым кувшином или что тяготы странствия свели ее в могилу.

Королева облобызала колени феи Заступницы, сто раз поблагодарив ее за все ее благодеяния.

– Но, сударыня, – добавила она, – все, чем я вам обязана, и даже обещанная вами красота не будут мне в радость до тех пор, пока мой заколдованный змей не расколдуется.

– Это произойдет, – сказала ей фея, – после того, как вы три года пробудете в роще под горой, а по возвращении отдадите Маготине воду в разбитом кувшине и клевер о четырех лепестках.

Королева пообещала ей ничего не упустить из ее предписаний.

– Однако же, сударыня, неужто я три года не буду иметь известий о короле Змее? – спросила она.

– Вас следовало бы на всю оставшуюся жизнь лишить известий о нем, – отвечала фея, – ибо что может быть ужаснее, чем заставить несчастного короля сызнова начать свое испытание! Что же вы натворили?

Королева ничего не ответила, и только слезы, струившиеся из глаз ее, говорили о глубине ее скорби. Она уселась в маленькую тележку, и пташки-канарейки отвезли ее в долину, где великаны стерегли Источник Скромности. Она ловко запустила своими железными башмаками им в головы; рухнув, исполины остались лежать как безжизненные колоссы. Канарейки же, овладев кувшином, заклеили его так ловко, что он стал как новенький. Название же воды побудило королеву попробовать ее.

«Это придаст мне осторожности, – подумала она, – и сделает скромнее, чем прежде. Увы! Будь я наделена этими добродетелями, я была бы сейчас в королевстве Китайских Болванчиков!» Напившись вдоволь этой воды, она вымыла ею лицо и стала такой красивой и пригожей, что походила теперь не на смертную, а на богиню.

Тут явилась ей снова фея Заступница.

– Как нравится мне ваш поступок, – сказала она, – ведь вы знали, что эта вода украсит не только ваше тело, но и душу. Я же испытывала вас, дав вам сей выбор: и вот вы выбрали душу, и я хвалю вас за это: срок вашего наказания теперь сокращен на четыре года.

– Не стоит отвращать от меня моих бед – я заслужила их все; только избавьте от них Зеленого Змея, ведь он-то страдает без вины.

– Я сделаю все, что могу, – сказала фея, обнимая ее. – Но уж раз вы теперь так красивы, то и называться Дурнушкой вам больше не к лицу; будьте же теперь королевой Скромницей. – С этими словами фея исчезла, оставив ей пару маленьких башмачков, очень красивых и так искусно вышитых, что их даже жалко было надевать.

Когда она снова уселась в тележку, держа в руках кувшин с водой, канарейки повезли ее в рощу под горой. Не бывало на свете места приятнее: мирты и померанцы тут сплетали ветви в закрытые от ярких солнечных лучей аллеи и беседки; родники и протекавшие повсюду ручейки освежали эти прекрасные поляны. Но самым необыкновенным было то, что все животные здесь разговаривали; они с чрезвычайным радушием приняли маленьких канареек.

– А мы-то думали, что вы нас покинули, – говорили им.

– Время нашего испытания еще не истекло, – отвечали канарейки. – Однако вот королева, которую фея Заступница приказала нам доставить сюда, будьте же любезны всячески ее развлечь.

Тотчас животные всех видов и мастей, окружив ее, наговорили ей множество ласковых слов.

– Вы будете нашей владычицей, – говорили ей, – нет таких забот и почестей, которых мы вам не окажем.

– Где я, – воскликнула королева, – и каким таким чудом получается, что вы со мной разговариваете?

Один летун-канарейка, который все время порхал вокруг нее, шепнул ей на ухо:

– Да будет вам известно, сударыня, что несколько фей, отправившись странствовать, весьма огорчились, увидев, сколь порочно живут люди. Поначалу они думали, что этих несчастных можно образумить и исправить мудрыми увещеваниями, однако все труды их оказались напрасны. И вот, в крайнем разочаровании, они назначили людям покаяние: несносных болтунов превратили в попугаев, сорок и кур; любовников и любовниц – в голубков, воробьев, канареек и собачек; тех, кто насмехался над своими друзьями, – в обезьян; обжор и чревоугодников – в свиней; гневливцев – во львов; в конце концов число кающихся стало так велико, что они заполнили весь этот лес, так что здесь вы найдете характеры самые что ни на есть разнообразнейшие.

– Из всего сказанного я могу заключить, милая маленькая канарейка, – сказала ему королева, – что вы наказаны за то, что слишком любили.

– Это так, сударыня, – отвечал летун-кенар, – я сын одного испанского гранда[217]217
  …я сын одного испанского гранда… – Гранды (исп. Grandes) – высшая знать Испании в Средние века и позднее. В придворной иерархии гранды следовали непосредственно за инфантами. В XVI в., в царствование Карла I, титул гранда становится официальным придворным титулом, который, как правило, наследуется, но в исключительных случаях может быть дарован за заслуги.


[Закрыть], а любовь в нашем краю властвует столь безраздельно, что сопротивляться ей – преступление, граничащее с мятежом. При дворе явился один английский посол. У него была дочь необычайной красоты, но надменная и желчная до несносности. Несмотря на это, я увлекся ею, я любил ее, обожал. Она же то казалась чувствительной к моим исканиям, а то вдруг отвергала меня так жестоко, что почти вывела из себя. Однажды меня, уже доведенного до отчаяния, попрекнула моею слабостью одна почтенная старушка, но меня не заставили одуматься никакие ее увещевания. Тогда она рассердилась не на шутку и сказала: «Превращаю тебя в канарейку на три года, а твою возлюбленную в осу». Я тут же почувствовал это необыкновенное превращение; как ни горько мне было, я все же полетел в сад послании-ка узнать, что сталось с его дочерью. Едва лишь прилетев туда, я увидел ее – в виде огромной осы, жужжавшей вчетверо громче любой другой. Я порхал вокруг нее с настойчивостью влюбленного, которого ничто не в силах оторвать от предмета его обожания; в ответ она несколько раз попыталась меня ужалить.

«Вы желаете моей смерти, прелестная оса? – спросил я. – Вам не потребуется жала; лишь прикажите – и я умру». – Оса же, ничего не ответив, накинулась на цветы, обратив на них, несчастных, весь свой дурной нрав.

Подавленный ее презрением и собственным жалким положением, я летел, не разбирая дороги. Наконец я достиг прекраснейшего в мире города, который зовут Парижем. Я так устал, что немедля спустился на кроны больших деревьев, окруженных оградою. Сам не знаю как, я оказался вдруг в большой зеленой клетке, украшенной золотом. Комнаты были обставлены с удивительным великолепием. Вдруг вошла юная красавица и принялась ласкать меня, так мило со мною беседуя, что я был очарован. Находясь в ее комнате, я вскоре узнал ее сердечную тайну: к ней часто заходил эдакий фанфарон, вечно разъяренный и недовольный всем на свете, – он не только осыпал ее незаслуженными упреками, но и бил так, что она замертво падала на руки своих камеристок. Мне горько было видеть ее страдания, особенно же меня огорчало, что побои, которыми варвар награждал ее, лишь с новой силой пробуждали нежность в этой милой женщине.

Я денно и нощно мечтал, чтобы те же феи, что превратили меня в канарейку, явились и навели порядок в этой несуразной любви. Мои желания исполнились, и феи вдруг появились в ее спальне как раз в тот момент, когда ее неистовый любовник приступил к обычным забавам. Они осыпали его упреками и приговорили пожить в волчьей шкуре, долготерпеливую же даму, покорно сносившую побои, превратили в овечку и обоих отправили в рощу под горой. А я взял и улетел. Мне хотелось посмотреть все европейские дворы. Я прилетел в Италию и случайно попал в дом к одному крестьянину, которому часто приходилось отлучаться в город, а он был очень ревнив и, не желая позволять жене ни с кем видеться, на весь день запирал ее на ключ, так что мне выпала честь забавлять эту прекрасную узницу. Да вот только у нее были иные заботы, кроме как со мной болтать. Один сосед, давно ее любивший, спускался к ней по вечерам через печную трубу; он вылезал оттуда черный как черт[218]218
  …спускался к ней по вечерам через печную трубу; он вылезал оттуда черный как черт. – Сюжет о любовнике, проникающем к замужней женщине через печную трубу, известен еще по средневековым фаблио, а также по плутовским романам. Позднее будет использован, в частности, Ги де Мопассаном.


[Закрыть]. Ключи, которые так берег ревнивец, лишь усыпляли его же бдительность. Я же все время боялся, как бы не случилось чего ужасного, но тут сквозь замочную скважину явились феи, чем немало удивили нежную парочку. «Ступайте на покаяние, – сказали они любовникам, касаясь их волшебными палочками, – трубочист пусть станет белкой, а дама, столь преловкая, – обезьянкой; и пускай муж ее, коль скоро ему так нравится стеречь ключи от дома, на десять лет превратится в дога».

– Мне пришлось бы слишком злоупотребить вашим вниманием, – прибавил летун-канарейка, – вздумай я рассказать вам обо всех моих приключениях. Я довольно часто прилетаю в рощу под горой и всякий раз встречаю там новых животных, ибо феи все еще странствуют, а люди по-прежнему огорчают их нескончаемыми дурными поступками. Однако вы еще успеете вдоволь наслушаться о приключениях тех, кто здесь кается.

И вправду нашлось немало желающих поведать королеве историю своей жизни, если будет у нее на то охота; однако она, поблагодарив весьма учтиво, решила лучше поискать уединенного местечка, ибо ее больше клонило к мечтам, нежели к беседам. Стоило ей лишь об этом намекнуть, как тут же вырос небольшой дворец, где ей были поданы утонченнейшие яства, – все это были лишь фрукты, но фрукты редчайшие; подносили их птицы, коих в этой роще было в избытке, и она ни в чем не нуждалась. Бывали там и праздники, притом самые необычайные: можно было увидеть и льва, пляшущего с ягненком, и медведя, нашептывающего нежности голубкам, и змей, ласково беседовавших с коноплянками. Случалось и бабочке любезничать с пантерой. Ведь за обликом здесь скрывалась совсем иная сущность, ибо никто из них не был взаправду тигром или барашком, – все это были люди, которых феи хотели отучить от их недостатков.

Все они просто обожали королеву Скромницу, обо всем спрашивая ее мнения, так что она безраздельно властвовала в этом маленьком государстве и, если бы не обвиняла себя неустанно во всех бедствиях Зеленого Змея, то уж свои-то, вооружась терпением, вынесла бы легко; но, стоило ей подумать о том, как страдает он, как она снова принималась корить себя за непростительное любопытство. Вот пришло время покинуть рощу под горой; она призвала своих маленьких провожатых, верных канареек, и те заверили ее, что все готово к благополучному возвращению. В дорогу она пустилась ночью, чтобы избежать долгих проводов и обойтись без слез, ибо ее весьма тронули те дружба и почтение, коими все эти разумные твари ее одаривали.

Она не забыла прихватить и кувшин с Водой Скромности, и корзину с клевером о четырех листах, и железные башмаки; и вот, когда Маготина считала ее давно умершей, она вдруг явилась перед ней, с жерновом на шее, в железных башмаках и с кувшином в руках. Увидев ее, фея громко вскрикнула и спросила, откуда она взялась.

– Сударыня, – отвечала ей королева, – я три года черпала воду разбитым кувшином, но вот наконец сумела сделать так, чтобы она не вытекала.

Маготина расхохоталась, вообразив, как, должно быть, устала эта несчастная королева, однако, наконец-то разглядев ее, вскричала:

– Как так! Дурнушка похорошела! Где это вы взяли такую красоту?

Королева рассказала ей, что это чудо свершилось, едва она умылась Водой Скромности. Тут Маготина с досады хватила кувшином оземь.

– Ну, у меня еще хватит могущества, чтоб отомстить, – вскричала она, – отправляйтесь-ка вы в этих железных башмаках прямо в Ад да попросите для меня у Прозерпины Эликсир Долгой Жизни[219]219
  …отправляйтесь-ка вы в этих железных башмаках прямо в Ад да попросите для меня у Прозерпины Эликсир Долгой Жизни… – Открыв сосуд, полученный от Прозерпины, вопреки запрету, любопытная Психея стала черна, как мавританка, и только смилостивившаяся над ней Венера вернула ей былую красоту.


[Закрыть], а то я все боюсь заболеть и даже, чего доброго, умереть. Когда у меня будет это снадобье, мне уже нечего будет опасаться. Посему остерегайтесь открывать бутылку, не смейте даже пригубить напитка, который она вам даст, – все это только для меня.

Приказ привел несчастную королеву в необычайное замешательство.

– Но как же попадают в Ад, – спросила она, – и можно ли вернуться оттуда? Увы, сударыня! Неужто вам никогда не надоест мучить меня? Под какой такой несчастной звездой я родилась? И отчего моя сестра много счастливее меня, – а еще говорят, что созвездия ко всем равно справедливы!

Она расплакалась, а торжествующая Маготина лишь расхохоталась.

– Ну же, пошевеливайтесь! – кричала она. – Ни на минуту нельзя откладывать путешествия, венцом которого будет столь прекрасный дар!

Она дала ей торбу со старыми орехами и заплесневелым хлебом, и королева отправилась в путь, решив разом прекратить все свои страдания, разбив себе голову о первую же скалу.

Она все шла и шла неведомо куда, без дороги, и думала, что странное это было поручение – послать ее в Ад. Наконец, совсем выбившись из сил, улеглась под деревом и принялась мечтать о несчастном Змее, уже более не думая о своем странствии. Но вдруг появилась фея Заступница и сказала ей:

– Знаете ли вы, прекрасная королева, что вашего супруга удерживают в обиталище тьмы по приказу Маготины, и, чтоб его освободить, вам надлежит спуститься к Прозерпине?

– Я пошла бы и дальше, будь оно возможно, – отвечала она, – но мне неведомо, где спускаются в эту мрачную обитель.

– Возьмите эту зеленую ветвь, – сказала фея Заступница, – ударьте ею оземь и громко произнесите…

И королева, упав к ногам своей великодушной подруги, произнесла:

 
Ты, перед кем и сам Зевес[220]220
  …сам Зевес… – точнее, Зевс, верховное божество древних греков, царь богов-олимпийцев.


[Закрыть] склониться рад,
Амур, приди, подай подмогу
И мне ты облегчи дорогу,
Страданий полную и горестей души!
Скорей отверзни путь мне в Ад
И в подземелии свой пламень не туши,
Любовью ведь и там сердца горят,
Любил и сам Плутон[221]221
  Плутон — в древнеримской мифологии бог подземного царства мертвых, тождественен Аиду в древнегреческой (см. примеч. 8 к этой сказке).


[Закрыть]; открой же путь мне в Ад.
Томится здесь супруг, любимый беспредельно,
А жизнь моя – чреда сплошных невзгод.
Ах, боль моя смертельна,
А смерть ко мне нейдет.
 

Едва она закончила молитву, как из лазурного облачка с позолотой по краям слетел прямо к ней маленький мальчик, такой красивый, каких мы с вами и не видывали; голову его украшал венок из цветов. По луку и стрелам королева догадалась, что это сам Амур. И он сказал ей:

 
Услышав ваши воздыханья,
Спустился я с небес,
Чтоб слезы ваших осушить очес,
Чтоб ваши прекратить страданья.
Увидитесь вы здесь с предметом обожанья;
Напомним Змею мы, как жизнь сладка,
Тем посрамив его врага.
 

Королева, пораженная расходившимся от Амура сиянием и воодушевленная его обещаниями, воскликнула:

 
За вами в самый Ад последовать спешу,
И мрачные края теперь мне будут милы:
Там встречу я того, кого любила;
Я им одним лишь и дышу.
 

Амур, которому редко случается говорить прозой, трижды стукнул по земле и чудесным голосом пропел следующие строки:

 
Земля, услышь Любви наказ,
Признай Амура, дай проход
Нам к берегам пустынных вод,
Плутон там встретит нас.
 

Земля разверзлась, послушно раскрыв широкое лоно. По мрачному пути, где не обойтись без такого светозарного проводника, как тот, кто взял королеву под защиту, она спустилась в Ад. Она боялась встретить там мужа в облике Змея, но Амур, иной раз да помогающий несчастливцам и предвидевший все, заранее приказал, чтоб стал Зеленый Змей таким, каким был до своего испытания. Как ни могущественна Маготина, – ах, право, что она такое против самого Амура? Первым же, кого там встретила королева, был ее милый супруг. Она никогда не видала его столь очаровательным; да ведь и он тоже никогда не видал ее такой красавицей, какой она теперь стала. Но их вело предчувствие, а узнать друг друга помог Амур, который был рядом. Тогда королева сказала голосом, исполненным невыразимой нежности:

 
Спустилась я сюда судьбе назло.
Пусть держат вас в печальном этом месте,
Мы не расстанемся, мы вечно будем вместе,
И, хоть во мраке смертным тяжело,
Мне с вами и в Аду покажется светло.
 

Король, вне себя от страсти, не находил слов, чтобы выразить своей супруге восхищение и радость, однако Амур, который не любит терять времени попусту, поторопил их и повел к Прозерпине. Королева передала ей поклон от феи и попросила для нее Эликсир Долгой Жизни. Впрочем, меж этими добрыми кумушками все было обговорено заранее; Прозерпина тут же дала сосуд, нарочно закупоренный так небрежно, что его так и хотелось открыть; однако недремлющий Амур тут же предостерег королеву от любопытства, которое могло оказаться роковым. Тут король и королева поспешили выйти на свет из этих скорбных мест. Амур, не пожелав оставлять их, проводил их к Маготине и, чтобы та не заметила его, спрятался в их сердцах; между тем, от одного лишь его присутствия фея вдруг прониклась таким человеколюбием, что, сама не зная почему, обласкала несчастных супругов. Более того, она проявила необыкновенное великодушие, вернув им королевство Китайских Болванчиков. Король с королевой поспешили вернуться туда и с тех пор жили так счастливо, что забыли обо всех невзгодах, выпавших на их долю.

* * *

 
От любопытства много людям бед,
Оно виною горестям ужасным;
Коль, тайну приоткрыв, ты можешь
                                      стать несчастным,
То раскрывать ее не след.
Порок сей, женщины и девы,
У вас от прародительницы Евы;
За ней Пандора[222]222
  Пандора (др.-греч. Πανδώρα) – «всем одаренная». В древнегреческой мифологии женщина необыкновенной красоты, созданная богами и посланная на землю в наказание людям, вместе с ларцом, содержащим все беды мира и надежду. Досталась в жены титану, младшему брату Прометея, Эпиметею. Последний запрещал супруге открывать ларец (ящик), но любопытная Пандора ослушалась, открыла ящик и выпустила из него беды и болезни, а затем в страхе захлопнула его, оставив в нем надежду.


[Закрыть] и Психея вслед
На самый тот секрет польстились,
Что боги скрыть от них стремились, —
За то они хлебнули бед.
Дурнушка Змея разглядеть желала
И наказания не миновала.
Пример Психеи не помог.
Увы! Из древнего сказанья,
Что нам осталось в назиданье,
Никто урока не извлек.
 

Пер. М. А. Гистер