Текст книги "Кабинет фей"

Автор книги: Мари-Катрин д’Онуа

– Не смейте так говорить, – возразила королева, – я краснею от стыда и досады, когда вспоминаю об этом; прошу запомнить, милая, что мой сын оказывает вам большую честь, и вы должны быть ему благодарны.

Йемена молчала, опустив голову на грудь и погрузившись в горькие раздумья.

Нелюбовь жены глубоко опечалила Вепря: теперь его терзали сомнения – стоило ли так жениться и не расторгнуть ли немедленно этот брак, но сердце не желало сдаваться. Начался бал, и тут сестры Исмены предстали во всем великолепии; их мало заботили горестные думы сестры, они купались в лучах славы, радуясь тому, сколь блестящее положение принес им этот брачный союз. Невеста же, танцуя с Вепрем, боялась даже взглянуть на него – так он был отвратителен; как ужасно оказаться женою такого. Весь двор так загрустил, что о празднике быстро позабыли. Бал закончился, едва начавшись: принцессу проводили в ее покои, церемонно сняли с нее свадебные платья, и королева со свитой удалилась. Влюбленный Вепрь поспешно прыгнул в кровать. Но Йемена сказала, что ей надо написать письмо, прошла в свой кабинет и закрыла дверь на ключ, даже не послушав мужа, который просил писать быстрее и недоумевал, почему она выбрала такой неподходящий час.

Увы! Что же увидела Йемена, войдя к себе в покои? Там ее ждал Кори-дон: подкупив одну из служанок, он проник туда через потайную дверь. В руках у него блеснул кинжал.

– Нет, милая принцесса, – заговорил он, – не думайте, что я пришел упрекать вас в неверности. Сначала, когда нежные чувства только зарождались, вы поклялись, что навеки отдаете мне ваше сердце. Затем вы отреклись от собственных слов и покинули меня, но я не виню вас, ибо на то, как видно, воля богов. Однако ни вам, ни богам не заставить меня сносить такую муку. Теряя вас, принцесса, я теряю жизнь.

И, едва договорив последние слова, он вонзил клинок себе в сердце по самую рукоять.

Йемена хотела было сказать что-то в ответ, – но куда там, было уже поздно.

– Боже, ты умираешь, милый Коридон, – горестно воскликнула она, – как жить мне теперь без тебя, что делать мне в этом мире? К чему вся эта роскошь и королевские почести? Постыл мне белый свет!

И, выхватив кровавый клинок из груди бездыханного Коридона, она вонзила его себе в грудь и тоже упала замертво.

А Вепрь, все это время сгоравший от любовной лихорадки, заметил, что красавицы Исмены слишком долго нет, и принялся громко звать ее, но безуспешно. Тогда его охватила ярость; вскочив, он накинул халат, подбежал к двери кабинета и вышиб ее копытом, призвав на помощь слуг. Он ворвался туда первым и увидел прискорбное зрелище: бездыханные тела Исмены и Коридона. Ненависть в его душе боролась с нежностью к любимой. Он обожал Йемену, но понимал, что та убила себя, чтобы разорвать узы, связывавшие ее с ним. Тотчас отправили слугу предупредить короля и королеву, и весь дворец огласился криками отчаяния. Йемена была любимицей двора, а Коридон давно снискал почет и уважение. Король бездействовал: он не вникал в подробности любовных переживаний несчастного Вепря, как это делала нежная королева; ей он и поручил утешить сына.

Мать уложила несчастного кабана в постель, немножко поплакала с ним, а затем, когда он чуть успокоился, попыталась растолковать ему, что само Провидение избавило его от особы, никогда его не любившей, зато питавшей нежные чувства к другому; ибо невозможно вытравить из сердца сильную страсть, и вскоре он сам почувствует все выгоды от подобной утраты.

– Что мне в том? – воскликнул кабан в ответ. – Я хотел обладать ею, хотя бы даже она и оказалась неверна. А ведь она и не пыталась скрыть свое отвращение, обмануть меня притворными ласками. Я один виноват в ее безвременной кончине. Каких только упреков я не заслуживаю?!

Королева, видя, как Вепрь убивается, оставила с ним самых преданных слуг, а сама решила удалиться.

Она легла, и мысли ее невольно обратились к давнему лесному происшествию с тремя феями.

«Чем я прогневала их, – думала она, – чем навлекла на себя такие беды? Мне был обещан сын, любезный и пригожий, но я получила неведомого зверя с наружностью свиньи. Несчастная Йемена предпочла уйти из жизни, чем быть с таким супругом. Король не знал ни минуты радости, с тех пор как наш несчастный сын родился на свет. Да и у меня самой сердце обливается кровью, стоит лишь мне на него взглянуть».

Так она размышляла, как вдруг вся комната озарилась ослепительным сиянием, и вышла из него та самая фея дерева. Она промолвила:

– О прекрасная королева, отчего не веришь ты моим словам? Не я ль тебя уверяла в том, что придет время и твой Вепрь принесет тебе счастье и покой? Уж не сомневаешься ли ты в правдивости моих обещаний?

– Ах, да как же мне не сомневаться? – сказала королева. – Ведь ни одно из них так и не сбылось! Не лучше ль было оставить меня без наследника, чем позволить созерцать каждый божий день того, кого я сподобилась родить по вашей милости?

– Нас три сестры, – продолжала фея, – две добрые, а третья вечно норовит все испортить; именно ее смех ты и слышала во сне. Если бы не мы, твои мучения продлились бы намного дольше, но им придет конец.

– Увы! – воскликнула королева. – Только смерть, моя или моего сына, может положить предел моим мукам.

– Я не могу раскрыть тайн, – сказала фея, – мне лишь позволено облегчить твои страдания, вселив в тебя надежду.

С этими словами она исчезла, на некоторое время оставив после себя приятное благоухание, и королева и впрямь подумала, что грядут желанные перемены.

Вепрь же погрузился в глубокий траур. Он почти не выходил из покоев, исписал не одну страницу стихами, оплакивавшими кончину возлюбленной, и даже пожелал, чтобы его скорбные строки были высечены на могиле жены…

 
О рок, жестокий рок, о счастья
                                           похититель!
Йемена, ты сошла в загробную обитель!
Твои глаза, что всех пленяли без труда,
Твои глаза теперь закрылись навсегда.
О рок, жестокий рок, о счастья
                                          похититель!
Йемена, ты сошла в загробную обитель!
 

При дворе немало удивлялись, что он сохранил в душе нежное воспоминание об особе, которой внушал лишь отвращение. Мало-помалу круг придворных дам принял его, и на сей раз он поддался очарованию прелестной Зелониды, сестры Исмены. Она была так же хороша и имела поразительное сходство со старшей сестрой, чем и привлекала его. Ведя с ней беседы, он всегда наслаждался живостью ее ума и кокетливой остротой речей. По его мнению, только молодая Зелонида и могла бы занять в его душе место Исмены. Она же держалась с ним подчеркнуто ласково и учтиво – ведь ей и в голову не приходило, что тот может к ней посвататься. Но кабан уже принял решение. И вот однажды, когда королева в одиночестве коротала время у себя в покоях, он зашел к ней необычно радостный.

– Сударыня, – начал он, – не откажите в одолжении, благословите меня на новую любовь, ибо намерен я снова жениться и ничто на свете меня не остановит, и я прошу лишь вашего согласия. Моя избранница – Зелонида, и я надеюсь, что вы без промедлений поговорите с королем, чтобы дать делу законный ход.

– Ах, сын мой, – ответила она, – что ты задумал? Как скоро ты забыл отчаяние Исмены и ее смерть, что так потрясла нас! С чего ты взял, что ее сестрица тебя полюбит больше, чем она? Или ты стал менее уродлив? Разве ты с виду больше не кабан? Опомнись, сын, не причиняй нам новых горестей, тебе начертано судьбой быть вдали от людей.

– Что ж, я с этим согласен, сударыня, – вздохнул Вепрь, – но хочу покинуть общество людей не один: мне нужна спутница. Ведь как устроена природа: у филинов есть совушки, у жаб – лягушечки, змейки ждут своих ужей. Чем я хуже этих мелких тварей? Вы пытаетесь меня уязвить, но ведь кабан животное уважаемое, он благороднее всех тех, что я упомянул.

– Увы, дитя мое, – молвила королева, – боги свидетели, что моя любовь к тебе безмерна, но так же велика и моя печаль оттого, что лицо твое слишком ужасно. И не для того я говорю тебе все это, чтоб уязвить тебя. Мне хотелось бы видеть тебя счастливым подле любящей жены, и чтобы ее любовь была под стать моей. Но ведь мать любит совсем иначе, чем супруга!

– Я тверд в своем решении, – ответил Вепрь, – молю вас, поговорите с королем и матерью невесты, чтобы немедленно назначить день свадебных торжеств.

Королева дала ему обещание. Но когда она изложила просьбу сына королю, тот укорил ее в непростительном малодушии, возразив, что женитьба на скорую руку непременно приведет к новой катастрофе. Королева же, хотя и убежденная в том же самом не меньше его, не сдавалась и настаивала, желая сдержать слово, данное сыну; поэтому она так настойчиво упрашивала мужа, что тот устал сопротивляться и разрешил ей делать все что душе угодно, но, если снова что случится, пусть винит свою чрезмерную податливость.

Королева вернулась в свои покои, где ее с нетерпением дожидался Вепрь, и сообщила ему, что король не намерен чинить препятствий его чувствам к Зелониде, лишь бы красавица дала свое согласие. Монарх не хотел использовать данную ему власть, чтобы сеять горе вокруг себя.

– Государыня, уверяю вас, – напыщенно изрек тогда Вепрь, – что вы одна находите дурные свойства в моем характере. Отовсюду в свой адрес я слышу только похвалы, и мне дают понять, что я обладаю сотнями достоинств, и это отличает меня от всех.

– Придворные льстят вам, – ответила она, – выслушивать их лживые славословия – такова участь принцев. Одни поют хвалы, другие со снисхожденьем принимают их. В таком словесном лабиринте непросто распознать собственные недостатки. Ах, как бы счастливы были вельможи, если б могли они выбирать друзей не по толщине кошелька, а по родству души!

– Сомнительно, сударыня, – возразил ей Вепрь, – чтобы они, услышав от придворных всю правду о себе, возликовали от восторга. Кем бы ты ни был, а неприятное о себе услышать никому не сладко. Вот, кстати, зачем вы мне все время в глаза тычете моей кабаньей породою? Зачем твердите, что всякий, кто меня увидит, приходит в ужас и мне нужно сторониться людей? И отчего же мне отказывать себе в удовольствии послушать тех, кто усыпляет мои страдания приятными речами? Тех, кто с похвальным старанием умалчивает правду о моем уродстве? А вы, напротив, с завидным рвением напоминаете мне о моих изъянах!

– О бездонное себялюбие! – воскликнула королева. – Куда ни кинешь взгляд, повсюду встречаешь тебя! Да, сын мой, как вы хороши, как прекрасны, остается посоветовать вам озолотить тех, кто уверяет вас в этом, и назначить им пенсию.

– Государыня, – ответил Вепрь, – я сознаю, что внешне нескладен, и сам чувствую свои изъяны так остро, как никто иной. Но не в моих силах изменить себя, стать выше ростом, ходить прямо, избавиться от кабаньего рыла и превратиться в кудрявого красавчика наподобие Купидона. Я признаю, что иногда достоин порицанья за капризный нрав, непостоянство, скупость, но эти качества легко исправить. Согласитесь же, что вид мой вызывает скорее жалость, нежели осуждение.

Видя, в каком он смятении и как упрямо хочет связать свою судьбу с Зелонидой, королева позволила ему повидаться с ней, чтобы добиться ее согласия.

Едва лишь она наконец кивнула головою, как Вепрь бросился к Зелониде. Он бесцеремонно вошел к ней, обнял и промолвил:

– Сестрица, спешу тебе сообщить радостную новость: тебе найден супруг.

– Господин, – ответила она, – мне будет лестно и приятно получить мужа из ваших рук.

– Речь идет об очень знатном вельможе, – продолжал тот, – вот только внешне он нескладен.

– Ну и пусть, – ответила красавица. – Моя мать так строга со мной, что я охотно расстанусь с прежней жизнью ради брака.

– Но он очень похож на меня, – добавил принц.

Зелонида взглянула на него пристально и с удивлением.

– Что означает твое молчание, сестрица, – забеспокоился кабан, – радость или печаль?

– Я стараюсь припомнить, господин, кого-нибудь при дворе, кто походил бы на вас.

– Как! Ты еще не догадалась? Да это я, дитя мое; моя любовь к тебе столь безмерна, что я предлагаю тебе стать моей суженой и королевой.

– Что слышу я, о боги! – воскликнула она горестно.

– То, неблагодарная, что должно тебя обрадовать больше всего на свете, – ответил Вепрь. – Могла ли ты даже и помыслить о троне? Я одарил тебя своим королевским вниманием, выбрав среди многих, – будь же достойна моей любви и не вздумай повторять выходку Исмены.

– Ну уж нет, – отвечала ему Зелонида, – я-то не желаю умирать; но, господин мой, посмотрите вокруг, – сколько при дворе дам намного красивее и тщеславнее меня. Среди них легко найдете вы ту, что с гордостью оценит знаки вашего внимания. Мне же, поверьте, дорога лишь сельская жизнь и ее спокойное уединение; дозвольте же мне самой устроить свою судьбу.

– Ты недостойна, – воскликнул он в ответ, – тех усилий, кои я предпринимаю, дабы возвести тебя на трон; однако неведомая мне роковая сила заставляет без промедления совершить обряд венчания.

Ответом ему были слезы Зелониды.

Он вышел от нее, полный горестных предчувствий, и направился к теще объявить о своих намерениях, дабы та добилась от Зелониды согласия; он поведал ей, что ее дочь не изъявила никакого желания сочетаться с ним браком, сулящим ей власть и богатство. Тщеславная мать просчитала все выгоды этого дела, и даже смерть Исмены не заглушила в ней алчности, потеснившей родительскую любовь. Вне себя от радости, что все-таки породнится с гадким Вепрем, она бросилась своему благодетелю в ноги, расцеловала его и рассыпалась в благодарностях за то, что тот ее так осчастливил. Она заверила его, что или заставит Зелониду подчиниться, или своей рукою и на его глазах вонзит ей нож прямо в сердце.

– Признаюсь, сударыня, – поморщился Вепрь, – я не склонен к насилию, но, предпочти я спокойно ждать, когда красавицы милостиво бросят свою любовь к моим ногам, так рисковал бы прождать до самой смерти, ведь не секрет, что все они замечают во мне только уродство. Но, даже несмотря на это, я полон решимости жениться на самой прекрасной из них.

– Вы правы, сударь, – отвечала хитрая старуха, – и в утешение скажу вам: излишняя разборчивость девиц объясняется просто – они не замечают своей выгоды.

Она вселила в Вепря уверенность. Тот счел дело решенным и пообещал оставаться глухим к слезам и мольбам Зелониды. Вернувшись к себе в покои, он выбрал свадебные подарки поценнее и отправил их новой возлюбленной. Ей незамедлительно доставили золотые сундуки, до краев полные драгоценностей.

При вручении даров присутствовала мать, поэтому девушка не посмела отказаться от них. Впрочем, она осталась равнодушна к тому, что ей принесли. Лишь одна вещь привлекла ее внимание: кинжал с рукояткой, украшенной бриллиантами. Она долго вертела его в руках, то возвращая в сундук, то снова доставая оттуда, пока наконец не прикрепила его к поясу, как было принято у дам в тех краях, а затем промолвила:

– Сдается мне, это тот самый кинжал, что немилосердно пронзил грудь моей сестры.

– Этого мы не знаем, госпожа, – отвечали доставившие дары, – но пусть даже и так – вам-то что?

– Напротив, – возразила Зелонида, – я восторгаюсь мужеством сестры. Счастлива будет та, у кого достанет смелости повторить ее храбрый поступок.

– Ах, сестрица, что за мрачные мысли! – воскликнула Мартезия. – Уж не хотите ли и вы последовать за Исменой?

– Нет, – твердо ответила Зелонида, – слишком хороша я для жертвы алтарю, но боги мне свидетели… – И осеклась – слезы душили ее.

Влюбленный Вепрь, узнав о том, как невеста обошлась с его дарами, так разгневался на нее, что едва не отменил свадьбу и не прогнал ее с глаз долой. Но то ли любовь победила, то ли гордость взыграла, а передумал он, решив идти напролом к своей цели. Король с королевой препоручили ему все заботы о предстоящем празднестве, и он решил устроить самый пышный пир, полагаясь на свой превосходный кабаний вкус. Церемония проходила в огромном лесу, где накрыли богатые столы с дичью, дабы желанными гостями почувствовали себя и все крупные лесные хищники.

Когда привели Зелониду вместе с сестрой и матерью, пир уже был в полном разгаре: король с королевой, наследник Вепрь и весь двор сидели за столами под сенью густых дерев, и новобрачные дали друг другу обет любви и верности. Вепрю не составило бы труда сдержать данное слово. Что до Зелониды, – она, понятное дело, подчинилась, превозмогая отвращение; однако ей удалось укротить обуревавшие ее чувства и до поры скрыть досаду. А принцу хотелось верить, что она смирится с необходимостью и всячески постарается ему понравиться. Эта мысль вернула ему праздничное настроение. И когда подошел черед танцев, он поспешил переодеться в звездочета, набросив на себя длинное платье до пят. В том же маскарадном наряде танцевали еще две дамы; теперь всех троих невозможно было отличить друг от друга, хотя и пришлось приложить немало усилий, чтобы прелестниц сделать похожими на безобразного кабана.

Одна из них была наперсницей Зелониды. Вепрь это знал, потому-то он и затеял это переодевание. Вот уже протанцевали сцену из балета; ничто не могло быть утомительнее для Вепря. Подойдя к новой супруге, он сделал ей тайные знаки, указывая на третьего звездочета; это убедило Зелониду в том, что рядом с нею ее наперсница, которая хочет спросить ее о Вепре.

– Увы, – призналась она мнимой подруге, – мне и ответить-то тебе нечего: поистине, разгневанные боги предназначили мне в мужья настоящее чудовище. Но если ты меня любишь, сегодня ночью мы избавим от него белый свет.

Вепрь понял, что против него замышляется заговор. Он прошептал Зелониде в ответ:

– В угоду вам я готова на все.

– Тогда держи кинжал, – продолжила невеста, – это один из его подарков. Ты спрячешься в моих покоях и поможешь мне его умертвить.

Вепрь лишь пробурчал что-то в ответ, боясь, как бы она не узнала его по особой кабаньей манере говорить, затем осторожно принял кинжал из ее рук и отошел в сторону.

Возвратился он к ней уже без маски, приветливо поклонившись; тут по ее лицу пробежала тень смущения, – ведь она обдумывала способ погубить его; в этот миг его волнение не уступало ее смятению. «Возможно ли, – думал он, – чтобы такая злоба жила в особе столь молодой и красивой? В чем я провинился перед ней, за что она хочет меня убить? Конечно, я не красавец, ем как свинья, полон недостатков, но у кого их нет? Я человек в обличье зверя. А сколько зверей скрывается под маской человека? Вот и сама Зелонида, – как хороша снаружи; а по натуре – чем не тигрица или львица? Ах! Как же обманчив внешний вид!»[376]376
  …чем не тигрица или львица? Ах! Как же обманчив внешний вид! – Моралистический тезис о частом расхождении между привлекательной наружностью и чудовищным характером особенно часто встречается в сказках типа АТ 425 и родственных сказочных типов (напр., о красавице и чудовище, см. с. 858 наст. изд.).


[Закрыть] Так бормотал он сквозь зубы, как вдруг она спросила, что с ним:

– Вам грустно, Вепрь? Уж не корите ли вы себя за то, что оказали мне такую честь?

– Нет, – ответил принц, – я от данного слова так легко не отказываюсь; только мне хочется поскорее закончить бал, а то меня клонит в сон.

Принцесса обрадовалась: если муж заснет, ей легче будет осуществить свой коварный план. Пир окончился, и Вепря с женой посадили в роскошную колесницу. Весь дворец освещался фонарями, сделанными в форме поросят. Молодым предстояло торжественно взойти на брачное ложе. Зелонида не сомневалась, что наперсница уже ждала за гобеленом, посему она припрятала под подушкой шелковый шнур, чтобы с его помощью отомстить за смерть Исмены и за принуждение к столь ненавистному браку. В комнате стояла мертвая тишина; Вепрь притворился спящим и захрапел так, что сотрясались стены спальни.

– Ну, вот ты и уснул наконец, презренный боров, – прошипела Зелонида, – пришел тот час, когда я наконец смогу тебя покарать и отомстить за смерть сестры. Ты сгинешь под покровом темной ночи.

И, тихонько поднявшись с постели, она принялась искать по всем углам наперсницу, которой нигде не было – ведь та ничего не знала о ее замыслах.

– Неблагодарная подруга, – прошептала она с досадой, – сначала ты соглашаешься, а потом бросаешь меня на произвол судьбы. Ну да ладно, достанет для дела и одной моей храбрости.

С этими словами она достала шнур и обернула его вокруг шеи Вепря, который только этого и ждал, чтобы наброситься на нее. Он вонзил свои огромные клыки ей в грудь, и раны оказались смертельными.

Весть о случившейся беде незамедлительно разнеслась по дворцу. Поднялся переполох, и прибежавшие в спальню слуги и придворные, в крайнем изумлении увидев умирающую Зелониду, захотели было спасти ее, но разъяренный принц преградил им путь к своей жертве. Когда же на зов прибежала королева, он рассказал ей о том, что заставило его так ужасно поступить с несчастной принцессой.

Поневоле заплакала тогда королева.

– Мои сомнения подтвердились, – говорила она. – Я предсказывала подобный исход. Те беды, что неотступно следуют за каждым вашим браком, должны наконец излечить вас от любовной лихорадки. Нет больше сил видеть, как свадьба кончается скорбным погребением.

Вепрь молчал, погруженный в свои думы. Он лег спать, но не мог сомкнуть глаз, размышляя о своей несчастной доле. В глубине души он сокрушался и винил себя за смерть двух прелестных созданий, ибо страстное чувство к обеим до сих пор мучило его.

– Ах я несчастный горемыка! – сетовал он своему верному молодому другу из придворных. – Ни разу в жизни не испытал я милых прелестей любви. Стоит лишь заговорить о троне, как все досадуют, что на нем воссядет страшное чудовище и что именно оно будет владеть столь прекрасным королевством. Если я хочу разделить свой трон с бедной девушкой – та не замечает своего счастья и ищет способ поскорее свести меня в могилу. Ищу ли утешения у матери с отцом – так те гонят меня от себя, и я читаю у них в глазах отвращение. Как мне совладать с отчаянием? Как быть? Во мне зреет желание покинуть двор. Я убегу в лесные чащи и буду там жить, как подобает кабану. Наскучило мне притворяться галантным кавалером. Никто в лесу не станет упрекать меня за уродство, никто не скажет, что, дескать, я страшнее всех зверей. Там я стану их королем – ведь я, как-никак, наделен разумом; это поможет мне завоевать первенство. Моя жизнь в кругу лесных зверей станет спокойней, не то что при дворе, где все мне льстят, грубо заискивая. И если какая-нибудь кабаниха и станет моей женою, то уж наверное не заколется ножом и не станет душить меня шелковой петлей. Что ж, вперед! Бежим в леса, и не нужна мне корона, раз все считают, что я ее недостоин.

Наперсник же, принявшийся было всячески отговаривать его от столь необычного решения, в конце концов согласился, видя, как тот страдает от ударов Судьбы. И однажды ночью, когда позабыли выставить охрану вокруг дворца, кабан убежал далеко в лесные чащи, никем не замеченный, и зажил там так, как приличествует кабанам.

Сей шаг, причиной коего явилось бесконечное отчаяние, тронул сердца короля и королевы, и они снарядили охотников на поиски принца; но куда там – было поздно. Как смогли бы узнать его? Впрочем, удалось схватить пару свирепых кабанов, которых, пренебрегая опасностями, доставили во дворец; однако они принесли столько хлопот и наделали такого ущерба, что было решено больше не совершать подобных ошибок. По королевству издали указ о запрете охоты на кабанов, чтобы по ошибке ненароком не убить принца.

Перед тем как убежать в лес, Вепрь пообещал своему фавориту иногда присылать письма и даже захватил с собой письменный прибор. С тех пор у городских ворот иногда и впрямь обнаруживали письмо на имя этого молодого господина, нацарапанное нетвердым копытом. Это немного утешало королеву: весточка от сына означала, что он жив. Мать Исмены и Зелониды горько скорбела об утрате дочерей, ведь с их смертью все ее грандиозные планы рассеялись как дым; отовсюду на нее сыпались упреки в том, что лишь угрозами она заставила их согласиться на брак с Вепрем, так что обеих девушек погубило ее непомерное честолюбие. Королева стала с нею скупа на любезности. Тогда мать решила поселиться в деревне с единственной оставшейся дочерью – Мартезией, которая была еще краше сестер и полна столь нежного очарования, что глаз не отвести. Однажды, прогуливаясь в лесу с двумя служанками, она увидела в двух шагах от себя огромного кабана. Испуганная прислуга пустилась наутек, оставив ее одну. Мартезию же охватил такой ужас, что она не смела пошевелиться: ноги будто приросли к земле.

Вепрь, – а это был не кто иной, как он, – сразу признал ее и, видя, как она дрожит, понял: красавица умирает от страха. Вовсе не желая пугать ее еще больше, он промолвил:

– Не бойтесь, Мартезия; я слишком вас люблю, чтоб причинить зло. Теперь лишь в вашей воле принять от меня добро. Вам должно быть известно, чем ваши сестры отблагодарили меня за любовь, каким я подвергся оскорблениям. Я по-прежнему признаю, что заслужил их ненависть своим упрямством, желанием любой ценой завоевать их сердца, склонить насильно к замужеству. Но с тех пор, переселившись в лес, я понял, что сердце рождено быть свободным, и нет ничего слаще свободы. Звери здесь счастливы, ибо никто их ни к чему не принуждает. Не знал я раньше правил лесной жизни, теперь же знаю – как и то, что сам предпочел бы смерть браку поневоле. И если бы утихомирились некогда разгневанные мною боги, если бы они смогли расположить вас ко мне, Мартезия, поверьте, что я бы с радостью связал с вами свою судьбу. Но увы! Что я говорю? Возможно ль, чтобы вы последовали за чудовищем в леса, чтоб жить в темной пещере?

Пока Вепрь держал эту пламенную речь, Мартезия полностью оправилась от страха и смогла ему ответить.

– Как можно, господин? – воскликнула она. – Слыханное ли дело – видеть вас в состоянии, столь мало подобающем вашему высокому происхождению! И часа не проходит, чтобы ваша матушка не пролила слезу о ваших злоключениях.

– Злоключениях, говорите вы? – перебил Вепрь. – Не называйте так лесную жизнь; решение мое твердо, хотя и стоило больших усилий. Но дело сделано, былого не вернешь. Поверьте, юная Мартезия, вы вряд ли обретете при дворе полное счастье. Есть в жизни более заманчивые радости, чем светский блеск, и я готов вам повторить сто раз, что мы могли бы вдвоем познать их, захоти вы только стать дикаркой, как я, и жить среди зверей.

– Но почему бы вам не вернуться туда, где вы желанны и все еще любимы? – спросила она.

– Все еще любим? – воскликнул он. – Нет, нет, люди не любят принцев, отмеченных клеймом позора, превратившихся в несчастных изгнанников. От них ждут благодеяний, и если они не способны угодить людям, то их обвиняют во всех смертных грехах и ненавидят еще сильнее. Но что же это я заболтался! – вдруг воскликнул он. – Пройди сейчас мимо медведь, или лев, или кто другой из моих соседей, – если они станут свидетелями нашей беседы, мне несдобровать. Итак, решайтесь же и приходите в лес, желая лишь одного: провести лучшие дни вашей жизни в глухом уединении с несчастным чудовищем, который, обладая вами, обретет долгожданное счастье.

– Вепрь, – ответила она, – я не имела оснований любить вас до этого дня. Если б не вы, мои милые сестры сейчас были бы со мною рядом. Мне нужно время, чтобы принять столь необычное решение.

– Вы просите отсрочку, чтобы предать меня?

– Нет, на это я не способна, – продолжила она, – и обещаю никому не говорить, что встретила вас здесь.

– Так вы вернетесь? – спросил кабан.

– Не сомневайтесь, – ответила она.

– О нет! Мать не отпустит вас; ей наговорят, что в лесу вам попался свирепый кабан. Пойдемте же со мною, Мартезия, пойдемте сейчас.

– Куда вы ведете меня? – воскликнула она.

– В глубокую пещеру, – ответил он, – где течет родник, чистый как алмаз, чьи берега покрыты вечнозеленым мхом и молодой травкой и где печальным эхом отдаются жалобные песни влюбленных и покинутых пастухов.

– Так вот где мы будем жить, – спросила она, – и там меня растерзает кто-нибудь из ваших хищных братьев. Они придут к вам в гости, заметят меня, тут и наступит мой черед прощаться с жизнью. Затем моя бедная мать в отчаянии пошлет людей на поиски, и мое тело найдут в окрестных лесах…

– Пойдемте же, куда желает ваше сердце, – ответил он, – мои приготовления не займут много времени.

– Что ж, согласна, – ответила она, – хотя признаюсь, что мой-то багаж потяжелее будет; мне понадобятся и платья для жарких дней и непогоды, и разные ленты, и кружева, и драгоценности.

– Вот оно что, – промолвил Вепрь, – вам непременно нужны туалеты с бесчисленными безделушками и бесценными побрякушками. Да разве душа и разум не выше всех этих мелких ухищрений? Поверьте, Мартезия, они ничего не добавят к вашей красоте, и даже напротив – заставят ее потускнеть. Не ищите же для свежести вашего лица иных снадобий, кроме свежей и прохладной родниковой воды. А кудри ваши такого прелестного оттенка, столь тонки, словно их сплел коварный паучок для невинной мушки. Вот они, истинные ваши украшения! А ровный жемчуг зубов, от которых глаз не оторвать! Довольствуйтесь же своим природным совершенством, а глупые прикрасы оставьте дамам неказистым.

– Ваши приятные речи ласкают мне слух, – ответила она, – но я отнюдь не хотела бы схоронить себя в темной пещере в обществе ящериц и улиток. Не лучше ли вам вернуться со мной к королю? Я обещаю, что в случае согласия родителей лишь обрадуюсь. Вам же, если вы и вправду любите меня и хотите осчастливить, не следует ли уравнять меня в правах со знатным королевским родом?

– Да, я-то люблю вас, нежная Мартезия, – вновь отозвался он, – а вот вы меня совсем не любите, соглашаясь пойти со мной под венец из одного лишь тщеславия; а я слишком нежного воспитания, чтобы принять всерьез чувства такого рода.

– Ваша склонность осуждать весь слабый пол кажется естественной, – ответила Мартезия, – однако, рассудите сами, господин Вепрь, ведь предложить вам нежную дружбу – это уже кое-что значит само по себе. Подумайте об этом на досуге, а я вернусь сюда чуть позже.

Принц откланялся и убежал в свою мрачную пещеру, размышляя о том, что только что услышал. По воле злой судьбы он вызывал отторжение у тех, кого любил, и до сей минуты никто не одаривал его ласковым словом, поэтому приятные речи Мартезии затронули самые чувствительные струны его души. Вдохновленный любовью, он задумал угостить ее лесными яствами, и от его хищных зубов пали несколько ягнят, оленей и косуль. Затем он спрятал добычу в пещере в ожидании обещанного возвращения Мартезии.

А она не знала, на что решиться. Будь Вепрь столь же красив, сколь он был безобразен, – они любили бы друг друга так же сильно, как Астрея и Селадон[377]377
  Астрея и Селадон – герои пасторального романа Оноре д’Юрфе «Астрея» (см. примеч. 7 к «Золотой Ветви»). Имя Селадона, страстного и верного влюбленного, со временем становится нарицательным.


[Закрыть], и тогда какой счастливой показалась бы ей даже и самая уединенная жизнь вдали от людей! Но как же далеко было Вепрю до прекрасного Селадона! И все-таки она ведь до сих пор не была помолвлена. Никто до сего времени не удостоился ее внимания, и она решилась соединить свою судьбу с принцем, если тот пожелает вернуться домой.