Текст книги "Кабинет фей"
Автор книги: Мари-Катрин д’Онуа
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 72 страниц)
– Я не знаю, сударыня, – сказала ей королева, – и если и есть объяснение такому покровительству, так это мое дитя, появления которого я ожидаю; быть может, ему выпадет меньше горестей, нежели мне.
– Меня одолевает желание, – сказала фея, – получить букет из самых редких цветов и трав; вот и проверьте, поможет ли вам его собрать фортуна вашего малютки; но уж ежели удача обойдет вас стороной, без моих тумаков не останетесь, а я раздаю их часто и всегда на славу.
Королеве ее угрозы пришлись совсем не по душе; она принялась плакать, в отчаянии думая, что никогда и нигде не отыщет таких цветов.
Потом возвратилась в свой домик, а ее подруга Лягушка тут как тут.
– Как вы печальны! – сказала она королеве.
– Увы! Моя дорогая сестрица, кто бы не печалился? Фея хочет получить букет из самых красивых цветов. Но где мне их найти? Сами видите, что за цветы здесь растут; но, если я ей не услужу, жизнь моя в опасности.
– Милая государыня, – любезно ответила Лягушка, – мы с подругами попытаемся помочь вам в этой беде; я тут подружилась с одной летучей мышью: это доброе создание передвигается быстрее меня, дам-ка я ей свою шапочку из розовых лепестков, а с ее помощью она отыщет для вас цветы.
Довольной королеве осталось лишь присесть в глубоком реверансе, – ведь не могла же она, в самом-то деле, заключить Лягушку в объятия.
Та же тотчас поведала обо всем летучей мыши, которая улетела и через пару часов вернулась, пряча под крыльями восхитительные цветы. Королева поспешила отнести их злой фее, удивившейся пуще прежнего: та не могла взять в толк, каким чудом королеве все удается.
А королева беспрестанно обдумывала способы побега. Она сообщила о своем горячем желании бежать доброй Лягушке, и та ей сказала:
– Сударыня, позвольте мне прежде всего посоветоваться с моей шапочкой; как она велит, так и поступим.
Тут она, надев розовую шапочку на соломинку, сожгла перед нею несколько веток можжевельника, каперса[243]243
Каперс – тернистый кустарник, распространенный на Востоке. Плоды каперса в естественном виде или приготовленные в уксусе, употребляются в пищу как приправа. Также применяется в медицине в виде укрепляющего средства.
[Закрыть] и две маленькие зеленые горошины; затем проквакала пять раз, а окончив ритуал и вновь надев ее себе на голову, изрекла тоном оракула:
– Судьба, владычица всего, запрещает вам покидать эти места; здесь у вас родится принцесса, которая будет прекрасней самой Афродиты[244]244
Принцесса… будет прекраснее самой Афродиты… – См. примеч. 5 к «Прелестнице и Персинету».
[Закрыть], а об остальном не беспокойтесь – лишь время облегчит ваши страдания.
Королева опустила глаза, уронив несколько слезинок, но все же решила поверить подруге.
– Раз так, – сказала она Лягушке, – хоть вы не покидайте меня; примите мои роды, коли уж я обречена пережить их здесь.
Честная Лягушка пообещала быть ее Луциной[245]245
Луцина (лат. Lucina – «светлая») – одно из имен Юноны, древнеиталийской богини, жены Юпитера. Покровительница новолуния, женственности, деторождения и родов.
[Закрыть] и утешила, как только смогла.
Но пора вспомнить и о короле: покуда враги осаждали его в столице государства, он не мог постоянно посылать гонцов к королеве; однако, все атакуя и атакуя, он наконец заставил неприятеля отступить и возрадовался не столько этому, сколько тому, что теперь мог без страха отправиться к дорогой своей королеве. О случившейся же с нею беде ему не осмелился сообщить никто из слуг, ибо они нашли в лесу разбитую карету, бежавших лошадей и все убранство амазонки, которое бедняжка надела, отправившись на поиски короля. Не сомневаясь, что королева мертва, и полагая, что ее растерзали дикие звери, слуги решили сказать королю, что она скончалась от внезапного удара. Получив это прискорбное известие, он сам едва не умер от горя: рвал на себе волосы, лил потоки слез, жалобно стенал, рыдал, вздыхал, – словом, вел себя точно так, как подобает вдовцу.
Много дней король не желал никого видеть и сам никому не показывался на глаза; наконец он вернулся в свой город, влача за собою длинные траурные одежды, в которые, подобно его телу, облачилось и его сердце; все послы соседей-королей явились его поприветствовать, и после церемоний, без которых никогда не обходятся подобные несчастья, он отпустил подданных на отдых, освободив их от участия в сражениях и повелев вместо этого торговать побойчее.
Королева ничего этого не знала; время ее родов наступило, и они прошли очень удачно. Маленькая принцесса, посланная ей Небесами, была так прекрасна, как и предсказывала ей Лягушка; они назвали ее Муфеттой, и королеве стоило больших трудов получить разрешение феи Львицы ее кормить, ибо та оказалась столь жестокой и кровожадной, что прямо-таки хотела сама съесть малютку.
И вот чудо-девочке Муфетте исполнилось уже шесть месяцев, а королева, глядя на нее и с нежностью, и с жалостью, все повторяла:
– О! Доведись только твоему отцу-королю увидеть тебя, моя бедная малютка, как бы он был рад, как бы ты стала ему дорога! Но что, если в эту самую минуту он уже забывает меня, думая, что мы навеки похоронены во мраке смерти; быть может, другая занимает в его сердце место, которое он прежде отводил мне.
Эти горестные раздумья стоили ей многих слез; видя это, Лягушка, искренне любившая королеву, однажды сказала ей:
– Пожелай вы только, сударыня, – и я отправлюсь на поиски короля, вашего супруга; путь далек, и я бреду медленно; но рано или поздно я до него доберусь.
Невозможно было больше обрадоваться этому предложению, чем обрадовалась королева, сразу же прижавшая свои ладони к ладошкам Муфетты, показывая сударыне Лягушке, какую услугу та ей окажет, отправившись в такое путешествие. Она заверила, что король не останется в долгу, однако продолжила так:
– Однако же какая польза может быть, если даже король узнает о моем пребывании в этом горестном месте? Он не сможет вызволить меня отсюда.
– Такой госпоже, как вы, – важно ответила Лягушка, – лучше оставить эта хлопоты богам, а уж мы с вами сделаем все, что зависит от нас.
Они тут же и распрощались: записку мужу королева написала собственной кровью на лоскутке ткани, ибо у нее не было ни чернил, ни бумаги. Она молила его полностью доверять благодетельнице Лягушке и обо всем ей рассказывать.
Год и четыре дня поднималась Лягушка по десяти тысячам ступеней, которые вели из кромешной тьмы, где она оставила королеву, к белому свету, и еще целый год наряжалась, ибо была слишком гордой, чтобы предстать пред великолепным двором гадкой лягушкою, выпрыгнувшей из болота. Она повелела сделать носилки, достаточно большие, чтобы на них легко помещались два яйца; снаружи они были покрыты черепаховым панцирем, подбитым шкурками молодых ящериц; еще взяла она с собою пятьдесят фрейлин, – а были это те маленькие зеленые королевы, что прыгают по лугам, каждая верхом на улитке, сама в английском седле, а лапкой опиралась на прелестный ленчик; впереди улиток шествовало множество водяных крыс, одетых пажами, – им Лягушка доверила охрану своей персоны. Но милей всего на свете смотрелась ее шапочка из алых лепестков роз, все еще свежих и гладких, которая так была ей к лицу. Лягушка, кокетливая от природы, не преминула нарумяниться и прикрепить мушки; говорили даже, будто она накрасилась, как и большинство дам в тех краях; но уж это наверняка болтали злые языки.
Она провела в пути семь лет, пока бедная королева сносила невыразимые тяготы и невзгоды, и, не утешай ее прекрасная Муфетта, она бы умерла уже многие сотни раз. Какое слово ни сорвется с уст прелестной малютки, всем очарована мать, все сердца кругом делаются мягче, добрей становится и сама фея Львица; и вот, когда королева прожила в этом ужасном месте уже шесть лет, фея пожелала взять ее с собой на охоту при условии: всех, кого королева убьет, она отдаст Львице.
С какой радостью бедная королева вновь увидела солнце! Она так от него отвыкла, что теперь чуть было не ослепла. Что до Муфетты – та была такой ловкой для своих пяти или шести лет, что никто не уходил от наносимых ею ударов; этим мать и дочь немного смягчили жестокость феи.
Лягушка же плелась днем и ночью по горам и долинам, пока наконец не очутилась вблизи большого города, который король сделал своей столицей; ее весьма поразило, что вокруг одни лишь пляски да пиршества; все только и делали, что смеялись и пели; и чем ближе она подходила к городу, тем больше было радости и ликования. Ее болотная свита всех удивила, каждый норовил увязаться следом, и в город она вошла уже с такой большой толпой, что едва добралась до дворца; тут тоже царило небывалое оживление. Король, вот уже девять лет как вдовец, наконец уступил мольбам своих подданных и собирался жениться на принцессе, по правде говоря, не такой красивой, как его жена, но, нельзя этого отрицать, весьма миловидной.
Добрая Лягушка, спустившись с носилок, вошла к королю в сопровождении всей своей свиты. Ей не пришлось даже просить аудиенции: государь, его невеста и все принцы и без того горели желанием узнать причину ее появления.
– Ваше Величество, – сказала Лягушка королю, – уж не знаю, радость или страдания принесет вам мое известие: свадьба, которую вы вот-вот сыграете, убеждает меня, что королеве-то вашей вы неверны.
– Воспоминания о ней мне все еще дороги, – молвил тут король (уронив несколько слезинок, которые не смог сдержать), – но вы должны знать, милая Лягушка, что короли не всегда делают то, что хотят; вот уже девять лет мои подданные настаивают на том, чтобы я снова женился, ибо я должен оставить им наследников. И вот мой выбор пал на эту юную принцессу, которая кажется мне очаровательной.
– Я не советую вам брать ее в жены, – сказала Лягушка, – ибо многоженство карается виселицей: королева не умерла; вот письмо, написанное ее кровью, она сама его мне вручила: прочтите же, что ваша маленькая принцесса Муфетта прелестней всех небожителей вместе взятых.
Король взял лоскут, на котором королева торопливо написала несколько слов, поцеловал его, оросив слезами, и показал всем собравшимся, сказав, что прекрасно узнает почерк своей жены; потом забросал Лягушку вопросами, на которые та ответила столь же пылко, сколь и разумно. Тут принцесса-невеста и послы, обязанные присутствовать при ее венчании, возмутились и насупились.
– Как же можете вы, Ваше Величество, – сказал самый важный из них, – из-за слов какой-то жабы разрушать столь торжественный союз? Эта болотная тварь дерзнула явиться сюда и лгать вашему двору, да еще и, к своему удовольствию, имеет несчастье быть услышанной.
– Надо вам знать, господин посол, – ответила Лягушка, – что я не болотная тварь; и раз уж нужно показать мое уменье, вот вам: взгляните на всех этих фей и феев[246]246
…взгляните на всех этих фей и феев. – В оригинале «feo» – искусственно созданный мадам д’Онуа мужской род от «fée», т. е. «фея». Неологизм мадам д’Онуа, больше нам во французской литературе не встречавшийся. Совпадение с испанским feo (ужасный, безобразный) приходится считать случайным: о безобразии соответствующих персонажей в данной сказке не упоминается.
[Закрыть].
И тут лягушки и лягушата, крысы, улитки, ящерицы во главе с нею самой показались уже не в обличье маленьких гадов, нет – их фигуры обрели стройность и стать, лица поражали благородством черт, глаза засияли ярче звезд, и у каждого на голове сверкала корона из драгоценных камней, а на плечах была королевская мантия из бархата, с горностаевой опушкой и длинным шлейфом – его несли карлики и карлицы. В тот же миг, откуда ни возьмись, выскочили трубы, литавры, гобои и барабаны, которые пронзали облака своими звуками, приятными и воинственными, а все феи и волшебники принялись танцевать с такой легкостью, что стоило им чуть-чуть подскочить – а они уже под самым потолком. Только успели король и будущая королева насторожиться, удивленные один не меньше другой, как вдруг сии почтенные танцоры обернулись цветами и тоже пустились в пляс – жасмины, нарциссы, фиалки, гвоздики, туберозы, только с руками и ногами. То была ожившая клумба, к тому же еще и весьма ароматная.
Мгновенье спустя цветы исчезли, и их место заняли многочисленные фонтаны; они стремительно взмывали ввысь и вновь падали в большой канал у подножия замка; он был покрыт маленькими расписными и золочеными лодками, столь красивыми и изящными, что принцесса пригласила послов отправиться с ней на водную прогулку. Те с радостью согласились, полагая, что это всего лишь игра, предшествующая веселому свадебному пиру.
Но как только они взошли на борт, канал и все фонтаны исчезли, а венценосные особы вновь превратились в лягушек. Король спросил, куда подевалась принцесса, и Лягушка ответила:
– Ваше Величество, вам не нужен никто, кроме королевы, вашей супруги; не будь я ей другом, – мне бы и дела не было до свадьбы, которую вы едва не сыграли, но государыня ваша заслуживает такого уважения, а ваша дочь Муфетта так мила, что вы должны постараться их вызволить из беды, не теряя ни минуты.
– Признаюсь вам, сударыня Лягушка, – сказал король, – не будь я уверен, что моя жена мертва, – все на свете бы отдал, чтобы ее вернуть.
– После тех чудес, что я вам показала, – воскликнула Лягушка, – вам уж нечего сомневаться: итак, оставьте ваше королевство под добрым началом и немедля отправляйтесь в путь. Вот кольцо, которое поможет вам увидеть королеву и встретиться с феей Львицей, хоть ужаснее ее и нет никого на свете.
Король, больше не видевший своей нареченной принцессы, почти совсем про нее забыл, зато любовь к королеве, напротив, вспыхнула в нем с новой силой.
Он прещедро одарил Лягушку и отправился в путь, не пожелав, чтобы его хоть кто-нибудь сопровождал.
– Не унывайте, – такими словами проводила его Лягушка, – хоть и ждут вас страшные испытания, но, надеюсь, вам удастся совершить все задуманное.
Король, утешившись этим напутствием, удовольствовался лишь одним проводником для поисков королевы – своим кольцом.
По мере того, как Муфетта взрослела, она становилась такой прекрасной, что все чудовища из ртутного озера в нее влюбились; доходило до того, что драконы устрашающих размеров смиренно ползали у ее ног. Такого ежедневного зрелища ее прекрасные глаза вынести не могли; бедняжка бежала к матери, чтоб укрыться в ее объятиях.
– Долго ли мы здесь пробудем? – плакала она. – Неужто нет конца нашим бедам?
Королева ее обнадеживала, но в глубине души сама ни на что не надеялась: разлука с Лягушкой, от которой так и не было ни единой весточки, и столь долгое молчание короля – все это, скажу я вам, повергало ее в несказанную печаль.
Фея Львица мало-помалу привыкла брать их на охоту; она была не прочь полакомиться, и, с удовольствием съедая убитую ими дичь, в награду отдавала им ноги или голову добычи; но зато теперь им дозволялось видеть дневной свет. Фея принимала облик львицы, королева с дочерью садились на нее верхом и так носились по всем окрестным лесам.
Король, ведомый кольцом, остановившись в каком-то из них, однажды видел, как они пронеслись мимо, словно стрела, выпущенная из тетивы; не замеченный ими, он хотел было бежать вдогонку, но они быстро скрылись из виду.
Нескончаемые страдания королевы не заставили ее красоту поблекнуть, и она показалась ему прекрасной, как никогда. Огонь в его душе зажегся вновь; не сомневаясь, что та юная принцесса, что была подле нее, и есть его дорогая Муфетта, он решил, что лучше погибнуть тысячу раз, чем отказаться от намерения их вернуть.
Услужливое кольцо привело его в мрачное место, где королева провела столько лет; он был немало удивлен тем, что спустился вглубь земли; но больше всего потрясло его все, что он там увидел.
Фея Львица, которой до всего было дело, знала день и час его появления: чего бы она ни совершила, дабы заклясть Судьбу остановить его! Но теперь уж фея решила, что надо, по крайней мере, померяться с ним силами.
Она выстроила посреди ртутного озера хрустальный дворец, качавшийся на волнах, и заточила в нем бедную королеву с дочерью, обратившись затем с речью ко всем чудовищам, влюбленным в Муфетту.
– Вы потеряете эту прекрасную принцессу, – сказала она им, – если не поможете мне защитить ее от рыцаря, который явился ее похитить.
Чудовища пообещали сослужить ей хорошую службу и окружили хрустальный дворец: самые легкие из них попрыгали на крышу и стены, те, что потяжелее, стали на страже у дверей, остальные же остались в озере.
Король, следуя совету верного кольца, явился сначала в пещеру феи, поджидавшей его там в обличье львицы. Стоило ему войти, как она на него бросилась; король взмахнул мечом с доблестью, какой фея от него не ждала; и когда она занесла над ним лапу, чтобы повалить его на землю, он поразил ее в самый локоть. Она издала страшный вопль и упала, поверженная; он же, придавив ей горло ногою, осыпал ее проклятиями. Тогда фея, в которой неукротимая ярость боролась со страхом, спросила его:
– Чего ты хочешь? И чего требуешь от меня?
– Я хочу тебя наказать, – надменно ответил король, – за то, что ты похитила мою жену, и, если ты мне ее сию минуту не вернешь, я тебя задушу.
– Взгляни на озеро, – сказала ему фея, – и увидишь, в моей ли она власти.
Обернувшись, король увидел королеву и ее дочь в хрустальном замке, плававшем по ртутному озеру, как галера без руля и ветрил.
Король чуть было не умер и от радости, и с горя: крикнул что было сил – и его услышали; но как же ему добраться до них? Пока он раздумывал, фея Львица исчезла.
Король бегал вдоль озера: когда он был уже готов настигнуть прозрачный дворец, тот удалялся с немыслимой скоростью, оставляя его с разбитыми надеждами. Королева, которая опасалась, что его в конце концов сморит усталость, все подбадривала его, крича, что фея Львица-де хочет его уморить, но настоящей любви никакие трудности нипочем. Они с очаровательной Муфеттой умоляюще протягивали к нему руки. От этого зрелища король приободрился, он кричал в ответ что было сил, клялся Стиксом[247]247
Стикс – в древнегреческой мифологии река в царстве мертвых, через которую перевозчик Харон переправляет души умерших. В эпосе самая страшная, нерушимая клятва богов – клятва Стиксом.
[Закрыть] и Ахероном[248]248
Ахерон (ныне Фанариотикос) – древнее название реки в эпирской области Феспротии, согласно древнегреческой мифологии, уходящей в царство мертвых.
[Закрыть] скорее провести остаток дней в этих горестных местах, чем уйти отсюда без них.
Надо полагать, он был наделен большим упорством, коли так безропотно сносил все невзгоды; постелью ему служила земля, покрытая шипами и колючками, пищей – лишь дикие плоды, что горче желчи, и без конца приходилось ему сражаться с озерными чудовищами. Сомневаться не приходится – мужа, способного на такое ради того, чтобы вернуть свою жену, можно было встретить лишь во времена фей, и его подвиги в должной мере отражают дух эпохи, о коей и идет речь в моей сказке[249]249
…его подвиги в должной мере отражают дух эпохи, о коей и идет речь в моей сказке. – Подобные иронические замечания – общее место сказок прециозной культуры. См. мораль сказки «Барашек».
[Закрыть].
Миновало три года, но король так и не приблизился к цели; почти отчаявшись, он сотню раз хотел было уже броситься в озеро; и так бы и сделал, будь это последним средством, чтоб избавить от страданий королеву и принцессу. Как-то бегал он, по обыкновению, то туда, то сюда, как вдруг его подозвал к себе ужасный дракон и сказал:
– Если вы поклянетесь короной и скипетром, а еще королевской мантией, а еще – вашей женой и дочерью, что отдадите мне на съедение один весьма лакомый для меня кусочек, который я у вас попрошу, когда захочу, то я, несмотря на всех чудовищ, что населяют озеро и охраняют хрустальный замок, перенесу вас на крыльях и обещаю вам, что мы вызволим королеву и принцессу.
– Ах! Душа моя, милейший дракон, – вскричал король, – клянусь вам и всему вашему драконьему роду, что досыта накормлю вас и навсегда останусь вашим покорным слугой!
– Не клянитесь, – ответил ему дракон, – если не намерены сдержать слова; ибо тогда я навлеку на вас столь страшные беды, что вы будете помнить о них до конца своих дней.
Король вновь повторил все свои обещания и, умирая от нетерпения, прыгнул на спину дракона так, будто оседлал самого прекрасного в мире скакуна; тотчас же чудовища выстроились в целую армию, чтобы заслонить проход: вот настал миг борьбы, слышалось лишь пронзительное шипение змей, вокруг все горело, и сера летела вперемежку с порохом. Наконец король добрался до замка, а там чудовища набросились на него с новой силой: летучие мыши, совы, вороны преграждали ему вход, но дракон когтями, зубами и хвостом порвал на части самых ревностных стражей. Королева, увидев это великое сражение, тоже вовсю рушила стены, пробивая их ногами, и потом рубила мечом на куски, помогая своему дорогому супругу; наконец они одержали победу и воссоединились – колдовству положил конец удар молнии: попав прямо в озеро, она разом осушила его.
Услужливый дракон исчез, все остальные – тоже, а король, сам не зная как, перенесся в столицу своего государства, очутившись в чудесной гостиной, за уставленным яствами столом, и притом вместе с королевой и Муфеттой. Никогда еще не бывало ни такого удивления, ни большей радости. Подданные сбежались посмотреть на своего государя и юную принцессу, которая чудесным образом оказалась так великолепно одета, что от сияния ее драгоценных камней всем приходилось прищуриваться.
Легко представить, сколько всякого рода увеселений, маскарадов, состязаний и турниров устроил этот прекрасный двор, куда съезжались самые знатные принцы со всего света, плененные прекрасными глазами Муфетты. Среди самых статных и ловких повсюду одерживал верх принц Муфи; все рукоплескали ему, все им восхищались, и юная Муфетта, которая до сих пор видела лишь змей да драконов из озера, не могла не воздать по заслугам достоинствам Муфи. Не проходило и дня без его галантных ухаживаний, и наконец он так страстно влюбился, что, будучи вправе по высоте своего положения претендовать на руку и сердце принцессы, стал нахваливать королю с королевой свое княжество: оно-де так прекрасно и велико, что заслуживает самого пристального внимания.
Король отвечал, что принуждать дочку не станет: пусть принцесса сама выберет себе мужа, но принц должен потрудиться, чтобы ей понравиться, и это единственный путь к счастью. Принц, довольный ответом, после многих встреч понял, что принцессе он не безразличен; тут наконец и Муфетта призналась ему, что ежели он не станет ее мужем, то другого у нее не будет. Муфи, упоенный радостью, кинулся к ее ногам, заклиная самыми нежными словами всегда помнить эту клятву.
Принц тотчас же бросился в покои короля и королевы доложить им об успехе, какой его любовь снискала у Муфетты, и умолял более не откладывать его счастье. Те с радостью согласились: такой он был блистательный, принц Муфи, что лишь один и казался достойным обладать восхитительной принцессой Муфеттой. Король очень хотел объявить об их помолвке, прежде чем Муфи отправится в свои владения, чтоб там отдать распоряжения о свадьбе; ведь принц ни за что не уехал бы, не убедившись окончательно, что обретет счастье по возвращении. Принцесса Муфетта, прощаясь с ним, не смогла не пролить обильных слез, ибо с горечью предчувствовала дурное; королева же, видя, как удручен разлукой и принц, дала ему портрет своей дочери и молила не так уж заботиться о пышном въезде невесты в его столицу, а лучше самому побыстрее вернуться за нею. Принц ей ответил:
– Сударыня, я никогда с таким удовольствием не подчинялся вам, как сейчас; мое сердце слишком тронуто, чтобы я пренебрегал собственным счастьем.
Он поспешно уехал, и в ожидании его возвращения принцесса Муфетта занимала себя музыкой, чудесно управляясь с инструментами, на которых научилась играть всего за несколько месяцев. Однажды, когда она была в покоях королевы, король вошел туда весь в слезах и, заключив дочь в объятия, воскликнул только:
– О, дитя мое! О, горемычный я отец! О, несчастный я король!
Он не мог говорить и все только вздыхал и вздыхал; перепуганные королева и принцесса принялись спрашивать, что стряслось, и наконец он им поведал, что только что принимал у себя великана необъятных размеров, представившегося послом дракона из озера – того самого, что помог ему победить чудовищ, а теперь напоминал о данном слове и требовал принцессу Муфетту, дабы съесть ее запеченной в тесте; а ведь он, король, связал себя ужасной клятвой, обещав отдать дракону все, что тот пожелает; в те времена не умели нарушать данное слово.
Королева, услышав столь горестные вести, сжала принцессу в объятиях, испуская ужасные вопли.
– Скорее меня лишат жизни, – восклицала она, – чем отдам я мою дочь этому чудовищу; уж лучше пусть забирает наше королевство со всем добром в придачу! Бесчеловечный отец, и вы могли согласиться на столь великую жестокость? Как же так! Мое дитя запекут в тесте? Ах! Мысль об этом мне невыносима: пришлите ко мне сего посла, изувера этакого, быть может, мое горе смягчит его сердце.
Король отправился за послом и привел того к королеве; она же вместе с дочерью, бросившись к его ногам, умоляли сжалиться и уговорить дракона взять все, что у них есть, только сохранить жизнь Муфетте; но он им ответил, что это от него вовсе не зависит: дракон слишком упрям и прожорлив, и раз уж он присмотрел себе какой-нибудь лакомый кусочек, то даже все боги вместе взятые не заставят его отказаться, и по-дружески посоветовал вести себя достойно, ибо дракон может принести им гораздо большие несчастья. От таких слов королева упала в обморок, а следом бы и принцесса, если бы ей не нужно было прийти на помощь матери.
Едва эти печальные вести разлетелись по дворцу, как о них узнал и весь город; повсюду слышались плачи да причитания, ибо Муфетту все обожали. Король не мог решиться отдать ее великану, тот же, уже прождав несколько часов, начал терять терпение и принялся изрыгать страшную ругань. Тогда сказали король с королевой:
– Что может быть еще горше? Нам нипочем, если озерный дракон явится сожрать нас; но если нашу Муфетту запекут в тесте, такого мы не переживем.
На это великан ответил, что получил известия от своего господина: пожелай только принцесса выйти замуж за племянника дракона, и тот согласится оставить ее в живых; а кстати, этот племянник статен, хорош собой и вообще принц, и она будет жить с ним в полном достатке.
Это предложение немного смягчило горе Их Величеств, и королева бросилась уговаривать принцессу, но та скорее согласилась бы умереть.
– Я не способна, сударыня, – сказала она, – сберечь свою жизнь ценой измены: вы обещали меня принцу Муфи, и я никогда не буду принадлежать другому; что ж, я, с вашего позволения, умру, и пусть конец моей несчастной жизни принесет покой вашей.
Тут вошел король, обратившись к дочери с самыми нежными словами, какие только можно вообразить, однако она осталась тверда; тогда он решил сам отвести ее на вершину горы, куда за ней прилетит озерный дракон.
Все было готово для горького жертвоприношения, пред мрачностью коего побледнели бы и Ифигения, и Психея[250]250
Ифигения. – См. примеч. 6 к окончанию «Дона Габриэля…». Психея – в греческой мифологии олицетворение человеческой души; изображалась в образе девушки с крыльями бабочки. Любовь Психеи и Амура (Купидона) – распространенный сюжет в европейской литературе и изобразительном искусстве.
[Закрыть]; все кругом заполонили черные одеяния, восковые и мрачные лица, и четыре сотни самых красивых девушек, облачившись в длинные белые одежды и водрузив на головы венки из кипариса, вышли сопровождать принцессу; ее несли в паланкине из черного бархата, дабы все видели это творение богов: волосы, перехваченные лентами и ниспадавшие на плечи, венчала корона из цветков жасмина и ноготков. Казалось, ничто уже не трогало ее в этом мире, кроме скорби короля с королевой; великан, вооруженный до зубов, шествовал рядом с паланкином, пожирая принцессу таким жадным взглядом, что, казалось, и сам не прочь ее съесть; эхом разносились вздохи и рыдания, а слез пролилось столько, что всю дорогу затопило.
– Ах! Лягушка, Лягушка, – воскликнула тут королева, – что же это вы меня бросили! Увы! Зачем нужно было мне спасенье в темном болоте, раз нынче вы в нем отказываете? Отчего не умерла я тогда! Я не увидела бы сегодня крушения всех моих надежд! Слышите, – я не увидела бы, как мою дорогую Муфетту вот-вот съедят.
Пока она причитала, процессия, хоть и очень медленно, продолжала двигаться вперед и вот уже оказалась на вершине роковой горы: тут крики и причитания стали столь пронзительными, что никогда и никто еще не вопил так жалостно; великан же приказал всем проститься с принцессой и убираться прочь. Да ведь ничего не поделаешь – в те времена все было по-простому, и от таких напастей и защиты-то никакой не было.
Король с королевой и всем двором взобрались на другую гору, с которой могли все видеть; скоро они заметили подлетающего дракона в пол-лье длиною; он, хотя и шестикрылый, снижался с трудом, ибо слишком тяжелым было его туловище, сплошь покрытое толстой синей чешуей и длинными огненными иглами; хвост вился пятьюдесятью с половиной кольцами, каждый коготь был размером с ветряную мельницу, а в разинутой пасти виднелись три ряда зубов, длинных, как у слона.
Но пока он мало-помалу приближался, добрая и верная Лягушка верхом на ястребе устремилась к принцу Муфи. На ней была розовая шапочка, и потому, хотя принц и заперся у себя в кабинете, она вошла туда без ключа.
– Как, вы еще здесь, о несчастный влюбленный! – воскликнула она. – Мечтаете о прелестной Муфетте, а она в эту минуту на краю погибели; не медлите! вот вам лепесток розы – сами увидите, как я сейчас на него дуну, и он превратится в скакуна редкой породы.
В тот же миг появился конь зеленого цвета, с дюжиной копыт и о трех головах: одна изрыгала огонь, другая – картечь, а третья – пушечные ядра. Еще Лягушка дала принцу меч длиною в восемнадцать локтей, который был легче перышка, а в придачу – цельный бриллиант, чтоб он облачился в него, как в доспех; хоть и был камень тверже скалы, но так удобен, что никаких движений отнюдь не стеснял.
– Спешите же, – сказала она ему, – летите на выручку той, кого любите; мой зеленый конь доставит вас к ней; а освободив ее, расскажите ей о моей в том заслуге.
– О великодушная фея, – воскликнул принц, – ныне я не в силах выразить вам всей признательности, но объявляю себя навеки вашим верным рабом.
Он вскочил на трехглавого коня о двенадцати ногах, и тот мгновенно пустился вскачь, помчавшись быстрее трех лучших скакунов вместе взятых, так что принц очень скоро очутился на вершине горы, где увидел свою дорогую принцессу, совсем беззащитную, и неторопливо летевшего к ней дракона. Тут зеленый конь принялся вовсю изрыгать огонь, картечь и пушечные ядра, чем немало удивил чудовище: двадцать ядер попало ему в шею, слегка ободрав чешую, а картечью выбило глаз. Дракон рассвирепел и совсем было кинулся на принца, но меч в восемнадцать локтей был так хорошо закален, что принц мог орудовать им как хотел и то вонзал его по самую рукоять, то бил им, как хлыстом. И все же, не будь на нем непробиваемых бриллиантовых доспехов, несдобровать бы ему от драконьих когтей. Муфетта узнала его издалека – так ярко сверкал защищавший его бриллиантовый панцирь; и тут ее охватила такая смертельная тревога, на какую способна лишь влюбленная девица; зато в сердца короля с королевой проник слабый луч надежды, ибо поразил их вид трехголового коня о двенадцати копытах, изрыгавшего огонь, и вооруженного чудо-мечом принца в бриллиантовом футляре, столь вовремя явившегося и сражавшегося так рьяно. Король нацепил свою шляпу на жезл, а королева привязала к своей трости платок: и давай оба вовсю махать принцу, чтоб вдохновлять его на битву. Все последовали их примеру; хотя, по правде говоря, нужды в этом не было – доблесть его питало пламя, горевшее у него в сердце, и опасность, коей подвергалась возлюбленная.
И как же преуспел он в битве! Земля была усыпана иглами, когтями, рогами, крыльями и чешуей дракона, из многих ран которого натекли лужи синей крови, а кровь трехглавого коня была зеленой, что создавало на земле весьма своеобразный оттенок[251]251
…натекли лужи синей крови, а кровь трехглавого коня была зеленой, что создавало на зелие весьма своеобразный оттенок. – Исходя из классических канонов хорошего вкуса, зеленый и синий цвета считались несочетаемыми, а их смесь – нечистой.
[Закрыть]. Пять раз был повержен принц и пять раз поднимался, лихо вскакивая обратно в седло, и тут в ход шли пушечная канонада и греческий огонь[252]252
Греческий огонь — зажигательная смесь из смолы, нефти, серы, селитры и др., применявшаяся в VII–XV вв. в морских боях и при осаде крепостей. Бочки и прочие сосуды с подожженной смесью забрасывались при помощи метательных машин на корабли или в крепости противника. Греческий огонь не гасится водой. Впервые был применен греками в 673 г.
[Закрыть], которым доселе не было равных; наконец дракон выбился из сил и упал; тогда принц нанес ему страшную рану в живот – и тут-то и случилось такое, чему поверить невозможно, хоть это столь же правдиво, как и все в этой сказке: из огромной дыры вылез принц[253]253
…из огромной дыры вылез принц… – Подобный мотив (из тела враждебного чудовища выходит дружественно настроенный герой) редок в фольклорной сказке, но часто встречается в литературной.
[Закрыть], самый прекрасный и милый из всех, кои на свете есть: в расшитых жемчугом одеждах из синего бархата с позолотой, а на голове у него шлем с греческим орнаментом, украшенный белыми перьями. И подбежал он к принцу Муфи с распростертыми объятиями.