Текст книги "Кабинет фей"

Автор книги: Мари-Катрин д’Онуа

– Мы пришли не для того, – начал Солнышко (ибо он говорил за всех), – чтобы отказать вам в должных с нашей стороны дружбе, признательности и уважении, хотя нам и стало известно, как вы нашли нас в море и что вы не родные наши отец и мать. Вы, милосердные, спасли нас, вы дали нам прекрасное воспитание, вы заботились о нас с беспримерной добротою – и мы навсегда сохраним привязанность к вам. Посему, решив искренне поблагодарить вас, мы умоляем рассказать нам все, что вам известно о столь необычайном деле, и дать совет о дальнейшем, дабы мы руководствовались вашей мудростью и не могли себя ни в чем упрекнуть.

Корсар и Корсарина поразились, что открылась правда, которую они столь тщательно скрывали.

– Теперь вы знаете слишком много, – сказали они, – и потому мы не можем больше утаивать, что вы не наши дети и попали к нам лишь по воле судьбы. Нам ничего не известно о вашем происхождении, однако в вашей колыбели лежали драгоценности: стало быть, настоящие родители ваши или высокородные дворяне, или очень богатые люди. Вот и все, что мы знаем – что же можем мы вам посоветовать? Если вы цените нашу привязанность, то, без сомнения, останетесь и скрасите нашу старость. Если же вам не по душе замок, что мы построили в этих краях, и вы тяготитесь жизнью в глуши, – мы пойдем с вами, куда пожелаете, кроме королевского двора. Житейская мудрость внушила нам неприязнь к нему. Быть может, и вам он будет не по вкусу, случись вам лучше узнать его непрестанную суету, дрязги, притворство, обманы, зависть, неравенство, лживость слов и неприкрытость зла. Мы могли бы сказать еще многое, да ведь вы упрекнете нас в пристрастности, – и вполне справедливо: ибо – да, дети, мы хотели бы удержать вас в этом мирном краю, хотя вы и вольны покинуть его, когда пожелаете. Но не забывайте: здесь-то вы словно в гавани, а жаждете выйти в бушующее море, где трудностей всегда больше, чем удовольствий; жизнь коротка и, случается, обрывается в лучшие дни свои, ослепительный блеск величия столь же притягателен, сколь и обманчив, и самое верное из благ – умение ограничивать себя, наслаждаться спокойствием и набираться мудрости.

Корсар еще не закончил свои напутствия, когда принц Счастливец прервал его.

– Мой дорогой отец, – возразил он, – мы слишком сильно хотим узнать что-нибудь о нас самих, чтобы оставаться в этой глуши. Вы соизволили дать нам ценные назидания; надеюсь, что нам удастся им следовать. Однако судьба зовет нас. Позвольте же нам осуществить то, что нам предназначено, и тогда, вернувшись к вам, мы расскажем о своих приключениях.

Услышав это, корсар и его жена заплакали, сильно растрогав этим принцев и особенно Звездочку, такую чувствительную и нежную; ей бы и в голову не пришло покидать этакую глушь, будь она уверена, что с нею здесь навсегда останется принц Милон.

Решившись отправиться странствовать, принцы теперь только и ждали мига отплытия, ибо полагали, что именно море откроет им желанную тайну. На небольшом корабле нашлось место и для их четырех коней; они долго и прилежно расчесывали волосы и, набрав для Корсарины побольше жемчужин и каменьев, попросили отдать им те украшения, что лежали в их колыбельках. Она же, принеся драгоценности из тайника, где все это время заботливо хранила, привязала их все к одежде Звездочки, непрестанно целуя ее и орошая ее лицо слезами.

Столь печального расставания еще не было на свете; корсар и его жена едва не умерли от терзаний, природа коих вовсе не была корыстной – ведь сокровищ они уже накопили столько, что большего и желать нельзя. Солнышко, Счастливец, Милон и Звездочка взошли на корабль, который корсар построил очень прочным и красивым: мачты из черного дерева и кедра, снасти из обшитого золотом зеленого шелка, паруса тоже из зеленого с золотом сукна; к тому же судно было великолепно раскрашено. Сами Антоний с Клеопатрой, а то и гребцы прекрасной Венеры, восхитились бы отплывавшим кораблем[345]345
  Сами Антоний с Клеопатрой… восхитились бы отплывавшим кораблем… – Очевидно, подразумевается сражение при Акциуме 2 сентября 31 г. н. э. между флотами Октавиана Августа и Марка Антония (последнее морское сражение, завершившее период гражданских войн). Союзницей Антония выступила египетская царица Клеопатра. В 1672 г. была создана картина Лоренцо А. Кастро «Сражение при Акциуме», очевидно, известная мадам д’Онуа.


[Закрыть] – так прекрасен он был. Принцесса сидела на корме, под богатым балдахином; оба ее брата и кузен стояли рядом, сияя ярче звезд небесных; а от тех звезд, что горели у них во лбу, расходился ослепительный свет. Они решили отправиться туда, где корсар нашел их, и вскоре прибыли на место. Там они собирались принести жертвы богам и феям, дабы те оказали им покровительство, указав путь к месту их рождения. Поймав горлицу, они хотели было уж зарезать ее; однако принцессе стало жаль красивую птицу, и, отпуская ее на волю, она промолвила:

– Лети, священная птица Венеры[346]346
  Лети, священная птица Венеры… – Горлица – птица семейства голубиных; голубь в Древнем Риме считался священной птицей Венеры.


[Закрыть], и, если однажды ты понадобишься мне, вспомни, что я сделала тебе добро.

Горлица улетела; на том жертвоприношение и закончилось: тут все четверо заиграли на музыкальных инструментах, да столь дивно, что, казалось, сама природа затихла, чтобы их послушать: стихли и шум волн, и вой ветра, лишь Зефир[347]347
  Зефир. – См. примеч. 1 к «Фортунате».


[Закрыть] играл волосами принцессы и колебал полы ее платья. Тут вдруг из волн морских показалась сирена[348]348
  Сирена. – См. примеч. 9 к «Золотой Ветви».


[Закрыть], да так чудесно запела, что принцесса и ее братья замерли в восхищении. Сирена же, пропев несколько мелодий, обернулась к ним лицом и крикнула:

– Не тревожьтесь более, пустите ваш корабль по воле волн и сойдите на берег там, где он остановится; а любовь пусть цветет, и да здравствуют любящие.

Звездочка и Милон несказанно обрадовались, ничуть не сомневаясь, что сирена обращалась к ним. Они тайком переглянулись, и сердца их заговорили друг с другом на языке влюбленных, так что Солнышко и Счастливец ничего не заметили. Корабль плыл по воле ветра и волн; ничто не омрачало пути – и погода была ясной, и море спокойным. Плыли они так три полных месяца, и все это время принц Милон часто беседовал с принцессой.

– Сколько сладостных надежд я лелею, милая Звездочка, – сказал он ей однажды. – Ведь я не брат вам, а над моим сердцем властны лишь вы и никто иной; однако в нем нет места злодеянию, а ведь таковым являлась бы моя любовь к вам, будь вы моей сестрой. Но милостивая сирена своим советом подтвердила и все мои догадки.

– Ах, братец, – возразила она, – не будем верить темным речам, смысл коих нам недоступен. Что станется с нами, коли мы прогневаем богов чувствами, которые им не по душе? Ведь сирена поведала нам так мало, – как знать, не чрезмерное ли воображение причиной нашей преждевременной радости?

– Вы отпираетесь, жестокая, – опечалился тогда принц, – и не столько из почтительного страха перед богами, сколько из неприязни ко мне.

Ничего не отвечая ему, Звездочка лишь подняла глаза к небу и глубоко вздохнула, что Милон воспринял как знак ее благосклонности.

Была пора, когда дни стоят длинные и жаркие; вечером принцесса с братьями поднялись на верхнюю палубу, чтобы полюбоваться закатом на море. Звездочка села, братья встали рядом; взяв музыкальные инструменты, все восхитительно заиграли на них. Между тем корабль, подгоняемый легким ветерком, казалось, быстрее заскользил по волнам, торопясь обогнуть небольшой мыс, за которым располагался прекраснейший из городов на свете, внезапно открывшийся нашим мореплавателям. Вид его восхитил путешественников: мраморные дворцы с золотыми крышами, а остальные дома – из тончайшего фарфора; великолепие красок оттеняла глазурь листвы вечнозеленых деревьев. При виде такой роскоши Звездочка и ее братья пожелали бросить якорь в здешнем порту, однако тут могло не найтись места для их корабля – столько судов уже стояло в гавани, что их мачты походили на плавучий лес.

Сказано – сделано: но стоило им только сойти с корабля, как на берегу столпилось множество людей, привлеченных великолепным видом новоприбывшего судна, красотой превосходившего даже то, которое аргонавты построили для поисков Золотого руна[349]349
  …аргонавты построили для поисков Золотого руна. – То есть корабль «Арго», на котором древнегреческий герой Ясон и его спутники-аргонавты отправились в Колхиду за Золотым руном (шкурой златорунного барана, на котором в свое время прибыл в Колхиду герой Фрике).


[Закрыть].

Дивная краса детей со звездами во лбу очаровала всех, и о них тотчас доложили королю; тот, не поверив, сам поспешил на просторный балкон, выходивший прямо на море. Он увидел, как принцы Солнышко и Милон, взяв принцессу на руки, спустили ее на землю, затем вывели коней, чья богатая сбруя была под стать остальной роскоши. Солнышко вскочил на черного как смоль, Счастливец – на серого, конь Милона был белоснежным, а у принцессы – ее верный буланый. Король залюбовался четверкой всадников, скакавших так гордо, что никто не мог даже близко к ним подойти.

Принцы, заслышав, как люди говорят: «Смотрите, вон король», – взглянули вверх и, увидев его во всем блеске, тотчас отвесили низкий поклон и чинно прошествовали мимо, не отводя от него взора. Король тоже смотрел на них – красота принцессы поразила его так же, как и пригожесть юных принцев. Он велел своему обер-шталмейстеру предложить гостям королевское покровительство и позаботиться о них – ведь в этом краю они, вероятно, чужестранцы. Наши же путешественники, с почтением и признательностью приняв оказанную честь, попросили дать им лишь дом, где они поселились бы все вместе, и хорошо бы он находился в нескольких лье от города, ибо они любили прогулки. Тотчас обер-шталмейстер распорядился приготовить для них один из лучших домов, где они удобно расположились со всем своим скарбом.

Короля так восхитили четверо юных путешественников, что он немедля явился в покои своей матери-королевы и рассказал ей о дивных звездах, что сияли у них во лбу. Та сперва застыла в изумлении, а затем с притворным равнодушием поинтересовалась, сколько им может быть лет. Король ответил, что пятнадцать, а может быть, и шестнадцать. Она ничем не выдала своей тревоги, но ужасно испугалась: выходило, что Фальшь предала ее. Тем временем король, широко шагая взад-вперед, все твердил:

– Счастлив же, должно быть, отец, у которого столь блестящие сыновья и такая красивая дочь! Я же, несчастный правитель, – отец трех щенков. Ничего не скажешь – прекрасные наследники! Будущее моей короны весьма многообещающе.

С каждым его словом росла тревога королевы-матери. Сверкающие во лбу звезды и возраст незнакомцев до того напоминали ей принцев с их сестрой, что теперь она была почти уверена в предательстве Фальши, все больше убеждаясь, что та не убила королевских детей, а, наоборот, спасла. Однако, овладев собою, она ничем не выдала смятения и в тот день даже не отправила никого разузнать о них побольше. Зато на следующее утро королева-мать велела своему секретарю пойти к ним и, якобы исполняя приказ короля о благоустройстве их дома, рассмотреть как следует эти самые звезды, горевшие во лбу у юных странников.

Секретарь незамедлительно отправился выполнять поручение. Он застал принцессу за утренним туалетом. В те времена торговцы еще не продавали краску для волос на каждом углу, и поэтому светлое оставалось светлым, а темное ничем нельзя было осветлить. Посланник королевы увидел, как принцессе расчесывают распущенные волосы, ниспадавшие до пола золотыми локонами. Вокруг стояло несколько корзин, чтобы не растерять падавшие драгоценные камни. Звезда во лбу сверкала так, что больно смотреть, а золотая цепочка на шее была столь же поразительной, как и алмазы, падавшие прямо в корзины. Секретарь не верил глазам своим, когда принцесса выбрала самую большую жемчужину и попросила его сохранить ее как памятный дар: а это была та самая жемчужина, которая теперь является достоянием испанских монархов и известна под названием Перегрина[350]350
  Перегрина (исп. Peregrina – паломница) – необычайно крупная жемчужина весом более 50 карат, выловленная в середине XVI в. у берегов Панамы. Принадлежала испанскому королю Филиппу II и его супруге Марии Тюдор и осталась в сокровищнице испанской короны. Мария Тюдор и затем несколько последующих королев Испании позировали для парадных портретов с этой жемчужиной. На портрете работы Веласкеса мы видим Филиппа III с Перегриной на шляпе. В «Рассказе о путешествии в Испанию» мадам д’Онуа упоминает эту жемчужину в качестве украшения то испанского короля (письмо 11), то королевы. Обоснование названия жемчужины, которое дается в сказке, разумеется, полностью вымышлено.


[Закрыть], что значит «Паломница», ибо досталась от путешественницы.

Секретарь поприветствовал троих принцев, побеседовав с ними и разузнав все что нужно, и откланялся, смущенный столь великой щедростью. Вернувшись во дворец, он доложил обо всем королеве-матери, и та еще больше утвердилась в своих подозрениях. Секретарь сказал ей, что у Милона звезды не было, но драгоценные камни падали с его волос, как и у его братьев, и что, по его мнению, он самый красивый из них; а явились они все из далеких краев, откуда отец и мать отпустили их ненадолго, дабы увидели они чужеземные страны. Королева, теперь немного сбитая с толку, уж начала подумывать, что это вовсе не дети короля.

Так металась она между страхом и надеждой, а король, весьма любивший охоту, тем временем как-то проезжал мимо дома наших юных путешественников. Обер-шталмейстер, сопровождавший его, указал, где по его приказанию устроили Звездочку и ее братьев.

– Королева не хотела, чтобы я навестил их, – молвил король, – она боится, что в их краях свирепствует чума и кабы они заразу к нам не привезли.

– Эта юная незнакомка, – сказал первый шталмейстер, – и вправду очень опасна. Но я, Ваше Величество, боялся бы скорее очарования ее глаз, чем какой бы то ни было заразы.

– Поистине, – ответил король, – я с вами согласен.

И он уже было подстегнул коня, как вдруг услышал из распахнутых окон просторной гостиной музыку и пение; нежная мелодия была так сладка, что он спешился и пошел к дверям.

Принцев же шум и лошадиное ржание заставили выглянуть из окна. Увидев короля, они почтительно поклонились и с радушным видом поспешили навстречу; братья в знак покорности обняли его колени, а принцесса целовала ему руки; все словно бы признавали в нем родного отца. Король, взволнованный и растроганный, приласкал их, но не мог понять, отчего сам так расчувствовался. Он попросил их непременно явиться во дворец, где с радостью представит новых друзей королеве-матери; они же, поблагодарив за такую честь, заверили, что дело лишь за готовностью их одежд и экипажей, и вскоре они обязательно приедут к нему на поклон.

Король же после охоты прислал им половину добычи, а другую половину отвез матери.

– Как! – воскликнула она. – Ваша добыча столь скудна? Обычно вы убиваете в три раза больше дичи.

– Верно, – ответил король, – но я отдал часть прекрасным чужестранцам. Я чувствую к ним столь необычайную привязанность, что сам немало удивлен. Если бы вы так не боялись заразы, я бы давно уже распорядился поселить их во дворце.

Королева-мать, сильно разозлившись, осыпала его обвинениями в недостаточном почтении и упреками в опасном легкомыслии.

Едва король ушел, она послала за Фальшью и уединилась с нею в своих покоях. Там она схватила фрейлину одной рукой за волосы, а другой поднесла к ее горлу кинжал.

– Несчастная, – прошипела она, – не знаю, какие остатки доброты мешают мне принести тебя в жертву моему праведному гневу. Ты предала меня. Ты не убила четверых младенцев, которых я отдала тебе, чтобы ты от них избавилась. Признайся же в своем преступлении, только так, быть может, я пощажу тебя.

Фальшь, едва живая от страха, кинулась к ней в ноги и рассказала, что случилось в ту давнюю ночь, когда разыгралась буря. Она уверяла, что дети не могли тогда выжить, ибо непогода была такой страшной, что ее саму чуть не забил град. Теперь же она просит у королевы-матери лишь немного времени, чтобы найти иной способ отделаться от этих детей одного за другим, и притом так, что в этом не заподозрит ее никто на свете.

Королева, желавшая лишь их смерти, немного смягчилась и приказала статс-даме не терять ни минуты. Старуха Фальшь понимала, какой опасности подвергается, и пустилась во все тяжкие. Она выждала, когда трое принцев отправились на охоту, а сама с гитарой в руках уселась под окном принцессы и затянула:

 
Всё в мире побеждает красота,
Красивым быть – вот каждого мечта.
Но с возрастом все краски выцветают,
Вчерашние красотки увядают
И тусклыми становятся черты,
Уж нет следов от прежней красоты.
Бедняжки тщетно воротить мечтают
Те прелести, что навсегда ушли,
Но только бесполезны все старанья,
И гложет душу разочарованье,
Когда навек все вёсны отцвели.
Спешите красоты плоды вкусить,
Пока вы молоды, спешите полюбить.
Ведь с возрастом все краски выцветают,
Вчерашние красотки увядают
И тусклыми становятся черты,
Уж нет следов от прежней красоты.
Бедняжки тщетно воротить мечтают
Те прелести, что навсегда ушли,
Но только бесполезны все старанья,
И гложет душу разочарованье,
 

Когда навек все вёсны отцвели.

Звездочке такие стихи пришлись по душе, и она вышла на балкон посмотреть, кто поет. Едва она показалась, как Фальшь, нарядно одетая, низко ей поклонилась; тогда и принцесса в свою очередь поприветствовала фрейлину, шутливо поинтересовавшись, не о себе ли самой та только что пела.

– Да, красавица, – ответила Фальшь, – эти слова прямо-таки как будто для меня и написаны; а вот, чтобы они никогда не касались вас, я дам вам совет, которым вы непременно должны воспользоваться.

– Что же это за совет? – спросила Звездочка.

– Я скажу, как только позволите мне подняться к вам в комнату, – молвила Фальшь.

– Вы можете войти, – сказала принцесса.

Старуха, не мешкая, вплыла в дом с видом придворной дамы, – а вид этот, однажды побывав при дворе, уже невозможно утратить.

– Красавица, – заговорила Фальшь, не теряя ни минуты (ибо боялась, что им могут помешать), – небеса одарили вас неземной прелестью. Помимо яркой звезды во лбу, про вас рассказывают и другие чудесные вещи. Но одного-то, самого необходимого, вам как раз и недостает. Как жаль!

– Чего же у меня нет? – спросила принцесса.

– Танцующей воды, – ответила злобная фрейлина. – Будь такая вода у меня – вы не увидели бы ни единого седого волоска на моей голове, ни морщинки на лбу, у меня были бы самые красивые зубы на свете и моя девическая прелесть очаровала бы вас. Увы! Я узнала этот секрет слишком поздно, когда время уже стерло всю мою красоту. Учитесь же на моих ошибках, милое дитя, пусть хоть это утешит меня, ибо я чувствую к вам необъяснимую нежность.

– Но где же я найду эту танцующую воду? – вновь спросила Звездочка.

– Ее можно найти в Светлом лесу, – ответила Фальшь. – У вас есть трое братьев. Хотя бы один из них должен любить вас настолько, чтобы отправиться за ней туда. Неужели они не дорожат вами? А ведь с этой водой вы могли бы оставаться прекрасной еще сто лет после смерти.

– Мои братья любят меня, – сказала принцесса, – но один из них точно ни в чем мне не откажет. Если эта вода и вправду столь чудесна, как вы говорите, я вознагражу вас соразмерно вашим заслугам.

Коварная старая фрейлина поспешно удалилась, обрадованная таким скорым успехом. Напоследок она обещала Звездочке обязательно навестить ее.

Пер. О. Л. Берсеневой (проза), Е. Ю. Шибановой (стихи)

олос приора зазвучал с хрипотцой, и барон забрал у него тетрадь, промолвив:

– Позвольте перебить вас и самому почитать, ибо, думаю, вы будете мне за это благодарны.

– Охотно, – ответил приор, – дамам ваше чтение придется больше по душе, чем мое.

– Ну, это еще не известно, – молвила баронесса. – Вы остановились, как раз когда еще сильнее разожгли наше любопытство.

– Вы слишком любезны, госпожа, – молвил Дандинардьер, – никогда бы не подумал, что произведение столь незначительное, к тому же весьма небрежно написанное – да в нем и ценности-то никакой нету, – и вот оно так благосклонно принято.

– Уверяю вас, – воскликнула Виржиния, – что оно полностью завладело моим вниманием. Никогда бы не разлучалась с Ясной Звездочкой.

– А я с принцем Милоном, – добавила Мартонида. – Его сомнения в своем происхождении – причина стольких бед, что я поистине разделяю все его тревоги.

– Ну-ну! Вовсе нет, вовсе нет, сударыни! – не согласился Дандинардьер. – Finis coronat opus[351]351
  Finis coronat opus (лат.). – «Конец – делу венец».


[Закрыть].

– О, Боже! – рассердилась вдруг баронесса. – Это еще что вы такое сказали? Белиберда пополам с тоскою! Позвольте заметить, что наши уши столь же нежны, как и у придворных дам, и подобные речи вовсе не для них.

Дандинардьеру, не вполне уверенному, что он изрек все правильно, оставалось лишь предположить, будто госпожа де Сен-Тома поняла афоризм не в пример лучше него; потому он рассыпался в извинениях за свою неудачную шутку, признав, что удивлен ее столь глубокими познаниями в латыни.

– Ах, сударь, – молвила она, – женщины в наше время столь же мудрены, сколь и мужчины. Они учатся, и способности их безграничны. Какая жалость, что им нельзя занимать всякие посты в государстве. Парламент, полностью состоящий из женщин, был бы милейшим на свете. Можно ли вообразить что-нибудь приятнее смертного приговора, произнесенного очаровательными алыми губками прекрасной дамы?

– Несомненно, – согласился Дандинардьер (всячески старавшийся поскорее изгладить из памяти свой неудачный Finis coronat opus), – несомненно и еще раз несомненно. Я бы не переживал, что меня повесят, если бы приговор мне вынесла столь очаровательная особа, как вы, баронесса.

– Вы слишком любезны, – ответила госпожа де Сен-Тома. – Но окончим же чтение сказки. Ведь она лучше всего, что мы можем тут наговорить.

Приор тотчас продолжил читать:

Пер. О. Л. Берсеневой