Текст книги "Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 88 (всего у книги 133 страниц)

Позднее выяснится, что произошло это отнюдь не случайно. Один из игроков команды, мечтавший играть в стартовой пятерке и видевший в Белове основное препятствие к этому, решил его убрать чужими руками. Он «стукнул» куда следует о том, что в багаже Белова не предназначенные для провоза вещи, и знаменитого центрового задержали.

По другой версии, эту провокацию специально подстроили чиновники из Спорткомитета, чтобы выбить знаменитого центрового из ленинградского «Спартака» и переманить его в Москву. На эту версию косвенно указывает ряд фактов. Например, такой: вскоре после скандала на таможне тот человек, который всучил ему злополучные иконы, настоятельно советовал переходить в ЦСКА, где ему сразу восстановят все звания и возьмут обратно в сборную. Белов это заманчивое предложение отверг. Не мог он предать команду, тренера, которые, собственно, и сделали из него настоящего спортсмена. Между тем именно этот инцидент во многом станет поводом к преждевременному уходу великолепного спортсмена из жизни. Но не будем забегать вперед.

Во Львове, на съемках «Д’Артаньяна и трех мушкетеров», разгорелся нешуточный скандал: актеров обвинили… в антисоветской пропаганде. Выяснилось же это следующим образом. Как мы помним, съемочную группу поселили в одну из лучших гостиниц города – «Ульяновскую», принадлежавшую обкому. И практически все номера в ней были нашпигованы «жучками», имевшими «прописку» в львовском КГБ. А актеры, как мы помним, чуть ли не каждый день после съемок устраивали в своих номерах пьяные посиделки с девочками, на которых не только похвалялись кусками из своих ролей, но и травили анекдоты, а Боярский даже пародировал самого Брежнева. В итоге режиссера фильма Юнгвальда-Хилькевича вызвали в КГБ. «Вы знаете, что ваши артисты пародируют Брежнева?» – спросили его с порога. «Нет», – честно ответил режиссер. «А что они кроют матом Ленина?» Тут Хилькевичу вовсе стало дурно. «Не верите? – продолжали бушевать чекисты. – Тогда мы вам это сейчас продемонстрируем», – и они включили гостю магнитофонную ленту, на которой Лев Дуров называл вождя мирового пролетариата фашистом и лысым кретином. Услышав это, Хилькевич понял, что фильм вот-вот накроется медным тазом, а всю съемочную группу ждут Соловки. Надо было срочно спасать и себя, и всех остальных. Но как? Идея пришла в тот самый момент, когда чекистский палец нажал на кнопку «стоп» в магнитофоне. Режиссер сказал: «Я вас прекрасно понимаю. Но и вы нас поймите. Это же артисты. Они – обезьяны. Они и меня кривляют постоянно, и директора фильма. Они же без этого не могут. Хотя и говорят они такое, все равно они патриоты своей родины. Ведь Чехов тоже ругал русский народ. И – ничего». Короче, ему удалось убедить чекистов, что больше таких случаев в его группе не будет. И слово свое сдержал. Когда он рассказал об этой встрече актерам, те перепугались и с тех пор завязали и с анекдотами, и с пародиями. Но не с пьянками-гулянками.

Но вернемся в Москву. Здесь знаменитая балерина Майя Плисецкая угодила в сложную ситуацию. Близится юбилейный вечер, посвященный 35-летию работы Плисецкой в Большом театре, и она хочет, чтобы он запомнился надолго. Для этого она выбрала для показа второй акт «Лебединого озера», а также «Айседору» и «Болеро» обожаемого ею Мориса Бежара. Причем «Болеро» с ее участием видели чуть ли не во всем мире, но только не на родине балерины. Значит, полагает Плисецкая, это должно произвести особенное впечатление на столичную публику. Как вдруг… директор Большого театра Иванов грудью встает на пути «Болеро». Вызвав к себе Плисецкую, он заявляет: «Станцуйте что-нибудь другое». Та в недоумении: «Зачем другое?». «Москвичам это чуждо», – следует ответ. «Но это мой вечер. В мою честь», – пытается вразумить директора балерина. «Да, ваш. Но в театре нет стола под «Болеро». – «Стоимость постройки стола для моего танца я оплачу из своего кармана». – «А я говорю, что «Болеро» на сцене Большого театра идти не может», – продолжал упорствовать директор. «Но почему? Ведь явно не из-за стола», – пыталась докопаться до истины балерина. Но Иванов правду не говорил и продолжал бубнить: не пойдет, не может, нельзя. Так они ни о чем и не договорились. Плисецкая покинула кабинет крайне раздраженная.

И только спустя несколько дней ее коллега по театру Петр Хомутов раскрыл балерине глаза на происшедшее. Оказывается, Иванов считал «Болеро» разнузданным порнографическим балетом: там полуголая женщина танцевала на столе, а вокруг толпились мужики. По его мнению, «Болеро» был предназначен для «Фоли Бержера» и «Мулен Ружа», но ни в коем случае не для Большого. Плисецкая удивилась: «А разве Иванов видел «Болеро»?» «Вряд ли, – ответил Хомутов. – Но кто-то из ездивших с вами в Австралию написал ему докладную записку. И даже фотографии приложил».

Однако даже после всего услышанного Плисецкая не оставила попыток добиться справедливости. Довод у нее был тот же: «Вечер мой, и я вправе танцевать то, что мне нравится». Плисецкая отправилась прямиком в ЦК КПСС, к тамошнему секретарю Зимянину. Увы, и там ее ждало разочарование. Иванов уже успел доложить Зимянину об этом инциденте и расписал «Болеро» в таких красках, да еще продемонстрировав фотографии, что секретарь ЦК сразу встал на его сторону. И Плисецкая встала перед непростой дилеммой: либо идти до конца и отменять юбилейный вечер, либо заменить «Болеро» чем-то другим, например «Кармен-сюитой». Весь театр застыл в ожидании того, что же будет. Однако о том, что произошло дальше, я расскажу чуть позже, а пока взглянем на афишу столичных кинотеатров.

В первой половине мая состоялись следующие кинопремьеры: 1-го в прокат вышла комедия Владимира Грамматикова «Усатый нянь» с Сергеем Прохановым в роли шебутного воспитателя детсада; 15-го – «Хочу быть министром» Екатерины Сташевской с участием Валерия Никифорова, Валерия Шальных и др.; «Прыжок с крыши» Владимира Григорьева с участием супружеского дуэта в лице Виталия и Марии Соломиных; «Марка страны Гонделупы» Юлия Файта с участием Ии Саввиной, Паши Македонского, Данилы Перова и др.

Кино по ТВ: «Малыш и Карлсон» (т/сп), «Весна» (1-го), «Три веселые смены» (1—2-го), «Перед экзаменом» (премьера т/ф 3-го), «Опровержение» (3—5-го), «Великие голодранцы» (5-го), «Мужчина и женщина» (премьера ф/сп), «Это мы не проходили» (с субтитрами), «Случай с Полыниным» (7-го), «Мальчишки ехали на фронт» (8-го), «Освобождение», «Первый день мира» (9-го), «Там, где цветут эдельвейсы» (11-го), «Здравствуй и прощай» (12-го), «Васек Трубачев и его товарищи», «Повесть о человеческом сердце», «Преступление», фильм 1-й – «Обман» (с субтитрами), «Алло, такси!» (13-го), «Сказка о потерянном времени», «Проснись и пой!» (ф/сп), «Ожерелье для моей любимой» (14-го), «Невеста с Севера» (15-го) и др.

Театральные премьеры: 8-го в Театре им. Вл. Маяковского – «Бег» с участием Армена Джигарханяна (Хлудов), Владимира Самойлова (Корзухин), Светланы Немоляевой (Серафима), Евгения Лазарева (Чарнота), Анатолия Ромашина (Голубков), Натальи Гундаревой (Люська) и др.; 10-го в Театре им. Моссовета – «А существует ли любовь?» – спрашивают пожарные» Э. Радзинского.

Эстрадные представления: 7-го в ДК 1-го ГПЗ пела Мария Лукач; 7—9-го в ГЦКЗ «Россия» состоялись концерты с участием: Иосифа Кобзона, Ирины Понаровской и др.; 8—9-го – в ЦПКиО с участием: Иосифа Кобзона, Ивана Суржикова, ВИА «Самоцветы» и др.; 11—15-го в ГТЭ выступала Эдита Пьеха с ансамблем Григория Клеймица; 12-го в «Октябре» – Галина Карева; 14-го в ГЦКЗ «Россия» выступали артисты английской эстрады: Грег Бонам, Джулия Вильяме, вокальный дуэт «Липе». С 1-го в парке «Сокольники» начал принимать москвичей чехословацкий комплекс аттракционов «Луна-парк» (город Оломоуц).

15 мая в столицу солнечного Узбекистана город Ташкент прибыл один из грабителей ереванского банка Николай Галачян и его новый подельник Владимир Купцов. Приехали они туда с одной целью: совершить первую попытку обмена похищенных из Госбанка денег (300 тысяч рублей) на облигации 3-процентного займа. Эта операция должна была показать, установлен ли контроль за украденными деньгами достоинством выше 10 рублей, или нет. Обмен должен был совершить, естественно, не сам Галачян, а его напарник, за что тому были обещаны хорошие комиссионные.

Марк Захаров продолжает работу над фильмом «Обыкновенное чудо». 16 мая на съемочной площадке (а съемки начались месяц назад) впервые появился исполнитель роли Короля Евгений Леонов. До этого он в работе над картиной не участвовал, поскольку играл другую роль: был главным в группе поддержки советских хоккеистов, участвовавших в чемпионате мира по хоккею с шайбой в Праге. Поспособствовав победе наших ребят на этом турнире, Леонов 15 мая вернулся в Москву, а на следующий день с утра был уже на «Мосфильме». В тот день снимались эпизоды первого появления Короля со свитой в трактире. Герой Леонова представлял трактирщику (Юрий Соломин) себя, свою свиту и просил предоставить им ночлег на время непогоды. На следующий день съемки эпизода были продолжены.

15—18 мая в Люблино проходил суд над видным диссидентом – доктором физических наук, членом-корреспондентом армянской Академии наук (из которой его перед самым судом исключили), основателем московской группы наблюдения за выполнением Хельсинкских соглашений Юрием Орловым. Арестованный в прошлом феврале, Орлов просидел более года в тюрьме КГБ в Лефортово. Вот как вспоминают об этом судебном процессе разные люди.

А. Сахаров: «На суд приехало очень много друзей обвиняемого, много иностранных корреспондентов и представители некоторых иностранных посольств. Но на этот раз нас не пустили даже к зданию суда – специальные ограждения и наряды милиции не подпускали ближе 15–20 метров. Во время процесса жену и сына Орлова дважды обыскивали с применением грубой физической силы, срывали одежду – искали магнитофон с записью этого формально открытого суда. Даже адвоката однажды разошедшиеся гебисты подвергли насилию – заперли во время процесса в комнате рядом с залом…»

М. Геллер: «Ирина Орлова, жена обвиняемого, и двое его сыновей были единственными зрителями в зале суда, не работающими в «органах». Зал был целиком занят сотрудниками КГБ, и никому из «посторонних» войти не разрешалось. Ирину Орлову и ее сыновей обыскивали перед входом в зал, раздевая догола, чтобы они не пронесли магнитофон или карандаш с бумагой. Выйдя после первого дня заседаний с суда, Ирина Орлова заявила, что суд – это цирк, правда, для обвиняемого не смешной. Председательница суда отказалась вызвать свидетелей, названных обвиняемым, отказалась удовлетворить все его просьбы. Зато были вызваны все «свидетели» обвинения. Не считаясь с расходами, государство привезло из лагеря в Мордовии двух заключенных, которые заявили, что «условия жизни в лагере нормальные», спят зэки «в больших и чистых бараках», в лагере «есть магазин, в котором продаются разные продукты». Короче – все советские люди не прочь жить, как живут советские заключенные…»

А. Сахаров: «В последний день суда, 18 мая, перед вынесением приговора, когда я стал громко настаивать, чтобы присутствующих друзей подсудимого пустили на суд, и стал протискиваться сквозь толпу, возникла потасовка. Меня, а потом и других, поволокли в стоящие рядом милицейские машины; я ударил кого-то из гебистов, один из гебистов очень сильно и профессионально ударил Люсю по шее, она ему ответила. При заталкивании в машину Люся уже по инерции нечаянно ударила начальника местного отделения милиции. Нас с Люсей вскоре отпустили, а потом вызвали повесткой в суд. Обвинение – хулиганские выкрики во время суда; штрафы: мне – 50, Люсе – 40 рублей…»

Что касается Юрия Орлова, то суд приговорил его к высшему наказанию по статье 70 (антисоветская агитация и пропаганда) – к 7 годам лагеря строгого режима и 5 годам ссылки. Про этот суд советские СМИ практически ничего не писали, зато про другой процесс – тоже над диссидентами – писали обильно. Речь идет о суде над Звиадом Гамсахурдиа и Михаилом Коставой, состоявшемся в эти же дни в Тбилиси. Интерес советских СМИ к нему объяснялся просто: оба грузинских диссидента признали себя виновными и активно сотрудничали со следствием. За что и получили минимальные сроки: по 3 года лагерей и 2 года последующей ссылки.

В эти же дни в Москве состоялся еще один судебный процесс: над нелюдем, который держал в страхе всю столицу осенью прошлого года. Имя его – Анатолий Бирюков. Это он в течение месяца охотился на улицах города за грудными младенцами, насиловал их и убивал. Когда его поймали, Бирюков стал «косить» под сумасшедшего. Однако экспертиза в Институте психиатрии им. Сербского признала его вменяемым. 17 мая был вынесен приговор Бирюкову: расстрел.

Андрей Тарковский готовится на «Мосфильме» к очередным съемкам фильма «Сталкер». Как мы помним, в первый раз съемки ленты проходили летом прошлого года. Однако из-за брака пленки большая часть отснятого полетела в корзину. Тарковский обвинил в происшедшем цех обработки пленки, а также своего давнего партнера – оператора Георгия Рерберга. Последний не смог простить режиссеру этих обвинений и вышел из проекта. В начале этого года Тарковский закончил новый вариант сценария к фильму, собрал новую съемочную группу. 17 мая был подписан приказ о новом запуске «Сталкера» в производство, вот-вот должны были начаться съемки, но случилось неожиданное: Тарковского свалил инфаркт. Его уложили в больницу, а съемочный период перенесли на начало июня.

18 мая в советских газетах появилось сообщение, что в швейцарском городе Лугано были объявлены лауреаты на получение медалей Международного фестиваля спорта. Среди награжденных впервые оказались спортсмены из Советского Союза; фигуристы Ирина Роднина и Александр Зайцев. По счастливому совпадению спустя две недели после этого сообщения Роднина забеременеет двойней.

19 мая в Москве КГБ арестовал известного правозащитника Александра Подробинека. Самое интересное, что за три дня до этого ареста диссидент уже знал о нем. Ему сообщил об этом тот самый капитан КГБ Виктор Орехов, о котором я уже рассказывал. Это он, внезапно разочаровавшись в целях и методах работы своего ведомства, переметнулся на сторону диссидентов и стал регулярно выдавать им секретную информацию: когда и кто из них будет арестован, за кем следят и т. д. В истории 5-го управления КГБ (идеология) это был, наверное, единственный случай подобного рода. Что касается Подробинека, то он поблагодарил Орехова за ценную информацию, но прятаться от КГБ не стал. Поэтому, когда те заявились на его московскую квартиру с ордером на арест, он лично открыл им дверь.

21 мая в столичном Доме кино, что на Васильевской улице, состоялся вечер в честь сбор-. ной Советского Союза по хоккею с шайбой, выигравшей, после двухлетнего периода, чемпионат мира и Европы в Праге. Зал был заполнен до отказа, поскольку хоккей в те годы любили все, а среди работников отечественного киноискусства таких людей было особенно много. Вся сборная СССР по хоккею во главе со своими тренерами Виктором Тихоновым и Владимиром Юрзиновым расположилась в углу сцены, откуда им прекрасно был виден не только зал, но и то, что происходило непосредственно на сцене. Вечер вел кинорежиссер Станислав Ростоцкий, который раз за разом вызывал для приветствия своих коллег. И те старались на славу. Особый восторг у спортсменов вызвала группа актрис (Надежда Румянцева, Людмила Хитяева и др.), которые, водрузив на головы хоккейные шлемы, спели задорные куплеты про хоккей.

Между тем подошло к концу пребывание в Ташкенте одного из грабителей ереванского банка Николая Галачяна и его напарника Владимира Купцова. Как мы помним, прибыли они туда с разведывательной целью: обменять 300 тысяч рублей на облигации 3-процентного займа и выяснить, не установлен ли контроль за украденными из банка деньгами достоинством выше 10 рублей. Обмен производил Купцов, а Галачян в это время дежурил на улице возле сберкассы. Недельное пребывание в Ташкенте показало, что никакого контроля за украденными деньгами, во всяком случае в Ташкенте, не установлено. Что чрезвычайно обрадовало Галачяна. Он щедро расплатился со своим напарником за оказанную помощь, да еще расщедрился на то, что снял для себя и для него двух девиц, как тогда принято было говорить, легкого поведения. С этими девушками они практически каждый вечер «зависали» в дорогих ресторанах, где сорили деньгами направо и налево. Причем так сильно к ним «прикипели», что, когда пришла пора покидать гостеприимный Ташкент, предложили девушкам махнуть с ними в Москву. Девушки с радостью согласились. 22 мая четверка покинула столицу Узбекистана.

В тот же день писатель Константин Симонов написал письмо кинорежиссеру Эльдару Рязанову, с которым они были соседями по дачному поселку. Несмотря на свое соседство (а оба жили там больше десяти лет), они практически не общались, и их встречи носили мимолетный характер: здравствуй – до свидания. Причем Рязанов-то знал, с кем здоровается, а вот в отношении Симонова сомневался: знает ли тот, кому отвечает на приветствие. Но Симонов знал, только почему-то не считал возможным вступать с режиссером в более теплые отношения. Так продолжалось до тех пор, пока в руки Симонова не попалась книга Рязанова «Грустное лицо комедии». Вот тут в душе классика советской литературы что-то шевельнулось, и он решил выразить свои чувства ему в письме (хотя мог бы и в гости зайти). Симонов писал:

«Дорогой Эльдар Александрович, прочел Ваше «Грустное лицо комедии», книгу, по-моему, очень хорошую, и захотелось сказать Вам то, что как-то все не приходилось сказать, – хоть мы и соседи, – что я видел все Ваши фильмы (кроме «Девушки без адреса») и люблю их, и, судя по сказанному в Вашей книге, больше люблю те из них, которые больше любите Вы. Вот, собственно, и почти все. Кроме того, Вы делаете дело, которого я совершенно не умею делать, что в то же время не мешает мне чувствовать себя Вашим единомышленником в чем-то очень, особенно важном для Вас, для меня и для очень многих других людей, важном прежде всего в жизни, а затем уже и в наших профессиях.

От души желаю Вам всего самого доброго…»

Рязанов был чрезвычайно тронут этим письмом, перечитал его несколько раз. Потом он сядет и напишет ответное послание. А несколько лет спустя внезапно узнает, что Симонов прислал ему копию своего письма, отпечатанную на ксероксе, а подлинник оставил себе. Как пишет Э. Рязанов: «Я был потрясен вторично! Какая же забота о вечности! Какая сосредоточенность на бессмертии! Какого же он был мнения о каждом своем шаге, если так старался сохранить его для истории! Я уж не говорю о том, что он ни в грош не ставил меня, будучи, очевидно, убежденным, что я не сохраню его послания, вышвырну вон.

Я даже вспотел от напряжения. Ну, в крайнем случае оставил бы в своем архиве копию (ведь сохранилось бы!), а адресату все-таки отослал бы подлинник. Это было бы по-людски. Какое тщеславие! Какая мелочность! А рядом щедрость и доброта! Как неоднозначны люди! И как мы, в сущности, мало знаем о них.

Поостыв, я подумал: а может, это не сам Симонов так поступил, а его литературный секретарь, когда получила письмо Константина Михайловича для отправки мне. «Пусть лучше подлинник останется в архиве писателя, а с адресата будет достаточно и копии», – подумала, может быть, секретарь. Может быть! Не знаю. Не хочется неважно думать о Константине Михайловиче, удобнее так думать о литературном секретаре…»

Киношный мир Москвы тем временем живет вестями из Тбилиси. Несколько дней назад оттуда пришло тревожное сообщение: в автомобильную катастрофу угодил кинорежиссер Тенгиз Абуладзе. Он возвращался домой, когда ему навстречу выскочила легковушка. В лобовом столкновении знаменитый режиссер получил серьезные увечья. Когда его привезли в больницу, врачи лишь развели руками: шансов на спасение практически не было. Но судьба оказалась благосклонной к режиссеру: целую неделю он пролежал в больнице без сознания, после чего медленно, но пошел на поправку.

А теперь вернемся к ситуации вокруг юбилейного вечера Майи Плисецкой, который должен состояться в Большом театре. Как мы помним, балерина хотела станцевать на нем «Болеро» Мориса Бежара, но директор театра, заручившись поддержкой в ЦК КПСС, запретил ей это делать, сочтя «Болеро» чистой порнографией. Любой другой в такой ситуации предпочел бы уступить, но только не Плисецкая. И она… Впрочем, послушаем ее собственный рассказ:

«Выход все же нашелся. Кто в иерархии Системы выше секретаря ЦК Зимянина? Только Брежнев. Надо добраться до него. Или – до одного из его ближайших помощников.

Ценою неимоверных усилий удается встретиться с Андреем Михайловичем Александровым. Он – как бы правая рука Брежнева. Профессиональный политик. Человек достаточно образованный, знавший иностранные языки. Ему не пришлось, а это редкость, объяснять, что такое «Болеро», кто такой Морис Равель и при чем тут Морис Бежар…

Помогли мне и иностранные журналисты. Из театра в преддверии моего юбилея повеяло «запахом жареного», и журналисты активно стали домогаться интервью со мной. А телефон-то прослушивают… Это уже чистая политика.

Но главной силой, поколебавшей дремучий тандем Иванов – Зимянин, был, повторю, Александров. Со слов его дополню – Александров говорил о моем отчаянии Брежневу, тот что-то промямлил доброжелательное в ответ, и Александров получил основание сослаться на авторитет первого официального лица страны…»

Юбилейный вечер Плисецкой состоялся во вторник, 23 мая. Зрителей пришло – яблоку негде было упасть. И особенный восторг у публики вызвало именно «Болеро», поскольку уже вся театральная Москва знала о противостоянии юбилярши со Старой площадью. Поэтому рукоплескала победительнице, что называется, не жалея ладоней. А Иванов от злости чуть язык не проглотил. И потом целую неделю, по словам Плисецкой, ходил по театру с пепельно-фиолетовым лицом.

22—24 мая непривычное оживление царило в Горловском карьере, что в Одинцовском районе. Доселе безлюдное место стало вдруг местом паломничества… съемочной группы фильма «Обыкновенное чудо». Киношники приехали туда, чтобы снять всего лишь несколько натурных эпизодов в своей «безнатурной» картине (как мы помним, все действие фильма разворачивается в студийных декорациях). Первый день работы в карьере был целиком подготовительным: актер Александр Абдулов под руководством опытного наставника-дублера вскакивал на лошадь и мчался по карьеру. 23–24 мая состоялись сами съемки: снимали эпизод, где Медведь и Принцесса мчатся на лошадях (вместо Евгении Симоновой снималась дублерша – Горячева). Кстати, Симонова на тех съемках едва не погибла. И не по вине лошади. Симонова стояла на краю карьера, как вдруг песок под ее ногами внезапно поехал. А внизу была огромная лужа, глубина которой исчислялась несколькими метрами. Упади туда актриса, живой бы ее точно не достали. К счастью, ее дикий визг услышали находившиеся поблизости пожарные, один из которых и успел схватить сползающую вниз актрису за руку. Больше к краю карьера она уже не подходила.

На Одесской киностудии продолжаются съемки другого будущего телехита – «Место встречи изменить нельзя». Съемки проходят без исполнителя главной роли Владимира Высоцкого, который, отснявшись в сценах «в бильярдной», уехал из Одессы (ему предстояло играть на сцене «Таганки», а также провести ряд гастрольных туров по стране). Пока на съемочной площадке не было Высоцкого, работа не останавливалась и снимались эпизоды без Жеглова. В частности, пролог фильма, который в окончательную редакцию не вошел: Шарапов (Владимир Конкин) и Левченко (Виктор Павлов) выполняют разведывательное задание за линией фронта. Между тем буквально накануне этих съемок они едва не сорвались из-за того, что Конкин надумал… уйти из картины. О том, почему ему в голову пришла такая мысль, рассказывает сам актер:

«Работа над фильмом началась, но первые результаты никому не понравились. Тогда вдруг, совершенно неожиданно, Станислав Сергеевич Говорухин сказал фразу, которая меня просто сразила наповал: «Володя, ты меня предаешь! Я так тебя отстаивал, а у нас ничего не получается…»

Наверное, Говорухин не хотел меня обидеть. Должно быть, слово «предательство» для него значит гораздо меньше, чем для меня. Но я почувствовал себя уязвленным, униженным – как будто пощечину получил. И впервые отчетливо понял: никому я в этой картине не нужен.

Тогда я тихо собрал свой чемодан и уже решил было уезжать, как вдруг в дверь моего гостиничного номера постучался Виктор Павлов, с которым мы должны были сниматься в прологе фильма. Витя спрашивает: «Чего это ты чемодан собрал?» – «Да вот, Вить, уезжаю я. Не могу больше работать в такой обстановке, когда все тебя не любят, не понимают, а теперь еще и в предательстве упрекают. Да и Высоцкий давит, как танк, ничего не слушает, тянет одеяло на себя…» А именно так и было, чего скрывать? Не знаю, может, кому-то и приятно, когда на него орут. Мне приятно не было, у меня просто руки опускались… Другая порода, понимаете? Не толстокожий я, что ж поделаешь.

А Вите Павлову я буду по гроб жизни благодарен. Он взял сценарий и говорит: «Ладно, давай пойдем подышим. На поезд ты еще успеешь, я тебя даже провожу». Мы вышли на улицу. Смеркалось. А неподалеку от нашей гостиницы был то ли институт марксизма-ленинизма, то ли еще что-то в этом роде, и там стояли на пьедесталах Маркс и Ленин. Вот в этих декорациях Витюша начал читать сценарий. Как смешно было!.. Мне и в голову прийти не могло, что это, оказывается, просто комедия, водевиль, канкан на тему борьбы с бандитизмом! По крайней мере в интерпретации Витюши все выглядело именно так. Он вообще прекрасный рассказчик, знаток анекдотов и всяких смешных историй. Как он читал!!! И в обнимку с Карлом Марксом, и в обнимку с Лениным… Я просто умирал от смеха! В общем, ему удалось вырвать меня из атмосферы всеобщей агрессивности, поддержать и успокоить. Мы вернулись в гостиницу, распили бутылочку сухого вина, и я, умиротворенный, заснул. Наутро моих страданий и след простыл, и я уже был готов к дальнейшей работе…»

Владислав Дворжецкий находится на гастролях в Поволжье. 21 мая он позвонил жене и сообщил, что у него вырисовывается несколько свободных дней, которые он хочет провести дома. На следующий день он приехал в Москву. Вот как об этом вспоминает его жена Н. Литвиненко:

«Мы договорились, что я его встречу. Хотя он делал вид, что не любит проводов-встреч, но на самом деле всегда был очень рад и тому, и другому.

Утром пытаюсь поймать такси, а его все нет… Катастрофически опаздывая, я все-таки долетела до вокзала, прибежала на перрон – а там нет не только Владика, даже поезда уже нет. Расстроилась ужасно!.. Опять в такси – и домой. Подъезжаю к подъезду – и, о радость, вижу, как Владик выгружает вещи и коробки из такси. Увидев меня, шагнул и сказал: «А я уж было подумал, что ты у мамы в Подольске!». Потом мы поехали к Таисии Владимировне (мать Владислава. – Ф. Р.) и весь день были у нее.

К вечеру я засобиралась домой, так как там осталась одна моя собака – колли Карри. Ее надо было вывести погулять, накормить… Таисия Владимировна стала просить Владика переночевать. Тогда он попросил меня тоже остаться. А собака?.. И я уехала. Но на следующий день (23 мая), уже рано утром, Владик был дома. И пожаловался: «У меня всю ночь так болел живот…» Но это были уже спазмы, связанные с заболеванием сердца и сосудов, которые отдаются в животе и пищеводе. У моего отца тоже было больное сердце, он перенес ранний инфаркт, поэтому я с детства знаю, что это такое…

– Владик, я тебя прошу, давай поедем в больницу, давай покажемся врачам…

– Я не могу ничего изменить, ты же понимаешь… Вот приеду и обещаю – буду лечиться столько, сколько нужно.

На другой день в четыре часа с Белорусского вокзала у него отходил поезд (Дворжецкому предстояли недельные гастроли по Белоруссии. – Ф. Р.). Я прибежала с работы. Договорилась с машиной, чтобы не ловить такси. Купила ему новый плащ. Он очень ценил это, поскольку… я думаю, не очень много ему в жизни перепало заботы… Идем мы по перрону. Влад возвышается над толпой (рост-то метр восемьдесят!), красивый, в новом плаще, только бледнее обычного. И потихонечку от меня засовывает таблетку под язык. «Тебе плохо?» – «Прекрасно», – и улыбка во все лицо…

У нас с Владиком был уговор: простившись, развернулись в разные стороны и уже не оглядываемся друг на друга. «Не оглядывайся» было законом. Но когда я провожала его в последний раз, уже уходя по перрону, я вдруг оглянулась. Какая-то тяжесть навалилась на меня, и я не выдержала. Владик плохо себя чувствовал, но я не боялась, все-таки надеялась, что, когда он вернется, мы будем серьезно его лечить. Оглянувшись, наткнулась на его взгляд, и он тоже смотрел мне вслед. И вот это меня поразило больше, чем то, что я сама оглянулась… Мы помахали друг другу, и я сломя голову побежала проводить комиссию по делам несовершеннолетних. Хотя мне так хотелось постоять и подождать, когда уйдет поезд… Это было нашим последним прощанием…»

В тот же день, когда Дворжецкий покидал Москву (в среду 24 мая), в столице случилось ЧП: вооруженный террорист захватил офис финской авиакомпании «Финнэйр», что в проезде Художественного театра. Это произошло утром. Преступник, вооруженный обрезом и в черной маске, забежал в офис и, произведя выстрел по витрине, потребовал вызвать к нему руководителя компании. Когда тот появился, террорист заявил, что хочет улететь в Финляндию и компания должна ему в этом помочь. «Иначе всех перестреляю!» – орал преступник.

Спустя пять минут к месту происшествия уже подтягивались милицейские службы. Первым возле «Финнэйра» оказался наряд во главе с лейтенантом Дмитрием Титенковым из Фрунзенского РУВД. Милиционеры подогнали к дверям офиса «рафик», груженный книгами, пытаясь тем самым лишить террориста обзора. Под прикрытием автомобиля Титенков добрался до входной двери и заглянул внутрь. То, что он увидел, смахивало на кадры из западного боевика: сотрудники компании лежали на полу, а террорист в маске и с обрезом стоял над ними и кричал, чтобы ему предоставили возможность улететь за границу. Титенков сделал попытку разрешить конфликт по-хорошему. Он предложил преступнику выйти и сдаться, на что тот ответил выстрелом из обреза. Пуля угодила в «рафик». Лейтенанту не оставалось ничего иного, как идти на штурм (у милиционеров была собака, но пускать ее внутрь было нельзя – она могла не разобраться, кто преступник).