Текст книги "Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 133 страниц)

12 февраля в Москву из Ялты вернулся Владислав Дворжецкий. Как мы помним, в конце декабря, во время съемок, у него случился сильнейший инфаркт, после которого врачи оценивали его шансы на жизнь «фифти-фифти». Но организм актера сумел справиться. В больнице, где Дворжецкий пробыл почти два месяца, он буквально научился заново сидеть, ходить, даже дышать. Теперь в течение нескольких месяцев ему предстояло долечиваться дома – на даче в Переделкино.

В кинотеатрах Москвы тем временем идут новые фильмы. 7 февраля в прокат вышли три картины: первые две серии 4-серийного политического детектива Анатолия Бобровского

«Жизнь и смерть Фердинанда Люса» с участием Донатаса Баниониса, Всеволода Сафонова, Эве Киви и др.; комедия Андрея Разумовского «Развлечение для старичков» с участием Веры Васильевой, Николая Засухина, Станислава Чекана и др.; фильм-балет «Спартак» с Владимиром Васильевым в главной роли. 14-го состоялись премьеры еще двух новых картин: мелодрамы Яна Стрейча «Мой друг – человек несерьезный» с участием Яниса Паукштемо, Галины Мацулевич и др. и судебной драмы Вадима Абдрашитова «Слово для защиты» с Мариной Нееловой и Галиной Яцкиной в главных ролях. Из зарубежных премьер выделю фильм Чарли Чаплина «Огни рампы».

Кино по ТВ: «В твоих руках жизнь» (1-го), «Егор Булычов и другие», «Праздник святого Йоргена» (2-го), «Гадюка» (3-го), «Доктор Айболит», «Чисто английское убийство» (5-го), «Мы из Кронштадта», «Закрытие сезона» (впервые по ТВ 6-го), «Генерал Рахимов» (7-го), «Бесприданница» (8-го), «Дядя Ваня» (9-го), «Пароль не нужен» (9—10-го), «Неподсуден» (11-го), «Город мастеров», «Беспокойное хозяйство», «Мужской разговор» (12-го), «Чапаев», «Вей, ветерок!» (впервые по ТВ), «Ущелье ведьм» (13-го), «Отверженные» (Франция, 14—16-го) и др.

Из театральных премьер выделю следующие: 2-го в театре «Современник» был показан спектакль «фантазии Фарятьева» с участием Марины Нееловой, Игоря Кваши, Людмилы Ивановой и др.; 3-го в Театре имени Моссовета – «Дон Карлос», в главной роли – Геннадий Бортников.

Эстрадные представления: 1—5-го – в ГТЭ выступал ВИА «Пламя»; 1—3-го в ДК МИИТа – ВИА «Синяя птица»; 6-го там же – ВИА «75»; 5-го в ЦДКЖ – Мария Лукач и Геннадий Белов; 6-го в ГТЭ – Майя Кристалинская; 11 —12-го – в ЦДСА с программой «Монологи» выступал Евгений Петросян; 11 —13-го – в «Октябре» состоялась программа «Танцы в современных ритмах» с участием танцора Владимира Шубарина. Продолжаются гастроли в Москве Аркадия Райкина и Ленинградского театра миниатюр, их концерты состоялись в ГЦКЗ «Россия» 4, 6, 9, 11–13 февраля. С 12-го на сцене ГТЭ начал демонстрироваться спектакль «Беспокойтесь, пожалуйста!» с участием Ефима Березина и Юрия Тимошенко (Тарапунька и Штепсель).

В среду, 16 февраля, в Москве, во Дворце спорта в Лужниках, начались концерты с участием звезд отечественной эстрады (продлятся 6 дней). Не стал бы заострять на этом ваше внимание, если бы не одно «но»: среди участников концерта была молодая певица Алла Пугачева, которая впервые выступала на такой огромной площадке (вместимость ДС – 12 тысяч зрителей). Пугачева «делила» второе отделение концерта вместе с мэтром эстрады Львом Лещенко (в первом выступали: Жанна Бичевская, Геннадий Белов, Светлана Резанова, Юлий Слободкин, Алла Абдалова, ВИА «Москвички») и впервые пела не три, четыре или пять песен, а целых девять. Среди них были как старые песни («Арлекино», «Мне нравится», «Хорошо», «Волшебник-недоучка»), так и совершенно новые («Сонет Шекспира», «Кто виноват?», «Синие глаза» и др.). Вот как описывает увиденное побывавшая на одном из тех концертов преподаватель Пятигорского пединститута Н. Прокопец:

«Из услышанного в тот вечер ошеломляющее впечатление на меня произвела песня молодого композитора Бориса Горбоноса (под этим псевдонимом скрывалась сама А. Пугачева, о чем еще будет рассказано впереди) «Сонет Шекспира». Свет красных прожекторов, стекая струями с широкого одеяния певицы, обволакивает ее фигурку, стоящую спиной к залу. Ее одиночество еще более усиливают размеры сцены в Лужниках. Руки выброшены над головой, кисти и пальцы напряжены, будто бы пытаются остановить неминуемо надвигающуюся беду. Вдруг резкий поворот к зрительному залу, подчеркнутый музыкальным акцентом.

«Уж если ты разлюбишь, так теперь, теперь, когда весь мир со мной в раздоре…» – произносит речитативом Алла, как вопль отчаяния вырываются из ее груди бессмертные шекспировские строки.

Богатейшие голосовые модуляции, виртуозность интонационных красок, пластическое решение – все создает театр высоких страстей периода позднего Возрождения. Наверное, так и играли в шекспировском «Глобусе». Мастерство прежде всего и интуиция художника помогли Алле подняться до трагического в искусстве…»

Между тем в столице одной из союзных республик – Таллине – в разгаре самая настоящая «резиномания». Дело в том, что с начала года таллинская кондитерская фабрика «Калев» наладила выпуск отечественной жвачки, которая хотя и уступала лучшим западным образцам, но по советским меркам тоже была вполне удобоваримой. Чтобы купить жвачку, в магазинах, где ее продают, выстраиваются огромные очереди: люди берут дефицитный продукт блоками, из-за чего вскоре придется ввести строгую отпускную норму – сначала один блок, а потом 10 пачек в руки. Администрации всех таллинских школ в панике – все дети поголовно только и делают, что жуют на уроках родную резинку. Не менее озабочены происходящим и родители учащихся, поскольку жевательный процесс у их чад не прекращается и после уроков. На местном ТВ в феврале даже вышла специальная передача для домохозяек, в которой давались советы о том, как лучше очищать одежду и мебель от резинки. В не меньший транс были повергнуты и спекулянты, которым таллинские кондитеры перебили всю мазу: до этого они продавали иностранную жвачку по 60–80 копеек за пластинку, а после выпуска калевской жвачки спрос на заграничный «чунгам» резко упал и цены пришлось снижать.

До жителей других городов (и Москвы в том числе) калевская жвачка дойдет чуть позже. Лично мне она не нравилась, что вполне понятно: благодаря своей бывшей соседке по парте Наташе Зимелевой я успел уже познакомиться чуть ли не с десятком лучших образцов импортного «чунгама», поэтому на советскую жвачку не реагировал. Хотя на жвачку «Калев» очереди и у нас, в столице, выстраивались километровые. Общественность даже забеспокоилась – в газеты пошел поток писем, в которых задавался один и тот же вопрос: когда же в РСФСР тоже начнут выпускать свою жвачку? Ответ был обнадеживающим: в конце 77-го года власти собирались запустить в строй автоматическую линию на московском комбинате «Рот-Фронт».

Тем временем труппа Театра на Таганке продолжает готовить к премьере спектакль «Мастер и Маргарита». В разгар репетиций – 18 февраля – главрежа театра Юрия Любимова вызвали в югославское посольство в Москве, где в торжественной обстановке вручили Гран-при фестиваля БИТЕФ, который театр завоевал осенью прошлого года, показав спектакль «Гамлет». А на следующий день после этого на «Таганке» состоялся первый прогон двух актов «Мастера и Маргариты». По этому случаю в театр съехались многочисленные гости: Юрий Карякин, Людмила Максакова, Людмила Целиковская, Марина Влади, Юлия Хрущева (внучка Н.С. Хрущева) и многие другие. Как вспоминает Вениамин Смехов (он играл Воланда), увиденное гостям понравилось: многие из них лично подходили к актерам и выражали свой восторг. Остался доволен прогоном и сам главреж Юрий Любимов: после того как гости удалились, он собрал труппу и похвалил всех за игру.

В тот же день вечером в Москве состоялся решающий матч на Кубок европейских чемпионов по хоккею между столичной командой «Крылья Советов» и «Дуклой» из чехословацкого города Йиглавы. Первая игра между ними состоялась два дня назад на родине «Дуклы» и завершилась ее победой со счетом 3:2. И вот последний, решающий поединок. Зрители, пришедшие на него во Дворец спорта и собравшиеся у голубых экранов, рассчитывали увидеть не менее захватывающую игру, чем предыдущая, но их постигло разочарование. Несмотря на то что в составе «Дуклы» выступали сразу несколько игроков чехословацкой национальной сборной (Аугуста, Черник, Халупа, Кралик, Вейт), «крылышки» разделали их, что называется, под орех. Матч завершился победой советских хоккеистов со счетом 7:0. Так Кубок европейских чемпионов остался в Москве.

И еще о хоккее. В те дни шло первенство Москвы по хоккею на приз «Золотая шайба», и я тоже участвовал в нем, играя за команду Бауманского района. Однако в отличие от прошлого года, когда мы заняли 4-е место, на этот раз наши успехи были куда как скромнее. На нашей игре сказывалось отсутствие нескольких игроков, а новички себя никак не проявили. Игры заканчивались поздно вечером, и до дома каждый из нас добирался на перекладных. Помню, я приходил уже тогда, когда все мои домочадцы крепко спали. Да и не только они: когда я входил во двор из нашей арки, в большинстве окон свет уже не горел. Придя домой, я наскоро заглатывал холодный ужин, оставленный мамой на плите, и ложился спать. Перед этим обязательно смотрел в окна третьего этажа дома, что стоял напротив моего, – там жила моя одноклассница, в которую я был влюблен. Свет у нее давно не горел.

Главный режиссер Театра имени Моссовета Юрий Завадский в те дни находился на постельном режиме у себя дома. В начале января он выписался из хирургической клиники на Ленинских горах, где ему в декабре была сделана операция, и все эти дни пролежал у себя на квартире. Несмотря на проведенную операцию и заверения врачей, что все прошло благополучно, Завадский знал, что обречен. Когда его самочувствие несколько поправилось и он уже мог встать с постели, режиссер надумал приехать в родной театр. На календаре было 22 февраля. Вот как об этом пишет М. Любомудров:

«Это была последняя беседа Завадского с коллективом. Она происходила, как и обычно, в большом репетиционном зале… Завадский говорил минут сорок. Рассказал о только что состоявшейся встрече в Министерстве культуры… Завадский снова повторял наболевшее на сердце: живому театру принадлежит непроходящая роль… Общий уровень сегодняшней сцены, пожалуй, четверочный. А театр советский должен быть не только пятерочным, но и выше этих оценок.

Он говорил тихо, как на исповеди. Было заметно, что произнесение фраз требовало от него немалых усилий.

Он, видимо, чувствовал, что обязан сказать все слова, которые, быть может, напрасно не произносил вчера и успеет ли произнести завтра.

Актеры долго аплодировали ему…»

КГБ продолжает негласное наблюдение за ответственным работником МИД СССР Александром Огородником (Триононом), подозревая его в связях 6 ЦРУ. Однако тот ведет себя крайне осторожно – никаких конкретных фактов его связей с американской разведкой у чекистов нет. Между тем в эти же дни контактов с ЦРУ ищет еще один советский гражданин – ведущий специалист Советского Союза по аэронавигационным системам Адольф Толкачев. Долгое время он вынашивал планы выйти на контакт с какой-нибудь из зарубежных разведок, чтобы продавать им за приличные деньги оборонные секреты своей страны. В феврале 77-го им была предпринята первая такая попытка. В течение нескольких дней он внимательно следил за всеми перемещениями сотрудников американского посольства в Москве и, выбрав момент, когда один из них отлучился в центре города за покупками, прикрепил под стеклоочистителем его машины записку, в которой сообщал, что имеет доступ к секретной военной информации и готов передать ее ЦРУ. Однако американцы сочли это послание провокацией КГБ – уж слишком просто все выглядело.

Между тем Толкачев, который не знал о сомнениях цэрэушников, посчитал, что записка не нашла своего адресата. Тогда он предпринял новую попытку – подбросил таким же способом записку другому сотруднику того же посольства. В ней он уже не только предлагал свои услуги, но и привел описание технических деталей одной из советских радарных систем. Но цэрэушники продолжали поражать своим непрофессионализмом: они и эту записку отправили в мусорное ведро, даже не удосужившись проверить правдивость приведенной в ней схемы. Более того, они продолжали упорствовать даже тогда, когда узнали от своих английских коллег в Москве, что в поле их зрения попал худощавый мрачный человек, настойчиво предлагавший свои услуги по передаче секретной информации. Короче, Толкачеву было впору оставить свои попытки завязать контакты с иностранными разведками, но он оказался человеком упорным. Но о том, как будут развиваться события в этой истории дальше, я расскажу чуть позже, а пока продолжим знакомство с другими событиями февраля 77-го.

Владислав Дворжецкий продолжает свой отдых в Переделкине. Там его постоянно навещают родные: жена с сыном, старый приятель Дмитрий Виноградов. Причем последний приезжает на дачу на машине Дворжецкого, имея на руках его же документы. Поскольку он всегда старался соблюдать правила дорожного движения, неприятных инцидентов на этой почве у него не возникало. Во всяком случае, так было до 22 февраля. В тот день на Минском шоссе Виноградов превысил скорость и тут же попал на заметку гаишнику. Взмах жезла – и от нарушителя потребовали остановиться.

Проверка грозила Виноградову самыми серьезными последствиями, обнаружь гаишник подмену документов. Но фортуна в тот день явно благоволила другу артиста. Взглянув на фотографию в правах (а Дворжецкий там весьма сильно смахивал на друга), страж порядка спросил:

– А вы не… Я вас где-то видел?

– В кино могли меня видеть, – соврал нарушитель.

– А, да, да! Конечно, в кино! – радостно закивал головой гаишник. – А знаете, я бы вас никогда не узнал, если бы не фамилия ваша.

И тут взгляд милиционера упал на буклет, посвященный творчеству Владислава Дворжецкого, – он лежал на бардачке. Понимая, что от презента ему не отвертеться, Виноградов протянул книжку гаишнику:

– Возьмите, пожалуйста, на память.

Милиционер с явным удовольствием схватил буклет и тут же вернул права обратно. Помахав ему на прощание рукой, Виноградов рванул в сторону Переделкино. Как он потом скажет Дворжецкому: «Надо всегда возить с собой твой буклет – помогает».

Во вторник, 22 февраля, на Киностудии имени Горького Станислав Ростоцкий закончил съемки фильма «Белый Бим Черное Ухо». Картине суждено будет стать бестселлером (она даже удостоится Ленинской премии, что станет редким случаем, когда мнение широкого зрителя и властей совпадут), однако пока об этом никто еще не догадывается. В тот день были отсняты последние кадры фильма в декорации «квартира Ивана Ивановича» (эту роль исполнял любимый актер Ростоцкого Вячеслав Тихонов), после чего группе предстояли монтажные работы. Между тем, расставаясь с актерами, исполнявшими главные роли, Ростоцкий больше всех благодарил Валентину Владимирову, которая за свою долгую карьеру в кинематографе переиграла массу положительных героинь, а у Ростоцкого согласилась сыграть отъявленную мерзавку. Вот почему по давно заведенной традиции, оставляя в рабочем экземпляре сценария актрисы свои пожелания, режиссер написал: «Дорогой Валечке в благодарность за великую ее жертву, принесенную на алтарь этой картины. С. Ростоцкий, 22 февраля 1977 года».

Георгий Данелия продолжает снимать «Мимино». В начале февраля группа выезжала в Грузию (в Телави), где в течение недели снимала «деревенские» эпизоды картины. Затем, вернувшись в Москву, продолжила работу над «городскими». Так, 22 февраля в 5-м мосфильмовском павильоне в декорации «квартира Ларисы Ивановны» были отсняты эпизоды, где младшая сестренка Ларисы Ивановны и ее подружка разыгрывают по телефону Мизандари: выдавая себя за хозяйку квартиры, несовершеннолетние подружки сначала соглашаются прийти на свидание к Большому театру, а во время повторного звонка раскрывают свое инкогнито и предлагают Мизандари «катиться колбаской».

23 февраля съемочная группа переместилась в аэропорт «Домодедово», где снимался эпизод «в салоне самолета». На следующий день поздно вечером группа оккупировала Большой театр. Усадив в первые ряды массовку и двух главных героев – Мизандари и Хачикяна, – киношники сняли эпизод просмотра ими спектакля, а также отрывок из самого спектакля.

В тот же день Андрей Сахаров дал большое интервью парижской газете «Франс суар», в котором познакомил читателей не только со своими политическими воззрениями, но и рассказал о своей повседневной жизни. Приведу лишь один отрывок:

«В театре в последний раз я был в начале лета 1975 года, зато под давлением друзей был последнее время дважды на концертах – слушал Рихтера и Баха. Оба концерта оставили неизгладимое впечатление и при нашей жизни казались путешествием в другой мир. В кино не был очень давно. Читаю мало. Нет ни времени, ни сил, но иногда перед сном вслух читаю жене английские детективы, что-нибудь во втором или третьем часу ночи мы позволяем себе такой «релакс». Зарплата у меня по советским нормам большая – 350 рублей старшего научного сотрудника и 400 как академика, жена получает пенсию 120 рублей, теща – 85. Это наш семейный доход. Расход всегда его превышает – наша семья 7 человек. Мы живем вместе с тещей и семьей дочери жены в квартире из двух комнат, к которой я не имею никакого формального отношения, стеснив тещу и семью Тани, а последний год попросту выселив их на дачу…»

23 февраля в ГЦКЗ «Россия» состоялся праздничный концерт, приуроченный ко Дню Советской армии и Военно-Морского флота СССР. В нем участвовали многие известные исполнители, в том числе Лев Лещенко и Геннадий Хазанов. Последний несколько припозднился и приехал в «Россию» чуть позже всех. Входит он в гримерную, чтобы подготовиться к своему выходу, а там сидит Лещенко и, не обращая внимания на гримера, который приводил его лицо в порядок, что-то бухтит себе под нос. Хазанову стало интересно, и он спрашивает коллегу: «В чем дело, Лева?» И тот рассказывает ему жуткую историю. «Понимаешь, Гена, захотел я на днях купить себе импортный мебельный гарнитур, приезжаю в магазин, а мне говорят: кончился. Представляешь, мне такое говорят. Да я для них себя не жалею, всю эту херню совковую пою, а они мне – кончилось». – «Да, грустная история», – пожалел коллегу Хазанов. «Не то слово – паскудная», – согласился с ним Лещенко. И вновь принялся бухтеть про гадов-мебельщиков. В этот миг по громкой связи объявили о его выходе. А Лещенко все никак не может успокоиться. «Вам пора, Лев Валерьянович», – напоминает певцу гример. А он: «Нет, где все-таки справедливость, а? Я работаю, как ишак, даю по два десятка концертов в месяц, а мне – кончилось. Я что, должен еще об этом думать: как себе гарнитур достать?» «Лещенко – на выход!» – вновь донеслось из «громкой». Лещенко: «Да я сейчас вот возьму и не выйду!» Всем, кто находился в гримерке, стало не по себе: вдруг и правда не выйдет. Скандал! Но, к счастью, это был только секундный порыв певца. Он в последний раз взглянул на себя в зеркало, одернул на себе костюм и отправился на сцену – петь «совковую херню».

В пятницу, 25 февраля, Москва была потрясена новым ЧП, равным по своему резонансу январским взрывам: поздним вечером загорелась гостиница «Россия». Первое сообщение диспетчер получил в 21.24. Тут же был поднят на ноги караул ближайшей пожарной части во главе с лейтенантом Букановым. В тот момент о масштабах случившегося ничего известно не было, поэтому диспетчеры надеялись, что гостиничные службы справятся с пожаром собственными силами. Однако спустя какие-нибудь две-три минуты после первого звонка на службу «01» обрушилась лавина звонков – более 50. Стало ясно: «Россия» в серьезной опасности.

Между тем прибывшим к месту происшествия пожарникам открылась жуткая картина: в чреве северного корпуса по всей длине фасада, выходящего на улицу Разина, мерцали всполохи, из окон валил бурый дым, слышались крики людей. Судя по цвету дыма, горела синтетика, что было плохим знаком – огонь в таких условиях движется со скоростью 8 метров в минуту. Учитывая, что пожар длится уже 10–15 минут, легко было представить его масштабы и то, что будет дальше. Не теряя времени, пожарные бросились разворачивать шланги. Спустя еще 5—10 минут к месту пожара подтянулось еще несколько десятков пожарных бригад во главе с начальником УПО Москвы Иваном Антоновым (всего у «России» будет сосредоточено 35 автоцистерн, 61 автонасос, 8 машин газодымозащитной службы, 20 специальных автоходов, 19 автолестниц, столько же «трехколенок», число пожарных насчитывало 1400 человек). Вскоре к месту трагедии примчался и сам городской глава – 1-й секретарь МГК Виктор Гришин, который по радиотелефону держал в курсе происходящих событий председателя Совмина Косыгина. Однако ничего утешительного Гришин пока сообщить ему не мог.

Тем временем бригада разведчиков отправилась к очагу возгорания – на пятый этаж. Туда же стали подтягивать пенные и водяные стволы. Однако побороть пожар никак не удавалось: стоило пожарным сбить пламя в одном месте, как оно тут же возникало в другом. А внутри гостиницы нарастала паника. На этажах, где бушевал пожар, люди в отчаянии пытались найти выход. Удавалось это не всем. Очевидцы потом будут рассказывать, что многие люди, отчаявшись найти спасение, связывали простыни и пытались спуститься по ним вниз. Но, поскольку узлы вязались на скорую руку, впопыхах, они развязывались в самый ответственный момент – когда люди только начинали свой путь вниз. В итоге многие постояльцы гостиницы разбивались. Трагизм ситуации усугублялся еще и тем, что пожарные десницы доставали только до седьмого этажа, а выше пожарные добирались с помощью 4-метровых «штурмовок» – гибких ручных лестниц с крюком. Но «штурмовок» было меньше, чем требовалось, да и были они менее надежды, чем обычные лестницы. Пожарные несколько раз запрашивали у Минобороны вертолеты, но оттуда каждый раз поступал один и тот же ответ: «Нет». А все потому, что военные боялись гнева «свыше» – там могло не понравиться, что их вертолеты летают над Кремлем.

В те самые минуты, когда горела гостиница, в ГЦКЗ «Россия» проходил концерт Аркадия Райкина. Когда до конца Представления оставалось полчаса, кто-то из артистов обратил внимание на легкое марево за кулисами. Воздух стал каким-то сиреневатым, появился дымок. Когда после очередной интермедии за кулисы пришел Райкин, он спросил: «Мне кажется? Или что-то горит? Пахнет какой-то гарью. Надо бы проверить». Тут же несколько человек из администрации вышли служебным ходом во двор гостиницы. И обалдели, поскольку зрелище было то еще: напротив, в северном корпусе, на втором этаже в одном из освещенных окон то ли официантка, то ли горничная, стоя у окна, перетирала бокалы и проверяла их чистоту, поднимая к свету, а над ней на третьем этаже полыхало в огне окно. Тут же сообщили об этом Райкину, предложив прекратить спектакль. Но артист возразил: «Ни в коем случае! Никакой паники! Иначе будет Ходынка!»

В этот момент за кулисы прибежали пожарные, которые стали спрашивать, где можно получить план расположения водонапорных люков во дворе концертного зала. Но никто из присутствующих не мог ничего толком ответить. А пожар наверху продолжал бушевать. Свободные от спектакля артисты, чем могли, стали помогать пожарным. Например, они стали относить выпрыгивающих из окон постояльцев в сторону машин «Скорой помощи». А в это время публика в зале, ничего не ведая о происходящем, смеялась и аплодировала. Но артисты, которые были в курсе событий, буквально последним усилием воли заставляли себя играть интермедии. Когда представление закончилось, Райкину стало плохо. Его немедленно увезли домой – в Благовещенский переулок.

Только к 23 часам пожарным удалось сделать, казалось бы, невозможное – состав четырнадцати боевых участков взял огненный фронт с севера в клещи, и обитатели трех остальных корпусов могли вздохнуть свободно – до них огонь добраться уже не мог. Но про обитателей 22-этажной высотки, примыкавшей к северному корпусу, этого сказать было нельзя. Там располагались номера «люкс», в которых проживали по большей части иностранцы. Весть о пожаре дошла до них слишком поздно – когда едкий дым уже успел окутать все лестничные проемы и коридоры. Несколько человек попытались пробиться вниз, но, наглотавшись дыма, упали замертво в коридорах. Остальные предпочли остаться в своих номерах и ждать помощи там. А помощь никак не могла до них добраться. Спасательными работами на этом участке руководил полковник Кононов, который приказал в качестве трамплина для автолестницы использовать крышу концертного зала. Первыми на лестницу шагнули сержант Рашкин и пожарный Маклецов. Они добрались до ресторана, где скопилось большое количество людей. Увидев пожарных, они едва их не задавили, пытаясь пробраться к лестнице. На счастье, следом в окно протиснулся майор Анатолий Брежнев, который был отменным здоровяком, и сумел сдержать толпу, заехав первому же паникеру кулаком в ухо. После этого он приказал людям успокоиться, смочить платки и салфетки водой, приложить их к лицу и по одному подходить к лестнице. Так были спасены почти 50 человек. Однако спасти удалось не всех.

Рассказывает И. Панков: «В одном из номеров 16-го этажа пожарные., взломав дверь, застали незабываемую сцену: на диване и в креслах сидели четверо – как потом выяснится, первый заместитель министра внешней торговли Болгарии Иванов, два советника и горничная. На лицах мертвых – безмятежность и покой. Огонь сюда не проник. Они отравились угарным газом. Магнитофонная запись переговоров Иванова с диспетчерами службы «01» хранится до сих пор где-то в архивах Генпрокуратуры.

Более двадцати раз поднимал болгарин трубку, ровным голосом просил ускорить вызволение… Поняв, что выхода нет, высокий гость обреченно спросил: «Какую смерть мне предпочесть – задохнуться или броситься из окна?»

Он не знал того, что обязана была знать горничная: спасение ждало в десяти шагах – за углом по коридору, где находился балкон-отстойник. Десятки людей пережидали кошмарную ночь именно на таких балконах. Впрочем, спасаться торопились не все. Заезжего торговца цветами вместе с путаной пришлось выволакивать силой – сначала из постели, потом из номера. Практичные японцы, набросив на лица мокрые полотенца, послушно дожидались пожарных на полу…»

Между тем Аркадий Райкин, вернувшись домой, долго никак не мог успокоиться, переживая за часть своих артистов, которые жили в Восточном корпусе «России». Наконец, где-то около двенадцати ночи он позвонил артистке своего театра В. Горшениной, которая жила в гостинице «Москва», и попросил ее с балкона взглянуть, что делается в «России». Через пару минут та ответила: «Северный корпус все еще горит». Тогда Райкин решил немедленно вернуться к «России». Далее послушаем рассказ самой В. Горшениной:

«Нацепив на себя что попало под руку, я выбежала из номера и через несколько минут стояла на углу улицы Горького и проспекта Карла Маркса, у «Националу». Подъехал Аркадий. Я взглянула на него – лицо измученное, бледное. Ехали молча. Развернулись на площади Ногина и поняли, что проехать к гостинице невозможно: наряды милиции, ряды солдат. Все оцеплено. Когда машина стала гудеть, чтобы дали возможность хоть чуть-чуть проехать, в свете фар возникла фигура. Расставив руки и исторгая истошный мат, человек остановил машину. Аркадий открыл дверцу и тихим голосом сказал орущему: «Моя фамилия Райкин. У нас в «России» наши товарищи. Я волнуюсь за них…» Но орущий, узнав его, не дал закончить фразу и, несмотря на сумасшедшую обстановку, вдруг по-доброму произнес: «Аркадий Исаакович, здравствуйте. Извините, проезжайте, сколько сможете, а как дальше, не знаем, наверное, не пропустят…» Мы медленно продвигались. Застава. И опять грозный окрик… и опять тихая просьба Аркадия. Ласковое: «Товарищ Райкин, продвигайтесь, сколько сможете». Потом было уже не проехать, и мы бросили машину где-то на углу Разина и Ногина. Водитель шел рядом и не отставал, не бросал нас. Пробрались с трудом в вестибюль концертного зала. К нашей радости, все наши ребята были там. Их не пустили в Восточный корпус, в свои номера, боялись, что там вот-вот вспыхнет. Зина Зайцева (костюмер Аркадия Исааковича) подвела нас к какому-то иностранцу, который лежал на банкетке в вестибюле. Мужчина средних лет. Западный немец. Худощавый, лысый. Лежал с закрытыми глазами, а рядом стояла полная простая русская женщина и со слезами на глазах гладила его голову и щеки. Он приоткрывал глаза и устало ей улыбался, лицо его было в саже. Кто-то подошел к Аркадию и стал рассказывать, что этот человек во время пожара был у себя в номере. Понимал, что из номера ему не выйти. Выбежал на балкон и увидел, что на соседнем балконе металась полная женщина-горничная, она не могла вернуться в номер, который убирала, там уже все плавилось от огня. Немец разорвал пододеяльники, простыни, связал их, перепрыгнул к ней на балкон, привязал к себе, и они вдвоем спустились вниз. Выяснилось, что он бывший альпинист… Одна к другой вокруг «России» стояли машины «Скорой помощи». Одни уезжали, увозили раненых, трупы, подъезжали другие, опять увозили… Пожарные, военные машины… Все это было уже вокруг всей гостиницы «Россия».

Убедившись, что наши все живы-здоровы, Аркадий устало сказал: «Ребята, кто хочет, пойдемте к нам домой. Места хватит, выспитесь». Ребята отказались, не захотели тревожить и просили только одно, чтобы Аркадий Исаакович после такого нечеловеческого напряжения поехал домой, успокоил Рому (жена А. Райкина. – Ф. Р.) и сам бы уснул…»

Уже на следующее утро вся Москва только и говорила, что о пожаре в «России». Как и положено в таких случаях, версий случившегоя было немерено: кто-то валил на американских шпионов, кто-то на диссидентов, кавказцев, пьяного электрика и кого-то из постояльцев. «Вражьи голоса» упирали на происки самих советских спецслужб: дескать, те таким образом хотели создать благоприятную обстановку для закручивания гаек в стране. Но о том, как будет продвигаться официальное следствие, я расскажу чуть позже, а пока продолжим знакомство с другими событиями февраля.

В конце месяца актер ленинградского БДТ Олег Борисов оказался счастливым обладателем билетов на концерт выдающегося дирижера Е. Мравинского, который состоялся в Большом зале Филармонии. Билеты туда достать было невозможно, но актеру и его сыну Юрию помогла сама жена дирижера Александра Михайловна. Она сообщила Борисову, что, оказывается, Мравинский любит смотреть фильмы с его участием и вообще внимательно следит за его творчеством. Актеру было лестно услышать подобное.