Текст книги "Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 133 страниц)

Статуэтку «Оскара» позже я увидел в Японии. Там мне даже дали ее подержать, но мне стало как-то стыдно и неудобно. В Москве же меня никто даже не счел нужным пригласить в Госкино. Никто не пожал руки и не сказал «спасибо» за тот вклад, который мы сделали в мировое искусство. Не предложили мне сфотографироваться с «Оскаром» в руках на память, чтобы моя внучка узнала, что ее дедушка хотя бы держал эту статуэтку…»

Утром 31 марта Владимир Высоцкий и Марина Влади выехали на своей иномарке из столицы. Им предстоял долгий путь сначала до Бреста, а оттуда через Польшу и сопредельные страны во Францию. Впрочем, этот маршрут им был уже хорошо известен – двигались они по нему не в первый раз. Высоцкий был в хорошем расположении духа, несмотря на то что последние события в родном театре вселяли в него мало оптимизма. Однако впереди его ждал полуторамесячный отпуск, во время которого он собирался совершить круиз на океанском лайнере.

Между тем в Москве, в парке Сокольники, готовилась к открытию выставка «Станки ФРГ-76». Она привлекла к себе повышенное внимание специалистов станкостроения из многих союзных республик, которые собирались во время ее проведения заключить выгодные для себя контракты. Однако мало кто знал, что выставка оказалась также в центре внимания и такого ведомства, как КГБ. Но чекистов интересовали отнюдь не станки, а некоторые из гостей, прибывшие в Москву в составе делегаций. Например, бизнесмен из фирмы «Дионис Хофман» Вилли Эрбеле, который подозревался в скупке советских оборонных секретов. У КГБ была информация, что во время нынешнего пребывания в Москве Эрбеле попытается выйти на контакт с одним из таких продавцов. Так оно и вышло.

Вечером 31 марта Эрбеле в компании своих компаньонов посетил один из самых популярных столичных ресторанов – «Узбекистан», что на Неглинной. Заказав самые дорогие деликатесы, компания принялась бурно отмечать свой будущий успех на предстоящей выставке. Тем временем в самый разгар веселья в ресторан вошел мужчина средних лет и, не обращая внимания на табличку «Свободных мест нет», прошел в зал. Отыскав глазами Эрбеле, он подошел к его столику и опустился на свободный стул. Это был коллега бизнесмена начальник экспортного отдела фирмы «Хофман» Карл Хайнц Роховски, который служил передаточным звеном между Эрбеле и продавцом секретов. И в ресторан его пригнал отнюдь не голод, а шпионская необходимость: он подготовил встречу с продавцом.

Перебросившись между собой несколькими фразами, Эрбеле и Роховски вскоре поднялись со своих мест и незаметно покинули ресторан. На улице их ждали «Жигули» Роховски, на которых тот повез Эрбеле к месту встречи с продавцом. Этим местом был сквер возле Большого театра. Когда они подъезжали к месту назначения, Эрбеле достал из карманов пиджака четыре продолговатых бумажных пакета и передал их своему соседу. В каждом из пакетов находилось по нескольку тысяч советских рублей – деньги для продавца секретов. Эрбеле не знал, что один из пакетов Роховски оставит себе как плату за оказанную услугу.

Когда «Жигули» притормозили у сквера, Роховски вылез из салона и исчез в потоке пешеходов. Он объявился вновь спустя несколько минут, причем не один, а с невысоким темноволосым мужчиной в сером пальто. Это был старший инженер В/О «Станкоимпорт» Ваганов (фамилия изменена), который готов был за хорошую мзду выдать немецким бизнесменам коммерческую тайну, в результате которой те получали возможность более выгодных для себя условий для продажи станков. Получив причитающиеся ему за будущие услуги деньги, Ваганов покинул машину на одной из улиц столицы, а спустя пару минут уже сидел в другой – в «Волге», принадлежащей КГБ. Чекисты контролировали весь процесс встречи Ваганова с иностранцами и, едва он с ними расстался, немедленно его арестовали.

Тем временем во второй половине марта в столичных кинотеатрах состоялись следующие премьеры: 17-го – историко-биографический фильм советско-польского производства «Ярослав Домбровский» режиссера Богдана Порембы с участием: Зигмунта Маляновича, Виктора Авдюшко, Владимира Ивашова и др.; 22-го – лента про футбол «Одиннадцать надежд» Виктора Садовского, где снимались: Анатолий Папанов, Любовь Виролайнен, Юрий Демич и др. Из зарубежных фильмов выделю следующие. 15-го на экраны вышла комедия западногерманских кинематографистов «Трое на снегу», которая лично меня приятно удивила: до этого я считал, что у немцев с юмором туго, а эта лента оказалась вполне удобоваримой. С 29-го начался прокат итальянской комедии Виттории де Сика «Короткий отпуск» с Флориндой Болкан в главной роли.

Кино по ТВ: «Женщины» (16-го), «Мальчики», «Мы из Кронштадта» (17-го), «Юркины рассветы» (18—21-го), «Операция «Ы», или Другие приключения Шурика» (19-го), «А зори здесь тихие…» (21-го), «Тарас Шевченко», «Семеро сыновей моих» (22-го), «Смок и Малыш» (премьера т/ф 23—25-го), «Приключения Буратино» (24—25-го), «Девчата» (26-го), «Назначаешься внучкой» (премьера т/ф 27—28-го), «Не на жизнь, а на смерть» (27—28-го), «Капитан Немо» (премьера т/ф 29—31-го), «Считайте меня взрослым» (впервые по ТВ 30-го), «Операция «Трест» (30—31-го) и др.

Из театральных премьер выделю следующие: 16-го в Театре имени Гоголя был показан спектакль «Багряный бор» с участием: Леонида Кулагина, Бориса Чиркова и др.; в ГТЭ – «Номер в отеле» с участием творческого дуэта в лице Марии Мироновой и Александра Менакера; 19-го в ЦТСА – «Мы, русский народ».

Эстрадные представления: 19—21-го – в ЦДСА выступали артисты кино: Марина Ладынина, Лидия Смирнова, Всеволод Санаев, Иван Переверзев, Зоя Федорова, Георгий Вицин и др.; в Доме офицеров Академии имени Жуковского – ВИА «Пламя»; 26—28-го в ЦДСА – ВИА «Самоцветы»; во Дворце спорта в Лужниках прошли концерты «Цыганские напевы»; 27—28-го в «Октябре» выступали артисты югославской эстрады: ВИА «Ювентус» и др. 16–31 марта в ГЦКЗ продолжались гастроли Ленинградского мюзик-холла с участием кумира советских женщин Сергея Захарова.

В журнале «Кругозор» (№ 3) выделю пластинки, на которых были записаны: Геннадий Белов – «Здравствуй, мама» (Д. Тухманов – Р. Рождественский); песни из т/ф «Ирония судьбы, или С легким паром» в исполнении Аллы Пугачевой и Сергея Никитина.

1976. Апрель

Мои писательские опыты. Цензура наседает на Алексея Германа. Людмила Гурченко играет Козу, а Никита Михалков этого не понимает. Роман Кончаловского и Андрейченко. Польские медали для «Кабачка «13 стульев». Как КГБ гонял Андрея Сахарова с женой из Москвы в Омск и обратно. Землетрясение в Газли. «Два капитана»: Ромашов приносит компромат. Чемпионат мира и Европы по хоккею: наши проигрывают полякам. Как Клавдия Шульженко пропала после юбилейного концерта. Почему не начались съемки «Усатого няня». Несуны Советского Союза. Завещание Леонида Быкова. Митту заставляют делать поправки. Уголовное дело Саблина закончено. Орден Раневской. Я вступаю в ВЛКСМ. Роман Кончаловский – Коренева завершился. Очередное поражение советской сборной. Сахаров и Боннэр в Омске: полдня за решеткой. Леонид Быков не хочет жить. Высоцкий в казино. Как Митта вырезал карликов. Олег Борисов пресекает «домогательства» коллеги. Крестный ход у Елоховской церкви. Итоги Всесоюзного кинофестиваля. Поражение советского хоккея в Катовице. Кто напал на поэта Константина Богатырева. Умер Андрей Гречко. Зоя Федорова: долгожданная встреча с дочерью. Олег Даль в погоне за нерадивым директором фильма. Скандал вокруг ВИА «Цветы». Как Алексей Козлов успокоил своего отца. Брежнев на «ЗИЛе». «Гамлет» с Золотухиным скончался, еще не родившись.

В четверг, 1 апреля, после весенних каникул, в школах возобновились занятия. Поскольку начало последней четверти совпало с Днем смеха, школьники (да и не только они) вели себя соответствующим образом – устраивали друг другу всевозможные розыгрыши. Помнится, меня самого кто-то из одноклассников отправил к директору, но на полдороге я внезапно вспомнил, какой на дворе день, и вовремя повернул обратно, не дав возможности шутнику насладиться розыгрышем.

Между тем каникулы я впервые провел не в праздном шатании, а в занятиях серьезным делом – во мне проснулся писательский зуд. Не в силах унять его, я купил в канцелярском магазине толстую амбарную тетрадь (96 листов) и стал кропать в нее ни много ни мало целый роман. Причем роман юмористический. Почему я выбрал именно этот жанр? Все очень просто. В нашем дворе за мной давно закрепилась слава местного барона Мюнхгаузена: собирая вокруг себя толпы сверстников, я мог фантазировать часами подряд, сочиняя всякие небылицы, иные из которых длились по нескольку часов. До сих пор у меня перед глазами стоит такая картина: поздний летний вечер, я заливаюсь соловьем перед дворовой ребятней, а их родители, вышедшие, чтобы загнать своих отпрысков по домам, терпеливо ждут, когда я закончу свою сказку. Кстати, и два моих младших брата тоже засыпали под мои рассказы: младший, Валерка, вырубался раньше всех, а вот средний, Ромка, долго не засыпал, требуя продолжения рассказов. Иной раз я так расходился, что из соседней комнаты прибегала мама – усмирять неугомонного фантазера.

В конце концов с возрастом моя неуемная фантазия стала требовать иных выходов, и я обратил свой взор на чистый лист бумаги. И хотя с грамматикой мои отношения всегда складывались непросто, меня это нисколько не смущало: писать-то я собирался исключительно для себя и друзей, а отнюдь не для того, чтобы увидеть свои произведения опубликованными. И практически за несколько дней я накрапал свой первый роман – про приключения Пипкина. Этот герой родился на свет благодаря симбиозу двух известных киноперсонажей: герою 13 английских комедий 60-х годов Питкину в исполнении Нормана Уиздома (сам я эти ленты тогда еще не видел, но слышал о них от старших товарищей) и Высокому блондину в исполнении Пьера Ришара (эти фильмы я видел). Опробовать свое произведение на слух я отправился домой к своему однокласснику и другу Сергею Злобину. Тот сказал почти по Сталину: «Эта вещь будет посильнее «Фауста». Столь лестная оценка моего опуса меня сильно вдохновила, и я засел за новые «Приключения Пипкина». С этого момента в доме моего друга на Казакова, 25, будут проходить регулярные читки моих произведений, на которые будет приглашаться исключительно избранный круг доверенных лиц.

Между тем кинорежиссер Алексей Герман, закончив работу над фильмом «Двадцать дней без войны», бьется с чиновниками за право выхода своего произведения на широкий экран. Это ему стоит бо-о-льших нервов. 2 апреля фильм смотрели члены Главной сценарно-редакционной коллегии Госкино и сделали в нем аж 20 замечаний. Не понравилось им многое из увиденного: неуклюжая фигура Лопатина в исполнении Юрия Никулина, некрасивость его возлюбленной (эту роль играла Людмила Гурченко), убогие интерьеры (хотя речь шла о военном времени), грязь на улицах и т. д. и т. п. Но особенно возмутил цензоров ночной разговор Лопатина с летчиком (Алексей Петренко) в поезде, где летчик рассказывает свою полную драматизма историю о том, как ему изменила жена. Монолог летчика длился более пяти минут и впоследствии будет назван одним из лучших в отечественном кинематографе. Однако цензоры заставили Германа сократить его чуть ли не вдвое.

Коллега Германа режиссер Никита Михалков запустился на «Мосфильме» с очередной картиной – «Неоконченная пьеса для механического пианино» по рассказам А. Чехова. Вот уже месяц, как идет подготовительный период – строятся декорации (восстанавливают усадьбу в подмосковном Пущино), ищутся актеры. Одну из главных женских ролей Михалков собирается отдать Людмиле Гурченко. Еще зимой он специально звонил ей домой и просил освободить лето для съемок. Но Гурченко, привыкшая до этого не доверять режиссерам (сколько раз те вот так же звонили, обещали, а затем забывали про свои обещания), отнеслась к этому звонку без особой надежды. И когда ее пригласили на главную роль в совместном советско-румынском мюзикле «Мама» (на роль Козы), она с радостью согласилась.

Съемки фильма начались в середине марта, а в начале апреля актрисе внезапно позвонил Михалков. Он сообщил, что лежал в больнице, никак не мог позвонить, но теперь делает это и приглашает актрису завтра же на студию, чтобы начать подготовку к съемкам. Ошарашенная Гурченко несколько секунд была в прострации, после чего ответила: мол, не могу, уже снимаюсь в другой картине. «Как не могу? – не понял Михалков. – Где вы снимаетесь?» – «В «Маме». Играю Козу». – «Какую Козу?! – у Михалкова чуть челюсть не отвисла. – Я же вас просил освободить лето! Я же на вас писал роль!» – «Я вам не поверила, я не верю режиссерам», – только, и смогла ответить актриса. Видимо, этот ответ несколько смягчил ситуацию, и Михалков стал искать выход из создавшегося трудного положения. «А если я поговорю с руководством и вам разрешат сниматься в двух фильмах сразу, вы согласитесь?» – спросил он. «Соглашусь», – ответила Гурченко. На том они и расстались. К сожалению, этим мечтам так и не суждено будет сбыться, о чем я расскажу чуть позже. А пока вернемся к другим событиям апреля.

Родной брат Никиты Михалкова – Андрей Кончаловский – тоже в запуске – готовится к съемкам фильма «Сибириада». В те апрельские дни шились костюмы, рисовались декорации, подбирались актеры. О том, как это происходило, вспоминает сам режиссер:

«Когда я стал спрашивать, кого из талантливых вгиковских ребят пригласить ассистентом на «Сибириаду», мне посоветовали студента режиссерского курса Сашу Панкратова. Так он появился у нас в группе. Человек жизнерадостный и наивный…

Саша был и есть дамский угодник. Большой ходок. Знал весь актерский молодняк в Москве, включая всех абитуриенток. Я озадачил его найти молодую актрису на роль Насти. Чтобы она была сибирская, ядреная, кровь с молоком.

Я в это время болел, переходил на ногах воспаление легких. Жил у родителей, в моей квартире жила Вивиан (жена режиссера. – Ф.Р.). Саша привел Наташу Андрейченко: высокая, статная, круглая, вся, как яблоко, крепкая – укусить невозможно. Она мне понравилась, я начал нести какую-то ахинею – тут же решили выпить водки, болезнь этому занятию не помеха. Она стояла готовила яичницу; я смотрел на ее икры, плотные, сбитые – вся казалась сделанной из одного куска. Сразу понял: она настоящая и, наверное, может сыграть Настю…

У нас с Наташей стало намечаться что-то романтическое. Я пригласил ее съездить со мной в Ленинград. Она пришла в малиновом бархатном берете. Берет мне как-то не очень понравился. Но поездка была приятной. Правда, потом наши отношения быстро завершились. У меня начался роман с Лив Ульман. Я вернулся из Норвегии. Пришла Наташа. Я сказал ей:

– Очень сожалею, но…»

На «Мосфильме» режиссер Евгений Карелов продолжает снимать «Два капитана». 5–6 апреля в 12-м павильоне студии, в декорации «комната фон Вышимирского», снимали эпизоды, где Саня Григорьев (Борис Токарев) приходит к фон Вышимирскому (Александр Вокач), чтобы узнать от него подробности участия Николая Антоновича Татаринова (Николай Гриценко) в снаряжении экспедиции своего родного брата в Арктику. Вышимирский сообщает гостю шокирующие подробности: из-за того что Николай Антонович был тайно влюблен в жену брата, он сделал все от него зависящее, чтобы экспедиция назад не вернулась: снабдил ее негодным продовольствием, невыезженными собаками и т. д. и т. п.

В эти же дни случилось событие из разряда тех, про которые обычно говорят: награда нашла своих героев. В посольстве Польши в Москве тамошний посол вручил медали своей страны пятнадцати участникам популярной телевизионной передачи «Кабачок «13 стульев». Эта передача появилась в январе 1966 года и быстро завоевала популярность не только у себя на родине, в Советском Союзе, но и далеко за его пределами. Но особенно сильно ее почитали в Польше, поскольку персонажи «Кабачка» были списаны с тамошних юмористических журналов. В итоге польское правительство пошло на беспрецедентный шаг – наградило авторов передачи медалями «Заслуженный деятель польской культуры». В числе награжденных оказались производители «Кабачка» (режиссер Георгий Зелинский, редактор Анатолий Корешков), а также 8 актеров, которые работали в передаче с первого выпуска: Ольга Аросева (пани Моника), Зоя Зелинская (пани Тереза), Наталья Селезнева (пани Катарина), Борис Рунге (пан Профессор), Валентина Шарыкина (пани Зося), Спартак Мишулин (пан Директор), Роман Ткачук (пан Владек), Вадим Байков (пан Вотруба).

Тем временем КГБ готовил два суда над видными диссидентами: Андреем Твердохлебовым в Москве и Мустафой Джамилевым (лидер крымских татар) в Омске. Пытаясь лишить Андрея Сахарова возможности присутствовать на обоих судах, КГБ назначил их на один день – 6 апреля. Академик встал перед выбором: какому суду отдать предпочтение? После консультаций с супругой Еленой Боннэр Сахаров принял решение лететь в Омск: мол, в Москве подсудимого было еще кому поддержать, а в далеком Омске нет. И вот накануне суда супруги самолетом отправились в путь. Но КГБ оказался хитрее: едва узнав о том, куда отправился Сахаров, чекисты дали соответствующий приказ своим омским коллегам. В результате суд был отменен, а причина была придумана просто смехотворная: из-за аварии водопровода в следственной тюрьме. Но академик с женой были людьми последовательными и, возвращаясь обратно в Москву, дали себе твердое обещание, что попадут на суд, чего бы это им ни стоило.

Рано утром в четверг, 8 апреля, на территории Узбекистана, в Центральных Кызылкумах, произошло сильнейшее за последних 47 лет землетрясение (8 баллов). Эпицентр его был в районе города Газли (население – 13 тысяч жителей), откуда брали начало крупные газопроводы Бухара – Урал и Средняя Азия – Центр. Газли тряхнуло так, что из 246 его зданий были разрушены 216. Только по счастливой случайности удалось избежать человеческих жертв: как писали тогдашние газеты, были только раненые – несколько десятков человек. По всей стране был объявлен клич: «Поможем Газли!», после чего туда были отправлены специалисты и различная помощь: медикаменты, техника и т. д. Наша семья в те дни волновалась пуще других: у нас в тех краях жили родственники по линии отца, с которыми мы поддерживали телефонную и эпистолярную связь. Узнав о землетрясении, отец в тот же день позвонил родным и выяснил, что с ними все в порядке – их трясло меньше других.

В тот же день в «Двух капитанах» снимали одну из самых драматичных сцен: Николай Антонович (Николай Гриценко) приходит по вызову Сани Григорьева в его гостиничный номер и застает там вместе с хозяином своего лучшего ученика – Мишу Ромашова (Юрий Богатырев). Гость недоумеваете зачем вы меня сюда позвали? И Саня открывает ему глаза: сообщает, что только что Ромашов предложил ему, как теперь говорят, компромат на своего учителя. Но гость не удивляется. Он заявляет: «Вы хотите мне доказать, что Ромашов подлец? Я это знаю…» В течение двух последующих дней снимали начало этого эпизода: Ромашов предлагает Сане компромат на Николая Антоновича, а взамен просит навсегда оставить Катю в покое. Что он получил в качестве ответа, мы уже знаем.

8 апреля в польском городе Катовице открылся чемпионат мира и Европы по хоккею. На него советская сборная отправилась практически в том же составе, что выступала на Олимпийских играх (не взяли лишь Владимира Петрова, наказав его за плохое поведение), «пристегнув» к себе нескольких талантливых новичков: Александра и Владимира Голиковых («Химик», Воскресенск), Хельмута Балдериса («Динамо», Рига), Сергея Короткова («Спартак», Москва), Виталия Филиппова («Динамо», Москва).

В первый же день нашим ребятам досталась в соперники сборная Польши. Та самая, которую мы всегда легко клали на лопатки: три года назад обыграли с сенсационным счетом 20:0, а на прошлом чемпионате по сумме двух матчей выиграли со счетом 27:3. Короче, настрой перед матчем у наших хоккеистов был соответствующий: один из молодых хоккеистов в разговоре с Третьяком самоуверенно заявил, что сыграть с Польшей – пустяки. Вратаря от такого Заявления покоробило. И, как выяснилось, не зря.

Поскольку и наши тренеры считали поляков не самыми сильными соперниками, они решили дать отдохнуть основному вратарю Третьяку, выставив с самого начала Александра Сидельникова. Игра началась, как и следовало ожидать, с атак советской сборной. Однако сколько бы ни создавали опасных моментов наши ребята, все их атаки разбивались о неприступную твердыню – вратаря поляков Анджея Ткача. В тот вечер он буквально творил чудеса, выручая свою команду даже в безнадежных ситуациях. И, глядя на самоотверженную игру своего голкипера, вдохновилась вся польская сборная. Тем более что играли они у себя дома при бешеной поддержке болельщиков. Как результат: уже в первом периоде поляки забросили в ворота Сидельникова две безответные шайбы.

Этот матч транслировали поздно вечером (с 22.30), но ваш покорный слуга, как и миллионы других болельщиков, не спал. Когда наши ушли на перерыв, проигрывая с разницей в две шайбы, я все равно был уверен, что это всего лишь досадная ошибка. Что со второй двадцатиминутки наши обязательно воспрянут и набросают Ткачу как минимум десяток шайб. Ведь сборная Польши всегда считалась вечным аутсайдером, и никакие родные стены не могут изменить эту ситуацию. Но произошло невозможное. Второй период наши тоже проиграли, правда, с разницей в одну шайбу – 2:3. Но легче от этого не стало, ведь общий счет был для нас катастрофическим – 2:5. И это при том, что после четвертой пропущенной шайбы у нас в ворота встал Третьяк. Но разве мог он в одиночку переломить ход игры? Если защитники передвигаются, как вареные курицы, и позволяют соперникам обстреливать ворота с близкого расстояния? Если нападающие грешат неточными передачами, а порой и вовсе не видят друг друга? А поляки между тем летают по льду, будто на крыльях. Особенно усердствует их дебютант, 22-летний Веслав Шобчик, который совершил хет-трик – забил в наши ворота три шайбы. А наши дебютанты показали Себя с самой плохой стороны: новая тройка Капустин – братья Голиковы свой микроматч начисто проиграла, пропустив 4 шайбы.

В третьем периоде наши ребята предприняли попытку переломить ход игры, но было поздно: поляки, почувствовав вкус победы, буквально вгрызались в каждый сантиметр площадки. А при любом удобном случае ловили соперника на контратаках и забивали новые голы. До конца игры оставалась всего минута, а мы проигрывали полякам 3:6. И только за 51 секунду до финальной сирены Харламов сократил разрыв до двух шайб. Но это было слабым утешением. Вся Польша в тот день ликовала.

Поражение от поляков стало первым звоночком для миллионной армии советских болельщиков: что-то с нашей сборной не то. Это опасение усилилось на следующий день, когда сборная СССР встречалась с очередным аутсайдером – сборной ГДР – и буквально вымучила победу со счетом 4:0. Но общее впечатление от игры нашей сборной все равно было тусклое. «Что же будет, когда мы встретимся с чехословаками?» – с тревогой спрашивали себя миллионы советских болельщиков.

Но покинем на время Катовице и вернемся обратно на родину.

Клавдия Шульженко усиленно готовится к своему юбилейному концерту, который вот-вот должен состояться в Колонном зале Дома союзов. В качестве аккомпаниатора она пригласила Бориса Мандруса, с которым работала до 1968 года. Причем тот согласился вернуться к ней, несмотря на обиду, которую певица ему когда-то нанесла – «променяла» его на Давида Ашкенази. Более того, она и сейчас хотела, чтобы ей аккомпанировал Ашкенази, но тот наотрез отказался возвращаться к ней, памятуя о том, при каких обстоятельствах они расстались. Как мы помним, Шульженко обвинила пианиста в том, что он в свободное время подхалтуривает у молодой певицы, а тот, обидевшись, назвал Шульженко «старой жопой». И когда певица накануне юбилея предложила Ашкенази поработать вместе, тот замахал руками: «Ни в коем случае! А если она будет настаивать, то я возьму больничный». Мандрус был хорошо осведомлен обо всех перипетиях этого скандала, но все-таки согласился аккомпанировать Шульженко.

Юбилейный концерт состоялся 10 апреля. На нем певица исполнила 29 песен, среди которых были как старые ее хиты, так и новые, совершенно неизвестные слушателям. Для концерта Шульженко выбрала два платья: в первом отделении она была в скромном сером, во втором – в голубом. Вот как описывает тот концерт В. Хотулев:

«Когда она вышла своей плавной и стремительной походкой на сцену Колонного зала, высоко подняв в руке шифоновый платок синего цвета, зал в едином порыве поднялся и зааплодировал. Аплодировали семь минут, и ничто не могло остановить это всеобщее признание в любви. Она стояла, еле сдерживая слезы, боясь за свою косметику, и в памяти за эти семь минут у нее всплывали почему-то самые горестные моменты ее жизни. В ложе с левой стороны сидел Леонид Осипович Утесов. Во время концерта, во время длинных пауз между песнями из-за нескончаемых аплодисментов, она дважды подходила к ложе и низко кланялась, и зал снова взрывался благодарными овациями.

Концерт открылся «Синим платочком». Его не надо было объявлять. Перед ним ничего не надо говорить. Оркестр начал вступление, а зал все аплодировал, но вот она запела – и все смолкло. И только она – высокая, статная, в сером платье со строгими линиями, с одухотворенным лицом, она возвращала всех нас в «сороковые-роковые», но взгляд ее – сегодняшний, мудрый и печальный, а голос – это мягкое бархатное контральто с нежнейшим шепотом, из которого вырастает вдруг мелодия, и эти совершенно необъяснимые паузы, как «легкое дыхание», и все это вместе вызывало оцепенение, спазм в горле…»

Во время концерта случилась всего лишь одна накладка, когда Шульженко… забыла текст песни «Записка». Произошло это по вине бывшего возлюбленного певицы Георгия Епифанова. Он сидел в ложе для телевизионщиков и практически все первое отделение ждал, когда певица обратит на него внимание – ведь она сама позвала его на этот концерт (здесь же находился и первый муж Шульженко Владимир Коралли). Но Шульженко игнорировала его. В конце концов нервы Епифанова не выдержали, он вскочил со своего места и выбежал из зала. Этот демарш не остался незамеченным со стороны Шульженко, которая уже приготовилась петь следующую песню. Но едва оркестр под управлением Юрия Силантьева заиграл мелодию, как певица осеклась уже после первой строчки: «Помню первый студенческий бал…», после чего понесла какую-то околесицу (она потом останется на всех дисках, пластинках и кассетах певицы). Между тем нервный выплеск Епифанова оказался недолгим, и спустя некоторое время он вернулся на свое место. А когда концерт завершился, он пришел к ней в гримерную и вручил букет цветов.

Колонный зал Шульженко покинула в тот момент, когда над городом уже висела ночь. Причем уехала она к себе домой на улицу Усиевича с совершенно неизвестным мужчиной – ее поклонником. Тот специально подогнал свою черную «Волгу» к выходу и, когда певицу вынесли на руках на улицу, услужливо открыл дверцу. Люди, думая, что это и есть автомобиль Шульженко, аккуратно погрузили ее в него. А певица, узнав, что попала в чужую машину, не стала ничего менять и попросила своего незнакомого фаната поскорее отвезти ее домой. А в это время ее сын Игорь, подруга певица Ольга Воронец и другие родственники и друзья буквально сбивались с ног в поисках юбилярши. Когда же им сообщили, что Шульженко только что уехала на черной «Волге» с каким-то незнакомцем, у них волосы встали дыбом. Ведь никто не мог дать гарантии, что у незнакомца на уме не было ничего дурного. Но их опасения были напрасны: поклонник домчал своего кумира до ее дома, не причинив ей ни малейшего вреда. И всю ночь на квартире певицы проходил банкет. Только под утро гости отправились догуливать к Ольге Воронец, а Шульженко осталась наедине со своей бывшей любовью – Епифановым. Они проговорили несколько часов.

В понедельник, 12 апреля, на киностудии имени Горького должны были начаться съемки комедии «Усатый нянь». Однако накануне режиссера ленты Евгения Фридмана (снял «Остров сокровищ») внезапно скрутила дикая боль. Его немедленно госпитализировали, надеясь, что врачи быстро поставят режиссера на ноги. Увы, но госпитализация затянется, из-за чего будет принято решение работы по фильму прекратить. Затем найдут другого режиссера – Владимира Грамматикова, который и сделает то, что не получилось у Фридмана, – снимет фильм, который станет одним из лидеров проката. Впрочем, об этом чуть позже, а пока продолжим знакомство с другими событиями апреля 76-го.

Писатель Федор Абрамов в промежутках между написанием очередного романа, работает над коротенькими зарисовками из повседневной жизни под названием «Были-небыли». Свои впечатления от встреч с разными людьми Абрамов записывает в тетрадку, прекрасно отдавая себе отчет, что написанное им никогда не будет опубликовано на родине. Во всяком случае, при его жизни. Например, 12 апреля он написал зарисовку «Завод не оправдал себя». Привожу ее полностью:

«В Ленинграде запустили завод по изготовлению бритвенных лезвий, построенный по лицензии. Не оправдал себя. Расхищение на 2 миллиона рублей. А все потому, что лезвия ловко воровать. Любой работяга, как ни контролируй, сможет вынести пачку лезвий.

– Эх, дядя, – сказал племянник Борис, – а не пойти ли мне на этот завод? Хоть на месяц, на два. На всю жизнь за это время обеспечу себя лезвиями».

Да, прав был Абрамов – воровство в СССР в те годы приняло просто катастрофические масштабы. Даже термин такой придумали – несун. Эти несуны были везде: на ^заводах, стройках, овощных базах, институтах, короче, везде, где можно было что-нибудь унести. Приведу лишь несколько примеров. На знаменитом рижском заводе «ВЭФ», где изготовляли транзисторы, тамошние несуны придумали воровать диоды: они недокладывали в приемники по одному диоду, а стоил он 32 копейки. Учитывая, что в год завод выпускал 132 тысячи транзисторов, махинаторы клали себе в карман, как говаривал А. Райкин, сумасшедшие деньги. Та же история приключилась и на московском Первом часовом заводе: тамошние несуны не докладывали в часы «Чайка» и «Полет» по одному камешку. А тот стоил 42 копейки. В год завод выпускал 750 тысяч часов, вот и считайте, какова была прибыль расхитителей социалистической собственности.

Но вернемся непосредственно к событиям апреля 76-го.

Тяжелое время переживает популярный кинорежиссер и актер Леонид Быков. 7 апреля съемки под Загорском были благополучно завершены, но все случившиеся треволнения сказались на Быкове самым печальным образом – его свалил второй инфаркт (первый он заработал в 64-м году во время съемок своей первой режиссерской работы «Зайчик»). Его положили в одну из столичных клиник. Видимо, чувствовал он себя там весьма неважно, если вдруг надумал написать… завещание. Причем адресовал его не жене (у нее была душевная болезнь) и детям, а своим друзьям – режиссеру Николаю Мащенко и актеру Ивану Миколайчуку. Привожу текст полностью: