Текст книги "Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 133 страниц)

1976. Март

Ловушка для террориста. Цензура запрещает к выпуску книгу о «Союз» – «Аполлон». Как Юрия Нагибина не хотели пускать в Вену. Высоцкий получает разрешение на выезд. Очередная победа советских фигуристов. Закат карьеры Дмитрия Полянского. Золотые денечки дочки секретаря ЦК КПСС. Как Брежнев кричал на Чазова. Александр Демьяненко влюбился. Валерий Харламов знакомится с будущей тещей. Олег Даль уходит из «Современника». Эрнст Неизвестный покидает страну. «Зеленая» улица для хозяина Ленинграда. Грязный матч ЦСКА – «Химик». «Спартак» – чемпион! За что министр обороны кричал на Леонида Быкова. КГБ строчит фельетоны. Насриддинову исключают из партии. «Динамо» (Киев) выбывает из Кубка чемпионов. Насриддинову восстанавливают в партии. Рок-фестиваль в Таллине. «Восхождение»: снимают казнь. Умер писатель Сергей Смирнов. «Розыгрыш»: съемки в школе. Из-за чего Лапин хотел испортить юбилей Клавдии Шульженко. Как Юрий Куклачев с Брежневым водку пил. Почему на чемпионат СССР по боксу Олега Коротаева доставили… из СИЗО. Высоцкий и Золотухин выясняют отношения. Как закатилась звезда Сергея Шевкуненко. Аполлон на Большом театре прикрылся «фиговым листком». Юрий Соломин узнает из газет о том, что фильм «Дерсу Узала» получил «Оскар». Высоцкий выезжает в Париж. Шпионские страсти в Москве.

Первый день весны столичные чекисты отметили большой победой – задержали террориста, который несколько недель назад предпринял неудачную попытку угона пассажирского самолета. Как мы помним, угонщик – москвич А. Попов – во время полета подбросил экипажу записку с угрозами, однако дальше этого не пошел – то ли испугался, то ли передумал. Вернув самолет в Домодедово, чекисты просеяли сквозь свое сито всех пассажиров, но выявить террориста так и не смогли. Но нескольких человек, в том числе и Попова, они взяли на заметку как наиболее вероятных кандидатов на роль угонщика. В течение нескольких недель попавших на заметку людей подвергали негласной проверке. В конце концов все стрелки сошлись на Попове. И в понедельник, 1 марта, была проведена операция по его задержанию. Выглядела она по-киношному эффектно. Уговорив одного из знакомых Попова помочь им, чекисты попросили его пригласить преступника на одну из столичных квартир под видом отмечания какого-то знаменательного события. «Красивые женщины будут?» – спросил Попов. «Обязательно», – ответил приятель. Этого оказалось достаточно, чтобы Попов согласился, не заподозрив ничего.

Горе-угонщик явился в точно назначенное время, по-праздничному разодетый и пахнущий дорогим одеколоном. На пороге его встретила миловидная хозяйка квартиры, которая на самом деле была сотрудницей КГБ. Женщина произвела на Попова сильное впечатление, чего, собственно, и добивались разработчики операции: до самого последнего момента он не должен был догадываться о происходящем. Он и не догадывался. Когда хозяйка пригласила всех за стол, Попов уселся рядом с ней, намереваясь продолжить свои ухаживания. К сожалению, спустя несколько минут его ждало глубокое разочарование. В тот момент, когда он расслабился и потянулся за салатом, сидевший рядом с ним «брат» хозяйки ловко защелкнул на его руке наручник.

В плохом расположении духа встретил начало весны журналист Ярослав Голованов. В марте должна была выйти в свет его книга, посвященная советско-американскому космическому полету «Союз» – «Аполлон», однако в конце февраля выяснилось, что книга может вообще не выйти, хотя ее уже набрали, сверстали, сделали макет, отобрали все иллюстрации. И виной всему была политика. На тот момент резко испортились отношения СССР и США (из-за поставок советского оружия в Анголу), и в «Политиздат» было спущено распоряжение приостановить выпуск книги. Узнав об этом, Голованов 1 марта написал в издательство раздраженное письмо. Далее послушаем его собственный рассказ:

«Я поехал в отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС к инструктору, который, как тогда говорили, «курировал» «Политиздат». Он затеял со мной долгий и тягучий разговор о том, должен или не должен издавать «Политиздат» книги по космонавтике. «Вот что они должны издавать», – сказал инструктор и положил передо мной книгу толще кирпича: «Стенограмма заседаний Первого съезда Коммунистической партии Кубы». – «Ну, хорошо. Допустим, и такая книга нужна. Три экземпляра в Институт Латинской Америки, три – в Институт Маркса – Ленина, один в ЦК КПСС, 100, 200, 500, не знаю сколько – в крупнейшие библиотеки страны. И что дальше?!» Я внутренне заклокотал и попросил инструктора: «Вы, когда эта книга поступит в продажу, вызовите к магазину наряд конной милиции: людей жалко, подавятся ведь люди в очереди…» И ушел…» (Для справки: книгу Голованова издадут только в 2000 году. – Ф.Р.)

Весьма сумбурным выдалось начало весны и для писателя Юрия Нагибина. Сначала его не пустили на кинофестиваль в Вену, где демонстрировался фильм по его сценарию «Дерсу Узала». Поскольку представлять фильм все равно кто-то должен был, туда послали одного из чиновников Госкино, а Нагибина оставили дома. Но затем ситуация резко изменилась: фильм стал реально претендовать на первую премию, и присутствие кого-нибудь из авторов стало просто необходимым. Пришлось вызывать в Вену Нагибина, хотя до этого чиновник Госкино уже успел сообщить организаторам фестиваля, что тот тяжело болен. Короче, вышел конфуз. А первую премию «Дерсу Узала» действительно получил.

Удачным выдалось начало весны для Владимира Высоцкого. В течение нескольких недель он пребывал в неизвестности относительно того, разрешит ему ОВИР или нет выехать в ближайшее время во Францию. А выехать ему ох как хотелось: измученный событиями последних месяцев донельзя (скандалы в театре, на съемочной площадке, болезни и прочая-прочая), он рассчитывал хотя бы за границей отдохнуть и развеяться – они с женой намечали совершить круиз на теплоходе. Но ОВИР как будто специально тянул и тянул с ответом. И вот, когда уже казалось, что положительного ответа им не дождаться, случилось чудо: 2 марта «добро» на выезд было получено. У обоих как гора с плеч свалилась. Кроме этого, для Высоцкого начало марта ознаменовалось еще одним приятным событием: 1 марта на экраны столичных кинотеатров вышел фильм с его участием – «Единственная» Леонида Хейфица. В нем Высоцкий играл небольшую роль руководителя хорового кружка и исполнял новую песню «Погоня» («Во хмелю слегка…»). Во многом именно это обстоятельство и подогревало интерес зрителей к фильму.

Тем временем в Швеции проходит очередной чемпионат мира по фигурному катанию. Проходит, в общем-то, без особых сенсаций. 3 марта пришло сообщение о том, что золотые медали в спортивных танцах вновь завоевали советские фигуристы Ирина Роднина и Александр Зайцев. Для Родниной это была уже 8-я по счету золотая медаль, для Зайцева – четвертая.

Под Муромом продолжаются натурные съемки фильма «Восхождение». 2 марта снимали эпизод, где Рыбак и Сотников, получив от старосты деревни овцу, возвращаются в партизанский лагерь. Вспоминает В. Гостюхин, игравший Рыбака:

«Разгоряченный удачей, Рыбак рвется вперед – быстрей добраться до лагеря, уйти из деревни, вернуться к своим. Больной Сотников еле тащится за ним, отстает, мешает, задерживает его. Стоял сильный мороз, хлестала вьюга, вдобавок наметал снегу ветродуй. Я нес овцу, и когда к концу эпизода уходил вдаль и слышал команду: «Стоп!», то поворачивался и видел копошащийся белый клубок: то был Плотников, которого моментально заносило снегом (а он снимался в одной шинельке). И каждый раз, каждый дубль к нему бросалась Лариса Ефимовна (Шепитько. – Ф.Р.), накрывала своим телом, растирала ему уши, руки. И вот уже их обоих заносило снегом… Этот заметаемый снежной пеленой клубок снится мне до сих пор по ночам и вызывает в сердце щемящую боль, а может, любовь или благодарность… не знаю…»

А в Москве подходит к концу XXV съезд КПСС. 5 марта состоялось последнее заседание, после чего состоялся Пленум первого состава ЦК КПСС, который избрал новый состав Политбюро. В новый состав вошли практически все члены старого за исключением одного человека – Дмитрия Полянского, которого сняли с поста министра сельского хозяйства и вскоре отправили послом в Японию. Как мы помним, дочь Полянского является супругой актера Театра на Таганке Ивана Дыховичного, у которого одно время жили Высоцкий с Влади. В тот день, когда Полянского вывели из Политбюро, они тоже были у них. Вот как об этом вспоминает М. Влади:

«Обед, поданный в восхитительном фарфоровом сервизе эпохи Екатерины II, действительно ни в чем не уступал царскому: голуби в сметане, икра и самые тонкие закуски. Нам всем было грустно: во-первых, приходилось расставаться, но главное, в то утро наша подруга сообщила нам с искаженным лицом: «Мой отец освобожден от должности и выведен из состава Политбюро».

Все мы знали, что для них золотые денечки закончились…»

Между тем если для Полянского и его родственников золотые денечки закончились, то для другой высокопоставленной семьи они только начинались. Речь идет о главном редакторе газеты «Правда» Михаиле Зимянине, которого тот же Пленум ЦК КПСС от 5 марта избрал секретарем ЦК. На тот момент дочь Зимянина Наталья лежала в роддоме и до избрания отца секретарем пользовалась минимумом благ. Как вдруг… Впрочем, послушаем ее собственный рассказ:

«В роддоме на улице Веснина, что прямо за МИДом, десятки лет рожали дочки и невестки всех партийных, совминовских и вообще номенклатурных чиновников. Я лежала в палате на четверых, девчонки говорили, что это рай по сравнению «с городом». Но и здесь, на Веснина, на все отделение патологии был только один туалет, а подмываться было и вовсе негде, и каждое утро нас обходила акушерка с судном в одной руке и большим ватным тампоном, намоченным в слабой марганцовке – в другой. У меня вдруг начался сильный насморк, но на просьбу дать какие-нибудь капли старая усатая врачиха (она, наверное, принимала роды еще у дочек эпохи Сталина) рявкнула, что тут не больница и насморки они не лечат.

Через несколько дней произошло чудо. Меня вдруг навестила врач из поликлиники и сообщила, что она «очень за меня рада», что папу моего куда-то там выбрали. «Теперь все будет по-другому, вот увидишь».

Жизнь перевернулась в одну минуту. Меня тут же перевели в отдельную палату, усатая хамить перестала, поставили персональный телефон. Позвонила мама: оказывается, прошел съезд и папу выбрали секретарем ЦК КПСС. Но мне это мало что говорило: «главный редактор «Правды» – по-моему, это звучало солиднее, чем какой-то там «секретарь». Но мама доложила, что они уже ездили смотреть дачу, что можно будет заказывать любые продукты, покупать любые вещи и т. п. Боже мой, много ли надо было советскому человеку? И вот я уже перестала думать о своем будущем любимом ребеночке, а только и мечтала, какие куплю себе джинсы, «лапшу», косметику и сапоги на высоких каблуках. Как же легко человека сбить с толку, с высоких и чистых помыслов, запудрить мозги жратвой и шмотками!..»

В тот же пятничный вечер, 5 марта, вскоре после закрытия съезда, по давно устоявшейся традиции, некоторые делегаты высшего партийного форума устроили прощальный банкет. На него они позвали начальника 4-го управления Минздрава Евгения Чазова (он получил личное приглашение от 1-го секретаря Ставропольского крайкома М. Горбачева, так как входил в число делегатов от этого края). Веселье продолжалось несколько часов и оставило у всех присутствующих самые приятные впечатления. Во всяком случае, Чазов вернулся домой в бодром расположении духа, насвистывая себе под нос какой-то веселый мотивчик. Но едва он переступил порог своего дома, как веселье с него слетело в один миг. В коридоре зазвонил телефон, Чазов снял телефонную трубку и услышал на другом конце возмущенный голос Брежнева. А далее послушаем рассказ самого Е. Чазова:

«Я ожидал слова благодарности, но вместо этого услышал труднопередаваемые упреки, ругань и обвинения в адрес врачей, которые ничего не делают для сохранения его (Брежнева. – Ф.Р.) здоровья, здоровья человека, который нужен не только советским людям, но и всему миру. Даже сейчас мне неприятно вспоминать этот разговор, в котором самыми невинными фразами было пожелание, чтобы те, кому следует, разобрались в нашей деятельности, и нам лучше лечить трудящихся в Сибири, чем руководство в Москве. Последовало и дикое распоряжение, чтобы утром стоматологи из ФРГ, которые изготавливали ему один за другим зубные протезы, были в Москве. В заключение он сказал, чтобы ему обеспечили сон и покой.

Я понимал, что это реакция больного человека и что то, чего мы боялись, произошло – начался затяжной срыв. Но сколько можно терпеть? И ради чего? Андропов постоянно убеждает, что ради спокойствия страны, ради спокойствия народа и партии. А может быть, все это не так? Может быть, народу безразлично, кто будет его лидером? Можеть быть, это надо Андропову, Устинову, Черненко и другим из окружения Брежнева? Впервые у меня появились сомнения.

Несмотря на поздний час, я позвонил Андропову на дачу. Рассказав о разговоре, я заявил, что завтра же подам заявление о моей отставке, что терпеть назаслуженные оскорбления не хочу да и не могу, что я достаточно известный врач и ученый, чтобы держаться, как некоторые, за престижное кресло. Андропов в первый момент не знал, что ответить на мою гневную и эмоциональную тираду, не знал, как отреагировать на мое возмущение. Он начал меня успокаивать, повторяя неоднократно, что надо быть снисходительным к больному человеку, что угрозы Брежнева наиграны, – потому что он уже не может обходиться без нас, понимает, что мы – его единственное спасение. Видимо, понимая мое состояние, начал опять говорить о наших общих заслугах в восстановлении здоровья Брежнева, который вопреки всем прогнозам смог провести съезд. Но я уже ничему не верил. Часа через полтора, уже ночью, видимо, поговорив еще с кем-то, он позвонил снова. «Я говорю не только от своего имени, но и от имени товарищей Леонида Ильича. Мы понимаем вашу обиду, понимаем, как вам тяжело, но просим остаться, так как никто лучше вас Брежнева не знает, никому, чтобы он ни говорил, он так, как вам, не доверяет». И заключил: «И это моя личная большая просьба». Не знаю, что на меня подействовало – может быть, тон разговора с Андроповым, может быть, прошла первая реакция, но я успокоился и ответил ему, что нам надо встретиться, потому что Брежнев вступил в полосу таких непредсказуемых изменений функции центральной нервной системы, из которой уже вряд ли когда-нибудь выйдет…»

Серьезные изменения в личной жизни происходили в те мартовские дни у популярного киноактера Александра Демьяненко – он собрался расстаться со своей женой, с которой прожил 16 лет (с нею он познакомился еще в юности, когда играл в драмкружке свердловского Дворца пионеров). Поводом к такому решению послужила новая привязанность актера – к режиссеру дубляжа киностудии «Ленфильм» Людмиле Качалиной. С ней Демьяненко познакомился во время дубляжа одной из картин (а голосом этого актера говорила чуть ли не половина западных звезд, да и советских тоже), причем сама Качалина о том, что на нее положил глаз знаменитый Шурик, ведать не ведала. Вот как она сама вспоминает об этом:

«Мне тогда было не до мужчин: я только что развелась, вздохнула полной грудью, мы счастливо жили вдвоем с дочкой (Анжелика Неволина затем станет одной из самых молодых и талантливых российских киноактрис. – Ф.Р.). А потом я работала на дубляже в темноте, поэтому не разглядывала мужчин, да и меня не всякий мог рассмотреть. И для меня было полной неожиданностью, когда однажды Саша явился в наш звукорежиссерский «предбанник». Вызвал меня в коридор и протянул коробочку. Коробочка была удивительно красивая, иностранная, большая редкость по тем временам. В ней лежало несколько шоколадок, и на каждой было написано «Tobler». Это меня сразило. Он как раз озвучивал западногерманский фильм «Трое на снегу», главного персонажа звали Тоблер. А перед 8 Марта явился опять – с цветами и снова с коробочкой. Вручил и, чтобы не смущать меня, быстро ушел. В коробочке оказались французские духи «Клима»…

Если б это подарил актер, мечтающий попасть на картину и в этом смысле зависящий от меня, все было бы понятно. Но Александру Сергеевичу от меня ничего не надо было – он был королем дубляжа. Вот тут-то у меня и возникли подозрения…»

После случая с духами Демьяненко навестит даму своего сердца еще раз – подвезет ее от студии на своей машине к приятельнице. А затем как-то ночью (часы показывали два часа) в дверь Качалиных кто-то позвонил. На пороге стоял Демьяненко с чемоданом в руках. Он сказал: «Людмила Акимовна, я к вам пришел навеки поселиться». Вот такая «лав стори». Однако вернемся в начало марта.

В Международный женский день 8 Марта Валерий Харламов познакомил родителей со своей невестой Ирой Смирновой. Несмотря на то что молодые были знакомы уже около года и у них в январе родился ребенок, ни родители со стороны жениха, ни мама невесты избранников своих детей еще не видели. Вернее будет сказать, не видели родители Валерия, поскольку мама Ирины Нина Васильевна своего будущего зятя все-таки видела: один раз в сквере Большого театра из-за кустов (дочь специально привела мать на свидание со своим женихом, но строго-настрого запретила ей показываться ему на глаза) и много раз по телевизору. И вот наконец долгожданные смотрины состоялись. Утром в Женский день друзья Валерия заехали к Ирине домой и забрали ее с сыном знакомиться с родителями жениха. А на следующий день настала очередь ответного визита – к будущей теще приехал знакомиться сам Валерий Харламов. По словам Нины Васильевны: «Первой вошла Ирина и сразу почему-то ко мне: «Мама, ты только на него не кричи, а то он сильно тебя боится». А я думаю, боже упаси, чего это я кричать должна, хоть бы у них все сложилось. Вошел Валера с детской коляской, здоровается. А я вдруг говорю: «Вот ты какой, дай-ка я за тебя подержусь!» Он рассмеялся и отвечает: «А я думал, меня с восьмого этажа сбросят».

В эти же дни Олег Даль принял решение уйти из театра «Современник». Стоит отметить, что это желание зрело в нем давно, пару раз он уже порывался написать заявление об уходе, но каждый раз что-то его останавливало. Даже когда он повредил ногу и практически никто из коллег не пришел проведать о его здоровье, Даль нашел в себе силы не зацикливаться на этом. Для него важнее всего было творчество, но его-то как раз оставалось все меньше и меньше. В начале 76-го ему стали предлагать роли, которые он не хотел играть: в «Погоде на завтра» М. Шатрова, «Четыре капли» В. Розова. Но чашу терпения актера переполнила роль Пети Трофимова в «Вишневом саде». Эту роль он учил с таким остервенением, что близкие, наблюдавшие за ним, всерьез опасались за его здоровье. И в начале марта на одной из репетиций Даль сорвался. Когда ему сделали замечание (то ли Галина Волчек, то ли Олег Табаков), он ответил так яростно, что стены задрожали. Уйдя с репетиции, хлопнув дверью, Даль 9 марта написал заявление об уходе. Тогда же в его дневнике появились следующие строчки:

«Мозг утомлен безвыходностью собственных идей и мыслей. Нельзя и малое время существовать среди бесталанности, возведенной в беспардонную наглость… Сегодня я ушел из театра «Современник»! И ничего в душе не отозвалось…»

В среду, 10 марта, из страны уехал известный скульптор Эрнст Неизвестный. В начале 60-х он был одним из тех, на кого обрушил свой монарший гнев генсек Н. С. Хрущев (разгром выставки в Манеже), однако это не помешало Неизвестному откликнуться на просьбу его родственников и сделать прекрасный памятник Хрущеву на его могиле. Но своим убеждениям скульптор не изменил, продолжал творить нетрадиционное искусство, за что, собственно, и пострадал: власти поставили перед ним жесткое условие – либо уезжаешь, либо садишься. Скульптор выбрал первое. В общем, типичная история для тех лет.

А сильные мира сего продолжают жить в свое удовольствие. Известный писатель Федор Абрамов в те дни ехал на такси по Ленинграду и обратил внимание на то, что на Дворцовом мосту скопилось огромное количество легковых и грузовых машин, поскольку соседний мост Лейтенанта Шмидта закрыт на ремонт. Ожидая, когда наступит их черед для въезда, Абрамов глянул на Кировский мост и увидел странную картину: мост был пуст – только трамваи да легковые машины изредка пробегали по нему. Он обернулся к таксисту: мол, в чем дело? А тот, не глядя, махнул рукой: дескать, это же «романовская трасса», имея в виду 1-го секретаря Ленинградского обкома партии Григория Романова, который ежедневно курсировал по этому маршруту из дома на работу и обратно. Столько лет с тех пор прошло, а в России-матушке так ничего и не изменилось, и даже наоборот – спецтранспорта стало еще больше.

Близится к завершению регулярный чемпионат СССР по хоккею. Шансы стать победителем сохраняются у двух команд: ЦСКА и «Спартака». Однако армейцы в последних играх играют ниже своих возможностей, да к тому же так грубо, что даже их ярые болельщики от них отворачиваются. За кулисами поговаривают, что к такой игре армейцы приобщились за океаном – когда играли в Суперсерии. Особенно грязным выдался матч ЦСКА – «Химик» (Воскресенск), который состоялся во Дворце спорта в Лужниках 13 марта. Ветеран армейцев Владимир Викулов совершенно распоясался и дважды был удален на 5 минут за грубость. Но от ветерана не отставала и молодежь. Во втором периоде на скамейке штрафников оказались сразу все (!) нападающие второй «тройки» ЦСКА в лице Бориса Александрова, Виктора Жлуктова и того же Викулова. А чуть позже к ним присоединился и Владимир Петров, «награжденный» двумя двухминутными штрафами. Короче, это была не игра, а бой гладиаторов на льду.

Помнится, когда ЦСКА играл в Суперсерии, я с восторгом наблюдал за тем, как Борис Александров, у которого рост был метр с кепкой, смело вступал в драки с рослыми канадцами, и тех эта смелость буквально ошеломляла. В советском хоккее такая игра была не принята, вот почему Александров так стремительно стал популярен даже у болельщиков противоположных команд (я, к примеру, всю жизнь болел за «Спартак»), Но в той игре с «Химиком» он, а также ряд его партнеров выглядели просто отвратно. В итоге, когда спустя несколько дней тренеры национальной сборной протрубят сбор команды, Александрова в нее не включат (хотя до этого он неплохо зарекомендовал себя на Олимпиаде). Тренер Борис Кулагин тогда заявит: «Когда игрока сборной подводят нервы, у него пропадают такие важные качества, как выдержка и умение владеть собой в сложных игровых ситуациях. Александрову необходимо дать время подумать над тем, как избавиться от такого недуга в дальнейшем…» Кстати, в том матче с «Химиком» ЦСКА был поделом наказан, проиграв 1:3.

После поражения армейцев у «Спартака» появился реальный шанс стать чемпионом досрочно. Повторилась недавняя ситуация. 26 февраля «Спартак» уступил ЦСКА, а 5 марта проиграл и столичному «Динамо». Причем в тот же день ЦСКА играл с «Сибирью» и в случае победы мог лишить «Спартак» золотых медалей. Говорят, вернувшись после матча в раздевалку, спартаковцы практически не рассчитывали, что «Сибирь» сделает чудо. И когда за кулисами Дворца спорта кто-то сообщил, что армейцы выиграли, они не удивились. Но спустя какое-то время в их раздевалку ворвался врач команды и заорал во все горло: «Сибирь» сделала ничью 5:5!» А тут еще и «Химик» подсобил. Короче, у «Спартака» вновь появлялся шанс – надо было только обыграть горьковское «Торпедо».

«Спартак» вышел на эту игру, преисполненный желания разбить соперника в пух и прах. Поначалу так все и складывалось: уже после первого периода москвичи вели 5:2, и у большинства болельщиков не оставалось сомнений, что золотые медали уже в кармане у спартаковцев. Как вдруг горьковчане опомнились и ринулись на штурм ворот Виктора Зингера. За считаные минуты счет сократился до критического – 5:4. Но во время перерыва, получив взбучку от своего тренера Николая Карпова, спартаковцы вышли на лед злые как черти и переломили ход матча. Табло зафиксировало окончательный итог – 8:5. Победный состав «Спартака» выглядел так: вратари – Виктор Зингер, Виктор Криволапов; защитники – Федор Канарейкин, Сергей Короткое, Владимир Кучеренко, Юрий Ляпкин, Валентин Марков, Василий Спиридонов; нападающие – Александр Баринев, Валентин Гуреев, Алексей Костылев, Геннадий Крылов, Александр Мартынюк, Виктор Пачкалин, Аркадий Рудаков, Владимир Трунов, Владимир Шадрин, Виктор Шалимов, Александр Якушев; тренер – Николай Карпов.

Помимо хоккея, москвичи посещали в те дни и другие очаги культуры. В столичных кинотеатрах в первой половине марта прошли следующие премьеры: 1-го на экраны вышла мелодрама Иосифа Хейфица «Единственная» с участием: Валерия Золотухина, Елены Прокловой, Владимира Высоцкого и др.; 4-го – мелодрама Евгения Хринюка «Анна и Командор», в ролях: Алиса Фрейндлих (первая большая роль актрисы в кино), Василий Лановой, Иннокентий Смоктуновский и др.; 9-го – драма Константина Орозалиева «Красное яблоко», в главной роли – Суйменкул Чокморов.

Кино по ТВ: «Надежда» (1-го), «Обретешь в бою» (1—5-го), «Фантазия» (премьера т/ф 2-го), «Тимур и его команда», «Весна» (5-го), «Двое в пути» (6-го), «Повесть о женщине», «Свой парень» (оба – впервые по ТВ 7-го), «Ох, уж эта Настя!», «Валентина Терешкова» (премьера д/ф), «Мачеха», «Случай с Полыниным» (8-го), «Посол Советского Союза» (9-го), «В одном микрорайоне» (премьера т/сп 9-го, 11—12-го, 15-го), «Золотые рога», «Первый троллейбус» (10-го), «Балтийцы» (11-го), «Приключения желтого чемоданчика» (12-го), «Овод», «Всего одна жизнь» (14-го), «Мусоргский», «Зори Парижа» (15-го) и др.

Из развлекательных передач выделю: «Голубой огонек» (8 марта, участвуют: Игорь Старыгин, Александр Белявский, Юрий Гуляев, Сергей Захаров, Евгений Мартынов (дебют), Андрей Вознесенский, Юрий Яковлев, Клавдия Шульженко, Алла Пугачева, Людмила Зыкина, Александра Пахмутова и др.), «Концерт артистов зарубежной эстрады» (13-го, участвуют: Кати Ковач (Венгрия), Карел Готт (ЧССР), Лили Иванова (Болгария), Джо Дассен (Франция) и др.).

Премьеры в театрах: 1-го – в Театре миниатюр был показан спектакль «Сновидение» по пьесе С. Михалкова; 12-го в Театре имени Ермоловой – «Черемуха» В. Астафьева с участием: И. Соловьева, В. Павлова, Ю. Медведева и др.

Эстрадные представления: 1—3-го – в ГТЭ пела Эдита Пьеха в сопровождении ансамбля «Дружба»; 4—11-го – там же выступали: Махмуд Эсамбаев, Алла Абдалова, ВИА «Надежда» и др.; 6—7-го – в ЦДКЖ выступал ВИА «Гая» (Баку); 8-го там же – Геннадий Хазанов, Кола Бельды, Эльмира Жерздева и др.; 13—15-го в ГТЭ – Светлана Резанова, Жанна Бичевская, Алла Абдалова и др. С 12 марта в ГЦКЗ «Россия» начались полуторамесячные гастроли Ленинградского мюзик-холла.

Настоящая беда свалилась в те дни на режиссера Леонида Быкова. Как мы помним, он работает над фильмом о войне «Аты-баты, шли солдаты…», и весь февраль шли съемки зимней натуры под Загорском. За месяц было отснято более полутора километров цветной кинопленки, но готовый материал долго не могли проявить – на студии Довженко не было лишней техники. А когда очередь до «Аты-баты…» наконец-то дошла, выяснилось ужасное – многое из отснятого оказалось браком. Причем произошло это по вине самой студии – когда группу отправляли в экспедицию, то забыли поменять рамку с обычного кадра на широкоэкранный. В итоге перед группой встала проблема: как переснять испорченное, если те же войска удалось выбить на ограниченное время с большим боем? Однако как ни крутили, но иного выхода, как вновь идти на поклон к министру обороны Андрею Гречко, придумать не сумели. Ходоком опять стал Леонид Быков.

Едва режиссер переступил порог министерского кабинета, как на него обрушился буквально поток смачного отборного мата. «Что явился, мать-перемать! Министерство обороны для тебя лакеи, что ли? Да я вас всех в…у и высушу…» Быков стоял потрясенный, вытянув руки по швам, как будто солдат-первогодок. Да и как не встать, когда в тебя бросает громы-молнии член Политбюро. А Гречко между тем малость успокоился и, устало опустившись в кресло, спросил: «Что, так и будешь молчать?» Только после этого Быков сумел стряхнуть с себя оцепенение и принялся излагать суть проблемы, приведший его в столь высокий кабинет. Выслушав просителя, Гречко по громкой связи вызвал к себе своего помощника и коротко приказал: «Разберись с этими горе-киношниками. О проделанном доложи». В итоге «добро» на продление сроков военной экспедиции было получено, и съемки под Загорском продолжились. Однако этот разнос еще аукнется Быкову.

В среду, 17 марта, в «Литературной газете» появился фельетон об Александре Солженицыне под названием «Без царя в голове». В нем шла речь о том, что предки Солженицына владели несметными богатствами, а дядя будущего писателя был разбойником с большой дороги. Что якобы, приехав в Америку, Солженицын показал язык президенту и госсекретарю США, предварительно заявив: «Большой писатель в стране – это то же самое, что правительство». Перечислять дальнейший бред, изложенный в фельетоне, нет никакого смысла, поскольку все факты были высосаны из пальца. Под публикацией стояла подпись – Борис Данилов. На самом деле никакого Б. Данилова не существовало, а фельетон родился в недрах КГБ. Идея написать его родилась у чекистов после того, как они прознали, что Солженицын готовится опубликовать на Западе 3-ю часть «Архипелага ГУЛАГ», приурочив публикацию к съезду КПСС. Стратеги с Лубянки тут же накатали пасквиль на писателя и обратились в ЦК КПСС с предложением напечатать его в журнале «Крокодил». На Старой площади идею чекистов приняли близко к сердцу, правда, фельетон приказали напечатать в не менее уважаемой в интеллигентских кругах «Литературке».

17 марта на той же Старой площади состоялось заседание Комитета партийного контроля. На повестке дня стоял один вопрос – о непартийном поведении бывшего председателя Верховного Совета Узбекистана (1959–1970) Ядгар Насриддиновой. Как мы помним, Насриддинова входила в клан, который на протяжении долгого времени соперничал с кланом 1-го секретаря ЦК КП Узбекистана Шарафа Рашидова. Победу в этом противостоянии одержали вторые, в результате чего в 70-м Насриддинову сместили с поста председателя ВС. Но доброжелатели в Москве (в их число входил и сам Брежнев) тут же предоставили ей работу в столице, назначив председателем Совета Национальностей. И Насриддинова, привыкшая и дома жить на широкую ногу, развернулась еще пуще прежнего. Она имела квартиру в Ташкенте и дачу там же, одновременно две квартиры в Москве, соединенные в одну, и дачу в Подмосковье. Деньги гребла лопатой. Спросите откуда? Как утверждается в документах КПК, она потворствовала махинаторам одного узбекского винзавода, которые выпускали скрытую от учета водку, за что те присылали ей в Москву золото, спрятанное в коробках с фруктами. Таких изделий Насриддиновой было передано на сумму 45 тысяч рублей. И это только один из каналов поступления огромных денежных средств на ее имя. В 1969 году весь Узбекистан обсуждал свадьбу сына Насриддиновой, сыгранную с поистине эмирским размахом. Одна дача, подаренная молодоженам влиятельной матерью жениха, тянула на 100 тысяч рублей.