Текст книги "Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 100 (всего у книги 133 страниц)

 
А те, кто нас на подвиги подбили,
Давно лежат и корчатся в гробу, —
Их всех свезли туда в автомобиле,
А самый главный (Сталин. – Ф. Р.) – вылетел в трубу».
 

О том, какой была реакция на эту песню, вспоминает очевидец – М. Нурбиев:

«Помню паузу. Только великий мастер, великий актер выдерживает после выступления Такую паузу. Буквально пятиминутная пауза! Никто не мог шелохнуться – все шокированы. Был какой-то шок, действительно. Все сидели молча, и вдруг один заплакал, второй заплакал, третий… Смотрим: актеры старшего поколения плачут; слезы у всех…

Больше песен не было. Не было даже настроения говорить друг другу какие-то слова, потому что этой песней было все сказано. А потом, когда актеры разошлись (Высоцкого поблагодарили за встречу, он посмотрел театр), поднялись к Руслану в кабинет кофе попить. Мы не знали, что подарить гостю на прощание, но в итоге подарили ему белую чабанскую папаху. Он ее надел, улыбнулся…»

В политических кругах СССР продолжает муссироваться тема о сепаратном договоре в Кемп-Дэвиде. В МИДе возникает замысел: в противовес кемп-дэвидской сделке устроить паломничество арабов в Москву за поддержкой. Дескать, пусть ведущие лидеры арабского мира один за другим приезжают в Москву, демонстрируя неприятие сепаратных соглашений с Израилем. И первым в этом списке гостей стоял президент Сирии Хафез Асад, который приехал в Москву 5 октября. Здесь его лично принял Брежнев. Как пишет О. Гриневский:

«Все было так же в Екатерининском зале, как год назад. За огромным столом Брежнев хриплым голосом невнятно читал листочки приготовленной для него памятки. Асад снова долго рассказывал свою ближневосточную сагу о коварстве сионизма. Но на этот раз расхождений между ними не было – оба говорили не об урегулировании, а об осуждении ненавистной кемп-дэвидской договоренности…

Брежнев говорил то же самое, хотя и не в столь резких выражениях. В общем, все было хорошо, и никаких проблем не возникало. Но как сильно сдали за прошедший год советские руководители! Физическую и духовную немощь генерального секретаря уже невозможно скрывать: все у него валится из рук… Брежнев не в состоянии оторваться от заранее подготовленной памятки. Косыгин если и врубается, то невпопад. А Громыко, верный своему жизненному кредо – «не высовываться», больше помалкивает. Если нужно что-то решить, согласовать – делается это в кулуарах экспертами, а Громыко потом подтверждает договоренности…»

Гриневский описывает забавный эпизод, который произошел во время этих переговоров. Читая текст сообщения для печати, Косыгин не нашел в нем фамилии министра иностранных дел Сирии и стал выяснять этот вопрос у Громыко. А поскольку между ними сидел Брежнев, который в это время вслух читал свою памятку, Косыгину пришлось откинуться на спинку своего кресла и общаться с Громыко за спиной генсека. «Где здесь министр иностранных дел Сирии?» – шепотом стал спрашивать Косыгин Громыко. Тот вопроса не расслышал и спросил: «Что?» Косыгин спросил на полтона выше. Но ухо Громыко и на этот раз ничего не услышало. Тут Брежнев, которому эта дискуссия за его спиной явно мешала, перестал бубнить и взглянул на своих коллег поверх очков: «В чем дело?» Косыгину наконец удалось объяснить Громыко, чем он недоволен, и тот немедленно подозвал к себе одного из своих помощников. «Где?» – затряс министр бумажкой у него перед лицом. «Что где?» – не понял помощник. «Где здесь сирийский министр?» – пояснил наконец то, что ему нужно, Громыко. Помощник взял у него злополучный листок, перевернул его на другую сторону и показал: «Вот». После чего объяснил: «Существует порядок, согласно которому вначале идут те, кто непосредственно ведет переговоры, а потом те, кто присутствует на них». Услышав это, Косыгин забурчал: «Не знаю, не знаю, что у вас за порядки!» На что Брежнев произнес: «Алеша, ну что ты пристал к человеку? Ведь он тебе дело говорит». Стоит отметить, что за этой дискуссией во все глаза наблюдали члены сирийской делегации и, видимо, получили массу удовольствия – ведь до этого за столом была скука смертная.

Столичным милиционерам в те дни скучать не приходится: в городе случаются разного рода ЧП. Об одном из таких происшествий поведала «Вечерка». Некий подвыпивший гражданин, возвращаясь поздно вечером домой, заметил на одной из улиц грузовик «ЗИЛ-164» с работающим мотором. Видимо, шофер куда-то на время отлучился, надеясь, что за время его отсутствия ничего страшного не произойдет. И ошибся. Вскочив в кабину, пьяный угонщик ударил по газам и на бешеной скорости помчался в город. На повороте с Балаклавского проспекта на Варшавское шоссе грузовик попал в поле зрения патрульного экипажа в лице милиционеров А. Иванова, В. Владимирова и В. Рассудовского. Стражи порядка бросились в погоню за лихачом. Только у Окружного моста патрульной машине удалось настичь угонщика и поравняться с ним. Однако когда лихачу приказали остановиться, он резко вывернул руль и попытался ударить патрульную машину левым крылом. Только тут стражам порядка стало понятно, сколь серьезный противник им противостоит. Этот вывод подтвердился спустя несколько минут, когда угонщик на полном ходу ударил такси, стоявшее на обочине. После этого было решено применить против нарушителя оружие. Сержант Иванов высунулся из окна и произвел сначала предупредительный выстрел вверх, а потом стал стрелять по колесам. Одна из пуль достигла цели, и грузовик запетлял. Возле кинотеатра «Правда» «ЗИЛ-164» наконец остановился, но угонщик сдаваться не собирался. Выпрыгнув из кабины, он бросился наутек. Но разве убежишь от патрульной машины? Метров через сто угонщик был задержан.

6 октября на съемках фильма «Москва слезам не верит» наконец объявился исполнитель роли Гоши актер Алексей Баталов: прошла его репетиция с Верой Алентовой. Как мы помним, кандидатура этого актера возникла еще в августе, но все это время Баталов раздумывал, играть или не играть эту роль, поскольку всегда очень тщательно подходил к подобным предложениям. Из-за этого в киношной тусовке о нем закрепилось мнение, как об одном из самых талантливых, но мало снимающихся актеров (за 25 лет работы в кино – чуть больше 15 ролей). Как вспоминает сам В. Меньшов: «По сценарию Баталов не подходил мне совершенно: я искал ровесника своей 35-летней жены, а Алексею Владимировичу было уже под пятьдесят. Да и все мои авторитетные знакомые меня отговаривали.

Но я все равно послал актеру сценарий. Баталов очень вежливо отказался, сославшись на какие-то неотложные дела. У меня все внутри просто упало! Я стал искать новых кандидатов на роль, подумал о Вячеславе Тихонове. Но в два часа ночи в моей квартире раздался телефонный звонок. Баталов сказал: «Знаешь, я прочел сценарий еще раз. Ну к черту все эти дела! Давай снимать!»

На шахматном матче в Багио за эти дни ситуация кардинально изменилась: бывший все это время на коне Карпов за какие-то считаные дни растерял все свое преимущество, проигрывая одну партию за другой. 6 октября Корчной сумел сократить разрыв до 3:5, а два дня спустя и вовсе до минимума – 4:5. Как он сам вспоминает:

«Ох, что творилось в те дни в советском лагере! Высокие официальные лица – Ивонин (государственный шеф советских шахмат), космонавт Севастьянов (шеф, так сказать, общественный) уже давно в Багио, ждут не дождутся заключительного банкета. А банкета все нет!..»

8 октября разбился один из лучших мотогонщиков СССР Станислав Висоцкас. Висоцкас родился в Литве и гонять начал еще мальчишкой – сутки напролет проводил в вильнюсской мотошколе, возясь с мопедами. Когда родители спрашивали его, кем он хочет стаять, парень без тени сомнения отвечал: «Я буду лучшим гонщиком в мире!» Свой путь к этой мечте он начал еще в школе, став победителем первенства среди юниоров. Затем стал чемпионом Литвы среди взрослых, чемпионом Прибалтики, чемпионом СССР, обладателем Кубка Дружбы народов. В те годы советским мотогонщикам не было равных в мире, и 21-летний Висоцкас был одним из лучших среди них. Впереди его ждала еще более блестящая карьера, но злополучный день 8 октября 1978 года все перечеркнул.

В тот день во Львове проводились очередные соревнования на первенство страны. Висоцкас после первого круга был в числе лидеров. Но на втором круге его очки заляпало грязью, он сорвал их и… Колесо его мотоцикла угодило в яму и на огромной скорости гонщик вылетел из седла и перекувырнулся через голову. Все произошло так неожиданно, что спортсмен даже не успел сгруппироваться. В итоге у Висоцкаса оказались сломанными шейные позвонки. Карьера в спорте была закончена. В течение трех лет Висоцкас будет находиться в клиниках Каунаса и Москвы. От него уйдет жена, забрав с собой двух дочек-близняшек. В какой-то из моментов, в порыве отчаяния, он захочет выброситься из инвалидной коляски и доломать себе шею. Но разум возьмет верх. Он встретит женщину, которая станет ему не только верной женой, но и другом. С ней он поверит в свои силы, станет старшим тренером сборной России по мотокроссу.

Но вернемся в октябрь 78-го.

9 октября Владимир Высоцкий приехал с гастролями в столицу Северо-Осетинской АССР город Орджоникидзе. И в тот же день посетил парикмахерскую в гостинице «Владикавказ», чтобы постричься. Вот как об этом вспоминает парикмахер П. Баранов:

«Слух о приезде Высоцкого разлетелся по гостинице мгновенно. Многие хотели повстречаться. Лишь я хранил спокойствие – парикмахерскую почти ни один гастролирующий артист не обходил. Но вот не думал, что оконфузит меня приятель, швейцар Чермен. Надо было ему зайти в ту минуту, когда Высоцкий уже сидел в кресле, обвязанный простыней.

– Леонидыч, – обращается Чермен, – этот блатной с хриплым голосом к тебе не заглядывал?

Я обомлел. В углу на балалайке бренчал мой приятель Сергей Саркисов – парикмахер с железнодорожного вокзала, он аж присвистнул. Клиент в кресле подчеркнуто хмыкнул.

Когда Чермен разглядел его в зеркале, то моментально исчез. Высоцкий, однако, виду не подал, после Стрижки протянул трояк, хотя я, как мог, упирался, чтобы не взять, и собрался на выход. Но тут же обратился к Сергею:

– Можно мне тоже на балалайке поиграть? Я воспользовался паузой и придумал, как вину Чермена загладить.

– Владимир Семенович, – говорю, – ради бога, не обижайтесь. Если время позволит, может, по стопочке? – а сам достаю початую бутылку «Сибирской», которую тогда только у нас в гостинице можно было достать.

– Ни одной, – категорически отвечает Высоцкий.

А я ее прямо на стол. Он же, как увидел бутылку, сразу подобрел:

– Ну ладно, давайте по одной.

На каждого из нас пришлось граммов по семьдесят. После этого Высоцкий отправился в номер. Мы еще пару минут посудачили с Сергеем, но тут Высоцкий опять возвращается:

– Знаете что, я решил с вами продолжить знакомство, – и ставит на стол бутылку водки вместе с вареной курицей. – Давно играете на балалайке? – спрашивает моего приятеля.

– Деточка, мне иногда кажется, что я и родился с ней, – отвечает Сергей.

– Давайте старую тбилисскую песню споем, – предлагает Высоцкий.

Вот под эту песню мы бутылку и распечатали.

– Очень люблю кавказские мелодии. Давайте что-нибудь еще споем, – говорит Высоцкий.

За песнями бутылка и кончилась. Вдруг раздался громкий стук в дверь.

– Владимир Семенович, я вас уже полчаса ищу, пора на концерт ехать, – это был голос администратора.

– А вы скажите, что я заболел, придумайте что-нибудь, – отвечает тот через дверь.

Я, конечно, моментально усек, что хорошим наше представление не кончится. И правда, через пару минут стучится в дверь сам директор гостиницы:

– Баранов! – кричит. – Открой немедленно!

Что делать? «Под мухой» с директором не хотелось общаться, да еще в присутствии Высоцкого. К тому же мысль мелькнула: вдруг меня заставят неустойку за сорванный концерт платить? Пришлось капитулировать через черный ход.

Чем дело наверху закончилось, мне после Сергей рассказал. Двери директору все-таки открыли. Корить он никого не стал, лишь пообещал мне трепача задать. Администратор, поняв, что концерта сегодня не будет, от Высоцкого отстал, а тот, в свою очередь, предложил Сергею и еще одному нашему общему другу, который ко мне подошел до того, как мы заперлись, прогуляться по набережной Терека. Вышли они из гостиницы и наткнулись на фотографа Моисеенко. Вот тогда он их и сфотографировал возле Суннитской мечети вместе, а потом поодиночке.

После бродили по городскому парку, пока не наткнулись на открытые двери ресторана «Нар». Продолжили знакомство. Через час получили от официантки счет на 87 рублей. Сергей потянулся за бумажником и вдруг услышал над собой зычный голос капитана Жеглова:

– Сидеть всем на месте и не шевелиться!

Высоцкий встал, отсчитал девять червонцев официантке…

Выйдя из «Нара», Высоцкий сослался на усталость и отправился в гостиницу…»

Продолжаются съемки фильма «Осенний марафон». 9 октября в лесу под городом Павловском Ленинградской области снимали натурный эпизод. Это там Василий Игнатьевич Харитонов (Евгений Леонов) приводит-таки в лес по грибы двух своих друзей: Бузыкина (Олег Басилашвили) и журналиста-иностранца (Норберт Кухинке). Больше всего прогулкой недоволен Бузыкин: ему необходимо сделать срочную работу, а он по лесу шатается в поисках редких грибов. А Харитонов сетует: «Не тот лес, не тот. Понаехали на машинах ханурики дешевые, и нет грибов!» На следующий день сняли окончание эпизода: Бузыкин отказывается продолжать грибную прогулку. Так и заявляет: «Вы, Василий Игнатьевич, волевой человек. Но и я тоже – волевой!». Разворачивается и уходит.

10 октября в другом фильме – «Москва слезам не верит» – снимали эпизод, который не удалось снять в конце сентября – у Дома кино. Суть его в следующем: подружки-лимитчицы Катя, Люда и Алевтина становятся свидетелями приезда к Дому кино кумиров нации конца 50-х в лице актеров Георгия Юматова, Леонида Харитонова, Татьяны Конюховой. Тут же находится и скромный молодой человек, на которого никто не обращает внимания. Он представляется Иннокентием Смоктуновским и вскоре станет не менее знаменит, чем трое перечисленных кумиров. Эпизод снимался на улице Воровского с девяти вечера до шести утра следующего дня. Затем группа была распущена на отдых и собралась для продолжения съемок вечером: на Ленинском проспекте должны были снимать эпизод прогулки Гоши и дочери Катерины (Наталья Вавилова). Но съемки едва не сорвались… Послушаем рассказ режиссера фильма Владимира Меньшова:

«Наташа Вавилова тогда училась на курсах стенографистов при МИДе. И родители ее, решив, что учеба важнее, прямо накануне съемок запретили девочке играть. Я был в шоке. Потом подошел к Баталову и сказал: «Алексей Владимирович, поехали!» Удивительно, но он согласился! Мы сели в машину, вошли в дом, где жила Наташа, позвонили в дверь… Родители чуть не упали в обморок, увидев Баталова на пороге своей квартиры. Естественно, согласие на съемки было получено…»

Владимир Высоцкий с 9 октября гастролирует в столице Северной Осетии – городе Орджоникидзе. И там едва не становится народным артистом. Дело в том, что, несмотря на всю свою фантастическую популярность, Высоцкий не имел никакого звания, что, конечно же, было несправедливо. Однако мечтать о том, что в родной Москве чиновники от культуры позволят ему стать хотя бы заслуженным артистом РСФСР, было бы по меньшей мере наивно, поэтому и возникла идея пробить это дело вдали от столицы (так в те годы поступали многие артисты: например, Иосиф Кобзон стал заслуженным артистом от Чечено-Ингушской АССР).

Вспоминает Н. Томразов: «В Северной Осетии, где я проработал много лет, министром культуры был тогда Сослан Евгеньевич Ужегов, по работе мы хорошо знали друг друга. Когда я стал работать в Москве, наши отношения не прерывались, в республике меня «держали за своего». К этому времени Сослан Евгеньевич работал уже заместителем председателя Совета Министров Северной Осетии. Звоню ему:

– Такой человек, как Высоцкий, работает в нашей республике, работает по всей стране от Вашей филармонии. Примите нас…

– Приходите, – отвечает Ужегов.

Мы пришли в его кабинет втроем: Володя, Гольдман (организатор концертов Высоцкого. – Ф. Р.) и я. Говорили обо всем, потом подняли тему звания для Высоцкого. Ужегов сказал:

– Никаких проблем. Нам будет приятно, что такой человек носит имя нашей небольшой республики.

Он дал команду заполнить документы, и на этом мы с Ужеговым расстались. Документы такие: Высоцкого – на заслуженного артиста, меня – на заслуженного деятеля искусств.

Выходя из кабинета, Володя говорит:

– Томразочка, ты представляешь, я – заслуженный артист Северной Осетии. Как-то смешно…

– Действительно смешно. Вот – народный…

Я вернулся в кабинет:

– Сослан Евгеньевич! Уж давать так давать! Это же Высоцкий – его вся страна знает. Я уже не говорю, сколько он нашей филармонии денег заработал…

– Но мы же говорили о заслуженном… Народного? Почему нет?

Он тут же позвонил и переиграл ситуацию: в филармонии стали заполнять документы на народного.

А что произошло дальше? Я думаю, что для реализации этой идеи Ужегову пришлось выходить на обком партии, а там это дело задавили. Скорее всего, эти перестраховщики из обкома подумали: как это так – в Москве Высоцкому не дают, а мы – дадим?! А может быть, и позвонили «наверх», не знаю. Но чтобы Высоцкий сам отказывался – этого я не помню…»

11 октября Вашего покорного слугу вызвали на плановый медосмотр в поликлинику по месту жительства, а я не пошел: жуть не любил ходить по врачам, да еще выстаивать эти километровые очереди. Короче, на это дело я «забил», предпочтя вместо медосмотра просидеть на занятиях в ПТУ № 56. А вообще тот октябрь в моей памяти запомнился прежде всего другим: целыми днями я слушал ПЕРВЫЙ альбом «Машины времени», который мне удалось раздобыть все в том же 56-м училище. Не знаю, как сейчас, но в те годы столичные ПТУ были рассадниками самых передовых рок-н-ролль-ных идей. Восемь лет я проучился в средней школе в центре Москвы, но о рок-н-ролле знал до скудности мало. Весь мой багаж заключался в том, что я знал по именам участников самых знаменитых западных рок-групп, мог отличить их друг от друга по голосам – вот, пожалуй, и все. А придя в училище, я за месяц-другой расширил свои знания о рок-музыке чуть ли не до энциклопедических. Мало того что я теперь знал составы всех без исключения рок-групп (порядка сотни), но также знал историю их возникновения, слышал все их лучшие альбомы и имел по нескольку их фотографий. Последние вообще ценились на вес золота. В нашем училище был свой «толчок», где можно было за деньги (от 50 копеек до 1 рубля, в зависимости от качества изображения) приобрести фотографию любой западной рок-группы, включая и переснятые на фотопленку обложки их альбомов. Поэтому из каждой стипендии (она составляла 30 рублей в месяц) я тратил до 5 рублей на приобретение фотографий западных рок-групп (до этого я с таким же увлечением коллекционировал фотки любимых актеров, которые, кстати, покупал и дальше, только уже выборочно). Короче, спустя год после моего появления в стенах ПТУ № 56 меня можно было разбудить среди ночи, и я с ходу узнал бы по голосам чуть ли не любую западную рок-группу, мог рассказать историю ее создания, состав и описать, как выглядят ее участники. Училище в этом отношении меня здорово просветило.

Будучи ярым поклонником английских рок-групп, я с некоторым пренебрежением относился к деятельности советских рок-исполнителей, считая их игру чем-то вроде художественной самодеятельности. Так продолжалось до тех пор, пока я не стал обладателем ПЕРВОГО магнитоальбома «Машины времени», который смело можно назвать «Сержантом Пеппером» советского рока». Он совершил настоящий переворот в моем сознании, в мгновение ока переделав меня из хулителя в ярого сторонника советской рок-музыки. Помню, больше всего из этого альбома (а там было записано свыше двадцати песен) мне нравились: «Марионетки», «День рождения», «Солнечный остров», «Черно-белый цвет», «Я раскрасил свой мир» (две последние были записаны в 76-м, но стараниями составителя вошли в эту кассету) и особенно – «Тихая гавань». Эту вещь я мог слушать до бесконечности.

Кстати, именно в том октябре в подмосковной Черноголовке (20 км к востоку от Москвы, рядом с Центром подготовки космонавтов) состоялся рок-фестиваль, в котором участвовало несколько отечественных рок-групп, в том числе и «Машина времени» (из других участников назову «Високосное лето» (Москва), «Магнетик Бэнд» (Таллин), «Сонанс» (Свердловск) и др. Вот как о тех днях вспоминает один из главных организаторов фестиваля и член его жюри А. Троицкий:

«Конечно, на фестивале было жюри. Это мания всех наших музыкальных сходок: комиссия из заслуженных людей ради веса, солидности и, как предлог, для вручения участникам всевозможных бумаг. Бумаги – то есть дипломы и призы – очень важны для советских рок-музыкантов, ибо в отсутствие прессы и «золотых дисков» это единственные вещественные знаки официального признания, которые они могут получить. Жюри во главе с джазовым композитором и милым человеком Юрием Саульским (чей сын Игорь играл на клавишных в разных московских рок-группах) присудило главные призы «Машине времени», Варгису Стакенасу и «Магнетику Бэнду»…

Конец фестиваля я провел лежа под колонкой в кафе, где все музыканты играли джем-сейшнз. Главным номером, как всегда, был нескончаемый минорный блюз…»

Высоцкий тем временем вернулся из Северной Осетии в Москву. 12 октября он пришел пообедать в ресторан Дома литераторов. Рассказывает свидетель событий – корреспондент болгарской газеты «Народна култура» А. Абаджиев:

«12 октября. За два дня до этого я приехал в Москву в качестве корреспондента и крутился, чтобы улаживать неизбежные формальности. В обеденное время я оказался недалеко от Дома литераторов и зашел туда, чтобы наскоро перекусить. У входа на меня буквально налетели двое знакомых болгар. У них была встреча с Евгением Евтушенко, и им был нужен переводчик. Пока я пробовал отказаться, явился и сам Евгений Александрович. У него было очень веселое настроение – недавно родился его сын Саша, и, естественно, все Александры были ему очень симпатичны (Абаджиева зовут Александр. – Ф. Р.). «Давайте пообедаем!» Мы обедали и разговаривали по службе, так как знали, что через час он должен был уйти. После того как это время истекло, Евтушенко и мои болгарские знакомые встали из-за стола, я тоже поднялся, чтобы проводить их, но собирался остаться еще немного – до следующей встречи в МИДе еще оставалось время. И пока мы с Евтушенко обменивались номерами телефонов, в дверях появился Владимир Высоцкий. Зал был переполнен, свободных мест не было. Но Евтушенко помахал ему рукой, указал на наш столик, и артист подошел к нам.

Он поздоровался со мной как со старым знакомым и, явно торопясь, сразу же заказал обед прилетевшей официантке. У меня не было никакого намерения воспользоваться случаем и взять интервью. Я вообще не собирался писать о Высоцком, а кроме того, видел, что он очень устал и напряжен. Но речь пошла о вчерашнем сенсационном футбольном матче (сборная СССР в отборочном турнире чемпионата Европы играла с командой Венгрии и уступила 0:2. – Ф. Р.), о невероятно теплой московской осени. Так как я не знал, какой была погода неделю назад и как закончились предыдущие матчи, Высоцкий «поймал» меня. Ага, болгарский журналист! На минуту в его взгляде промелькнуло неодобрение. Потом он оценил то, что я не навязываюсь и не настаиваю на интервью, не расспрашиваю его о будущих ролях и новых песнях. Он сам начал говорить о Болгарии, о своих болгарских друзьях. Когда выяснилось, что у нас обоих масса общих знакомых в Софии и Москве, переход на «ты» и обмен телефонами были вполне логичны.

– Если зайдешь в театр, скажи, что ты мой друг из Болгарии, тебя сразу же впустят.

Мы оделись и вышли вместе. У дверей он сказал мне: «Надоели, но что с ними поделаешь! Вот теперь ты увидишь их!»

Действительно, на улице его ждали несколько девушек и юношей. Они шли за нами на известном расстоянии, дошли до автобусной остановки, ждали, пока мы не сели в «восьмерку». Я сошел у Московской консерватории, а он поехал дальше, чтобы сесть в метро в сторону «Таганки»…» (вечером этого же дня Высоцкий играл в «Гамлете». – Ф. Р.).

С 12 октября в течение четырех дней в «Московском комсомольце» публиковались заметки Льва Никитина (настоящее имя Лев Гущин) про Аллу Пугачеву – самая большая публикация в отечественной прессе про певицу за предыдущие годы. В ней звезда подробно рассказывала свою творческую биографию, делилась планами на будущее. Как выяснится много позже, Пугачева не имела к этой публикации никакого отношения, а появилась она благодаря расторопности ее супруга Александра Стефановича. Это он в течение нескольких дней водил своего приятеля-журналиста в ресторан Дома кино, где под шашлык и грузинское вино наговорил ему весь текст интервью на диктофон, после чего тот тиснул его в газете. Это был типичный, как теперь говорят, пиар. Причем успешный: номера с этими публикациями были раскуплены в считаные минуты.

Кинорежиссер Владимир Шамшурин приступил к съемкам фильма «Опасные друзья». Фильм из разряда воспитательных: в нем рассказывалось о том, как хороший, в общем-то, парень – Юрий Громов (Лев Прыгунов) – попадает под влияние нехороших людей – уголовников – и оказывается в колонии. Там он, естественно, перевоспитывается, даже совершает подвиг: помогает задержать сбежавших из колонии зэков. Однако съемки в колонии еще впереди (они будут проходить на Валдае в декабре этого и январе – феврале следующего года), а пока съемочная группа снимает московскую натуру (с 6 октября). Это эпизоды-ретроспекции: те картинки, которые будут всплывать в памяти Громова в заключении. В них он вспоминает обстоятельства, при которых угодил за решетку (помогал преступнику Сатане в ограблении сберкассы), а также вспоминает маму (эту роль играла главная киномама Советского Союза Любовь Соколова) и любимую девушку (Наталья Гвоздикова). Эпизодов с последней было больше всего: в них влюбленные гуляли по осенним бульварам, целовались. Кстати, последнее давалось с трудом, особенно Гвоздиковой. Дело в том, что она и в жизни к поцелуям относится, мягко скажем, не очень хорошо, а в кино и вовсе старается избегать. Достаточно сказать, что за ее плечами съемки более чем в пятидесяти картинах, но целуется она от силы в трех-четырех (своеобразный рекорд). «Опасные друзья» относятся к последней категории, но снятый там поцелуй можно смело отнести к «братским»: таким целомудренным он выглядит. Вот как об этом вспоминает сама актриса:

«По сюжету нас с Левой ожидали всевозможные радости любви. Представляете мое самочувствие? Как сейчас помню, привезли нас в сад около Театра Советской Армии, мы с Левой идем по аллее, а потом должны слиться в поцелуе. Поверите – нет, как подходит этот миг, так меня нервный смех разбирает, не могу собраться, и все. Семь дублей мы с ним тогда целовались. А рядом на скамеечке какая-то старушечка говорит: «Это куда же Жариков смотрит, Гвоздикова тут с Прыгуновым вовсю целуется!»

В фильме была и одна «постельная» сцена. Но я в постель с Прыгуновым не легла. Тогда еще жуткий застой стоял на дворе, и мне удалось убедить режиссера, что сцену все равно вырежут, а она, мол, бесконечно важна для сюжета… Нашли выход из положения: Лева лежал в постели, а я сидела рядом…»

13 октября в шахматном матче в Багио игралась 31-я партия. Счет в матче был 5:4 в пользу Карпова, и выиграй он эту партию, он побеждал в матче и сохранял за собой звание чемпиона мира. Но последние две партии он проиграл и чувствовал себя явно неуверенно. Эта неуверенность сыграла с ним злую шутку и в этот раз. Во время доигрывания партии он просмотрел промежуточный ход Корчного, потерял важную пешку и в итоге сдался. Счет стал 5:5. Это была уже сенсация. Карпов вынужден был взять тайм-аут. Как будет вспоминать он сам: «Потерпев поражение в 31-й партии, я расстроился не на шутку… Сами понимаете, иметь возможность получить 5:1 (в случае победы, например, в 18-й или в 20-й партии), добиться 5:2 и вот теперь «докатиться» до 5:5… Было от чего потерять голову».

Как выяснится много позже, именно в день проигрыша 31-й партии Карпов заключил контракт с фирмой «Новаг» в Гонконге на рекламу шахматного компьютера. Согласно этому договору, чемпион мира обязался делать соответствующие заявления и позволять использовать свои фотографии для рекламы компьютеров. Взамен за каждый проданный компьютер он должен был получать по 2,5 доллара. Посредником в сделке выступил деловой партнер Карпова, западногерманский тележурналист Гельмут Юнгвирт, который впоследствии утаит от шахматиста ни много ни мало полмиллиона долларов. Когда эти подробности всплывут, многие будут задаваться вопросом: помогли ли советские власти Карпову в этой сделке или просто закрыли на нее глаза?

14 октября, в праздник Покрова Божьей Матери, у кинорежиссера Родиона Нахапетова и актрисы Веры Глаголевой родился первенец – дочь Анна. Как мы помним, молодые познакомились четыре года назад на съемках фильма «На край света»: Нахапетов выступал как режиссер-постановщик, а Глаголева – исполнительницей главной роли. Причем на тот момент она была не профессиональной актрисой, а всего лишь выпускницей средней школы, случайно оказавшейся на «Мосфильме». И с Нахапетовым ее разделяла большая разница в возрасте – он был старше ее на 13 лет. Но это не помешало их роману.

Польская певица Анна Герман в эти же дни находилась в Москве. Она всегда с огромной радостью приезжала в Советский Союз, но на этот раз хотела отказаться от гастролей. Дело в том, что ансамбль, который ей всегда аккомпанировал – под руководством Бояджиева, – уехал во внеплановую поездку за рубеж, и польский Минкульт так и не сумел найти других музыкантов. И тогда ей предложили ехать в Москву… вместе с одним пианистом – Рышардом Сивой. Ей сказали: мол, вы пользуетесь в СССР неизменным успехом, и вас с восторгом будут принимать и без ансамбля. Герман была в отчаянии, но отказаться от гастролей не могла – в Москве уже были развешаны афиши, проданы билеты на ее концерты. И она согласилась.

14—15 октября Герман выступала в столичном кинотеатре «Варшава». Зал был переполнен. Вот как описывает эти концерты А. Жигарев: «Уже само ее появление на сцене вызывало шквал оваций. Зрители видели любимую певицу и слышали ее голос. Кто там в глубине сцены с бесстрастным лицом ударял пальцами по клавишам – уже не имело для публики особого значения. Хотя сама певица страдала от этого. Ей казалось, что теперь она расходует в два раза больше сил, что теперь ее задача – не только показать саму себя, но и заменить целый оркестр: заменить скрипки, контрабас, тромбон и трубы… Никто ни разу не спросил ее, почему она поет без ансамбля или оркестра, никто из зрителей не упрекнул ее в этом. Больше всего она страшилась этих упреков. В ее сознании они были равнозначны поражению…»