Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 65 страниц)
Димитри поднял голову от скатерти и с интересом посмотрел на происходящее. А Гайям, видимо, совсем забыл края: он начал договариваться о свидании при свидетелях.
– Милая мистрис, – сказал он, чуть наклонившись к Полине, сидевшей на ступеньках, – у меня к тебе предложение на этот вечер, и если ты согласна, то и на все следующие вечера. Энц Жехар предупрежден, я договорился, меня подменят, дом свиданий я знаю, тут недалеко и уютно.
Полина посмотрела на него очень большими глазами и, кажется, испугалась. Она бросила панический взгляд на Димитри, потом на Дейвина, но никто из них не спешил ей на помощь.
– Я не могу, – сказала она. – Извините, но нет. Это же безнравственно.
Гайям засмеялся.
– Я не верю в твою строгость, по всей столице идут слухи, что именно ты научила дурному князя Димитри! Я видел твое выступление в суде сегодня! На самом деле ты веселая и смелая, неужели же я тебе настолько неприятен, чтобы так глупо отговариваться!
– Вы не понимаете, – морщась, сказала она и встала. – Я уже осуждена нашим судом, просто приговор отложен, это пожизненная несвобода. Мне нечего терять, поэтому я выгляжу храброй, но для связи я плохой вариант. Даже для короткой.
– Я не понимаю, – протянул он огорченно. – Я правда не понимаю, почему это препятствие. Это ужасно печально...
– Послушайте, – голос у Полины был такой, как будто на нее вылили стакан кипятка, а она пытается вежливо объяснить, что ей после этого малость не по себе, – разве вы не понимаете, что... Что это унизительно для нас обоих?
Он отшатнулся, как если бы получил пощечину. Потом развернулся на пятках, сел на ступеньку и опустил голову на руки. Полина вдохнула, чтобы что-то сказать, невнятно шевельнула рукой в его сторону, потом отвернулась и пошла к себе. Жехар пристально посмотрел на коллегу. На его лице было написано "а я тебя предупреждал", но Гайям уже не мог этого увидеть, он поставил локти на колени, оперся лицом на руки и сидел, глядя в пол. Айдиш начал подниматься из-за стола, Жехар забрал Гайяма с лестницы и дал досточтимому пройти. Еще один нобиль, охрана Айдиша, пришел из другого коридора и ждал его на галерее.
Вечер кончился. Димитри и Дейвин ушли, в зале остался только Унриаль да Шайни и я. Сайни убирали со стола, но уходить не хотелось: по комнатам мы успели насидеться. А завтра наверняка все будет уже не так, и не думать о том, что нас ждет, не выйдет, вердикт же огласят. Небось, еще и подписать заставят.
Я присела обратно на лавку и уставилась в огонь, он-то одинаковый под любым небом и во всех мирах. Маркиз, кажется, смотрел на дождь за окном. На галерее послышались шаги, я перевела взгляд на лестницу. К нам спускались Полина и Чак. Она посмотрела на маркиза, как бы извиняясь пожала плечами и объяснила:
– Он просит песню. Я обещала.
Маркиз кивнул ей:
– Я тоже прошу, хотя обещано не мне.
Сказки, которую она спела Чаку, я не знала. В ней было что-то про ветер и про девочку-танцовщицу, которую он вел всю жизнь, а теперь как будто ждет, что придет время и она родится снова. Слов я не запомнила, а мелодия досталась сайни. Он был очень серьезным и сказал Полине, что это хороший подарок и когда у него будет пара и щенки, он научит их этой музыке. От всей этой сказки мне осталась только последняя строчка: "ей укажет дорогу в бессмертие вольный ветер". С тем я и уснула.
Тем вечером в квартире Полины на кухне впервые за много месяцев горел свет и слышались живые голоса. Айриль и Валентин обсуждали нравственные аспекты переезда в квартиру Полины с обеих сторон.
Маркиз, смущенный обстоятельствами переезда и тем, что ключ он получил не от хозяйки квартиры, беспокоился о том, как он будет объясняться с приемной матерью, когда она вернется. Валентин несколько раз пытался свернуть тему, но Айриль был настойчив и упорно повторял вопрос. Наконец, байкер сдался.
– Хорошо, – сказал он мрачно. – Хочешь знать, как оно есть, давай говорить, как есть. Ты понимаешь, что если ключ от ее квартиры был у меня, а завещание, которое ты вскрыл пять месяцев назад, датировано двадцать четвертым годом, то она вряд ли вообще вернется?
– Нет, Валентин Аркадьевич, не понимаю, – честно признался да Юн. – Завещание, по-моему, нормальный ход для любого человека, который заботится о своем торговом деле. Если у хозяина дела есть минимальные представления об ответственности, он должен позаботиться о будущем своего предприятия, чтобы оно не погибло вместе с ним. Бывает все: горный обвал, простуда, грабители, да хоть рыбья кость в горле. Донос, кстати, тоже бывает, но с этим сложнее, хотя ваш закон позволяет обойти это проще, чем наш.
– Не понимаешь или не хочешь понять? – байкер пристально смотрел на юношу слегка из-под бровей.
Айриль заглянул в себя, подумал.
– Не хочу, наверное. Мне неприятно думать, что я больше ее не увижу.
– Хорошо, что сам сказал, – кивнул Валентин. – Теперь думай, тоже сам.
Айриль вздохнул и принялся думать вслух.
– Завещание она написала в двадцать четвертом году, значит, это решение – следствие ареста Алисы, верно?
– Нет, неверно, – без выражения произнес Валентин. – Это ответ на расстрел основателей и первых хозяев "Линка-на-Неву" и "Табачного капитана".
– Ах, вот как, – кивнул юноша. – Значит, и ключ у тебя появился тогда же.
– Тоже нет. Ключ она отдала за полтора года до ареста, осенью двадцать пятого года. В первую волну репрессий.
– Она все это время ждала, что завтра придет ее день?
– Мы все ждали. Она, наверное, со дня увольнения из корытовского лагеря. Я – со дня гибели Витыча. Когда Марина и Алиса начали ждать, не знаю, не скажу.
– Я понял, – печально сказал Айриль. – Она пошла на суд, чтобы сказать свое мнение обо всем, что стало с городом и ее друзьями. А чем это для нее кончится, ей неважно. Потому ее дело у меня, а ключ от этой квартиры – у тебя.
– Да, – тяжело сказал Валентин. – Ей неважно, чем это для нее закончится. У тебя генеральная доверенность на ее имущество, так что бери ключ, потом пропишешься, как получишь паспорт. Или не пропишешься... В общем, живи. Если она вернется, разберетесь как-нибудь.
– Вернется, – пообещал Айриль, и Валентин опять увидел у сааланского мальчика злой и жесткий взгляд. – И разберемся, конечно. Родня мы или нет?
Когда Валентин ушел, Айриль нашел ведро и тряпку, набрал воды и тщательно вымыл пол во всей квартире, потом некоторое время походил между двумя комнатами, сел в кресло на кухне и уснул там. А с утра начал большую уборку с того, что выгреб в коридор весь мусор, так и оставшийся после обыска на полу в кабинете. Выйдя к помойке первый раз, он посмотрел в небо и улыбнулся: по календарю в Озерный край пришла весна, и погода была с календарем вполне согласна. Небо над городом было синее и яркое, весеннее.
Пятый день судебного процесса начался с оглашения судебного вердикта. Виновными коллегия признала Унриаля да Шайни, младшего маркиза да Шайни, гражданина империи Аль Ас Саалан, и Алису Медуницу, гражданку Озерного края. Унриаль да Шайни за преступную неосторожность, невнимание к законам и нуждам края и пренебрежение долгом наместника был приговорен к отсечению головы. Алиса Медуница обвинялась в том, что совершила вмешательство в работу магов, и так рискованную и требующую особого тщания, и создала условия для аварии на ЛАЭС. Она должна была быть отдана воде, поскольку ее преступление было преступлением мага, а ошибки Унриаля были ошибками руководителя, потому и казнь ему назначили светскую. Ущерб от аварии, по мнению судей, должно было покрыть Созвездию Саэхен. Прочий ущерб предстояло полностью оценить и выяснить, кто именно должен возмещать его и кому.
Унриаль, услышав приговор, пожал плечами и кивнул, как будто ему сказали что-то, что он и так давно знал или чего ждал. Алиса свела брови и собрала рот так, как будто пыталась додумать какую-то мысль или хотела сказать что-то, но не знала, насколько будет верно вообще подавать голос.
Димитри вздохнул. Полина снова оказалась права. Формулировки вердикта не предполагали возможности оспорить приговор ни ему, ни семье да Шайни. Унриаля приносили в жертву общему спокойствию у него на глазах, и он был бессилен изменить это. Да и с Алисой положение было не лучше.
– Вы удовлетворены? – спросил князь да Гранна Марину Лейшину.
Она молчала, не зная, что ответить. Сказав да, она принимала вердикт полностью или хотя бы в общих чертах. Сказав нет, оказывалась в ситуации, когда ей, истцу, нужно доказывать невиновность обвиненных.
В зале установилась тишина, все глаза были устремлены на правозащитницу, даже журналисты на галерее перестали шуршать бумагой и щелкать затворами. И в этой тишине раздался мужской голос, сказавший по-русски:
– Конечно, нет.
Переводчик, сидевший справа от да Гранны, уточнил на русском:
– "Конечно, нет"? Имеется в виду "совершенно да" или "абсолютно нет"?
– Абсолютно нет, – ответил Стас Кучеров, уже вставший с кресла.
– Почему же? – поинтересовался да Гранна.
И все хорошее воспитание Стаса осыпалось на пол зала Старой ратуши мелкой пылью. Он повернулся к Лейшиной и жалобно сказал:
– Марина Викторовна, да скажите вы им! Ну чего они тюльку гонят! Они же крайнего сдают, чтобы основных прикрыть, а он тут вообще левый. И тем более при Гаранте к нему вопросов вообще не было! Ему точно в уши кто-то налил, а он и повелся, терпила. И Медуница туда же. Я бы понял, если бы ей теракты на блокпостах вменили, а они что лепят?
Журналисты, пряча усмешки, быстро писали.
Димитри, потирая висок, вздохнул с выражением бесконечного терпения на лице:
– Марина Викторовна, переведите нам это, пожалуйста.
Лейшина коротко, двумя кивками головы, поклонилась сперва ему, потом суду:
– Да, конечно. – После небольшой паузы она сказала. – Господа, это мелко. Мелко и примитивно. Вы предлагаете краю формального виновного, на самом деле пострадавшего чуть ли не в равной степени с нами, и надеетесь, что край будет этим удовлетворен. Но мы хотим видеть авторов и инициаторов решений, приведших к разрушениям и фатальным потерям. Мы уверены, что маркиз Унриаль да Шайни являлся не более чем проводником их воли и действовал в рамках их предложений так же исполнительно, как до того он следовал рекомендациям наших консультантов. И разница между результатами его деятельности прямо указывает на качество работы второй команды его консультантов, приступившей к своим обязанностям весной две тысячи восемнадцатого года. Их мы и считаем виновными. Им мы и предъявляем претензии. Что касается Алисы Медуницы, то с нашей точки зрения в ее поступках есть очень серьезные противоречия с законом, но вы не упомянули ни одно из них, а то, что вы ей вменили, мы не считаем действием, за которое человек может нести ответственность.
Унриаль да Шайни, услышав это, провел руками по лицу, будто только что проснулся и пытается понять, где он и что вокруг, и воззрился на Стаса так, как будто на нем вдруг расцвели цветы.
Алиса сидела неподвижно, все с тем же выражением лица. Теперь она выглядела как человек, мучительно и напрасно пытающийся что-то вспомнить.
А Полина Бауэр, разглядывая озадаченный королевский совет, вдруг отметила, что двумя рядами ниже Вейена да Шайни сидит магистр Академии, тот самый, который навещал ее до суда, и он очень заметно похож на маркиза. "Вот так, звезда моя, посмотришь на лица и поймешь, что самая крутая мафия всегда семейная", – улыбнулась она самой себе. Наружу, впрочем, эта улыбка не вышла ни краешком.
Князь да Гранна распорядился о перерыве на четыре часа. Энц Жехар, заглянув в трактир на площади, сразу вышел и быстро закрыл за собой дверь:
– Там полно народу, сейчас все будут хотеть подробностей и интересоваться, что дальше. Лучше выбрать другое место.
– Я хочу просто чай и посидеть в тишине, это возможно? – попросила Полина.
– Да, только придется перейти порталом в другую часть города, – утешил ее нобиль.
Портал он ставил не сильно медленнее, чем Димитри или Дейвин да Айгит. С той стороны молочно-белого овального окна в никуда была тихая улица, вымощенная красным камнем, двухэтажные домики с палисадниками, как в каком-нибудь немецком городке, и трехэтажное здание с ярко-зеленой дверью.
Поднимаясь на крыльцо, он объяснил:
– Вечерами здесь шумновато и может быть небезопасно: тут играют в кости, – но утром и днем совсем тихо.
– Где мы? – спросила она.
– На Новом рынке. Не слишком хорошее место, но, как я понял из твоих слов в суде, ты таких не боишься.
Полина пожала плечами и потянула на себя дверь. За ней был полумрак в розовых тонах, какой-то густой аромат – впрочем, не душный – и действительно тишина. За спиной у человека, стоявшего за стойкой, она увидела стеллаж во всю стену, заставленный цветными сосудами из глины.
– Это все чай, – сказал энц Жехар. – Покажи, какой ты хочешь, он даст понюхать, и если тебе понравится, заварит.
Полина задумалась. Задача перестала казаться такой простой.
– Я не знаю ваш чай.
– Я помогу тебе, – сказал энц Жехар, приподнял рукав эннара и положил свое запястье поперек руки Полины, лежавшей на стойке.
Она удивленно взглянула на него. Он смотрел куда-то на стеллаж и, казалось, к чему-то прислушивался. Наконец, убрав руку, уверенно указал человеку за прилавком на один из сосудов. Человек кивнул и показал ему столик. Жехар сказал ему еще несколько слов, из которых Полина поняла только "тарелка фруктов", но уверена не была.
– Сейчас принесут, – сказал ей нобиль негромко. – Вот тут, под лампой, наш стол.
Сев за стол, застеленный розовой скатертью со стрекозами, Полина посмотрела на масляную лампу, да так и загляделась на пляшущий в ней огонек.
– Тише, чем здесь, нигде сегодня не будет, – сказал Жехар. – Столица вся на улице, нет никого, кто не знал бы о том, что сегодня было сказано в ратуше.
– Я догадалась, – устало произнесла Полина. – И мы еще только начали.
– Больше десятки дней на мой памяти не длился ни один суд, – утешил ее нобиль.
– Значит, нам придется постараться быть особенно внятными, – она пожала плечами. – Четыре дня мы уже потратили, сегодня пятый.
– Судя по тому, что досточтимый Айдиш вчера тоже был поручен заботе императора, вы уже достаточно убедительны, – заметил Жехар. – Не думаю, что сегодня кто-то заметит и запомнит, что ел за обедом. Кстати, ты хочешь обедать здесь или найти тебе другое место?
– Нам еще чай не принесли, а ты меня уже про обед спрашиваешь, – отшутилась Полина.
В отпущенные им судом свободных четыре часа уложились чайник чая, тарелка странных сааланских фруктов, больше похожая по размеру на блюдо, партия в дженгу с Жехаром, прогулка по рынку, покупка накидки вроде шаперона, обед в маленьком трактире и короткий визит в городскую оранжерею, которую энц Жехар гордо назвал зимним садом городского магистрата. В оранжерее были цветы, бабочки, маленькие яркие летающие ящерицы и прочая милая экзотика, совсем не напоминающая ни Кэл-Алар, ни, слава богу, Полинин собственный погибший сад. Оттуда они наконец и отправились назад в ратушу. Придя одной из первых, Полина некоторое время наблюдала, как собираются журналисты и зрители, как подходят другие участники процесса, как возвращается и занимает места за столом Совета судейская коллегия. Потом она встретила взгляд Димитри, улыбнулась ему и стала наблюдать за судьями.
Димитри последовал ее примеру, и очень вовремя. Князь да Гранна объявил начало слушаний и заявил тему.
– Господа, давайте выясним, что такое Сопротивление. Алиса Медуница, подойди к столу.
Партия "умеренные против Академии", которую Димитри готовил три года по счету Озерного края, наконец начала разыгрываться. Сейчас все зависело от Алисы – судьба империи, судьба края, его собственная судьба и даже жизнь Унрио. Не говоря о ее жизни. Будут ли дальше слушать Марину, дадут ли высказаться Полине, найдется ли место у стола Совета истории Стаса Кучерова и его сестры, или все это канет в архиве Академии вместе с докладами Хайшен и Дейвина, решится сейчас.
Алиса подошла к столу совета.
– Спрашивайте, – сказала она чуть сипловато.
– Что точно ты делала в день аварии на ЛАЭС, расскажи полностью.
Алиса рассказала – скупыми короткими фразами, которые, сперва решил князь, она, возможно, помнила по допросам еще в Озерном крае. Она признала свое влияние на ход эксперимента, а в ответ на вопрос о целях этого поступка сказала:
– Затем, что вас никто не просил совать руки в работающий реактор, просили как раз перестать, но вы никого не слушали. Этим бы кончилось все равно, только крови и смертей могло выйти еще больше. Да, кстати. У дверей две фарфоровые вазы стоят, с синей цветочной росписью, я их по Эрмитажу помню. Вы бы вернули в край, а то некрасиво получается.
Димитри скорее почувствовал, чем увидел, как ежится Макс в соседнем кресле, болезненно поводя плечом, и вспомнил, что в Созвездии Алиса тоже проходила дознание. Затем, по просьбе да Кехана, девушка рассказала, как оказалась в Хельсинки, и наизусть прочла свой манифест, не выпустив ни слова. Отвечая на вопрос да Юаля, объяснила, как организовала сеть боевых групп, предоставив желающим информацию о методах и способах борьбы, инструкторов и литературу. На десяток или более уточняющих вопросов судей о ее собственной роли она отвечала точно и коротко, и у суда выходило, что как ни крути, дело было не только в ней. Она стала искрой, поджигающей трут, но поленья были уже сложены, и сложила их не она.
– Почему ты не делала это все из границ края? – спросил да Юаль.
– Потому что у нас с мужем была договоренность, что если что-то такое произойдет, то я уезжаю сразу и звоню ему, что я в порядке, а потом мы решаем, что делать. Я вернулась, как только поняла, что он не ответит мне.
– Ты любила мужа? – спросил герцог да Кехан.
Алиса озадаченно посмотрела на него.
– Почему "любила"? Я его люблю.
Герцог кивнул и погрузился в свои записи.
– Значит, о грядущей беде вы оба знали заранее? – уточнил да Гранна.
Она задумалась, как будто прислушавшись к чему-то внутри себя, и ответила:
– Да, года за полтора уже, можно считать, знали. Не представляли, что именно будет, но что не уцелеем, понимали точно.
Димитри покосился на Вейена да Шайни после этих слов. Маркиз был спокоен и печален.
Марина слышала на втором ряду только тихое дыхание нобилей охраны. Во время речи Алисы никто из них даже ногой не шаркнул. Присутствующие представители сааланской элиты – полный зал – сидели, окостенев. Будущее пришло и скалилось в лицо имперской знати весьма неприветливо. Журналисты строчили, не поднимая голов, и всем аристократам было понятно, что Новый мир будет в курсе каждого слова, произнесенного в зале.
Спокойствие Вейена да Шайни было хорошей, надежной маской, но он уже очень остро чувствовал, что это только личина. «В любом случае сейчас не время действовать», – утешил он сам себя и снова обратил взгляд на судейскую коллегию. Они уже закончили короткое обсуждение и были готовы продолжать слушания.
– Кто из вас будет говорить следующим? – спросил князь да Гранна представителей Нового мира.
– Я буду, – ответила с места мистрис Бауэр.
– Подойди и говори, – сказал да Гранна.
Мистрис подошла к столу. Эти, из Нового мира, все были небольшого роста, как хаатские люди, но белокожие и светлоглазые. В первые экспедиции выбирали по росту Айдиш, Диди, еле прошел отбор. Он удачливый, Диди, всегда таким был. Пережил и экспедицию, и натурализацию в одном из самых диких и злобных мест континента, и вчера ему тоже повезло, только голова перевязана, а ведь не должен был выжить... Говорят, он работал с ними всеми, и с той, которая сейчас будет говорить, тоже.
Вейен услышал голос мистрис и приготовился слушать. День выдался непростой. Отказ вердикту суда – это всегда неприятности и, судя по тому, что сказала эта девочка с короткой стрижкой в одежде воина, неприятности большие.
– Прежде чем я начну говорить то, что должно быть сказано, – заявила мистрис, – я хочу показать вам кое-что. Для того, чтобы слова мои были понятнее. Господин маг, я могу попросить у вас пенну ненадолго?
Господин маг, герцог да Юаль, с полуулыбкой подал женщине свою пенну, она приняла ее.
– Прекрасно. Благодарю вас. Теперь мне нужна кружка.
– Чернильница, может быть? – переспросил да Кехан.
– Нет, именно кружка, из какой пьют воду.
Вейен мимо воли был заинтересован и, оглядевшись, заметил, что на происходящее внимательно смотрит весь зал.
Женщина взяла кружку из лап у ратушного сайни, занимавшегося этим залом, поблагодарила его кивком, присела на свободное кресло у стола Совета и, установив пенну вертикально, водрузила на нее кружку.
Да Юаль поднял брови. Пенна была не то чтобы очень дорогой, но... Ее выточили из цельного кристалла турмалина ученики герцога ему в подарок. Ставить на хрупкий резной камень тяжелую глиняную кружку было очень рискованным шагом со многих сторон, а мистрис не только сделала это, но и, уравновесив конструкцию, убрала руки. Несколько ударов сердца кружка стояла на столе, балансируя на кончике пенны, а потом в зале начали раздаваться возгласы и ахи, и сосуд соскользнул с острия. Мистрис успела подхватить пенну до падения, а кружку кто-то удержал магией. Полина Бауэр обвела взглядом зал.
– Здесь полный зал магов, – сказала она по-русски. – Кто из вас помешал мне сейчас и зачем?
Только задав вопрос, она взяла кружку из воздуха и поставила ее на стол, даже не поблагодарив никого за помощь.
Вейен заметил, что он усомнился в себе и не уверен, что он не повлиял на ход опыта. Но сомнения его продлились не больше вдоха.
– Не трудитесь отвечать на этот вопрос, – улыбнулась мистрис и, подождав, пока толмач договорит, продолжила. – Никто из вас не мог помешать мне. И спасибо за то, что никто не стал мне помогать, тогда мой опыт точно провалился бы. А показать этим я хотела, – продолжила она, все еще держа в руке пенну да Юаля, – что полный зал людей, не заинтересованных вредить мне и даже пытавшихся подстраховать мои действия, никак не помог этому сосуду устоять на такой ненадежной опоре. Результат не зависел от вас, господа. Он находился целиком в моей ответственности, и идея моя была провальной изначально. Я проделала этот опыт для того, чтобы показать вам некий изъян в вашей логике, легший в основание раздора между нами и вами. Этот изъян состоит в том, что вы считаете намерения людей, ведущих и наблюдающих опыт или рабочий процесс, чуть ли не единственным фактором, от которого результат действительно зависит. Как мы только что убедились, это не так. И значимость фактора стоит иногда пересматривать. Особенно когда речь идет о попытке поставить кружку на кончик пенны или чем-то еще более рискованном.
Вейен приподнял брови. У него на глазах женщина разрушала и обвинение, выдвинутое гражданке Нового мира, и ее признание. Обвинение Унрио было отклонено мальчиком в цветах князя еще до перерыва, как недостаточно доказанное. Вердикт уже можно было выбрасывать в помойку, а женщина продолжала свою речь. Вейен слушал с интересом и почти с приязнью. Она выглядела хладнокровным и умным игроком, красиво вела партию и даже говорила удобно, толмач переводил быстро, без пауз.
– И, уважаемый суд, теперь, когда вы убедились, что иногда неприятности случаются, несмотря на отсутствие намерений у свидетелей увидеть крушение вместо удачного исхода, а у автора опыта – провалить свою затею, давайте от экспериментов вернемся к сути дела. Судя по тому, что Алиса Медуница сказала о своем появлении около ЛАЭС в день аварии, дело было вот как. В городе курсировали слухи о готовящихся экспериментах с реактором, все нервничали, она, конечно, тоже. Ваши специалисты начали эксперимент, МЧС объявила готовность один, Алиса поехала посмотреть на их опыты. Дальше будет немного сложно и длинно. Не знаю, заметили ли вы, но ваше убеждение в том, что мир и личность влияют друг на друга прямо и непосредственно, одним своим присутствием и состоянием, мы не разделяем. И мой опыт с пенной и кружкой мог быть доказательством того, что к нашей позиции имеет смысл прислушаться.
Маркиз Вейен видел, что да Юаль смотрит на свою пенну в руках женщины и не может перебить ее, чтобы попросить свою вещь назад, а она, держа чужую ценность, владеет и вниманием хозяина. Да и зал уже завоеван и послушно идет за ее мыслью. Самому Вейену тоже нечего было возразить ей, по крайней мере пока.
– Но сейчас давайте отложим философские споры и вернемся к событиям того октябрьского дня. Алиса, воспитанная магами и думающая как маг, привыкла на Земле считать, что если никто не верит в ее возможности, то и ничего серьезного от ее действий не может случиться. Она, как и мы все, ко дню аварии уже больше года жила в беспокойстве по поводу неосторожных действий и решений ваших дворян на нашей земле. Тем утром она отправилась посмотреть, что маги саалан делают на ЛАЭС. А видя, что они, кажется, не вполне правы, мысленно вздрогнула, представив, что сейчас произойдет, как вы все несколько минут назад, только сильнее. И процесс вышел из-под контроля магов именно в миг, когда она вздрогнула. Человек, воспитанный как маг и мыслящий как маг, в обстоятельствах Алисы будет уверен, что именно он виноват в случившемся. Точно так же, как вы чувствовали вину, когда кружка упала с кончика пенны, хотя она никак не могла там устоять. Это случилось не потому, что вы ждали этого, а потому, что законы природы таковы. Но ваша собственная позиция заставила вас почувствовать вину за мою неосторожность. Человек с позицией, подобной вашей, будет уверен, что авария не следствие его неосторожности и вообще-то бесцеремонного вмешательства в малоизвестный процесс, а результат чьей-то злой воли. При этом ничто не помешает ему принять на свой счет обвинения в том, к чему он не приложил рук, но был свидетелем. Вспомните, вы сейчас были готовы обвинить себя в том, что кружка упала с кончика пенны, хотя обе вещи были в руках у меня. Точно так же досточтимые и маги саалан искали в аварии следы действий кого-то враждебного им, ведь они не желали беды. И конечно, они хотели изобличить виновного и предъявлять ему претензии, так же, как я вас обвинила в провале моей затеи. Но я-то знала, что если кружка упадет, а пенна сломается, то это будет моих рук делом, а они искренне полагали, что их добрых намерений хватит для того, чтобы все прошло хорошо. Для вас всех, тут сидящих, нормально предположить, что если на уровне намерений у ваших магов неких планов не было, то значит, события и быть не должно. Но поскольку оно все же случилось, кто-то этого хотел. Именно поэтому вы все были смущены, когда я спросила, кто из вас и зачем толкнул меня под руку. В то время как вы все просто ждали неизбежного: того, что я уроню кружку и сломаю пенну. Кстати, спасибо, она цела, и я возвращаю ее владельцу.
Она действительно повернулась к да Юалю и отдала ему его злополучную пенну. Он принял ее, осмотрел и, видимо, остался удовлетворен ее состоянием, а мистрис продолжила.
– Вернемся к Алисе. Так же, как и вы все теперь, она сочла себя виноватой, поскольку допустила мысль о том, чем все кончится. А ваши маги начали искать злоумышленника. Поэтому, найдя свидетеля, Алису, сочли виновной ее. Так обе стороны оказались согласны в том, что в аварии виновата Алиса Медуница. В этой картине мира иное предположить невозможно. Но я только что показала, что ваша концепция имеет границы применимости. Ваши сородичи и соплеменники убеждались в этом почти десять наших лет. У Росатома сразу было другое мнение, конечно, но ваши специалисты не были заинтересованы слушать "этих странных местных". Предупреждения, пропущенные ими мимо внимания, сводились к простой идее, теперь, надеюсь, понятной вам из недавнего опыта: не стоит пытаться поставить кружку на пенну, если вы не хотите неприятностей. Так что, господа, если кто и виновен в случившемся на ЛАЭС, то именно тот, кто задумал этот эксперимент и настоял на его проведении. Но магам саалан был нужен посторонний виновный, и они нашли единственного человека, в силу своей позиции невольно согласившегося принять их вину на себя. Алиса, такой же маг, как и вы все, знала весь риск затеи лучше ваших сограждан и не могла отстраниться от этого знания в силу значимости возможных потерь. Так она и оказалась виноватой.
В зале установилась тишина, длившаяся несколько десятков ударов сердца. Наконец, да Гранна сказал:
– Благодарю за разъяснения, мистрис. Мы приняли твою точку зрения. Займи свое место, послушаем вашего законника. Мистрис Лейшина, подойди к столу Совета.
Я сидела с широко открытыми глазами и от удивления даже моргнуть не могла. Все, что я сделала после дня аварии, начинало видеться в другом свете, и мысли от этого путались и рвались. И мелькала в голове какая-то музыка, похожая на то, что вчера пела Полина, но другая. А Марина Викторовна уже начала говорить, и я решила, что послушать ее будет всяко полезнее, чем путаться в обрывках собственных мыслей.
Начала она с классики, с истории Марвина Химайера. С цифрами и всем спектром сплетен и мнений, включая заявки жителей Грэнби, что им и в этих развалинах живется отлично, а Химайеру надо было соглашаться, пока с ним говорили по-хорошему. Когда она дошла до этой точки рассказа, в зале раздались смешки. Я посмотрела, кто отреагировал. Их было не так много, но чем-то неуловимым они были похожи на людей с Кэл-Алар, это там принято было одеваться небрежнее и одновременно более вызывающе, чем в столице.
А потом она повернулась точно к сидевшему во втором ряду Вейлину и сказала такое, от чего смешки прекратились и замолчал весь зал.
– Вы правы были, досточтимый, делая ставку на тех, кто будет спасать свою шкуру ценой чести, их у нас действительно достаточно. Но ошиблись, считая, что наш мир состоит только из таких. Есть и другие, и они перед вами. Мы долго стараемся договориться, еще дольше терпим, стараясь сохранить ценное. Но если нам нечего становится терять, мы идем доносить свое мнение любой ценой, и после этого переходить к цивилизованной дискуссии с нами будет очень сложно, если вообще получится. Князь может подтвердить это примерами из своего опыта.
Вейлин хмыкнул с места:
– Там, где дискуссия была цивилизованной, все решилось и без ваших дурацких выступлений!
