Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"

Автор книги: Эгерт Аусиньш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 65 страниц)

   – Насколько я понимаю, – спросил подполковник Рудой, – всем, кто работал по этим делам, имеет смысл подать рапорта об увольнении?

   – Но зачем? – удивилась виконтесса да Сиалан. – У этих офицеров прекрасный контакт со Святой стражей. Для них есть работа в Исанисе, как раз по их профилю – кражи, убийства и прочие немагические преступления. Сформируем группу из ваших специалистов и отправим к нам. В столице им будут рады, работать им там не меньше трех наших лет, а здесь за это время их ошибки успеют забыться за новыми накладками и неурядицами.

   Димитри посмотрел на Асану так, как будто впервые ее увидел, потом перевел взгляд в бумаги, лежавшие перед ним и произнес:

   – Совершенно верно. Еще один скандал нам не нужен, а разбрасываться людьми я не вижу смысла. За три года у нас они поймут нормы и научатся их применять, а ваш подход гражданам Исаниса будет по меньшей мере полезно увидеть.

   – А здесь кто останется? – спросил Улаев.

   Граф да Айгит как будто ждал этого вопроса.

   – Для начала, придадим вам наших специалистов. И создадим нормальную систему контроля силами Святой стражи. Запросим пару следственных отрядов, таких, как работал в крае прошлым летом...

   – Опять эта ваша Галадриэль? – с тоской спросил Иван Кимович.

   – И она тоже, – ответил наместник.

   Марина Лейшина дожидалась своей очереди в храме Потока в очень странной компании.

   Православный монах с явно сааланским лицом в основном молчал, а его соотечественник, представившийся сперва Ионой, а потом Пино, говорил не умолкая. Сперва он рассказал, что тоже живет при обители в Александро-Невской лавре, но, в отличие от Гавриила, не монах и едет за семьей. Потом, перемежая рассказ постоянными "слава Богу" и "господи, помилуй меня, грешного", рассуждал про разницу между сааланской и земной кухней. Потом перешел к различиям между рыбной ловлей в Саалан и на Земле.

   Марина, слушая его рассказ, отметила для себя, что рыбалка за звездами – занятие не просто для храбрых, а для очень храбрых. Адреналин это занятие обеспечивало, похоже, в объеме, сравнимом с прыжками с парашютом, если не превосходящем парашютный спорт. При этом поймать что-то съедобное в реках, а тем более в море Саалан, в отличие, опять же, от Земли, шансы были не так велики: мясо большинства сааланских рыб отличалось характерным привкусом и запахом. Иона сказал: "Воняют и горькие". За съедобную добычу сааланским рыбакам приходилось конкурировать с рептилиями, размеры которых были в лучшем случае сравнимы с ростом и весом рыбака, так что довезти улов домой было отдельной не самой простой задачей. Выручали креветки, моллюски и прочая некрупная живность, для ловли которой крупные морские и речные рептилии слишком неповоротливы, а рыб отогнать можно и веслом.

   Марина успела испугаться, что он заговорит ее насмерть, потом порадоваться тому, что он все еще продолжает рассказ, потом осознать, что именно он рассказывает, и ужаснуться, а процесс передачи почты и грузов еще не дошел даже до середины. Ждать им предстояло часа полтора, а то и все два. Иона, он же Пино, тем временем перешел к рассказу про свою деревню и жену Эльну, за которой он и направлялся за звезды. Марина, кивая его рассказу и периодически вздрагивая от корявых падежей и спряжений, начала было прикидывать, хватит ли ей сааланских денег на ужин и на портал к Старому дворцу, но бросила это занятие, когда поняла, что именно слышит. Развернулась лицом к сааланцу и начала слушать уже внимательно.

   – За один год я тонул два раза, да, – подтвердил тот важно. – Первый раз, когда Гавриил крестил меня. Я и не думал, что переживу этот день. Меня казнили и присудили мне войти в воду. А второй раз в вашей Неве. Волна и течение вместе, ох, это было тяжело. Я думал, что ящер тащит меня, и искал его под дном, пока волна не перевернула лодку. И тогда я молился и держался за борт, пока не подошел катер и меня не вытащили. Они не думали, что достают из воды сааланца, потому что я молился Богу по-русски, как меня научили в обители. И очень удивились. Когда меня спросили, откуда я знаю ваши молитвы, я рассказал, как меня казнили и крестили, и тогда мне дали водку и чай. Я даже не заболел! А потом спросили про семью, и я сказал, что семьи больше нет, я же казнен и умер. И меня научили пойти за звезды и забрать Эльну с детьми сюда к вам, здесь-то я живой. И я не монах, как Гавриил, мне можно иметь семью, это мне подтвердили и ваши досточтимые, то есть святители-отцы.

   – Святые отцы, – автоматически поправила сааланского христианина Марина.

   – Да, святые отцы, – радостно согласился Пино или Иона. – Они подтвердили, что надо мной не пошутили и что можно крестить и женщин, и детей, и даже не надо ждать для этого дней большой опасности, как вышло со мной по нашу сторону звезд. Я взошел на борт корабля, чтобы остаться в воде залива вместе со своим позором, и успел только сказать Гавриилу, что верю всему, что он объяснял про жизнь души. Он велел мне оставить одежду и идти в воду голым, как если бы я еще не покинул гнезда. Я думал, что иду к Богу, но приплыл морской страж и отнес меня на берег на спине. Было ужасно холодно, я стоял на ногах и руках, как сайни, и дрожал. А ваша мистрис, которая была под следствием, сняла с себя с шеи одежду и дала мне надеть. И вышло, что и я не умер, и она не некромантка, и все радовались, даже капитан, который вез меня в залив. А потом Гавриил забрал меня, и я пришел с ним сюда. А теперь заберу и Эльну с детьми. Мне сказали, что нас с вашей стороны звезд уже столько, что еще трое или четверо погоды не сделают, если только не будут вредить специально. Но мы же не маги, чтобы делать вам погоду, так что вполне безопасны. Эльна хорошо вяжет, девочки тоже уже могут работать, мы не сделаем вреда.

   – Подожди, – сказала Марина. – Ты сказал, что тебе дала одежду наша мистрис, бывшая под следствием. Как ее звали?

   Пино или Иона мучительно зажмурился, вспоминая.

   – Пийна... нет, Паила... вот, вспомнил! Полина.

   Разговорить монаха оказалось куда более сложной задачей. Он "сделал только то, что ему велел владыка", "поступил по справедливости" и вообще "это был промысел Божий, а не человеческая воля". Теперь Гавриил направлялся в Исюрмер с письмом, адресованным магистру и подписанным митрополитом. В письме содержалось требование вернуть взятые самовольно и незаконно предметы культа назад в край. Епископ отправил его за купелью вместе с соотечественником, к вящей славе Божией доказавшим невиновность лютеранки своим спасением от смерти то ли в воде, то ли в пасти морского ящера. Вовсе не с миссионерскими целями. Просто двое знающих язык и обычай лучше, чем один.

   Пино, то есть Иона, тем временем рассказывал свою историю досточтимому при храме Потока, объясняя ему идею крещения.

   – И что, – спросил тот наконец, – ты надеешься, что этот бог спасет тебя от смерти еще раз, если дважды он уже помог тебе? А что он за это хочет?

   – Не так много, – ответил Пино, – на первый взгляд. Чтобы я любил его тоже, как он меня, и не вел себя как скотина или ддайг.

   – Но ты же смертный, – напомнил досточтимый. – Рано или поздно твоя жизнь все равно кончится, и ты исчезнешь, какая ему разница, как ты себя ведешь при жизни, если его дни неисчислимы, а твои скудны и малочисленны?

   – В этом все и дело, – ответил Пино. – После смерти ты как бы не исчезаешь – если, конечно, признаешь его единственным богом, – а продолжаешь жить так, как заслужил, пока мог выбирать.

   – Кому в Исанис? – крикнул другой досточтимый от Источника. – Открываю портал, общее четверть часа, шаг минута, четверо с ручной кладью!

   Полину вызвали к секретарю наместника через час после того, как Эрие поздравила ее с благополучным выздоровлением. Иджен вручил ей все необходимые справки, показал, где подписаться, поздравил с завершением этой ужасно длинной и запутанной истории и отправил к Айдишу, визировать все полученное. Айна дала денежную ведомость на подпись, отсчитала купюры и спросила, где мистрис намерена проводить отпуск. Полина неопределенно пожала плечами: «Скорее всего, дома». Секретарь, согласно кивнув, сказала, что тогда она пока не будет закрывать контракт и отложит этот вопрос до сентября, а то сейчас все заняты и никто толком ничего не говорит. Полина неопределенно улыбнулась ей, попрощалась, кивнула на полетевшую в спину просьбу прибыть из отпуска за сутки до окончания свободных дней, зашла в спальный блок за ключом от квартиры на Димитрова и пошла на маршрутку.

   Через почти три часа добравшись до двери, которую помнила как свою, она обнаружила, что ключ не подходит к замку. Некоторое время она стояла, тупо глядя то в закрытую дверь, то на ключ в своей руке. Потом попробовала еще раз, с тем же результатом. После второй попытки убрала ключи в карман, пожала плечами, спустилась вниз по лестнице, прошла из двора на улицу вдоль стены дома, чтобы избежать ненужных встреч и объяснений, там снова села на маршрутку и направилась в центр города. Дверь Марининой квартиры ей открыла Ленчик.

   – Ой, Полина Юрьевна! – сказала она. – А Марина Викторовна в Исанисе в командировке. Вернется послезавтра. Вы чай будете?

   – Наверное, нет, – улыбнулась Полина. – Поздно уже.

   Она вышла из подъезда и пошла искать ближайший хостел, за неимением других идей. Влететь под патруль со справкой о погашенной судимости в паспорте было последним, чего она для себя хотела. От Некрасова она успела пройти по Маяковской до Кирочной, а по Кирочной почти дошла до Таврической, когда услышала знакомый голос. Голос сказал: "Привет". Она обернулась.

   – Киса? Ты что тут делаешь?

   – Живу, – улыбнулся музыкант. – Альбом пишем. За хлебом вот вышел. А ты каким ветром?

   – А я, – усмехнулась Полина, – домой не попала.

   – А пошли к нам? – предложил Киса без паузы. – Место спальное найдется, полотенце тоже. Пельмени, правда, с кроликом и олениной, нормальных теперь фиг достанешь, только экзотика всякая, и до августа или даже до сентября так и будет, но чай настоящий, не травяной. Еще есть шоколад, финский ликер и сыр. – Он задумчиво поглядел в экосумку с вышитым на ней пони под радугой. – Еще хлеб есть, овсяно-льняной. И сметана с ряженкой.

   Полина секунду подумала.

   – А пошли.

   В шестикомнатной квартире было не шумно, но людно. Народ явно уже закончил день. Кто-то собирал и убирал звукозаписывающую аппаратуру, кто-то шуровал на кухне, в ванне горел свет, и текла вода.

   – Привет, – сказала Полина, входя.

   Отозвавшаяся женщина была явно старше нее, лет шестидесяти или даже шестидесяти пяти. Ее пестро-седая шевелюра явно виделась с ножницами не чаще чем раз в несколько лет, а кожа из косметических средств была хорошо знакома только с мылом, но глядела женщина ясно и весело.

   – Привет, я Галя. Ты у меня в гостях, как и все они, я тут хозяйка.

   – Спасибо, – сказала Полина.

   – Спасибо утром скажешь, – улыбнулась Галя. – А пока что разувайся и двигай на кухню, руки помоешь там же, ванна пока занята. Посуда в этом доме живет в мойке над раковиной, окурки – в пепельнице, а люди – где я покажу. Сначала поешь, потом решим, куда тебя определять спать.

   Полина кивнула и пошла в кухню. С порога поздоровалась с высоким парнем, заваривающим чай на всю компанию, тот обернулся, и она замерла от удивления. Перед ней стоял Исиан Асани. В шлепанцах на босу ногу, в джинсах, застиранных до белесого и запачканных какой-то едкой травяной зеленью, в выцветшей до полной потери цвета футболке, благодушный и безмятежный.

   – Здравствуй, – сказал он с улыбкой.

   – Ну ничего себе встреча, – отозвалась она, тоже улыбаясь.

   – Так вы знакомы? – радостно спросила Галя, входя. – Если так, тогда все просто. Исиан, твой диван раскладывается, берешь... – она повернулась к Полине. – Тебя как звать-то?

   – Мотылек я, – ответила Полина без паузы.

   – А, ну хорошо, – кивнула Галя, – берешь Мотылька к себе, Исиан, и все вопросы решены.

   Подавая Полине чашку с чаем, Исиан тихо сказал:

   – Я совершенно безопасен, не переживай.

   Она смогла только кивнуть. Пельмени она жевала механически, почти не чувствуя вкуса.

   – Странные, правда? – посетовал Киса.

   Она предпочла еще раз кивнуть, чтобы не вдаваться в причины, по которым эта еда ей совсем не казалась странной. Поев и вымыв за собой посуду, она обнаружила, что Исиан из кухни давно ушел. Галя выдала ей полотенце и футболку, показала дверь комнаты, в которой находился упомянутый диван. Когда Полина вышла из душа, хозяйка сказала ей:

   – Входи тихонько, там свет погашен уже. Диван ваш справа, слева тахта, на ней трое, не разбуди.

   – Спокойной ночи, – шепнула Полина и приоткрыла дверь комнаты.

   В серых сумерках летней ночи она ясно увидела слева трех девчонок на тахте под одним одеялом. Их позы напомнили ей антикварные ложки в сервировочной коробке. А справа – диван, на котором ей предстояло ночевать. Исиан спал так глубоко и безмятежно, что ей было даже страшно нарушить этот покой своим присутствием. Но решив, что стоять столбом до утра посреди комнаты будет всяко более глупо, чем шевельнуть спящего, решительно пошла к дивану. И обнаружила, что свободная и расслабленная поза Исиана ничуть не помешала ему соблюсти границы. Предназначенной ей половины дивана – дальней от стены, кстати, – он не касался даже пальцем.

   Открыв утром глаза, она услышала "доброе утро" и обнаружила, что границы ее неожиданный спутник блюдет так же строго, как и вечером.

   – Будешь вставать? – спросил он.

   – Ну наверное... – Полина неловко улыбнулась. – Доброе утро, да.

   – Хорошо, – сказал он и отвернулся.

   В следующий раз он посмотрел на нее только в кухне за чаем.

   – Какие у тебя планы на сегодня?

   Полина задумалась. Домой она уже не попала. Выяснить причины казуса без Марины, похоже, было нереально. До завтра, а то и до послезавтра ей было совершенно некуда себя деть. Исиан посмотрел на нее с серьезным лицом, но в глазах его светилась улыбка.

   – Пошли в город?

   – Тоже вариант, – согласилась Полина.

   Поблагодарив Галю и приняв предложение заходить при случае, обращенное, кажется, больше к Исиану, они собрались и вышли на улицу.

   Айриль да Юн не знал ни о том, что его приемная мать поправилась, ни о том, что она наконец свободна. Он был за звездами, в городе Ружес на южном побережье Герхайма через пролив от Хаата. Ружес, соседствующий с портом крупный торговый город, насчитывающий тридцать тысяч жителей, оказался идеальным местом для постоянно действующей льняной ярмарки. Расположенный на землях марки да Юн, имеющий два храма Потока с достаточной пропускной способностью порталов, населенный людьми, привыкшими к жаре и тяготящимися отсутствием иной ткани, кроме шерсти, достаточно удаленный от столицы, чтобы новое предприятие не поломало планы столичной аристократии, он был просто создан для торговли с Новым миром. То есть изначально он строился, конечно, для других целей и вполне благополучно их реализовывал. Через рынки и конторы Ружеса успешно торговали с Хаатом и выкупали своих, попавших в плен – как правило, украденных ддайг и проданных на хаатские невольничьи рынки. Кроме аренды торговых мест, Айриля интересовало и другое: мастеров из Нового мира, готовых продавать свои знания за звезды, он хотел поселить и занять делом именно в Ружесе.

   За звездами он пробыл две недели. А когда вернулся, его приемную мать уже искали только что не с фонарями и собаками по всему краю, не надеясь ни дозвониться, ни дождаться.

   Коллизия в Исанисе получилась что надо. Лобовое столкновение принципов права Аль Ас Саалан и Земли в принципе не имело бы шансов на конструктивный исход, если бы Марина не была настолько запаслива, а Аизо да Кехан и Афье да Юаль – настолько дотошны. Римское право и кодекс Наполеона встретились и столкнулись с архаичной правовой системой саалан. К счастью, столкновение сопровождалось не лязгом железа и грохотом боя, а всего лишь шелестом пергамента и бумаги и шуршанием пенн и ручек. Оценив размер пропасти, разделяющей две культуры, Марина была шокирована практически сразу – к концу первого дня работы. Герцог и граф, представлявшие сторону империи, осознали количество и характер различий только к концу третьего дня работы.

   За полдником они были так мрачны, что хозяйка таверны подошла к ним сама и спросила, все ли в порядке и не обидела ли она чем-нибудь посетителей, что они такие хмурые. Граф да Юаль успокоил ее, подтвердив, что чай выше всех похвал, а ореховый пирог с цветами молочного дерева более чем удачный, и посетовал, что у всех троих был сложный день. Хозяйка сочувственно покивала и принесла еще один кувшин горячего напитка, объяснив, что это чтобы поднять гостям настроение.

   А помрачнеть им было с чего. Марина сперва решила, что она видит политические институты, являющиеся хорошо известными и распространенными структурами из триады первобытной демократии: царская власть, совет старейшин и народное собрание. Однако задав пару десятков вопросов, она убедилась, что саалан не то, чем они кажутся. Вспомнила Полину с ее предположениями восьмилетней давности и вздохнула. Князья Аль Ас Саалан, как Полина и сказала, оказались по сути классическими олигархами, но назвать олигархией социальный слой, состоящий даже на первый взгляд из больше чем сотни человек на пятнадцать миллионов граждан империи, у Марины Викторовны не повернулся язык и не поднялась рука. Она определила их как магнатов, политически влиятельных богачей. Аизо да Кехан польщенно улыбнулся, услышав это, как будто ему сказали комплимент. Афье да Юаль смутился и сказал, что он не настолько богат и знатен, чтобы так называться. Герцог да Кехан возразил ему:

   – Так или иначе, Афье, ты, как и я, как и любой другой аристократ, сам устанавливаешь порядки в своей земле. Мистрис Марина, – обратился он к Лейшиной, – ты же это имела в виду, говоря слова "политический режим"?

   Марина задумалась. В общем, сказать, что магнат сам формирует политический режим в своей земле, не было бы ошибкой: князь, маркиз, герцог и даже граф сами выбирали баронов в свой совет. Что до простого сословия, его представители имели возможности проголосовать за то или иное решение – или против него – ногами и кошельком. Они могли покупать товары и услуги у своего господина или нанять себе другого мага и заказать товары из другой марки, княжества или герцогства. "Другими магами" чаще всего становились маги Академии, приносившие обет не владеть имуществом. Сделки совершать им дозволялось только от имени монастыря, к которому они приписаны. Таким образом, покупая услуги или товары у монастыря, простолюдины имели возможность ослабить негодного господина финансово и так добиться передачи земли в другие руки. А могли просто уйти туда, где выбор товаров и услуг, предоставляемый аристократом, в большей мере соответствует интересам семьи, и оставить аристократа на пустой земле, которую некому обработать и защитить от ящеров и ддайг.

   – Да, – наконец сказала Марина, взвесив все аргументы и признаки. – Именно это.

   – Вот видишь! – сказал довольный герцог. – Мы уже понимаем друг друга! Все получится!

   Сам он совсем не был уверен в том, что говорил. Правовые документы Нового мира шокировали его не меньше, чем Марину – законы Аль Ас Саалан. Просто он позже поверил в то, что видит. Закрепленное в законе неравноправие между мужчиной и женщиной отчасти объяснило ему суть конфликта бедняги Унрио с жителями края. А отчасти его привело в ужас неизбежное следствие этой юридической практики: война полов на уничтожение, прямо за семейным столом и в супружеской общей комнате, настолько же смертельная и непримиримая, как и между саалан и ддайг. Идея обязательств перед пораженными в правах без причины – не считать же ею, в самом деле, особенности тела, данные человеку при рождении, – замыкающая этот порочный круг, вообще могла показаться подсказанной законникам Земли кем-то из старых богов. Но Аизо да Кехан уже знал, что старые боги саалан незнакомы людям Нового мира и не имеют силы под тем небом. Знал он и другое: выбора у них не было. Так или иначе они должны были создать какую-то основу для общего правового документа, регулирующего отношения края и империи как между общественными институтами, так и между частными лицами.

   Марина Лейшина кивнула ему, соглашаясь.

   – В конце концов, – сказала она, – мы пишем пока только декларацию, самый общий список требований к тому, что должно быть в том основном документе, который нам предстоит создать.

   Афье да Юаль подвел итог разговору:

   – И поэтому, – сказал он, – сейчас важнее понимать, что хотим мы и что хотите вы, чем учитывать имеющиеся практики.

   Я все-таки сумела убедить Дейвина, что на дежурстве мне будет легче с этим всем справляться или хотя бы отвлечься от дурацких мыслей. Сайги мне по должности теперь не было положено, маг отряда – сам себе оружие, и гораздо более универсальное, чем личное оружие бойца. Так что вышибить себе мозги на дежурстве у меня было даже меньше шансов, чем в казарме. Я надеялась заняться привычной работой и дать голове отдохнуть, но на том дежурстве мы нарвались по полной программе.

   Петро-Славянку до нас проверяли бойцы городских отрядов, и мы шли туда чисто для порядка, чтобы отчитаться в классическом ключе "Мин нет, проверено, Петров", передать объект ветконтролю и двигать дальше. Но отдельно стоящий дом на окраине, казавшийся заброшенным, само собой, надо было просмотреть как следует. Вот мы и пошли туда.

   Все началось с того, что Серг наступил в свежевскопанное и ругнулся сквозь зубы. Я глянула ему под ноги и скомандовала сперва "замри", потом "обратно". Чем "обратно" отличается от "назад", мы с отрядом запоминали две недели, но этот трюк того стоил. По команде "обратно" боец не просто отходил назад, а делал это по своим следам, как можно точнее повторяя движения, как при обратной прокрутке кино. Это позволило снизить число травм при случайном столкновении с заклинаниями и избежать части несчастных случаев при неосторожном поведении с дезраствором. Вот и теперь Серг аккуратно вынул ногу из рыхлой перекопанной земли и отошел назад по своим следам, давая мне работать. Я внимательно глянула Зрением и чуть не обалдела. Мы шли по краю очень странного кладбища. Тут были похоронены только младенцы. Крохотные ямки размером меньше метра в длину примыкали друг к другу довольно плотно, я насчитала десятка три и бросила. Глянув Зрением в дом, я обнаружила там человек двадцать. Это были какие-то странные люди. Все небольшого роста, многие тяжелее, чем по росту логично. Я таких соотношений раньше не видела.

   Сержант вопросительно взглянул на меня.

   – Сейчас наделаем работы полиции, – решительно сказала я. – Входим, блокируем, выходить не даем, вызываем полицейских. Тут по их части.

   Не знаю, почему я так решила. Вероятно, из-за младенческих могил предположила, что здесь врачи-нелегалы разбирают краденых детей на органы. До сознания это в любом случае не дошло. Что мы нашли подпольный роддом, я и представить не могла. В смене было шесть медсестер и врач. Под их наблюдением находились десять глубоко беременных девчонок, ни одна из которых не выглядела даже на двадцать лет. Еще две обитательницы дома уже успели родить. Дети были не с ними, в отдельном помещении под присмотром медсестры, но выглядели вроде благополучно. Я в младенцах ничего не понимала, состояние оценивала Анька, попавшая в учебку Охотников из медицинского колледжа. Еще нашлась не то повариха, не то буфетчица в импровизированном пищеблоке. Паспорта обнаружил Дена, исследуя комнату, которую мы сразу определили как кабинет директора. На десять потенциальных и двух реальных мамашек нашлось семь паспортов, наскоро просмотрев которые Саша присвистнула. Совершеннолетних тут не было. Зато, судя по медкартам, найденным Славой, большинство обитательниц дома были беременны как минимум повторно. Мы вызвали полицию, отзвонились Асане и только после этого поняли, что дежурство у нас пропало. С этой находкой милостью полиции нам светила перспектива больших сочинений на тему "как я провел сегодняшний день", кислая даже для меня, постепенно восстанавливающей навык писать текст. Саша поморщилась и глянула в потолок, когда я ей объяснила наше ближайшее будущее. Анька со Славой тоже загрустили.

   Мы успели запихать медсестер и врача в ординаторскую, где Слава нашел медкарты, посочувствовать ребятам и девчатам сааланского происхождения по поводу перспектив очередной большой практики в письменном русском и начать гадать, сколько нам тут куковать, когда внизу за окном хлопнул портал. Вслед за Асаной из овала, обсыпанного по краю веселыми зелеными искорками, вышли десять гвардейских дев в ее цветах, три мага, потом еще десятка имперских гвардейцев, мелкомаг в цветах Асаны, следователь Святой стражи и две тройки досточтимых. Последняя тройка была довольно конкретно нагружена какими-то коробками. Когда досточтимые вошли в дом, нам дали команду смениться и выдали эти коробки. В них, оказывается, был наш обед в термосах.

   Через полчаса Асана позвала меня и Сержанта докладывать. Полиция все еще ехала. Досточтимые успели объяснить персоналу, что дергаться не стоит, осмотреть девчонок и убедить их не пытаться уйти через окно за полным отсутствием смысла в этом действии, а потом и приняться за документы под руководством следователя. Когда я закончила доклад, следователь забрал меня у Асаны, и мы с ним пошли исследовать кладбище новорожденных. Я сочувственно покосилась на Сержанта и двинула на выход за парнем в сером фаллине. На краю захоронения он встал и принялся водить жалом.

   – Хоронили очень быстро, – заметил удивленно. – Странно, что в землю, а не в воду, река же рядом.

   – Это наши реки, – поморщилась я, – не сааланские. Столько трупов вода не переварит, даже маленьких. Хоть бы и не в один день.

   Горло почему-то перехватило. Досточтимый виновато взглянул на меня.

   – Прости, я должен...

   Я, не поняв, пожала плечами. Заклятий, которые он плел над могилами, до сих пор мне видеть не доводилось ни разу. Я стояла у края захоронения пень пнем и тупо моргала, не зная, что делать, пока он не закончил.

   – Не понимаю, – сказал он, собрав нити заклинаний.

   – Чего не понимаешь? – уточнила я.

   – Им не дали имена при рождении, – произнес он озадаченно. – Ни одному.

   – А, это... – я криво усмехнулась и полезла в карман за сигаретой. – Так ты зайди к девчонкам, спроси, чьей маме позвонить, и все поймешь.

   – Я подожду, – ответил следователь с мягкой улыбкой. – Ты покуришь, и мы спросим вместе.

   – Тогда сразу предлагай им выбор, звонить маме или ехать в ваш монастырь, не извещая семью, – сказала я со вздохом. Сигарета кончалась как-то очень быстро, я и затянулась-то раза три, а огонек уже бежал почти к фильтру.

   – Вот даже как... – следователь кивнул и задумался.

   Я поняла, что он отправляет Зов и сейчас прискачет еще кто-нибудь из досточтимых, затянулась последний раз, обожглась, уронила окурок, наступила на него, выдохнула дым и, потирая обожженный палец, пошла обратно в помещение. Досточтимый пошел за мной.

   – Вот что мне странно, – сказал он на ходу. – Почему они не разбежались? Их же никто не охранял, силой не удерживал...

   Я усмехнулась.

   – Сюда маршрутка ходит раза четыре в день. Дойти пешком хотя бы до Металлостроя на этом сроке нереально даже летом. После родов и тем более. И потом, ну куда можно пойти беременной несовершеннолетней, уже попавшей в роддом? Проще уж родить, потом разбираться.

   Разумеется, домой к маме не захотела ни одна из присутствующих. Детей тоже хотели не все и даже не большинство. Включая родивших. Офицер Святой стражи пообещал им, что насильно домой к матерям их никто не отправит и младенцев воспитывать тоже не заставят, и тут подъехала полиция, и все началось сначала. Я тихо пнула сааланского следователя, чтобы сразу заявил имперскую программу защиты девчонкам, пока не началось, и так же тихо известила об этом Асану. Потом уже громко доложила ей, что одно-то захоронение мы нашли, но не факт, что оно одно и было. Следователь Святой стражи подорвался, как укушенный, попытался сдернуть свою команду, полиция обиделась, что пошли искать без них... в общем, после препирательств и торговли в итоге искать захоронение пошли маги, и я в том числе. Часть полиции принялась допрашивать окончательно скисших медсестер, а часть выстроилась у дома снаружи и принялась за нами наблюдать. Оно и понятно: когда это нормальный служивый человек откажется посмотреть на то, как работает другой.

   Второе захоронение нашлось в лесу за дорогой и было ему года три, по нашей совместной оценке в четыре головы с пятым совещательным голосом мелкомага. Хотя судмедэкспертам все равно будет виднее, решили мы – и не стали делать точную оценку. Вернулись мы как раз ко второй серии свары вокруг девчонок и медперсонала. Досточтимые хотели их в Адмиралтейство, полиция – в Металлострой, типа, там отдел ближе, первые показания снять и все такое. Асана решила все сама. Раз уж здесь заместитель наместника, сказала она, то и решать, что делать, будет она. А она берет дело под свой личный контроль. В связи с чем персонал забирает в Адмиралтейство, а двадцать четыре человека, незаконно обращенных в рабство, доверяет заботам Академии и переводит в Приозерск, где они и будут находиться до окончания расследования и определения виновных. Мы с магами переглянулись и начали ставить портал.

   В общем, когда мы добрались до казармы, накрыло всех. Сержант, уже вполне осознавший ситуацию, мог говорить только матом, да и то с помощью Саши, время от времени поддерживающей его под локоток. Остальным сааланским бойцам было не легче, Исоль и Инис вообще плакали, не скрываясь. Наши на слезы не разменивались, а честно и добросовестно впали в шок. Саша держалась в основном на сцепленных зубах, Анька со Славой громко хотели водки и подраться, а молодое пополнение молча моргало и на команды реагировало со второго раза. И вместо продолжения дежурства нам светил минимум день писанины, а потом еще не меньше дня тупого просиживания штанов в компании полиции над пояснениями по нашим рапортам. Так и вышло. Не предусмотрела я только того, что таскать нас объясняться будут в Адмиралтейство. И кто при этом будет присутствовать, я тоже не угадала. Асана оставила нас Дейвину, а сама с более удачливыми подразделениями, чем мы, продолжила преследование фауны. К концу второго дня этой тягомотины я успела так обалдеть, что встретив под дверью приемной Дейвина Исиана и Полину вместе, только поморщилась и отвернулась.