Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 65 страниц)
Магистр скорбно вздохнул.
Вейен да Шайни сцепил пальцы и равнодушно глянул на галерею прессы скучающим взглядом. Идея вернуть контроль над краем провалилась и у Академии Саалан, и у клана да Шайни. Новый мир получал да Гридах. Но показывать это свидетелям маркиз намерен не был.
После обеда был диспут сторон, в котором больше всего внимания было уделено теме серого ветра, как назвал его князь Димитри. Довольно неудобный вопрос был задан и Марине Лейшиной.
– Скажи, мистрис, – спросил Аизо да Кехан, – ведь ваша земля не единственная пострадала от войны, значит, должны быть и другие такие места, где этот ветер тоже поднимается и веет?
Марина молчала целую минуту, глядя куда-то на верхние кресла зала. Потом сказала:
– Да, такие места есть. Если вы хотите посмотреть более свежие, я могу назвать их. И даже в границах страны, продавшей вам край.
Говоря это, она понимала, что журналисты ее собственного мира с неизбежностью зададут вопросы о конкретных адресах и причинах. И судя по выражению лица, запечатленному на фото, ее эта перспектива совсем не радовала.
Под конец дня досточтимый Эрве очень хорошо понимал, что Академия не в силах контролировать край, поскольку этот стиль общения с мертвыми магам саалан неизвестен. Но заявлять это публично магистр не намеревался, у него были совсем другие планы. Понимая, что дружба с маркизом да Шайни распалась, и теперь у него нет мудрого товарища, готового подсказать, посоветовать и предложить решение, он хотел сам получить всю информацию и создать новый метод. Полина Бауэр была очень удобным источником. Оставалось получить ее в распоряжение Академии, и Вейен уже рассказал, как это проще всего сделать.
Полина, разумеется, не была в курсе планов на нее магистра Академии. Она даже не вспомнила о разговоре с ним в тот день. Вернувшись домой с долгой прогулки, она, как и обещала, учила Чака танцевать. В подарок своему хвостатому другу она выбрала твист. Из всех известных ей танцев, на ее взгляд, он лучше всего подходил к анатомии сайни и их манере двигаться. Когда вернулись участники процесса, зал был занят одной несложной песенкой, шестью сайни и женщиной, а ужин ждал всех пришедших на галерее.
Лейшина, посмотрев на происходящее через перила, покрутила головой и заметила:
– Натуральный цирк Дурова.
Алиса хихикнула. Димитри смотрел на происходящее с задумчивой улыбкой. Зашедший проведать всех Дейвин, держась за висок, наблюдал, как двое сайни свистели песенку про белых медведей, трущихся спиной о земную ось, а четверо танцевали вместе с Полиной. Вместо отсутствующего хвоста женщина качала и вертела подолом юбки, получалось так же задорно, как у сайни. Арель и Мейра смеялись, свесившись с галереи, вместе с забывшим свои огорчения Гайямом. Улыбался даже Жехар. Марина молча порадовалась. Ее подруга первый раз с начала процесса выглядела относительно живой.
Только на восьмой день слушаний Дейвин да Айгит наконец вручил свое послесловие к докладу суду вместе с кристаллами. Суд немедленно покинул зал и удалился на совещание, отправив всех пить чай на час. Слушателей в этот день собралось меньше, чем раньше, часть магов была занята борьбой со штормом, пришедшим с моря. Пока Димитри ждал в таверне на площади свои кексы из рыбы с пряностями и чай, его нашел курьер городского нотариата со срочным сообщением. Ничего хорошего от этого письма князь не ждал, но письмо содержало требование расписаться в прочтении. Он вздохнул и вскрыл конверт. Прочитав официальное извещение с подписями трех неведомых ему досточтимых и печатью столичного храма, он узнал о смерти Аргау да Гридаха, брата его деда. Расписался в тетради курьера, убрал пергамент в боковой карман эннара и попытался сосредоточиться на чае. Потратив на это оставшееся время, он вернулся в ратушу, радуясь и тому, что чай он все-таки выпил, хотя не надеялся даже на это. Новость была очень несвоевременной и крайне удачной одновременно. Как, в общем, все значимые события его долгой и непростой жизни.
В ратушу князь да Гридах вошел с несколько опрокинутым выражением лица. Вейен да Шайни заметил это немедленно и сразу подошел к нему.
– Димитри, что-то случилось? Ты выглядишь... озабоченным.
Князь посмотрел на маркиза, с трудом отвлекаясь от своих мыслей, и ответил всего в четыре слова.
– Аргау умер этой ночью.
– Да упокоят его дух вечные воды, – без паузы ответил Вейен. Теперь он был озадачен не меньше. Эта новость значила, что зиму Дью да Гридах проведет между Исанисом и как его там... Санкт-Петербургом, да. Графство Гридах, эта руина, все-таки обвалилась на Кэл-Аларца. Любой другой был бы надежно выведен таким наследством из игры на год или несколько, а Дью совершенно точно справится и еще всем тут надоест своим присутствием и мудрыми указаниями. Именно теперь, когда все и так вот-вот рухнет.
– Благодарю за заботу, Вейен, – сказал князь.
Маркиз понял, что все эти долгие минуты стоял рядом со скорбящим, выражая соболезнования своим присутствием. С точки зрения этикета – поступок в высшей степени уместный и благородный, конечно, но не в обстоятельствах, сложившихся для клана да Шайни. Вейен кивнул в ответ и пошел в зал Совета.
Второй вердикт суда был длинным, как набережная Исаниса, и таким же ожидаемым по содержанию. Унрио поразили в правах на титул и наследование по причине потери Дара, обязательства возмещения в первом приближении поделили между монастырями, из которых пришли в край «отличившиеся» досточтимые. Разумеется, они теряли и свое положение в иерархии Академии, падая в самый ее низ. Часть обязательств возложили на замазанных в работорговле лично, с пожизненным надзором за этими монахами. Услышав это, Вейен усмехнулся. О пожизненном надзоре суду рассказала мистрис Бауэр – и вот, пожалуйста, да Гранна уже применил едва узнанный метод.
Он получил странное удовольствие, услышав, что часть вреда не подлежит возмещению. Суд с прискорбием постановил, что поскольку князь Димитри был так скор на руку, что виновных, которым можно выставить счет, нет теперь в живых, то он может возместить ущерб сам, если хочет. Впрочем, сказал да Гранна, если край устраивает этот наместник, то окончательное решение о возмещении части вреда, повисшей в воздухе, будет принимать император.
Следующий пункт вердикта понравился маркизу да Шайни гораздо меньше. Часть ущерба, а именно за заказник в местечке Юкки, предместье Санкт-Петербурга, как и за разрушенные цирк и филармонию города, должен был выплатить он, Вейен да Шайни, и его дочь, мать Унрио.
Собственность края постановили возвращать в край, если государь не скажет иначе.
Разумеется, все приговоры, в вынесении которых найдены корыстные причины, назначили к пересмотру, но некромантия есть некромантия, она на землях империи неприемлема и карается смертью.
Вейлин решением суда был оставлен при столичном храме консультантом и переводчиком до окончания исполнения судебного вердикта. В край его решили не возвращать. Все остальное им было сделано прекрасно, но этот промах просто огромный. И в общем итоге, признал суд, как достопочтенный он не справился. И это ответственность магистра Академии, а не Вейлина лично, поэтому и ответственность по его ошибочным решениям несет тоже Академия.
Алису Медуницу обязали принять обеты Академии и обещали ей гражданство империи за это. В случае отказа ей пригрозили изгнанием. Считай, ничем. Да и что с ней могло случиться страшного? Край аргументированно доказал, что во всех ее действиях виновата империя в лице двух наместников и политика Академии, выроненный Дар она повторно получила из рук государя. На ее месте любой был бы счастлив принять обеты и до конца дней жить безбедно, рассказывая о том, как прожил эти несколько лет, и о впечатлениях от повторной инициации.
Заседание закончилось. Гвардейцы и нобили пытались не пропустить журналистов к участникам процесса, обещая "достойно устроенное общение" после окончания суда. Остался последний этап: вердикт императора Аль Ас Саалан, подтверждающий или отменяющий каждый из пунктов вердикта суда.
Дорога из ратуши в Старый дворец затянулась из-за шторма. Повозку направили аж через Старый рынок. Проезжая мимо рыночной площади, Марина заметила под навесом группу сайни, танцующих то, что только вчера Полина показывала Чаку и его приятелям в зале Старого дворца. Рядом с ними кто-то свистел песенку про белых медведей и земную ось. Довольно похоже. Возница хмыкнул, оглянувшись на седоков:
– Так они друг с другом еще не заигрывали. Что-то новое...
Димитри в тот вечер в Старый замок не пришел. Вместо него появился Дейвин да Айгит и остался ужинать. Он рассказал, что князь пошел срочно решать какие-то дела с похоронами двоюродного деда, поскольку в шторм лодки не отправить, а позволить телу старого виконта лежать три дня, как если бы он был смертным, недопустимо и недостойно. Чтобы отвлечь всех от печальной темы, он стал дразнить Полину миссионером и прозелиткой. Шутку охотно поддержала и Марина. Полина, казалось, сносила насмешки молча, тем более что тон был очень дружеский. Но когда граф сказал, что она необходима магистру как незаменимый помощник в обращении сайни и наставлении их на Путь, Унриаль да Шайни перестал смотреть в стол и проявил интерес к беседе. И немедленно получил свою порцию веселья.
– Конечно, – сказала мистрис Бауэр. – С удовольствием. А ты себе возьми школьных трудных подростков и заботься о них. Я верю в твои способности, у тебя все получится.
У графа Дейвина сделалось сложное лицо. Марина замолчала и потянулась за чашкой. А досточтимый Айдиш расхохотался в голос.
Для Дагрита да Шадо настали скверные дни. Вечером пятницы его вызвали к начальнику РУВД и известили, что с понедельника, тринадцатого марта, он отстранен от работы приказом, пришедшим из империи, даже не от наместника. Выезжать из города ему тоже запретили. Он попытался было позвонить Самвелу, но звонок почему-то не проходил, или его сбрасывали. О том, что причина его неприятностей – Айриль да Юн, Дагрит догадался довольно быстро, за несколько часов. Найти поганца, к своей досаде, Дагрит не смог, тот был в Приозерске. Договор аренды с да Юном был расторгнут из-за неисправности сантехники в снятой им квартире, и он опять подался в резиденцию наместника. Да Шадо только зубами скрипнул. Оставалась надежда, что он вернется в город, и тогда с ним можно будет наконец поговорить без свидетелей.
Исиан Асани, вернувшись в Созвездие и в Утреннюю Звезду, начал готовиться к совету Дома. Говорить с Тессой до начала совета он даже не пытался: все было совершенно понятно. Детская любовь, не получив развития, переродилась в ревность, и ревность толкнула ее избавиться от соперницы. О последствиях она просто не стала думать, это же не ее забота, а принца Дома. Макс, конечно, не мог себе этого даже представить, поскольку не видел отношения Тессы и не знал о ее ожиданиях на его счет. После того как она, умолчав там и недосказав тут, создала и представила ситуацию так, что Алисе ничего не оставалось, кроме как двигаться намеченным Тессой путем, представлять ее поведение можно было в любом свете. И Тесса сделала это, конечно. Совет прочел действия и решения Алисы так, как это было выгодно Тессе Гаир. Но не дому Утренней Звезды.
Впрочем, Дом уже переживал такое. Тойю, мать Макса, тоже никто даже не попытался выслушать и удержать, кроме Ранды, да и та не стала особенно вникать в слова подруги. И пока Исиан возглавляет Дом, никто из живущих в нем и принадлежащих к нему не ощутит проблем. Точно так же, как их не ощущала Алиса, пока не стало слишком поздно. Макс – другое дело. Но он с самого рождения был в особой ситуации. Ему легче и увидеть сложности подобного рода, и принять решение, пусть даже резкое и чрезмерно жесткое. Совет – последний шанс задать все вопросы, получить все ответы и принять решение. И для Дома, и для самого Исиана.
Он назначил совет на вечер третьего дня после своего возвращения и попросил всех людей, привлеченных Тессой для выполнения ее плана, присутствовать на нем. Судя по тому, что принц дома Утренней Звезды понял из беседы с Рандой Атил и разведчиками Серебряной Лилии и Прибоя, план был совсем простым. Тесса собиралась выкрасть Алису и вернуть в Дом, рассчитывая, что Макс вслед за ней придет в Созвездие. Своя логика в этом была: ведь шел же он за ней во все миры до этого. Но Тесса не знала о Максе кое-что, что знал о нем Исиан. Сам Макс этого о себе тоже не знал, и Исиан очень не хотел бы, чтобы Макс встретился с собой таким. Чтобы кто-нибудь из сайхов вообще встретился с таким Максом. Алиса, пожалуй, единственная, кроме Исиана, кто может пережить такую встречу, но вряд ли будет рада этому. Возвращения Макса в случае успеха своей операции Тесса ждала бы напрасно. А вот девушка, после всего случившегося вновь оказавшаяся в таком недружелюбном месте, могла и не выжить. И конечно, Тесса даже не попробовала себе представить этот вариант развития событий. Это дело принцев и принцесс Домов.
На девятый день протокол заседания изменился: со стороны южной стены зала открыли занавес, и за ним оказалось стоящее на возвышении кресло. Зал опять был полон, хотя некоторые зрители выглядели как после ночной попойки. Да и как еще выглядеть магу, сутки напролет сражавшемуся со штормом, а затем отправившемуся на заседание суда.
Судейская коллегия уже была на своем месте, но начало заседания еще не объявляли. Все ждали императора.
Наконец, он вошел – высокий мужчина в белых одеждах, с легкой походкой и рассеянно-приветливым выражением лица. Проходя к креслу, он улыбнулся, помахал рукой прессе Нового мира и техникам саалан на галерее и задержал шаг, позволив сфотографировать себя всем желающим. Затем сел в кресло и кивнул председателю коллегии.
– Заседание начинается! – возгласил князь да Гранна.
Покинув судейский стол, он подошел к императору и, поклонившись, подал ему оба вердикта суда. Просмотрев первый, император отдал его назад, затем вчитался во второй и кивком отпустил на место председателя коллегии. Зал замер на долгие минуты, пока император знакомился с вердиктом. И дружно выдохнул, когда мужчина в белом опустил бумаги на колени и устремил взгляд на императорский совет.
– Досточтимый Эрве, что скажешь? – спросил он просто.
Магистр Академии поднялся с места и вышел к краю возвышения, миновав стол Совета.
Остановившись в трех шагах от кресла императора, он поклонился и начал отвечать.
– Как бы там ни было, государь, – сказал он, – Вейлин потрудился хорошо. Он сделал отличную исследовательскую работу, и все его находки ценны и важны для нас. Но, конечно, он не управленец, а исследователь, это назначение было ошибкой, и в случившемся моя вина, а не его. Привезенные им сведения невероятно значимы. Я считаю, что история религии Нового мира обязательна к изучению всем студентам Академии, даже там, где она перестает быть религией и становится политикой. Эти процессы и события связаны логически, и их социалисты с коммунистами повторили историю церкви Нового мира в сокращенном и упрощенном виде. Мы будем изучать труды деятелей их церкви и основные работы основателей коммунизма, найдем и вычленим все полезное, и применим на благо народа Саалан. Что же до того, о чем говорил в эти дни граф да Айгит – как их церковь не виновата в крестовых походах и в том, что они творили, пока зрели и росли как общность, так же и коммунистическая партия не виновна в смертях и незаконных приговорах. Все это творили люди, а не церковь или политические партии. А сами их программы, как и заповеди, с Путем вполне согласуются, и это все может быть переработано и использовано.
Полина, чувствовавшая себя с утра как-то вяло и сонно, даже очнулась после этих слов. И заметила сперва резкое улучшение настроения среди журналистов на галерее, а затем то, что Алиса сидит в своем кресле, положив ногу на ногу. Но не успела она даже дернуть бровью, как барышня подала голос.
– Ага, – сказала она. – И вообще слава КПСС. Ой, извините. Вечная благодарность Пророку, конечно же.
С галереи послышались шорохи: журналисты давились смехом. Марина Лейшина жевала свою улыбку, глядя на ножки стола Совета.
Потом государь вызвал Дейвина да Айгита, и смешки на галерее прекратились. Да и представители края посерьезнели. Граф говорил очень неприятные для землян вещи. Он называл главной причиной взаимонепонимания огнестрельное оружие Нового мира и рассказывал о цене прогресса, измеряемой в смертях, в десятках миллионов смертей, причиной которых стало нежелание друг друга слушать и хотеть слышать.
– Да и зачем, – сказал он, – если можно просто потянуть пальцем крючок и начать разговор заново со следующим, уже понимающим, что выгоднее договориться.
Он признавал, что и саалан не образцы дружелюбия, люди всюду одинаковы. Но легкость убийства только по причине несогласия с оппонентом, имевшим при себе оружие, все-таки отличает Новый мир не лучшим образом даже от ддайг. Да что там, даже от ящеров.
– Никакая власть, – подчеркнул он, – не будет служить интересам подданных, пока она может принудить их к покорности оружием. Когда эти возможности исчерпаны, восстановить порядок очень сложно, поскольку любые ограничения напоминают о потерях и унижениях. Никакие идеи, воплощенные в жизнь подобными средствами, не будут приняты и оценены, поскольку нельзя ни осчастливить насильно, ни силой дать человеку жизнь лучшую, чем у него была. Никакие добрые намерения не оправдывают страданий и потерь, понесенных ради них другими людьми, не давшими на это согласия.
Граф да Айгит говорил о забытой ответственности за смерть и называл причиной оружие, позволяющее убивать противника, лицо которого еле различимо из-за расстояния. Он вспомнил Вейлину инцидент на трассе с маленькими магами, ни один из которых так и не получит инициации теперь уже никогда, и назвал причиной именно то, что гвардейцы были вооружены огнестрельным оружием. Говоря о жесткости и непримиримости конфликтов в Новом мире, граф упоминал и привычку тамошних властей уничтожать оппонентов физически, подчеркивая, что этот ход работает на ужесточение конфликта. Ведь человек, который мог бы высказать позицию, говорил он, будет молчать до последнего, а потом пойдет до конца и через край, поскольку терять ему нечего. Договариваться с ним будет уже бессмысленно, он заговорит, чтобы быть услышанным ценой жизни, а вовсе не затем, чтобы получить желаемое.
– Мы хотели начать договариваться, – сказал он в заключение, – когда с нами уже и не собирались говорить. Я скорблю обо всех, у кого отнял жизнь. Мне жаль, что разговор не был возможен. Хорошо, что удалось договориться хотя бы с кем-то, но то, что вышло, совершенно не похоже ни на дружбу, ни на хорошее добрососедство.
Император Аль Ас Саалан выслушал его молча и отпустил одним кивком.
Вейен да Шайни сидел в своем кресле с отрешенной улыбкой. Он услышал слишком много важных вещей, требующих очень серьезных размышлений.
Император Аль Ас Саалан посмотрел в глаза Марине Лейшиной, и она непроизвольно подняла голову и ответила на взгляд взглядом, к своему удивлению.
– Что тебе советуют сейчас ваш закон и твоя совесть? – спросил император.
Пятнадцатиминутная речь Лейшиной была выслушана столицей Аль Ас Саалан целиком на каждой площади и в каждой таверне, никто не пропустил ни слова. Озерный край получил ее расшифровку следующим утром. Текст этой речи был опубликован во всех новостных источниках края и в половине значимых мировых информационных изданий. Фраза "закон не имеет смысла до тех пор, пока ему не пожелают следовать все и каждый" стала первой одинаково цитируемой по обе стороны звезд. А завершающая фраза речи: "Мир – это хотеть продолжать слушать друг друга и говорить друг с другом" – цитировалась столько раз, что через несколько лет уже и автор не упоминался.
Император, выслушав ее, сказал:
– Нам нужен мир. И мы создадим закон. Но сейчас нам нужно решение.
Вечером участникам процесса разрешили общаться без ограничений. Энцы и моны сбились в кучку на галерее, только Жехар, как обычно, был слегка в стороне. Айдиш, попытавшийся снять повязку раньше времени, закапал одежду кровью и, досадуя, пошел просить Арель о помощи. А разговора толком так и не вышло, все слишком устали и были переполнены событиями последних дней.
Столица гадала и делала ставки. По вопросам, заданным государем участникам процесса и судьям, нельзя было угадать его вердикт даже в самом первом приближении.
Ночью Полина заболела. Она поняла это, не просыпаясь и не прерывая сновидения. Если совсем честно, она была бы и рада его прервать, но не хватило то ли сил, то ли чего-то еще. Ей виделись двое, выглядящих как люди и не выглядящих людьми. Один играл на невозможном музыкальном инструменте нечто, чему названия нет – и хорошо, что нет. А то, на чем он играл, не было ни на что похоже и пело всеми голосами мира и еще сотней или двумя. Другой танцевал танец, от которого вставали и рушились горы, моря переползали по тверди, змеи обретали крылья, а рыбы – речь. Во сне она не знала точно, что тому причиной – танец или музыка. Она видела, что когда эти двое смотрят друг на друга, то им весело от того, что каждый из них нашел равного себе, готового понять и принять другого. И понимала, что мир не уцелеет, когда они договорятся. Не знала только, который из двух миров, Саалан или Земля. Открыв глаза утром – не без труда, надо отметить – она увидела Чака, сидящего столбиком около самой постели. Вид у него был взъерошенный и расстроенный. Она ему кивнула:
– Ага. Ты прав, Чак, все плохо. Точнее, будет плохо довольно скоро. Но у меня еще есть целый день, и я намерена досмотреть, чем кончится то, ради чего мы все здесь. На всякий случай найди мне шаль потеплее, я хочу вернуться сюда вечером на своих ногах.
– Я с тобой, – сказал сайни.
У Полины не было сил спорить, да и желания тоже.
– Если хочешь, то пойдем вместе, конечно.
Совет в доме Утренней Звезды начался как обычно, с закатом. Члены совета удивились присутствию чужих в зале, и Исиана даже спросили, уверен ли он в том, что хочет вовлекать в дела Утренней Звезды людей из других Домов. Исиан, не повернув головы, ровно ответил, что эти люди в любом случае уже оказались вовлечены в дела Дома глубже, чем было бы им удобно, так что по крайней мере они вправе получить объяснения.
Сайхский разведчик – это маг, которого можно отправлять в одиночку выполнять задание в чужом мире и знать, что он вернется живым и принесет точно тот результат, который от него ждут. Серьезнее разведчиков готовили только спасателей – тех, кто возвращал наблюдателей из гибнущих миров, из очагов эпидемий, из зон стихийных или гуманитарных бедствий, в общем, оттуда, откуда взрослый сайх не может почему-то выбраться сам. Исиан был спасателем, пока не принял Дом. Разведчики, привлеченные к проекту чужого Дома, имеют право знать все обстоятельства, из-за которых их привлекли.
Объяснять это Исиан не стал, а сразу начал совет.
– Я собрал вас, – сказал он, – чтобы выяснить обстоятельства, мне самому не вполне понятные. Некоторое время назад, проверяя хранилище, я обнаружил недостачу нескольких чарров. Один из них принадлежал Алисе, а три были новыми. Логично было бы предположить, что Макс, уходя, взял с собой не только Алисин чарр, но и еще три, особенно учитывая эту историю с его клятвой верности. Но я решил все же проверить их местоположение и обнаружил, что пределов Дома они не покидали. Примерно тогда же ко мне пришли Туан, Мейя и Дженус с вопросами, на которые у меня не было ответа. Тесса, может быть, ты знаешь ответ на их вопросы? Ведь это о твоем проекте речь.
Исиан не раз видел то, что было дальше, но даже в самом страшном сне он не позволил бы себе представить такую сцену в Созвездии, тем более в одном из великих Домов. Тесса, глава Семьи, говорившая на совете за сотню человек или около того, сперва заметалась, потом начала плести нелепицы, затем, к удивлению гостей совета, попыталась переложить ответственность на них.
Исиан поморщился.
– Тесса, не могла бы ты проявить немного собранности и организовать свою речь яснее для нас? Итак, ты планировала какой-то проект, для которого тебе потребовались три разведчика из числа лучших специалистов Созвездия и три свободных чарра, еще не подвергавшихся настройкам. Почему ты не обратилась ко мне? Я все еще спасатель, хотя давно уже не выходил на задания, но за своей рабочей формой пока еще слежу.
Тесса вздохнула, посмотрела на Исиана честными глазами провинившегося ребенка, надеющегося на прощение, и сказала:
– Я просто хотела, чтобы все стало, как до решения об Алисе: все дома, все дружат, и все хорошо.
Взгляд Мейи был полон недоумения, когда она спросила Тессу:
– То есть ты планировала с нашей помощью выкрасть человека и насильно удерживать?
– Конечно, нет! – возразила Тесса. – Ни о каком насилии не могло быть и речи, разве ей самой не лучше здесь? Это же, в конце концов, ее Дом, она сама нас выбрала!
– Почему же ты не проявила хотя бы половину этой настойчивости, когда мы собирались, чтобы решить ее судьбу? – спросил учитель Дома. – Ты же знала, как будет прочтено ее отсутствие.
– Я тогда думала иначе, – легко сказала Тесса. – Я думала, что она уйдет и эти бесконечные сложности кончатся вместе с ее присутствием, а вышло наоборот. Я и решила все исправить. Думаю, мы бы пришли к пониманию.
– Хм, – сказал Туан. – Хорошо, что я спросил тебя, Исиан. Не буду комментировать это, пожалуй. Но любое следующее задание я бы хотел получать через совет Созвездия или напрямую от главы Дома.
Дженус, наклонив голову чуть вбок, посмотрел сперва на Тессу, потом обвел взглядом совет.
– Думаю, все ясно. Если я больше не нужен тебе, Исиан, то, пожалуй, оставлю вас разбирать обстоятельства без свидетелей. Это ведь и правда дело Дома.
Увидев Полину в зале Совета в сопровождении Чака, Димитри чуть приподнял брови. Это не было запрещено, но обычно малые создания не ходили на такие встречи даже с людьми своего гнезда. Замковый сайни, перевидавший за свою жизнь гостей не меньше, чем своих сородичей, не мог решиться на такой демарш без серьезных причин. Но для вопросов было неудачное время и место.
Этот день слушаний был последним и очень коротким. Сегодня оглашалось решение императора, становящееся окончательным вердиктом по делу Озерного края против империи Аль Ас Саалан. Этот вердикт решал судьбу отношений края и империи, и всех участников процесса. Его ждали все, кто участвовал в событиях Нового мира с той или другой стороны, лично или денежными вложениями, все, у кого за звездами были родичи или вассалы, все, кто, уходя, надеялся вернуться хотя бы как гость.
В зале установилась тишина, император поднялся с кресла, с галереи послышались щелчки фотокамер, но всем было не до них. Император начал говорить.
– Мы хотим дружеских отношений, понимания и сотрудничества. Мы будем выращивать дружбу, строить понимание и договариваться о том, как помогать, а не мешать друг другу. Вы нужны нам. Мы вам нужны не меньше, по крайней мере теперь. То, что вы принесли нам как ответственность и вину империи, произошло потому, что мы слишком усердно пытались изменить то, что следовало сперва понять. Так больше не будет. Две правды, ваша и наша, будут объединены в одну. Возможно, не сразу, но начало будет положено сегодня.
На галерее шуршали по бумаге авторучки, за столом Совета шелестели на пергаменте пенны. Государь никогда не составлял заметок к своим речам, поэтому все, сказанное им публично, записывалось с голоса. Император знал это и говорил неторопливо и размеренно.
– Димитри да Гридах, граф да Гридах, князь Кэл-Алар, мой голос в землях Ддайг и моя рука в Озерном крае! – вызвал он, и Димитри, встав с места, пошел к нему.
В зале сгустилась напряженная тишина. Первое решение уже было объявлено, хотя к вердикту суда оно не относилось. Император признал князя Кэл-Аларского законным владельцем графства Гридах по праву рождения, тем самым закончив полуторавековой раздор в семье. Пока присутствующие обменивались быстрыми взглядами и неслышными прессе сообщениями, Димитри подошел к возвышению и остановился.
– Я здесь, государь.
– За образование и медицину тебе вполне справедливо пеняли, Димитри. Этим нельзя пренебрегать. И вот еще что: если за двенадцать лет досточтимые так и не нашли время заняться объединением обычая достойно, возьми из университета столицы тех, кому доверяешь, и занимайся этим сам. Ддайг, как ты понимаешь, тоже остается тебе. Там, надеюсь, таких потрясений не случится.
– Да, государь. – Димитри наклонил голову, принимая упрек и приказ.
– Иди и восстанови достоинство империи в глазах жителей Озерного края. Я хотел бы сказать – нашей земли, но ей еще только предстоит, надеюсь, стать нашей. Хорошего союза не построить без любви, а вынудить любить невозможно.
– Да, государь, – еще раз сказал князь, коротко поклонился и отправился на свое место.
– Унриаль да Шайни! – вызвал император.
Зал снова затих. Государь не назвал титула младшего да Шайни, значит, поражение в правах он подтверждал. На глазах у всех утративший Дар и титул Унриаль шел к императору за приговором. Подойдя, он склонил голову.
– Я здесь. Суди, государь.
Голос императора был очень мягким, когда он произносил решение. Но с точки зрения присутствующих в зале магов, он захотел невыполнимого.
– Я надеюсь когда-нибудь увидеть тебя вновь во всем блеске твоего Дара. У тебя перед глазами был живой пример того, что это возможно. Выбирать путь я предоставляю тебе самому.
Еще и изгнание. "Вернись магом или не возвращайся вовсе", – сказал император только что. Бедный Унрио поклонился и молча отправился к своему креслу. К его чести, он шел совершенно четко, и даже ни разу не ушел с прямой линии, намеченной им. Только испарина, выступившая у него на лбу и верхней губе, показала, что это было ему непросто.
Император, дождавшись, когда да Шайни сядет на место, оглядел зал снова.
– Вейен да Шайни, маркиз да Шайни, старший советник императорского совета!
Вейен шел к своему государю легко. Даже из присутствующих кавалеров и дам двора никто не смог бы угадать, что он тоскует и предчувствует большую трепку. Только фото с зумом с галереи, опубликованное сперва в Озерном крае, а уж потом попавшее в Исанис, выдало его настроение, а без прессы Нового мира этого никто так и не узнал бы.
