Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 65 страниц)
– Что ты хочешь найти? – быстро спросил ее муж.
– Тут был... как тебе сказать... короче, родник.
Афье глянул Зрением.
– Тогда нам вот туда.
– Но не через канаву же. Тут была тропа.
– Если только эта, – вздохнул герцог, глядя на узкую полосу расквашенной ногами глины в мокрой траве.
Марина уже двинулась вперед, и он пошел за ней по мокрой скользкой тропе. Через полсотни шагов в лужах попались остатки каменного мощения, за которым слишком давно никто не ухаживал. Пройдя еще шагов сто, Афье прислушался. Определенно неподалеку шумел мощный поток.
– Направо.
Продравшись через кусты, герцог увидел торчащую из невысокого обрыва трубу, из которой, шумя, изливалась вода.
– Попробуй, – сказала Марина. – Поля говорила, воды вкуснее этой по всему югу области нет.
Афье послушно зачерпнул воду ладонями. Ледяная. Сладковатая. Слегка бодрящая. Он присмотрелся и увидел вплетенные в струи воды нити Силы. Стоящая на этом Источнике деревня должна бы процветать. Но сам Источник выглядел заброшенным.
– Не просто вкусная. Тут выход Потока в воду.
– Ваша магия? – уточнила Марина.
– Да, наша магия, – ответил он. – Ты это хотела показать?
– Не это, – Марина качнула головой. – Но тем интереснее будет разговор. Пойдем.
Они вернулись в машину до того, как начал накрапывать уже совсем было собравшийся дождь.
– Едем, МаринВикторовна? – уточнил водитель.
– Да, Вадик. Не будем задерживаться. Но по улице все-таки не спеша, хорошо?
Первого прохожего Афье заметил еще до поворота, второго – сразу после. Рассмотрев, пятого он был неприятно удивлен выражением лиц людей, кажется, обычным для этого странного места. На первый взгляд это были нормальные человеческие лица, относительно чистые, симметричные и без отметин. Но выражение этих лиц Афье смутило. Каждый человек на довольно людной центральной улице деревни шел и вел себя так, как если бы он шел один по каким-то довольно важным делам и не то чтобы торопился, но и не видел особых причин задерживаться. Люди помоложе были даже более погружены в мысли и суровы, чем старики. Те выглядели веселее и несли на лице выражение некоего внутреннего праздника. Но каждый из прошедших мимо машины шел по улице в полном одиночестве. Глядя мимо других и не замечая проезжающий автомобиль. Афье решил отвлечься от лиц и осмотреть дома. Увиденное ему не слишком понравилось, он даже решил потом поговорить с князем при случае, чтобы тот внушил барону больше интереса и уважения к нуждам этих людей. Вадим увидел конец улицы и прибавил скорость, потом выехал на шоссе и рванул, удаляясь от неприятного места.
– Блин, да когда же они сопьются уже? – пробормотал он себе под нос.
– Судя по скорости обветшания, осталось немного, – невозмутимо сказала Марина. – Тормози, пит-стоп устроим.
Водитель послушно затормозил на обочине. Вокруг дороги было чистое поле, уже перепаханное под зиму.
– Что это с ними? Что это было? Почему у них такие лица? – выпалил Афье.
Марина вздохнула.
– Я у Поли то же самое спрашивала, когда она мне это показала. А было это еще в нулевые, до начала всей заварушки с империей. Я ей тогда имела глупость сказать, что во Второй мировой евреи, мой народ – самая пострадавшая сторона, вот она меня и макнула... В общем, Афье, те, кто сделал то, что ты видел час назад, тут жили. Не в смысле что они здесь родились, нет. Когда они пришли, эта деревня им понравилась и они поселились в домах местных жителей, позволив сельчанам работать на себя. А в той, сожженной, жили те, кому не нравилось то, что делали захватчики. И поэтому их деревню сожгли. И те две, что за озером, по ту сторону, тоже сожгли, от них осталась только одна улица. Это и значит "фашистские каратели": прийти и отобрать, что понравилось, а возражающих сжечь вместе с домами.
– Зачем? – не понял да Юаль.
Лейшина усмехнулась:
– Чтобы не возражали. Но слушай дальше. Километрах в пятнадцати отсюда был концентрационный лагерь-пересылка, из него захватчики увозили на работы местных жителей. Никто не вернулся. Некоторые выжили, но... – Марина потянулась за сигаретами, прикурила. – А после войны и школу, и библиотеку, и фельдшерский пункт смогли устроить только в этом селе, в других местах было просто негде и не из чего это сделать. Люди там, Афье, привыкли, что их не любят. И приучили к этому своих детей. И там всегда пили до потери сознания, каждые выходные. Когда поставили церковь, стало чуть лучше, но не сильно.
– Знаешь, любимая, – задумчиво сказал герцог, – я слушаю твою историю и не знаю, кто прав, те, первые, или эти, вторые. Свободный, но мертвый – это странный выигрыш. Конечно, то, что я увидел, глядя на живых, мне не понравилось. Но они живы, и значит, у них еще есть возможность изменить поведение.
– Знаешь, милый, – ответила Марина, – у нас тут были два писателя, два брата, Аркадий и Борис Стругацкие. Они написали много книг – прекрасных, мудрых, о сложных нравственных вопросах. В последней совместной их вещи герой говорит: "Пила сильнее, но прав всегда ствол". Да, после встречи ствола и пилы стволу не суждено уцелеть с гарантией. Пила остается, но жизни в ней не особенно много, понимаешь? Так и человек: однажды подумав о себе, как о вещи, очень трудно стать живым вновь, даже если дышишь и небо коптишь. Доказывать свою правоту из этой позиции, конечно, можно, но аисты там, – она качнула головой в сторону деревни, – не живут. Несмотря на волшебный родник. И вот еще о чем я хочу сказать, Афье. Та последняя книга Стругацких была о том, чего они не поняли и что их испугало. Это чувствуется, когда читаешь текст. Так бывает, что человек боится будущего, когда оно не оправдывает его ожиданий. То же самое, видишь ли, и с политикой. Я показала тебе сегодня очень страшные для нас вещи. До того страшные, что и почти через сотню лет мы не может перестать видеть именно их в каждой новой угрозе. Потому мы и проморгали вас со всеми вашими ошибками, что приняли за тех, давних, которых уже и в живых нет. А вы другие. И вы ведь поступили точно так же – здесь, под чужим небом и в незнакомом месте вы искали знакомых вам старых богов. И были уверены, что нашли, понимаешь? А реальные проблемы продолжали разрастаться.
Афье да Юаль вздохнул.
– Ужасно жаль отвлекать тебя от твоих дел, Марина. Но придется нам с тобой заняться докладом нашему государственному совету. И подготовить его нужно успеть за десять ваших дней...
Предложений срочно созвать госсовет поступило в этот раз сразу два, первое было подписано герцогом да Юалем, второе, судя по печати, отправлял Дью да Гридах. Вейен да Шайни мрачно посмотрев на оба свитка, понял, что отказываться присутствовать будет себе дороже, а ему и так уже нечем платить, и будет нечем платить еще с полгода.
На совете обсуждали два больных вопроса: судьбу Озерного края и судьбу Академии. Первым выступил Кэл-Аларец. Описав расстановку политических сил в игре с выборами в крае, он прямо сказал, что не собирается позволить сесть себе на голову еще на восемь лет, а нянчить этот детский сад всю оставшуюся жизнь тем более не нанимался. Вейен еле удержался от усмешки. Теперь, получив всю власть в крае и передав все торговые потоки своим людям, а именно семье да Юн, Дью мог вставать в любые позы, ему это ничем не грозило. Занять его место в крае не рискнет уже никто. Даже смысла не было предлагать свою помощь. С какой-то стороны Дью был даже достоин сочувствия: перспектива разрываться между краем, Ддайг и севером, где тоже нужно было срочно наводить порядок после смерти Аргау, вовсе не выглядела блинчиком с сиропом. Фанд да Винед, конечно, верная жена и надежный партнер, но ее рук тоже не хватит на все. И да Гридах, в конце концов, не сам предложил свою кандидатуру в качестве легата в Новый мир, государь его туда отправил навести порядок. Чаша признания, доставшаяся Дью, и чаша забвения, из которой уже пил сам Вейен, оказались одинаково горькими.
За размышлениями Вейен едва не пропустил второй вопрос совета – будущее Академии. Он очнулся от своих размышлений только услышав голос Эрве, приветствующего собравшихся и выражающего надежду на здравость и мудрость решений совета. Пора было подать голос и маркизу да Шайни. Участвовать в обсуждениях он не собирался: его позиция по первому вопросу была более чем слаба, а высказаться по второму, не пообещав опять поддержку Эрве, он не смог бы ни при каком повороте. Значит, заявки имело смысл делать только по процедуре обсуждения. Он и заявил – потребовал перерыва между обсуждениями двух разных вопросов. Закономерно, получил одобряющие кивки всех собравшихся и первым проследовал на выход из ратуши. Направляясь в таверну, поравнялся с да Юалем и задал ничего не значащий вопрос о мелочи, зудевшей в сознании с начала совета:
– У тебя гладкое кольцо на руке, такие здесь не носят. Ты что, женился в Новом мире?
И чуть не споткнулся, услышав:
– Знаешь, да. Мы заключили брак равных с мистрис Лейшиной.
– Со смертной? – переспросил Вейен. – Ты меня разыгрываешь?
– Ничуть, – довольно и даже с гордостью ответил да Юаль. – Я действительно уже полных две десятки дней в браке с ней, и она прибыла со мной на случай вопросов к законникам Нового мира. Сейчас в моем городском доме учит одной тамошней игре моего старшего внука.
– Кости или карты? – поинтересовался Вейен из вежливости.
– Камни, Вейен. Игра называется го.
– Даже не слышал, – хмыкнул да Шайни. – Приятной трапезы, Афье.
Он развернулся и ушел в проулок ставить портал домой. Делить наемный стол и покупной хлеб со свидетелями своего позора было невыносимо. Всем, всем без исключения было лучше, чем ему. Всем повезло больше. Даже Дью.
Дома маркизу кусок не лез в рот. Он ограничился кружкой овощного отвара и чашкой пряного чая для бодрости сознания. Вейен даже хотел не ходить на вторую часть совета, но решил поприсутствовать при решении судьбы Академии. Как бы там ни развернулось, это важный вопрос, процесс принятия решения нужно видеть своими глазами. Маркиз еще успел пробежать глазами доклад от ремесленников, работавших над чертежами из Нового мира, потом глянул на часы на своем рабочем столе, открыл портал и шагнул к ратуше. Как оказалось, очень вовремя. Он вошел в зал последним.
Спокойствие Эрве, если только оно не было маской, удивило маркиза – и как придворного, и как бывшего близкого друга магистра. С ровным лицом, даже слегка скучая, Эрве выслушал речь Дью да Гридаха, обвел взглядом собравшихся и спросил, есть ли еще мнения или содержательные заявления. И тогда поднялся с места да Юаль. И удивил маркиза еще раз. Герцог обычно жестко устанавливал правую и неправую сторону в конфликте и настаивал на соблюдении интересов пострадавших. Но в этот раз его речь была речью примирителя. Афье говорил, что ошибки неизбежны именно там, где опыт оказался чрезмерно дорогим, что известный страх пугает больше неизвестной опасности и под каждым темным берегом видится пьевра, что, с одной стороны, нормально, а с другой – обходится непростительно дорого. Закончил он предложением к Эрве подумать о работе над ошибками и с этим сел на место. Обычно после такого говорил Вейен, но в этот раз он мог только развести руками и признать, что и сам не сказал бы лучше. Вопрос Эрве о том, как именно тот собирается исправлять сделанное он, правда, не мог не задать, но бывший друг невозмутимо ответил, что отряд дознавателей Святой стражи принес из края достаточно материалов для решения всех необходимых вопросов. Вейен едва не дернулся в кресле. Чертова гордячка опять пересекла ему путь. Ему достало выдержки слегка наклонить голову, сказав лишь "очень хорошо".
Да Кехан закрыл заседание, потом все долго прощались, и Вейену пришлось тоже участвовать в этом балагане. Попав наконец домой, Вейен вызвал ремесленника и спросил, когда будет готов образец. Довольный ювелир выложил из-под брайта на стол короткую стальную трубку в деревянном ложе.
– Вот, мастер. Она немного гремит в работе, но дальность почти как в Новом мире.
– Хорошо, – кивнул Вейен. – Припас?
– На первое время вот, – ремесленник выложил рядом с оружием мешочек, глухо звякнувший при встрече со столом. – Через две пятерки дней будет в четыре раза больше. Если рассчитаешься сейчас, я пришлю с сайни, как только будет готово.
Вейен молча вынул шкатулку с монетами, отсчитал чаши. Этот свидетель останется в живых, но и показать на намерения заказчика не сможет. Мало ли зачем маркизу могла понадобиться игрушка. Посетитель, получив свое, ушел. Вейен выглянул на галерею, свистнул сайни. Тот прибежал, встал столбиком, ожидая приказа.
– Зайди, – бросил ему маркиз.
В кабинете он достал из ящика стола каменную шкатулку, открыл ее, протянул сайни лежащий внутри шейный платок.
– Найдешь этого человека на Рыбном рынке и приведешь сюда. Ступай.
Осень, запоздав в край, решила справиться по-быстренькому, и восемнадцатого октября на поля уже легло сантиметров пять снега, да и город присыпало конкретно. Уличные артисты, попытавшись было выйти отыграть, довольно быстро свернулись и разбрелись кто куда. Порядочная толпа набилась и к Унриалю с его сайни в квартиру на Правды. Сайни дружной компанией орудовали на кухне, Унриаль только зажег им плиту и показал, как регулировать и выключать газ. Люди грелись в большой комнате у электрокамина, который сайни недолюбливали из-за слишком большого сходства с живым огнем и недостаточно надежной решетки. Обсуждали закрытие сезона и перспективы на холодное время года, примерно до апреля. Унриаль слушал их и думал, думал, думал... У него перед глазами мелькали картинки прошедшего лета и видения из детства, когда он сбегал из дома на рынок посмотреть на ярмарочных бойцов, жонглеров и плясунов. В Исанисе на зимних ярмарках артистов опекали недомаги, создавая купол над выступающими, чтобы защитить их от осадков и холода. Но здесь все, кто владеет Искусством, были заняты защитой края от фауны или не менее серьезной работой. Свободен был только он, лишенный титула бывший маг Унриаль да Шайни. И кроме него, решить этот вопрос было некому. Причем люди, допустим, справятся и сами, им не привыкать, но сайни притащил сюда он, и малые друзья привыкли выходить к прохожим играть и получать свою долю приязни и восхищения. Оставить их без этого на всю зиму ему казалось бесчестным. За почти бессонную ночь он дозрел, а ранним утром позвонил Маше и попросил ее поехать с ним сделать одно дело. Удивленная девушка даже не ругаясь собралась и в полдень позвонила в его дверь. Готовый к выходу Унриаль впустил ее, предложил чай и остатки вчерашней пиццы с морепродуктами, приготовленной сайни, и пока она ела, изучал карту, размышляя, куда бы податься со своей более чем рискованной идеей. Выбор пал на Шапки. Храм Потока тамошний барон обустроил за пределами поселения, между двумя озерами и большим болотом, и это было плюсом. Кроме того, в силу удаленности баронства от основных проблемных территорий края, оно было не на слуху, и даже граф Тосненский не слишком часто упоминал местечко, разве что в связи с ежегодным подсчетом выращенного и проданного, полученного и потраченного.
– В Шапки? – охнула Маша. – Весь день же убьем.
– Буду должен, – серьезно сказал Унриаль.
– Ладно, – смирилась девушка. – Поехали.
В дорогу сайни запаковали им еду. Унриаль сперва хотел отказаться, но решил, что Маше в любом случае голодной быть не стоит. Два часа в электричке она, к счастью, спала, прислонившись к нему головой, и это избавило его от необходимости искать тему и забалтывать свои намерения. Они прошли через деревню к дому барона, Унриаль представился, попросился в храм Потока, три раза подтвердил, что досточтимый ему не нужен, получил подробную инструкцию, объясняющую, как добраться, и вместе со своей недоумевающей спутницей отправился делать самоубийственную глупость.
Войдя в храм, он попросил Машу постоять у стены и принялся ходить кругами, разглядывая пол. Пол был гладкий, из струганой доски, тщательно залитой в несколько слоев акриловым лаком. Девушка не понимала, что на нем можно искать, и комментировала свое недоумение. Пока еще вежливо. Унриаль рассеянно кивал, потом присмотрелся к доскам и увидел границу Источника: пространство без единой царапины на лаке. Он повернулся к Маше и распорядился неожиданно решительно:
– В общем, если что, твоя задача сказать, что я сам сюда сунулся, а ты все это время стояла у стены и не понимаешь, что случилось. Впрочем, ты и так только это и можешь сказать... Главное, сама за мной не суйся и не трогай меня, что бы ни случилось. Даже не прикасайся. Если тебе покажется, что со мной что-то не так, лучше сразу беги кого-нибудь звать, хорошо?
– Да что с тобой может случиться в пустом помещении от одного шага по полу? – насторожилась Маша.
– Вот сейчас и увидим, – улыбнулся ей Унриаль. – Ну, я пошел.
– Э... – сказала Маша и протянула руку, как будто хотела его остановить.
Но было уже поздно: Унриаль шагнул в Источник. Кожу ободрало холодом от макушки до пяток, в глазах померкло, вдыхаемый воздух тоже показался ледяным – и сквозь гул в ушах, повергающий в отчаяние, вдруг пробился голос Маши:
– Слышь, ты на ногах-то стой! А то ведь держать пойду, наплевав на все, что ты мне сказал!
Унриаль сцепил зубы и выпрямился. Ледяная волна прошла по телу, ударила в пятки – и мир расцвел привычным многоцветием, запев на все голоса. Изнутри Источника все виделось как сквозь радужный кристалл, отбрасывающий блики одновременно наружу и внутрь. Некоторое время он постоял, привыкая к ощущениям, потом вышел из Источника и сказал Маше:
– Все. Теперь можно домой.
– Не можно, – мрачно сказала девушка, – а нужно. Ты весь зеленый и на ногах еле держишься, а нам еще через деревню до станции пилить, чертов ты псих.
– Оно того стоило, – улыбнулся Унриаль.
– Надеюсь, – вздохнула Маша.
Вечером следующего дня Унриаль уже пытался левитировать предметы, несмотря на матерные вопли злющей Маши, грозившей добыть смирительную рубашку и привязать его к кровати. Унриаль не особенно вслушивался: ему надо было успеть восстановиться хотя бы в первом приближении, пока князь не вернулся из-за звезд.
Совет, завершившись, породил закономерные брожения и мелкие переговоры по обе стороны залива, и все на одну и ту же тему. На южном берегу говорили о старых богах и их поклонниках, о способах держать их за границами марки Шайни, не допуская усиления их влияния в Исанисе, и перечисляли варианты того, что можно противопоставить заманчивым предложениям, которые наверняка не замедлят появиться. И ждали решения государя. А тот ожидал доклада магистра. Досточтимый Эрве был на северном берегу залива. Там по столу раскладывали рисунки женщины из-за звезд, еще недавно бывшей здесь в гостях не по своей воле, и сетовали на неудачное знакомство, которое она вряд ли захочет продолжить. За неимением большего листали доклады конфидента людей князя и страницы книг из-за звезд, явно побывавших не в одних руках до того как попасть в столицу монастырей Исюрмер. И очень ждали разъяснений Хайшен. Досточтимый Айдиш, к досаде собратьев по обетам, наотрез отказался бросать своих воспитанников даже на пять дней, и как бы ни было полезно для изысканий досточтимых его мнение, приходилось обходиться своими силами. Досточтимая появилась на третий день после окончания совета и сразу предупредила, что через несколько часов уйдет обратно в земли Сиалан.
Она была, как обычно, нетороплива, точна и внимательна к мелочам. Разложив в верном порядке листы с рисунками, она пролистала книги, раскрыв их на нужных страницах и бесцеремонно сложив стопкой на столе в этом виде. Эрве торопливо перебрал стопку книг, просмотрел рисунки, благодарно улыбнулся сестре по обетам и сказал:
– Да, теперь я вспомнил. Именно это она и рассказывала. Я хочу назвать это "Путем мотылька". Князь Димитри будет в этом участвовать, согласно ее пожеланию, или он намерен отказаться?
– Вряд ли он откажется, – улыбнулась Хайшен. – Как и граф да Айгит. Думаю, и Айдиш примет участие, как бы он ни кривился. Нам всем просто надо чаще бывать по ту сторону звезд, и все получится. Теперь позвольте мне вернуться к делам земли Сиалан.
– Мы проводим тебя к храму и договорим по дороге, – сказал Эрве.
Разговор продолжился на всем протяжении пути до храма и некоторое время после. Эрве потом не раз корил себя за то, что задержал настоятельницу на несколько фраз. Он стоял лицом к дороге в Исюрмер, а Хайшен была прямо перед ним, и никто ничего не понял, когда в лесу под холмом вдруг раздался звонкий щелчок. Его эхо еще раскатывалось под кронами, когда на лице Хайшен появилось выражение недоумения и боли. Когда эхо смолкло, растерянный магистр, подхватив падающую Хайшен, услышал возглас настоятеля Исюрмера: "Эрве, у нее кровь!" Первым очнулся старший палач, он же старший целитель Исюрмера. Осмотрев пострадавшую, он сперва удивленно сказал, что не видит следов поражающего заклятия, а проведя осмотр повторно, выругался совершенно неподобающими человеку Пути словами и сообщил, что в черепной кости Хайшен он видит кусок свинца. Никогда еще Эрве не принимал решения так быстро, как в тот промежуток.
– Оружие Нового мира, – сказал он. – Это сделал не маг. Отправьте четыре пятерки хранителей искать злодея, он не мог уйти далеко. Найдите князя Димитри, пусть устроит доставку нужных врачей из Нового мира сюда. Приготовьте госпитальную палату, я отнесу сестру. Двух, нет, трех целителей к ней. Она не должна покинуть нас.
Он покрепче обнял Хайшен, приподнялся над землей и осторожно поплыл в сторону госпиталя.
Димитри нашли в Исанисе. Увидев в своем холле пятерку магов Академии со знаками хранителей на фаллинах, он сперва недоуменно приподнял бровь, но выслушав короткий доклад, кивнул и немедленно вышел к храму Потока. Когда князь с военными хирургами появился в Исюрмере, стрелок уже был найден вместе с оружием. К сожалению, не живым, что несколько осложняло допрос и замедляло процесс дознания. Особенно досадным было то, что поганец повредил связки, перерезая себе горло, и теперь некромант вынужден был заставлять его писать, а не говорить. Димитри, как ближайший доступный менталист, вынужден был участвовать в допросе мертвого убийцы.
– Как странно сложилось, – хмыкнул он. – Ради нее мне приходится делать то, что мне приписали, когда мы с ней познакомились.
Государственный совет империи продолжает работу. Продление сессии вызвано инцидентом, произошедшим в Исюрмере, городе Академии Саалан. Там было совершено покушение на убийство досточтимой Хайшен, настоятельницы монастыря Белых Магнолий. Пострадавшая жива, ей оказывают помощь врачи края. Следствие начато в тот же день.
28.10.2029, портал администрации империи в крае.
Эта заметка значила, что Димитри в ближайшее время можно не ждать назад, да и Марина Лейшина, отправившаяся с новым мужем в Исанис на этот самый совет, еще не скоро попадет на Ддайг. Исиан улыбнулся и потянулся к коммуникатору. Позвонить он мог и по чарру, но пугать представителей исполнительной власти Ла Мунды, даже в той ее части, что называется теперь Озерным краем, не хотел. Они тут нервные, а нервный человек не склонен договариваться, он хочет контролировать и давить.
Заместитель главы управления внутренних дел Андрея Улаева Иван Рудой принял его через три дня. Был он не особенно приветлив и выглядел настороженным и недовольным. Исиан решил, раз так, перейти сразу к делу.
– Иван Кимович, так вышло, что мои личные интересы совпали с интересами вашего ведомства. Я имею в виду судьбу Полины Юрьевны Бауэр.
– Вот так вот в лоб? – хмыкнул Рудой.
– Так быстрее, – с небрежной улыбкой признался Исиан. – Вам ведь нужно показать краю, что она благополучна, верно? Настолько нужно, что вы два раза отправляли людей с ней поговорить и даже согласились терпеть Эгерта Аусиньша в этой экспедиции.
– Эгерт Аусиньш, допустим, в экспедиции присутствовал по личной просьбе наместника, – заметил Рудой.
– Которому, в общем, сложившаяся ситуация тоже не слишком удобна, – согласился Исиан.
– И вы уверены, что будете услышаны? – поинтересовался Рудой не без сарказма.
– Не уверен, – признал Исиан. – Но надеюсь, что она меня хотя бы выслушает.
– А почему должна? – с любопытством спросил Иван Кимович.
Исиан Асани пожал плечами и предположил:
– Возможно, потому, что мой интерес не политического, а человеческого характера? Частный?
– Гхм... – Рудой мрачно покосился на угол стола. – Знаете, при всем уважении к вам лично и к вашей стране, без разрешения наместника я вас к экспедиции присоединить не могу. С его письменным разрешением – пожалуйста, будем очень рады вас видеть и устроим встречу с Полиной Юрьевной. А под свою ответственность... извините, не могу. Не та обстановка.
– Хорошо, – согласился Исиан. – В таком случае до новой встречи, Иван Кимович.
– До свидания, господин Асани, – ответил Рудой.
Когда аргентинский сайх или сайхский аргентинец поднялся и вышел, подполковник долго смотрел в дверь, потом взял коммуникатор и набрал знакомый номер.
– День добрый, Батя. От меня визитер только что ушел. Тот самый. Знаешь, вот даже не соображу, что сказать: то ли прямой, как рельса, то ли просто наглый. Пустите его за звезды к Полине Бауэр по личному вопросу, вот так, без обиняков. Я его к наместнику отправил. За разрешением. Думаешь? Да? Да... Ничего себе... Да, конечно, бери Богдана, и еще троих выделю. И знаешь что... ты можешь не соглашаться, конечно, но психиатр из городской экспертизы вам будет, мне кажется, нужен. Я его в приказ впишу. Да. Да. Хорошей дороги вам.
Положив трубку, он вышел из кабинета, пришел в рабочую комнату к подчиненным и тускло сказал:
– За звездами пи... в общем, он. Хоть вы не продолбайтесь.
Оказавшись в пресс-группе, уходящей за звезды освещать скандал вокруг покушения на Хайшен, я себя чувствовала как в одежде не по росту. Ну реально, кто я, а кто эти монстры. С другой стороны, и аккредитация у меня была от «Мэш», которому до, к примеру, Фонтанки.Ру еще плыть и плыть. Если вообще доплывут. С третьей стороны, вот Инга Сааринен не побрезговала даже «Вестником викки» и оказалась в выигрыше, книгу пишет. И даже с такой аккредитацией я в одном пресс-пуле с реально крутыми дядьками и тетьками, съевшими собаку на международных скандалах. И кстати, они когда-то точно так же начинали с аккредитаций в заштатных газетах за копейки. Я посчитала стороны, подтянула самооценку на место, чтобы не сваливалась, и в свою очередь шагнула в портал, чтобы выйти в Исанисе. Оказывается, там еще даже листопад толком не начался. И только глядя на пролетающего по небу птицеящера со смешной лопаткой из перьев на длинном хвосте, я поняла, что причина, по которой мы все здесь, – то, что Хайшен лежит по ту сторону залива в госпитале с трещиной в черепе, сделанной выстрелом. И может не очнуться.
Три дня публичного суда в сааланском стиле смешались у меня в голове в полную кашу. Я бессовестно пользовалась кристаллами памяти, помечая в блокноте только порядок записей, потому что от происходящего мне было хреновато. Да что там, я почти в обмороке была. И не только я. Мужик из "Криминальных новостей", увидев двухнедельного покойника, дающего показания в суде, молча вытащил из кармана пакетик с перцем, кинул в рот две горошины и разгрыз. Да и кто мог бы спокойно глядеть на труп, покорно пишущий ответы на вопросы, оставляя под собой зловонные лужи и пятная стол и бумагу зеленоватой жижей... Из-за плеча неупокойника написанное зачитывал какой-то досточтимый. А когда Димитри публично зашипел на труп: "Я тебе, скотина, разве позволял распадаться?" – я толкнула соседа локтем и попросила себе тоже пару горошков перца. И до конца третьего дня мы с ним на двоих весь его пакет потихоньку и сгрызли. Вроде помогало. И в нос не так шибало от допрашиваемого. Не представляю, как судьи терпели эту вонь три дня, но на четвертый они решили, что труп рассказал все, и отправили его в залив. Пешком. В сопровождении трех некромантов Академии. И объявили перерыв на день, чтобы проветрить и очистить зал. Все, кто находились в ратуше, немедля рванули наружу. Толкотни в дверях не было, все были безукоризненно вежливы, но некоторые воспользовались для выхода окнами, открытыми для проветривания – светски улыбаясь и извиняясь, разумеется. В зале уже были братья в сером с ведрами песка и охапками соломы, убирать помещение в этот раз предстояло им, а не сайни.
Я вышла на площадь и достала сигарету. Рядом со мной блаженно вдыхала чистый воздух репортажница "Коммерсанта", несколькими метрами правее курил трубку мужик из "Дойче Велле", рядом с ним двое с бейджиками "Индепендент" искали по карманам мигренол для коллеги из "Юманите". Москвичи из "АиФ", сложившись домиком, возвращались из порта, видимо, отсняв путь покойника до залива и в воду. Кадры, сделанные ими, без вопросов годились только для личного архива, печатать такое, ясен ледокол Красин, никто не будет. И в сеть выложить не дадут. Поодаль такой же плотной кучкой гораздо большего размера стоял весь цвет сааланской аристократии. Я заметила макушку Эгерта, устроившегося в стратегически удачном месте, и пошла здороваться, надеясь сделать два дела сразу: и ему показаться, и на саалан посмотреть. А то лица у них в конце заседания были уж очень сложные.
Я даже дошла. Больше того, успела поздороваться с ним и переброситься парой фраз, когда у аристократов вскипело. Сперва насторожился Эгерт, я проследила его взгляд и поняла, что маркиз да Шайни говорит о чем-то с Димитри, но нам не слышно, потому что ветер не в нашу сторону. И я это дело поправила, кинув к ним магическую нить, чтобы усилить слышимость.
– ...такая же властная дрянь, как и твоя якобы приемная дочь, на самом деле бывшая твоей любовницей. Эта тоже, дай ей волю, дотянется хоть до старых богов. Разница только в том, что если та не пропустила ни одних штанов, включая твои, то эта, наоборот, всю свою жизнь воротила нос от любых предложений, кем бы они ни были сделаны, ведь допустить власть мужчины над собой хоть на четверть часа выше ее раздутого достоинства. И упустил я их одинаково. Пока отец сомневался и советовался, Хайшен да Кехан успела вывернуться из-под брачного предложения. Что же до Нели да Муер... Знай я тогда, до коронации государя, что эта маленькая мерзавка пойдет дальше матери, пустил бы их обеих одним списком, чтобы не ходить два раза...
