Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 65 страниц)
– Женька? Я неожиданно у вас, но не один. К тебе можно?
– Дэн? – донеслось из динамика. – Приходи, конечно, хоть впятером. Ты где? Небось, опять у меня под окнами?
– Да нет, – усмехнулся Дейвин. – Пока еще в Даниила Галицкого, но скоро приедем.
Парки и сады города сайх рассматривал из окна автобуса так, как будто родину увидал. Но не проронил ни слова до самой двери в Женькину квартиру. Войдя, поздоровался, проследовал помыть руки, сел, как приличный, на пуфик в гостиной и снова замолчал.
– Ты на этот раз прицельно к нам или проездом? – справился Евгений, доставая кофейные чашки.
Дейвин шкодливо усмехнулся и перешел к сути.
– Женька, спасай меня. Мы едем в Милан на аукцион Сотбис. Надо одеть вот его, – граф кивнул на сайха, – в соответствии с целями поездки.
Евгений аккуратно поставил хрупкие чашечки на стеклянный столик.
– Дэн, волшебство, кажется, по твоей части. Хотя что это я. Кому надо, тот и делает, логично?
– Жень, – едва не взмолился граф, – ну правда, у нас нет времени лазить по бутикам, мы будем на месте чуть не в день начала торгов.
– Я вас и не заставляю. Вот фото с трех последних показов, – Ревский положил на стол папку с фотографиями, – если вам даже секонд не по дороге, из своего гардероба могу пожертвовать пару брюк, три сорочки и два пиджака, и развлекайтесь, как хотите.
– Но хоть советом поможешь? – спросил Дейвин грустно.
– Спасибо, – вдруг сказал сайх, – я, кажется, сориентировался.
– Ну, тогда не буду мешать, – кивнул Евгений, выходя.
Дейвин вышел за ним.
– Женя... ты что, приревновал меня?
Евгений обернулся к нему с каменным лицом.
– С чего ты взял? И какие у меня могут быть вообще основания ревновать? Я за сотни километров от тебя, давно женат, мы перезваниваемся раз в месяц, а этот парень, судя по всему, маг, как и ты, и занят в каких-то общих проектах с тобой. Наверное, и работает на Димитри, так ведь?
Дейвин, не говоря ни слова, сгреб друга в объятия. Не меньше чем через минуту тихо сказал:
– Пойдем в кухню, я расскажу тебе.
Рассказ занял почти час. Женька сначала слушал молча с непроницаемым лицом, потом у него начали непроизвольно подниматься брови, потом на лице появилась изумленная усмешка. Наконец, он сказал:
– Весело живете, нечего сказать. То есть тебя вот так вот взяли и выставили на десять дней, а он после всего попросту и без затей упал на хвост с предложением с пользой потратить время? И даже толком не сказал, что имеется в виду?
– Ну да, – Дейвин кивнул и допил кофе.
– Знаешь, Дэн... – осторожно сказал Евгений. – Я бы к этому хмырю лишний раз спиной не поворачивался, – и осекся.
Дейвин обернулся. Хмырь стоял в дверях.
– Евгений, простите...
– Да, Исиан? – с легкой улыбкой ответил Ревский.
– Где ближайший магазин подержанной одежды? Дейвин, я могу еще раз одолжить у тебя денег?
Дейвин молча отлевитировал кредитку сайху в руки. Евгений принялся объяснять дорогу к заветной двери. Исиан выслушал, поблагодарил, попросил закрыть за ним и появился под дверью через сорок минут с какой-то добычей. Разложив вещи в зале, он попросил у Женьки немного бумаги, горсть молотого кофе и косметические ватные диски.
Колдовал он долго, почти полтора часа. Евгений и Дейвин успели пообедать, обсудить во всех подробностях несостоявшуюся дуэль Исиана и Алисы Медуницы и перейти к вопросу вероятного будущего сайха в Озерном крае, когда бывший принц дома Утренней Звезды открыл дверь. На полу были разложены четыре сорочки, пара брюк, пиджак и жакет.
– Бриони, – одобрил Ревский. – На короткую поездку хватит, если поправить джинсы, которые на вас.
– По дороге, – коротко сказал Дейвин. – До рейса на Вену два часа. Женька, я как всегда засранец и обязан тебе по уши.
Евгений коротко улыбнулся.
– Просто приезжай в отпуск, хорошо?
– Еще до конца года, – сказал Дейвин, двумя руками держа его ладонь. – Обещаю.
На стыковочный рейс Вена – Милан они не успели, и да Айгит, бранясь сквозь зубы, начал рыться в сети в поисках места для ночлега. Сайх достал чарр, развернул над столом виртуальный экран, открыл карту города.
– Смотри, антикафе совсем рядом.
Дейвин вздохнул.
– С тобой поведешься, научишься и спать на чердаках...
В кабинете, еле вмещавшем два стула, стол и порт на пять розеток, Исиан показал Дейвину фотографию. На ней было ручное зеркало в серебряной оправе с ирисами.
– Считается утерянным в две тысячи пятнадцатом, – сказал сайх негромко.
Дейвин кивнул.
– Судя по тому, что я успел понять, оно должно всплыть в этом или следующем году на Сотбис, – продолжил Исиан свою мысль.
– Почему тебя это интересует? – спросил граф
– Ты же хотел провести время с пользой, – сайх удивленно улыбнулся.
– Ты уверен, что я имел в виду именно эту пользу? – вежливо уточнил Дейвин.
Исиан пожал плечами.
– Боюсь, что парадная лестница Эрмитажа в багаж не поместилась бы все равно. Да и на Сотбис ее вряд ли выставят.
В этот раз Дейвин посадил Исиана к окну, и тот весь час смотрел из окна на землю под крылом и облака. А выйдя, преподнес Дейвину еще один сюрприз, легко переведя ему все нужные объявления не только на информационных стендах, но и с голоса, слышного по громкой связи аэропорта.
Сам город граф почти не запомнил. Церкви, церкви, церкви, дворцы, дворцы, памятник художнику, то есть архитектору, то есть ученому, в общем, его звали Леонардо, а фамилию Дейвин не запомнил. Зато запомнил памятник среднему пальцу напротив здания банка. На аукционе Исиан вполголоса переводил ему все, что делалось в зале. Они прождали весь день, не выходя из зала до самого конца торгов, но лот не выставили. Зеркала с ирисами не было. Вечером в траттории Исиан листал иллюстрированный журнал, каталог торгов.
– Мне не нравится эта возня за кулисами, Дейвин, – сказал он на сааланике. – Лот есть в каталоге, но не объявлен и не выставлен. Причиной может быть только твое присутствие. Вероятно, кто-то узнал в тебе заместителя наместника Озерного края.
– Себя ты в расчет не берешь? – двигая к себе тарелку паэльи с курицей, осведомился да Айгит.
Исиан отложил журнал.
– Кому тут может быть интересен испанец с просроченным аргентинским гражданством и старым венесуэльским паспортом? Таких тут и без меня не меньше, чем камней в этой мостовой.
– И что ты предлагаешь? – хмыкнул граф.
– Я предлагаю завтра проехаться до Неаполя, – легко сказал сайх. – Здесь недалеко.
Дейвин пожал плечами, соглашаясь.
Они уезжали утренним автобусом, до жары. Исиан осматривался так, как будто что-то вспоминал. В Неаполе он предложил графу переждать жару в средневековом замке на острове и рассказал легенду о поэте, который спрятал в подвалах этого замка яйцо, приносящее удачу, и с тех пор судьба всего города якобы оказалась связана с судьбой этого яйца. Они осмотрели замок на острове со статуями королей и другими древностями и редкостями, потом другой, в городе. Потом сидели в траттории и ели пиццу. На деньги графа, конечно. Своих у сайха не было. Как только с улицы еле заметно потянуло свежестью, Исиан сказал: "Нам пора", – вышел на улицу и очень быстро пошел куда-то. Дейвин шел за ним, как квам на уздечке, ныряя в одну, потом в другую узкую улочку, пока не обнаружил, что стоит на каменной мостовой, а в просвете между дальними домами блестит море.
Сайх улыбнулся ему:
– Подожди меня вот там, я быстро. И возьми мне кофе, пожалуйста.
Граф удивился, но поскольку все равно не слишком хорошо понимал, что происходит, решил оставить вопросы на потом. Исиан появился через четверть часа, его кофе еще не успел остыть. Сайх взял чашечку, выпил содержимое одним глотком, откинулся на спинку стула и заявил:
– Мне кажется, Дейвин, нам не стоит оставаться тут на ночь. Лучше проехать еще немного, до Сорренто, зато ночевать спокойно, без сюрпризов. Тут уйма карманников. Не то чтобы это меня беспокоило, но знаешь, раздражает.
В Риме они оказались к следующему полудню, успев посмотреть в Сорренто Долину Мельниц, две виллы и гавань. Многочисленные церкви вызывали у Дейвина сложные чувства, но главным сюрпризом все равно оставался сайх. Он, глядя на изумленного графа невинными глазами, предложил проехаться по Европе, пока все равно есть время. Или, на выбор, отоспаться на пароме, но лично он за новые впечатления.
– Ты хочешь сказать, – уточнил граф, – что знаешь и другие языки Европы?
Сайх отрицательно покачал головой:
– Не настолько хорошо. Объясниться при необходимости смогу, но не больше.
Дейвин покачал головой и пошел за билетом на автобус. Из Италии они попали в Словению, оттуда в Хорватию, из Хорватии – в Венгрию, а оттуда в Румынию, и там у Дейвина кончилось терпение. Мотоцикл он купил в первом попавшемся салоне Бухареста, сказав Исиану, что если тот намерен и дальше ехать на его спине, пусть уж делает это открыто. Сайх без единого возражения надел шлем и проехал вторым номером всю дорогу через Молдову, Украину и Беларусь до самого въезда в край. Ни жалоб, ни комментариев по поводу своей манеры вождения граф не услышал, хотя основания дал, и не единожды.
В Санкт-Петербурге, добравшись до своих городских апартаментов, Дейвин предложил сайху спальное место, душ и стиральную машину, и даже не удивился, увидев среди предметов, извлеченных из городского рюкзака Исиана, сверток размером с то самое серебряное зеркало с ирисами, аккуратно обернутый крафт-бумагой.
– Из Неаполя, да? – уточнил он вежливо.
Исиан только коротко кивнул. Ночевать он не остался, собрал высохшую одежду, поставил портал и ушел. Дейвин, определяя, куда именно протянулась нить, уткнулся Зрением в Медного Всадника и только рукой махнул. Предмет, похожий на ручное зеркало, остался лежать в своей бумажной обертке на столе в гостиной Дейвина.
Он пролежал на своем месте до утра, затем по просьбе графа был забран из его дома людьми с Воскресенской набережной и увезен. Через трое суток этот самый сверток был распакован в реставрационных мастерских Эрмитажа. Содержимое сличили с описанием и отправили на место в хранилище. А граф да Айгит мог поклясться в том, что не видел этого предмета глазами иначе, чем на фотографии, и не держал в руках, даже если бы ему вручили шар правды.
Судьба интеллигента.
Так уж принято у людей, говорящих и пишущих по-русски: не понимать друг друга. Власть и простые граждане говорят, интеллигенция пишет. И вот вроде бы один язык, но понимания как не было, так и нет.
В честь опального интеллигента могут назвать проспект, как было с Сахаровым, или театр, как вышло с Войновичем, но даже среди тех, кто чтит память любого интеллигента-диссидента, найдется мало действительно понимающих и разделяющих его идеи. Ему могут даже пообещать вручить премию Сахарова, как пообещали Марине Лейшиной и Полине Бауэр – и в глазах власти и простых граждан это дискредитирует и саму премию, и номинанток.
И действительно: обе дамы не продвинулись серьезно в области науки, голодовка Бауэр не продлилась и месяца, да и объявлена толком не была, Лейшина пошла на сотрудничество с оккупационной администрацией именно в те дни, когда победа, казалось, была уже в руках оппозиции, обе они получили серьезные бонусы в имперской метрополии... или нет?
Нет. Во-первых, кроме блога, у Полины Бауэр есть ряд статей в серьезных сборниках, которые вряд ли попадут в руки широкой публике, но эти работы оказались известны администрации саалан, оперативно заменившей расстрел на работу в интернате при резиденции наместника. Марина Лейшина успела до объявления протектората империи выпустить книгу «По следам диктатур и демократий», небольшое критическое исследование известной работы Джина Шарпа. И при всем скептическом отношении к его методам, она включила цитаты из книги Шарпа в свою речь на процессе в Исанисе, столице империи Аль Ас Саалан.
Во-вторых, и Лейшина, и Бауэр боролись за право жителей края на свою культуру, на национальную память и, наконец, за право граждан края на безопасность.
Наконец, в-третьих, премия Сахарова присуждается не за научные достижения. Первое условие ее присуждения – это готовность к смерти, которую обе дамы и продемонстрировали. Одна в мае, во время уличных митингов, участие в которых вполне могло кончиться для нее камерой смертников в «Крестах», а вторая в январе, публично отказавшись от помилования лично ей на процессе в метрополии ради возможности выдвинуть требование пересмотра всех приговоров «за недолжные практики».
Еще премия Сахарова присуждается людям, выражающим несогласие с официальной политикой, нарушающей права человека, даже если им самим ничто не угрожает. В начале пути и Лейшина, и Бауэр имели массу возможностей как покинуть край, так и просто продолжать свою работу, не ощущая никакого давления со стороны администрации империи. Но выбрали протест. Бауэр заработала обвинения в «недолжных практиках», отчасти сфабрикованные по доносу, отчасти основанные на доказательствах, добытых под пыткой, Лейшиной угрожали высылкой и лишением гражданства края. С позицией Сахарова их поведение вполне сравнимо, как и он, они поставили убеждения выше личной безопасности.
Оскорбляться фактом того, что «продавшихся» и «заработавших на аварии» номинируют на правозащитную премию, можно сколько угодно, но при этом следует помнить, что ни Лейшина, ни Бауэр никого не убивали и не собирались. А вот те, кто обвиняет их в убийствах и провокациях, сами не раз были уличены во лжи и манипуляциях общественным мнением. Впрочем, с точки зрения таких людей лжецом и манипулятором окажется любой, кому убеждения и принципы дороже жизни. Ведь с точки зрения людей, у которых вместо личности давно уже плесень, а вместо совести – телевизионная проповедь, нет хуже преступления, чем наличие собственного взгляда на жизнь.
«Эхо Москвы», Юрий Надыршин, 20 августа 2028 года.
Димитри прочтя эту заметку, удовлетворенно кивнул и подумал, что пора бы показать Полину публике. И нужно чем-то занять Исиана, чтобы не слишком рвался с ней общаться.
Иван Кимович Рудой заметку тоже видел, но отреагировал иначе. Он взял комм и сказал кому-то: "Зайди". Появившийся в его кабинете через несколько минут незаметный спокойный человек средних лет молча встал у двери.
– Проходи, – недовольно сказал Рудой. – Что там Бауэр? Месяц ведь уже, как она дома.
– Месяца еще не прошло, – уточнил человек. – А в целом – ничего. Только паспорт поменяла. Пришла в сопровождении приемного сына, сдала документы, через десять дней опять пришла, с ним же, документы забрала. Другой активности не было. В городе не бывает, со слов соседки, и из дома не выходит.
– Навещала соседка? – уточнил Иван Кимович.
Незаметный человек утвердительно кивнул.
– А как же. Беседы, правда, не вышло. Отвечает без интереса, односложно, дворовых и районных новостей не слушает, разговором тяготится, в общем, ведет замкнутый и малоактивный образ жизни.
– Ну ладно. А что Лейшина, вернулась?
– Нет еще, Иван Кимович. Заметки на сайте "Света в окне" появляются, но там в основном о кодексе Наполеона и гражданском законодательстве. По стилю текст ее, видимо, с почтой пересылает. А так – все еще там.
– Ну ладно. Иди. Обо всех изменениях докладывать сразу, помнишь?
– Так точно.
Дейвин заметки не читал, ему было не до того. Десять дней отсутствия сказались на его делах самым неприятным образом. Даже несмотря на то, что часть проблем разгребла Нодда, часть разрулила Дина Воронова, а часть дел сумела подхватить Асана да Сиалан, с которой граф и беседовал в то время, как Иван Кимович выяснял обстановку, а Димитри размышлял о делах ближайшего будущего.
– Я не понимаю, Дейвин, – сказала виконтесса. – Этот сайх, отец Макса Асани... почему вокруг него столько всего завертелось? Князь беспокоится из-за него, не хочет, чтобы он встречался с Полиной, миссия Созвездия до сих пор гудит из-за их дуэли с Алисой, а сам он где-то в городе и не отвечает ни на вызовы, ни на письма.
– Асана, – вздохнул граф, – я был на той дуэли его секундантом. Могу тебе сказать, что более гнусного способа слить поединок я еще не видел, девочка была расстроена до слез. Я не удивлен, что князь выставил меня из края после этого, странно только, что так ненадолго. Я не спорю с тем, что старший Асани тоже хороший маг и, наверное, неплохой специалист, как и его сын. Но как человек и дворянин, он... я бы с этим сайхом в кости играть не сел и тебе не советую. И вообще манеры у него временами... как с хаатского рынка.
– Дейвин, ты что, так ничего и не понял? – удивилась Асана.
– А что я должен был понять? – Да Айгит наклонил голову вбок, подчеркивая, что ждет ответа.
Виконтесса посмотрела на него очень большими глазами.
– Ты правда думаешь, что князь не знает о том, что Алиса опять оказалась в госпитале?
Дейвин пожал плечами. Он все еще чувствовал себя уставшим после дороги, и ему сложно давались логические построения с пропущенными шагами.
– Наверное, ему доложили, но что с того?
Асана подняла брови и некоторое время молчала.
– Ничего, – наконец, сказала она. – Совсем ничего. Кроме, разве что, того, что когда за человеком приходит старый бог, этим должен заниматься досточтимый, а не светский маг.
– Асана, – возразил Дейвин. – Но ведь не было старого бога в ее случае.
– Ты досточтимый? – спросила виконтесса. – Или, может быть, ты офицер Святой стражи, чтобы знать это наверняка?
– Нет, Асана, – вздохнул Дейвин. – Я не церковный маг, а боевой. И не служу в Святой страже. Но отличить дурное воспитание от влияния старого бога я в состоянии, как и князь. Мы оба проходили это на собственной шкуре, он дома, а я в школе.
Асана кивнула.
– Вот именно поэтому тебя и выставили из края всего на десять дней. Князь понимал, что ты прав и все сделал верно. Но смириться с этим он был не в состоянии. Дейвин, он простил бы тебе это, не случись всего остального, но встреча Алисы со следователями, которые ее допрашивали в двадцать третьем году... Это было уже слишком много.
– Да она же сама предложила позвать именно их! – Дейвин встал с места и прошелся по комнате. – Какого ящера? Я уже ничего не понимаю!
– Дейвин, у нее еще нет кольца, она недомаг и не может принимать решения самостоятельно. Это неважно, что она была сайхским магом и работала как специалист. Сейчас она недомаг. За нее отвечал ты, а вышло так, что ты признал ее решение как если бы имел дело с квалифицированным магом.
– Но Асана, ты же видела, как она показала себя в расследовании об убийствах новорожденных! – возмутился граф. – Она уже не недомаг.
– Так или иначе, у нее еще нет кольца, Дейвин, – повторила виконтесса. – Князь не может даже написать ей представление на экзамен, еще нет года со дня возвращения Дара.
– Ну хорошо, – Дейвин мрачно сел в кресло. – С дуэлью, надо полагать, я тоже оказался неправ, и следовало запретить ей сражаться и аннулировать вызов?
– Нет, но вызываться быть секундантом сайху... и не просто сайху, а... ты вообще думал, что делал?
– Я очень хорошо подумал, Асана, – кивнул Дейвин. – Прежде всего, другого секунданта Исиан бы не нашел. Алисе была нужна дуэль, а не грязный скандал с бывшими сородичами. Дальше, я сразу не был уверен в его честности. В конце концов, это он приказал лишить ее Дара. Причин, по которым он тут появился, он не объяснял. Может быть, и в самом деле пришел доделать начатое. Она вызвала его и правильно сделала. Кто-то должен был проследить за тем, чтобы он соблюдал правила. Мне и в голову не могло прийти, что он сложит оружие и примет позор, не вступая в бой.
Виконтесса печально кивнула.
– Князь сказал мне все это. На следующий же день после того, как отослал тебя. Но он чудом не свернул тебе шею. Только присутствие сайха и помешало. Ему он хотел сломать нос, кстати. За Алису.
Двадцать второго августа наше подразделение наконец вернули Асане да Сиалан, и мы вздохнули с облегчением. Особенно я. Участие в следственных действиях способно вымотать все нервы, с какой стороны ни находись, за тот месяц я это очень хорошо поняла. Овечья покорность девчонок, втянутых в секту как сырье, их мамаши, такие же безмозглые, как и дочки, даже хуже, медперсонал, трясущийся от страха и выдающий вранье за враньем, следователи Святой стражи, дотошно проверяющие показания... я уже сама едва не начала путаться в собственных словах, когда все вдруг закончилось. То есть для нас закончилось. Нас еще обещали вызвать в суд для дачи показаний, но сейчас следствие продолжалось без нас. Где были два последних спрятанных роддома, я так и не узнала, это выясняли уже без нашего участия. Внезапно появившийся после десяти дней отсутствия Дейвин сказал, что дальше полиция разберется сама, и вообще князь поручал это им, и нечего сваливать на Охотников всю работу подряд, у них свои задачи.
Я чувствовала странную смесь облегчения, гадливости и стыда. И не знала ни что с этим делать, ни что делать с собой такой. Мне казалось, что я в чем-то ошиблась, проиграла, недостойна носить форму Охотника, быть магом, ходить по улицам Петербурга и вообще открывать рот. Попытавшись прийти с этим к Нуалю, не смогла говорить и только попросила успокоительный чай. Подумала еще и написала Унриалю да Шайни. На том уроке он сказал мне едва десяток слов, зато загонял, как обещал, так, что наутро у меня болели даже пятки. И затылок. Зато мыслей не было. Вообще ни одной. А вечером он прислал мне сообщение с вопросом, что я поняла из вчерашнего урока. Думать мне было все еще нечем, и я написала, что именно поняла. "Если хочешь жить, оружие опускать нельзя ни на секунду". И он ответил: "Уже неплохо". Следующий урок он назначил на пятое сентября, как раз после дежурства. И мы уехали в Лебяжье.
Вернувшись тридцатого, я сразу почуяла: что-то не так. Спросить было толком некого, но ощущение какой-то не беды, а неизбежной и очень грустной неприятности, висело над всем господским крылом резиденции. Я залезла в сеть. Оттуда на меня вывалилась очередная порция банановой кожуры и обезьяньего помета в адрес Полины, но ничего толком понятно не было. Сунувшись к Дине Вороновой с фотографиями из Лебяжьего, я узнала от нее, что князь недоволен и зол из-за того, что Айдиш не продлил Полине контракт со школой. А пока мы с ней занимались фотографиями, добежала информация от Иджена, что Димитри отправил Полину за звезды, на Кэл-Алар.
Кроме Островов, у Димитри идей не было. Да, этот результат был предсказуем и понятен еще в январе. Но делать с ним что-то нужно было все равно: Димитри да Гридах не собирался спокойно смотреть, как угасает женщина, которую он назвал своим другом.
За три дня до начала учебного года Айдиш пришел к нему поговорить и положил на стол какие-то листки. Димитри, посмотрев в них, узнал анкеты типа тех, что заполнял в декабре, знакомясь с методами работы здешних менталистов, только очень большие. Хмыкнув, присмотрелся внимательно и увидел, что заполнены они одной рукой.
– Интерпретации в конце, – негромко сказал досточтимый.
– Расскажи мне сам? – предложил Димитри и отложил листки.
– Это многофакторный опросник, довольно старый и очень надежный, – сказал Айдиш. – Перед началом года его заполняют все воспитатели и учителя, чтобы я точно знал, что дети не получат от взрослых дурных примеров. Полине я его, конечно, тоже дал, правила одни для всех. Первая попытка ей не удалась, вот график. Она обсчитала тест сама, увидела, что не была достаточно откровенна и попросила вторую анкету. Мы назначили другой день, встретились в городе, она заполнила анкету и забрала ее обсчитывать. Еще через день привезла ее мне, но признала опять негодной, потому что, видимо, была не в форме и волновалась перед тестированием. Она попросила третью попытку, и я согласился. Третий профиль, вот этот, она обсчитала у меня в кабинете.
– И он тоже не устроил тебя? – уточнил Димитри.
– Он и ее не устроил, – вздохнул Айдиш. – Видишь вот эти два высоких пика и третий, поменьше? Она старалась быть внимательной, но результаты все равно недостаточны, и у этого есть причины. Не будь это она, я бы сказал, что анкету заполнял человек, способный не только принять решение покончить с собой, но и выполнить его. – Заканчивая фразу, досточтимый указал карандашом на самую низкую точку графика.
– Что думает она сама? – спросил князь, изучая листок.
– Предполагает, что болезнь сердца так сказалась на ее настроении. Но работать в таком состоянии нельзя не только с детьми, со взрослыми тоже. Она это понимает и сама.
В подробности Айдиш вдаваться не стал, чтобы не расстраивать князя еще сильнее. В разговоре после третьего тестирования Полина сразу признала, что два месяца лежала и смотрела в потолок и не делала ничего, то есть вообще ничего.
– Полина Юрьевна, вы понимаете, что у вас развивается депрессия? – спросил директор интерната, услышав это.
– Досточтимый Айдиш, – сказала она, – понимаю и не вижу в этом ничего удивительного.
Он посмотрел в ее анкету еще раз.
– Хорошо, вы намерены с этим что-нибудь делать?
– Нет, – спокойно ответила она. – Антидепрессанты мне никто не выпишет, а весь внутренний резерв я благополучно истратила.
Айдиш отложил последний тест в одну стопку с предыдущими. Относительно антидепрессантов Полина была совершенно права. Работать на таблетках в интернате с детьми, среди которых уже есть инициированные маги, было очень плохой идеей. А без таблеток к этим детям в таком состоянии ей просто не следовало подходить.
– Я не могу вас допустить к работе с детьми. Мне очень жаль, но... – он не стал договаривать фразу, все было и так понятно.
– Мне, наверное, тоже жаль. – По ее лицу и голосу было видно, что если ей чего-то и жаль, то только усилий, потраченных на дорогу до резиденции из города, а остальное ей довольно безразлично.
– Я должен сообщить князю, – предупредил он.
Она легко согласилась:
– Если должны, то, конечно, надо сообщить.
Айдиш вздохнул, перелистал анкеты, вынул профили и посмотрел на них еще раз.
– Полина Юрьевна, давайте попробуем исследовать ситуацию глубже?
Она вежливо улыбнулась.
– Ничего не имею против, если вам не жаль тратить время.
Айдиш достал из шкафа книгу тестов.
– Мы потратим не больше часа на все в общей сложности.
За этот час они не выяснили ничего утешительного. По шкале Бека Полина набрала двадцать три балла, по тесту Цунге вышло тридцать четыре балла. Тяжести состояния, видимой по опроснику СМИЛ, это не подтверждало, но Полина не занижала показания, ей было все равно.
– Вы выполняете свои религиозные практики? – спросил он в конце беседы.
– Необходимый минимум выполняю ежедневно, – подтвердила она.
– Открыть вам портал домой? – предложил он.
– Если можно, – кивнула она.
Из зала Троп Айдиш отправился прямо к князю, зная, что тот ждет его с совсем другим вопросом. Но разговор о личных отношениях Димитри в тот день пришлось отложить.
Двадцать девятого августа Полине в почту пришло приглашение на прием к наместнику на полдень следующего дня.
Разговор получился сухим и коротким.
– Я видел твои анкеты, Айдиш говорит, что работать ты не можешь.
– Так и есть.
– Я должен тебе отдых. Процесс реабилитации по приговорам двадцать третьего и двадцать пятого годов уже идет, ваши требования выполнены, ты можешь заниматься своим здоровьем.
– У меня нет идей по поводу моего здоровья.
– Это понятно, – кивнул князь. – Идея есть у меня. Для начала, ты проведешь осень на Дальних островах под присмотром ддайгских целителей из моих верных. Если им удастся сделать хоть что-нибудь, зиму ты будешь пережидать в землях Ддайг, в тепле. Собирай, пожалуйста, вещи. Третьего в полдень сопровождающие будут ждать тебя в Адмиралтействе. Разовый пропуск возьмешь у Иджена.
Димитри вдруг улыбнулся, договорив.
– Я уверен, что все наладится, ты отдохнешь и вернешься к привычной жизни. Ну или выберешь новую, если захочешь. Ступай собираться.
Полина кивнула, попрощалась и пошла к двери. Князь посмотрел ей в спину и очень тихо вздохнул. На самом деле он совсем не был уверен в том, что сказал. Ему оставалось только надеяться на то, что бог Нового мира сам человек и своих верных не бросает, как и положено доброму сеньору. И на то, что Полина – достойный его вассал и не заслужила пренебрежения сеньора, которому она клялась в верности.
