Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"

Автор книги: Эгерт Аусиньш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 65 страниц)

   Уже дома у его сайни, которые, оказывается, привечали всю тусовку уличных артистов, работающих в центре, Унриаль рассказал, что собирается довести количество сайни до десятка, но в то, что удастся перетащить сюда мамочку со щенятами, и сам не верит. А потом спросил о моих делах так, как маг спрашивает мага. Я пожала плечами:

   – Работаем... работают, то есть. Я там так... сама не знаю зачем.

   – Ну как же, – усмехнулся он. – Ты там очень даже на месте. Иначе тебя там не было бы.

   – Уверен? – я с сомнением покосилась на него и сунулась в карман за сигаретами.

   – Абсолютно, – отмахнувшись от моего дыма, ответил Унриаль да Шайни. – Все это началось у тебя на глазах, как оно может прийти к завершению без тебя?

   Я выронила сигарету, попыталась подхватить ее в воздухе, обожглась и тряхнула ладонью. Только после его фразы я поняла в полной мере, что именно мы делаем и как должен выглядеть конец нашей работы. И самым страшным для меня в ту минуту было осознание того, что Макс так и не достал из-под своего купола ни одного целого муравья. Только пыль.

   Глянув на Унриаля по возможности нейтрально, я сказала:

   – Спасибо, что показал ваше представление. Я вижу, что сайни нравится тут. И вас с ними, похоже, любят.

   Он улыбнулся – видимо, для него это было важно. Потом спросил про мои планы, я ответила, что хочу погулять одна, пока еще есть свободное время, и мы попрощались. Я пошла, сама не понимая куда. Сперва по Колокольной мимо подвальчика, где мы не раз пили кофе вдвоем в наш первый год, потом по Марата через закрытое теперь метро, у которого он покупал мне цветы, когда мы встречались в центре, потом пришла к грузинскому кафе, тому самому, где мы с ним часто ели чанах и хинкали, потом к Летней канавке, где целовались на мосту, потом по нашему обычному маршруту мимо Михайловского сада к каналу Грибоедова и по всем переулкам-мостикам... На одном из них нас кто-то сфотографировал вдвоем, и мы получились смеющимися в камеру, он еще был в штатском, а я в какой-то милитаристической куртке и тельняшке под ней. Где-то это фото до сих пор лежит наверняка. Что еще мне осталось от наших пятнадцати лет вместе? Его последняя записка. Подарок, который я так и не подарила. Подоконник, на котором мы вместе сидели в квартире, куда у меня нет сил зайти. Мои воспоминания о его улыбке. И то, что когда-то было моей жизнью и перестанет существовать, как только снимут купол. А его так и нет. Нигде нет. И теперь я делаю то, что разрушит и эту последнюю память...

   Я так и не пошла домой. Ни на Васильевский, в бывшую квартиру родителей, ни на Галерную к себе, ни тем более в нашу общую с ним. Вывернула к Невскому, не глядя на Эрмитаж, защищенный сайхской прозрачной силовой сеткой, накрытой сверху световой иллюзией будущего облика здания, прошла по саду к Адмиралтейству и вернулась в резиденцию. Меня тут же поймала Нодда и сказала идти к графу да Айгиту, который меня ждет уже полдня. Я послушно спустилась на этаж старших магов и пришла в кабинет графа.

   Он, сидя в кресле у своего стеклянного камина, изучал какой-то лист бумаги. С рисунком. Записью заклятия, кажется. Когда я подошла, Дейвин протянул лист мне:

   – Не узнала?

   Как я могла не узнать то, что сама же и рисовала... На листе была конкретная ворона. Та самая, под которую я маскировала дрон с взрывчаткой, предназначенный Димитри.

   – Узнала, – сказала я и вопросительно на него посмотрела.

   Он как ждал этого: откинулся в кресле и глянул в ответ так, что я сразу поняла – будет глумиться или подначивать. Вот только подначка оказалась не его.

   – Магистр Академии проникся идеей дипломных выпускных работ. У тебя есть выбор. Можешь сдавать стандартный экзамен, а можешь защищать эту свою разработку.

   – А когда? – я мельком глянула на календарь и не порадовалась, увидев там почти конец июля.

   – В вашем октябре, – ответил Дейвин, тоже прищурившись на календарь. – В самом конце летних каникул в интернате Исюрмера. Это будет событие для досточтимых и знати.

   Значит, купол снимут не в этом году... Я непроизвольно перевела дух. Граф вскинул бровь:

   – Что, мало времени?

   – Ну... – сказала я неопределенно.

   – А конкретнее? – прищурился он.

   – А конкретнее – я эту наработку изначально делала не для того, – вздохнула я. – Это вообще игрушка должна была быть. Типа смс-сообщений или открыток. Сообщение приносит птица или бабочка, после вручения развеивается. Начала делать, как сюда из Созвездия вернулась, потом... кхм... потом вы пришли, не до того стало. А потом... потом использовала, как использовала.

   – Ну и расскажешь на защите проекта, – невозмутимо ответил граф. – Вот это все и расскажешь. Если сумеешь доделать за это время исходную идею, будет мило. И убедительно. Если нет, просто сделай несколько заготовок под такие иллюзии, именно этого от тебя и будут ждать.

   Он встал, прошелся по кабинету открыл ящик стола и вручил мне альбом крафт-бумаги и большую коробку пастели.

   – Вперед. Дерзай. Через две недели покажи мне черновики, хорошо?

   Исиан Асани въехал в Озерный край двенадцатого августа две тысячи двадцать девятого года. Официально, по виду на жительство, позволяющему жить, работать и приобретать жилье в собственность. Бюрократическая машина края, все еще движущаяся, хоть и с жутким скрежетом и поминутными остановками, пропустила его без проблем: испанец и испанец, кого только не прибьет шальной волной к этому многострадальному берегу. Его даже не спросили, что он намерен тут делать зимой, после Аргентины-то. Он быстро, в течение недели, заключил второй рабочий контракт с бюро переводов и разместил свое резюме на ресурсе, подбирающем преподавателей и репетиторов. Устроился в хостеле в первый же день и обратился в агентство недвижимости.

   Впариваемый приезжему неликвид агент не смог назвать ни квартирой, ни студией. Это и не было ни тем, ни другим. Вероятно, во время постройки дома здесь планировалась дворницкая, позже переоборудованная под жилье. Пятнадцать метров комнаты, пять – импровизированной кухни, два метра прихожей да полтора метра санузла с крохотной раковиной и душем над ней в полуметре от унитаза со сливом в полу за ним. Первый этаж перед лифтом, два узких, как бойницы, зарешеченных окна, открывающие вид на помойку и остатки детской площадки за ней. Сайх даже не дрогнул, осмотрев предложенное. На вопросительный взгляд агента он только пожал плечами:

   – В фавелах хуже. Жить можно, беру.

   Марину Лейшину Исиан нашел двадцать седьмого августа. Официально, через сайт "Света в окне". Путем запроса через чат узнал ее приемные часы и пришел в офис правозащитной организации, две комнатки во дворах на Владимирском проспекте. Само собой, ее на месте не было, зато был кто-то из дежурных. И сайх убедил его позвонить Марине Викторовне и пригласить ее в офис, потому что ему очень надо, а ей, ну правда, будет интересно. А может быть, и полезно.

   – Аргентинец? – удивилась Лейшина. – С чем-то интересным лично мне? Ну хорошо, пусть подождет полчаса, сейчас буду.

   Обещанные Лейшиной полчаса превратились в сорок минут, и все это время посетитель спокойно сидел на предоставленном ему стуле и смотрел в потолок, не выражая никакого неудовольствия и вообще не слишком себя проявляя. Выглядел он... да никак не выглядел. Без возраста. Не мальчишка, это понятно, но и не старик. Тридцать пять, сорок пять или пятьдесят пять – бог весть. Футболка, джинсы, кроссовки, два браслета из каменных бусин на левом запястье, черные с заметной сединой чуть вьющиеся волосы, внимательные темные глаза, легкий загар. Под ворот футболки уходит цепочка. Неподвижная расслабленная поза – то ли задумался, то ли медитирует. Вряд ли спит: спать, глядя в потолок, люди не умеют.

   Марина вошла в офис, прошла мимо посетителя, как мимо пустого места, спросила: "Кто тут хотел меня видеть?" – и чуть не вздрогнула, услышав за своей спиной: "Я просил о встрече, здравствуйте".

   – Проходите, – кивнула она на свой стол. – Слушать чужие разговоры тут не принято, так что можете считать, мы тут одни.

   – Меня зовут Исиан Асани, – представился посетитель.

   Марина попыталась приглядеться к мелькнувшей на задворках памяти тени, но не выловив из воспоминаний ничего четкого, кивнула:

   – Ну, что я Марина Лейшина, вы уже знаете, значит, мы знакомы.

   – Ближе, чем кажется, – улыбнулся аргентинец. – Вряд ли вы сможете поинтересоваться об этом у наместника края, он не особенно рад моему появлению, но его заместитель граф да Айгит может рассказать вам обо мне. Ведь это по его поручению я опекал Полину Бауэр в Исанисе. И развлекал его во время прошлогодней опалы тоже я.

   Марина моргнула. Потом моргнула еще раз, медленнее, и сказала:

   – Продолжайте, пожалуйста, я слушаю.

   – У меня очень простой вопрос, Марина Викторовна, – сказал аргентинец, похоже, бывший не вполне аргентинцем. – Я пришел спросить, где сейчас Полина Юрьевна, что с ней и могу ли я ее увидеть.

   Марина от удивления даже улыбнулась.

   – Да, действительно, проще не придумаешь. И первый ответ у меня для вас тоже очень простой. Официальной версии на данный момент нет. В самых общих чертах – она за звездами.

   – А можно выяснить подробности? – так же легко спросил Исиан Асани. – Видите ли, у меня нет гражданства края, только рабочая виза, и мне не кажется хорошей идея спрашивать о судьбе Полины Юрьевны через нашего консула в Москве, поэтому я так... частным образом пришел.

   – А у вас есть возможности спросить об этом через консула? – осведомилась Лейшина.

   Исиан Асани пожал плечами:

   – Пока я единственный перевожу с сааланика на испанский – да, есть.

   – А как вас тогда вообще отпустили? – удивилась Марина.

   – Не отпустили, – улыбнулся не аргентинский аргентинец, – а попросили переехать, на случай возможных переговоров или сопровождения групп за звездами. Переводчик с сааланика больше нужен здесь, чем в любой другой точке мира.

   Марина опустила взгляд и тяжело задумалась.

   – В таком случае не проще было позвонить графу да Айгиту? Так же, частным образом? Ну раз уж вы близко знакомы.

   – Я ему обязательно позвоню, – согласился Исиан Асани. – Как только выясню, что известно вам и каковы перспективы.

   – Хорошо, – мирно сказала Лейшина. – Через три дня свяжитесь с нами, я уже буду знать... по крайней мере, дату, к которой я смогу сказать что-то определенное.

   – Благодарю вас, Марина Викторовна, я напишу через три дня, – ответил не аргентинский аргентинец, попрощался со всеми присутствующими одновременно и вышел.

   Лейшина, побарабанив пальцами по столешнице, взялась было за телефон, но махнула рукой, сбросила дозвон и пошла домой. Валентин перезвонил ей по дороге.

   – Мариша, привет! Что звонила, что передумала?

   – Валя, здравствуй. Скажи-ка мне, Ведьмак случайно не у вас?

   – Пока еще нет, обещался в течение часа, а что?

   – Вот какое дело, Валя... – и Марина подробно рассказала капитану клуба "Последние рыцари" о разговоре с аргентинцем, который был совсем не аргентинцем.

   Валентин, пока она говорила, только вставлял «ага» и «так», сообщая, что он все еще тут и слушает. Наконец, сказал: «Я понял, Мариша, спасибо», – и нажал отбой. Глянул на приехавшего Дейвина, ответил на его приветствие и предложил:

   – Пойдем наверх. У меня пара вопросов про твоего нажопника, с которым ты жениться не хотел.

   Дейвин замер на полушаге.

   – Исиан Асани опять здесь?

   – Да, – кивнул Валентин. – Причем совершенно официально, с аргентинским гражданством и рабочей визой. И вы от него теперь никогда не отделаетесь, если не выучите других переводчиков с испанского на сааланик и обратно. И даже когда выучите, отделаетесь не сразу.

   Граф оперся на перила и с чувством высказался по-русски.

   – Пойдем, – повторил Валентин. – Я еще вопросы не задал, а ответов хочу. И сильно.

   Дейвин вздохнул пару раз, чтобы успокоиться, и двинулся вверх по лестнице.

   После этой беседы заместитель наместника ушел порталом в Адмиралтейство и пробился к сюзерену в кабинет, минуя очередь в приемной. И испортил своему князю настроение полученными новостями. Димитри начал кривиться и морщиться, еще не дослушав доклад.

   – Дейвин, это невыносимо. Ему что, опять что-то нужно от Алисы? Так мог бы спросить прямо, зачем он пытается заставить нас догадываться?

   – Мой князь, ты устал и раздражен, – ответил граф. – Но как всегда, решил задачу в одно движение. Действительно можно спросить прямо, и я попрошу Марину Лейшину задать сайху вопрос о его намерениях, ведь именно к ней он придет за ответом. И мы будем знать все, что хотим.

   Решение вопроса с магическим и радиоактивным содержимым купола предложил граф Ардеран, один из магов университета Исаниса, приглашенных князем, оказывается, еще в девятнадцатом году. Оборотней и их мир было даже немного жаль. Впрочем, они нас жалеть не стали, и принцип талиона, равного возмездия, с сааланской точки зрения, действующий между всеми живыми разумными, тут был вполне уместен. Даже если они были разумны, навредили они нам не меньше чем авария и купол вместе взятые. А если разума им не завезли... ну, значит, им не повезло. Не каждый билет в лотерее мироздания бывает выигрышным, и это часть гармонии Вселенной. К модели купола добавили еще модель второй точки, генерирующей порталы, чтобы выяснить, появляются ли они и под куполом тоже или только рядом с ним. И принялись ее строить, заняв для этого соседнюю лабораторию. Пока в стене прорубали арку для соединения помещений, магам объявили каникулы, и я пошла рисовать птиц.

   Овсянка, зимородок, малиновка, трясогузка, иволга, зяблик, сойка, сорока, галка, скворец, славка, королек... Я извела всю пастель и три альбома. Колени у меня были в мелких царапинах от птичьих коготков, и я не успевала залечивать кожу. Главное – не думать. А для этого нужно было делать много и быстро. Но мысли все равно лезли, вместе с воспоминаниями. Эта идея, с птицей-запиской, пришла мне в голову в наш первый год. Мать все время совалась в мой телефон, и все сообщения – и мои, и его – приходилось удалять сразу. Иногда я подолгу не могла ответить на сообщение, тем более позвонить, а очень хотелось. Он уже знал, понял обо мне все, и при нем можно было не прятаться. Правда, когда я заикнулась о работе с ним вместе, оборвал меня так жестко, что до вечера не хотелось общаться. "Девочкам не место" – и все. А которые там работают, сами знают, что делают, и не от большого счастья туда идут. Насмотревшись на Охотников, я могла согласиться, но толку-то теперь. Он все равно не услышит. А тогда... тогда я представляла картинку, как птаха прилетает к нему, садится на ладонь – и превращается в письмо. Представляла и думала, как это сделать. Додумать не успела. Первой реализацией идеи стала конкретная ворона. Совсем не то послание и не тому адресату. Было что-то очень несправедливое в том, что моим еще одним неподаренным подарком любимому будут пользоваться именно те, кто нас разлучил. Но еще менее справедливо будет, если идея так и пропадет. Потому что тогда от нас с ним даже этого не останется.

   Прототипы я делала при Дейвине, ему и показывала в действии. Князь был, традиционно, занят, недоволен и задолбан. Меня его настроение уже не волновало, лишь бы практику подписал. В последний день сентября он вызвал меня посмотреть готовую работу и похвалил. Я отделалась формальной благодарностью и ушла, отказавшись от чая. Ему не мешало поспать лишние полчаса, мне хотелось побыть наедине с воспоминаниями, которым скоро предстояло исчезнуть.

   Август почти закончился, до экзамена оставалось чуть больше месяца, и я решила попробовать принести свои терзания Айдишу. Но застала в интернате жуткий скандал, заставивший меня забыть о том, с чем пришла, и рвануться помогать досточтимому и всему интернату. Отчасти Айдиш и сам приложил руку к случившемуся, точнее, его подвела щепетильность в вопросах соблюдения правил. Уволив Полину по состоянию здоровья, он немедленно получил другого психолога, навязанного интернату департаментом образования. А у сферы деятельности, определяемой в самых общих чертах как «человек – человек», есть одна неочевидная особенность: специалист, который не может сам себя трудоустроить, как бы не очень-то специалист. А найти себе рабочее место по специальности без опыта в этой сфере может только человек, обладающий одним из двух благ: нерядовым талантом, – а если его нет, то хотя бы упорством, – или нерядовыми связями. Не имея ни того, ни другого, надеяться на рабочее место можно только в одном случае: если ты готов выполнять в первую очередь задания тех, кто тебя сюда пристроил, а уже потом свои рабочие обязанности. Но и тогда стоит не считать, что ты брат министру и кум королю, а твердо помнить о своей доле разменной монеты. И вот эта последняя ошибка именно в сфере «человек – человек» чаще всего встречается и позже всего вскрывается. По крайней мере, под нашим небом это так. Ну, в основном. Полина и Марина как бы не совсем удачный пример, они обе скорее исключение, чем правило, а девчонки, шедшие в боевое крыло Сопротивления, шли умирать. Не в последнюю очередь потому, что разменными монетами в собственном доме они уже стали, а так у них хоть шанс появлялся разменять себя самостоятельно и за свое. А остальные... хочешь жить – умей нагибаться и молчать. Жить один хрен не получится, но выжить выйдет. В интернате, казалось бы, это особенно должно быть верно, даже в таком, как при резиденции наместника. Но почему-то общая закономерность не сработала. Так я думала, вникая по докладным и документам в грязную историю, заваренную новым интернатским психологом.

   А потом пошла к детям, и они быстро объяснили мне, что нереально выжить в интернате и в детском доме, нагибаясь под неправомерные требования и пытаясь "проявлять понимание", "быть выше" и "демонстрировать воспитание". Так там можно только сдохнуть, причем довольно мучительно и медленно. Я поняла, беседуя с ними, что мнение бывает только у того, у кого есть зубы или достаточно храбрости отстаивать свою позицию, несмотря на давление. А удел согласившихся – соглашаться и дальше. Чаще всего не в свою пользу. Или получая желаемое на унизительных и невыгодных условиях и всегда не вдосталь. И поэтому за любые попытки нагнуть и подчинить кара должна настигать немедленно. Если это делает взрослый, а особенно за рамками служебной инструкции – тем более. Они и отреагировали по ситуации, согласно своим взглядам. Пока он просто втирался в доверие, его терпели, хотя и кривясь. Когда он начал зазывать девчонок к себе попить чаю и задавать провокационные вопросы, ему запомнили и перестали доверять. А потом и приходить. А когда дяденька-специалист стал предлагать девчонкам за близость с ним спасти их от страшной и ужасной депортации в империю за звезды, дети решили, что уже можно. Жаловаться досточтимым не пошли. Психологу просто прицельно вскипятили мозг. Не буквально, к счастью. Но он знатно погонял чертей по коридору жилого блока преподавателей, пока его не скрутили гвардейцы и не сдали досточтимым. Те, посмотрев на ситуацию, хотели было сперва разбираться своими методами, а потом подумали немножко, да и вызвали бригаду с психиатром. Причем все участники диверсии прекрасно понимали, что вменить им что бы то ни было нереально ни с точки зрения закона края, ни с точки зрения закона империи. Формально психолог свихнулся сам, причем не вчера, если вспомнить, что мне и Лелику рассказывала Полина во время разбора полетов еще в давние времена, когда край был частью Федерации. Опять же, формально девочки, на которых он наехал, были с точки зрения империи уже недомагами и имели право на самостоятельную защиту. Вот они и защитились. И вполне самостоятельно. Им только одноклассники помогали, никого из взрослых они не стали впутывать.

   На сбор материала у меня ушла примерно неделя, и еще неделю я потратила на восстановление истории и получение подтверждений у информантов. А пятого сентября пришла с полученным к Айдишу. Выглядел он скверно: недоспавший, какой-то встрепанный и тоскливый.

   – В общем, так, мастер, – начала я с места в карьер. – Я тебе принесла все, что собрала, и давай решать, что мы из этого сделаем.

   – А что из этого можно сделать, Алиса? – спросил он мрачно.

   – Как минимум несколько хороших вещей, – ехидно сказала я. – Во-первых, хороший фитиль управлению образования. Если не всему департаменту края. Во-вторых, показать, что у досточтимых с нашими медиками мир, дружба и взаимопомощь. В-третьих, под шумок выяснить, кто этого крота тебе сюда загнал и почему он настолько некомпетентен. Ну и мне какой-никакой, а бонус: хоть статья и пойдет под редакционным псевдонимом, а все-таки курсовую мне засчитают. На целый один предмет сдавать меньше...

   Я рассказывала, расписывала подробности и не могла отделаться от мысли, что вот эти ребята – настоящие, они есть. И Айдиш настоящий, он существует, от него остался четкий след в виде интерната, спасенных жизней и судеб, даже каких-то статей в педагогический журнал. И Димитри существует, и Дейвин. А вот что до меня – не факт, что я есть на самом деле. И след после меня если и останется, то очень быстро исчезнет. Я была, пока нас было двое, и немного потом, когда пыталась показать кузькину мать всем, из-за кого осталась одна. А потом то ли развеялась, то ли растворилась бесследно. Что и где обо мне напомнит? Медуница и одуванчики в садах Айхелл, если их там еще сохранили, Манифест Убитого Города да несколько фотографий в репортажах Эгерта. Вот и все. Ничего моего, ничего обо мне, ничего для меня. И никого, ради кого мне стоило бы продолжать быть...

   Исиан написал на третий день, как и собирался. К этому времени Марина уже знала о нем больше чем достаточно, то есть все, что было известно Дейвину да Айгиту. И, назначив Исиану встречу в ресторанчике на Владимирской площади, выложила ему всю его подноготную, едва он устроился в кресле за столиком. Он молча слушал ее, небрежно листая меню.

   – И вот ты снова здесь, – резюмировала Марина. – Тебе опять что-то надо от Алисы?

   – Ни в коем случае, – произнес Исиан, откладывая на столик меню. – С моей стороны ситуация с Алисой закрыта, я признал вину и обнародовал это. Меня интересует именно то, о чем я спросил – судьба Полины Юрьевны.

   Он перевел взгляд на подошедшего официанта и улыбнулся ему:

   – Безалкогольный мохито, будьте добры.

   Тот поставил перед Лейшиной чашку кофе, кивнул и отошел. И тогда Марина сказала, глядя сайху в глаза:

   – К черту твою вежливость. И карты на стол. Что тебе нужно от Поли, Исиан?

   Исиан пожал плечами:

   – Как хочешь. Я совершенно не представляю, зачем тебе нужно это знать, но если ты спрашиваешь...

   Марина взяла сигарету, а прикурить не успела. Так и застыла с зажигалкой в руках после первых же фраз бывшего принца бывшего Алисиного Дома. Прикурила она только минут через пять. За это время она уже успела услышать больше, чем была готова, и совершенно не то, что могла бы себе представить.

   Исиан догадался о том, что на Земле ему уже довелось побывать, совсем недавно, во время сборов в поездку в Европу с Дейвином в поисках следа утраченного экспоната Эрмитажа. Сохраненный документ из его небольшой коллекции сувениров, оказавшийся просроченным паспортом одного из государств Земли, стал более чем достаточным аргументом за, казалось бы, совершенно недостоверную гипотезу. След потерянной ценности края привел их в Неаполь, где когда-то началась история самой мучительной его тайны. Сайх и город-то узнал не сразу, а только попав в старые кварталы. И был поражен до глубины души, поняв, что его прекрасная и запретная Ла Мунда, мир преступный и омерзительный настолько же, насколько прекрасный и притягательный, находится на одной планете с Озерным краем и Суоми. Что это вообще один и тот же мир. В какие-то полсотни своих лет жители Земли вместили всю гигантскую разницу между тем, что он видел, когда появился там, и тем, что он нашел в сознании девочки, рожденной под этими же звездами в каких-то трех тысячах километров по прямой от известных ему мест и всего-то через двенадцать здешних лет после того, как он покинул Ла Мунду. Ему тогда казалось, что навсегда. Он настолько забыл Ла Мунду, что, познакомившись с Алисой, даже не понял, что о русском языке, ее родном, он слышал от своего случайного донора когда-то. Но "навсегда" – слишком долгое слово... Макс появился после его возвращения оттуда.

   Это начиналось как прогулка. Исиан хотел только проветриться и передохнуть. У Дома был сложный период, принц только что вполне успешно разрешил недопонимание между несколькими Семьями и объявил, что берет паузу. Тойя осталась хранителем его слов и прав, а он ушел отдыхать. Маленький приморский город, десяток улиц, несколько отелей, сонная провинция, согретая морским дыханием. Все почти как дома, только без домашних проблем. Казалось бы, что может быть лучше. Первого донора он нашел в двух часах пешего хода оттуда, тот был пьян до беспамятства и даже не понял, что незнакомец вытащил у него из сознания две сотни слов. Вероятно, потом маялся похмельем больше обычного, а Исиану хватило украденного, чтобы сойти за иностранца. С этим он и ушел по улице, превратившейся в дорогу, а затем ставшую улицей другого городка. В этом городке с ним произошло одно из самых серьезных событий его жизни. Он встретил донора, прожил с ним бок о бок полгода, похоронил его и вернулся в Дом.

   Сыну Исиана досталось имя донора его отца. Все остальное Исиан взял себе и многие годы жил с этим, как живет преступник, который так и не был изобличен. Ла Мунда знала многих таких, один из них – далеко не худший из всех – и стал его донором. Это не было ошибкой, Исиан встретил его, потому что искал кого-то, кто может быть ему полезен и сохранить его секреты, а этот мужчина выглядел как лист, оторвавшийся от ветки, но еще не начавший падение. Едва увидев его – в хорошей одежде, с добротным кожаным чемоданом в руке, на одном усилии воли сохраняющего прямую спину и четкий шаг, – Исиан понял, что это тот, кто ему нужен. Он следовал за мужчиной до тех пор, пока улица не превратилась в дорогу, и на остановке автобуса сказал ему: "Я хочу твою жизнь". Ответом ему была улыбка хищника и короткие слова: "Возьми, если сможешь". "Не так", – сказал Исиан. Слов мучительно не хватало. "Я хочу твою жизнь, как книгу", – уточнил он. Будущий донор окинул его заинтересованным взглядом.

   – Ты иностранец?

   – Да, – радостно и искренне сказал сайх.

   – Будешь писать книгу?

   – Примерно это, – согласился Исиан.

   – Почему я? – уточнил мужчина.

   – Потому что ты, – ответил принц, как о чем-то совершенно естественном.

   – А, американец, – определил его будущий донор. – Хорошо. Купишь мне билет домой и можешь спрашивать.

   Исиан пригляделся к нему и понял, что он избит – страшно, изуверски – совсем недавно. Вероятно, внутренние кровотечения еще можно остановить.

   – Два билета, – сказал он. – Я еду с тобой. Но сначала мы идем отдыхать. Тебе надо отдыхать. Дом всегда дождется.

   Он даже не спросил этого красивого старика, далеко ли его дом и на каком транспорте туда добираться. Преступника в будущем доноре он определил сразу. Причем не того, кто случайно оступился, а настоящего мошенника, вора и убийцу. Но он уже хотел эту жизнь так, как хотят себе книгу, страницу из которой удалось украдкой прочесть через чужое плечо. Не думая ни о том, как он сможет жить с этим в мире Саэхен, ни о том, как он сможет применить полученное.

   Они прошли половину страны, пользуясь порталами, и оказались в самом крупном портовом городе, который не был столицей. В большой куче потеряться проще, объяснил он донору, и тот одобрительно кивнул седой головой. Во время остановок на короткий отдых – не в отелях, а на частных квартирах – он развлекал старика мелкими радостями, типа красивых кофейных чашек, купленных на толкучке за бесценок и очищенных магией. А перед отъездом из очередного городка он превращал фарфор в серебро, а стекло в природный резной камень и продавал получившееся скупщикам, чтобы выручить средства на отель и еду. Никаких иллюзий, честная продажа предмета из заявленного материала. Замена вещества в готовой форме не настолько сложное дело, если под рукой есть морская вода, песок, немного ржавчины, чуть-чуть дорожной пыли и аптечка Ла Мунды. Исиану было понятно, что донор уже не оправится, но он делал все возможное, чтобы продлить и скрасить дни старика, пока тот отдает ему свои воспоминания.

   Будь эта жизнь книгой, она была бы прекрасна. В ней нашлось место самым разным событиям, начиная с войны и заканчивая любовью – единственной, пронесенной через всю жизнь, невысказанной, несчастливой и взаимной. Любовь, кстати, и стала причиной его гибели. Прекрасный финал, учитывая всю сумму обстоятельств этого человека. Последним везением старика стала встреча с Исианом и те полгода вполне сносной жизни, которыми сайх оплатил увлекательный роман, прочтенный им прямо из мозга героя.

   Макс раскусил его перед самым отъездом, билеты на лайнер были уже на руках у Исиана вместе с паспортом одной неведомой ему страны, легче всего приобретаемым за деньги. Выглядели они вдвоем вполне убедительно. Молодой инженер-химик отыскал блудного папочку, скорее всего, так и не женившегося на его матери, и везет домой за океан – что может быть обыденнее? Пожалуй, только то, что старый гаер не дожил до конца пути, и сыну пришлось вместе с печальным грузом сходить на берег Мадейры, чтобы привести в порядок последние дела беспутного папаши. В Фуншале Исиан спек пепел донора в кристалл. Камень получился глубокого лилового цвета с роскошной винной или кровавой игрой. Он, наверное, и теперь лежит где-то на дне океана рядом с Мадейрой.

   В тот день, когда Макс понял, что Исиан делает с ним, он с невозмутимой усмешкой сказал:

   – Не знаю, кого из нас ты будешь проклинать за это больше, меня или себя самого.

   Исиан ответил удивленным взглядом, и Макс пояснил:

   – Танго. Это лишает покоя навсегда. Ты не успокоишься, пока не найдешь свое идеальное танго, а найдя, затоскуешь, потому что повторить его нереально.

   Исиан улыбнулся в ответ:

   – Ты же не думаешь, что это первый мой опыт такого рода?

   – Кто ты? – спросил старик. – Откуда ты взялся, и зачем тебе моя жизнь?

   – Я расскажу, – пообещал Исиан, – когда придет время. Пока у нас много других тем для бесед.