Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 65 страниц)
– Так ты подожди, – предложила я. – Когда ему подопрет, он выскажется. С шансами, даже публично. Если сильно зол, долго ждать не придется.
Долго ждать и правда не пришлось.
30 Свидетели и судьбы
Димитри и Исиан сцепились в удивительно удачном месте набережной Исаниса, на том ее участке, что лучше всего просматривается и из Старого дворца, и из резиденции магистра Академии. Зрителей оказалось более чем достаточно. Афье да Юаль с Мариной Лейшиной, нервно держа друг друга за руки, молча наблюдали происходящее из окна дворца. Рядом с ними, опершись на подоконник, стоял советник императора Аизо да Кехан и недоуменно вглядывался в пейзаж. Император следил за развитием событий в соседнее окно того же зала. С противоположного конца набережной с точно таким же недоуменным удивлением смотрел в окно магистр Академии Аль Ас Саалан, а рядом с ним стояли досточтимая Хайшен и досточтимый Айдиш.
Это выглядело странно, как после единогласно сказали все зрители. А участники не сказали ничего – по одной на двоих причине. Обоим потом было стыдно: Димитри за свою вспышку, Исиану за публичную и невозможно пафосную сцену, которых он не терпел и старался избегать. Но драка при свидетелях с аристократом из ближнего круга императора была еще худшей перспективой и гарантированно хоронила планы Исиана не только на свободное общение с Полиной, а и вообще на пребывание по эту сторону звезд.
Началось все если не мирно, то по крайней мере благопристойно. Димитри шел в Старый дворец от досточтимого Эрве. Он не особенно любил пешие прогулки, но магистр Академии огорошил его новостью, после которой князю хотелось привести мысли и нервы в порядок, а поскольку времени до встреч в Старом дворце еще было достаточно, Димитри решил пройтись и посмотреть с набережной на гавань. А заодно подумать над очередным нелогичным решением Алисы, заявившей после всего случившегося, что хочет принести обеты Академии. При встрече с этой новостью удержать лицо князю помогла только придворная закалка, но чтобы прийти в себя перед встречей с государем, ему нужно было время, и Димитри решил проветрить голову. А навстречу ему с улицы Исаниса старые боги вынесли Исиана Асани. К досаде князя, вместо того, чтобы ограничиться кивком, сайх пошел с Димитри рядом, да еще и завязал разговор. Князь смирился, ответил на пожелание доброго дня и согласился с тем, что гавань прекрасна, затем повернул голову к собеседнику, надеясь распрощаться, и услышал:
– Хочу в августе быть в Аргентине, на чемпионате мира по танго.
– Отчего бы и не быть, если дела позволяют? – вежливо ответил Димитри.
– Думаю ехать не одному, – продолжил сайх.
– Если твоя компания согласна, почему нет? – согласился князь.
– Хочу пригласить Полину, – наконец завершил свои странные ритуалы Исиан.
Димитри медленно вдохнул свежий воздух, пахнущий водой, посмотрел на гавань, где пестрели цветные пятна парусов.
– А зачем ты говоришь это мне? – осведомился он с прохладцей.
– В конце концов, тебе предстоит решать, поедет она или нет. Поэтому я и спросил, – ответил Исиан, как о чем-то само собой разумеющемся.
Димитри скосил на сайха глаза и хмыкнул:
– Судьбы Алисы тебе не хватило? Теперь ты решил принять участие в жизни ее подруги?
Исиан, не прерывая шага, легко спросил:
– А что такого необычного случилось с Алисой, чего еще не произошло с ее подругой ко дню, когда твой вассал попросил меня не дать ее угробить?
– Они все же по-разному себя вели, и результаты их действий различны, – не согласился князь.
– Разница в воспитании, не больше, – отмел аргумент Исиан.
– Не в пользу Полины, уж если на то пошло, – бросил князь. – Ты очень странно оцениваешь: получается, что магесса, воспитанная тобой, справляется со своими задачами хуже своей смертной сверстницы.
– Это действительно так, Димитри, – вежливо улыбнулся сайх. – Полина справлялась лучше, и поэтому досталось ей от тебя даже больше, чем Алисе от меня. Только я свое поведение с Алисой дружеским не называл.
Терпение князя иссякло. Разворачиваясь к Исиану на полушаге, он еще подумал, что все его намерения, вероятно, совершенно ясны по лицу. Но это его больше не волновало. Мордобой, обычный портовый мордобой, ничуть не похожий на дуэль аристократов, был уже неотменяем. Привычки моря неистребимы: Димитри не замахнулся кулаком сайху в лицо, как сделал бы горожанин или гвардеец, а схватил соперника за рубашку, чтобы швырнуть наземь, как делают в гаванях империи, выясняя личные отношения. Этим он и предопределил весь ход событий на следующие две сотни ударов сердца.
Исиан уперся в плечо Димитри, и тот едва не потерял равновесие, а сайх, развернувшись вокруг оси, отошел на шаг. Князь, выровнявшись, сделал шаг к противнику, отводя руку в замахе, но был пойман за ладонь встречным симметричным движением. Исиан дернул его на себя, не смущаясь разницей в весе и росте. Мужчины столкнулись плечами и расступились. Сайх не отпустил руки князя, но тот не поддался на второй рывок, перенес вес и чуть не дернул Исиана на себя в ответ. Тот, отпустив руку Димитри, ушел все тем же поворотом через плечо и остановился в двух шагах. Князь шагнул за ним, замахнувшись сверху, но снова был пойман за руку, и его развернуло вокруг юркого и цепкого сайха. Освободив руку рывком, князь добрых три шага ловил инерцию, едва избежав столкновения с парапетом набережной. Димитри, поддавшись раздражению, шагнул вперед и толкнул сайха в плечо, но Исиан развернулся на месте, погасив инерцию, и снова оказался перед ним. Князь попытался смахнуть сайха с дороги – и оказался в сцепке, слишком похожей на объятие. Хуже того: под колено Димитри прилетела подножка-зацеп Исиана, и князь был вынужден переносить вес. Когда он попытался скопировать примененный против него трюк, этот скользкий сайхский лотай просто перешагнул его ногу. Или перепрыгнул, оперевшись на его же плечо. Димитри оставалось только развернуться вокруг своей оси одновременно с Исианом и попытать счастья снова. Он так и сделал, но вышло еще хуже: сайх блокировал его зацеп своим, и им обоим пришлось отступить на шаг, выполнив синхронный круговой мах ногой, чтобы освободиться. Отходя, Димитри поймал Исиана за запястье и дернул было вниз, предполагая бросок на плиты набережной, но, к своему удивлению, развернулся на месте и понял, что уже Исиан держит за запястье его самого. Отцепить от себя сайха стоило князю некоторого усилия и нескольких движений. Восстановив дистанцию, Димитри атаковал, целя кулаком противнику в пах, но Исиан сделал полшага назад, затем качнулся вперед и толкнул Димитри в грудь, причем так удачно, что более рослый и тяжелый князь пушинкой отлетел на пару шагов.
Пора было кончать этот балаган, и Димитри замахнулся сверху обеими руками, метясь в ключицы Исиана. Однако тот встретил руки князя хватом за запястья. Димитри рванулся вбок, надеясь лишить противника равновесия. Исиан волной сместил вес в противоположную сторону, но не отпустил его рук. Димитри сделал шаг влево и повторил маневр, но снова не преуспел. Развлекаясь так, они описали почти четверть круга, когда сайх, скрутив корпус, сделал ногой мах назад с поворотом. От этого князь потерял равновесие, споткнулся и чуть не полетел на плиты набережной. Удержав его от падения, Исиан разорвал контакт и отошел на три шага. Пока Димитри, растрепанный и злой, буравил его взглядом, сайх улыбнулся.
– Для новичка – выше любой похвалы, Димитри. Благодарю за доставленное удовольствие.
Князь, захлебываясь гневом, собрался послать сайха сперва по сааланским адресам, затем по русским, но услышал голос государя.
– Это и есть мужское танго, Димитри? Я впечатлен. Познакомь меня со своим... партнером по танцу.
Не дожидаясь ответа князя, император обернулся к магистру:
– Да, досточтимый Эрве, ты был абсолютно прав, это несовместимо с обетами Академии. Мы все только что в этом убедились. Но сколько эмоций! Я впечатлен.
Димитри обвел глазами собравшихся. Полина тоже была среди них. Только теперь ему бросилось в глаза очевидное: она и Исиан выглядели парой. Как давно они стали любовниками, заключили ли договор о дружбе или нет – все это было неважно: стоило взглянуть на них один раз, и воспринять их по отдельности будет уже трудно, почти невозможно. Посмотрев на одного, тотчас вспомнишь вторую, и наоборот. Димитри постарался успеть вставить слово, пока все не увидели этого так же ясно, как он сам.
– Государь, перед тобой Исиан Асани, отец моего личного вассала Макса Асани, которого ты видел во время судебной тяжбы с краем, – сказал князь, из последних сил сохраняя спокойствие.
После этой фразы он, извинившись, отошел к парапету и принялся расплетать волосы. То, что было аккуратно заплетенной косой всего каких-то триста ударов сердца назад, сейчас напоминало вынутый из воды куст водорослей. Краем сознания князь отметил, что Исиан ушел с набережной с досточтимым Эрве. Полину куда-то увел государь. Марина шагнула было к Димитри, но ее остановил герцог да Юаль. Она посмотрела на него, переступила с ноги на ногу, пожала плечами, оперлась на руку мужа и вместе с ним пошла по набережной обратно к Старому дворцу.
Димитри остался один. Он расплел косу, тряхнул головой и позволил ветру расчесать и распутать пряди. А сам занялся своими мыслями, не менее перепутавшимися. Самый чувствительный комок образовался вокруг Алисы. Ее внезапное желание принять монашество, заявленное перед самым советом по ее поводу, спутало князю все карты в графстве Гридах, где он присмотрел землю для девушки. Хуже того, своей заявкой она подарила досточтимому Эрве шикарные аргументы в пользу состоятельности Академии в ее нынешнем виде. Уж если в сааланский монастырь уходит магесса, получившая кольцо до принятия обетов, личная крестница императора, воспитанница собратьев по Искусству и жительница края, с которым мир устанавливался по суду, значит, не все так плохо с Академией. А ошибки достопочтенного Вейлина в Новом мире на поверку не настолько и страшны. Единственным условно хорошим моментом в этом со всех сторон неудобном решении оказался выбор монастыря. Алиса пожелала доверить свою судьбу замку Белых Магнолий – а значит, досточтимой Хайшен. Ее Димитри хотя бы считал умной женщиной. В остальном все сложилось очень плохо и совершенно непонятно. Князь упрекнул было Дейвина да Айгита в том, что тот проявил недостаточно внимания к Алисе, но граф с непроницаемым лицом попросил прощения и сказал, что сделал все, что мог, и большее при всем желании не представилось возможным. И с этим ушел заниматься делами края.
Обстановка в Петербурге выглядела для Димитри не лучше положения дел вокруг Алисы. При всей внешней прочности своего положения князь не ощущал уверенности. Да, его любили с каждым днем все больше, но это была не та любовь и не от тех людей. Те, чье расположение он хотел получить, опять замолчали и спрятались, не подавая о себе вестей. Марина, верный стойкий воин, мужественно сражалась за честь Димитри плечом к плечу с Афье да Юалем, не позволяя превратить его в следующего Гаранта, а сам он не мог сделать ничего или почти ничего. Люстрации были не его заботой. Единственное, в чем он ограничил процесс, – потребовал права выбора для служащих силовых ведомств края, попадающих в списки на люстрацию. Эти люди должны были иметь возможность тихо уйти за звезды, если не собирались подписаться под своей позицией и списками деяний. Марина, более чем недовольная этим решением, рассказывала страшные истории из прошлого страны, гражданином которой в край вернулся Исиан Асани, предрекала неприятности и пророчила беды. Если бы не Дейвин, Димитри пришлось бы туго. Только граф и смог ей объяснить чрезмерность ее опасений, причем так, что впечатлились даже безопасники: да Айгит всегда был книжником не меньше, чем воином. Он успел добыть какие-то старые записи и свидетельства и с час доказывал Марине при свидетелях, что ничего хуже, чем уже было в мае двадцать седьмого года, не произойдет, поскольку культурные нормы никто не отменял, и Озерный край не может сразу и вдруг повести себя, как Латинская Америка. И доказал – аргументированно, со ссылками на даты и источники.
Сразу после этого граф выступил миротворцем в споре Димитри и Марины снова, теперь уже развеивая беспокойство сюзерена по поводу сомнительной для него дружбы Полины Бауэр с Исианом Асани. Князю пришлось согласиться и с этим, хотя история с Алисой саднила, как полузажившая царапина от морской воды, и признать за сайхом успех в том, что должен был сделать сам Димитри, было тяжело. Девушка даже не вышла на парапет набережной, к выясняющим отношения мужчинам, каждый из которых брал на себя ответственность за нее когда-то. Хотя отчасти причиной была и она тоже. Но на самом деле стычка началась не из-за нее и даже не из-за Полины Бауэр. На плитах набережной столкнулись два раненых достоинства – сайхского принца и сааланского князя. И Димитри было больнее. Прошедшая осень принесла ему много тяжелых осознаний, среди которых было и то, что на Дейвина свалилась самая грязная часть работы, что не могло не сказаться на отношении вассала к сюзерену. Нет, граф по-прежнему был верен, исполнял приказы, обязательства и обещания до буквы и с избытком, но Димитри видел, что вассал изменился и к нему, и к службе и завел свою собственную жизнь, похожую на ту, что была у самого князя на Кэл-Алар, хоть и не имеющую отношения к морю. И вернуть Асану тоже было не в силах Димитри, как бы он этого ни хотел. Их пути разошлись окончательно, и не он теперь был главным мужчиной в ее жизни. Хорошо хоть расстались по-доброму, и ее муж не ревнует к князю свое сокровище. Да и причин ревновать у Ника нет: он – не маг, не властелин и не владетель – сделал для избранницы больше, чем смог сам Димитри. И значил он для нее, конечно, тоже больше, как бы ни было неприятно князю признавать это.
А самым большим укором для него стала судьба Полины, и вот с ней он вообще не знал, что делать. Она, смертная, оказалась игрушкой в распрях магов. И хотя ее честь и имя были почти в безопасности, цена, заплаченная ею, оказалась непомерной и для нее самой, и для тех, кто ее в это впутал. И если с Алисой все было относительно ясно – маги между собой всегда разберутся, времени у них довольно, – то по отношению к Полине, кажется, промашку совершил каждый хотя бы по разу. Инициатора репрессий в край прислал Эрве. Димитри, спасая положение империи в крае, решил громкое дело частным образом, и от этого заварилась каша, которую расхлебывали полтора имперских года. Алиса в этой истории была, конечно, тоже хороша: "мне нужна эта жизнь, я кроме нее ни от кого ничего хорошего не видела" – как будто речь идет о сайни, а не о старшей подруге. Не добавил своей монеты в общий кошелек только Дейвин. И надо же было, чтобы именно Исиан, превративший Алису, свою воспитанницу и подругу своего сына, почти в животное и едва не убивший ее, вызвал у Полины интерес к жизни...
Все с ней не так. Вообще все. Она дала ему клятву дружбы и честно выполнила, как выполняла бы вассальный договор, но душа ее была с кем угодно, кроме него. Ему, впрочем, хватило и тех даров, что он выпросил себе, еле понимая, что делает. Но остальные, даже случайные в ее жизни люди, получили от нее не меньше. Она подарила Дейвину идею книги, которую он после окончания суда успешно писал, радуя монахов Исюрмера своими регулярными докладами и беся досточтимого Вейлина последовательными и аргументированными разносами всех его теорий относительно Нового мира. Она провела Короткую ночь в доме Вейена да Шайни и пополнила коллекцию историй клана, которую теперь младшая внучка маркиза записывает для библиотеки государя. Она научила сайни танцевать. Подарила его парням, держащим пути от устья Рии до Ддайг, гимн, который успел разойтись по всем кораблям, несущим флаг Кэл-Алар. Про семью да Юн и говорить нечего: энергия Онтры наконец получила достойные цели, и Айриль стал равным с матерью членом семьи, успешным торговцем и удачливым руководителем. Все это Полина сделала второпях, между его очередной "дружеской просьбой" и очередной выходкой Алисы, или с больничной койки в полуобмороке, или в рамках навязанной ей светской жизни после очередной серии допросов. И все это делалось по меньшей мере наполовину для того, чтобы прикрыть спину лично ему, уж раз он попросил ее дружбы.
Что он дал ей взамен? Ну если отодвинуть намерения и посчитать реальные итоги? Бесчестье, недуг, несвободу и жизнь вне дома. И правильно она его бросила. И Эльвира правильно уехала, нечего ей было от него ждать. И Инга совершенно правильно молча ушла, на него нет никакого смысла надеяться, если все женщины, которые ему доверялись, в итоге умирали. Все женщины, бросившие его, были правы.
Только после этой мысли он наконец огляделся – и увидел, что Хайшен все это время сидела на парапете набережной, не подавая знаков присутствия.
– Ты выровнял дыхание, пресветлый князь, – сказала она, встретив его взгляд. – Хочешь мой гребень, или ты уже справился?
– Смотря с чем, Хайшен, – с некоторым усилием улыбнулся князь. – Если ты о моих волосах, то все в порядке.
– А что не в порядке? – немедленно спросила досточтимая.
Димитри ненадолго задумался, глядя на залив.
– Знаешь, Хайшен... не в порядке всего одно – и поэтому ничто не приносит удовлетворения.
– Что же это, пресветлый князь? – услышал он голос досточтимой.
И ответил:
– Под моими ногами уже семь лет только земля, земля и земля.
Пока князь не произнес это, он и представить себе не мог, что разлука с морем – самая большая боль этих семи лет. Что, как всегда и бывает на конфиденции, они уже говорят о главных чувствах и главных сложностях его жизни.
– А что должно быть? – спросила досточтимая.
– Доски, Хайшен, – вздохнул он. – А под ними – вода и все, кто ее населяют. И это никак не люди суши с их сплетнями, склоками и странными надеждами невесть на что.
– Тоскуешь по морю?
– По привычной жизни. Последние семь лет у меня все наоборот: не я ухожу в поход, а меня ждут на берегу, а мои женщины уходят в свои походы, а я жду каждую из них. Того и гляди Фанд тоже встанет к кормилу, а я окончательно погрязну в бумагах и сплетнях.
– Тебе неприятно думать о таком будущем, Димитри?
– Оно не мое, Хайшен. Так не должно было быть. Не в моей жизни. Не со мной. А все Озерный край, забери старые боги Вейена да Шайни... Ах да, они уже его забрали.
– Озерный край? Ведь там любят тебя, ты добился этого.
– И правда, Хайшен, – вздохнул князь. – Любят.
Теперь его действительно любили все. "Простые люди" не чаяли души в наместнике. Заполошные мамаши безвольных отпрысков, не способных даже к самому простому труду, те самые мамаши, клявшие молодежь из боевого крыла Сопротивления и их родителей, были готовы поддержать каждое его решение и, казалось, лучше него знали, почему он распорядился так или иначе. Их бестолковые чада, сравнимые по активности разве что с морскими мусорщиками, но проигрывающие ящерам в полезности, точно знали, что все действия князя в крае направлены на их личное благо если не прямо, то опосредованно. Завсегдатаи социальных сетей и форумов, собирающих самые грязные слухи, злоязыкие сплетники края, поливавшие помоями Полину и славшие проклятия в адрес Алисы, трепали своими языками их имена и судьбы из любви к нему. Их московские друзья и коллеги, месяцами ждущие визы в край и безропотно принимающие отказ за отказом, не переставали восхищаться его мудрой и справедливой политикой. К ним присоединялись терпящие убытки хозяева предприятий, снабжающих спецраспределители, побежденные свободной торговлей и приходящие в упадок. Их приятели, отхватившие плетей за постыдные и противозаконные развлечения, горячо поддерживали закон и нравственность, насажденные им. Горе-матери, продававшие тело и свободу своих дочерей и наказанные за это, вслух восхищались его заботой о будущем молодого поколения. Даже уволенные сотрудники пресс-службы администрации империи любили его – за порядочность и строгость в вопросах чести. От этой всеобщей любви князь маялся горьким привкусом на корне языка, не смываемым ни водой, ни вином. И он совершенно, абсолютно не представлял себе, что делать с такой любовью и с таким собой.
В Исюрмер я съездила в начале августа. По итогам почти впустую. Принесение обетов мне отсрочили на месяц, да не наш, а сааланский, сорок пять суток по нашему счету. И отправили в край, думать про жизнь. Подумать и правда было над чем. Край из-за выборов неслабо колбасило, а поскольку за проплатами и накрутками голосов графы и бароны следили очень всерьез, все было на удивление по-честному. И результат был в общем предсказуемым: три кандидата шли четко вровень, им на пятки наступали еще двое, тех догоняли четверо, и отсеиваться никто не собирался. Делать лишний тур было некогда и не на что, и Димитри внес свое последнее предложение в качестве законодательной власти края. Он предложил создать совет по имперскому типу и вручить ему всю законодательную власть, а себя, наместника, назначить главой власти исполнительной. А заодно и инстанцией, гарантирующей приоритетность решений совета во внутренней политике края. И, чтобы два раза не затеваться, выбрать заодно и представителей от края в совет империи. Он сам пригласил наблюдателей от ЕС, ОБСЕ, ООН и еще трех или четырех организаций подобного уровня, никто уже не вдавался в детали: пригорело у всех. Не было ни одного комментатора, ни одного политика, ни одного аналитика, кто бы не проорался по этому поводу. Громче всех кукарекали, признаваясь в любви к князю и требуя признания его заслуг, «потекшие» и «обточенные» – вся шушера, которую достопочтенный Вейлин собрал под свое крыло, а потом бросил, вернувшись за звезды. Но хором с ними выли и профессиональные жертвы из тех, кому от чего ни страдать, лишь бы компенсацию требовать. Эти особенно обижались на то, что после объявления результатов выборов натянуть на Димитри роль диктатора было нереально, хоть тресни. На момент окончания выборов администрация империи переставала быть оккупационной, с какой стороны ни глянь. Вообще-то, хватило бы и того, что Димитри с благословения императора свел содержание функций наместника к аналогу должности генерал-губернатора британских доминионов, а главу законодательной власти не только сделал выборным из местных, но и ограничил в возможности прямого законотворчества. Следующий его шаг был, по факту, контрольным в голову общественному мнению: видя всю муть, поднимающуюся вокруг президентских выборов, он предложил кандидатам, набравшим необходимое число подписей для регистрации, войти в совет края, который и становился законодательным органом. В дальнейшем выборы в этот совет предполагались, но с какими-то совсем минимальными фильтрами.
Мир ахнул и замер. Звучно, на все новостные ленты, икнула Британия. Вежливо откашлялась Германия. Израиль попытался рассказать, что это все может значить, но бросил затею на середине рассуждения. В общем, эффект был более чем достаточный. Но князь пошел до конца и настоял еще и на выборе представителей от края в совет империи. Гостиница пресс-корпуса чуть не треснула от прибывших следить и освещать, но всем было уже не до них. А Марина Викторовна вообще попала как кур в ощип: если от президентской гонки, плавно перекрашенной в сенаторскую, она еще умудрилась отплеваться, отчасти по причине своего скоропалительного брака, то перспектива представлять край в империи светила ей без вопросов. Назвать территорию после этого всего оккупированной было нереально по-любому. Можно было бы говорить об аннексии, но империя расплатилась с Федераций публично, прозрачно и без отсрочек еще в четырнадцатом году.
После объявления реформы власти и даты выборов появилось то, что Эгерт потом назвал окном хаоса: с проведением выборов исчезали формальные причины для санкций и торгового эмбарго. А это не было выгодно заинтересованным в изоляции края политическим силам мира. В довершение всего, официально отказавшись от полномочий главы законодательной власти, наместник потерял возможность принимать часть важных решений, и все законодательные и законоприменительные вопросы повисли до окончания выборов. И начались провокации.
Для начала, не размениваясь на мелочи, натовцы "нечаянно" выстрелили в патрульного кита. Потом шведы попытались досмотреть корабль края в наших территориальных водах, убеждая, что эта территория нейтральна. Дальше набралось полведра и горсть всякого, от попытки вытащить на свет ту историю с транспортировкой оружия через границу в нашем с Агнис исполнении и до задержания в Торфяновке на трое суток графа Псковского якобы с контрабандой. Потом Димитри это достало, и он распорядился ответить адекватно. И начали развлекаться уже саалан. Нет, они даже извинялись после каждого случая, но извинения почему-то чем дальше, тем больше смахивали на издевательства, особенно в сочетании с тем, за что приходилось извиняться.
Начали с ерунды. Танковую колонну НАТО, следовавшую по территории Эстонии близ границ края – наверное, в рамках учений – блокировали на несколько часов вместе со всем движением на шоссе. Просто чтобы посмотреть, добьет ли заклятие. Добило. Потом маги графа Псковского очень сокрушались, приносили извинения и даже официально отправили в часть партию сааланских десертных цветов в синем меду, типа к чаю. Эсминцу, по тем же причинам проболтавшемуся три дня в нескольких милях от острова Родшер с заглохшими машинами и без связи, очень сочувствовали, но даже пытаться чем-то помочь не стали, поскольку тащить эту здоровую дуру парусниками к берегу было нереально. Нашли возможность только доставить на борт воду и провизию, что и сделали сразу же. Самолет ВВС Норвегии, "случайно" попавший в воздушное пространство края, благополучно упал в лесной массив с понятными последствиями, а летчиков маги принудительно выдернули порталом живых и целых – правда, в одном белье – и, едва не сдувая пылинки, вернули по принадлежности с извинениями за то, что самолет спасти не было возможности: он неудачно столкнулся с... в общем, неважно, "это имперские технологии, вы не поймете". Потом направили ноту с извинениями за порчу крылатой ракеты, летевшей по своим делам над территорией края, сбитой имперскими технологиями и безнадежно пострадавшей до полной небоеспособности, хоть и оставшейся внешне целой. И приложили к ноте фотографии испорченной, но целой ракеты. А потом вошли во вкус. Когда североморцы пожаловались на глушилку, из-за которой начались проблемы со связью около Шпицбергена, герцог Мурманский приехал в Приозерск к достопочтенному и подал ему прошение на имя магистра Академии о представлении своей новой работы в крае. Эрве примчался, как на халявную пьянку, – и вместе с герцогом в присутствии, а потом и в компании комиссии из трех князей и пяти досточтимых развлекался четыре дня, заплетая в кружево нити, летящие над морем. Не то чтобы герцог Мурманский совсем не знал, что именно он завивает в шнурочки и завязывает в узлы, но земными методами доказать причастность сааланских магов к смещению радиочастот было нереально, а морские силы НАТО вместо распоряжений командования девяносто семь часов слушали то новости, то джаз. Отличный, кстати, джаз в подборках очень милой финской радиостанции. Я и сама, бывало, ее слушала, приезжая в Хельсинки. А чуть позже, в один прекрасный день пространство края вдруг исчезло со всех радаров. Их даже не засыпало снегом помех, просто любая граница края перестала пропускать волны всех диапазонов, используемых в радиолокации. При этом радиосвязь работала без помех. Поднятые по тревоге самолеты дальнего радиолокационного дозора рапортовали о ровно такой же картине: край есть, связь есть, радары и лидары слепы. Памятуя о прошлых инцидентах, залетать в воздушное пространство края самолеты не рискнули. Эффект висел примерно половину суток. Этого хватило, чтобы слетело с постов руководство радиолокационных разведок, был расформирован ряд научных групп и уехало с инфарктом несколько аналитиков. Руководство края ситуацию прокомментировало уклончиво.
Потом какие-то террористы, явно не эмерговские и уж тем более не Сопротивление, попытались взорвать скорый "Аллегро" по той же схеме, которую использовали для "Невских экспрессов" еще до присоединения края, в конце нулевых – кажется, в две седьмом и две девятом году. Как маги герцога Зеленогорского ухитрились поймать поезд, летящий под откос на такой скорости, и чего им это стоило, знали потом только Димитри, Дейвин да комиссия из Исюрмера, а вот следы взрывчатки на рельсах были обнаружены по горячим следам сразу, о чем пресс-центр МВД края и сообщил в те же сутки. Эмергову было попытались предъявить за этот случай, но он тут же в эфире честно проговорился, что его архаровцы в это время ловили колонну с грузом для Айриля да Юна, предположительно следующую по их территории таким интересным маршрутом, что свободных сил еще и на шалости в крае у москвичей просто не было. Колонну, кстати, не поймали: сложно найти черную и очень вежливую кошку в темной комнате, особенно если ее там действительно нет. Мелкие дроны, сбитые чайками под контролем мелкомагов и недомагов, тоже тщательно сохраняли и возвращали по принадлежности, если кому-то хватало глупости и наглости заявить на них права. Каждый инцидент вызывал вой и лай в прессе с обеих сторон – а подготовка к выборам шла и шла себе. И дошла.
Выборы в сенат края мне предстояло освещать уже монахиней. Без году неделя, правда, но все равно. Нюансы с подписью Хайшен обещала уладить: вообще, фамилии мне после обетов не полагалось, но как журналист я должна была ее иметь. Разруливать эту накладку мог только магистр Академии, а задачей Хайшен было спрашивать его обо мне и моем деле до тех пор, пока он не даст ответ. Я со своей стороны продумывала ходы и решения, позволяющие выпустить материал вообще без связи со мной. И собирала фактаж.
Хайшен появилась в крае за десять дней до выборов, но, как выяснилось, не только затем, чтобы забрать меня с собой. Она приехала раньше, чтобы засвидетельствовать наречение имени Сержанту. Уже расформированное подразделение собралось опять ради него, и он с самого вчера раздаривал личные мелочи: часть насовсем, часть должна была вернуться к нему в виде даров на наречение имени, – и заодно искал героя, который принесет на церемонию фляжку чего-то крепкого, а то купание в реках перешейка в начале сентября – то еще удовольствие и вообще занятие для здоровых и сильных мужиков. С другой стороны, хорошо еще, что не дотянули до октября, это был бы реально треш. Я ему так и сказала, а он только фыркнул в ответ:
