Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"

Автор книги: Эгерт Аусиньш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 65 страниц)

   – Да, – задумчиво улыбнулся Вейен. – Бабушка рассказывала мне об этом опыте. Все эти вещи ей пришлось бросить, уходя от нанимателей в Ледовый Переход... Но выпьем! Выпьем за то, что это было давно и не повторится больше!

   Полина едва не вздрогнула. Почти задремав под мерный голос рассказчицы, она не сообразила, что слышит легенды о жизни саалан на Прозрачных Островах. В шестнадцатом году она бы руку себе зубами отгрызла за такую возможность, а теперь... Теперь, кроме вялого любопытства, она ничего не чувствовала. И надо было еще думать, чем развлекать эту милую компанию.

   – Пересаживайся сюда, – услышала она голос маркиза. – Твоя очередь рассказывать.

   Полина послушно поднялась и сделала несколько шагов к креслу. Даурая улыбнулась ей, отходя со своим бокалом. Полина ответила вежливой улыбкой и, устроившись на месте рассказчика, начала по-русски:

   – Был удалец и отважный наездник Роллон...

   Она думала, что Вейен озаботится переводчиком или хотя бы будет переводить сам, но, к ее удивлению, русскую речь понимали все присутствующие. К концу баллады она порядком устала – и от труда припоминания текста, и от чтения наизусть. Но кажется, ей удалось поддержать традицию. В месте, где герой заявил: "Рад испытать я, отплатит ли долг сатана", Даурая, не сдержавшись, ахнула, а Вейен даже приподнял бровь. Когда Полина замолчала, Натуара зябко повела плечами и сказала: "Как хорошо, что это было не здесь". И за это выпили тоже. А потом кресло занял маркиз.

   – Некогда давно, – зазвучал мягкий обволакивающий голос, – так давно, что народ саалан еще не знал своего имени, жил один король. Королями тогда звали военных вождей, а маги, как и теперь, были только советниками. Король был велик и славен, а советником у него был любимый брат. Король был любим народом и правил хорошо. Но судьба любого воина слишком сильно зависит от удачи. В одном бою, решавшем исход войны, удачи короля хватило на победу, но не хватило, чтобы уцелеть. Ему отрубили руку. Брат короля был великий маг и сделал ему руку из серебра, и была она немногим хуже живой, но обычай был неумолим: калека не может быть королем. И короля сместили. Он ушел и стал жить одиноко и укромно. Другой стал править, и был мир. У брата короля выросли дети. Он был счастливым отцом, у него было шесть сыновей и дочерей. Двое старших, брат и сестра, стали могущественными магами и искусными целителями и превзошли отца. Однажды в своих странствиях они нашли дом своего дяди и предложили ему живую руку взамен серебряной. Он удивился и принял их предложение. Они принялись исцелять его и преуспели, и король вернулся в блеске своей красоты и силы, а серебряную руку сохранил на память о мастере и о своем поражении в бою. Брат короля понял, кем был исцелен бывший калека, и убил своего сына за то, что тот превзошел отца в искусстве исцеления, а своему брату сказал, что недолгим будет его торжество. Пока они выясняли между собой, враги вернулись и напали снова. Король опять взялся за меч, но за ним пошли не так охотно, как раньше, и он не одержал победы. Враги вошли в его землю как хозяева, и он ушел с немногими верными в места, покинутые победителями. То была суровая и скудная земля, но у нее не было владельцев, и там можно было жить свободно. Так думали покинувшие родину. Однако свободу нельзя есть, а без покровительства родных мест и родных богов человек слабеет духом и теряет силы. Король признал это сам, и сам лег на камень, как сделал бы на родной земле, взывая к богам, а нож вручил своей серебряной руке. И те, кто пошел за ним, смотрели на него. "Вам нужны боги, вам не нужен король", – сказал он им. "Пусть боги придут, а я ухожу", – еще сказал он. Кровь его испарилась, а серебро, из которого сделана была ему рука, истаяло. И боги пришли. Недалеко им пришлось идти. Были они безлики и многолики, одеты в жуткие черные лохмотья и дерзко обнажены, многоруки и многозубы. Их запах был запахом меда, шерсти, крови и рыбы, и не было ничего и никого прекраснее и омерзительнее их.

   – Плохо, что это было, – произнес досточтимый Эрве. – Хорошо, что это прошло. Надо выпить за то, чтобы прошлое осталось в прошлом.

   Маркиз поднялся из кресла и с улыбкой посмотрел на магистра Академии.

   – Ты обещал историю.

   Магистр посмотрел в камин, не видевший огня дней десять, потом за окно в белесую летнюю ночь. Там было темнее, чем в Петербурге в середине лета, но все же светло. И судя по серебристому оттенку неба, приближался рассвет.

   – Да, – сказал он. – Уже можно.

   – Ну так начни, – хмыкнул маркиз.

   По губам досточтимого Эрве скользнула улыбка, сразу же скрытая бокалом с вином. Потом бокал был отставлен на столик, а руки магистра Академии Аль Ас Саалан покойно легли на подлокотники кресла. "Слишком рисуется", – подумала Полина.

   – Сердце Прозрачных Островов хранит башня, – неторопливо сказал досточтимый Эрве. – Она сделана из темного стекла, как многие другие замки там. Но только эта башня врастает в землю Островов так глубоко, что из нижних ее окон можно видеть море до самого дна. Говорят, когда-то в ней жили все, кто населял Прозрачные Острова, пока саалан не пришли туда. Говорят, она обвита лестницей от подножия, упирающегося в морское дно, и до верха, пронзающего небо. В этом сходятся все, кто рассказывает о ней. Говорят также, что эта башня не отличается от обычной горы, разве что только стены ее более скользкие, чем сам лед, покрывающий Прозрачные Острова. Говорят, некоторые из населявших ее отправлялись в море искать лучшей доли и лучшей земли. Первое верно, второе нет. Любой из рожденных на Прозрачных Островах, хоть раз входивший в башню и видевший ее сердце, мог вырастить на снегу ягоды, а на камне – зерно. Говорят, потомки видевших сердце Прозрачных Островов носили печать уродства на лице или теле до третьего колена.

   Полина украдкой оглядела присутствующих. Маркиз слушал рассказ задумчиво, как нечто полузнакомое, неожиданно украшенное новыми деталями. Но дамы, похоже, раньше не были знакомы с этой историей и выглядели очень впечатленными, а ведь досточтимый Эрве только начал рассказ. Конечно, магистр заметил ее маневр, перехватил ее взгляд и улыбнулся, вызвав тень недовольства на лице хозяина праздника. И после еле заметной, меньше вдоха, паузы вернулся к рассказу.

   – Об их уродствах не лгали. Сердце Прозрачных Островов – это сгусток первородной магии. Но в отличие от Источников, та магия не течет в мир, растворяясь в нем, а постоянно прирастает и требует выхода. Соприкасаясь с живым телом, она дает огромную мощь, изменяющую облик в соответствии с проснувшимся даром, и изменения наследуются, но в непредсказуемом виде. Однако тело, соприкоснувшееся с этой магией, само по себе становится как бы Источником, позволяющим при желании создать себе любой, сколь угодно привлекательный облик. Такими были они – прекрасными и безобразными, жадными и щедрыми, жестокими и искусными в творчестве. Те из них, кто пошли искать лучшей доли, преуспели и в колдовстве, и в любви, и в искусстве созидания, и в интригах, и в войне. Но и им довелось узнать поражение. Те, кому повезло больше, вернулись на Прозрачные Острова с горечью поражения во рту. Сердце Островов не отвергло их, но они больше не были лучшими. Подросли другие, способные вместить больше магии, более дерзкие и могущественные, имевшие по несколько обликов. Эти были почти милосердны и даже заводили питомцев. Кому-то из них пришло на ум принести к сердцу Островов маленького лесного грызуна, и его потомки стали разумными и дали сердцу Прозрачных Островов то, чего не могли дать первые обитатели башни. Ни у тех, ни у других не было названия для этого, но когда порядком подросшие потомки зверьков, полюбивших прибегать греться к сердцу Островов, расплодились и начали говорить, оно стало расти. К тому времени первые обитатели Прозрачных Островов уже могли называть себя хозяевами, потому что у них появились гости. Поначалу они забавляли хозяев, хотя те и считали их немного докучливыми, но рано или поздно надоедает все. А если кроме надоевшей игрушки появляются еще и заботы... в общем, случилось так, что хозяевам стало не до гостей. Когда сердце Островов успокоилось и вернулось к прежним размерам, недопонимание между хозяевами и гостями превратилось в почти вражду. Войны, к счастью, не было. Часть зверьков ушла вместе с гостями, которым надоели хозяева. Как выяснилось, ушли к малому сердцу Прозрачных Островов, которое, родившись, отделилось от родительского и перенеслось в другой мир. Оно и стало святыней для малого, едва разумного народца. Но как родитель знает свое дитя, даже не видя его, из-за магической связи родной крови, так и сердце Островов оказалось связано со своим отпрыском. Связь эта есть и до сих пор...

   Магистр замолк. В комнате то ли потемнело, несмотря на рассвет, то ли стало холоднее, Полина не поняла. Потом, сделав над собой усилие, пригляделась. Досточтимый Эрве действительно всех напугал, включая себя самого. По-настоящему. До бледности и скованности движений. Кроме, пожалуй, маркиза, тот так и сидел, с усмешкой попивая вино.

   – Славная история, Эрве, – сказал он. – Но круг закончит не она.

   Не успела Полина удивиться, как Вейен повернул к ней голову.

   – Вспомнишь еще какую-нибудь балладу из ваших?

   – Сама – вряд ли, – призналась она. – Я знаю нужное, но наизусть сейчас не прочту.

   – Ну так я помогу тебе, – легко сказал маркиз и встал со своего места.

   Полина даже не вздрогнула, только внутри нее все застыло. Это же надо было так удачно дать ему повод повторить все то, что они с ней проделывали полгода назад по их счету, подумала она. И ничего не сказала.

   – Не бойся, – усмехнулся Вейен. – Я не буду колдовать. Тебе только придется кое-что выпить, чтобы освежить память, а это питье не терпит перемещений кроме как в живых руках. Я принесу, подожди.

   Он вышел из комнаты, сопровождаемый заинтересованными взглядами своих женщин и понимающей улыбкой магистра. Полина снова оглядела собравшихся и увидела еще одну слушательницу. Женщина в лиловом сааланском трауре молча сидела на скамье в углу. Полина видела ее в ратуше во время заседаний суда. Дочь Вейена и мать Унриаля. На вид ей было лет двадцать пять, но выглядела она печальной и подавленной. Полина понимала, что по сравнению с ней даже эта печальная дама в лиловом ослепительно хороша. Ее это не особенно трогало: дело двигалось к утру, и она достигла стадии недосыпа, приводящей рассудок в состояние остекленения и делающей тело бесчувственным и гибким, как воск. Самым важным ей казалось благополучно отбыть свой номер на празднике и отправиться в апартаменты отдыхать. Надо только проглотить то, что ей налили в новый бокал, а там... или сработает, или нет.

   Сработало. На вкус напомнило лавандовый чай, прокатилось по горлу мятным холодком, толкнулось в голову, раскрывая глаза и обостряя обоняние и слух... Она почувствовала – можно говорить. И начала:

   – До рассвета поднявшись, коня оседлал

   Знаменитый Смальгольмский барон;

   И без отдыха гнал, меж утесов и скал,

   Он коня, торопясь в Бротерстон...

   Балладу об убийстве дамы угадали сразу. Одна разочарованно поморщилась, вторая усилием воли стерла с лица скуку и надела вежливую улыбку. Полина продолжала декламировать, ровно и четко выговаривая слова, и даже получала удовольствие от текста. Эпизод беседы дамы с рыцарем сааланцев немного удивил, но они терпеливо слушали и даже немного оживились: неожиданный извив сюжета был им непонятен. Первый раз они ахнули, когда повествование дошло до ответа барона пажу. Дружно так, вовлеченно. Полина даже улыбнулась, продолжая читать балладу. Дамы исправно пугались и жались к маркизу, магистр Академии держался за ножку бокала, как утопающий за соломинку.

   – ...И бродящим, открытым очам,

   При лампадном огне, в шишаке и броне

   Вдруг явился Ричард Кольдингам, – проговорила она.

   Даурая и Натуара, схватившись за Вейена, хором негромко вскрикнули. Полина не изменила темп, только перевела взгляд на маркиза, читая следующие строки. Через два катрена допекло и его. Зябко поведя плечами, да Шайни потянулся за бокалом. Когда Полина замолчала, дочитав до конца, он задал вопрос совершенно не по этикету.

   – Вот что мне интересно. Вы все такие бойкие после смерти или через одного?

   Полина, все еще в тонусе после предложенного питья, широко и ясно улыбнулась:

   – Так вы проверьте. Наши, украденные в рабство, тут наверняка умирали, найдите захоронение, и... ах, да! – спохватилась она. – Вы же не хороните в землю. Тогда есть смысл проверять места самой смерти.

   Магистр вздрогнул.

   – Вейен, ты был прав, – сказал он. – Эта баллада страшнее.

   Полина посмотрела в окно.

   – Рассвело, – сказала она. – Маркиз, дамы, благодарю за эту ночь. Не провожайте, я пройдусь по городу пешком.

   До апартаментов она добралась, когда солнце стояло уже выше крыш, а сайни закончили развозить молоко. У крыльца ее ждал мелкомаг в цветах Димитри. Полина отмахнулась от него, сказав, что никуда не пойдет, и поплелась вверх по лестнице с одной только мыслью: рухнуть и выключиться. Но стоило ей коснуться щекой подголовья, как она услышала голос князя:

   – Где ты была и кто тебя этим напоил? Полина, не спи! Тебе нельзя сейчас спать!

   Марина не особенно любила ночные бдения, но привыкла к ним. За десять лет постоянного проходного двора в собственном доме привыкнуть можно ко всему. Она поняла, что вечер перестает быть томным, когда Афье да Юаль вдруг замолк на полуслове, наблюдая короткий разговор Асаны да Сиалан с магистром Академии. Несколько кинжальных реплик, которыми эти двое обменялись, звучали в полной тишине, Димитри вмешался уже под конец скандала. Потом, когда все разбрелись по залу, делая вид, что ничего особенного не произошло, Марина поймала да Юаля за рукав и попросила проводить ее в сад покурить. А на крыльце, стрекоча зажигалкой со стертым кремнем, спросила, что это было и как ей понимать увиденное. Афье долго молчал, а когда начал отвечать, на лице его не было ни тени обычной для сааланца улыбки.

   – Ты ведь сама все видела, – сказал он. – Эрве недоволен браком Асаны, и это понятно. Димитри сговаривал ее пять раз, но все пять раз Эрве расстраивал помолвку.

   – Он на нее сам, что ли, претендует? – хмыкнула Лейшина.

   – Будь так, он мог просто прийти и сказать ей об этом. Жениться он, конечно, не может, но он красив, умен, вежлив... наконец, он самый образованный собеседник по эту сторону звезд... вряд ли дело могло кончиться отказом.

   – Тогда чем она ему так насолила?

   – Нет, – улыбнулся граф да Юаль. – Она не солила ему вино. Но посолит, если выйдет замуж.

   Марина задумчиво затянулась последний раз, выдохнула дым и придавила окурок в случайном блюдце, принесенном сайни.

   – Что-то имущественное, да?

   – Да, – подтвердил да Юаль. – Родители виконтессы погибли, когда она еще училась, ее опекуном стала Академия.

   – Доход с земли, верно? – уточнила Лейшина.

   – Именно так, – ответил Афье да Юаль. – Но это справедливо, ведь защита земель от ящеров тоже задача Академии.

   – Может, и справедливо, – хмыкнула Лейшина, – только наследнице уже не двенадцать лет. И насколько я знаю, она сама кого хочешь защитит от чего угодно.

   – Нам всем предстоит это выяснить следующей весной, – вздохнул да Юаль. – Ее родители были сильными магами, но задача оказалась слишком тяжелой для них. А теперь она встанет и перед Асаной. И Академия больше не будет ей помогать. Знаешь, Марина, я все еще впечатлен ее помолвкой. Нужно очень сильно любить человека, чтобы поставить под угрозу свою и его жизнь ради недолгой возможности быть вместе. Интересно, он знает?

   – А что за задача? – поинтересовалась Лейшина.

   – Ящеры, – самым обыденным тоном сказал Афье да Юаль. – Каждую весну они проходят от побережья к Сиале, чтобы спариться в пресной воде и отложить яйца в развалинах в устье Айны. Если дать им пройти свободно, они снесут с лица земли половину Исаниса. А следующей весной пойдут снова.

   – Но почему тогда столица Аль Ас Саалан здесь, а не в устье Айны? – удивилась Лейшина.

   – А там ддайг, – усмехнулся да Юаль. – Это их город, и они возражают против попыток там построиться. Оружием и огнем возражают, если ты понимаешь, о чем я. То есть огонь они как раз и не используют, но по итогам лучше бы уж жгли.

   Марина посмотрела на зажигалку, безотчетно извлеченную из кармана, и принялась снова искать сигареты в сумочке.

   – Афье, я чего-то не понимаю?

   – Вполне возможно, – согласился граф да Юаль.

   – Ты сейчас сказал, что магистр Академии рискнет безопасностью столицы и вашего императора только потому, что не согласен с естественным решением женщины выйти замуж и хочет продолжать пользоваться ее собственностью, так?

   – Да, – поттвердил граф.

   – Почему, Афье?

   – Ну ведь она еще может передумать, Марина.

   – А если не передумает?

   – Тогда ей придется рискнуть. Собой, мужем, землями, титулом – всем, что у нее есть.

   – Афье, я это уже поняла. Но если она справится?

   – Если она справится, Марина, Академии все равно придется уйти из графства Сиалан. А это их последний источник дохода. На средства, получаемые из графства, содержатся школы, госпитальные замки, выполняется часть миссий на землях других марок и герцогств, переписываются книги, покупаются лекарства, выплачиваются долги краю наконец.

   – А остальные их источники дохода куда делись? – Марина задала вопрос почти машинально, пытаясь сложить в голове уже сказанное.

   – Еще их финансировал Вейен да Шайни, но уже полгода как перестал, – поморщился Афье. – Нет, конечно, они зарабатывают и сами, но этого мало для всего, что они делали.

   – То есть проторговались, – подвела она итог.

   – Так, да, – согласился да Юаль. – И Эрве уже нечего терять, кроме доброй памяти об Академии. А ведь он ее поднял из руин после смерти старого магистра.

   – А образование у вас только церковное? – уточнила Лейшина.

   – Академия все же не вполне церковь, – возразил да Юаль. – Конечно, есть и баронства, содержащие школы, как правило, гвардейские и воинские. Свои школы есть и у цехов. А общее образование дает обычно все же Академия. Но беда не в этом, Марина. Беда в том, что только Академия может контролировать добросовестность светских магов.

   – И Эрве решил пропадать не одному, а рискнуть столицей империи, поскольку империи без Академии все равно не выжить? Так надо понимать?

   – Марина, – вместо ответа сказал Афье да Юаль, – я могу попросить у тебя сигарету? Кажется, самое время попробовать закурить...

   На остаток седмицы, на которую Димитри оказался привязан в Исанисе, он перевез Полину в дом матери Дейвина да Айгита, Альены. Возбуждающее память средство, выпитое ею в доме маркиза да Шайни, оказалось последним испытанием ее сил. Насилу разбудив женщину, князь обнаружил, что она не может ни встать, ни умыться без помощи. А уговорить ее поесть ему вообще не удалось. Идти выяснять отношения с Вейеном было бы бессмысленной тратой времени, поэтому Димитри просто собрал вещи подруги, взял ее на руки и шагнул в портал, ведущий к Альене да Айгит.

   Вот так ключ от дома, подаренного Полине императором, опять оказался у князя, и он, наблюдая за работами допоздна, решил переночевать там. Он знал этот дом когда-то, но за жизнь воспоминаний наслоилось достаточно, чтобы те, давние, не причиняли боли. Сейчас, руководя работами и оставляя распоряжения, Димитри старался восстановить этот дом таким, каким видел его когда-то давно. На галерее были уже готовы две жилые комнаты, обе князь помнил как гостевые. Он принес постель в ту из них, где ему доводилось ночевать в незапамятные времена, и разложил, походным порядком, прямо на полу. Ночные сны его были вполне обычными снами усталого человека, состоящими из обрывков дневных забот и тревог. А утром ему приснилась Неля. Живая, прекрасная, сияющая, огненно-золотая. Она вошла в комнату и засмеялась, глядя на него:

   – А я тебя хотела искать в твоем доме. А ты тут спишь.

   – Ох, – только и смог он сказать, – прости, что я без приглашения.

   – Главное, что ты вообще пришел, – засмеялась она снова. – После того, как дважды от меня отказался...

   – Я не... – начал он и осекся, поняв, с кем говорит.

   – Ну наконец-то, – расхохоталась прелестная рыжая женщина, – ты понял, что я – это она, а она – это я.

   Димитри молчал, понимая, что проснуться ему не удастся, пока она сама его не отпустит.

   – Я была бы вправе сердиться, – сказала она уже серьезнее, – но мне пришелся по душе твой подарок, тот, что ты привез на Острова и показал в столице. Так что можешь рассчитывать на ответный дар, и даже не на один. Но учти, я еще не раз подшучу над тобой за то, что ты от меня отказался.

   Она развернулась к нему спиной, пошевелила плечами – и бирюзовое платье стекло с ее спины струями воды. За то время, пока она делала шаг через лужу, Димитри увидел алую с лиловым и золотым бабочку над ее ягодицами, чуть ниже края рыжей волны кудрей. Магдис подарила ему лукавый взгляд через плечо и пропала. Князь проснулся, как от толчка, и увидел, что к его постели подбирается растекающаяся от двери лужа. Присмотревшись и заметив, что ручеек, бегущий в его сторону, явно состоит из морской воды, он тихо засмеялся, несмотря на то, что ему было не по себе, и сказал в сторону двери: "Приходи танцевать танго когда-нибудь". Легкий сквозняк с запахом водорослей и соли прошел по комнате после этих слов. Князь поднялся, свернул постель и вышел на галерею, четко понимая, что спокойной его жизни пришел конец.

   Все сложные моменты своей жизни Марина Лейшина переживала на кухне. Сейчас перед ней на разделочном столе лежала дюжина крупных розовых картофелин, два больших корня сельдерея, полдюжины яиц и двенадцать яблок, каждое размером с два ее кулака. Не сааланских, местных лужских. Мука и растительное масло ждали своего часа в банках у самой стены, а сбоку под рукой заняла боевую позицию на миске терка. За ее спиной в гостевом кресле сидел Белый и внимательно слушал. Марина взяла в руку овощечистку и задумчиво взвесила в руке сельдерейный корень.

   – Марина, только не мне в голову, – прокомментировал байкер.

   – Ну что ты, – протянула она, – он же от этого попортится. И вообще, ты пока не заработал.

   – Хорошо, – хмыкнул он, – постараюсь приберечь комментарии до конца готовки. Ты рассказывай, рассказывай.

   – Да что рассказывать, Георгий... В общем, пока мы торговали лицом и наблюдали скандал с участием Асаны и, как оказалось, вашего знакомого...

   Байкер перебил ее.

   – Он не знакомый. Он полезный.

   – Хорошо, – согласилась Лейшина, – с участием вашего полезного, который не присутствовал, но упомянут был.

   – Кхмгм, – отреагировал Белый. – Продолжай, я слушаю.

   – Да я и продолжаю, – Марина повернула в руке клубень сельдерея и начала чистить другую его сторону. – Мы все были в Старом дворце, кроме Полины. А она, как выяснилось, была в доме у деда первого наместника, там тоже праздновали. А утром Димитри за ней послал, а его человек вернулся ни с чем – мол, мистрис сказала, что никуда не пойдет и будет спать. На Полю это не похоже настолько, что даже Димитри сообразил, что происходит какое-то нештатное событие. И двинул к ней сам. Нашел уже остывающую.

   – В смысле? – напрягся байкер.

   – Я не особенно поняла, он очень нервничал, когда рассказывал. В общем, – Марина взяла терку и начала тереть сельдерей, – в гостях ее напоили их тамошним стимулятором, который и здоровым-то людям можно очень с оглядкой и сильно не каждый месяц. И дозу дали, как Димитри сказал, на здорового мужика. И когда пошел откат...

   – Я понял, – тихо сказал Белый. – В юности видел винтовых торчков на отмене. На всю жизнь запомнил.

   – Как-то так, да, – кивнула Марина, продолжая трещать теркой, – только это не винт, а более ядреная хрень. Хотя ей теперь и крепкого кофе могло хватить за глаза.

   Некоторое время тишину на кухне нарушал только звук терки. Потом сельдерей кончился, и Марина снова взяла в руки овощечистку.

   – В общем, – резюмировал Белый, – когда ее нашли, живой она была уже довольно условно.

   – Ну да, – подтвердила Марина, глядя на картофелину, уже почти очищенную от кожуры, – и Димитри провозился с ней полдня, приводя в чувство, а потом перевез в дом к... к их там врачу, короче. И после того, как ее привели в порядок настолько, чтобы могла сама пить воду и сидеть, не падая, он сказал, что перевозит ее на Ддайг, их новый континент.

   – Минуя остановку в крае? – уточнил Белый.

   – Да, – подтвердила Марина, примериваясь картофелиной к терке. – Если совсем точно, остановка будет, но в Приозерске. На три дня. Месяц дороги морем Поля сейчас не выдержит, это и Димитри понимает.

   – Вот что ему мешает просто вернуть ее домой и дать ей нормально лечиться? – тоскливо вопросил Белый.

   Марина, чистя очередную картофелину, только досадливо повела плечом:

   – В ее теперешнем виде, Георгий, достаточно позвонить ей по телефону и сказать "да чтоб ты сдохла". И если она после этого встанет, то только затем, чтобы намотать петлю на дверной косяк. Я ее такой лет двадцать пять не видела.

   – Да это понятно, – коротко покривился байкер. – Но без фармакологии, причем земной и правильно подобранной, ведь так и будет.

   – Интересы края тоже со счетов не сбросить, – вздохнула Марина. – Она же первая этого не поняла бы. Привезти ее сейчас домой – значит выпустить в город, к журналистам и родне. Собраться и держать лицо ей сейчас нечем. Но пытаться она все равно будет, и это кончится... понятно, чем. А класть в больницу нельзя: во-первых, это еще один удар по репутации, а во-вторых, чтобы папарацци да не пролезли, куда не пускают...

   – А за рубеж? – спросил Белый. – Прибалтика, Беларусь?

   – Там, ты думаешь, защита лучше будет? – горько усмехнулась Марина и взяла сито.

   Выложив в него содержимое миски, пристроила сито сверху, разровняла массу, прикрыла чистым блюдцем, а на него поставила банку с водой. Затем, ополоснув терку, принялась резать яблоки на четвертинки и вычищать семечки.

   – Мда. – Белый помрачнел. – Круг, похоже, замкнулся.

   – Это еще не все, Георгий.

   – Даже так?

   – Я говорила с наместником, он сказал, что еще год назад мог бы выделить ей охрану из своих и попросить дополнить ее нашими, в смысле, полицией. Но не теперь.

   Марина ожесточенно терла яблоки, байкер молча ждал. Когда яблоки кончились, Марина вытряхнула в пюре молотую корицу и с таким же ожесточением перемешивая массу, мрачно сказала:

   – Если бы Асане не вперлось замуж так срочно, расклад мог быть не таким напряженным. Но все уже произошло, она заявила о бракосочетании публично и, значит, должна довольно быстро зарегистрировать брак и тут, и там. После этого Академия убирает свой контингент с ее земли, и их столица остается голой. И когда следующей весной придут ящеры, их некому будет встретить.

   – Кроме Асаны? – уточнил Белый.

   Марина взяла маленькую чашку и миску побольше, и по одному разбила в чашку все шесть яиц, тщательно осмотрев каждое. Вылив их по очереди в миску и всыпав туда стакан муки, она взялась за венчик. Не поднимая глаз от миски, проговорила:

   – Ну и что Асана сама сможет? Она же не электростанция, да и на той работает целая смена. Какие-то маги у нее есть, но она их наверняка побережет, потому что граф тут она.

   – Графиня, может? – переспросил байкер.

   – Графиня, Георгий – это жена графа. А если она сама владеет и управляет землей, и защиту осуществляет тоже сама, то она граф. В Саалан, по крайней мере, заведено так.

   – О как, – хмыкнул Белый. – А до свадьбы она, я так понимаю, была виконт, и поэтому...

   – Вот только я тебя прошу, Георгий, не лезь ни в их брачное законодательство, ни в их мораль. Ты не хочешь этих подробностей, тебе еще за руль.

   – Ну хорошо, допустим. Считаешь, ее тут некем заменить?

   Марина отставила миску с тестом на стол и аккуратно сняла с сита с тертыми овощами банку с водой и блюдце. Отправив овощи в тесто, искоса глянула на собеседника:

   – Сам-то как думаешь?

   – Да так же... – признался он.

   – То-то и оно. Соль подай, будь добр.

   – Да пожалуйста, – Белый потянулся к литровому фарфоровому бочонку, служившему солонкой, и остановился на половине движения. – То есть тут спокойно тоже будет недолго? Марина, ты это хотела сказать?

   – Я хотела сказать, Георгий, что спокойное место для Поли остается одно. Новый материк империи за звездами, Ддайг. И это спокойное место, чтобы ты знал, Димитри сам определяет как горячую точку в нашем с тобой понимании.

   – Зашибись, братва, – светским тоном сказал байкер. – И вариантов, я так понимаю, нет?

   Марина развернулась к нему от зажженной конфорки, с лязгом ставя на нее сковороду.

   – А ты что думаешь, я тебя просто так выдернула? И где все? Перец сегодня приедет вообще или нет?

   Отойти от шока после всех событий в столице саалан мне никто не дал: мы вернулись за двое суток до моего первого экзамена. Сдавать предстояло социологию, и по слухам, препод был не из самых приятных. Шпаргалку, одну на всю сессию, мы с Максом загнали в кольцо с голубым топазом, его я и надела на палец, отправляясь на экзамен. Вообще видок у меня был, конечно, тот еще: уставная стрижка Охотника, коричневая пиджачная пара на тонкий бежевый свитер, под брюками берцы, начищенные в зеркало, и это кольцо на пальце. Что называется, казарма не только на лице написана. Но это же не повод орать на меня! А препод разорался так, как будто я ему по меньшей мере наступила рифленой подошвой на самое ценное. Пока группа жалась к стене, слушая его вопли на весь этаж, я стояла перед входом в аудиторию под потоком его красноречия и ловила ключевые слова. «Себе позволяешь» – ну понятно. «Намеренная демонстрация» – предсказуемо. «Поблажек не будет» – можно подумать, я их просила. «Надеешься на своих покровителей из саалан» – тоже следовало ждать, но меня все же дернуло, и он, увидев реакцию, окончательно пошел вразнос. Следующим было «построила свое будущее на костях истинных патриотов», и после этого крышу мне таки сорвало.

   – Во-первых, – сказала я и отошла на шаг, – я с тобой из одной посуды не пила, чтобы нам на "ты" общаться. Во-вторых, я прямо сейчас иду в деканат писать заявление о пересдаче экзамена комиссии. И тебя, истинный патриот, в ней не будет. – Развернулась и очень быстро пошла к выходу, стараясь не бежать.