Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"

Автор книги: Эгерт Аусиньш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 65 страниц)

   Утром герцога разбудил приятный горьковатый аромат. Афье поднялся с постели, подумал, аккуратно свернул одеяло и простыни в рулон, спрятав внутрь подушку, оделся и пошел на запах. Источник его обнаружился в кухне.

   – Интересный аромат, Марина. Это духи, курения или еда?

   – Это напиток, Афье. Он называется кофе, и если хочешь, я тебе тоже сварю. Твоя одежда в ванной комнате, уже сухая, полотенца и остальное найдешь там же, под зеркалом.

   – Ты меня балуешь, – строго сказал Марине почти муж.

   – Ничего страшного, – легко ответила она. – Ты вполне можешь сам научиться делать это, только не сегодня. Если ты не передумал, то сегодня нам лучше поторопиться.

   – Главное, чтобы ты не передумала, пока я умываюсь, – улыбнулся он.

   Марина сварила еще чашку кофе, подумав, достала творог и варенье, выставила на стол и отправилась переодеваться. Вместо черных джинсов она надела длинную вишневую шелковую юбку, а ежедневную футболку заменила алым топом с рукавом до локтя. Вернувшись в этом виде на кухню, она нашла там переодетого в местное жениха, смотрящегося в льняных серо-зеленых штанах и бежевой вискозной футболке-поло сущим мажором. Картину разбавляла только прическа сааланца, состоящая из трех кос, соединенных в одну ниже воротника. Афье задумчиво дегустировал ничем не заправленный творог.

   – Не любишь с вареньем? – спросила Марина.

   – Просто не время, – улыбнулся ей Афье. – Сладкое я привык есть после обеда. Но этот сыр и так вкусный. Ты будешь есть?

   Марина быстро впихнула в рот несколько ложек творога, зацепила варенья напоследок, допила остывший кофе и поняла, что нервничает.

   – Что с тобой? – остро глянул на нее пока еще не муж.

   – Нам бы в ЗАГСе до одиннадцати обернуться, – вздохнула она. – Потом набегут, шуму будет... у нас же пресса тут.

   – А, так это очень просто, – засмеялся он. – Покажи мне, куда нам надо попасть.

   Марина послушно назвала полузнакомый адрес на Суворовском и добавила, что это небольшой ярко-красный дом. Афье повел руками в воздухе, создавая знакомую арочку, внутри которой клубилась белая мгла, обнял Марину за плечо и шагнул в туман. Вышли они в трех шагах от двери ЗАГСа. Их расписали за каких-то полчаса, считая подготовку свидетельства о браке. Марина клятвенно обещала чай с тортиком и подробности в течение недели, после чего новоиспеченные супруги тем же способом отбыли в Адмиралтейство. Там с договором пришлось повозиться: да Юаль составлял его сам, дотошно упоминая все мелочи. В час дня договор был наконец заключен, скопирован, подписан и вручен каждому из супругов, как и положено в полюбовном браке равных.

   – Уф, – сказала Марина. – Ну что, по кофе и работать?

   – Кофе будет мало, – качнул головой Афье. – Не знаю, как ты, а я уже голоден.

   – У меня в холодильнике только индейка и овощи, подойдет? – спросила Марина.

   – Знаешь, у меня здесь еще много дел, да и к тебе есть ряд вопросов, – ответил ей уже муж. – Мне сказали, рядом со сквером есть таверна.

   – Ну можно и там, – согласилась Лейшина. – А что за дела?

   – Расскажу за обедом, – улыбнулся Афье.

   Начав разговор в обед, они до вечера разбирались в хитросплетениях торговых договоров и договоров о сотрудничестве, а вернувшись домой, засели в кабинете голова к голове над ее справочниками по трудовому праву и его кристаллами с эдиктами и указами. Именно в этом виде их и застал Лев Гренштейн, открыв дверь своим ключом и пройдя по знакомой квартире.

   – Марина, дорогая, – сказал он укоризненно. – Ты так и не научилась оставлять работу за порогом дома.

   Глянув мельком на Афье, он произнес формальное приветствие на сааланике с жутким английским акцентом. Получив такой же формальный ответ на не менее корявом русском, кивнул и повернулся к бывшей жене:

   – Твой коллега... оттуда?

   – Не только коллега, – невозмутимо ответила она. – Теперь и муж.

   Лев кивнул – с виду безразлично, но Марина увидела, как потемнело его лицо. А встретив взгляд Афье, полный благожелательного интереса, незваный гость едва не скривился.

   – Ну я тогда явно лишний со своими советами... Пойду в гостиницу, пожалуй.

   – Даже чай не будешь? – участливо спросила Лейшина.

   Лев с усилием улыбнулся и едко ответил:

   – Нет, и даже чай не буду. Не хочу вам мешать.

   Сопроводив свои слова невероятно гадкой улыбкой, он развернулся и вышел, прикрыв дверь слишком тихо, чтобы нельзя было угадать желание садануть ею об косяк со всей дури. Марина, поднявшаяся было то ли встретить, то ли проводить его, снова опустилась за стол, поставила локти на столешницу и закрыла лицо руками. Афье положил руку на ее запястье.

   – Первый брак, да?

   Марина кивнула, не отрывая ладони от лица.

   – У меня тоже так было, – признался герцог. – Когда нам исполнилось по шестьдесят, противоречия обнажились, и только тогда стало понятно, что это никогда не было любовью...

   – Я думала, – сказала Лейшина, свободной рукой протирая уголок глаза, – что останется хотя бы дружба...

   – Дружба невозможна без любви, Марина, – вздохнул да Юаль. – И прости, что я скажу, но он не похож на человека, способного любить. Просить и добиваться любви – да, это он умеет хорошо. Но не любить.

   – Я могла бы... – она продолжала тереть глаз, как будто в него что-то попало. – Мне хватало сил делать это за нас двоих... До сегодняшнего дня, по крайней мере, хватало. Теперь я не уверена, что смогу.

   – И не нужно, – муж продолжал держать ее руку. – Есть вещи, которые невозможно сделать за другого, особенно если он не хочет. Я понимаю, что ты привыкла делать эти усилия, но подумай, стоит ли дожидаться от рыбы песен еще год или пять, если за... сколько вы знакомы? Два, три десятка лет? Не знаю, как тебе, а мне кажется неестественным заставлять человека выбирать между самоуважением и любовью. Это не поведение любящего. И не дружеское поведение.

   – Я поняла, – рвано вздохнула Лейшина. – Только не знаю, как ты все это вычислил. Ты же его видел впервые, а пробыл он тут минут пять от силы.

   – Я мужчина, – пожал плечами Афье. – И он мужчина. Он вошел, как будто ты ему осталась должна. Так не идут к тем, кого любят или любили. Так идут к тому, кем привыкли повелевать.

   – Ну, это у нас с самого начала было, – усмехнулась Марина. – Подначки, подковырки, он нападает, я огрызаюсь... Шутили так.

   – Он всегда нападал, а ты защищалась? Никогда наоборот? – уточнил Афье. – Тебе и сейчас это смешно?

   Марина зябко повела лопатками.

   – Ты спрашиваешь, и у меня такое ощущение, что от наших с ним отношений вообще ничего не остается...

   – Остается только то, что действительно было. Ветер сметает туман надежд, оставляя камни правды. А они порой выглядят довольно неприглядно... – да Юаль вздохнул и отпустил руку жены. – Но если вдруг тебе важно, я принимаю тебя и с этим, и без этого.

   – Хорошо, что у нас с тобой свадьбы не было, – вдруг хмыкнула Марина. – Было бы гораздо обиднее, явись он на праздник.

   – Праздник у нас еще будет, – пообещал Афье да Юаль. – Как только мы разберемся с вашими выборами и всем, что за ними последует. И знаешь, Марина, я не могу выбрать, кого спасать: князя или ваше общество.

   – Людей? – не поняла правозащитница.

   – Нет, люди не пострадают в любом случае, – заверил герцог. – Худшее, чем уже было, не случится. Именно общество. Привычки, обычаи, уклад. Уклад особенно.

   Вечером следующего дня Марина добралась до главного офиса «Рыцарей» на проспекте Славы, «Пентагона», как вслед за байкерами здание звали уже многие, и застала там дивной силы картину. Зрелище, открывшееся ей от входа в лофт, заставило ее замереть в дверях, а потом тихо спуститься обратно во двор. В углу стояли два кресла, между ними расположился табурет с бутылкой водки и какой-то закусью на нем. Уже сильно нетрезвый, но все еще очень благостный Перец тихо что-то внушал еще менее трезвому и находящемуся в совершенном упадке духа собеседнику, в котором изумленная правозащитница узнала графа да Айгита. Спускаясь по лестнице, она слышала увещевания, которыми уже накормили и ее: человек должен иметь не только работу и друзей, но и свою придурь, и с кем он эту придурь разделяет, выбирать ему, никто в это лезть не должен, а иначе это не жизнь, «вот как бы ты сам отнесся к идее запретить тебе ездить во Львов учиться фехтовать» – и прочее в этом стиле. Дейвин да Айгит в ответ плевался определениями в адрес Исиана, высказывал опасения за Полину и страдал о том, что ей опять приходится принимать помощь из недостойных рук. Когда, удалившись от двери лофта, она перестала разбирать слова, на лестнице обнаружился Кай, задумчиво раскладывающий трафареты и баллоны с краской. Марина убрала зажигалку, ругнувшись.

   – Да курили бы на здоровье, Марина Викторовна, – меланхолично сказал Кай. – Я же знаю, что делаю.

   – Нет уж, Кайрат, – Лейшина повела плечами, стряхивая испуг. – Я лучше во двор.

   Выйдя за дверь и закурив, она глянула на бывший пустырь, где двое отрабатывали какие-то приемы вождения, и услышала:

   – Мариш, привет. С чем пожаловала?

   У нее за спиной стоял Белый.

   – Ты мне сперва скажи, о чем Ведьмак у вас наверху рыдает, – невозмутимо ответила Лейшина, стряхивая пепел.

   Байкер пожал плечами.

   – Да его коллеги с Литейного к нему обратились с просьбой дать возможность одному человеку встретиться с Полей, пока она там у аборигенов живет. А у Ведьмака с этим человеком свои терки, вот его и растащило.

   – Ну, во-первых, Георгий, речь не о человеке, а о сайхе, – заметила Марина с улыбкой.

   – А сайхи что, не люди, что ли? – удивился байкер.

   – Пока детей в смешанных браках нет, а главное – пока у этих детей нет детей, мы не можем этого уверенно утверждать, – заявила Марина.

   – Ну, это уже расизм... – неделикатно парировал Белый. – Только ты с темы-то не съезжай. Рассказывай.

   – Да ты же уже в курсе, наверное, – пожала плечами Лейшина. – Я вчера замуж вышла. В четвертый раз.

   – Не-ет... – растерянно протянул ее собеседник. – А что, должен быть в курсе?

   – Я думала, уже по всему городу разнесли, – вздохнула замужняя женщина. – Он сааланец. Тоже юрист.

   Белый смерил Марину взглядом и присвистнул.

   – Ну, Лев довыпендривался, чего. Долго он на тебя давил?

   Марина судорожно затянулась и тихонько всхлипнула.

   – А, – отреагировал байкер. – А замуж-то ты надолго?

   – Как пойдет, – ответила она сипловато и сдавленно. – А чего безопасники за сайха просят?

   – А Ведьмак синекуру стукачей в пресс-службе наместника разогнал нахрен, – с удовольствием рассказал Белый.

   – О как, – настроение Лейшиной резко поднялось. – Неужели за работу на двух заказчиков?

   – Нет, конечно. Халатное отношение к служебным обязанностям, злословие за спиной у работодателя и сливы некоторых частностей в Москву. Причем больше всего его возмутило, что они на этом даже не заработали, а сдали секретную инфу просто по дури.

   – Не то чтобы я удивлена, – усмехнулась Марина. – В смысле, их поведение для меня не странно.

   – Да? – хмыкнул Белый. – А я думал, там дураков не держат, только ссученных.

   – Тебе бы, Георгий, об этом с Полей поговорить, но она теперь далековато, – вздохнула Марина. – Так что придется довольствоваться моим пересказом ее мнения. А говорила она, что ссученный хуже дурака, так как тупость дурака – это величина постоянная, а ссученный тупеет с непредсказуемой скоростью и скачками, поскольку его тупость и подлость – это такой путь развития, и как любое развитие, они вариативны и уникальны. У кого-то прогрессирует быстрее, у кого-то медленнее. У кого-то в одной области раньше, в другой позже, у кого-то наоборот. У группы примерно одновременно.

   – А, – понимающе кивнул Белый. – Развились, значит. До полной потери ума вслед за совестью. Тогда выходит, своим основным нанимателям они тоже уже не пригодятся.

   – Ну да, – подтвердила вывод Марина. – И следовательно, основным нанимателям нужен другой неофициальный прямой контакт с наместником. Мимо Ведьмака, который не будет договариваться полюбовно, потому что он от этих договоренностей аж к вам вот пришел. А тут им такой подарок: прямо лично знакомый с наместником сайх, да еще с аргентинским гражданством и официальной бессрочной рабочей визой. Знакомство у них правда вышло так себе, но это уже не слишком важно, потому что Исиан Асани теперь не сам по себе сайх, а гражданин Аргентины, и его присутствие в крае оправдано, то есть обусловлено...

   – Я понял, – перебил Белый. – Типа, не сам приехал, а по делу прислали. А Поля тут каким боком?

   – Да там такой блудняк, Георгий, ты бы только знал... – вздохнула Лейшина.

   – Как расскажешь, так и узнаю, – невозмутимо сказал Белый. – И вообще, давай-ка я тебя домой отвезу, заодно и на мужа твоего посмотрю. Надо же что-то мужикам говорить. А уже в нормальной обстановке, за чаем, все и расскажешь.

   Домой, то есть в помещение клуба, байкер вернулся заполночь, порядком загруженный всей историей отношений Исиана с Алисой, Полиной, Димитри, Дейвином, Максом и домом Утренней Звезды. Заместитель наместника уже спал в одной из комнат хостела. Пьяный и благостный Перец, все еще сидящий в лофте, сосредоточил взгляд на друге.

   – Как скатался?

   – Марину домой отвез. Прикинь, первый благовредный так ее задолбал, что она аж за сааланца замуж выскочила.

   – О как, – хмыкнул Перец. – Давно?

   – Через шесть часов будет двое суток, – глянув на часы, ответил Белый.

   – И как муж? – поинтересовался Перец.

   – Знаешь, на удивление нормальный. И кажется, ее любит. Только она этого еще ни хрена не поняла.

   – Поймет еще, – кивнул Перец. – Торопить ее с этим, пожалуй, даже вредно.

   В Исюрмере все было очень быстро. Я не успела разложить вещи, как меня вызвали сдавать первые тесты. По окончании, правда, покормили, но стоило мне отложить ложку, как началась вторая часть, теоретические вопросы. Примерно посередине процесса, когда происходящее стало совсем конкретно напоминать допрос, появился князь, и я начала догадываться, почему досточтимые так торопились. Окончательно все стало ясно, когда в аудитории, или шалле, как говорили сааланцы, появился маркиз да Шайни. Он пришел следом за магистром Академии, небрежно выразил надежду, что не помешает, и магистр нехотя кивнул. Меня продолжили допрашивать и издевались до самого перерыва на полдник.

   После полдника дела у саалан принято откладывать, так что мне предложили светское общение в неповторимом стиле Академии – то есть тот же допрос, только на другие темы. Димитри едва не шипел, но сделать мог очень немного. Следующий день был официально моим, предполагалось, что я потрачу его на конфиденцию и подготовку к практической части экзамена, но доверять свои секреты кому попало я не была готова, о чем и сказала магистру. На "кого попало" он конечно попробовал обидеться, но я сразу сказала, что его вижу пятый раз и первый из них не издали, а досточтимая Хайшен меня наставляла больше года. И досточтимый Нуаль столько же, только он сейчас с отрядом, и ребятам всяко нужнее. А вот так запросто попросить прибыть настоятельницу крупного монастыря я тем более не могу, у нее и без меня дел выше макушки. Магистр кивнул и почти отстал от меня, когда заговорил Вейен да Шайни.

   – А кого бы ты сейчас хотела видеть, если не этих двух?

   Я пожала плечами.

   – Не знаю даже. Полину Бауэр, наверное. Но это тоже невозможно.

   Маркиз безразлично кивнул.

   – Хорошо. Иди отдыхай.

   Следующий день я бездарно протупила. Сидела на краю обрыва и смотрела в залив и на золотые солнечные блики на крышах Исаниса. За этим занятием выкурила всю начатую вчера пачку сигарет. Послушно ходила есть, когда звали, молча возвращалась обратно и снова смотрела на воду и город за ней. Удивительно, но меня не трогали. Мыслей в голове не было никаких, только ощущение, похожее на то, что преследовало меня на вокзале в день, когда я так и не успела уехать в Хельсинки. Только в этот раз прийти и выдернуть меня из кафешки, чтобы я не села на поезд, было некому, сколько ни жди. Дождаться удалось только наступления ночи.

   А утром мой поезд отправился по расписанию. Подъем, гигиена, завтрак, лаборатория. Группа товарищей в сером. Молчаливый серьезный князь. Магистр Академии с очень сложной миной. Маркиз да Шайни с непроницаемым лицом. И я с альбомом. Первый час прошел довольно удачно: я объясняла досточтимым суть идеи дипломной работы, они задавали вопросы. Потом меня выставили отдышаться, а они остались спорить, разрешать мне представить свою работу или пойти стандартным путем. И конечно, решили взять два. Но любопытство победило, и они решили начать с моей работы, а стандартные задания дать потом. Я попросила, для удобства демонстрации, выйти из здания, а там были другие жители Исюрмера, решившие понаблюдать процесс, так что зрителей получилось чуть больше, чем планировалось изначально. Дальше все было просто. Записки у меня были заготовлены заранее – небольшие цветные листочки с фразами нейтрально-позитивного содержания, типа "хорошо, что погода хорошая" или "приятного дня", ими и были заложены рисунки конкретных птиц. Оставалось только задействовать заклятие и пустить письмо махать крыльями, добираясь к адресату, а потом дождаться, пока члены экзаменационной комиссии соберутся вокруг меня снова. Альбом у меня из рук забрали, едва подойдя. Кто из досточтимых это был, я не запомнила. Кто-то в светло-сером. Я отвлеклась на другое. По площади от закрывающегося портала шла Хайшен.

   – Я все-таки успела, – улыбнулась она, – хоть и не к началу. Здравствуйте, собратья. Здравствуй, Алиса. Князь, маркиз, приветствую вас.

   Маркиза да Шайни аж повело от злости, это заметили все, включая меня. Но Вейен, как и все, вежливо поздоровался с досточтимой и даже уступил ей свою очередь пролистать мой альбом с птичками. Впрочем, долго мои рисунки в руках не пробыли: прозвонили колокола к обеду, и все отправились в трапезную. Обед прошел в чинном молчании, потом переместились в лабораторию для разбора моей работы. Начать решили с хорошего. Мою затею признали милой, изящной и крайне полезной, хотя и совершенно светской по содержанию. Димитри напомнил комиссии, что я вообще-то светский маг и даже замужняя дама. На меня посмотрели умиленно, как на какого-нибудь вундеркинда. Я вздохнула, сцепила пальцы в замок для храбрости и сказала:

   – Идею я придумала в первый год замужества. Потом очень долго не могла доделать, были другие дела, а снова взялась за полгода до аварии. Доделала только в двадцать втором году, но уже не для мужа. И послание было совсем другого содержания, чем изначально планировалось под эту форму. И адресовалась я, понятно, не к нему...

   Князь невольно потер ладонью грудь под ключицей слева. Магистр вопросительно вскинул бровь. Вейен да Шайни с интересом обвел глазами присутствующих и остановил взгляд на мне. Я тоже посмотрела на него в упор, да так и рассказывала ему все, что собиралась сказать им всем. А он слушал. Остальные тоже слушали – тихо-тихо, никто ни разу не попытался меня прервать.

   Вопросы тоже задавал да Шайни. Сперва его заинтересовало, как именно я обошла охранную систему в Бусанах. Потом я описывала с подробностями весь пакет моих способов шмыгать через границу с грузом мимо таможни и пограничников. Потом мы перешли почему-то к моей африканской эпопее, и я рассказывала, что именно и как я делала, не имея возможности подцепиться к Источнику. Потом я по его требованию разбирала день аварии на ЛАЭС, только теперь уже в здравом уме и полном сознании. И понимая, где там мои два с половиной действия, а где то, чему я сопереживала, еще раз осознала, что шанса не было, не было, не было... Даже очнувшись, чтобы подставить ладони, я могла только встать рядом и впаяться в купол, а этого Лелик мне не простил бы даже в том своем "никогда", где они все замерли, как бабочки в янтаре. И досточтимые это поняли тоже. И не только досточтимые – все, кто был в лаборатории. Когда я замолчала в ожидании очередного вопроса, маркиз да Шайни сказал:

   – Мне очень жаль, Алиса.

   – Что, не сдала? – не поняла я. – Стандартных тестов не будет?

   – Сдала, – тихо сказал один из досточтимых. – Иных вопросов не имею.

   А за ним громче повторил магистр:

   – Экзамен сдан. Приветствую сестру по Искусству, – и, встав с кресла, сделал полупоклон в мою сторону.

   Я ошалело смотрела на него, не моргая, и слышала странный еле заметный звук вроде шелеста. Потом поняла: это шуршат волосы людей, склоняющих головы в приветствии. Я подумала и поклонилась в ответ.

   – Вопрос о присвоении тебе дворянского достоинства будет решать судебная коллегия, – произнес Димитри.

   Я тоскливо посмотрела на него:

   – Пресветлый князь, а можно я сначала наш специалитет получу, а потом уже ваша судебная коллегия будет решать мой вопрос?

   – Можно, – ответил он. – Не вижу препятствий. Иди отдыхай.

   Алиса скрылась за дверью. Вейен да Шайни все еще смотрел ей вслед, не обращая внимания на оставшихся. Тишина длилась и длилась. Наконец, маркиз как будто очнулся и обратился к князю:

   – Мне правда жаль, Димитри.

   – А мне-то как жаль, Вейен, ты себе даже не представляешь, – хмыкнул князь. – Я и сам не знаю, как буду с этим всем жить, хотя за семь лет успел свыкнуться с некоторыми мыслями, а кое-что из случившегося даже смог поправить. Что уж говорить о тебе...

   Маркиз еще раз оглядел собравшихся, поднялся и вышел.

   Через всего-то неделю замужества Марина Лейшина имела все возможности насладиться мастерством настоящего, зрелого, богатого, влиятельного и очень опытного интригана, щелкавшего, как семечки, все построения любой из сил, участвующих в игре вокруг судьбы края. Особенно новым в ее опыте было то, что этот конкретный интриган играл на ее стороне. Новые правила Афье усваивал с такой скоростью, что пару раз Марина косилась на него с подозрением, а на восьмой день замужества за завтраком попыталась спросить, откуда такая осведомленность. Он только улыбнулся в ответ – мол, успел сориентироваться, разбираясь с делом «край против империи». И вернулся к теме референдума и его странного результата.

   – Да, вы считаете, что оба раза проголосовал народ. Но у одного человека не может быть двух мнений по одному вопросу, верно, любовь моя? Мнение, конечно, может и измениться, но для этого должно произойти некое событие, способное к этим изменениям подтолкнуть. Между первым и вторым голосованием никаких событий не было, если не считать самого факта первого голосования. Следовательно, оно и есть знаковое событие. И значит, высказывались разные люди. В первый раз высказались те, кто молчит теперь, а те, кто промолчали в первый раз, сейчас решили подать голос. Второе мнение точно не в пользу края, зато оно похоже на слова, звучавшие, когда власть передавали Унрио да Шайни. Именно с согласия высказавшихся тогда случилось все, что привело к аварии на атомной станции и дало свободу работорговцам и казнокрадам. Важно понимать, моя радость, что заставляет одних молчать, а других говорить. У них разные интересы, значит и выгоды тоже должны различаться.

   – Афье... – вздохнула Марина. – Я могла бы тебе рассказать про лейбористов и консерваторов или про демократов и, допустим, республиканцев. Могла бы пуститься в рассуждения о прямой, взвешенной и представительной демократии. И то, и другое могло бы занять нас на целый день, которого у нас нет. Поэтому я скажу просто. Ты видел это со своей стороны звезд, но видимо, не смог поверить. Здесь происходит то же самое, что происходит у вас между Академией и светской властью.

   – Марина, этого не может быть, – строго сказал ей муж. – Академия создана, чтобы защищать смертных от произвола магов, склонившихся к старым богам и не принявшим Путь. Светская власть не спорит с представителями Академии, потому что их цель – благо каждого из живущих в земле Аль Ас Саалан.

   – Да, светская власть в Саалан не спорит с представителями Академии, – согласилась Марина несколько утрировано и слегка чересчур невозмутимо. – Будь иначе, мы с тобой не встретились бы никогда.

   Афье замер на миг, потом расхохотался.

   – Ты можешь больно кусаться, любовь моя.

   – Знаешь что? – заявила Марина вместо ответа. – Давай потратим остаток дня на достижение взаимопонимания. Только это будет довольно долгая поездка. Вернемся уже по темноте.

   – Ради взаимопонимания с тобой? Хоть ночь в снегу, – храбро ответил ей Афье.

   – Ну хорошо... – она качнула головой и взялась за телефон.

   – Валя? У тебя кто-то свободный на машине есть? Да, на весь день. Окрестности Выры. Через час? Отлично, как раз соберемся.

   Положив трубку, она сунулась в холодильник и, пропав там по пояс, принялась собирать еду в дорогу на троих. На минуту вынырнув, сказала мужу через плечо:

   – Иди одевайся, мы весь день проведем в пути, – и снова пропала в холодных недрах.

   Афье да Юаль послушно отправился собираться. Его пятая свадьба пришлась на последний теплый день, что, по словам жены, было и так невероятным подарком судьбы, обычно холода приходили в край дней на двадцать раньше. Поразмыслив, он, в расчете на уже пришедший холодный туман, надел свое привычное: жойс из плотной шерсти, теплую люйне, грисс и эннар. Брайт взял в руки: в доме в нем было бы жарко. Марина убежала одеваться, оставив на столе контейнеры из пластика с яркими крышками и три расписных сосуда, сохраняющих питье горячим. Афье смотрел на припас и радовался. В этот раз ему повезло жениться по любви, и он решил, что пятый брак станет завершающим куплетом его баллады. Ведь лучший финал истории любви и отношений для мужчины придумать сложно. Внелетний маг, получивший после четырех договорных браков подарок судьбы в виде простой человеческой приязни мудрой и зрелой женщины, безыскусной и прямой, как луч света... в конце концов, это просто красиво. Его любовь, еще сама не понимающая, что она любит и любима, вышла из своей комнаты в обычном виде: черные штаны из неубиваемого хлопка, тонкий шерстяной свитер, тоже черный, черная же кожаная куртка с застежкой наискосок к плечу...

   – Ты так не замерзнешь? – спросил он.

   – Не должна, – Марина пожала плечами. – В машине тепло. Пошли, за нами приехали.

   Внизу их ждал автомобиль, один взгляд на который привел Афье в восторг, напомнив ему морскую юность, походы в Хаат, игру в догонялки под парусами с морскими ящерами и Пророк весть что еще. У дверей подъезда стоял драный и замызганный УАЗ Патриот защитного зеленого цвета. Его двери, местами проржавевшие, пестрели полустертыми наклейками, а лобовое стекло украшала надпись: "Слабоумие и отвага!".

   – Привет, Вадим, – бросила Марина, садясь на заднее сидение. – Переднее подвинь вперед, будь добр.

   Афье, устраиваясь, наклонился вперед через подголовник и увидел надпись пальцем на пыльной торпеде – четыре буквы: "а пох..." Остальное было стерто отпечатком чьей-то ладони. После этого герцог был готов ехать хоть к старым богам и совершенно счастлив: он ни на волос не ошибся в жене. Это оказалась именно его женщина – резкая, уверенная, решительная, умная. Все, что он любил в женщинах вообще, соединилось в его избраннице.

   – Куда, МаринВикторовна? – спросил водитель.

   – Для начала на Киевское шоссе, а по нему до Выры, – распорядилась Марина.

   Дорога Афье понравилась, за исключением печального места за старой обсерваторией, где погибла студентка князя и где стояли памятники давно прошедшей войне. За ними были красивые чистые домики из дерева с садами и аккуратными огородами и ухоженные поля. Только один раз на краю дороги ощетинилось многоствольное орудие. Деревни перемежались роскошными старыми аллеями, и наконец Афье увидел в окне указатель с надписью "Выра". Марина завертелась на сидении рядом и, к восторгу мужа опершись рукой о его бедро, выглянула в окно с его стороны.

   – Вадик, вот за корчмой поворот направо, нам туда.

   Вадик послушно свернул, помянул черта на ухабе, потом еще, потом замолчал и начал выписывать по дороге кренделя, уворачиваясь от ям. Герцог, не долго думая, уперся ладонью в потолок салона, обнял жену за плечо и прижал к себе. Марина не возражала. Дорога шла через лес, потом переехали какой-то ручей, заброшенное поле, и вдруг она сказала:

   – Останови, мы выйдем.

   Афье послушно открыл дверцу, вышел, с удовольствием размял слегка затекшие ноги и огляделся. Справа от дороги не было ничего, а слева в пустом на первый взгляд поле стоял памятник.

   – Ты прав, – сказала Марина за плечом Афье. – Нам туда.

   С дороги к памятнику вели три ступени. Не вверх, как следовало бы ждать, а вниз. Спустившись, герцог сперва осмотрел сам монумент. Мужчина, одетый в брайт и какую-то странную одежду под ним, держал в левой руке оружие Нового мира, а правой сжимал, положив на грудь, какой-то предмет. Присмотревшись, Афье да Юаль решил, что это головной убор. Он обошел монумент кругом, потом подошел к невысокой стеле, весь фасад которой был заполнен надписью.

   "Здесь была жизнь", – прочел Афье да Юаль. "Здесь стояла деревня Большое Заречье. В октябре сорок третьего года..."

   – Марина, кто такие фашистские каратели? – спросил он, не отрывая взгляд от гранитных букв.

   – Те, кто сделал это здесь. И не только здесь. Есть другой мемориал, больше. Не в крае. Там было так же.

   Голос жены, негромкий и сипловатый, звучал так тяжело, что Афье вздрогнул.

   – Больше я расскажу тебе дома, а пока смотри.

   И герцог да Юаль смотрел. На надпись, сухо сообщавшую: "...зверски расстреляли, замучили, заживо сожгли...", на узкие тропинки из искусственного камня, отходившие от монумента к тому, что осталось от домов, на таблички, прикрепленные к печам – Васильевы, Шитенева... И на одинокий столб с колоколом на вершине и гнездом над ним.

   – Там кто-то живет? – спросил он жену.

   – Да, – ответила она. – Аист. Такая птица. Говорят, счастье приносит. Ты все увидел?

   – Да, все, – задумчиво сказал герцог. – Наверное, все...

   – Хорошо. Тогда едем дальше.

   Вадик лихо развернул машину на дороге, и Афье снова обнял Марину, но чувствовал задумчивость и даже некоторую подавленность. Она, принимая объятие, объясняла водителю дорогу, тот крутил головой, петляя по проселкам, пока не въехал в очередную деревню.

   – Здесь просто сбавь скорость и до упора прямо, а потом налево до конца, до шоссе. Хотя... подожди, давай остановимся.

   Вадик послушно съехал на обочину и заглушил мотор.

   – Не помню, где это тут было... – задумчиво сказала Марина.