Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 65 страниц)
– Ты пожелал, и я пришел, государь, – сказал Вейен мягко. – Как обычно.
– Да, ты здесь, как всегда, когда я зову тебя, – улыбнулся император. – Но объяснения мне нужны в течение пяти дней. Я хочу знать, как можно было не заметить всего того, что принесли на суд князь Димитри и граф Дейвин. Вейен, ведь этот просчет повлек восемь смертей магов за одну ночь, не считая прочего. Да Анкех разглядел старых богов в островном королевстве, да Юаль выяснил, что землей восходящего солнца владеют потомки богов, а тут... у меня нет слов. Я жду объяснений, маркиз.
Вейен поклонился и отправился назад. Клан да Шайни сейчас был фактически приговорен к социальной смерти – если только не произойдет какой-нибудь счастливый случай.
– Досточтимый Эрве, достопочтенный земель Аль Ас Саалан и земель Ддайг, магистр Академии Аль Ас Саалан!
Эрве едва не столкнулся с Вейеном, спеша за своей частью вердикта. Вейен приостановился, укоризненно качнул головой, обогнул досточтимого и благополучно вернулся к своему креслу.
– Государь, я перед тобой, – произнес магистр.
– Досточтимый, я даю вам год на определение порядка и сроков выплат всем семьям, пострадавшим от кражи и продажи родни твоими людьми. Через год и день жду тебя с докладом.
– Да, государь.
– Теперь о вашем прочтении некромантии в Озерном крае, Эрве.
Магистр молча наклонил голову.
– Вы выплатите цену крови семьям всех магов и недомагов, погибших в шторме. Это ваша вина.
– Да, государь, – произнес досточтимый Эрве.
– Больше ни один человек, рожденный или воспитанный в Озерном крае, не будет осужден за некромантию на своей земле. Ты слышишь меня, Эрве? Ни один. Что до рожденных по эту сторону звезд, для них наш закон остается неизменным. Права жителей края должны быть включены в общий список прав граждан империи неизменным отдельным списком.
– Государь, но там рождаются и маги, – заметил магистр.
– Значит, им придется соблюдать оба закона.
– Для этого законы нужно свести вместе, государь.
– Да Юаль и да Кехан займутся этим. Но не с твоими людьми, а с магами университета.
– Но это значит, что маги, рожденные в крае, не смогут учиться ни в Исюрмере, ни в Исанисе, государь! – возразил досточтимый Эрве.
Император пожал плечами.
– Значит, не смогут. Зато могилы их предков и мертвых героев будут присмотрены надлежащим образом, если уж они так некрепко спят. Иди и займись тем, что ты можешь исправить.
Досточтимый Эрве молча поклонился и отправился назад, под щелчки камер с галереи.
– Алиса Медуница, подойди.
Невысокая девушка с короткой стрижкой в военной форме Нового мира встала и пошла к возвышению, где стоял император, четко печатая шаг.
– По твоему приказанию прибыла, – сказала она, подойдя. Очередной щелчок камеры поймал в кадр усмешку Димитри.
– Алиса, я отменяю обязательства о возмещении вреда, которые ты подписала по требованию князя Димитри. Князь попытался взять с тебя плату за то, что задолжала не ты, а семья да Шайни и их люди. Это неправедное решение, и оно не существует больше. Кроме этого, обеты Академии приносить ты не обязана, ведь ты родилась в крае, была замужем за жителем края, и гражданка империи ты потому, что край – это часть империи. Мы отвечаем за вас и будем выполнять свои обязательства. Пока ты не освоилась с Даром, о тебе будет заботиться досточтимая Хайшен, как это было и раньше.
Еще одно фото запечатлело Полину Бауэр, держащую за лапу сайни, сидящего столбиком рядом с ее креслом и гладящего ее руку второй лапой. На лице у женщины была очень заметная улыбка. Алису, возвращающуюся на место, сфотографировали раз восемь.
– Полина Бауэр, подойди.
Легкий шаг женщины по каменным плитам был почти не слышен, но голос звучал четко и даже звонко, когда она подошла к возвышению
– Ваше величество, – сказала она по-русски и замолчала.
– Приговор, вынесенный тебе досточтимыми, противоречит вашему обычаю и вашему закону. Я отменяю его.
– Я не могу этого принять, – прозвучали над столом Совета слова на сааланике и разнеслись по залу.
Вейен да Шайни и досточтимый Эрве одновременно и одним движением наклонились вперед в своих креслах. Их счастливый случай шел к ним в руки.
– Не можешь? – переспросил император. – Почему?
Полина отвечала, и удивленный переводчик повторял за ней по-русски:
– Осудили и приговорили не одну меня. Отменить один мой приговор – значит проявить несправедливость к остальным. Или неподсудны были все обвиненные, или пусть будет исполнен и мой приговор.
Лицо князя Димитри выразило заметное неудовольствие во время этой реплики. Император был совершенно спокоен, он молча слушал женщину. Первым высказался магистр Академии.
– Очень жаль, что мы не можем сейчас проверить остальные дела, но что до этого, хочу напомнить, государь, что, учитывая все стечения обстоятельств, отмеченные в деле мистрис, некромантия не единственное возможное объяснение ее поступков и действий. Я проверял бы другое. Мистрис может сама не знать, что кто-то из старых богов говорит и действует за нее. Это даже не очень опасно, при условии достаточного контроля, конечно.
Император пожал плечами.
– Сперва ты это докажешь, и срок тебе я дам до Долгой ночи. Если до этого времени ты не предоставишь доказательств, пересмотр всех приговоров живым и уже казненным начнется в первый день нового солнца. У вас так и нет доказательств намеренного управления этими людьми волей мертвых с целью причинения вреда. Кстати, по сумме предоставленных ими свидетельств то, за что вы приговорили тысячу человек, было заботой в том числе о вашей безопасности, Эрве.
– В таком случае, мистрис Бауэр придется остаться в Исанисе, – скорбно вздохнул досточтимый Эрве, – ведь она теперь участник исследования Академии.
Димитри промолчал, только слегка сжал рот. Не промолчала Марина Лейшина.
– Но вы понимаете, что это нарушение прав осужденной?
Ответил ей герцог да Юаль.
– Это тот самый пересмотр дела, о котором мистрис просила государя. По итогам исследования решение будет принято относительно всех подобных дел. Но если вы хотите следить за процессом и справляться о ее благополучии – это ваше право.
– Хотим, – жестко сказал Стас Кучеров. – И будем.
Магистр небрежно кивнул, подтверждая согласие. Вейен да Шайни смотрел на новую игрушку с интересом. Он даже был согласен терпеть олуха Эрве ради нее. Что от него не удастся отделаться так просто, он уже понял. Эрве никогда не проявлял даже небольшой самостоятельности, и сейчас он тоже намеревался прокатиться на хвосте Вейена, как щенки сайни катаются на матери. Обычаи сайни и ящеров Вейена не касались. Ему было очень жаль себя. Своим хвостом он считал Академию, и маркизу предстояло решить, тащить ли чужой груз или отгрызть и бросить часть себя. Ему достало уже того, что Унрио, к позору всего клана, выжил, и теперь да Шайни оказались должны за его жизнь Дью да Гридаху. Как будто недостаточно предстоящих денежных потерь. Еще одну утрату Вейен хотел отсрочить.
Выяснять денежно-политические отношения с Димитри Вейен пошел, едва покинув зал Совета. В сумраке коридора ратуши разговор вышел такой же длинный, темный и бессмысленный. В конце концов, Дью, со свойственной ему прямотой, хмыкнул:
– Вейен, ты что, предлагаешь мне жизнь внука?
– Если она тебе нужна, – маркиз очень старался скрыть радость. В конце концов, это сказал не он. Но радоваться долго не вышло.
– И на каких же правах?
Вейен замялся, подыскивая приемлемые слова. Пауза получилась невежливо долгой.
– Да пьевра с вами, – сорвался наконец князь. – Давайте вашего мальчика, большего я с вас все равно не получу. Иди сюда, Унрио!
Младший да Шайни подошел, глядя куда-то мимо деда. Димитри пошарил в кармане эннара.
– На, – он протянул Унриалю кольцо вассала. – Теперь ты мой, допустим, воспитанник. Отправляйся со Стасом, с остальным потом разберемся. А сейчас прости меня, Вейен, у меня уйма дел. – Он действительно развернулся и двинулся обратно в зал Совета.
23 Законность и приличия
Вейен заглянул в зал Совета, увидел там закономерную толчею, быстро поставил портал и убрался домой, подальше от незнакомых журналистов с их блокнотами и знакомых аристократов с их сочувствием. Дью остался праздновать свою победу, и Вейена это ничуть не трогало. Победа эта и на посторонний, довольно завистливый, взгляд была круто посоленной и острой, в ддайгском вкусе. Даже не считая публичного выговора от государя.
Экстренный брифинг, стихийно возникший в зале по инициативе прессы Нового мира, тем временем подошел к концу. То есть был прекращен князем да Гранной. Главу судейской коллегии тут же озадачили, поинтересовавшись, когда можно встретиться и задать все вопросы, если теперь не время. Димитри послал ему взгляд, полный сочувствия и понимания и предложил особенно цепким журналистам пресс-конференцию в привычной для них обстановке по ту сторону звезд. Дав это неосторожное обещание, он отправился в свой особняк, куда должна была уже прибыть его жена Фанд, герцогиня да Винед, разделившая с ним семьдесят восемь лет брака и все тяготы обязательств вице-императора Ддайг. Долгой встречи сразу после вердикта не получалось никак, князю еще нужно было заглянуть в Старый дворец и повидать участников судебного процесса.
Планы Димитри на ближайшее время превратились в полный хаос. Удивительно несвоевременные домашние новости предполагали большой прием на третий или, самое позднее, на пятый день после вердикта суда. Смерть Аргау обеспечила Димитри эту краткую отсрочку, иначе прием должен был быть назначен на следующий день после вердикта или, в удачном случае, через день. И при любых обстоятельствах общение с журналистами в график не втискивалось никак. Димитри еще не знал, прибыла жена одна или вместе с его дорогим другом. Да и ее второй муж, маркиз да Кедвир, тоже мог решить посетить столицу и узнать новости. У Димитри была масса причин хотеть попасть домой без кортежа журналистов. Но князь не упустил случая выделить Ингу из общей толпы. Он вручил ей свою марку и сказал во всеуслышание:
– Для тебя, мистрис, я найду четверть часа по любую сторону звезд, готовь вопросы, – улыбнулся и отбыл.
Тем временем в каминном зале крыла Старого дворца участники судебного процесса пытались общаться. Получалось так себе, несмотря на то, что энцы и моны из охраны старательно делали вид, что их тут нет.
Марина, Алиса и Макс курили на крыльце. Стас Кучеров попросил себе чего-нибудь теплого и сидел на площадке лестницы между каминным залом и галереей, держа кубок, полный вина с пряностями, в руке, а тарелку с пирожками – на колене. Судя по позе парня, за его спиной свернулся сайни, давая человеку еще немного тепла. Полина, устроившись в кресле у огня, рассеянно гладила Чака по холке и смотрела в камин. Во второе кресло кто-то шумно сел. Полина даже не повернула голову. Все у нее получилось, она сделала все верно, но невероятно устала. Так устала, что пыталась понять, как преодолеть ступеньки на галерею к своей комнате, и никак не могла.
– Какая же гадость этот ваш метадон, – послышалось из соседнего кресла.
Полина отвлеклась от своих мыслей и повернула все-таки голову на звук. В кресле сидел Унриаль да Шайни. И был намерен что-то еще сказать.
– Я бы сейчас охотно напился в сопли. Но останавливает мысль о том, что похмелье будет раньше опьянения.
– Понимаю по обоим пунктам, – сказала она. – И по обоим пунктам согласна.
– А, уже разговариваешь? – весело спросил Димитри, подойдя.
– Нет, еще не начинал, – ответил да Шайни.
– Тогда я начну, – сказал ему князь и объяснил Полине. – Я ему предложил попросить тебя о помощи, такой же, как с Алисой. Но он не решился или не знал, как у вас об этом просят. Зная твою строгость в рабочих вопросах, сразу говорю, что он теперь мой воспитанник и я могу просить за него.
– А, – кивнула Полина, – понятно. Если буду жива, сделаю все, что могу, конечно.
Чак поднял шерсть на холке и прошипел:
– Оставь моего человека отдыхать, она устала.
Димитри, удивленно подняв брови, примирительно сказал ему:
– Уже ухожу, не сердись.
И действительно ушел. В дверях его попытались задержать Макс и Марина, но он со смехом отказался, сославшись на личные планы на вечер, дал им серебряные марки, пояснив, что это приглашения к нему на прием, третью вручил Алисе, подмигнув – "еще увидимся", – и действительно ушел.
Ингу Димитри подхватил по дороге, отправив за ней первого попавшегося курьера в гостиницу прессы. Курьер подвел ее к нему, когда он стоял на Фонарной площади и размышлял, идти дальше ногами или ставить портал и ждать подругу уже дома. Заплатив мальчику серебрушку – пять чаш – и погладив его сайни, Димитри взял Ингу под руку по моде Нового мира и, беседуя с ней, направился к своему особняку на улице Подснежников. По дороге они успели обсудить вероятную реакцию сообщества Земли на сводки о процессе, возможный интерес к интервью с участниками процесса и организацию брифинга после возвращения.
Потом, наконец, они добрались. Димитри открыл дверь, увидел веселый взгляд Фанд и любопытство в глазах Ролло, своего дорогого друга, и сказал:
– Фанд, милая, здравствуй. Это Инга, журналист из Нового мира, единственный представитель тамошней прессы, у которой есть полная хроника всех десяти дней процесса. Она твоя дорогая подруга. Ролло, дорогой мой, как ты? Мы не виделись уйму времени.
Инга мучительно покраснела: несмотря на волевой спортивный характер и закалку журфака, быть представленной жене любовника и, кажется, заодно ее бойфренду ей оказалось тяжеловато.
Ролло, осмотрев ее, ахнул:
– Мистрис, ты прекрасна, как заря! Я впервые вижу, чтобы женщина выглядела так, не нанося краску на лицо и не пользуясь заклятиями! Димитри, поздравляю тебя с удачным знакомством.
– Я еще не сдала выпускную работу и экзамены, так что формально, наверное, пока еще я мона, – смущенно сказала Инга.
– Это первая твоя самостоятельная работа? – улыбаясь, спросила Фанд.
– Такая большая – первая, – призналась девушка.
– А теперь расскажи, как ты попала на закрытое слушание, – попросил князь.
– Я предложила статью "Вестнику викки", и они согласились. Больше никто им не предлагал, – просто ответила она.
– Ты потрясающая женщина, – сказал Ролло. – Найти официальную причину быть на закрытом слушании... ты ведь наверняка рисковала своим именем или чем-то не менее важным?
– У меня еще нет имени, – ответила Инга, – и дело не в нем.
– В чем же? – поинтересовалась Фанд.
– Во-первых, освещать все, чему нельзя дать остаться в тайне, – долг журналиста.
– А во-вторых? – Ролло был заинтригован.
– А во-вторых, – Инга снова порозовела, почувствовала это и раскраснелась окончательно, – любить человека – это заботиться о нем и говорить правду не только ему, но и всем. Особенно ту правду, которую о нем скрывают.
– А если эта правда постыдна? – Димитри был очень серьезен, когда задавал свой вопрос.
– Вот именно поэтому все частные интервью мы сначала даем на подтверждение, – так же серьезно сказала Инга. – А публичный поступок все равно невозможно скрыть. Вопрос только в подаче.
– Вот вы все где! Папа, здравствуй! – с лестницы на галерею спустилась женщина, уже очень давно миновавшая пору своей юности и выглядящая сверстницей Марины Лейшиной или Полины Бауэр.
Инга ошеломленно переводила взгляд с нее на Фанд, которой на вид было примерно двадцать восемь, потом на Димитри, выглядящего ее ровесником, потом снова на женщину.
– Хейгерд, дочка! – улыбнулся князь. – Как я рад тебя видеть!
– Я тоже! У тебя новая подруга? А где Эльвира?
– У нее контракт в Московии, – вздохнул князь. – Может быть, на следующую Длинную ночь...
Хейгерд наконец заметила удивление подруги отца и объяснила:
– Я родилась смертной. Дар не передался.
Инга задумчиво ответила:
– Я знаю, как это. У меня родители музыканты, а я нет. У двух людей с идеальным слухом родился ребенок, неспособный различить на слух два разных колокольчика.
– Но они тебя любят не за это, – понимающе улыбнулась Хейгерд.
– Да, любят, – подтвердила Инга. – И совсем не за это, ты права. Димитри, но сколько же времени вы в браке?
– По нашему счету, – ответил князь, – после Долгой ночи пойдет семьдесят девятый год, а по-вашему... погоди-ка... уже сто восемнадцать лет, да.
Инга тихонько вздохнула, потрясенная цифрами. Ей стало окончательно неловко, и чтобы не показать этого, она начала рассказывать об обычаях годовщин. От смущения она сбивалась в датах и названиях, но супругов заинтересовала сама идея, а мельком упомянутая льняная свадьба, четвертая годовщина со дня брака, вызвала живой интерес к теме льна. Когда Димитри получил Зов от старшего сопровождающего группы прессы с вопросом, не у него ли мистрис Сааринен, часы показывали почти полночь. Димитри сам отвел ее по порталу в гостинице, при свидетелях вручил серебряную марку-приглашение, сказал, что ждет ее на приеме, и ушел назад к семье.
Двенадцатого марта в баре «Три кольца» планировался обычный воскресный вечер с музыкой и выпивкой. Да, в три-пять слов его так и можно было бы описать, имея желание спрятать события и их причины.
В тот вечер музыканты играли вдвоем, как и весь месяц до того. И как весь месяц, и как все время их работы и дружбы до этого августа, репертуар планировал Киса. Выбор был странным для выходного дня, впрочем, списать его на конец выходных было вполне можно. Болтун малость обалдел, услышав прямо с самого начала вечера:
Помоги мне увидеть рассвет в этом небе.
Помоги мне подняться и встать в полный рост...
Дальше Киса зажег так, что в кабаке установилась полная тишина. Две из трех выбранных композиций были из Гребенщикова, а разбавлял он впечатление другими темами, тоже из русского рока. После "Поколения дворников" и "На ржавом ветру" Киса вспомнил "Выморок" снова и угостил зал еще и "Стальной змеей". Потом были "Темный, как ночь", "Время N" и "Унтер дер Линден", а за ними "Небо цвета дождя", "Еще один раз" и "Дороги, которые нас выбирают", причем Киса не только сам заморочился заменить гитарным соло флейту, но и умаял Болтуна хитро вывернутой басовой партией. Завершился вечер вообще феерично. Допев "Прикуривает от пустоты", Киса взял сигарету, сделал вид, что прикуривает прямо от воздуха, принял огонь от какого-то ошалевшего мага из вассалов графа да Айгита, купившегося на эту провокацию, прошел через зал, выдохнув по дороге дым, и вышел, не закрыв за собой дверь. Присутствующие гадали, как ему удалось вообще пройти прямо после такого количества выпитого, но Болтун видел, что друг и напарник совершенно трезв, его не берет.
Пока оставшийся в кабаке музыкант отключал и сворачивал аппаратуру, его не оставляли самые поганые мысли. Закончив, Болтун вышел на крыльцо кабака, поводил жалом туда-сюда и решил не ждать развозку, а пойти через лес пешком. И был прав. Только не с точки зрения Кисы, который, отойдя на километр по тропе, уже приладил собственный поясной ремень на еловую ветку и поставил под ноги какой-то обломок то ли ольхи, то ли осины, валявшийся на обочине. Сунуть голову в петлю и толкнуться ногами было делом одной секунды. Болтун успел увидеть это метров с сотни и рванул к нему, как с армейских лет не бегал. И все равно не успел.
Петлю он срезал складным ножом, вытряхнув из кармана на снег все, что там было поверх. Определить пульс и дыхание не смог: собственное сердце билось в ушах церковным колоколом, а руки он еле чувствовал от нервов. Поэтому сделал первое, что пришло в голову – заорал во всю глотку: "Киса, вставай! Вашу мать, да помогите кто-нибудь!"
Через бесконечно долгие три минуты на дороге хлопнул портал, из него вышла эльфийка наместника.
– Ты звал кого-нибудь, я пришла. Чем тебе помогать? – сказала она, подходя, и сразу же добавила. – А, понятно. Странно, он звучал не так долго и не так пронзительно, как... – и не закончила сравнение.
Болтун понял. Сквозь заполошный стук сердца выдохнул:
– Не все люди одинаково прочные.
Эльфийка кивнула. Прикоснувшись к щеке Кисы, потом потрогав его руку, сказала:
– Жив. Я вызываю наших, мы заберем его. Пойдешь домой сам, или тебя проводить?
Болтун неопределенно качнул головой и сел в мокрый снег. Эльфийка вздохнула:
– Ты не можешь идти домой. Тебя тоже надо забирать.
Еще через полчаса в госпитале Приозерской резиденции Болтун, щедро угощенный успокоительным, спал в одной палате с Охотником, обожженным дезраствором, и гвардейцем, схватившим плечевой радикулит. А Киса, прокапанный полиглюкином с чем-то хитрым и поэтому трезвый, беседовал с дежурным досточтимым о превратностях жизни музыканта и оборотной стороне привязанности, о надеждах, которым не суждено сбыться, и об идеалах, составляющих смысл жизни.
А утром Болтун встал, вышел на пост, поблагодарить медсестру и справиться о друге – и узнал, что саалан, как и местные психиатры, после попытки суицида держат человека под наблюдением полтора месяца. Еще медсестра сказала, что досточтимый снова придет разговаривать с Кисой после обеда. Болтуну она пообещала встречу с целителем прямо сейчас, и если осмотр покажет, что все хорошо, то он сможет пойти домой, а навестить Кису пусть приходит, когда захочет.
Через час Болтун ушел из госпиталя. Только подходя к воротам резиденции, он догадался, почему друга сорвало с резьбы. Глянул вчерашний релиз по судебным заседаниям, увидел кричащие заголовки "Отказалась от помилования", мрачно кивнул и пошел шарить по сети в поисках свободных музыкантов.
А Полина Юрьевна следующим утром уже не смогла проснуться. И ее совершенно не беспокоило мнение по этому поводу князя, императора, магистра Академии и маркиза да Шайни. Время суток ее тоже совсем не волновало. Ей виделось, что она собирает ярких сааланских бабочек и впрягает их в тонкие шелковые нити, но никак не может набрать достаточно, чтобы оторваться от земли, и ничего важнее этой задачи для нее тем ранним утром не было. Не волновало ее и беспокойство Чака, который звал ее и никак не мог добудиться. И уж тем более ее не тронуло то, что сайни, отчаявшись ее разбудить, вломился в комнаты Жехара и, наорав на него, заставил встать и пойти за целителем. Энц отправил сразу двух курьеров – за целителем и к князю Димитри, поскольку мистрис прибыла из Нового мира. А сам пошел с докладом к начальству.
Досточтимый Эрве знал о случившемся через два часа.
– Пьевра ваша мать, – сказал он раздраженно. – Эта женщина нужна нам всем живой.
Старший целитель, вызванный к магистру Академии, только развел руками.
– Мы бьемся с утра, но результатов нет. Может быть, князь Димитри знает, что с этим делать, Новый мир все-таки другой...
Димитри, выслушав курьера, поморщился:
– Исключительно вовремя. Впрочем, как обычно. Вызывайте врача из-за звезд, других вариантов нет, наши целители это не лечат.
Князь был очень занят подготовкой приема и рассчитывал видеть Полину в числе гостей, но и этим его планам было не суждено сбыться. Оставалось только пытаться исправить хоть что-то и надеяться, что обойдется без критичных последствий.
Доктор Канюков из Приозерской клинической больницы появился в Старом дворце еще через четыре часа, к счастью, с запасом всех необходимых медикаментов. Сперва он учил Арель ставить капельницу и восхищался ее талантом и легкой рукой. В то, что она видит вену и иглу прямо сквозь кожу, он так и не поверил, конечно. Потом говорил с князем. Разговор получился неутешительный.
– В этот раз прогноз еще благоприятный, но в долгосрочной перспективе... – доктор коротко поморщился и отвел взгляд.
– Платон Сергеевич, ведь долгосрочные перспективы потом можно будет как-то скорректировать? – выразил надежду Димитри.
– Без УЗИ сердца я вам точно ничего не скажу, но вторая атака за полгода... в общем, прогнозы не блестящие. Особенно в этом климате, – доктор неодобрительно кивнул за окно.
Князь вздохнул:
– Спасибо, Платон Сергеевич. Стас вас проводит к храму. Оставьте счет за визит виконтессе да Сиалан, она предупреждена.
Онтра явилась в край через тридцать часов после окончания суда, уже зная, что у Полины жар, она не просыпается и никого не узнает. Еще через час она была в городе вместе с сыном. В квартиру Полины на Димитрова они вошли вместе. Когда Айриль открывал дверь, Онтра покосилась на него недоуменно. Настолько злым она видела своего мальчика впервые за всю жизнь.
Войдя, маркиза осмотрелась, присвистнула, ругнулась так, что Айриль укоризненно на нее глянул, и, не размышляя долго, вызвала Святую стражу. У пришедшего патруля она потребовала составления акта о магическом состоянии квартиры. Досточтимые были новыми, их направили в край уже после шторма. Они выполнили работу, четко следуя букве устава Академии – перечислили все, что нашли. В акте получилось богато: нарушения во время обыска, нарушения во время задержания, порча личного имущества.
На этом пункте Айриля выставили из спальни Полины на кухню, а Онтра вместе с монахиней принялась составлять опись испорченной одежды и белья хозяйки дома. Второй монах и следователь тем временем продолжали работать в кабинете, внося в акт пытку страхом, угрозы и все прочее, имевшее место в этих стенах в предпоследний день прошедшего марта почти год назад. Взбешенная Онтра, наскоро сделав заклятием копию акта на листе, взятом с рабочего стола Полины, двинулась в отдел, требовать объяснений у оперов, но встретила Дагрита да Шадо во дворе.
Старший оперуполномоченный отхватил от маркизы по зубам прямо там же, при свидетелях в лице всех дворовых тетушек, бывших около дверей подъездов и у помойных бачков и не поленившихся подойти к окнам на шум. После третьей зуботычины он упал и не пытался встать, зная, что у маркизы да Юн нет привычки ни бить лежащего ногами, ни поднимать с земли за шиворот, чтобы добавить напоследок. Он рискнул подняться только после того, как Онтра скрылась в подъезде.
Зайдя в квартиру, маркиза вынесла решение: эту квартиру должен занять Айриль, но не завтра, а после того, как Святая стража своими силами приведет ее в приличный для проживания вид, а хозяйке будет куплена любая свободная по соседству. По соседству в этом дворе продавали только трехкомнатную, но Онтру это не смутило. Так что из двушки на третьем этаже все уцелевшие вещи Полины были перевезены в трешку на втором через двор. Пока Онтра и Айриль занимались этим, маркиза повторяла, что Полина член семьи, она обязательно поймет это решение и все уладится. Ведь цели были самые благие: Айриль – сильный маг, и зачистить весь магический мусор, оставшийся после обыска, одновременно бывшего и акцией устрашения, для него не составит труда. А Полине после всего, что было на суде и после суда и еще только будет на следствии, предстояло просто перешагивать через все это, пока оно не выветрится. То есть не меньше десятки месяцев. И это могло стоить ей еще куска здоровья, за которое семья да Юн теперь в ответе.
Исиан закончил следствие, начатое им из-за пропавших чарров. Последний собранный им совет Дома был настолько же кратким, насколько и драматичным. Доклад был разослан всем главам Семей Дома за сутки до начала совета. Принц открыл совет вопросом к собравшимся. Он хотел слышать мнение членов совета о случившемся. А услышал молчание или переливание из пустого в порожнее пополам с надеждой дождаться от принца решение, позволяющее как-то придать случившемуся благообразный вид в глазах Созвездия. Выслушав последнего из пожелавших высказаться, Исиан молча протянул руку и положил статуэтку дракона на стол. Совет замер. Этот жест значил, что принц покидает дом Утренней Звезды.
– Случившееся омерзительно, – сказал он в наступившей тишине. – Вдвойне омерзительно то, что даже теперь, когда все выложено на стол, вы ищете возможности прикрыть эту кучу гнили салфеткой и сделать вид, что ее тут нет. Я бы понял попытку сделать это своими руками, но даже это вы оставили мне. С меня довольно. Вы мне не Дом, и я вам не принц.
Договорив, он встал и покинул зал Совета. Члены совета Дома остались сидеть, молча глядя в стол.
На сборы Исиан потратил едва ли час. Уничтожив черновики и сложив в карманы самые необходимые и милые сердцу мелочи, он вышел в зал Встреч, набрал координаты Земли и вошел в портал.
Хайшен узнала новости от Айдиша.
– Я тупая ящерица, – сокрушенно сказала она. – Я ведь сама ее попросила остаться до суда. Решение суда есть, обязательство выполнено, она свободна. И чем я только думала, когда формулировала...
– Досточтимая сестра, но тогда... – озабоченно нахмурился Айдиш.
– А вот этого я не знаю и догадываться не буду, – неожиданно резко сказала Хайшен.
Айдиш вздохнул и посмотрел за окно.
Вейен да Шайни в это время уже беседовал с энцем Жехаром.
– Но мне интересно, ты-то куда смотрел?
– Господин маркиз, ничто не предвещало, – развел руками сопровождающий Полины. – Вокруг нее все время кипели события. Гайям из-за ее песен чуть не потерял голову, а она ему отказала. Эта женщина всегда была весела и дерзка, вплоть до последнего дня суда. После второго вердикта судей она учила сайни танцевать. А после вердикта государя упала. Неожиданно, как трава под снегом...
– Иди, – неодобрительно ответил маркиз. – И впредь будь внимательнее.
Когда за Жехаром закрылась дверь, он сел в кресло, откинулся на подушки и посмотрел в потолок. Унрио жив, хоть и изгнан, Дью остался наместником Озерного края, Диди жив после покушения. Дейвин да Айгит рискнул спорить с достопочтенным края, хоть и отстраненным от сана, и говорят, что он пишет книгу, а тему ему подсказала как раз подопечная Жехара. И кстати, с этой девочкой, Медуницей, тоже не все так просто. До визита государя в край мистрис Бауэр с ней общалась, и не раз. А у сайни новый танец и новый способ ухаживаний. У всех сайни столицы. Малыш Чак со свойственной малым созданиям звериной мудростью распределил подарок, чтобы не рухнуть под ним. Это не считая Айриля, сына Онтры да Юн, вдруг получившего в подарок торговый дом, ценой сравнимый с крупным портовым городом. Как было в прошлый раз? Из всего салона моны Нели казнены были только двое, и то не водой, а топором, хотя заговор так и не доказали. Найди Святая стража доказательства против этой компании, отсечением головы виновные не отделались бы. А так... Их семьям не было вообще ничего, обошлось даже без ареста имущества. Все остальные благополучно перебрались через границу и так или иначе устроились на новом месте к своей выгоде. Что же до государя... Шторм, унесший жизнь его брата, был как нельзя кстати, что бы он сам ни думал, и разительно изменил его судьбу к лучшему. Присутствие моны Нели отбирало у ее друзей и поклонников привычное, открывая им новые, гораздо более перспективные пути. Мистрис Бауэр вручает дары, не задумываясь и походя, и меняет жизнь одаренных и всего их окружения. Да, несомненно, эти две женщины – парные перчатки одной владелицы. Ту Вейен не сумел подхватить – и она упала. Или не была ему предназначена. Он видит вторую от той же пары. Вероятно, она для него? Иначе зачем он снова так близко от событий? Ту подобрал Дью да Гридах, эту возьмет он. Но возьмет достойно. Соблюдая законность и не нарушая приличий.
