Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 65 страниц)
Пришедшая Хайшен возражала маркизу, говоря, что сама женщина объясняет свои свойства тем, что посвящена какому-то их богу. И предлагала сперва найти хотя бы еще одного такого же посвященного и проверить, не обладает ли он теми же свойствами. Она считала, что для окончания следствия нужны лаборатории столичного университета, более новые и надежные, и что в императорском доме о гостях заботятся достаточно хорошо.
Исиан смотрел на женщину и думал, как бы заткнуть всю эту толпу напыщенных позеров, на глазах которых человеческое существо кончается как личность и начинается как часть Потока, не имеющая ни своей воли, ни своего мнения. Разумеется, им было нечем ни увидеть, ни понять происходящее. Остановить процесс было еще можно, времени на это оставалось примерно месяца три-четыре по счету саалан. Или полгода по счету Земли.
Вейен, раздосадованный тем, что игрушку не дали в руки, сказал Хайшен:
– Так иди же в край и поищи второго посвященного, только не приведи случайно их предстоятеля.
Оставлять женщину с этими разряженными кривляками было верным способом угробить ее. Именно этого Дейвин да Айгит просил его избежать по возможности.
Исиан улыбнулся, продемонстрировав всю непосредственность, на которую только был способен.
– Тогда я тут подожду второго такого же, я ведь не помешаю вам, правда, Эрве?
Вейен да Шайни скривился и отвернулся.
После официального окончания зачистки города от инородной фауны Эние да Деах занялся тем, что обещал сделать еще осенью, – поисками следов двух безымянных мелкомагов. Марина Лейшина, передав ему просьбу, и думать забыла об этом, передав ему просьбу, и думать забыла об этом, полиция всю зиму занималась совершенно другими вопросами: их трясли дознаватели из метрополии, выясняя чуть не по каждому материалу основания, на которых он был открыт. Проверяли также законность следственных действий, основания для движения материалов... в общем, скучно не было. Было тоскливо, нервно и обидно. И на поиски двух обалдуев, ушедших босиком и в белье с места казни, ни у кого совершенно не было времени. Эние, пользуясь передышкой, решил пока не беспокоить графа да Айгита просьбами рекомендации в Академию, а сделать обещанное, тем более что для этого нужно было ходить по городу и общаться. Он предпочел бы делать это в компании Унви, но ее дух был давно уже за Гранью, или она бродила какими-то загадочными здешними тропами мертвых. В любом случае подержать ее за руку стало невозможно, и видеть ее улыбку он мог только в воспоминаниях.
Отчасти предаваясь им, отчасти любуясь городом, Эние третий день подряд приходил на Стрелку, вставал лицом к воде, искал остатки следа двоих безымянных и шел по нему. Как раз в тот день он понял, что ему нужно колесо. Или два колеса. И пошел их искать. Ничего лучше, чем обратиться к Айрилю да Юну, он не придумал.
Маркиз да Юн, выслушав графа да Деаха, качнул головой:
– Не знаю, что и делать. Самокат и велосипед на наш рост – это редкость, мотоцикл требует специального обучения... Позволь мне подумать немного. Пока располагайся, если желаешь читать или развлекаться иначе, мой кабинет к твоим услугам. Только не колдуй, у меня включен компьютер.
Эние послушно взял с полки иллюстрированную энциклопедию холодного оружия, сел на диван и перестал быть слышен. Айриль листал вкладки браузера около часа, потом сказал:
– Эни, посмотри на это.
Открытая во вкладке браузера картинка показывала моноколесо.
– Оно электрическое, Ари, – вздохнул граф. – Я собираюсь колдовать.
– Эни, тогда ты можешь рассчитывать только на велосипед или самокат, – констатировал маркиз. – Вот, смотри. Продается велочоппер, и только что выставлен педальный моноцикл. Какой из двух тебе больше нравится?
Эние, казалось бы, привычный ко всему после зимы в постоянном тесном контакте с Сопротивлением, дружно делающим вид, что они городская самооборона, увидев на экране двух монстров, едва не попятился. Первый их них выглядел как дитя случайной любви велосипеда и тяжелого мотоцикла: с широкими мощными колесами, тяжелой рамой странной формы, поднимающейся едва ли на ширину ладони от земли, и еле заметным на фоне всей конструкции седлом. По дизайну он ничем не отличался от стандартной городской "крысы". Так назывались мотоциклы, собранные и отделанные согласно представлениям владельца о комфорте, но обязательно в таком стиле, что первый взгляд навевал ассоциации с ожившим комком ржавчины, только чудом передвигающимся по дороге.
Второй имел неуловимое сходство с сааланским степным сверчком, хищной насекомой тварью ростом по пояс сайни, вставшему на задние лапы, но был значительно крупнее. Диаметр единственного колеса, внутри которого и размещалось сидение, заявлялся сто восемьдесят пять сантиметров. Эние размышлял несколько мучительных минут.
– Первый, Ари. Сможешь помочь мне со сделкой?
– Конечно, Эни. Я сейчас напишу продавцу, и мы пойдем на кухню обедать. Надеюсь, за час он зайдет на страницу и ответит мне.
Закончив с письмом, Айриль поднялся и отправился было на кухню, но прислушавшись, развернулся и пошел открывать дверь.
– Мать, здравствуй.
– Здравствуй, сын, – сказала Онтра, входя. – Я надеюсь на обед. Так и не привыкла готовить сама.
– Мы как раз собирались обедать с Эние, – улыбнулся Айриль. – Я думал позвать тебя, но не знал, вернулась ли ты, и не хотел мешать.
– Я вернулась в полночь по этому времени. Ждала вестей от шпионов.
– Есть новости? – насторожился юноша.
– Все то же, – Онтра пожала плечами. – Жива, содержат в Исюрмере... Посылку от ее подруги приняли, а мне даже не сказали, есть ли у нее какие-то нужды. Саэхен поменяли наблюдателя при следственной группе, но это я уже говорила.
– Из резиденции забрали шкатулку с ее украшениями, – сказал Айриль.
– Давно? – быстро спросила Онтра.
– Четыре дня назад по здешнему счету.
– Значит, вердикт будет совсем скоро, – маркиза да Юн качнула головой, отбросила косу на спину. – Придется поторопить рабочих с ремонтом. Я хочу быть в Исанисе на объявлении вердикта.
– Не стоит, пожалуй, – осторожно произнес Айриль. – Я прослежу за ними сам.
– Решим после, – Онтра улыбнулась сыну, – время еще есть. Ты обещал обед.
Маркиза беспокоилась не зря. Шпионы в Исюрмере у нее, конечно, были, но не настолько влиятельные, чтобы добыть сведения о закрытом расследовании. В свидании с Полиной ей отказали трижды, хотя все три раза не исключили возможности разрешения на встречу в будущем. Передать новой родственнице что-либо Онтра тоже не смогла. Единственное, что ей оставалось – заниматься «Ключиком от кладовой», то есть устраивать возможности для торговли из края за звезды. Да еще следить за ремонтом в той квартире, которую Полине купили вместо «загаженной» обыском. С требованиями возмещения ущерба родичу некачественными следственными действиями она решила подождать, чтобы предъявить сразу весь список.
Хайшен, вернувшись в край, отправилась к досточтимому Лийну. Отвлекать князя от дел она не стала, предположив, что он вряд ли сможет ей помочь. В ответ на вопрос дознавателя, где ей найти христиан, досточтимый уверенно указал Александро-Невскую лавру в Санкт-Петербурге. «Хорошо, – сказала дознаватель, – устройте мне встречу с ними». Начальник пресс-службы князя потер лоб и позвонил в пресс-службу епископа. Там неожиданно ответили: «Ждем обедать». И Хайшен отправилась в город.
Служебный автомобиль мигом доставил ее от Адмиралтейства на площадь, посреди которой высилась конная статуя. Из уважения к чужому обычаю и по совету людей из пресс-службы князя, она повязала голову платком, как люди саалан делали обычно в море. Встретили ее в воротах, и судя по одежде, не рядовые христиане, а предстоятели. Ее проводили в трапезную, по дороге отвечая на короткие вопросы о зданиях и памятниках. Ответы были интересными, но не слишком развернутыми. Трапезная оказалась похожа на обеденный зал в Старом дворце, такая же светлая и оформлена похоже – светлое дерево, большие картины на стенах, живые растения. Отличались только сюжеты картин. Вместо пейзажей со стен смотрели строгие лица в одежде, похожей на ту, что была на людях, принимавших Хайшен. На других изображениях люди выглядели странно и занимались чем-то, оставшимся неясным для Хайшен. По содержанию этих картин она догадалась, что это сцены из жизни какого-то пророка. Возможно, как раз того, о котором говорил Вейлин в своих докладах. Пророк ей скорее понравился: его изображали с ясным взглядом, полным мысли, и по содержанию картин было понятно, что он внимателен к людям и их нуждам. Это обнадежило досточтимую.
Подали обед. Все встали, дружно сделали странный сложный жест. Прикосновение ко лбу, затем к животу, потом к плечу и другому плечу озадачило Хайшен, она стояла и смотрела на происходящее. Затем люди начали хором читать молитву вслух. Текст, похоже, был устоявшийся и привычный, им и в голову не приходило менять его. Хайшен повторяла слова из вежливости, глядя на людей, чтобы не ошибиться.
Сааланское лицо среди людей, одетых в эту странную одежду она увидела совершенно неожиданно для себя. Лицо было вдохновенным и задумчивым.
– Как добрались? – спросил старший из принимавших ее людей.
– Благодарю, – она наклонила голову. – У вас красиво.
– Спаси Бог, – мужчина спрятал улыбку в бороде. – Я слышал, у вас тоже есть монастыри.
– Есть, – Хайшен так же еле заметно улыбнулась в ответ. – Могу я спросить, кто вот тот человек и как он у вас оказался? – с этими словами она глянула на сааланца, из-за роста хорошо заметного среди остальных людей в длинной темной одежде.
Собеседник ответил ей такими словами:
– Вели с Ним на смерть и двух злодеев. И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону. Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают. И делили одежды Его, бросая жребий. И стоял народ и смотрел. Насмехались же вместе с ними и начальники, говоря: других спасал; пусть спасет Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий. Также и воины ругались над Ним, подходя и поднося Ему уксус и говоря: если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого. И была над Ним надпись, написанная словами греческими, римскими и еврейскими: Сей есть Царь Иудейский. Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю.
У сааланца глаза сделались едва не шире лица, когда он услышал это.
– Это из ваших священных текстов? – спросила досточтимая с интересом.
– Верно, – ответил собеседник.
– Насколько я вижу, эта история известна всем, кроме меня, – констатировала Хайшен. – Но как она относится к этому человеку?
– Он уверовал и спасся, – объяснили ей.
– Вот как. – Досточтимая наклонила голову, показывая, что понимает ответ и уважает сказанное. – И если этот священный текст знают здесь все, буду ли я права, если скажу, что все, кого я здесь вижу – настоящие христиане?
– Безусловно да, – услышала она. – Иначе они не были бы здесь.
– Тогда я хочу просить о помощи кого-то из присутствующих, – сказала дознаватель.
– Какая помощь вам нужна? – спросил ее мужчина, в котором она узнала главного.
– Нужен человек, который может свидетельствовать за оболганного безвинно. Женщина из края, лютеранка, у нас за звездами. Она обвинена в противозаконном колдовстве, некромантии.
– Лютеранка? – удивился собеседник Хайшен. – Как они тут уцелели-то? Разве не все уехали?
– Ее зовут Полина Бауэр, – уточнила досточтимая.
– А, "Ключик от кладовой", – кивнул настоятель. – Мы у них заказывали свечной воск в девятнадцатом и двадцатом году. И делали для них кое-что.
Сказав это, епископ некоторое время молчал. Потом подвел итог своим, видимо, непростым размышлениям.
– По нашим правилам должен бы ехать я, но я не могу ни молиться с ней вместе, ни дать ей таинства.
– Почему? – не поняла Хайшен.
– Наши священники, дав таинство инославному, лишаются священства и возможности совершать таинства, – пояснил мужчина, – но и оставить душу пропасть я тоже не могу.
Он повернулся к соотечественнику Хайшен.
– Гавриил!
Тот поднялся с места и коротко поклонился:
– Слушаю, владыко.
– Готов ли ты в качестве послушания пойти за звезды, чтобы дать надежду и утешение узнице и, если на то будет Божья воля, спасти душу живую?
– Готов, владыко, – ответил монах дрогнувшим от волнения голосом.
– Иди собирайся. Потом зайдешь ко мне.
Гавриила собирали в дорогу священник, дьякон и его соседи по келье, всего шестеро.
– Евангелие и Псалтырь. Библию не бери, тяжелая она.
– Иконы возьми бумажные, они легче. Вот "Всех скорбящих радость" с грошиками и "Спас нерукотворный", и хватит. Молитвы помнишь?
– Помню, отче.
– Пойдем, свечей тебе в дорогу попросим, их мало не бывает. Обыденное взял?
– Взял.
– Ну все, идем.
За те полчаса, в течение которых Хайшен слушала разъяснения к истории про двух разбойников, Гавриила успели собрать в путь, наставить и даже надоумили его позвонить отцу Серафиму доложиться об отъезде на послушание. Так что в кабинет епископа он вошел спокойный и сосредоточенный, с небольшим дощатым сундучком в руках.
– Собрался, владыко.
– Вот и ступай с Богом.
Епископ поднялся из-за рабочего стола, перекрестил коленопреклоненного инока, под задумчиво-удивленным взглядом Хайшен, благословил и вернулся на свое место.
Когда посетительница с монахом вышли, он задумчиво сказал келейнику:
– У нас пришла для ими же осужденной защиты просить. Никак и правда одумались.
Келейник молча пожал плечами и возвел глаза вверх.
Все нашивки, кроме именной и «звездочек» за хвосты, я по-тихому спорола и отложила в тумбочку. Асана увидела это на общем построении то ли двадцатого апреля, то ли около того. Дата помнилась приблизительно, потому что рассказывать отделению, кто такой Владимир Ильич Ленин и чем он знаменит, я начала восемнадцатого, а закончила двадцать пятого. Вовсе не из почтительного трепета к имени, а потому, что незадолго до того то ли Исоль, то ли Серг спросили меня в честь какой такой Лены город назывался Ленинградом целых полсотни лет. Тот момент попал ровно на середину истории, я уже успела рассказать про неудачное покушение на царя и казнь заговорщиков, про «мы пойдем другим путем» вроде тоже успела, а про первую ссылку то ли заикнулась, то ли нет. Наутро случилось общее построение, Асана увидела меня и распорядилась переодеть всех недомагов, приданных к отрядам, в форму Охотников без знаков различия, исключая выслугу и именные нашивки. Примерно половина переодетых этому порадовалась, остальные рады не были, но мне было неинтересно ни то, ни другое. Часть мыслей была надежно занята новыми тренировками. Пока что все выглядело просто и понятно: да Шайни учил меня держаться в кругу точно напротив него. Но я понимала, что рано или поздно у него в руках окажется заточенная железная полоса, а меня заставят взять в руки вторую. И будет как с Сайгой, даже хуже, потому что тыкать заточенным железом в живого человека – это не спусковой крючок нажимать. Я не представляла себе, как я вообще смогу это сделать – взять меч и... дальше мысль не шла. От попытки представить в своих руках меч становилось плохо до темноты в глазах. Не то чтобы я сильно любила Унриаля да Шайни, но после суда, на котором выяснилось, что Эрмитаж – не его рук дело, а подписать вмешательство в работу ЛАЭС его заставили, причем получилось не сразу, я совершенно не хотела видеть его кровь на траве стадиона. И рассказать это Нуалю я не могла, а Хайшен была вдрызг занята тем же, чем и князь, и тем же, что беспокоило Дейвина не меньше, чем меня: расследованием в Исанисе. Все попытки повлиять на ситуацию, судя по их лицам, были не то чтобы вообще бесполезны, но давали совсем незначительные результаты.
Я попыталась позвонить Марине Викторовне и выяснить, что там вообще происходит, прочитав ее заметки на сайте "Света в окне", но она не сказала ничего внятного, только ругалась на магов Академии и назвала Вейена да Шайни сволочью, каких мало. Мне ее слова не добавили ни уверенности, ни спокойствия, но отнести это было некому. Все, с кем был смысл об этом говорить, наверняка чувствовали себя ничуть не лучше, чем я сама. Единственный, кто меня услышал, был Макс, но и он меня не утешил. Он сказал только, что все делают, что могут, и что Димитри принял лучшее решение из возможных, отправив туда наблюдателем Исиана.
Меня совсем не радовало присутствие в крае бывшего принца Утренней Звезды, я так и сказала Максу. Дело было в нашем баре за территорией, единственном месте, оставшемся таким, как до начала суда в Исанисе, только музыканты поменялись. Он как-то задумчиво посмотрел в свой чай и предложил мне подумать, что заставило принца одного из великих Домов Созвездия явиться в край как частное лицо и просить у Димитри разрешения остаться на территории, контролируемой саалан. Я подумала. Мысли мне не понравились настолько, что я решила ими не делиться. Макс глянул мне в лицо, кивнул и показал мне письмо на сайхенне. Я глянула и узнала почерк Тхегга, мага дома Утренней Звезды. Он писал по поручению не то просьбе совета Дома и хотел, чтобы Макс сообщил Исиану и мне, что Тессе выбелили лицо и в таком виде вернули дому Золотой Бабочки, где жили ее родители, и что нас всех троих очень ждут назад. От письма мне стало тоскливо. Я вздохнула, допила свой молочный коктейль и сказала, что не представляю, чем Исиан после всего сможет помочь Полине. Макс, глядя за окно, как-то отстраненно сказал, что если он не поможет, то вообще никто не поможет из всей миссии, и мы свернули тему. Говорить, что пусть там хоть год сидит, только бы мне его лицо не видеть, я не стала. Максу он был все-таки отцом. А мне... Я хотела бы суметь пожалеть Исиана, но от попыток представить его лицо мне было не лучше, чем от мыслей о заточенном мече в моей руке.
Исиан видел, что женщина, которую ему поручил Димитри через Дейвина, сдалась и сломлена. Видел он и то, что она не понимает этого. Он даже слышал, как один маг из следственной группы, хмыкнув тихонько, сказал другому:
– Ты когда-нибудь видел такое бессмысленное упрямство? Ведь уже утонула, а все равно гребет.
Но сайх не слишком беспокоился об этом. Во-первых, пока Полина продолжала гнуть свою линию, хотя бы и механически, не видя в этом смысла, но с прежним тщанием и настойчивостью, ситуация не ухудшалась. Более того, медленно и неуклонно продолжала улучшаться. И Исиану было прекрасно известно, что, вернув некую определенную часть обстоятельств к приемлемому виду, можно выиграть и весь конфликт целиком. Хуже было другое. Маркиз Вейен не простил ему вмешательства. И прекрасно понимал, что перед ним конкурент за какой-то важный приз или ресурс. Исиан сделал этот вывод после того, как отправил в мусорную кучу двоих опытных бойцов, одетых, как отребье, но отребьем не бывших ни в коем случае. Магический ожог на запястье он решил не залечивать хотя бы сутки – и был прав. Наутро маркиз спросил его:
– Что это? Ты обжегся?
– Я подрался, – с милой улыбкой ответил сайх.
– С кем и за что? – поинтересовался Вейен.
– Не знаю, – пожал плечами Исиан. – Они не представились. Я тоже не стал церемониться. С другой стороны, я сам виноват: гулять ночью в незнакомом месте было рискованно. Но и им стоило кроме наглости запастись толикой ума. Возможно, теперь они не лежали бы в мусоре за рынком.
Вейен только пожал плечами:
– Они и так не лежат там. Утром трупы, найденные рыночными сайни, отвозят в порт, там ждут до вечера, может, найдется родня или близкие, а если нет, то опускают в залив.
– А, – безразлично кивнул сайх. – Что же, у каждого народа свои обычаи.
– И это мне говорит человек Пути? – приподнял брови маркиз.
– Я должен был читать им проповедь прямо там? – хмыкнул Исиан. И на всякий случай добавил. – Может, следовало и породниться с ними сразу, чтобы нести за них ответственность на достаточных основаниях?
Вейен поморщился и сменил тему. Но уже за обедом начал делать весьма прозрачные намеки на то, что миссия Саэхен в крае появилась с корыстным интересом и целью Созвездия является получение контроля над краем, а посредством этого и над империей Аль Ас Саалан.
Исиан внимательно выслушал все витии маркиза, демонстративно отложив прибор на край тарелки. Потом ответил, глядя Вейену прямо в глаза:
– Любой великий Дом Саэхен может взять этот клочок земли одним движением руки. Но вкладываться в оставленные вами развалины... – он пожал плечами и припечатал, – развлекайтесь сами. – И в изумленном молчании сотрапезников вернулся к еде.
После обеда Эрве отменил допрос.
– Хайшен привела второго, пойдемте, посмотрим на него.
Гавриила тем временем встречали в Старом дворце нобили охраны и дежурный маг. Когда ему надевали блокирующий браслет, он спросил:
– Зачем это?
– Чтобы ты не колдовал, – объяснил кто-то из нобилей.
– Да в уме ли вы? – возмутился свидетель. – Какой я вам колдун, я монах.
– Порядок такой, – сказал энц Жехар, чтобы прекратить бессмысленный спор.
– А, ну если порядок... – пожал плечами новый гость императора и смирился.
Ему показали апартаменты, он оставил в комнате свой сундучок и вышел на галерею снова:
– Я готов. Ведите меня к узнице.
– Не торопись, – сказал ему нобиль охраны. – Сперва на тебя посмотрят магистр и маркиз Вейен.
Монах послушно спустился в холл и сел на лавку, ждать. Через небольшое время в холл вошел Вейен да Шайни, а за ним досточтимая Агуане со следователем. Последней в холл вошла досточтимая Хайшен. Глянув на монаха, маркиз неприятно удивился.
– Кайбен, что это с тобой?
Тот, кого давно уже не звали Кайбен да Дис, озадаченно посмотрел маркизу в лицо, не узнавая его.
– Ты кого позвал и о чем спросил?
Вейен, недолго думая, вошел в сознание человека, стоящего перед ним, и начал читать. Точнее, почти начал – и был жестко прерван.
"Господи, помоги" – набатным звоном ударило маркизу в уши. Вслед за грохотом колокольной меди, раскатившимся по миру, которым был этот человек, там, где маркиз оказался, вдруг вспыхнул нестерпимо яркий свет. Вейен замер. Таких защит он еще не встречал. Ему пришлось прервать контакт и выйти.
– Маркиз, – сказала Агуане, – он ведь не подследственный. Он еще даже не дал согласия свидетельствовать, как же так можно?
Вейен возмущенно указал на стоящего перед ним монаха:
– Это вассал моего внука! Кого ты привела, Хайшен!
Монах стоял перед ним спокойно и прямо, сложив опущенные руки, и совершенно не беспокоился возмущенным тоном маркиза. Напуганным вмешательством в свое сознание он тоже не выглядел, и это смущало и следователя, и самого да Шайни.
– Я уже давно не имею никакого отношения ни к твоему внуку, ни к вашему народу, – спокойно сказал он маркизу.
– Ты предал своего сюзерена! Ты нарушил клятву! – бросил маркиз ему в лицо.
– Ты не ведаешь, что творишь! – возвысил голос монах.
Вейен задумался, но очень ненадолго.
– А! Так ты из воров и работорговцев, не заслуживших даже смерти! Ты из тех, кто был казнен на площади постыдной казнью! Как посмел ты, комок позора, явиться сюда?
– Меня зовут Гавриил, я монах обители Александра Невского в Санкт-Петербурге, – спокойно и уверенно ответил тот, кого Вейен помнил как Кайбена да Диса.
– Да почему я вообще должен верить тебе? – презрительно хмыкнул маркиз. – Ты уже показал себя ненадежным и как вассал, и как сын своего народа.
– Знаешь что, человече... – вздохнул монах. – Если уж на то пошло, ты сейчас только что признался, что разговор не об истине, которую вы якобы хотите установить, а о деньгах, которые вы должны, а платить не хотите.
– Нет, – мягко сказал досточтимый Эрве, – ты неправ. Мы хотим установить истину. У женщины, ради которой тебя сюда позвали, мы обнаружили особые свойства. Если эти свойства от вашего бога, у тебя они есть тоже. Мы хотим проверить это.
Гавриил смерил его взглядом, от которого Эрве смутился и отступил на половину шага назад.
– Так, господа, – сказал монах по-русски. – Вам я более никто, как и вы мне. Я шел сюда спасать ее душу, а участвовать в ваших странных игрищах не соглашался. Посему, если у вас есть ко мне какие-то вопросы, будьте добры задать их с должной вежливостью. А сейчас мне нужно видеть ту, ради которой я пришел.
Эрве недовольно поджал губы, но вариантов у него не оставалось.
– Ты прав, – сказал он монаху примирительно. – Подожди здесь, ее скоро приведут.
Полину привели только к полднику. Увидев в холле стол, накрытый на двоих, она отдала вещи сайни, осмотрелась, раза с третьего заметила монаха, вяло удивилась и вежливо поздоровалась. Он ответил по-русски, надеясь пробудить ее чувства. Но она осталась все такой же безучастной.
Гавриил был по рождению сааланцем и помнил родную речь все еще хорошо. О людях, выглядящих так, как женщина, к которой его отправили, в Аль Ас Саалан всегда говорили "хорош, как в ладье", полагая, что ушедший дух оставляет на память свой отпечаток на оставленной им плоти. Согласно верованиям саалан, в день смерти душа человека виднее всего, а потому и выглядит умирающий или умерший гораздо привлекательнее, чем пышущий здоровьем и благополучный. Гавриил не стал любоваться, а начал действовать. Для начала, он передал женщине привет от епископа, поклон и благодарность за помощь монастырю в тяжелые годы. Она легко кивнула в ответ и безразлично произнесла: "Была рада помочь".
Сравнив ту легкость, с которой маркиз Вейен вспомнил о нем, виденном едва ли три раза, с безразличной безучастностью этой женщины, Гавриил насторожился. Он помнил, как это – быть сааланцем, и сентябрьский день на помосте тоже помнил очень хорошо, хотя теперь уже не видел больше кошмарных снов, в которых его разоблачали и брили на глазах толпы, а потом жгли его одежду и ломали оружие. Но он точно знал, что видит перед собой человека, жизнь которого рухнула. И понимал, как может понимать только сааланец, что сейчас нельзя дать ей замолчать и уйти в безмыслие, нужно звать ее, шевелить и побуждать действовать.
– Мы сейчас едим вместе, – сказал он. – Будешь ли ты есть со мной и завтра?
– Если хочешь, – ответила она.
– Хорошо, – кивнул он. – Я буду читать наши молитвы сегодня вечером и завтра, когда встану, а потом в течение дня и вечером. Читать буду громко, учти и знай. Я буду зажигать свечи и молиться перед иконами за тебя. Если хочешь, можешь ко мне выйти и слушать.
Вечером нобили охраны не обратили внимания на его занятия. Но утром, когда он, едва поднявшись, вышел на галерею и принялся в полный голос читать "Отче наш", перебудив всю охрану, к нему выбежали впятером, чтобы спросить, чем он занят.
В ответ он торжественно и уверенно ответил им:
– Спасаю человека.
После недолгих выяснений, чем именно мистрис Бауэр могут быть полезны эти странные слова, нобили сдались. Энц Жехар постучал Полине в дверь, она выглянула, накинув шаль на сорочку.
– Мистрис, – вздохнул нобиль, – выходи спасаться.
Церковнославянский был Полине непривычен и не слишком удобен, но псалмы, знакомые с молодости, хоть и в переводе на современный русский, оказались и в этом прочтении если не живой водой, то по крайней мере свежим воздухом. И слушая мерный речитатив монаха, она понимала, что самой ей до этого окна уже не дотянуться.
Гавриил, так представился монах, пошел с подследственной на допрос и, поскольку не был допущен в допросную, остался в коридоре. Все то время, пока Полиной занимались следователи, он читал вслух псалтырь, озадачивая и пугая магов Академии. Когда следователь и маги отправились обедать, монах забрал Полину из допросной, отвел в столовую, под презрительной усмешкой Вейена прочел молитву и приступил к трапезе, следя, чтобы женщина ела тоже. После обеда следственная группа работала, постоянно слыша из коридора мерное распевное чтение. Исиана это скорее обрадовало, потому что уверенности у магов саалан поубавилось и они, кажется, даже начали вспоминать, что перед ними не вещь, а живой человек. Наконец, Итчи, хмыкнув, вызвал двух магов и поручил им проверить, «что происходит, когда он там это делает».
Через примерно час в допросную зашел маг из работавших в коридоре, положил на стол следователя дощечку с записями, глянул на большую доску в допросной и ахнул:
– Они усиливают друг друга, посмотрите на показатели!
Следующий день прошел так же. Мистрис Бауэр в допросной отвечала на вопросы Итчи, энц Гавриил в коридоре читал вслух свою книгу при зажженной свече, не замечая двух магов Академии, устроившихся с кристаллами и доской для записей в пяти шагах от него.
Через день за Гавриилом пришли во время завтрака и забрали его к магистру на беседу, пока Полина приводила себя в порядок. Кроме магистра, в кабинете присутствовала Хайшен и еще один дознаватель.
Эрве едва успел начать выяснять реальные цели этого странного парня, как Гавриил уже сориентировался в обстановке.
– Я вижу, вы спрашиваете меня обо мне, но разве я пришел на ваш суд? Где Полина? Я пришел не к вам, а к ней. Я не ваш, и отчет о себе давать вам не обязан.
Эрве хмыкнул и предложил дознавателям:
– Действительно, давайте посмотрим их вместе. – Он повернулся к монаху. – Сейчас пойдем к ней, не беспокойся. – И действительно повел его и дознавателей в допросную, где с Полиной уже работал следователь.
В тот день женщине очередной раз задавали вопросы о ее браке и о том, как после развода складывались ее отношения с мужем.
Гавриил, послушав это все с четверть часа, покосился на следователя недобрым взором:
– Ты что, Богом себя возомнил?
Итчи, едва не подавившись вдохом от изумления, сумел сказать только одно слово:
– Почему?
Гавриил строго свел брови, и в его карих глазах, обычно задумчиво-печальных, появился суровый блеск:
– Ты спрашиваешь ее о том, в чем человек дает отчет только Богу. Ты ей не Бог, не князь и не муж, чтобы винить ее.
– Ап... – сказал дознаватель. – Но как же можно установить истину, если не спросить?
