Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 65 страниц)
О том, что зоологи, зоопсихологи и ветеринары могут получить какие-то интересные контракты, Иван Кимович начал догадываться сразу после разговора с Батей. Но через полторы недели после их встречи появился новостной повод, сперва не принятый всерьез местными, но вызвавший оживление среди саалан. Герцог Беломорский Келах да Атей, выйдя в нейтральные воды на своем "Цветке рассвета" в последних числах июля, не только пересек курс норвежского китобоя, преследовавшего сейвала, но и увел добычу норвежцев в территориальные воды края, на глазах у моряков с борта браня кита за непослушание и своеволие. Сейвал послушно следовал за ним. Перед китобоями капитан Келах извинялся сигналами флажков за неимением на "Цветке рассвета" более технологичных средств связи. Но вовсе не за то, что увел у китобоев добычу. А просто на случай, если его личный кит навредил кораблю или оскорбил моряков, и погоня за ним вызвана именно этими причинами.
Привыкшая к сааланским странностям Европа хмыкнула и попыталась проигнорировать инцидент. Но не тут-то было. Следующая коллизия случилась поблизости от острова Медвежий буквально на следующей неделе. В этот раз норвежцы увлеклись и нечаянно влетели в Баренцево море, преследуя серого кита. Злые языки говорили, что случайность была не такой уж случайной, просто катера Московии были далеко, и краю было нечем ответить на нарушение границ. Казалось бы. Не принимать же всерьез, в самом деле, сааланца под парусами, занятого своими делами в виде не слишком удачного бокового ветра. Но стоило китобою выстрелить первый раз, как ветер внезапно стих. А за ним замолк и двигатель норвежцев. Кит ушел в территориальные воды Озерного края, а сааланец, подойдя поближе, спросил на приличном английском, не прислать ли помощь. Норвежец попытался было отказаться, но выяснилось, что электрика на судне кончилась вся как есть. И связи тоже нет. Вызов катеров из Североморска и буксировка до порта обошлась в такую сумму, что сезон китобой мог считать закрытым. Капитан заявил, что по его кораблю был нанесен электромагнитный удар и это явилось причиной поломки электросистемы связи и ходовой части. Норвежцы прислали ноту наместнику края. На скандал набежали журналисты. Эгерт решил набежать вместе со всеми, хотя и подозревал, что ничего интересного из этой затеи не выйдет.
Так и получилось. Димитри хмыкнул, прямо при журналистах позвонил в Беломорск и спросил герцога, что его люди забыли в Баренцевом море и не стоит ли у кого-нибудь на судне электромагнитная установка. Герцог ответил, что киты пока не очень хорошо понимают идею своей и чужой воды и за ними приходится все время следить. Но электромагнитных установок на судах своих вассалов и других сааланских капитанов он не видел, и на его кораблях такого оборудования тоже нет. Единственным интересным, пожалуй, оказалась заявка про донесение китам идеи про свою и чужую воду, но поскольку наместник распространяться на эту тему не стал, заявка оказалась как минимум предварительной.
Идею блокировать китобоя магически посетила герцога да Атея после беседы с мэром Беломорска. Капитан Келах не собирался погружаться в этот предмет глубоко, особенно при первом прикосновении к теме, но внезапно выяснилось, что его собеседник ничего хорошего не думает ни об охоте на морских млекопитающих, ни о тех, кто этим занимается. Более того: его мнение о китобоях оказалось таким, что даже воры сельди и трески по сравнению с ними выглядели почти порядочными ребятами. Беседы о треске и сельди велись уже не впервые, и половина дел сааланских моряков в Баренцевом море сводилась к настройке сети заклятий, препятствующих краже косяка рыбы из территориальных вод, исключая при этом прямой конфликт и возможные, как определяли местные, «инциденты» – что-то меньшее, чем повод к войне, но достаточное, чтобы поставить в счет при случае.
Еще несколько лет назад, получив из Санкт-Петербурга известия о фауне и рассказывая местным представителям власти о положении дел, что называется, "для служебного пользования", да Атей продемонстрировал им иллюзию, чтобы познакомить с внешним видом оборотней и фавнов, и услышал несколько новых слов: "алиен", "предатор", "лизун" и "кукловод". Чтобы выяснить их значение, ему пришлось потратить несколько десятков часов на просмотр фильмов. И эти фильмы не были ни анимационными, ни добрыми, ни забавными. Зато они были очень познавательны. Из них капитан Келах узнал местный подход к отношениям со старыми богами: сперва сказать "нет" на все их предложения, а потом уже разбираться, где тебя попытались обмануть. И эта идея ему очень понравилась. Но Келах да Атей не был книжником и с трудом управлялся со словами, поэтому не стал писать доклад для досточтимых и настаивать на передаче своего письма достопочтенному. Он все равно не справился бы с темой. С парусами, ветром, донным рельефом, течением и облаками ему было гораздо проще. Неплохо он ладил и с малыми существами. Все сайни, с которыми он имел дело, доверяли ему, одна даже щенилась в его спальне как-то. По эту сторону звезд его понимали и слушались все собаки и кошки. Морские существа оказались не глупее, хотя отличались упрямством и легкомыслием, но и с ними он легко нашел способ договориться. Так что когда князь Димитри объявил о том, что морских малых можно защищать легально, капитан Келах отправил Зов – мол, понял и учел, – и окончательно перестал скрываться, объясняя морским малым существам, где и как он может обеспечить их безопасность. Другие капитаны северных вод поступили примерно так же. Но соседи были очень невнимательны к морским границам края, и из-за этого обещание защиты, данное китам и дельфинам, было не таким надежным, как саалан привыкли. И договориться с ними никак не получалось, люди проявляли удивительную непонятливость и невнимательность, в отличие от морских теплокровных существ.
На все это и сетовал Келах да Атей, когда услышал вроде бы совершенно не относящуюся к делу реплику собеседника.
– Сигурни Уивер, актриса, сыгравшая сержанта Рипли в "Чужом", по жизни противник оружия и применения насилия. Когда она приняла предложение сыграть в этом фильме, где не должна была вообще ствол из рук выпускать, то в какой-то момент начала критиковать сценарий, мол, стрельбы многовато, мол, как-то же можно договориться, и так далее. На что Ридли Скотт, режиссер, подвел ее к кукле Чужого, всей в соплях, зубах и едкой жуткой кислоте, и сказал: "Договаривайся. Если сможешь сделать это убедительно, то сценарий перепишем". Постояла красавица перед чудовищем, постояла, вздохнула, да и пошла молча за мегабластером.
Капитан Келах задумался. Швыряться в китобоя огненным шаром или молнией ему показалось плохой идеей: могут и нажаловаться. А вот блокировать двигатели – почему нет? Это же не серьезнее, чем дать по рукам, с одной стороны. А с другой стороны, Баренцево море, конечно, не море Аль Ас Саалан, крупные морские животные тут относительно немногочисленны и очень дружелюбны, да и летающих хищников, способных атаковать корабль и сожрать команду, нет, но болтаться без движения на воде в неделе ходу до ближайшего берега мало кому понравится. Он предложил собеседнику чай и сменил тему. А идею запомнил и вскоре применил.
В день той встречи он был на своем собственном корабле, на флаге красовалось не белое поле со льдисто-синей каймой, торговый флаг Озерного края, и даже не серебристая звезда Академии на белом, под которой сааланские моряки выходили в рейсы с исследовательскими целями. Выходя в море, Келах да Атей поднял на мачту символ своего собственного дома, флаг с венком из зеленых трав на розовом поле, так что обвинить его в намеренной провокации было невозможно, да и китобой выполнял частный рейс. Объявить случай слишком серьезным не было оснований. Один частный хозяйствующий субъект встретился с другим таким же частником, только из другой страны, обычное дело, в море бывает сплошь и рядом. Князь имел право вообще не отвечать ни на ноту из Норвегии, ни на вопросы журналистов. Тем более что и Норвегия, потихоньку и без лишних разговоров освоившая бывшие промыслы Федерации на Шпицбергене, не была заинтересована отвечать на вопросы, чье на самом деле сырье они добывают и на каком основании. Поэтому китобой мог только пожаловаться на применение сааланцем оружия, которого на борту, конечно же, не было, и не ждал особого результата от этой заявки. Просто хотел потрепать сааланцу нервы в ответ за изгаженный сезон.
Все это Эгерт выяснил уже в Лаппеенранте. Получив почту, он решил не убирать далеко дорожную сумку. Мало ли что.
Идея шарахаться по поселкам, как угорелые куры, даже в штатском, мне сразу не понравилась. У полиции других мыслей не нашлось, поэтому мы разделились на пятерки и приступили к осмотру поселений. Разумеется, машины нам выделять никто не торопился, единственное, на что мы могли рассчитывать – это на бесплатный проезд, предоставленный Охотникам на муниципальном транспорте края. Прикинув так и сяк, благо время в дороге было, я решила копнуть сеть. Разумеется, все лежало на поверхности и никому даже в голову не приходило что-то прятать.
Посмотрев первый улов тем же вечером, я криво усмехнулась. Знай достопочтенный Вейлин, на что потрачены выделенные им средства, наверное, удивился бы. Он вообще был, кажется, не слишком сообразителен. Удивительно в этой схеме было только одно. Курсы по женскому обаянию, очарованию и привлечению существовали всегда, и я не представляла себе более унылого способа потратить время и деньги, чем посещение этих курсов. Даже амулеты женской привлекательности, над которыми смеялись до слез все досточтимые и все недомаги, прибывающие в край на практику, были более осмысленной тратой – ну правда, какой только бижутерии не бывает на свете, и для каждой нелепой вещи есть свой человек, которому она пойдет. Но курсы, на которых всерьез рассказывают, что распущенные волосы – это сила рода, поэтому даже имея на голове три волосины, их нужно отрастить и заплести, а юбка – колокол заземления, напрямую соединяющий интимные женские органы с почвой и придающий женскому естеству сакральную силу... Для меня стало загадкой, как в этой еле живой среде сумела вырасти настолько хищная плесень.
Выгребая крупицы смысла из сакрализованной чуши, собранной по сети, я за неделю построила схему. Она была простой до тошноты. Вход, как известно, бесплатный там, где выход по билетам и очень дорогой. "Школа предназначения женщины" предлагала курс тренингов и занятий бесплатно на условии подписания участницами обязательства выплатить фиксированную сумму после заключения брака с мужчиной определенного достатка. Не возбранялось предложить оплатить счет и новоиспеченному супругу. Если в течение года после окончания курсов брак заключить не удавалось, то школа предлагала второй курс, покруче. Росла и сумма выплат. Всего ступеней было четыре. Если и после четвертой ступени результата не было, школа предлагала на выбор два варианта: выплаты самостоятельно – например, путем передачи какого-то имущества на сумму, равную затратам школы на обучение этой участницы, – или трудовой договор со школой, в рамках которого женщины выполняли краткосрочные контракты, например, оказывали эскорт-услуги. Но главным способом закрыть долги были услуги по суррогатному материнству, оплата за которые поступала на счет школы. Если здоровье не позволяло выполнять контракт самостоятельно, можно было поделить его с кем-то из родственниц. Ученицы постарше и делили. С дочерьми, как правило. В основном, с приемными или усыновленной дальней родней, но были и те, чьи контракты отрабатывали их родные дочери. Кроме заказанных детей, были и "свободные", их предлагали для усыновления сааланцам как сирот. Естественно, платно. Большинство сааланских клиентов были уверены, что оплачивают только поиск ребенка для усыновления, но были ли те, кто знал подоплеку или хотя бы догадывался о ней, я не могла выяснить: клиенты этой службы на женских форумах не паслись. Роддом, понятно, искать надо было не один. Предстояло найти еще четыре, но два адреса знала половина постоянных посетительниц полуоткрытого форума, туда можно было выезжать хоть завтра.
Поняв, что именно я вижу, я пришла к Дине Вороновой с файлом, разросшимся на шесть десятков страниц скринов, слегка разбавленных пятью или семью моими авторскими страницами и попросила ее распечатать это все. На подготовку и распечатку ушло еще три дня. Получив в руки свой доклад, я села у Дины в приемной и задумалась. Идти с этим к Асане смысла не было, хотя с полицией общалась как раз она. Отдавать это Дейвину было как-то глупо. Отправлять это тем самым полицейским, которым нас придали, я тоже почему-то не хотела. Вариантов утилизации вылезшей пакости я не видела, кроме как идти к Иджену, записываться на прием к Димитри и надеяться, что озвучив свое предложение, я не вылечу от него кувырком. Я подумала еще раз. И отправилась сперва к оруженосцу первого имперского легиона. Он идею одобрил, но сказал, что без досточтимых делать ничего не станет. Я ухмыльнулась: "Не вопрос", – и сунулась прямо к следователю Святой стражи. Досточтимый Кулейн слегка охренел от моего визита, но, просмотрев доклад, который я запасливо прихватила с собой, согласился с моим предложением.
У досточтимых, как оказалось, на всю эту компанию зуб отрос сразу после опроса медперсонала накрытого нами роддома: требование естественной женственности относилось и к родам тоже. В этих роддомах не стимулировали родовой процесс, если он замедлялся, а если родовая деятельность замирала, ребенок считался мертворожденным. Понятно, что никаких мер для спасения новорожденных не принималось. Не задышал или умер на второй-третий день – ну, твои проблемы. Рожениц спасали, конечно, но тоже странно. Медицински все делали для того, чтобы не было осложнений, но процесс проходил под припев о женской некачественности несостоявшейся матери, с постоянно повторяемым выводом о том, что такой, как она, вообще не следовало пытаться устраивать свою личную жизнь, ее задача – работать и обеспечивать существование более качественных женщин и их потомства. А за личную жизнь предлагалось считать работу в эскорте "с расширенным форматом договора", то есть позицию постоянной любовницы, не претендующей быть женой и не желающей слишком многого. За контрацепцией эскорта следили кураторы от школы, могли предложить и стерилизацию. Контракт тоже заключался от имени школы, и все денежные бонусы получало общество с ограниченной ответственностью, предприятием которого "Школа предназначения женщины" и была. Сами некачественные женщины могли рассчитывать разве что на конфетки к празднику, и то при хорошем поведении.
Выслушав Кулейна, я покривилась: расклад даже вчуже казался грязным. Он сочувственно кивнул и предложил все, что они нашли, свести в один документ с тем, что мне удалось вытрясти из сети, и все-таки отправить в полицию. Я чуяла, что ничем хорошим это не кончится, но обосновать отказ мне было нечем. Поэтому только пожала плечами и сказала, что решаю в любом случае не я, а моя часть работы – вот она, у него на столе. Дальше как скажут, можем завтра снова пойти проверять территорию, можем не пойти. Он ответил, что погулять мы можем и в кабаке в свой выходной, и предложил ждать распоряжений в казарме.
Я сообщила эту радостную новость подразделению, Сержант от счастья объявил днем генеральную уборку и вечером личное время. До вечера я списалась с Унриалем да Шайни и выпросила у него следующий урок. И он опять меня разыграл. Даже без меча. И одним разом не обошлось.
Я поздоровалась, заняла место на круге, он встал напротив и задал очередной сногсшибательный вопрос.
– Что это между нами, Алиса?
Я пожала плечами.
– Ничего, мастер.
– А все же? – настаивал он.
Я присмотрелась глазами, потом магическим зрением.
– Да ничего же, – повторила озадаченно. – Пустота.
Он помолчал, сдерживая усмешку.
– Эта пустота, Алиса, представляет величайшую ценность для фехтовальщика. От нее зависит твоя жизнь.
Да от чего она только не зависит, подумала я и послушно кивнула. Да Шайни, видя, что я ничего не понимаю, соизволил снизойти до объяснений.
– Эта пустота называется дистанция. Управление ею в бою значит не меньше, чем управление финансами для торговца.
– Дистанция, – медленно повторила я, понимая.
Он одобрительно улыбнулся.
– Для воина, сражающегося мечом, она может быть избыточной, достаточной и недостаточной. Если ты видишь, что дистанция избыточна и даже из выпада ты не сможешь достать противника, то у тебя остается только два пути. Или сокращать дистанцию, или ждать. Если ты чувствуешь, что дистанция недостаточна и ты не можешь применить оружие из-за того, что противник слишком близко к тебе, ты должна попробовать восстановить дистанцию. Если хочешь жить, конечно. Я почему-то уверен, что тратить время на теорию не имеет смысла, а вот с практикой у тебя могут быть сложности. Давай займемся их выявлением. Начнем с подготовительных упражнений. Не косись с таким ужасом на меч, сегодня он тебе вообще не понадобится.
За какой-то несчастный час Унриаль да Шайни, выглядящий, мягко говоря, не молоденьким и не в тонусе по сравнению даже с Инис, вывалял меня в песке площадки не меньше десяти раз, с пяток раз сгреб в охапку так, что я даже пинаться не могла, раза три подряд усадил на попу в этом чертовом круге, почти не сходя с места, и дважды наступил на ногу – не больно, но обидно. Когда я встала отдышаться и мрачно посмотрела на него исподлобья, его глаза смеялись.
– Ничего, – сказал он, – все получится. Просто меньше думай о своих переживаниях и больше – о своей безопасности. А твоя безопасность зависит от умения держать мой нос на расстоянии, досягаемом для твоего кулака, но не ближе. То же самое касается и случая с твоим клинком и моими ребрами, договорились?
Я кивнула, попрощалась и пошла в казарму на подгибающихся ногах, мечтая, чтобы душ оказался свободен.
Главный офис «Школы предназначения женщины», оказывается, был в двух шагах от моей квартиры на Галерной. Той самой, с Источником в кране. Вычислить это не составило особого труда, куда сложнее было получить скрины с закрытой конференции на форуме. Мне очень не хотелось просить прямо, еще меньше хотелось врать. Помог случай: в закрытой конфе случилось обыденное событие – поссорились две старожительницы. Обе ждали, что основательница конференции придет и выскажет мнение, но та почему-то не сделала этого. Последствия были закономерны: скрины срача поползли по личкам. Не сами, понятно. Их распространяли и участницы, и свидетельницы, причем с одной и той же целью – получить поддержку, сочувствие и подтверждение собственной правоты. Отчасти я их даже жалела, зная, как сильно хочется услышать «забей, ты права, а остальное само протухнет» именно тогда, когда конфликт еще горит внутри, не давая ни спать, ни есть. Вот только признать правоту хотя бы одной из двух у меня бы язык не повернулся. У одной хватило совести повесить свои долги за полный курс тренингов на старшую дочь, прекрасно зная, что ждет шестнадцатилетнюю девушку. А вторая просто передала школе квартиру, где жила вместе с двумя своими сыновьями-погодками, а сама отправилась с детьми в сельский дом где-то на Псковщине, с ближайшим сельпо за десять километров и поликлиникой примерно на том же расстоянии. В любом случае кидать камни в чужой огород, когда у самой стеклянная веранда, явно не стоило ни одной из двоих. В скринах всплыло такое, что меня сразу затрясло. Особенно при мысли о том, что на месте девчонки, которую подписали два раза родить невесть от кого и отказаться, могла быть и я. А отделаться от этой мысли было тем труднее, чем больше скринов из закрытой конференции попадало мне на глаза.
Нет, моей маме определенно повезло с отцом. Во-первых, он на ней женился. Во-вторых, не развелся, хотя, если я правильно понимала некоторые детали, замеченные мной в старшей школе, ему не просто было к кому уйти, его там ждали даже без зубной щетки в кармане. Что его удержало, я не хотела думать. Всяко не я. Может быть, нежелание потерять связи семьи матери, давшие такие преимущества в построении карьеры. Может быть, она сама, талантливый руководитель и толковый предприниматель. В отличие от него, она никогда не занимала директорских должностей, считая это не женским делом, и вообще охотнее была второй в любом тандеме, чем лидером. А потом ее никто не спросил: нулевые были временем женщин, способных молча пахать, как ломовые лошади, и обаятельных молодых мальчиков в хороших костюмах, умеющих красиво встать и изящно прогнуться. Таких, как пресс-служба князя. Мама справилась, нашла работу сама. Отец даже пытаться не стал, понадеялся на нее – и не промахнулся. Сам он занимался каким-то мутноватыми проектами в компании условно приличных людей и вроде был не без денег, но выглядело это всегда как-то странно. Потом... потом было всякое. Легенду про учебу в Финляндии они проглотили, даже не поморщившись, а вот Лелика мне так и не простили. У них была для меня другая партия. Кажется, они до упора надеялись получить меня домой и разыграть ее. Я даже не знала, как его звали, папа мне только сказал, что он сын кого-то из его бывших партнеров по бизнесу и ему нужна толковая девочка рядом, а не смазливая кукла. Мама некоторое время поахала, что, мол, рано, хоть бы доучиться дали, а потом уже замуж и переезд куда-то на юг страны – и смирилась. И мне предложила заодно. Но пришли саалан, и они оба, потрепыхавшись и попортив мне нервы, чтоб не зазнавалась, пошли в портал, даже не подумав спросить меня о принципе его работы. Уже зная, что по ту сторону я окажусь им должна просто за то, что сняла их с места. Как будто, останься они здесь, я бы должна не оказалась. Единственный ребенок пожилых родителей, вложивших в меня лучшие годы и последние силы, нуждающихся в поддержке и утешении, в помощи, в конце концов... Да на те суммы, которыми я заваливала их жалобы еще до переезда в Созвездие, в мире, где мы были с Максом, можно было звездолет приобрести. "Волну", например. Она же в просторечии "галоша". А "светлячка"-то и подавно, он маленький, два пилотских места и два пассажирских, они же грузовой отсек...
Я тыкала в скрины леденеющими пальцами, читала реплики и узнавала слова, слышанные и читанные не раз. И в какой-то момент почувствовала, как немеют губы и кончик языка, как по венам разливается знакомый колкий холодок, как тело становится легким, быстрым и послушным... и обнаружила, что я иду куда-то по коридору крыла аристократов. Оказалось, что к Дейвину.
– Мастер, – сказала я, едва Нодда меня пропустила. – Я знаю, где их офис. И как их взять, тоже знаю.
Выслушав мою идею, он скривился так, как будто ему скормили незрелый лайм. С одной стороны, ничего такого, что он или я уже бы не делали когда-то, я не предложила. Более того, сааланская правоприменительная практика такие вещи вполне допускала, судя по моей собственной истории. С другой, кажется, ему совершенно не улыбалось повторять опыт двадцать третьего года. После некоторых раздумий он позвал Асану и попросил меня повторить мою идею ей. Мне не было жалко, я повторила. Выслушав меня, виконтесса сделала очень круглые глаза.
– Алишия... Ты понимаешь, что предложила?
– А что остается? – спросила я. – По одному поселки проверять в надежде найти, куда они еще два роддома запихали? Так мы их еще год искать будем, если фауна раньше не справится. Мистрис да Сиалан, ты вспомни, в Петро-Славянке даже охраны не было, только медперсонал. Случись с девчонками что – новых наберут, и вперед. А так, если сразу взять и офис, и медперсонал, есть шансы, что сами все скажут, еще и живых успеем застать.
– Почему ты так думаешь? – спросил Дейвин. – Зачем им сдавать самих себя?
– Самих себя – незачем, – согласилась я. – А друг друга запросто сдадут, мастер Дейвин. Не тебе, так полиции.
– Полиции? – переспросила Асана. – Ты хочешь вмешать в правонарушение еще и их?
– А то им в первый раз, – пожала я плечами. – И вообще, я же не предлагаю прямо в офис врываться силами полиции, что мы, сами не справимся? А вот допрашивать надо профессионалам.
– Ты имеешь в виду кого-то конкретного? – печально спросил да Айгит.
– Да, – кивнула я, – двоих вполне конкретных. Годные дядьки. Устойчивые и выносливые.
Кажется, графа передернуло.
Программа защиты для морских млекопитающих в территориальных водах края оказалась программой предоставления животным убежища в этих самых территориальных водах. Эгерт узнал об этом из вторых рук. Первыми руками был второй заместитель торгового атташе Норвегии в крае. О реальных его целях не знал только ленивый, поэтому когда он связался с администрацией наместника и попросился на корабли саалан с неформальным визитом, сославшись на свое увлечение исторической реконструкцией, Улаев только тоскливо скривился. Формальных причин для отказа не было, а ждать после такого визита можно было чего угодно, начиная с «жучка» в капитанской каюте и заканчивая всплывающими где попало копиями секретной переписки или лоций. Саалан, однако, к просьбе отнеслись прямо-таки с энтузиазмом, особенно когда мастер Гутлейф явился к капитану с визитом в тунике коричневой шерсти, отороченной зеленой узорчатой тесьмой, узких коротких серых штанах и подобии брайта из двух овечьих шкур, обутый во что-то, очень напоминающее броги, и при мече. Как приличный человек. Визит, как и следовало ждать, закончился приглашением на борт и обещанием рассмотреть возможность участия норвежского гостя в каком-нибудь коротком рейсе. Безопасники края тосковали, морщились, кривились... и молчали. Герцог Беломорский в двух разговорах на тему этого странного контакта отозвался о визите с оптимизмом, которого подчиненные генерала Улаева разделить не могли, в отличие от живого интереса и уважения, которое Келах да Атей чувствовал к самому Гутлейфу Лангсефу. Вот только основания у этих чувств были совсем разными.
Представители управления внутренних дел края вздохнули и смирились, готовясь разгребать неизбежное. Только посоветовали оставить комм на берегу, во избежание конфликта технологий. Господин Лангсеф пообещал последовать совету и... протащил на борт пленочную камеру. Это было только началом. Да и, если начистоту-то, пленочная камера там была не только у него. В конце концов, какое кому дело, кто какие кадры предпочитает в личном архиве, пока корабль спокойно стоит у пирса.
Гость, ободренный практически полным отсутствием проверки и обнадеженный приглашением в рейс к китам, радостно рванул готовиться. В назначенную дату он появился в приемной капитана Келаха в кожаных штанах, шерстяной рубахе, кожаной короткой куртке и снова при мече. Ботинки, правда, были вполне современными, но гость снял их, едва поднявшись на борт, и переобулся в мягкую обувь из кожи с завязками на щиколотках, чем вызвал молчаливое одобрение не только капитана, но и всей сааланской части команды.
Неделя контакта культур по пути до места обитания небольшой стаи сельдевых китов, обосновавшейся на границе Баренцева и Белого морей, запомнилась всем участникам и свидетелям событий как очень милое времяпрепровождение, учитывая покладистый характер гостя и то, что он послушно участвовал во всех необходимых корабельных делах, выполняя, что просят, и ни разу не отхватил по затылку ни фалом, ни шкаториной.
Всерьез норвежец удивился, только увидев, как Келах да Атей спускается в шлюпку и приглашает его с собой. К китам. Китов было трое: самец, самка и шестиметровый детеныш. Капитана Келаха они знали и даже были готовы общаться. Когда сааланец, наклонившись к воде, издал звук, напоминающий громкий и не слишком музыкальный скрип, Гутлейф Лангсеф поморщился и поковырял пальцем в ухе. Кто-то из саалан философски улыбнулся – мол, им наш язык тоже не кажется приятным на слух, однако же стараются. Весь процесс фиксировался на механическую пленочную камеру моряком из жителей края. У китов капитан с сопровождающими провел примерно час, потом счел договоренности достигнутыми и распорядился направляться обратно к кораблю, ждавшему на воде. Киты провожали шлюпку.
Уже на борту гость расспрашивал о том, как такого взаимопонимания возможно было достичь так быстро, и узнавал особенности сааланского хозяйствования, включавшего в цикл любое договороспособное живое существо, начиная с морского ящера, размером в два раза превышающего этого самого сейвала, и заканчивая разумным грызуном, напоминающим бобра или нутрию. Вопрос норвежца, чем же может быть полезна в хозяйстве такая прожорливая и огромная тварь, как кит, тоже не вызвал затруднений. Ему прямо ответили, что герцоги и графы северных земель планируют хотя бы на летнее время, пока сейвалы в субполярных водах, заменить ими катера охраны, приданные Московией, чтобы они предупреждали нарушителей морских границ края о том, что их судно уже в чужом водном пространстве. Мол, так и люди смогут отдохнуть в нормальное человеческое время, и дурацких ситуаций будет меньше. Главное, добавил капитан, обучить соседей видеть в морских млекопитающих не еду или источник сырья, а хотя бы чужих служебных животных, на большее-то мы не рассчитываем, мораль в этом мире не та. Зам торгового атташе осторожно поинтересовался, откуда такая терпимость к подобным несовпадениям по довольно принципиальным вопросам – и получил рассказ про горных и северных ддайг соседней с Аль Ас Саалан страны, Даргана, и их обычаи. Начиная с выращивания разноцветных матерных надписей на фруктах и овощах и заканчивая воровством сааланских детей в воспитанники, а их матерей – в рабство. Включая продажу за деньги. Норвежец умилился и рассказал про горных троллей, обычаи которых, по преданиям, очень напоминали этих самых ддайг. Пока часть из них не поубивали нафиг за плохое поведение. А вторая часть вроде бы в какой-то момент крестилась и превратилась в людей, хотя и несколько нетипичной внешности, и потомки их затерялись среди нормальных норвежцев и шведов.
Разумеется, расстаться просто так, вернувшись в порт, было нереально, и прощание затянулось до глубокой ночи. Пока прощались, заверяя друг друга в лучших чувствах, выпили достаточно, чтобы начать пить за хорошие дипломатические отношения. Тост за благополучие князя и его команды гость охотно поддержал, тем более что как раз в компании с частью этой самой команды он и успел поднять бокал уже неоднократно. Император Аль Ас Саалан врагом тоже не был, так что и за него выпить зазорно не было. А после него Келах да Атей предложил тост за Харальда Пятого, и эту идею норвежец тоже с удовольствием принял, а куда бы он делся. После этого кто-то из русской части команды продолжил логическую цепочку тостом за Маргрет Датскую, от чего старший помощник, сорокапятилетний воспитанник "Макаровки", чуть заметно поморщился, но сказать ничего не успел, потому что тут же кто-то предложил тост за английского монарха, а потом и за императора Японии, и неудобная ситуация сгладилась, как всегда и бывает, полным нарушением протокола, который на частном приеме, в общем-то, никого особо и не волновал.
