Текст книги "У свободы цвет неба (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 65 страниц)
После окончания слушаний судьи остались совещаться, маги ушли из зала прямо по порталу, причем Димитри взял с собой и Макса Асани, и Стаса Кучерова. Остальным участникам процесса предложили занимать места в повозке и отправляться в Старый замок сразу. Охрана единодушно, не скрывая сожалений и сочувствия, заявила, что лучше будет пообедать уже в замке, потому что город гудит и появляться там сейчас – значит провоцировать любопытных на попытки разговаривать, а до конца слушаний это запрещено. Мона Арель предложила всем подопечным службы Старого дворца высказать пожелания к обеду, чтобы не ждать курьеров из трактира слишком долго. Алиса определилась быстрее всех, Марина задумалась, но тоже справилась с задачей, Полина пожала плечами и сказала, что предпочтений у нее нет, а Унриаль да Шайни только молча махнул рукой. Когда повозка прибыла, сайни уже ждали своих людей внизу, в холле, и беспокойно просили поторопиться, пока обед не остыл. Нервировать заботливых малых существ не хотелось никому, все разошлись по комнатам, к еде и отдыху.
Алиса, обедая с моной Мейрой, посетовала ей за едой, что у нее уже вся попа плоская от этих заседаний, а прошло всего два дня, и попросилась в парк побегать. Мейра подумала и пошла с ней. Марина поблагодарила своего сайни за заботу и блаженно вытянулась на постели, пользуясь возможностью подремать. Длинные дни другого мира ей были довольно утомительны. Юц пристроился у нее в ногах, как кот, и тоже прикорнул. Унриаль немедленно уснул, едва Арель оставила его в покое с едой.
Полина во время еды болтала с Чаком, угощая его из своей тарелки, он ужасно стеснялся, но был очень рад. А потом выбежал в коридор, нашел энца Жехара и спросил его, могут ли они вдвоем с Лин спуститься в холл. Энц Жехар не сразу понял, что речь идет о Полине Бауэр, порученной его заботам, но сообразив, разрешение дал. Радостный Чак, вернувшись к своему человеку, сказал: "Лин, уже можно! Пойдем петь!" И Полина, улыбаясь, пошла за ним вниз по лестнице к камину. Энц Гайям нарисовался внизу немедленно, уже совершенно не скрываясь, и сел прямо за спиной у Чака – разумеется, в отдалении, потому что его никто не приглашал. Но смотреть и слушать ему никто не мог запретить, вот он и слушал. Полина, отчасти развлекаясь происходящим, пела Чаку "Ночную дорогу" Визбора, не замечая того, что энц Жехар, сидящий на лестнице, повернул к ней голову и замер с погасшей трубкой в руке, а энц Гайям смотрит на нее распахнутыми глазами, полными совершенно детского восторга. Но когда-нибудь все кончается, кончилась и песня, и Полина предложила Чаку не запоминать следующую, а просто поиграть с ней в эту музыку. Заинтригованный сайни некоторое время пытался понять смысл игры, потом догадался: "Это же догонялки, но звуками!" – "Да", – засмеялась Полина и начала ноябрьскую песенку про сладкий сон поздней осени другого мира, так похожей на ту, что была за дверью. А сайни свистел, догоняя мелодию и голос, а порой забегал вперед и останавливался, и его хвост выписывал петли по полу от удовольствия.
За звездами заканчивался последний день идиллии. В гостиной замкового крыла два существа разных видов, рожденные в разных мирах, вместе играли в музыку. Алиса с Мейрой развлекались сериями отжиманий и приседаний в парке. Унриаль видел сладкий сон о золотой осени в городе, похожем на обе столицы одновременно. Марина Лейшина, пользуясь невнимательностью охраны, слушала голос подруги через открытую дверь апартаментов.
А в Санкт-Петербурге разворачивался вполне банальный конфликт, каких город видел множество с девяностых годов. То есть конфликт был бы банальным, не случись в нем Айриля да Юна. Разумеется, он поймал всех участников атаки на гаражи "Последних рыцарей", едва они вышли из отдела. Тихо, по одному, он связывал их магией и утаскивал в присмотренные дворы. Первому, оставляя его, обездвиженного и с заблокированной речью, сидеть на скамейке остановки, он сказал:
– Посиди тут пока... консерва. Я за остальными пошел.
Он вернулся к оставленной жертве через почти час, приподнял голову мужчины за подбородок и заглянул в его глаза. Оттуда плеснуло животным ужасом. Айриль улыбнулся чуть подкрашенными губами:
– Не трусь. Жив останешься.
В памяти пойманного Айриль рылся только чуть аккуратнее, чем во время допроса на практике у маркиза Вейена. Кристалл для записи, бывший у мага в руках, успел нагреться и поменять цвет за десяток минут с небольшим, потраченных им на снятие памяти. Потом, оставив обмякшее тело на скамейке, он пошел во двор ко второму. Через полтора часа, собрав все кристаллы, Айриль вернулся в гаражи к "рыцарям". Но Валентин не согласился на обработку записей по сааланским методикам у него в гаражах.
– Извини, но нет, – твердо сказал он. – Тут электрика, экипа... если про занавески ты не ошибся, дороговато выйдет.
– Да, – согласился Айриль. – Ты прав. Я тогда домой. Хорошего вечера, завтра свяжемся.
Дома он устроился в ванной комнате, подальше от холодильника, плазменного экрана и прочих приборов, и начал монтировать из кристаллов связную историю. Процесс занял почти три часа. Завершив его, маркиз да Юн взял камень с полной версией событий, минуты три потоптался в прихожей, поставил портал и шагнул в него.
Самвел Вартанович Ваникян на этот вечер никаких дел не планировал и гостей не ждал. К тому, что здесь пока не найти ни нормальных девок, ни хорошего коньяка, он был готов. Коньяк он привез с собой как раз для такого одинокого вечера. На плазменном экране пошли первые кадры «Убить Билла», мужчина пригубил напиток и оперся локтем на подлокотник дивана, но вдруг услышал в квартире непонятный шорох. Отставив бокал, Тренер потянулся за револьвером и не успел. Чертов сааланец, приемный сын Полины Бауэр, уже вошел в его гостиную.
– Здравствуйте, Самвел Вартанович. Простите, что я не предупредил вас звонком, но, думаю, теперь мы в расчете, вы ведь тоже пришли ко мне без предупреждения.
– Зачем ты пришел? – выговорил Тренер.
– Я пришел... – визитер ненадолго задумался, потом сказал, – показать вам другое кино.
– Вот как? – Тренер уже понял, что у него неприятности, но положение обязывало держать лицо.
– Да, – сааланский голубок застенчиво улыбнулся и разжал ладонь. В его руке лежал фиолетовый кристалл размером с абрикос. – Вы выключайте экран, он не понадобится, я сейчас инициирую запись и будет, хм, голограмма.
Разумеется, фильм был документальный. Всех семерых можно было списывать со счетов. Быстро он управился. А Дагрит, тварь, ведь обещал, что проблем не будет... Гвайр, его дядюшка, попрочнее был все-таки. И умер хорошо, легко и быстро. С этим так не будет.
– Вы правы, Самвел Вартанович, – кивнул красивый мальчик, – Дагрит теперь так просто не отделается.
И Самвел Ваникян вдруг понял, что он не может отвести взгляд от медово-карих глаз сааланца и вся его жизнь со вчерашнего дня, через московские окраины и тоску столичных транспортных пробок, через лагерь в Пермском крае и арест, через поезда, тренировки и сборы, через больницу и последние дни спортивной карьеры, через победы и поражения, через первые дни в спортивной секции, через бабушкину дачную благодать и строгую и мрачноватую квартиру родителей в подмосковном Королеве льется куда-то мимо него в зеленоватый прозрачный камень. Когда он смог пошевелиться и заговорить, была уже ночь. А смазливый подонок, уходя, небрежно заметил:
– Я не буду против, если вы покинете край до конца недели. Впрочем, решать вам.
Вернувшись в квартиру, Айриль встретил под своей дверью целый пикет. Его ждали соседи из четырех квартир под ним с сообщением, что он устроил им протечки, и его квартирная хозяйка, которой не понравилось, что он сменил замок без ее согласия. Скандал был страшный. Айриль не сразу понял, как так вышло, ведь все было в порядке, еще когда он уходил, а сейчас протекали обе трубы в ванной комнате и стояк в туалете, причем очень конкретно. Хозяйка недоумевала, повторяя, что полностью ремонтировала сантехнику только перед сдачей квартиры внаем. Разумеется, жить там дальше было невозможно. Стояки пришлось перекрыть сразу, и внесенная оплата за три месяца оставалась хозяйке по условиям договора. Айриль даже не пытался возразить – к концу разговора он начал подозревать, что сам и стал причиной протечки. Признаваться он не стал, да в этом и смысла не было. Колдовать в ванной, кажется, было плохой идеей: похоже, пластиковые трубы, как и занавески, не пережили даже косвенного контакта с Потоком. С утра он все равно отправился в Адмиралтейство на прием к дежурному заместителю Скольяна да Онгая и передал ему все кристаллы с пометкой: «Для графа да Айгита, срочно». А потом поплелся обратно, думая, что же делать. Конечно, можно было вернуться в Приозерск и попросить Асану да Сиалан приютить его, но вряд ли он бы выглядел хорошо после этого. И Айриль позвонил Валентину.
В гаражах его приняли как своего: рассказали, как ремонтировали дверь, как меняли окно, представили тем, кто был там, когда он появился, выслушали рассказ о перипетиях со съемной квартирой и посочувствовали. Потом Валентин позвал его в свой гаражный отсек, усадил там на лавку, порылся в ящиках и подал ему связку ключей.
– На, держи. Это от квартиры Полины. Перебирайся туда. Она поймет. У нее трубы металлические, я сам ставил, так что проблем быть не должно.
Айриль побледнел, потом покраснел, взял ключи, чуть не плача, вежливо поблагодарил и пошел собирать вещи. Хозяйка, конечно, дала ему неделю на то, чтобы съехать, но целую неделю жить без воды в городских условиях он бы не смог. В его интересах было убраться из съемного жилья, переставшего быть жильем, как можно быстрее.
Третий день слушаний по тяжбе Озерного края против империи стал гражданской казнью Унриаля да Шайни. Начался он выступлением досточтимого Айдиша. Половина присутствующих в зале знала, что они кузены и Айдиш с детства опекал и любил Унрио. Но у стола Совета родственным чувствам не было места: досточтимый докладывал свой взгляд на поведение наместника края. Его рассказ был долгим, он занял чуть больше полутора часов по времени столицы, а по меркам Земли и больше двух часов. Пока он говорил, Марина успела переменить позу раза четыре, а Полина – развернуть шаль и накинуть ее на плечи, а затем и укутаться: в зале было прохладно. Досточтимый рассказал историю присоединения края со дня своего появления в Санкт-Петербурге. Он отметил, что поведение молодого маркиза не вызывало вопросов у представителей Академии ни во время появления второй экспедиции в будущей колонии, ни после объявления открытого присутствия. Затем похвалил разумный и взвешенный подход маркиза к вопросам интеграции под руководством Гаранта. Потом описал злополучный день, когда Гарант оставил край и своего подопечного, да и весь бренный мир заодно. После этого эпизода его рассказ изменился. Он стал говорить короткими сухими фразами, глядя в стол Совета, и казалось, что речь дается ему с ощутимым трудом. Но он все же рассказал обо всех решениях Унриаля да Шайни и обо всех подписанных им распоряжениях, приведших к катастрофе. Потом он перешел к описанию осени после аварии на ЛАЭС, упомянув перебудораженный эвакуацией край, озадаченных жителей городов и поселков, на которых свалились их соседи, растерянные, огорченные и нуждающиеся в самом необходимом, потому что эвакуировали их с минимальным багажом. Айдиш рассказал, как в те же самые города и поселки, не затронутые бедой, начали прибывать эвакуированные из Санкт-Петербурга люди, и тоже без вещей и представления о том, как жить дальше, как терялись дети при переездах, как они пытались попасть обратно в город, убегая из дома, и как Святая стража сбивалась с ног, возвращая их родителям. Упомянул переполненные школы, очереди в поликлиники, больных, лежащих в коридорах и приемных покоях больниц. Сказал он и о появлении Димитри в крае, и о том, что князю пришлось железной рукой наводить порядок, вычищая скверну, поразившую людей, казавшихся чистыми и верными и уличенных в недолжном и омерзительном. Но ни словом не обмолвился о том, в каком состоянии Димитри нашел молодого маркиза. Так и не дождавшись этого, Марина с Полиной одновременно глянули друг на друга, не заметив, как подобрались и напряглись их охранники. Но женщины только обменялись недоуменными взглядами и вновь повернулись к столу Совета, куда уже выходила Хайшен.
Досточтимая говорила короче и точнее, она называла цифры, даты, имена, опять цифры и снова имена, сравнивая действия команд двух наместников. Закончив сравнение, она сказала, что, с ее точки зрения, условия были не равны, поскольку и опыт маркиза нельзя сравнивать с опытом князя, хотя бы в силу возраста, и край они получили в совершенно несравнимых условиях, и задачи перед ними стояли разные. Но то, что Унриаль да Шайни неописуемо распустил людей и ухитрился не заметить того, что его вассалы забыли о долге и Пути, нельзя не отметить, подчеркнула она, и это, к сожалению, то единственное отличие, которое не объяснимо ни опытом, ни возрастом. Наконец, этот кошмар закончился, и судьи объявили перерыв на обед.
В трактире, между овощным супом с острыми сырными пирожками и вторым блюдом, запеченными ракушками, энц Гайям сказал Марине Лейшиной:
– Не думал, что у вас там все так было... Здесь этого не рассказывали, конечно.
Она пожала плечами, рассматривая обстановку трактира:
– У нас еще и не так было за эти девять лет. Когда было только это, перечисленное сегодня, наше терпение еще не полностью кончилось.
– Что, было еще что-то? – энц Гайям посерьезнел и стал внимательнее.
– Еще только третий день, – пожала она плечами. – Все услышишь сам, мы же рядом сидим.
Обед закончился, все снова собрались в ратуше, и Унриаль да Шайни был вызван к столу Совета. Ему разрешили, из сочувствия к его состоянию, отвечать сидя, но он отказался, заявив, что порядок должен быть соблюден, и он будет соблюден.
Маркиза допрашивали долго, тщательно занося в лист каждое его подтверждение: "да, подписал", "да, отдал такой приказ", "да, сделал", "да, приказал сделать". Он отказался только признать вину за пожар в Эрмитаже, и тогда ему дали шар правды и попросили подтвердить сказанное с шаром в руках. Унриаль выдержал и это, но после того как досточтимый забрал у него шар, мельком бросил взгляд в сторону кресел, где сидел его дед, сразу же отвернулся и некоторое время выглядел поникшим.
Начавшая тихо закипать Марина отметила для себя, что ни одна же собака из этих тринадцати рож не почесалась спросить ни о причинах, ни об авторстве некоторых приказов. Все свалили на одного, оказавшегося крайним.
Заседание кончилось, участников процесса опять проводили из зала под охраной в повозку и отправили в Старый дворец. Около крыльца была порядочная толчея, но зеваки стояли тихо. Похоже, они успели подойти к ратуше после окончания трансляции, типа той, что Полина наблюдала на Кэл-Алар во время дуэли Димитри с его политическим оппонентом. Судя по тому, как тщательно убрали в середину повозки Унриаля да Шайни, прикрыв его от взглядов, охрана опасалась, что в повозку полетят гнилые овощи или что похуже. Во дворце их ждал полдник, горячий чай и сладости, но маркиз отказался от еды, судя по тому, что огорченная Арель вышла из комнаты вместе с сайни, везшим полную тележку. Сама Полина задержалась в холле и с удовольствием протянула озябшие руки к огню, едва не касаясь языков пламени. Энц Жехар посмотрел на нее очень пристально, но ничего не сказал. Вернувшись в свои апартаменты, она присела на стул у стола и некоторое время сидела, глядя в окно. Встав, перевесила поближе длинную юбку и жилет из пальтового сукна, потом долго пила горячий чай, потом все же спустилась в холл снова вместе с Чаком, укутавшись в шаль.
Энц Гайям уже ждал там, делая вид, что смотрит в окно на замковый парк. В тот вечер Полина выбрала для сайни две очень простых и старых песенки. Одной исполнилось сто лет, и это была "Баллада о свечах" Лобановского, сохраненная Полиной в репертуаре из принципа, хотя называть сайни имя опального автора смысла не имело. Второй стала "Это осень, мой друг" Юнны Мориц – просто потому, что Полине нравилось стихотворение. Аранжировку она делала сама, компонуя вариант Мищуков с менее известными и тривиальными, и оно удивительно удачно получилось на китаре. Она сама осталась довольна, и Чак тоже был рад. Энц Гайям, уходя вверх на галерею, запнулся за ступеньку и едва не упал, но выровнялся и быстро ушел. Энц Жехар покосился на коллегу, потом внимательно посмотрел на Полину. Провожая ее до комнаты, он глянул ей в глаза и сказал:
– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.
Она ответила очень закрытым взглядом и с холодком произнесла, глядя прямо ему в лицо:
– Все, что я здесь делала сегодня и раньше, делается для моего сайни и ни для кого больше.
Он кивнул и ушел к себе.
Дейвин да Айгит вечером получил срочную почту из Озерного края. Два письма могли и подождать, но кроме них, в почте была маленькая шкатулка с кристаллами от Айриля да Юна. Граф открыл шкатулку, достал отдельно упакованную берилловую призму, осторожно взял за торцы и вгляделся в камень. Затем поступил так же с гранатовым октаэдром. Потом пересмотрел по очереди восемь небольших аметистов квадратной огранки.
Потратив на это около двух часов по сааланскому счету, граф вспомнил весь русский мат, который знал, и принялся ходить по кабинету из угла в угол, пугая сайни. Проведя так с полчаса, он сел за письменный стол и до полуночи писал послесловие к докладу, надеясь, что суд примет его завтра.
Но утром Дейвин не успел передать судьям документ до слушаний. Едва все собрались, коллегия начала разбираться с ролью Алисы в бедах края.
Первым, как и вчера, говорил досточтимый Айдиш. Он рассказал, как по Новому миру распространился «манифест убитого города», как множились его сторонники, как формировалось Сопротивление. Полина чуть поморщилась, слушая. Досточтимый, говоря о Сопротивлении, имел в виду только боевое крыло и рассказывал только о стычках саалан с боевиками, но ни разу не упомянул позиционную войну с крылом мирным. Потом Айдиш уместил в одну короткую фразу всю историю ареста барышни: «И наконец, она была задержана». Марина приподняла плечо в кресле и скрестила ноги под сиденьем, услышав это. О последующих событиях он рассказывал гораздо подробнее, с искренним сочувствием ко всем участникам. Зал ужасался бессмысленному упорству Алисы, восхищался ее храбростью и дерзостью, восторгался настойчивостью Димитри и Дейвина, добившихся от нее признания, ради пользы империи пожертвовав своим добрым именем.
А потом к столу вызвали Макса, и он рассказывал, кто он, откуда взялся, что такое Созвездие Саэхен, кем ему приходится Алиса и как Созвездие и дом Утренней Звезды приняли ее с ее поступками и решениями. Когда он произнес "она была лишена Дара и отправлена в мир, где родилась", по залу пронесся вздох ужаса. Впечатлен был даже Вейен да Шайни, до этого времени смотревший на происходящее с не слишком активным интересом.
Алису вызвали к столу и около часа спрашивали о ее взаимоотношениях с Созвездием и ее роли в аварии на ЛАЭС. Девушка отвечала вроде бы спокойно и по делу, но на ее лице все время проявлялась кривая усмешка.
Потом всех отпустили на обед. Полина настолько ушла в свои мысли, что заметила это, только когда энц Жехар позвал ее: «Мистрис Бауэр! Тебя спрашивают, что ты хочешь есть». Она выбрала что-то, не замечая внимательного взгляда энца Жехара, так же рассеянно начала есть, заметила, что суп довольно острый, попросила воды, и только закончив с порцией, заметила необычный цвет блюда. Суп был ярко-синий. Энц Жехар улыбнулся, с интересом глядя на нее:
– И как тебе?
Полина задумалась, отправила в рот последнюю ложку и высказалась:
– Остро, но нравится.
– Хорошо, – кивнул он.
Второе блюдо, корзинку из рыбного филе, наполненную овощами, она ела уже внимательнее, но все равно была погружена в свои мысли или казалась такой. Едва положив прибор, она сказала: "Я готова, можем возвращаться". Энц Жехар тут же отодвинул тарелку и встал. Они быстро перешли площадь и вернулись в ратушу. Заняв место за спиной Полины, энц Жехар быстро глянул в сторону северных кресел, где располагался государственный совет.
Полина не заметила этого, но заметила Марина, как раз подходившая к своему креслу. Сделать она все равно ничего не могла, да и времени у нее не было, ведь суд, заняв места, сразу объявил продолжение заседания и вызвал ее к столу Совета. С полчаса ей задавали вопросы о формате дипломатических отношений между Созвездием и краем. Потом, наконец, ее отпустили, и к столу позвали отставного достопочтенного Озерного края, Вейлина. Лейшина не удержалась и, уходя на место, на полпути к столу поприветствовала его довольно издевательски:
– Ой, здравствуйте, Вадим Юрьевич! – сказала она. – Ну что, как вам нравятся последствия вашей политики?
Князь да Гранна остановил ее.
– Мистрис Лейшина, вы успеете спросить его об этом во время диспута сторон.
Вейлин ускорил шаг и до первого вопроса смотрел только на председателя коллегии.
Досточтимый подтвердил, что вторые претенденты на край были сюрпризом для империи. Местные жители, добавил он, вообще не были в курсе того, что их мир используется как транзитная станция для путешествий между мирами, да и о присутствии наблюдателей от Созвездия не догадывались. Алиса выглядела для них как обычный террорист, каких там достаточно во всякие дурные времена. Потом он объяснял, что такое террор и терроризм и чем террорист отличается от диверсанта, которым и надо считать Медуницу. Наконец, его отпустили.
– Простите, могу ли я задать вопрос? – прозвучал в наступившей тишине голос мистрис Бауэр.
– Спрашивай, – разрешил князь да Гранна.
– Почему за три дня слушаний никто не упомянул действия мирного крыла в конфликте с администрацией империи? – четко произнесла мистрис. – От нас вам вреда, получается, было так мало, что им можно пренебречь? Для меня, как для лидера мирного крыла Сопротивления, это как-то даже обидно, мы старались и думали, что наши действия заметны, по крайней мере, судя по реакции администрации империи. И кстати, почти тысяча расстрелянных по сфабрикованным приговорам за некромантию, по удивительному совпадению нелояльных власти, куда делись из ваших докладов, господа, и почему эти люди не упомянуты? Нет уж, давайте эти факты тоже рассматривать в общей сумме. Вы вправе пренебречь ими, но в этом случае нам придется повторить все, что мы делали до этой весны.
Переводчик старательно повторил все сказанное на сааланике. Димитри глубоко вздохнул, прикрыв глаза. Он планировал совершенно другое развитие событий, и своей короткой речью Полина поломала ему всю игру. Он видел, к чему все идет, и собирался оспорить решение, начиная с приговора Унриалю. Теперь все его построения зашатались.
– Полина Юрьевна, – произнес он с места, – избавьте меня от продолжения противостояния с вами. Я заметил все, что вы делали, могу дать вам слово дворянина.
– Прошу порядка в зале! – произнес да Гранна.
Несколькими рядами выше Димитри Марина заметила Онтру да Юн, и та смотрела на Полину с гордостью.
Князь да Гранна объявил окончание слушаний на сегодня. Присутствующие, казалось, впервые увидели Полину Бауэр и рассматривали ее очень внимательно.
В Старом замке стол для полдника был накрыт в холле. Причем сразу на десять персон. Я прикинула, глядя на приборы, и поняла, что кроме Димитри, Дейвина, Макса и Стаса, ждут еще Хайшен и Айдиша. Я вопросительно посмотрела на Мейру. Она улыбнулась:
– Сегодня можно. Завтра будет первый вердикт, сегодня можете поговорить, наконец.
Покурить перед расстрелом, значит, все-таки позволят. Хотя какой там нахрен расстрел. Скорее всего, будет какая-то архаика. Впрочем, еще как развернется, выступление Полины было для них вроде сюрпризом. И для князя, кстати. Он как раз вошел в зал, посмотрел на спускающуюся с галереи Полину и спросил:
– Ну и зачем ты это сделала?
– Ты что имеешь в виду? – уточнила она.
Я присмотрелась к ней. Вроде она не улыбалась, но выглядела довольной. Или веселой, я не поняла.
– Вот это твое выступление, – терпеливо повторил Димитри, – зачем оно было?
Полина ему улыбнулась так, что у меня мороз прошел по всей спине.
– Видишь ли, я многое могу понять и со многим согласиться, но так грубо и такой дорогой ценой меня ни разу в жизни не пытались отмазать. Особенно обидно, что я об этом не просила.
У князя вдруг стало очень спокойное лицо, и я испугалась. Такое лицо я у него видела.
– Ты хочешь сказать, – произнес он чуть замедленно и как будто задумчиво, – что я нанес тебе оскорбление тем, что пытался тебя защитить?
– Ну, допустим, оскорбления все-таки не было, – сказала она все тем же веселым тоном. – Но только потому, что твоя затея не удалась. Я не приму безопасности такой ценой, учти.
– Полина, – он укоризненно покачал головой. – Я хотел завтра опротестовать вердикт и получил бы их обоих под свою ответственность уже через пару дней. Да, могло быть грязно, но игра была верная.
– Да черта с два тебе бы их отдали, – засмеялась она, и я вдруг поняла, что вижу. Они ругались. Прямо при всех ругались между собой, и этого никто не понимал, а мне было страшно.
– Правда? – улыбнулся он страшной змеиной улыбкой. – Давай же, друг мой, расскажи мне о моей родине то, чего я не знаю о ней.
– Ты все это знаешь о своей родине, – резко сказала Полина. – Ты прекрасно видел, что их двоих наметили в жертву общим ожиданиям. Виновный нужен не нам, а вам, чтобы ваш совет и ваш свет могли, совершив это ритуальное убийство, выдохнуть и жить себе, как жили. А что: все по-честному, один ваш, один наш, два формальных виновных есть, они и расплатятся за все. И можно будет ничего не менять. Их обоих сунули в эту мясорубку, не оставив выбора, поскольку сопротивляться они не могут. Их и отдадут в уплату за общие грехи. А если ты их заберешь, придется искать решение уже всерьез, и чьи-нибудь интересы могут пострадать. Это же человеческая жертва, жертва старому богу, ты что, сам не видишь этого?
– И какому же? – тяжело спросил Димитри.
– Безответственности, – голос Полины был очень жестким, когда она сказала это слово.
Хайшен подошла к князю и положила руку ему на локоть.
– Пресветлый князь, она права. Я не могу сказать, что ты не прав, но она права.
– Хватит ли у меня средств рассчитаться еще и за это благодеяние, вот что мне интересно, – вздохнул он.
– Так ты считай его подарком, – ответила Полина со смешком.
Я ерзнула на лавке у стены и заметила, что наша охрана куда-то убралась, видимо, от греха подальше, сайни тоже попрятались и еда стынет на столе. И сказала:
– А досточтимый Айдиш-то где? Сто раз уже можно было добраться.
Молча наблюдавший сцену да Айгит ответил мне:
– Да, действительно, интересно, что его задержало.
Стас наконец перевел взгляд с пространства между Димитри и Полиной куда-то к двери. Унриаль да Шайни безучастно смотрел в камин на протяжении всего разговора, но вдруг повернул голову и посмотрел Полине в лицо. Но его взгляда она не заметила, потому что как раз в это время дверь открылась и вошел досточтимый Айдиш в сопровождении двух имперских гвардейцев, с перевязанной головой и порядком офигевший. За ними тремя шел еще один гвардеец и нес багаж досточтимого.
– Айдиш! – удивленно сказала Хайшен. – Что произошло?
– Камни мостовых Исаниса научились летать, досточтимая сестра, – усмехнулся он. – Представляешь, меня хотели убить. Извините, я, кажется, опоздал к трапезе.
– Насколько сильно тебе повредили? – спросил Дейвин.
– Ерунда, – отмахнулся досточтимый, – пара кружек горячего питья, сладости и как следует поспать, и завтра буду в порядке. Разукрасили меня, конечно, на совесть, но выступать в суде мне это не помешает. До конца суда я остаюсь здесь, так что в край вернусь уже в приемлемом виде.
Все наконец сели за стол, сайни вылезли из-под лестницы и побежали за горячим чайником на кухню.
Димитри смотрел в стол и крутил в руках ложечку. Потом поднял голову и, глядя Полине в лицо, произнес:
– Я ошибся. Ты права. Что суд перебудоражит всю столицу, я ждал, но такое...
Она пожала плечами и улыбнулась:
– Ну да, они занервничали, вот и результат.
– Процесс обсуждают очень активно, – подтвердил да Айгит, – такой шаг, как подослать убийц к свидетелю, я не могу назвать ничем, кроме безумия. Когда подосланные назовут имя заказчика, всем станет известно, что он трус и подлец.
– Вероятно, он теряет очень много? – предположила Лейшина.
Хайшен печально кивнула:
– Да, очень много. Имя он все равно не сохранит, если решился на такое.
Айдиш вздохнул и попросил избавить его от политики и светских сплетен, а то у него от них голова болит, причем в буквальном смысле. И тему пришлось свернуть.
После полдника Полина подмигнула Чаку и взяла в руки сааланский струнный инструмент, похожий на гитару. Сперва она спела «Капли датского короля», и Айдиш, несмотря на головную боль, с задумчивой улыбкой еле заметно кивал ей в такт, а Стас слушал, забыв поставить чашку на стол. Димитри молчал и был довольно мрачен, Дейвин тоже, а вот маркиз да Шайни наоборот – слушал с удовольствием и улыбался чему-то. А потом она начала другую песню, я ее не знала, и припев мне резанул так, что аж вдох в горле застрял. «В небеса твои крылья унесут колокольный звон, голоса медных братьев подпоют тебе в унисон, облака подытожат эту жизнь и стреножат смерть, а пока в небо лучше не смотреть», – услышала я и поняла, что уже ничего, вообще ничего нельзя поправить, и всего утешения у меня только то, что нашелся один человек, который согласился разделить со мной предстоящее неизбежное. Но испугаться я не успела, потому что Кучеров толкнул меня локтем, подмигнул и сказал: «Не кисни». И я улыбнулась, сначала ему, а потом Максу. А посмотреть на князя так и не смогла. Полина тем временем ушла из зала на маленькую площадку между двумя пролетами лестницы, села там на ступеньки и стала о чем-то говорить со своим сайни. Дейвин поднялся, поклонился князю, пожелал досточтимому выздоровления и собрался уходить, но проходя мимо лестницы, остановился, прислушался и посмотрел на Полину совсем диким взглядом. Тогда прислушалась и я, тем более что она и не скрывалась с разговором. И снова едва не подавилась вдохом. Она там обещала своему сайни, что научит их танцевать почти совсем как люди и подарит песню, которая будет целиком их. Только надо собрать компанию, чтобы было веселее. Нужно три, не меньше три, можно больше. Пока она объясняла про «три, не меньше три», Гайям спустился к ней с галереи.
