Текст книги "Новая философская энциклопедия. Том третий Н—С"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 143 страниц)

АС. Хомяков, Ф. М. Достоевский, В. В. Розанов, И. А Ильин, Б. П. Вышеславцев и др.). Флоренский находил у Паскаля «какое-то особое сродство с православием». Соч.: Oeuvres (par L. Brunschvicg), т. 1—14. P., 1914—25; Oeuvres completes (par L. Laftima). P., 1963; Oeuvres completes (par J. Mesnard), т. 1-6. P., 1964; Pensees (par M. Le Guem), v. 1-2. P., 1990-91; в рус. пер: Письма к провинциалу. СПб., 1898; Мысли. М., 1995. Лит.: Кляус Е. Л/., Погребысскии И. Б., Франкфурт У. И. Паскаль. М., 1971; Стрельцова Г. Я. Паскаль и европейская культура. М, 1994; Тарасов Б. Н. Паскаль. М., 1979; Laporte J. Le coeur et la raison selon Pascal. P., 1950; Le Roy G Pascal savant et croyant. P., 1957; Pascal et Port-Royal. P., 1962; Le Guerri M. Pascal et Descartes. P., 1971; DionneJ. R. Pascal et Nietzsche. N. Y., 1974; Bord A. Pascal et Jean de la Croix. P., 1987; Force P. Le probleme hermeneutique chez Pascal. P, 1989; Hover W. Der Begriff des Herzens bei Blaise Pascal. Fridingen a. D., 1993. Г. Я. Стрельцова

ПАСХАЗИЙ РАДБЕРТ (Paschasius Radbertus) (786, ок. Су– ассона – ок. 860, Корби) – христианский экзегет, богослов. С 812 в монастыре Корби, многие годы был там наставни-

208

ПАТНЭМ ком, в 843—851 – аббатом. Большинство его сочинений написано для образования монахов Корби и Корвея. Пасхазий составил биографии аббатов Корби Адаларда и Валы. Мари– ологические работы: «Об Успении св. Девы Марии», «О девственном лоне» (De partu Virginis, 846). Работа всей его жизни – ученый «Комментарий на Евангелие от Матфея». Трактат «О теле и крови Господних» (De corpore et sanguine Domini, 831) – первое формальное исследование пресуществления в таинстве евхаристии (переработан в 844) – вызвал долгую дискуссию. Пасхазий признает символическое содержание евхаристии, но отвергает понимание мессы как только символа и заявляет о тождестве евхаристического и исторического тел Христа (поп alia plane саго, quam quae nata est de Maria et passa in cruce et resurrexit de sepulchro). Его понимание евхаристии стало официальной доктриной Церкви. Герберт, впоследствии папа Сильвестр 11 (ум. 1003), в работе «De corpore et sanguine Domini» признал учение Пасхазия совершенно правильным, тогда как Беренгар Турский, осужденный Церковью, предпочел интерпретацию Ратрамна. Соч.: MPL, 1.120; Monumenta Germanuae Historica, Poetae latini III, p. 38—53; Expositio in Matheo, ed. B. Paulus. – Corpus Christianorum Continuatio Mediaevalis, 56—56AB, 1984; De partu virginis. De assumption sanctae Mariae Virginis, ed. E. A. Matter, A. Ripberger. – Ibid., 56C, 1985. Лит.: Peltier H. Pascase Radbert, 1938; Gliozzo С. La domina in Paschasio Radberto e Ratrammo, monaci di Corbia, 1945; Ganz D. Corbie in the Carolingian Renaissance. Thorbecke, 1990; Cabaniss F. Charlemagne's Cousins. Contemporary Lives of Adalard and Wala. N. Y., 1967. В. В. Петров

ПАТЕРНАЛИЗМ (от лат. paternitas – отцовство) – система, принципы и практика государственного управления, построенного по парадигме воспитания и контроля отца над детьми в патриархальной семье. Возведенный в масштаб государства, патернализм известен в древних интерпретациях царя как пастыря, а народа как стада, паствы. Царь-пастырь собирает воедино, оберегает и ведет народ-паству; благодаря его неустанным заботам он питается и воспроизводится. Но главная задача пастыря состоит в том, чтобы обеспечить безопасность и сохранность паствы: его неусыпный контроль простирается как на всю паству в целом, так и на каждого из нее в отдельности. Но за патерналистским попечительством и защитой стоит и тотальная власть: паства не может жить без опеки, неспособна к самостоятельному существованию. Т. о., как практика государственного управления патернализм применяется к граждански несамостоятельным народам. Гражданская несамостоятельность неизбежно выливается в пассивное подчинение, имеющее своей целью лишь обретение защиты, доступ к получению средств существования и т. д. В системе патернализма «отцовское» начало власти проявляет себя как всеподавляющий, деспотический контроль, исключающий всякую гражданскую самостоятельность, а «сыновье» начало властных отношений по сути дела означает стремление к иждивенчеству. Патернализм рассматривает взрослых людей как детей, требующих защиты и опеки. Классический критический разбор патернализма дал Дж. Локк в своей полемике против книги Р. Филмера «Патриарх» (1680). Филмер – величайший поборник абсолютной власти, апеллировал к отцовству как главному аргументу в доказательстве естественности и всеохватности абсолютной монархической власти. По Филмеру, отцовская власть «есть божественное, неизменное право верховной власти, благодаря которому отец или монарх обладает абсолютной, деспотической, неограниченной и не поддающейся ограничению властью над жизнью, свободой и имуществом своих детей или подданных» (ЛоккДж. Соч. в 3 т., т. 3. М., 1988, с. 146). Локк аргументированно доказал, что сам факт рождения детей не делает их рабами отцов. Ребенок имеет право требовать от отца лишь содержания и обучения, но он не имеет права требовать от него правления или власти. Он может наследовать собственность отца для своего собственного блага, но не может требовать власти над др. людьми, которая была у его отца. В русской политической мысли славянофилы отстаивали тезис о негосударственной природе русского народа и конструировали отношение царя к народу как отношение отца к детям: царь – отец, однако его власть не внешняя сила победителя над побежденными, а всеобъединяющая сила, в основе которой – органическая, живая связь народа с царем. В целом политике государственного патернализма присущ авторитарный характер, она сдерживает развитие гражданского об^сотваиусугубляетматериачьную зависимость, политическую инертность и духовную несамостоятельность народа. Анализ патернализма играет большую роль в биоэтике при изучении отношений «врач – пациент». А. В. Попов

ПАТНЭМ (Putnam) Хилари (род. 31 июля 1926, Чикаго) – американский логик и философ. Учился в Гарвардском и Калифорнийском университетах. Преподавал в Массачусетском технологическом институте (1961—65), с 1965 – профессор Гарвардского университета. Считал своими учителями Р. Кар– напа и Г. Рейхенбаха, однако в последующем испытал все более возрастающее влияние позднею Витгенштейна и американских прагматистов. Один из ведущих представителей современной аналитической философии, Патнэм с сер. 1980-х гг. выступает с резкой критикой этого философского направления. Спектр философских интересов Патнэма включает философию и методологию науки, философию языка, проблемы логики, гносеологии, философии сознания и этики, философию реализма. Наряду с С. Крипке, К. Доннелланом и др. Патнэм является автором «новой теории референции», направленной против традиционной трактовки значения как двухкомпонентного образования, состоящего из референта и смысла. Согласно этой теории, смысл не определяет и систематически не обеспечивает референцию важнейших категорий языковых выражений, таких, как имена собственные и термины естественных видов. Однако Патнэм не сводит значение термина к его референту и трактует его как «вектор», образованный из нескольких компонентов, отражающих различные аспекты употребления термина. В значении любого термина можно выделить относительно устойчивое «ядро», фиксирующее то общее, что имеется у всех правильных употреблений данного термина. Инвариантность этого ядра обеспечивает преемственность и непрерывность эволюции значений научных терминов. Направленная против тезиса Куна о несоизмеримости научных теорий, эта концепция Патнэма служила обоснованием научного реализма, предполагающего трактовку истины как соответствия реальности. Однако в дальнейшем в ходе исследования природы референции и отношения соответствия между языком и реальностью Патнэм оказался вынужденным отмежеваться от этого уязвимого для критики («метафизического») варианта реализма и сформулировал новую гносеологическую позицию, названную им «внутренним реализмом» и изложенную в книге «Разум, истина и история» (1981).

209

ПАТОЧКА Согласно «внутреннему реализму», мир не состоит из фиксированного множества независимых от сознания объектов, мы расчленяем мир на объекты, принимая ту или иную концептуальную схему. Истина представляет собой идеализированную рациональную приемлемость, а ее критериями выступают операциональная применимость, когерентность, простота, непротиворечивость. Тесная связь истины и рациональности не означает их тождества, равно как не предполагает трактовку рациональности как некоторого неизменного «органона». Патнэм подчеркивает исторический и обусловленный культурой характер рациональности, которая вместе с тем в каждом конкретном случае функционирует как регулятивная идея. В работах 1980-х г. Патнэм развивает и уточняет концепцию внутреннего реализма, дополняя ее требованием «реализма с человеческим лицом». Теперь уже «деревья и стулья» оказываются для него «образцами» реального, а существование объектов, постулируемых истинными научными теориями, становится вопросом конвенции. Начало 1990-х гг. ознаменовано в творчестве Патнэма созданием новой концепции реализма, которая представляет собой вариант непосредственного реализма и которую он называет, заимствуя термин у У. Джеймса, «естественным реализмом». Патнэм приходит к выводу, что решить проблему реализма можно, лишь отказавшись от господствующей в современной философии «картезианской» трактовки ментального как некоторой области взаимодействия между нашими когнитивными способностями и объектами внешнего мира и истолковав чувственный опыт не как пассивное реагирование сознания на воздействие внешнего мира, а как «переживание в опыте» живым существом различных аспектов мира. К этой позиции Патнэма подвели его исследования по философии сознания. Еще в нач. 1960-х гг. он предложил новый подход к решению психофизической проблемы, который получил название «функционализма». Функционализм представляет собой вариант «теории тождества» – преобладающей методологии в современной философии сознания и когнитивной науке, утверждающей тождественность наших ощущений и восприятий определенным состояниям мозга. В отличие от физика-листского варианта теории тождества функционализм отождествляет ментальные состояния не с физическими состояниями мозга, а с его «функциональными состояниями». Патнэм предложил использовать для описания «функциональной организации» мозга формализмы теории машин Тьюринга. Неоднократные попытки реализовать программу описания ментальных состояний в функциональных терминах, натолкнувшиеся на непреодолимые трудности, убедили его в необходимости поиска иного пути в решении психофизической проблемы, который он теперь связывает с отказом от «картезианского» взгляда на сознание и возвратом к «аристотелевскому реализму без аристотелевской метафизики». Вместе с тем провал метафизического проекта открыть «строение Вселенной», который пыталась реализовать аналитическая философия, свидетельствует, по мнению Патнэма, о «смерти» этого важнейшего философского направления. Соч.: Philosophical Papers, v. 1-3. Cambr., 1975-1983; Reason, Truth and History. Cambr., 1981; The Many Faces of Realism. La Salle, 1987; Representation and Reality. Cambr., 1989; Realism with a Human Face. Cambr., 1990; Renewing Philosophy. Cambr., 1992; Философия создания. M., 1998. Лит.: Passmore J. Recent Philosophers. A Supplement to «A Hunti^d Years of Philosophy». L., 1985; Макеева Л. Б. Философия X. Патнэма. M., 1996. Л. Б. Макеева

ПАТОЧКА (Patocka) Ян (1 июня 1907, Турнов, Восточная Богемия – 13 марта 1977, Прага) – чешский философ. С 1925 учился в Карловом университете в Праге. В 1929—30 в Париже, знакомится с идеями Э. Жильсона, слушает лекции Э. Гуссерля. К этому времени относится его первое сочинение – «Французская философия». В 1931—34 учится в Германии, сначала в Берлине (семинары К Гартмаш), затем во Оренбурге (семинар Л/. Хаидеггера о Гегеле и понятии науки и др.). В 1934 в Праге по образцу уже широко известного лингвистического кружка организовывается центр феноменологических исследований (Л. Ландгребе, М. Брод, Д. Чижевский и др.; устанавливаются связи с феноменологами др. стран). От имени кружка Паточка приглашает в Прагу Гуссерля, лекции которого в ноябре 1935, как и более ранние в Вене в мае 1935, становятся основой для работы «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология». Тема жизненного мира – в центре работы Паточки «Естественный мир как философская проблема» (1936). Преодоление духовного кризиса эпохи связывается им с устранением разрыва между «естественным (наивным) миром» и «миром науки» и осознанием единства культур европейских народов, причем важную культурную миссию Чехии Паточка видит в посредничестве между восточно– и западноевропейскими культурами. После 2-й мировой войны активно участвует в обновлении системы университетского образования. В статье «Масарик вчера и сегодня» заявляет, что метафизика – это «событие, акт нашей жизни и нашего свободного человеческого бытия». Издает педагогические и философские труды Коменского. В 1968—71 профессор философии в Карловом университете Прага. Один из авторов «Хартии 77». Соч.: Ausgewahlte Schriften in 5 Banden. Wien, 1987—92; Francouska filosofie. – «Ceska mysl» 24, 1928; Uvod do Husserlovy fenomenologie. – «Filosoficky casopis», № 13. Prag., 1965; Europa nach Europa. Prag., 1975. Лит.: Studien zur Philosophie von Jan Patocka. – «Phanomenologische Forschungen», Bd. 17. Freiburg– Munch., 1985. И. А. Михайлов

ПАТРИСТИКА (от греч. штф/или лат. pater, «отец») – термин, появившийся в 17 в. и обозначающий совокупность учений христианских авторов кон. 1—8 в. – т. н. отцов Церкви. К кон. 5 в. были сформулированы три признака, отличавшие авторитетного «отца»: древность, святость жизни и ортодоксальность учения (впоследствии к ним был добавлен 4-й – одобрение церкви). Хотя этим критериям соответствовали не все крупные христианские авторы; поэтому с современной точки зрения составной частью патристики являются и те учения, которые христианская традиция не считает вполне ортодоксальными, а «отцом» может быть назван почти всякий автор первых веков христианства.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА. В широком смысле патристика – это доктринальная форма построения христианской культуры, многоплановый синтез религиозных ценностей христианстваиэллинскоголитературно-философскогонасле– дия. Диаметрально противоположные взгляды на содержание культурной конвергенции («эллинизация» христианства – Гарнак, «христианизация» эллинизма – Жильсон, Квестен) сходятся в одном: религиозный элемент в патристике заметно превалирует над рационально-рефлексивным. Особенностью патристики как историко-философского феномена (во многом разделяемой со схоластикой) является декларативный отказ от свободного философского поиска. В отличие от античной философии патристика признает единую истину От-

210

ПАТРИСТИКА кровения, которая нуждается не в разыскании и обосновании, а в разъяснении и истолковании и является корпоративным достоянием всего христианского сообщества. Христианская традиция считает патристику единым учением, раскрытым различными авторами с различной глубиной: монотеистическая религия как тотальное духовное явление требует от философствующих адептов почти абсолютного теоретического конформизма. Авторитет, основополагающая константа патристики, иерархически структурируется (в порядке убывания): Откровение (абсолютный авторитет) – господствующая церковная норма (корпоративный авторитет) – личный авторитет отдельного «отца». В истории европейской мысли патристика является первым внутренне цельным и исторически длительным типом рефлексии, в большинстве отношений соответствующим гипотетическому понятию религиозной философии, которая по основным ингуициям и посылкам тождественна религии, по объекту рефлексии – теологии, а по рациональным методам – «чистой» философии. На протяжении более десяти веков христианская теология была в Европе единственно признанным (и исторически возможным) стилем философствования, основной характеристикой которого являлось подчеркнуто подчиненное положение разума по отношению к авторитету.

ПЕРИОДИЗАЦИЯ И КЛАССИФИКАЦИЯ. Основные проблемы связаны с хронологическими и регионально-языковыми особенностями формирования патристики. Хотя римский мир на закате своего существования столь же мало соответствовал абстрактной норме «античности», сколь и будущего «средневековья», патристику не следует квалифицировать как «переходное звено» между античной и средневековой философией, поскольку религиозное ядро с самого начала обеспечило ей высокую степень внутренней цельности, а христианская парадигматика, рожденная в первые века патристики, без существенных изменений более тысячелетия доминировала в философском сознании Европы. Поэтому по большинству параметров патристика генетически связана со схоластикой (которая может рассматриваться как непосредственное продолжение патристики) и внутренне стоит к ней неизмеримо ближе, чем к античной философии. В то же время патристика стилистически и в некоторых отношениях содержательно отличается от схоластики. В начальный период и даже в эпоху расцвета патристика зависила от античных культурных стереотипов, которые, не затрагивая непосредственно сферу христианской парадигматики, оказывали заметное влияние на каждого представителя патристики пропорционально его образованности. Хотя ориентированность на античную культуру во многом носила внешний характер (план риторического выражения, техника использования философских теорий и терминов), она определила интеллектуальную стилистику патристики, поскольку отцы Церкви непосредственно из античного наследия получали то, что средневековым авторам доставалось через христианскую традицию. Поэтому методологически целесообразно рассматривать патристику как «христианскую античность» в отличие от схоластики как «христианского средневековья» (Трельч), учитывая стилистическую завершенность определенного периода рефлексии, определяющую две линии преемства: внешне-генетического между античностью и патристикой, и внутренне– генетического – между патристикой и схоластикой. На основе этого критерия к нач. 20 в. было принято концом патристики считать на Западе деятельность папы Григория Великого (6 в.), а на Востоке – Иоанна Дамаскина (8 в.). Формальная классификация патристики по языковому принципу обретает реальное содержание, когда дело касается проблематики регионально-культурного сознания. Поскольку л ишь греческий и латинский языки выражают значимые в масштабах всей патристики различия менталитета, деление ее на греческую и латинскую в основном совпадает с делением на восточную (включая периферийные ветви – сирийскую, армянскую, коптскую) и западную. Восточной патристике свойственно внимание к высокой теологической проблематике и традиционная ориентация на платоническую метафизику: большая часть богословских новаций принадлежит Востоку, где интенсивность догматико-церковной жизни была гораздо выше, чем на Западе. Латинский Запад, объединенный римской культурной традицией, проявлял больший интерес к проблемам индивида и социума, т. е. к антропологии, этике и праву. Эти общие тенденции не исключают, разумеется, того, что внимание к этико-антропологаческой проблематике проявлялось и на Востоке {Немеет, каппадокийцы), а вкус к метафизике – и на Западе (Марий Викторин, Ил арий, Августин); но показательно, что тринитарные споры (о сущностном триединстве Бога) мшто затронули Запад, в то время как пелагианская полемика (о соотношении свободы воли и благодати) не имела почти никакого резонанса на Востоке. Периодизация патристики должна сочетать регионально-языковые факторы и доктринальный критерий, в котором присутствуют два плана – теолого-философский и догматико– церковный. Первый отражает объективную эволюцию парадигматики, второй – ее соответствие наличному догматическому канону; с этой точки зрения Вселенские соборы являются важными вехами традиции, догматическая сторона которой неотделима от философской и литературной. 1. РАННЯЯ ПАТРИСТИКА (кон. 1-3 в.): протодогматичес– кий период делится на два этапа. К первому (кон. 1 в. – 2-я пол. 2 в.) принадлежат апостольские отцы и апологеты. В сочинениях апостольских отцов, тесно связанных с кругом представлений Нового Завета, лишь приблизительно намечены основные пункты будущего теоретизирования. Апологетика, находившаяся под влиянием стоического логоцентризма, сделала первые шаги к построению христианской теории. К этому же этапу относятся влиятельные гностические учения 2 в. Составляющая второй этап философская теология (кон. 2– 3 в., Климент Александрийский, Тертуллиан, Ориген) начинает освобождаться от влияния гностицизма и переходит от «чистой» апологетики к построению универсальных теологических систем. Параллельно начинается смена философских парадигм: с Оригеном на Востоке стоицизм уступает место платонизму; аллегорический метод толкования Писания получает статус герменевтической нормы. Вместе с тем ряд представителей западной патристики (Киприан, Арнобий, Лактации) еще остается под влиянием апологетической традиции. Патристика институционально оформляется в первых теологических школах – Александрийской и Антиохийской. 2. ЗРЕЛАЯ ПАТРИСТИКА (4—5 вв.): классика теоретизирования и оформление догматики. В 1-й пол. 4 в. христианство становится государственной религией. Вселенские соборы, начиная с Никейского (325), придают теологии догматическое измерение. География патристики расширяется за счет сирийской и армянской. Теоретизирование в ходе тринитарной и христологической полемики достигает наивысшего расцвета; возникают классические теологические системы на основе неоплатонизма (каппадокийцы, Псевдо-Дионисий Ареопа-

211

ПАТРИСТИКА гит), который утверждается и в западной традиции (Марий Викторин, Августин). Этот период отличается наибольшим разнообразием жанров. 3. ПОЗДНЯЯ ПАТРИСТИКА (6-8 вв.): кристаллизация догматики. Теоретико-догматическая сторона патристики окончательно принимает форму непреложного канона. Крупные теоретические новации отсутствуют, зато интенсивно ведутся комментаторство и систематизация (Леонтий Византийский) в то же время растут мистические тенденции (Максим Исповедник) и принципиальное внимание к аристотелизму (Иоанн Дамаскин), что предвещает схоластику. На Западе теоретизирование постепенно также начинает приобретать переходные к схоластике формы (Боэций, Кассиодор).

РАЗВИТИЕ ФИЛОСОФСКОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ. Понятийная структура элл инской философии оказаласьединствен– ным средством, способным оформить религиозный опыт христианства и придать ему общезначимость в пределах тогдашней культурной ойкумены. Так, из «ограничения» веры при помощи понятийного аппарата возникли христианские теология, космология и антропология. Вместе с тем ни одно понятие греческой философии не было способно с полной адекватностью выразить реалии христианского религиозного сознания. Поскольку Писание выступало как источник истины и конечная объяснительная инстанция, христианское теоретизирование формировалось как экзегеза священного текста, т. е. как религиозная герменевтика, заимствовавшая античную аллегорическую методику через Филона Александрийского. Наиболее высокий, метафизический вид экзегезы требовал осмысления важнейших парадигм греческой философии, в ходе которого кристаллизовались два основных типа богословия – «отрицательный» (апофатическая теология) и «положительный» (катафатическая теология). Платоновское запредельное первоначало, стоящее выше бытия и категориальных различий, было идеальной объяснительной моделью для христианских представлений о непостижимости Бога; традиционная апофатика, спорадически заметная уже у апологетов и развитая Оригеном, достигает кульминации в неоплатонической версии 4—5 вв. – у Григория Нисского и в особенности у Псевдо-Дионисия Ареопагита. Радикально-антирационалистический и персоналистски-ориентированный вариант апо– фатики, намеченный Тертуллианом, не получил развития (если не считать поздних сочинений Августина), т. к. не отвечал спекулятивным потребностям патристики, и был востребован лишь протестантизмом. Но и традиционная апофатика, таившая в себе отказ от всякой попытки объяснить отношение Бога к миру и человеку, неизбежно должна была получить противовес в виде катафатической теологии, содержательно гораздо более широкой (в ее сферу входят тринитар– ное учение, христология, космология, антропология и т. д.) и использующей помимо платоничесюгх перипатетические и стоические элементы. Эти взаимодополняющие типы бого– словствования никогда не выступали в совершенно «чистом» виде, хотя один из них мог предпочитаться сообразно уровню учения того или другого автора и особенностям его регионально-языкового менталитета. Апологетика по преимуществу катафатична и космологачна. Ей импонировало стоическое учение о мировом разуме-логосе, позволявшее объясшпъ мироустроительные и провиденциальные функции Бога-Творца, раскрывающиеся в Христе– Логосе и божественной премудрости-Софии. Космополитический пафос стоицизма также отвечал насущным практическим задачам апологетов. Стоицизм достаточно заметен у Климента Александрийского (в учении об этическом идеале) и достиг кульминации у Тертуллиана, который опирается на стоическую онтологию. В дальнейшем стоическое влияние сохраняется лишь в космологии (гармоническая упорядоченность мироздания), антропологии и этике, а сферу высокой парадигматики безраздельно занимает платонизм. Уже у апологетов встречаются первые апофатические высказывания (Бог непостижим и трансцендентен) в сочетании с катафати– ческим использованием платонических и перипатетических элементов (Логос присутствует в Боге-Отце как разумная потенция, получающая энергийное выражение в акте творения). Ориген, создавший первую систему философской теологии, во многом сходную с неоплатонизмом, определил дальнейшие пути развития патристики. Возвышенное монотеистическое благочестие и глубина платонизма как нельзя лучше отвечали возросшим метафизическим потребностям зрелой патристики и задачам тринитарной полемики, которая вывела онтологическую проблематику на первый план. Формула Никейского собора («единство в трех Лицах») требовала отказа от схематически-рационалистического субор– динационизма (учения о неравносушности Лиц-ипостасей), которого придерживались апологеты, Тертуллиан, Ориген и которое пропагандировал Арий. Поскольку в апофатической проекции бытие Божье выше категориальных различий, вопрос решался в катафатической плоскости: трансцендентное единство нужно было представить как «явленное» в трех различных ипостасях. Каппадокийцы пытались достичь этого с помощью переосмысленного учения Аристотеля о категориях и о «первой» и «второй» сущностях: Бог может быть представлен как родовая сущность, проявления которой обладают устойчивыми индивидуальными свойствами (но при этом остается «первой» сущностью). Разработка тринитарной (а затем и христологаческой) проблематики временно оттесняла апофатический метод на задний план, но после оформления тринитарной каноники неоплатонически ориентированная апофатическая теология вновь заявила о себе ростом мистических тенденций в 5—6 вв. (Псевдо-Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник). Христологическая полемика 4—5 вв. была хронологическим и смысловым продолжением тринитарной, используя те же методы для решения теологического вопроса о соотношении двух природ во Христе, т. е. двух различных субстанций, парадоксально соединенных в одной «первой» сущности, по формулам Эфесского и Халкидонс– кого соборов, «нераздельно и неслиянно». Борьба с рационалистическими крайностями (которые, как правило, и считались ересями) христологаи – несторианством и монофизитс– твом (5—6 вв.), а затем – монофелитством (6 в.) – завершила догматическое оформление патристики. Тео-антропологическим дискуссиям сопутствовало оформление жанра христианской антропологии в сочинениях Григория Нисского, Немесия и Августина. Теологическая формула «по образу и подобию Божьему» обнимала широкий комплекс вопросов – прежде всего, об отношениях бессмертной души и смертного тела, который решался в платоническом духе, но с несвойственной платонизму спиритуализацией плоти (жи– вотворениегшотивоХристе,фядущеевоскресениелюдейвно– вой плоти) и с решительным отрицанием как платонического предсуществования душ, так и стоического традукционизма, прспт1воречившиххристианскимпредставлениямонеповтори– мой уникальности каждого человека. В частных вопросах использовались соответствующие анпгчные теории (порой почти

212

ПАТРИЦИ в неизменном виде); антропологические изыскания патристики во многом суммируют трактаты «О природе человека» Неме– сия и «Об устроении человека» Григория Нисского. Этическая проблематика со времен апологетов развивалась на фоне господствовавших полемических настроений. Если на Востоке доминировала традиционная моралистика и (со времен Оригена) переосмысленная в христианском духе традиционная же проблема обоснования моральной автономии при помощи теодицеи, то атмосфера западного теоретизирования определялась персоналистической и волюнтаристической перспективой, особенно характерной для Августина: соотношение индивидуально-человеческой и Высшей воли. Учение Августина о спасении благодатью, даруемой не на основании заслуг, противоречило господствовавшей традиции и не было востребовано позднейшим католицизмом, но оказалось созвучным индивидуалистическому протестантскому сознанию. Вместе с тем необычное даже для патристики внимание к индивидуальной психологии нашло выражение в моральной аналитике «Исповеди». Космологическая тематика, намеченная уже апологетами, подчинена обоснованию креационистской модели мироздания (в противоположность стоическому пантеизму, а позже – неоплатоническому эманатизму): мир сотворен «из ничего» по преизбытку божественной любви (в отличие от гностического учения о «злом» демиурге); тварная материя не является злом или небытием. Образцовая космология патристики – «Шестоднев» Василия Великого – рассматривает мир как гармонически упорядоченное целое, целесообразно направляемое божественным промыслом. Эстетические аспекты космологии разрабатывались на всем протяжении патристики – от описаний красоты зримого мира у апологетов до метафизической «светописи» при изображении умопостигаемой красоты у Псевдо-Дионисия Ареопагита. На стыке этики и космологии возник такой феномен, как эсхатологическая историософия «Града Божьего». Основные теоретические достижения патристики стали достоянием средневековой западной и византийской теологии; при этом нужно учитывать, что в силу ряда причин восточная патристика более плавно эволюционировала к своим византийским формам, чем западная – к схоластике. Значительная часть энергии патристики была затрачена на полемическую разработку теологической догматики и оформление традиции, которую последующая эпоха получила в относительно «готовом» виде. Поэтому схоластика (в первую очередь западная) могла уделять гораздо большее внимание чисто философской стороне предмета: эта «вторичная рефлексия» вкупе с решительной сменой методологических ориентиров позволяла ей постепенно освобождаться от ограничений конфессионального философствования. Вместе с тем некоторые теологические проблемы обрели вторую жизнь в эпоху Реформации: учение о предопределении Августина во многом определило исходные установки протестантизма и рамки конфессиональной полемики 16—17 вв. На Востоке же традиционная догматическая проблематика патристики продолжала разрабатываться в иконоборческой (8—9 вв.) и паламитской (14 в.) полемике. Современными наследниками патристики являются католическая мысль (томизм и августшшамство), определяющая себя как «религиозное пользование разумом» (Жильсон), и связанное с восточной традицией православное богословие. Тексты: MPG; M PL; Die Griechischen Christlichen Schriftsteller der ersten drei Jahrhunderte. В., 1897; Corpus Scriptorum Ecclesias– ticorum Latinorum. Vindobonae, 1866; Sources Chretienne. P., 1942; Corpus Cristianorum. Series Graeca. Turnholti.-Parisiis, 1977; Corpus Cristianoram. Series Latina. Turnholti-Parisiis, 1954; Patrologia syriaca, ed. R. Graffin, vol. 1—3. P., 1894—1926; Corpus scriptorum christianorum orientalium, edd. Chabot J., Guidi J., Hyvernat H. et al. P., 1903; Patrologia orientalis, edd. R. Graffin, F Nau. P., 1903; Texte und Unter-suchungen zur Geschichte der altchristlichen Literatur, hrsg. von 0. von Gebhard und A. Harnack, Bd. 1-15. Lpz., 1882-97; Idem, Neue Folge, Bd. 1-15,1897-1906; Idem, 3 Reihe, hrsg. von A. Harnack und A.Schmidt. Lpz., 1907; Patristische Texte und Studien, hrsg. von K. Aland, W. Schneemelcher, E. Muhlenberg. B.-N.Y, I960; в рус. пер.: Творения св. отцов. М., 1843; Библиотека творений св. отцов и учителей церкви западных. К., 1879; 2-е изд. 1891. Лит.: Ancient Christian writers, ed. by J. Quasten and J. С. Plumpe. West– minster-L., 1946; Reallexikon fur Antike und Christentum. Sachworterbuch zur Auseinandersetzung des Christentums mit der Antiken Welt, hrsg. von Th. Klauser u. a. Stuttg., 1950; Dizionario patristico e di antichita cristiane, diretto da A. di Bernardino, v. 1—3, Roma-Casale Monferrato, 1983—88. ГарнакА. Сущность христианства. СПб., 1907; Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви, т. 1—4. СПб., 1907—17 (М., 1994); Спасский А. История догматических движений в эпоху вселенских соборов (в связи с философскими учениями того времени), т. 1,2-е изд. Сергиев Посад, 1914; Флоровский Г. В. Восточные отцы IV века. Париж, 1931 (М, 1992); Он же. Восточные отцы V—VIII веков. Париж, 1933 (М., 1992); Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 1979; Зеньковский В. В. Основы христианской философии. М., 1992; Бычков В. В. Aesthetica patrum. Эстетика отцов Церкви. М, 1995; Stockl А. Geschichte der christlichen Philosophie zurZeit der Kirchenvater. Mainz, 1891 ; HarnackA. Geschichte deraltchristlichenLiteraturbisEusebius, Teil 1—2. Lpz., 1893– 1904 (2 Aufl. 1958); Bardenhewer O. Geschichte der altkirchlichen Literatur, Bd. 1-5, 2 Aufl. Freiburg, 1913-32 (Darmstadt, 1962); Troeltsch E. Augustin, die christliche Antike und das Mittelalter. Munch. – В., 1915; Fr. Ueberwegs Grundriss der Geschichte der Philosophie, 2 Teil. Die Patristische und Scholastische Philosophie, 11 neu bearb. Aufl., hrsg. von B. Geyer. В., 1928; Gilson E., Bohner Ph. Die Geschichte der patristischen Philosophie. Paderborn, 1936; Cayre F. Patrologie et histoire de la theologie, 1.1-3. P., 1945-55; de Ghellinck J. Patristique et Moyen Age, 1.1-3. P., 1946-48; Quasten/. Patrology, vol. I—III. Utrecht-Antwerp, 1950-60; Vol. I-IV. West-minster, 1986; Schneider K. Geistesgeschichte des antiken Christentums, Bd. 1—2. Munch., 1954; Gilson E. History of the Christian Philosophy in the Middle Ages. N. Y, 1955; Wolfson H. A. The Philosophy of the Church Fathers. Cambr. (Mass.), 1956; Spanneut M. Le stoicisme des peres de l'eglise. P., 1957; Beck H. G. Kirche und theologische Literatur im Byzantinischen Reich. Munch., 1959; Chadwick H. Early Christian Thought and the Classical Tradition. Oxf, 1966, 2 ed. 1985; Altaner B. Patrologie, durchges. u. erganzt von A. Stuiber, 8 Aufl. Freiburg, 1978; Osborn E. The Beginning of Christian Philosophy. Cambr, 1981. Библ.: Христианство. Энциклопедический словарь, т. 3. М., 1995, с. 489—557; Kern С Les traductions russes des textes patristiques. Guide bibliographique. Chevetogne—P., 1957; Bibliographia patristica. Internationale patristische Bibliographie. В.—N. Y, 1956; Stewardson J. L. A bibliography of bibliographies on patristics. Evangton, 1967; Sieben H. J. Voces. Eine Bibliographie zu Wortern und Begriffen aus der Patristik (1918-78). B.-N.Y, 1980. А. А. Столяров