Текст книги "test"

Автор книги: fifti_fifti

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 101 страниц)

Осознание содеянного пришло к Эмберу теперь. Возможно, будь он хоть чуть-чуть повнимательней, сознательнее и смелее, он бы положил этому конец, сразу же избавился от Данте, нашел бы способ, что угодно, чтобы стереть с лица земли этого выродка. Наверняка ему удалось бы заметить признаки надвигающейся опасности намного раньше.

Эта тварь осталась в городе только из-за магической связи. Если бы этого не произошло, если бы всего этого попросту не случилось…

Эм схватился ладонями за голову. На них начали оборачиваться люди, а Райли, которая перестала проедать глазами стеклянные двери, подошла к нему и опустилась рядом. Лицо ее было печально.

– Иди за ними, я не обижусь, Райли. Я сделал все, что мог, чтобы услышать это.

Руки девушки сомкнулись на его ладонях.

– Я не думаю, как они, Эмбер. Я думаю, у тебя не осталось выхода. Ты попал в очень сложную ситуацию. Твоя связь с ворлоком – это очень опасная и тонкая штука. Ты не мог быть в отдалении. А им пришлось остаться ради тебя… – тихо начала шептать она, чтобы больше их никто не слышал. – Не надо пытаться меня защитить! Я должен был ему сопротивляться! – Каким образом? – в глазах девочки сквозило отчаяние и сочувствие. – Ты – жертва. Такая же, как Лиз. Как все остальные… Мики просто этого не понимает, но у него шок… Он со временем оттает.

Эм перевел глаза на ее светлую челку.

– Нет, Райли. Это все очень далеко зашло, – он мягко отодвинул ее руки. Одна идея пришла ему в голову. – Помнишь тот день? Когда я попал в мир кошмаров, а Данте примчался, чтобы меня вытащить… Я прочитал тут в книге, что первое время он чувствует все то же, что и я. Это правда? – Правда… К чему ты клонишь, Эм? – непонимание скользнуло в серых глазах. – Ворлоки должны беречь своих апрентисов. Данте сам тогда чуть не умер от боли. Я знаю… Потому, что я забирала его боль… – лицо Райли чуть скривилось от неприятного воспоминания. – Берегут они, – еле слышно буркнул Эм. – Очень берегут. Нет, тут все намного сложнее. Данте – это черная, насквозь прогнившая тварь, не знающая ни тоски, ни любви, ни жалости. – В каждом из нас есть что-то хорошее, Эм. Даже в этих больных созданиях. Они становятся такими не от лучшей жизни…

– Не оправдывай их. Они забрали жизнь маленькой девочки. Они забрали Лиз, Райли. Для них люди – просто звено пищевой цепи. Я должен был предвидеть это.

– Куда ты? – девушка подозрительно посмотрела на его спину. – Домой. Мне надо кое о чем подумать, – Эмбер кивнул ей. Через минуту духа его присутствия уже не было в морге, а Райли проводила взглядом его понурые плечи. По какой-то причине тон Эма совершенно не понравился ей…

Когда все закончится? Словно сон

Снова и снова моя жизнь вращается вокруг меня

Закружит все опять, пока я сам

не нажму стоп-кран.

Я бы в жизни не подумал, что предел мой – здесь

У меня не было мысли тут застрять

И мне казалось, что все будет проще, чем есть

Ну, что ж, раз я ошибся. Снова.

(Sick Carousel – Lifehouse)

====== продолжение 1 ======

– Я не как он… Я не хочу стать как он… – тихо шептали бледные губы молодого человека, который возвращался домой в тумане своих тяжких мыслей.

Воспоминания, эмоции, чувства – все это сливалось в голове в одну болезненную кашу. Слова лучшего друга. Смерть Лиз. Разные глаза твари, смотрящие через простанство, – образы кружились тошнотворной каруселью без надежды на остановку, как сумасшедший цикл страшных событий, конца которым не видно, даже если смотреть в бинокль.

В груди все разрывалось от адской боли. Как они могли поднять руку на ребенка?

Эм был так потрясен, что не мог вымолвить ни слова, проходя домой и поднимаясь к себе в комнату. Он взглянул за окно, где только начинался новый серый день. Они все теперь тянулись одинаково и безлико – скалящиеся, как опасные твари, пахнущие псиной и лающие прямо в лицо. Угольки предыдущей жизни догорели и рассыпались в пустыню дымящегося серо-красного пепла. Больше нечего было спасать. И надежды тоже не было.

Перед мысленным взором Эма проползла вся его предыдущая жизнь. Именно в этот ее момент он подумал, что у него в руках уже не осталось ничего.

Парень достал старый отцовский пистолет, ствол так и валялся в комнате с последнего посещения Данте. Пусть ненавистному выродку будет больно в последний раз, чтобы он понял хотя бы что-то своей безумной непроходимой головой.

Эм проверил обойму. В барабане все еще остались пули. Он бросил взгляд на их с мамой счастливую фотографию на столике, глянул за окно, чтобы посмотреть на помертвелое зимнее солнце, и приставил дуло к виску.

Его синие глаза закрылись, ритм пульса бился в сумасшедшем темпе. Но книга и правила не могли врать, Данте точно почувствует эту небольшую прочистку мозгов.

– Знаешь… В одном фильме говорили, что лучше в рот стрелять. Так оно вернее, – проплыл в комнате насмешливый голос, на сей раз уже от двери.

Эм не открывал глаза. Он догадывался, что его создатель узнает, придет и будет скалиться шакальей пастью, чтобы посмотреть на это. Эмберу было все равно. Палец скользнул на курок, но прежде, чем прогремел роковой выстрел, оружие вырвалось из захвата и вспорхнуло вверх быстрой птицей.

Эмбер порывисто сел на кровати, преисполненный злобой и желанием убить тварь, броситься на него, вцепиться ему в горло, разорвать, чтобы он лежал на полу кровавыми ошметками…

Данте прислонился плечом к косяку и со скучающим видом наблюдал за происходящим концертом.

– Огнестрельное детям не игрушка, – заметил ворлок и прокрутил пистолет на пальце. – Отдай… – голос Эма был железный и мертвый. – Вот еще. Чтобы ты снес свою хорошенькую тыковку? Нет уж, так не пойдет, Эми. Этим проблему не решишь.

Эм оскалился. В некоторые моменты он ловил себя на мысли, что все больше становился как они – ходячим мертвым животным, отвратительным и гадким. Ему хотелось это остановить.

– Ну-ну, убери зубки. Да, ты становишься как мы. Это неизбежно, пойми ты. Ты черный маг, хоть и недоделанный. Зато, если ты убьешь себя, рискуешь стать им полностью. Об этом ты забыл?

– Я не забыл! Я надеюсь, что просто не проснусь! Что магия даст сбой и вечная темнота избавит меня от этих мучений!

– Да не избавит она тебя. Спасения в ней искать бесполезно! Поверить не могу, я ведь тоже был как ты, Эмбер. Наивный и непонимающий ребенок, который тыкался во все углы и спрашивал небеса, за что они так поступили со мной, – Данте отбросил пистолет в угол и сделал шаг к своему упертому апрентису.

Тот вздрогнул и начал отползать дальше. Еще немного, и он плюнет на неписаный закон не обращать магию против своего создателя и изойдется в попытках пробить этой твари голову.

– Попробуй, посмотрим, кто окажется сильнее, – Данте продолжал подбираться к нему. – Не будь дураком. Твоих сил против меня в любом случае не хватит.

Его хладнокровие немного отрезвило парня. Щурясь, Данте тоже посмотрел за окно. Прежде Эм редко видел его таким спокойным, он словно стал лучше – не известно, случившееся ли послужило тому причиной или что-то другое, но Дантаниэл казался уставшим и серьезным, выглядящим намного старше, чем тот взбалмошный щенок, в которого он перевоплощался временами.

Дан с тяжелым выдохом сел на кровать. Разум Эма работал в режиме нон-стоп, а сердце колотилось от ненависти. Данте строго зыркнул на него из-под косой челки.

– Опять причитаешь. Да не убивал я девочку! – рявкнул он так, что глаза Эма рефлекторно расширились. – Это был Элай. Весь вечер проходил довольный, все свиристел о том, как мощна детская энергия.

– Мне все равно… Вы все твари одной крови!

– На твоем месте я бы не был столь самоуверен. Местоимение неверное. Мы одной крови, Эмбер. Хочешь ты этого или нет.

– Нет.

– К слову, это не был вопрос. Господи. Как же Мэл снова оказался прав? Шельма никогда не ошибается, – Дан усмехнулся и провел рукой по черным волосам. – Не возьму в толк, как он не прикончил меня? Когда я был мальчиком, как ты. И такой же занозой в заднице, – взгляд его на секунду скользнул по светлым волосам Эмбера. – Хотя нет. Пожалуй, я был взрослее тебя. Я познакомился с Мэлом, когда мне не исполнилось еще и двадцати. Прошло несколько лет с нашего знакомства, и затем он обратил меня. Но время было другое, я уже был мужчиной в твоем возрасте. А ты… ребенок.

Эм не отвечал ему. В этом не было нужды, ведь Данте все равно мог слышать его внутреннюю дрожь.

– Тебе противны мы и все, что мы делаем. И я привык не сразу, Эми. Ты думаешь, я родился таким? – он отвел челку и продемонстрировал свой страшный красный глаз. – Нет. Я был человеком. У меня была семья. Любимая сестра. Жизнь… И даже, каким бы странным это тебе ни казалось… любовь, – Эм дернулся, как от крика. Это слово из уст Данте звучало чуть ли не противоестественно. – Ты будешь смеяться, но именно из-за нее я и попал сюда, сосланный в вечный Ад, гореть в котором мне суждено до скончания времен. Дар тьмы не был нужен мне. Но в отличие от тебя у меня даже не было выбора.

Эм притих, слушая эту внезапную тираду.

– Ты хочешь знать значение такой жизни? Его нет. Я так и не нашел его с годами… Я находил, терял, снова находил. Смотрел, как умирают близкие мне люди. Как умирает время!

Эмбер пытался понять глубину его молчаливого взгляда. Данте взял со стола Малую Книгу Заклинаний, осторожно проводя пальцем по ее корешку. Он словно собирался с духом, чтобы рассказать апрентису сказку собственного сочинения и заодно открыть главные, незыблемые истины.

– И все же, – ворлок задумался, – я не понял до конца, зачем все это нужно. Зачем я не мертв. Но разве не ты сказал мне, Эми: так почему не наслаждаться каждым днем? Ведь разве не это есть дар? – Нет. Это пустота, страшнее, чем сама смерть! – Страшнее, чем сама смерть. Хочешь, я покажу тебе, что страшнее ее лица? Не бойся, – Данте поспешил успокоить мальчишку, который дернулся в сторону. – Ты ведь собирался пригласить старуху с косой к себе сегодня? Значит, тебе нечего терять?

Эмбер хотел вскочить, но пальцы ворлока легли на его горло знакомой хваткой. И точно как тогда, Данте наклонился, внимательно рассматривая черты парня, волосы и светлую кожу.

Эмбер должен был увидеть, как это больно – терять все на свете. Значит, пришло время показать ему.

Кровавый глаз смотрел прямо на молодого человека, и он не мог оторваться от пурпурных недр. Та роковая ночь у клуба снова встала перед ним, как наяву. А затем все изменилось, как будто комната растворилась, уступая место иному пространству. Вот уже не стены со знакомыми спокойными обоями окружали их, это оказалась новая, зыбкая реальность, больше похожая на ту, что можно было видеть во сне.

Эмбер увидел его. Он увидел молодого человека, с темными волосами, немного длиннее, чем сейчас, и не выстриженными с одной стороны. Знакомая улыбка и серые глаза делали его обаятельным и совсем не уродливым, а привычная звериная дикость отсутствовала в движениях и манере речи. Он весело смеялся и казался юным и беспечным. Рядом с ним из крови выплыла еще одна фигура, другого молодого человека – светловолосого и привлекательного. Они смеялись и смотрели друг другу в глаза, их губы соединялись в жадных, страстных поцелуях, а тела двигались в унисон в постели. От их горячих стонов кровь прилила к щекам Эмбера, он ощутил на секунду, будто обмакнул кончики пальцев в чужое счастье, которое коснулось его своими крылышками, легкое и прекрасное, как тень летнего дня. А затем все изменилось. Резко цвета приобрели рубиновую насыщенность. И вот уже нет двух смеющихся юношей, нет той беспечности, есть только окровавленная виселичная петля, в которой, чуть подрагивая, висят разбитые надежды и мечты. Эмбер дернулся. Ему стало дико и неприятно, хотелось уцепиться за эти образы двух любящих беспечных душ. Удержать их…

Но вместо этого он просто наблюдал и не мог сделать ничего. Боль, горечь и отчаяние захлестывали его потоком. Протягивая руки, он пытался понять, почему было так больно, и не мог…

Он всхлипнул. По щекам его покатились слезы.

– Хватит с тебя, – Данте поморщился. – Ненавижу эти воспоминания. Иногда меня от них тошнит…

Эмбер резко вырвался из сна. Его душили агония и истерика, подобные тем, которые испытывают безнадежно душевнобольные люди. Данте больше не смотрел в его сторону. Он злобно отвернулся, вцепившись в одеяло, руки его начали покрываться шерстью, а пальцы становились скрюченными когтями.

– Как видишь, я был человечен, как и ты.

– Адам… – тихо прошептал Эм. – Так вот кто это...

От его слов в мозг Данте словно сверло въехало. Он коршуном воззрился на парня.

– Не произноси при мне это имя, – членораздельно прошипел он.

– Ты был священником. Ты? – Эмбер с трудом вытер слезы, бегущие по щекам.

– Да, представь себе. И потерял все. Душу. Бога. Веру. Любовь… Сестру, Рейчел. Я любил ее, она была моим рыжим демоном. Я ужасно поступил с ней… – голос Данте вибрировал, как камертон. – Она так и не простила меня, до самой смерти.

Эмбер молчал, слушая эту тихую исповедь.

– Она умерла немногим позже меня. Пару лет спустя, от неизлечимой болезни. Я даже нашел в себе силы прийти на ее похороны. Через пару лет сгинул мой отец. Моя мать. Мои друзья, один за одним, они уходили во тьму, а я не понимал, почему она забирает их и не принимает меня… – Из-за крови колдуна? – Эм потрясенно обнял себя за плечи. По какой-то причине его начал бить озноб. – Из-за нее. Мэл говорит, возвращаются лишь те, кто очень хочет вернуться. Кто не закончил свои дела на этой земле… Вот и я вернулся. Завершать, – его последние слова были горькие, как слишком соленая вода. – Но Данте… Не это делает тебя злым. Ты выбрал этот путь. Тебе так легче его пройти? Не подпускать к себе никого и ничего… Убивать в себе свою человечность? – Это философия Мэла. Но я предпочитаю придерживаться ее. Он железный, как стальной прут, и прямолинейный, как скоростная трасса. Я со временем перенял многие его положительные качества. Мы с ним никогда и ни за что не цепляемся. Это главное правило!

Эм пораженно молчал. Сегодня в пределах этой комнаты было сказано столько личного, что он даже не понял, куда делась вся злоба. Он увидел перед собой его таким, каким Данте был глубоко в душе. Злым и израненным существом, до самых недр больным самой болью. Должно быть, это ужасно – нести на себе такой крест столетиями…

– Нечего на меня так смотреть. Мы не играем в молчание ягнят, – Данте передернулся от вида огромных синих глаз, пронзающих его насквозь. – Ты знаешь слишком много лишнего. По-хорошему тебя давно пора прибить. – Прибей. Сделай свою душу еще чернее. Или как там гласит ваша с Мэлом философия, – дрогнувшим голосом буркнул Эм.

Данте кисло покосился на мальчишку. Ему не хотелось больше говорить. Он и пришел-то сюда только потому, что не выдержал страшный душевный рев своего апрентиса, пробиравший даже сквозь сон по утру, когда все нормальные ворлоки еще спали.

– В моей душе нет ни одного светлого пятнышка. Нет светлых чувств. И грязнее стать я уже не могу… – отрезал ворлок. – А разве ты не любишь Мэла? – вдруг тихо спросил Эм. Эти слова сами по себе соскользнули с его языка.

Данте сжал кулаки.

– Любовь разная бывает. Он был и есть всем, что я знаю. Он самый лучший человек и я благодарен, что он остается рядом. Он все для меня... Но даже это я понял не сразу. Мне стоило многих лет выдержки простить его поступок и принять данный мне дар. – Он все для тебя? И что… всего тебе мало? – все тот же непонимающий голос. – Это уже лишнее, Эмбер. – Данте вскинулся, как цепной доберман. На этой теме он снова стал собой – колючим и властным, не готовым идти на компромиссы. – Я показал тебе то, что тебе позволено узнать. Мне очень жаль, что ты потерял близкого человека. Но закончим на этом. В конечном счете вся жизнь – это сплошная череда потерь, – он слегка склонился к мальчишке. – Я забираю твой пистолет. Не вынуждай меня идти в кухню и собирать там ножи и вилки. Если еще раз услышу, что ты думаешь покончить с собой, приду и так оттрахаю, что мать родная не узнает.

С этими словами он взвился точно ветерок, и исчез, колыхнув шторы своим дыханием.

Один дьявол был в курсе того, что нашло на этого сына Преисподней.

====== 17. Поруганные принципы ======

Похороны Лиз состоялись в понедельник. На них собрались только родные и самые близкие друзья, больше семейство Ривьеры не хотело видеть никого из округи, хотя выразить соболезнование вызвались очень многие.

Эмбер долго не решался подойти к разинувшей пасть яме, готовой поглотить крошечный гробик. Ему казалось, что, лишь увидев полированную крышку, он распрощается с последней мыслью о спасении, как будто вместе со светлым ребенком ушло из их жизни нечто доброе и счастливое. Ушла надежда.

На Мики, его отца и миссис Ривьеру было страшно взглянуть. Тени, а не люди стояли на противоположном конце выкопанной могилы и прятали лица в ладонях, пока священник читал надгробные речи. Райли вышла вперед и осыпала крышку белоснежными нарциссами*. Могло показаться удивительным, что она умудрилась достать весенние цветы в середине декабря, но люди вокруг слишком горевали, чтобы заметить эту крохотную странность.

Цветы Смерти – мак и нарцисс. Последний часто связывается со сном, смертью и воскресением, потому что он, увядая летом и проводя зиму под землей, весенней порой снова покрывает луга, радуя глаз и распространяя нежный аромат, привлекающий внимание. Еще одна теория – нарцисс цветет и увядает быстро.

Прах к праху, дух к духу. Все уместилось в шести простых словах.

Пришедшие почтить память разошлись через полчаса, и только Мики с Райли остались стоять и взирать на свежезасыпанный холмик. Они едва ли могли поверить в происходящее.

Эмбер с матерью отправились к ним домой, чтобы поддержать друзей в нелегкий час. Все это время Эм тенью просидел в углу, ведь Мики теперь не разговаривал с ним, а мама занялась помощью по хозяйству и ушла куда-то вглубь дома.

Раскол внутри и снаружи.

Наверное, в это была вина капли крови ворлока: именно она отпугивала верных друзей, готовых раньше пройти огонь, воду и медные трубы.

Эм их не винил. Каким бы странным это ни казалось, в последнее время Данте стал ему гораздо ближе, чем все присутствующие в этой комнате вместе взятые. По крайней мере, ворлок хотя бы мог понять – каково это, быть не таким, как все.

Теперь Эмбер это знал.

Он поболтал виски в стакане, поправив воротничок своего черного пиджака, и предпочел налегать на выпивку, чтобы отогнать безрадостные мысли. Возвращение в себя давалось ему очень нелегко.

В мрачном молчании прошли вторник и среда. Спасительное оцепенение, которое позволяло не сорваться все эти дни, исчезло без следа. Эм продолжал жить и твердил себе, что ему все еще есть ради чего ползти. Его тайная сила, волшебный дар замораживать, к сожалению, был не властен над временем, и пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы не увязнуть в горечи и унынии по горло.

Глубокие сомнения просыпались в душе, а разговор с Данте, как ни странно, включил какой-то рычажок, направив мыслительный процесс совершенно в иное русло – в вечную темноту, откуда нет возврата. Кроме размышлений об истинной сути ворлока, Эм будто продолжал слышать голос собственного разума, который звучал громко и отчетливо. Он говорил: «Ты знаешь, что должен сделать. Сойди во тьму и покончи со всем раз и навсегда».

Рано или поздно каждый должен принять решение.

Эм морщился. Нет уж. Сначала надо попробовать стать не таким, как Мэл с Данте, пусть даже открывшим свои относительно светлые стороны. Это было куда сложнее, чем просто поддаться.

В четверг Эм устал сидеть за книгами по медицине, в компании с чашкой чая и печеньем; дурные предчувствия не оставляли его за скучным занятием, а строки немилосердно расплывались перед глазами. Эма донимали разные терзания, в прошлый раз, чтобы избавиться от них, хорошо помогли только занятия по магии.

Юный апрентис поразмыслил с несколько минут и все же сходил за Малой Книгой Заклинаний, чтобы приняться за ее изучение. Ему надоело бесконечно копаться в себе и возвращаться в памяти к неприятным событиям минувших дней.

Перелистнув пару страниц, он остановился на последних. Статья, которая была там приведена, казалась самой маленькой и все же невольно привлекла внимание. Она гласила:

Созидание – это благая деятельность. Созиданием называют то занятие, которое приносит, как правило, общественную пользу. В магической речи «созидание» имеет оттенок некого величественного, особо важного или очень полезного деяния. (Далее неровным почерком была сделана чернильная пометка – «СКУЧИЩА».) А затем была приписка: Созиданием занимаются только унылые и юродивые. Настоящие ворлоки только разрушают! )

То, что нужно.

Эм поднял руку и сосредоточился. Чтобы сделать что-то из ничего, нужно было найти в себе хотя бы одно светлое пятнышко и идти к нему в попытке создать вещи более сложные, чем кубики льда. Эм подумал в этот момент о Лиз – о ее солнечной улыбке и рыжих волосах. «Съешь печеньку и тебе станет немного веселее», – слова девочки всплыли в памяти точно живые. Парень улыбнулся против воли. Затем на ум пришли слова, сказанные уже Райли: «Мы живем, рождаемся, умираем, как обычные люди… Это вопрос выбора. Твоего выбора».

Пальцы обожгло холодом. Приоткрыв один глаз, Эм проверил, получается у него что-то или нет. Он осторожно поднял руку, опасаясь, как бы из-под его ладони вместо льда не вышло маленькое прыгучее чудовище. Парень уставился на свое творение.

Получилось плохо – всего лишь кипа снега и необточенных сосулек.

– Еще раз, – Эм выдохнул.

Кажется, ему предстояла нелегкая работа.

Через пару часов молодой человек задумчиво почесался. Он перебрался к себе в комнату, чтобы матери в глаза не бросились следы его деятельности в кухне, и там его попытки все же увенчались успехом: под вечер его стол был уставлен батареями ледяных фигурок. Кривые глыбы, неведомые формы занимали всю рабочую поверхность, маленькие и большие, они скорее напоминали нелепо отбитые кусочки айсберга, которым неумелой рукой юного мастера придали форму, отдаленно напоминающую очертания животных. Но самый последний эксперимент оправдал себя.

Эм с интересом изучал тонкую розочку, лежащую на его ладони. Ему все же удалось создать ровный цветок, похожий на настоящий по размеру и виду, при том на сие создание можно было даже смотреть без слез.

Конечно, в подобном фиаско было виновато отсутствие творческой жилки, но зато фигурки простояли на столе довольно долго, а тонкая ледяная скорлупка не истончалась ни на грамм: они все еще выглядели так, будто только вышли из-под руки своего создателя.

Эм снова почесался и отложил розочку.

Во время работы забавное ощущение поселилось под его кожей, как будто тысячи маленьких мурашек щекотали его своими лапками. Сказать, что это значило, было трудно – Эм настолько углубился в свои магические труды, что совершенно не замечал ничего вокруг.

Парень посмотрел вниз. Ширинка его джинсов выдавала напряжение. И вроде ему было не с чего возбуждаться, но факт оставался фактом: его организм настойчиво требовал внимания.

Эм закатил глаза. Не могла же магия сказываться таким образом? Наверное, ему просто нужно было отдохнуть.

С этой мыслью он поправил ширинку и отправился в сторону душа.

– Тьфу, и ради этого свою кровь тратил? – буркнул Данте, почувствовав очередной магический укол в пальцах. Он мысленно пролетел расстояние до дома своего апрентиса только за тем, чтобы убедиться, что Эмбер смотрит на картинку с розой и силится воссоздать ее в реальности, используя древнее волшебство как обыкновенный 3D принтер.

Все эти дни Дан был не в настроении приближаться к мальчишке и мониторил его дистанционно. Попытки отчаянного самоубийства Эм больше не предпринимал, но, в связи с шоком, кажется, возникла проблема и похуже. Этот парень окончательно тронулся умом.

– Что ты там бурчишь? – Дагон поднял голову от учебника искусства, чтобы взглянуть на своего товарища. – Научили на свою задницу. Сидит. Розочки строгает, мать его, – Дантаниэл беспомощно приложился лбом о стол и отставил в сторону сигарету, которая дымилась в его пальцах. Он даже не притронулся к ней, пока созерцал пространство.

Дагон скользнул по нему взглядом и переглянулся с Элаем.

– Искусство, это же хорошо? Пусть себе творит, – заметил он, вновь склоняясь над учебником. – Это вам хорошо. А по моей линии не может быть святош-созидателей!

Мэл скептично хмыкнул. Он валялся на диване и метал дротики в стену, на которой кровью была нарисована кривая мишень.

– Прошу прощения, я сам тебя еле отучил жалеть телят и барашков, которых ты даже не мог поначалу обескровить без слез, – съехидничал он.

Данте злобно уставился на него.

– Это было тогда. Времена меняются, Мэл! – Времена всегда одни и те же, Данни. Просто мы смотрим на них по-другому.

Проигнорировав эту шпильку, Данте предпочел отвести тему.

– Как дела в вашем колледже? Вы прилично себя ведете, меня еще не вызывают к директору? – покосился он на братьев.

Элай значительно помахал стопкой тетрадей.

– Очень интересно. Видишь, Дагон лекцию готовит. Я проверяю. Нам немного проще преподавать то, что соотносится с историей и искусством. Ведь мы жили в то время. – Я всегда знал, что у вас с головой не в порядке, – Данте махнул на них рукой. – Вы там не жрете первокурсниц? – Нет. Люди не только еда, с ними интересно просто поговорить, – внезапно выдал новую версию Элай. – Ужас, – Данте горестно посмотрел на бычок, превратившийся в его пальцах в пепел. – Я живу с извращенцами. – Я бы на твоем месте реально помолчал, – снова вклинился Мэл, прикладываясь к бутылочке пива. – Это ты нас из дома не выпускаешь который день и заставляешь отчитываться обо всем, что мы делаем. Я начинаю звереть. – Вы отбиваетесь от рук. При таком обилии трупов первыми нас с большей вероятностью накроют легавые, а не Хантеры. Диета, Мэл, диета. Нам не обязательно жрать столько! – Полиция вернее накроет нас из-за твоего мальчика, который с ними на короткой ноге. В это я готов поверить, – дротик с глухим стуком воткнулся в стену. – Я думаю, Данте просто взбесился из-за той маленькой девчонки, – Элай пожал плечами. – Да, и еще из-за того, что его игрушка теперь смотрит на него, как на большого страшного маньяка, – Мэл выпятил губу и слезно глянул на Данте. – Вот он и съезжает с катушек, чтобы голубоглазая ромашка не шевелила в его сторону лепестками. – Заткнулись! Я сказал временно не убивать – значит, не убивать! – кулак Дантаниэла с силой опустился на стол. Предметы на нем подскочили от вибрации.

Его гневный вопль потонул в шакальем хохоте. Элай и Дагон скалились, как гиены, и веселились, подобно маленьким детям, а Мэл обреченно закатил глаза.

– Мы слушаем, слушаем. Ты только не кричи, а то не встанет больше! – он кинул выразительный взгляд на нижнюю часть тела друга, который явно нечеловечески мучился из-за своей связи с блондином.

Данте начал злиться. Сидеть взаперти с этими троими ему уже осточертело до корней зубов. Подкожный зуд и жуткое возбуждение начали медленно сживать его со свету. Стоила ли возможность контролировать собратьев таких жертв? Данте уже позабыл о своей сдерживающей роли в их компании, ведь за занятостью с юным дарованием пришлось отпустить на самотек события, которые без присмотра немного, чуть—чуть, слегка вышли из-под контроля.

Он прикурил новую сигарету. Элай и Дагон уже не обращали на него внимания, они увлеклись своими тетрадями, а Мэл вернулся к игре в дартс. В подвале сохранилась парочка свежих трупов, но это было и все, что Данте позволил Дагону притащить к ним. В остальном на чрезмерный разбой, насилие и убийства временно пришлось наложить вето.

Ворлок угрюмо посмотрел в окно. Настроение его уже который день было поганым. Он раздражался, сам не зная почему, ему не хотелось есть, плохо спалось, все тело зудело, вдобавок Дагон с Элаем загоняли его на потолок своими похабными поцелуями и женским сюсюканьем. Удивительно, как они не уставали друг от друга на протяжении столетий, даже напротив, со временем их привязанность, казалось, только крепла. Ведь нельзя же было оставаться сытым отношениями с одним и тем же человеком на протяжении двухсот лет?

Данте затянулся. Он бы так в жизни не смог. Как два женатых педика. Ужас, а не жизнь.

====== продолжение 1 ======

Мики лежал у себя в комнате и курил. Он смотрел, как на потолке начинают появляться тени занимающегося вечера, и думал, что без Лиз этот дом потерял свою живость и искорку. Без рыжеволосой девчушки все стало пусто и по-другому, как бывает в ясный день, если солнце прячется за тучи.

Он разглядывал свои руки, безмолвно созерцал стену, затем вздохнул и поднял глаза. Его взгляд встретился со взглядом Кимбела, который тоже не спал. Друг валялся на раскладушке, стоявшей рядом с кроватью сестры. Это было его добровольное желание – остаться ради поддержки. С самого дня похорон он не отходил дальше, чем на пару метров, и за это Мики был ему крайне признателен.

– О чем думаешь, чувак? – Ким заметил, что Ривьера очнулся от невеселых размышлений. – Ни о чем. В голове совершенно никаких мыслей. Я все еще не могу привыкнуть к тому, что ее нет.

Кимбел сочувственно взглянул на него. Он сам был единственным ребенком в семье, и родители никогда особо не церемонились с ним, откупаясь от своих обязанностей машинами, домом и персональным банковским счетом. Иногда Ким хотел бы очутиться на месте Мики и иметь настоящую, любящую семью. Наверное, жутко было наблюдать, как разваливается то, что раньше стояло тверже каменной крепости.

– И не привыкнешь. Я до сих пор не могу выкинуть из головы свою кошку. А тут человек...

Мики воззрился на него как на глупого. Ким немного стушевался.

– Да. Прости. Идиотское сравнение. – Мне теперь за отца страшно. Он стал словно безумный… Он и на неделе странный был, а в последние дни так и вообще. Ты тайны хранить умеешь, Ким? – вдруг спросил Мики, резко выпрямляясь. – Чувак, ты ж меня всю жизнь знаешь… – Кимбел непонятливо уставился на него.

Мики потянулся и, отогнув матрас, достал оттуда файл с какими-то фотографиями.

– Да просто тут такое. Такое не каждому расскажешь, – он немного подумал и помял в руках свою находку.

Бросив на нее взгляд, Кимбел задрал бровь.

– Мужик, это что за околесица? – Не знаю. На самом деле, я сделал копии незаконно… Я зашел к отцу на работу, а там… – Мики протянул другу картинки.

Ким пролистал их и окинул беглым взглядом. Треугольники. Ведьмины метки. Какая-то чернокнижная ерунда.

– Но Мики… – от удивления парень даже лишился слов. – Твой отец такой практичный коп, он же не может верить в весь этот бред! – Почему тогда я нашел это у него в столе? – тон Мики пошел на понижение. – Признаться, я и сам… Не знаю… Понимаешь, иногда мне кажется, некоторым вещам только это и может быть разумным объяснением! – Да? Это каким же? – Кимбел с отвращением рассматривал фотографии трупа девушки с треугольниками, выжженными на коже. – Например, почему их до сих пор никто не поймал? Папа занимался этим делом, а затем начал нести какой-то бред и резко переключился, – темп речи Мики становился все быстрее. – В день, когда решил напрямую заняться зацепкой, вернулся и как одержимый принялся смотреть шоу про польку… Пританцовывал со стеклянными глазами до часу, пока мать его не увела. Он здорово напугал меня. И еще эти метки… Вся история как будто заколдована! – Воу, воу! – Ким попытался урезонить его. – Мик, тебе надо остыть…ты просто в шоке, вот и все. – Да не в шоке тут дело, Кимбел, – Ривьера отбросил от себя фотографии. – Дело тут в том, что все сходится, понимаешь? Идет в одну линию!