Текст книги "Разорвать порочный круг (СИ)"

Автор книги: АNЕlover

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 64 страниц)

Бастард внимательно ее выслушал, а затем, ничего не говоря, просто развернулся на месте и, сделав шаг к столу, с размаху запустил в него нож, что с глухим стуком вонзился в деревянную поверхность и застрял в ней в вертикальном положении. Он медленно, вразвалочку, вернулся к кресту жены и, подойдя к ней вплотную и заглянув в ее блестящие от слез глаза, тихо сказал:

– Слишком долго, – Болтон разорвал зрительный контакт и, кинув быстрый взор на порезанную руку, снисходительно беззлобно добавил: – Ну, да ладно.

Он изучающе посмотрел на Сансу, уперся руками в стойки креста по обе стороны от ее головы и, наклонившись к ней, продолжил:

– А теперь давай повторим мой вопрос и твой ответ. Почему ты попыталась его спасти?

Санса облизнула губы, задумываясь над тем, что ей требовалось сделать, и развернуто ответила:

– Потому что я испугалась той боли, которую пришлось бы испытать этому мужчине. Но… но это должно было стать его болью, а не моей, и я не должна была ее бояться, – проговорила она, переходя в конце на шепот и опуская голову на себе на грудь.

Выждавший пару мгновений Рамси чуть кивнул головой и, произнося с одобрением в голосе “Хорошо”, направился к столу. Он прислонился к нему, присаживаясь на самый край, а потом, заинтересованно всматриваясь в дочь Старка, возбужденно заговорил:

– Теперь мне понятно, почему ты вмешалась. Однако теперь мне придется позаботиться о том, чтобы твоя слабость больше не создавала проблем ни мне, ни тебе. Я припоминаю, что ты постоянно отворачивалась, когда я начинал резать этого бунтаря…

Санса молчала и лишь отводила взгляд в сторону, нутром чуя, что Болтон собирался теперь заставить ее смотреть на смерть юноши, и в ужасе думала о том, что ей не скрыться от этого зрелища. Рамси заставит ее наблюдать за муками пленника, как заставил Теона смотреть за тем, как лишал ее девственности. Заставит мучиться их обоих.

В это время Болтон, понимая, что ответа от Сансы не дождется, вновь заговорил:

– Тогда продолжим, – он подошел к ней и, приблизившись своим лицом к ее вплотную, полушепотом произнес. – Смотри, – и, не сводя с нее холодного пристального взгляда, попятился назад и затем, развернувшись ко второму кресту, подхватил со стола нож копейщика, как прозвала его про себя Санса, и направился к последнему.

Молодой воин задергался на кресте от ужаса и стал молить о пощаде. Было видно, как он мгновенно побелел от сковавшего его страха и впал в панику. Рамси же, привыкший к подобному роду реакции, бойко прижал руку пленника к стойке креста и стал сдирать с мизинца кожу, подцепливая ее ножом на уже сделанном надрезе. Копейщик издал душераздирающий крик и забился на кресте, пытаясь вырваться из рук мучителя.

Не успел Рамси содрать кожу с одного пальца, как белая лицом словно снег Санса не выдержала этого зрелища и отвернула голову в сторону, борясь с подступившей тошнотой. Заметивший потерю зрителя бастард отвлекся от своего занятия и обратился к жене:

– Я сказал смотреть, – Волчица медленно перевела взгляд на мужа, что продолжил говорить, в открытую угрожая ей. – Отвернешься или отведешь взгляд еще раз – я сдеру кожу уже с твоего пальца.

Осознавая, что угроза была вполне реальна, она стала со слезами на глазах смотреть за мучениями безостановочно орущего копейщика. Его крики заставляли Сансу содрогаться всем телом, обливаясь холодным потом, словно это именно с нее сейчас сдирали кожу. Она пробовала уйти от действительности, спрятаться в своих мыслях, представить перед глазами вид из окна ее покоев или лица родителей. И только у нее стало это получаться, как Болтон, то и дело поглядывавший в ее сторону, заметил ее отсутствующий взор и, сжав губы и явно злясь, рассерженно сказал, возвращая Волчицу к яви:

– Если ты собираешься думать о Вестеросе, то у тебя ничего не выйдет, – Рамси на миг задумался и продолжил. – Смотри и говори, что я делаю и до куда сдираю кожу, – и, делая упор на последней фразе, добавил: – И лучше тебе не ошибаться.

Санса сломлено посмотрела на мужа и, не встретив с его стороны ни капли сожаления, на мгновение прикрыла глаза, а затем кивнула головой и стала наблюдать за его действиями, стараясь не пропустить ни одного сделанного им надреза или содранного лоскута кожи. Однако, как бы сильно она не старалась, в определенный миг все же не выдержала вида обнажающегося мяса руки и, издав громкий всхлип, опустила голову вниз, одновременно с этим произнося навзрыд:

– Я не могу, прости, я не могу. Я пытаюсь, но у меня не получается…

Оставивший в покое пленника Болтон подскочил к Волчице и, прижав нож к окровавленной ладони, уставился в ее лицо пристальным не читаемым взглядом. Он постоял так некое время, наблюдая за плачущей девушкой, а затем, чуть смягчившись в лице, произнес:

– Даю тебе шанс. Ответь на мой вопрос и я подумаю над тем, чтобы не резать твою руку, договорились?

Всхлипывающая и смаргивающая с глаз слёзы Старк устало кивнула головой мужу, и он вновь заговорил:

– Что пугает тебя больше всего? – и, видя, что Санса хочет заговорить, быстро поднес указательный палец к своим губам, показывая молчать, и продолжил. – Сейчас я сдеру кожу с его запястья, а ты будешь смотреть и потом дашь мне ответ. Хорошо?

И, не дождавшись согласия жены, в котором он и не нуждался, Рамси с искренним весельем на лице вернулся к пленнику и с воодушевлением принялся за дело. Небольшой отсек трюма наполнился криками боли, а перед глазами Хранительницы Севера стояла тошнотворная картина сдираемой с тела кожи, из-под которой выступала ярко-алая кровь и начинали просматриваться связки и мышечный каркас. На этот раз Волчица, сглатывающая подступающую к горлу дурноту, держалась с исключительной стойкостью, полностью сосредоточившись на своих ощущениях. Сперва она не могла понять, как тут можно было выделить только что-то одно, вселяющее ужас, когда все действо было ужасно омерзительным. Трудно было даже предположить, почему дом Болтонов был столь жесток и безнравственным, это ведь не бастард придумал первым освежевывать заживо людей, и вызывало недоумение, кто же придумал сделать гербом рода ободранного человека и почему никто до сих пор не сменил символику.

Однако чем дольше Санса была вынужденна смотреть на мучения человека, тем явственнее кое-что выбилось из общей картины, привлекая к себе ее наибольшее внимание. Она попробовала отвлечься от этой вещи и, хотя и продержалась так совсем не долго, зато точно уверилась в своем подозрении. И коль скоро Болтон убрал от руки копейщика нож, последним своим движением содрав полоску кожи от самого запястья и практически до локтя, то с довольным видом, явно гордясь собой, развернулся к Хранительнице Севера. Девушка сглотнула и, облизнув нижнюю губу, произнесла:

– Крики.

– Отлично. Тогда все просто – не слушай, – с легкостью безумца предложил Болтон, всплескивая руками и глядя на жену лихорадочно блестящими голубыми глазами.

Не обращая внимания на ошеломленную дочь Старка, Рамси вернулся к пленнику и продолжил начатое. Вновь вопли боли разнеслись по помещению, вселяя неконтролируемый животный страх в Волчицу. Санса старалась мысленно заглушить звуки, но у нее это плохо получалось, и она, пребывая не в силах избежать громких криков, беспокойно ерзала на кресте, пытаясь отвлечься от происходящего. Сквозь вопли пленника пробился голос бастарда:

– Считай от одного до десяти. Вслух.

– Один, дв-

– Да не ты, идиот, – удивляясь тупоумию копейщика, грубо рявкнул Рамси. – Ори давай, чего отвлекаешься? – с издевкой-насмешкой произнес он.

Санса, в свою очередь, подчинилась приказу мужа и начала считать, однако была быстро прервана. Болтон оставил пленника в покое, закрыл своей рукой ему рот, прекращая крики, и, повернувшись в пол оборота к ней и указывая пальцем свободной руки себе на ухо, с кривляниями и растягивая слова, произнес полушепотом:

– Я ничего не слышу, надо говорить немного громче, – Рамси убрал руку от головы, а затем, глянув на притихшего юнца, дотронулся пальцем до своего второго уха, которым был сейчас развернут к пленнику. Он красноречиво скосил глаза на копейщика и полушепотом, все так же не переставая корчить рожи, продолжил. – Мне тут прямо в ухо орут.

Изумленная выходкой мужа Санса, не смотря на переживаемые мучения схваченного воина, от кривляний Болтона немного расслабилась и даже отвлеклась от тревожащей ее ситуации. Она утвердительно кивнула мужу, что исправится, и под возобновившиеся крики мужчины начала считать намного громче. Однако даже этой громкости голоса не хватало, чтобы слова долетели до Рамси, поэтому бастард, не отвлекаясь от сдирания кожи, просто повернулся лицом к жене и, поморщившись, отрицательно закачал головой. Не пропуская жеста мужа, Волчица глубоко вздохнула и в этот раз уже не сказала, а прокричала “Четыре!” и стала ждать реакции мужа. Болтон же, не оборачиваясь к ней, просто-навсего кивнул головой, и Хранительница Севера продолжила считать далее, все так же выкрикивая числа. Когда она дошла до десяти, Рамси крикнул ей:

– От тридцати семи до двадцати четырех. И продолжай смотреть.

Сперва замешкавшаяся из-за необычной последовательности счета Санса скоро подхватилась и начала обратный отсчет, не спуская при этом глаз со сдирающего кожу с копейщика Рамси. Затем тот попросил ее отнимать, умножать, перечислять в алфавитном порядке дома Простора и, наконец, в обратном алфавитном порядке – дома Севера. Ко времени последней просьбы звуки криков для Волчицы потихоньку превратился в какое-то жужжание на заднем плане, а затем и вовсе потеряли всякий смысл и перестали восприниматься. На этом этапе она прекратила называть дома Севера и теперь просто с усталым взглядом наблюдала за мужем, что закончил с торсом юноши и уже обдирал крупные лоскуты кожи с живота. Через некое время Болтон вдруг заговорил, и только тогда Санса осознала, что сорвавший голос и утомившийся воин уже давно не кричит, а лишь тихо стонет, находясь в полубессознательном состоянии.

– Копейщик, значит? Дерьмовый из тебя копейщик был, не мускулы, а смех, – издеваясь, съехидничал Рамси. – Я-то вижу, уж поверь.

Пленный застонал, расставаясь с еще одним большим куском кожи на животе, и обессиленно повис на кресте, находясь то ли пока в сознании, то ли уже провалившись в обморок. На какое-то время наступила тишина, прерывая лишь тихим чавкающим звуком отдираемых полосок плоти.

А Волчица довольно спокойно наблюдала за оголявшимся мышечным каркасом, что более не вызывал у нее рвотных позывов. Она с равнодушием следила за тем, как легко снималась кожа с тела человека: достаточно подцепить ее в одном месте, а дальше просто стягивать столько, сколько пожелаешь. По большому счету, ничего сложного и довольно монотонная работа.

Когда же Болтон закончил и с животом, он отступил от креста на пару шагов назад и, глянув через плечо на нее, произнес:

– Плохой образец попался, – он опять обернулся к юноше и, поднимая свои руки и начиная ими жестикулировать, произнес. – Если бы он был покрепче и до сих пор продолжал дергаться, то можно было бы видеть, как двигаются мышцы при разных движениях, – Рамси перестал водить руками в воздухе и, расстроенно цыкнув языком, добавил: – Жаль, конечно.

Он с интересом посмотрел на Сансу и, видя, что она уже успокоилась и не пыталась отвернуть головы в сторону, а изучающе смотрела на полуосвежеванного копейщика , обратился к ней:

– Вижу, нам можно уже заканчивать, – и направился к мужчине, провожаемый взглядом дочери Старка.

Он схватил юношу за волосы и, запрокинув ему голову назад, посмотрел в лицо и сказал:

– Говори, поживешь еще или заканчиваем?

Пленный юнец приоткрыл затуманенные, осоловевшие глаза и тихо прошептал:

– Убей меня…

Бастард отпустил голову пленника и, с разочарованием произнеся “Я так и думал”, вонзил нож в его сердце, быстро оканчивая его жизнь. Понимая, что это конец, Санса устало закрыла глаза, думая о том, что скоро Рамси должен будет ее отпустить, ведь причин держать ее здесь у него более нет. Она не представляла, как сможет встать на затекших ногах и вообще найдет ли в себе силы двигаться. Толком не успев поспать, Волчица была вымотана до предела: она мучилась жаждой и голодом, вся продрогла и, как ей казалось, успела простудиться в этом сыром трюме. Прибавлялась ко всему и нещадно болящая рука…

Погрузившись в раздумья, дочка Эддарда не заметила, как Болтон подошел к ней, и с удивлением открыла от неожиданности глаза, когда он перерезал веревку на ее правой ноге, а затем и на левой. Санса с безразличием на лице проследила взглядом за тем, как Рамси отвязал ее правую руку. Отстегнув ремень и перерезав веревку на израненной руке, он подхватил ее за талию, замедляя ее падение. Поддерживаемая Болтоном Хранительница Севера опустилась на пол и, как только он отпустил ее и, все так же склоняясь к ней, отступил чуть назад, внезапно завопила:

– Подонок! – и залепила мужу звонкую пощечину да так, что его голова мотнулась вбок, а ее рука покраснела от сильного удара. Ей просто было необходимо выместить всю свою злость на ком-нибудь.

Не ожидавший такого подвоха Болтон удивленно посмотрел на Волчицу, озлобленно сощурил глаза, а затем, приложив ладонь к ударенной щеке, шутливо и чуть хмурясь, произнес:

– Стерва.

Не желая более попасть под удары Волчицы, Рамси взял со стула два плаща, подошел к ней с ними и кинул перед ней, предлагая надеть. Санса, не глядя на бастарда, подтянула к себе более легкий плащ и начала пробовать его одеть, что выходило довольно плохо: в ее распоряжении осталась лишь одна затекшая и плохо слушающаяся ее рука. Ее безуспешные попытки одеться развеселили Болтона, и он теперь стоял, усмехаясь и заинтриговано наблюдая за упертой женой. А потом неожиданно молча покинул помещение. Оставшаяся же одной Волчица едва не расплакалась от злости и своего бессилия. Она пока сумела вдеть в рукав лишь здоровую руку и теперь с наворачивающимися на глазах слезами смотрела на свою окровавленную, изрезанную ладонь. Порезы были глубокими и при малейшем движении рукой причиняли невыносимую боль. Дочка Старка вообще не могла понять, как сможет одеться с такой рукой; у нее было желание просто встать и пойти, как есть, однако ноги не слушались девушку и по-сумасшедшему гудели, не позволяя даже привстать на них. И ничего не могущая сделать Санса так и застыла на полу, устало повесив голову к себе на грудь.

Через некоторое время скрипнула дверь, и в трюм вернулся Болтон, сжимающий что-то в руках. Он подошел к Сансе и, посмотрев на нее прикидывающим опасность взглядом, все же опустился перед ней на корточки и показал, что держит в руках снежок. В голове жужжало и гудело, а глаза так и норовили закрыться от усталости, и измученная, до сих пор пребывающая в ошеломленном состоянии Старк непонимающе взглянула на мужа, не зная, зачем ей был этот комок снега. Ее озадаченный вид не остался не замеченным бастардом, и тот же без лишнего промедления вложил постепенно тающий снежок в ее порезанную ладонь и под сдавленный всхлип сжал её руку на ледышке. Сначала опалившая руку боль притупилась, и чем больше замерзала ладонь Волчицы, тем меньше боли она чувствовала.

Не теряя времени, Рамси помог вдеть руку в рукав и, запахнув вещь на Сансе, быстро накинул на нее зимний плащ. Затем он предложил ей воды, и, напоив из фляги, закинул ее здоровую руку себе на плечо, и, поддерживая за талию, помог подняться с пола, после чего медленно повел её к выходу. Обессиленная Волчица еле держалась на ногах и, полагаясь в основном на поддержку мужа, ухватилась двумя руками за его локоть, и, нуждаясь в опоре, практически повисла на нем. Ей хотелось как можно скорее прилечь и завернуться в теплое одеяло, дать наконец закрыться глазам, и, не обращая внимания на окружающий мир, она тихонько плелась рядом с мужем по лабиринтам корабля. Рамси же не спеша вел жену к покоем, где её уже ожидала подготовленная гвардейцами горячая ванна.

Уже в каюте Болтон помог Сансе раздеться, усадил в бадью и отошел к столу, с которого забрал бинт и нож. Он вернулся к жене и, окунув ее порезанную конечность в воду, от чего та зашипела, на скорую руку перевязал ладонь бинтом, заткнув его кончик под один из слоев.

Всё это время сидевшая в бадье Санса уткнулась лицом в поджатые колени, пытаясь согреться и отгородиться от произошедшего с ней, закрыться в себе, создавая ложное ощущение уединенности. Она очень плохо себя чувствовала и держалась из последних сил, постепенно проигрывая в неравной борьбе со сном. Хотелось скорее уснуть и забыть этот день, как страшный сон.

Закончивший же с перевязыванием руки Рамси обратил свое внимание на сжавшуюся в бадье жену, что никак не реагировала на его манипуляции и, казалось, не особо понимала, что происходит. Понимая, что так дело не пойдет, он молча взял мочалку и помог ей обмыться, при этом стараясь сохранить остатки ее чести и не дотрагиваясь до сокровенных мест. Санса же не оказывала ему ни содействия, ни сопротивления, а лишь прислонилась головой к краю купели и то закрывала глаза, впадая в состояние полудремы, то выныривала из него. Устав и поняв, что сражаться было бессмысленно, и тем более сообразив, что Рамси сейчас позаботиться о ней, она прекратила сражаться и поддалась усталости.

Когда же с купанием было закончено, Волчица с помощью Болтона встала в бадье и, ощутив слабость и головокружение, положила руки на его плечи и прижалась к нему, стараясь удержаться на ногах. В застилавшей глаза темноте все еще мелькали белые мушки, и она полностью положилась на удерживающего ее Рамси, который, обернув её полотенцем, стал быстро обтирать. Справившись с налетевшей слабостью и продолжая опираться на плечи Болтона, Санса отступила назад и, поддерживаемая мужем за талию, вылезла из бадьи. Она сбросила с себя полотенце и осторожно, стараясь не задеть пораненную ладонь и постоянно отставляя ее в сторону от себя, надела протянутую ей сорочку и, поглядев на перевязку, уставилась отрешенным взглядом на выступившую на бинте кровь.

Из оцепенения дочь Старка вывел Рамси, что мягко подтолкнул ее в сторону кровати и, пройдя вперед и присев на край постели, взял с прикроватной тумбочки чашку с непонятным содержимым. Он спокойно дождался, когда она добредет до постели и заберется в нее, а затем протянул ей чашу:

– Выпей, это маковое молоко.

Санса с едва заметным презрением посмотрела на предложенное зелье и поняла, что боялась его пить, боялась, что в то время, как она будет без сознания, что-нибудь произойдет с ней. Поэтому отрицательно закачав головой, она проговорила слабым осипшим голосом:

– Это лишнее, я смогу уснуть сама.

Не опуская чаши, Рамси снисходительно взглянул на нее и спокойно проговорил:

– Твоя рука вот так, – он кивнул головой на перевязанную бинтом руку, – не заживет, необходимо зашить порезы. И поверь мне, в этот миг будет лучше, если ты будешь без сознания. Так что пей, – договорил Болтон, вновь протягивая пиалу Сансе.

Немного напуганная словами мужа о надобности наложения швов и не желающая более проходить через боль, что она испытала сегодня, Волчица взяла правой рукой чашу и залпом осушила ее. Очень быстро ее потянуло в сон, сопротивляться которому не представлялось возможным, и ее сознание провалилось в бездонную темноту.

Выждавший несколько минут Рамси убедился, что его жена точно уснула, сходил к стоявшему у стены столу, собрал с него необходимые инструменты и бутылку со спиртом. Надо было успеть зашить раны до прихода ночи, пока еще покои освещались дневным светом. Накладывать швы ему приходилось гораздо реже, чем сдирать кожу, так что эту скрупулезную работу было бы предпочтительнее выполнить до захода солнца.

========== Север не дремлет ==========

В темной мрачной зале, внимательно скользя глазами по рукописным строчкам, сидел за обеденным столом склонившийся над двумя клочками бумаги лорд Главнокомандующий. Он снова и снова пробегал взглядом по выведенным рукою сестры словам, пробуя додумать про себя не хватающие фрагменты.

Когда первый клочок пергамента попал к Джону в руки, тот сперва не сообразил, что к чему. Он долго тогда крутил в руках послание, скрепленное сургучной печатью дома Болтонов, и, робея, медлил с открытием послания, опасаясь, что оно принесет плохие известия. Вызывало тогда недоумение и проставленное на конверте число «1» с незнакомой подписью под ним. С дрожью в руках сломав печать и развернув перед собой обрывок пергамента, он по началу принял пришедшее к нему письмо за чью-то насмешку. Однако чем дальше Джон читал и чем больше всматривался в несвязные кусочки текста, тем отчетливее узнавал почерк Сансы. Юный лорд Главнокомандующий, хотя, скорее, бывший Главнокомандующий – ведь он передал свое звание и обязанности Эдду, перечитывал принесенное вороном письмо раз за разом, пытаясь додумать не хватающие части, однако из этой затеи мало что получилась, а некоторые отрывки фраз были настолько двусмысленными, что не стоило браться их толковать, не имея перед глазами всего текста.

Но самым важным было другое: Санса была жива. И судя по отрывочным фразам, пошла на какую-то сделку, взамен на что ей разрешили написать письмо, а цифра «1» на конверте свидетельствовала о том, что можно было ожидать и остальные части разорванного послания.

Присутствовали в тексте и слова, что заставляли Джона беспокоиться за судьбу сестры и Севера все больше. Подлило масла в огонь и пришедшее через пару дней послание от лорда Бейлиша, извещавшее о начале созыва войск и сообщавшее о предполагаемом времени встречи с подмогой из Долины, и Сноу незамедлительно бросился на поиски поддержки у домов Севера. Он и Давос уже разослали письма тем домам, чья лояльность не вызывала сомнений: Мормонтам, Гловерам, Карстаркам, Амберам, Дастинам и Рисвеллам. Лорду Мандерли бастард писать не рискнул, ибо из письма сестры оставалось неясным, что же она хотела сказать о хозяевах Белой Гавани.

А позавчера прибыло с вороном еще одно послание от Сансы Старк, и теперь Джон в очередной раз читал два выложенных перед собой кусочка послания, что гласили:

Дорогой Джон!

Я пишу тебе это пи

Робба, что теперь

Рамси Болтоном после смер

покоях не осталось

что говорило бы о

ме. Все сгорело. Да

больше нет. Но ты, я

уже знаешь. Кажды

в лица незнакомых мн

ванного человека на

Я здесь заложница

удерживаемая как

Прошу, не убивайс

ке настолько, насколь,

но в моем положени

меня, я справлюсь, и

не сумела решить са

Джон, я бы о мн,

но не могу. Я боюсь

за которого меня выд

прочесть мое письмо.

мне написать тебе

я согласилась на сдел

помочь ему заручить

Мандерли. Однако я

ли он свое обещан

это послание вооб

держку у домов Севе

присягнул ему

Я не знаю, извес

сбежала из Королевско

казни отца и больш

слышал. Я молюсь

прошу богов быть

ней и упасти ее

мой пришлось прой

это не тема для пис

Джон, от все

тебя со званием л

щего! Я горжусь

ся бы тобой! Я х

тобой за то, как

ранее. Я была

этом сейчас сожа

нибудь я смогу ис

перед тобой.

И напоследок х

чем. Джон, милы

делай то, что вели

хочет твое сердц

торопись, не пор

ся Рамси, он очень

няя надежда. Не ста

и я, пропадет

Береги себя, Д

С

Вторая часть письма была особенно волнительной и подстрекающей к действию. И если до этого у Джона еще существовали сомнения насчет того, стоило ли ему, безродному бастарду, ехать по домам Севера и просить о помощи, то теперь все сомнения были развеяны. Его сестра была в беде, и долг велил ему прийти ей на помощь, ведь если не он, то кто? За ним были готовы пойти не менее двух тысяч одичалых, да, это намного меньше войска Болтонов, однако пока было не поздно попытаться призвать к себе своих союзников, отправиться в их разбитый в Даре лагерь. К тому же, Джон и без этого хотел покинуть Стену. Единственное, что его здесь удерживало, это просьба Петира и присылаемые сюда письма от Сансы, однако теперь он начал понимать, что хватался за хрупкую соломку, которая лишь создает иллюзию нормальности. Винтерфелл захвачен врагами, Север разрознен и нет единой стратегии, а сейчас была совсем не время для этого. Зима близко, а вместе с ней придут и ходоки, тысячи и тысячи восставших из мертвых, бессмертные твари, что убьют любого на своем пути.

Менее всего на свете Джон хотел увидеть падение Севера и закат старинного рода Старков. Он не мог позволить, чтобы последние волки гибли там, в десятках лиг отсюда, сражаясь в одиночку с врагами. Бастарды не имели права отсиживаться в сторонке, наблюдая, как их дома умирали. Наступило время, когда надо было пойти против правил и отправляться спасать остатки своей семьи, свой дом. Отец бы одобрил это решение, Эддард Старк был человеком чести и справедливости и такими же воспитал своих детей. Он бы сам пожелал, чтобы его бастард боролся за семью и Север. Подталкивало к действию и видение Мелисандры, в котором Джон приснился ей, сражающийся под Винтерфеллом.

Охваченный таким нелегкими мыслями бывший Главнокомандующий еще некоторое время сидел, задумчиво глядя перед собой, а затем обратился к сидящим напротив него сиру Давосу и Тормунду:

– Нам нужно выезжать. Нет времени на промедления, – он на пару мгновений замолчал, а потом, не отводя от Давоса глаз, продолжил. – Моя сестра в опасности.

Негласный советник бастарда Старка пристально посмотрел на него и кивнул головой, произнося:

– Выдвигаемся завтра?

Было видно, как Джон колебался, глядя на письмо в своих руках. Если он покинет Стену, то вороны не смогут доставить ему писем, что несказанно расстраивало. Однако не будет ничего более радостного, чем поговорить с сестрою в живую, увидеть ее воочию, пройтись с нею по Богороще Винтерфелла… А чтобы эти мечты сбылись, придется приложить много усилий, и Сноу, все же решившись на принятие активных действий, посмотрел на Сиворта и сказал:

– Да.

Его сомнения не остались незамеченными ни Давосом, ни Тормундом, ни Эддом, что, проникшись симпатией к Сноу, решил успокоить того и вселить в него уверенность в правильности его действий. Не хотелось, чтобы собрата друга что-то сдерживало и тянуло сюда, обратно на Стену, отвлекая от цели перед ним. И понимающий тревоги Джона Эддисон сказал:

– Не переживай из-за писем. Я сохраню их для тебя и при первой же возможности передам тебе.

Бывший лорд Главнокомандующий с изумлением и благодарностью посмотрел на своего преемника и мягко произнес, с теплотой в карих глазах глядя на него:

– Спасибо, Эдд.

Эддисон искренне улыбнулся ему и кивнул, радуясь тому, что мог быть полезен. Джон же посерьезнел в лице и, посмотрев на Давоса с Тормундом, произнес:

– Тогда выдвигаемся завтра.

○○○○○○○○○○

Первое, что ощутила приходящая в себя Санса, была боль в руке. Затем к ней прибавились сухость во рту, боль в простуженном горле и общая слабость. Девушка открыла глаза и рассредоточено посмотрела перед собой, отходя от дурмана и вспоминая, как она здесь оказалась. Не сразу ей удалось припомнить, что она на корабле и в эту каюту привел ее Болтон.

Волчица приподнялась в постели и прислонилась спиной к изголовью кровати. Все тело ломило и знобило от жара, а голова была, словно свинцом налитая. И Санса, подложив себе под спину подушки и улегшись на них, прикрыла глаза, не в силах заставить себя встать с постели. Она некоторое время просто лежала, ни о чем не думая и греясь в меховых одеялах.

Вскоре Хранительница Севера снова приоткрыла глаза и посмотрела на свою пораненную, а сейчас перебинтованную руку. Она попробовала подвигать пальцами и в тот час же сморщилась, открыв рот в беззвучном стоне. Конечно, не было уже той сильной жгучей боли, однако вместо нее все же присутствовала тупая и менее интенсивная, а при попытке пошевелить рукой появлялось неприятное тянущее ощущение, будто если продолжить сгибать пальцы, то они разорвутся на две части. Прекращая любые движения левой кистью, Санса, придерживая раненную руку здоровой, поднесла ее поближе к лицу и всмотрелась в наложенные бинты. Крови на повязке видно не было, и дочь Старка замерла, неосознанно поглаживая правой руку израненную и аккуратно проводя пальцами по местам, где скрывались под бинтами порезы. На что они похожи? Заживу ли? Она надеялась, что да.

Санса осторожно прижала руку к своему боку и тихо всхлипнула, наполняясь жалостью к самой себе и желая хоть в чем-то найти комфорт, которого ей сейчас хотелось больше всего на свете. Она представляла, как бы было хорошо, если бы ее мама была жива и находилась здесь, рядом с ней. Она бы утешила свою дочь, пожалела, позаботилась о ней. Кейтилин села бы возле ее постели и гладила бы ее по волосам, рукам, говорила бы успокаивающие слова, старалась бы отвлечь дочку от горя и поднять ей настроение. К сожалению, мама уже более двух лет, как была мертва.

У Волчицы вырвался еще один всхлип, и она, поднеся руку к лицу, смахнула начинающие устилать глаза слезы. Лишь сейчас, оказавшись в погруженных в полумрак и тишину покоях, пребывая в разбитом состоянии и не имея никого, кто мог бы ее утешить, она почувствовала себя по-настоящему одинокой и несчастной. Желание разрыдаться в голос было столь сильным и заманчивым, что Санса дала себе волю и, натянув сверху на себя меховое одеяло, уткнулась в него лицом, приглушая всхлипы и утирая слезы мехом. Она не пыталась себя остановить или сдержать, просто чувствовала, что сейчас для нее было жизненно необходимым выплакаться, выплеснуть наружу накопившиеся внутри переживания. И постепенно по началу тихие всхлипы Сансы превратились в бесконтрольную истерику. Иногда казалось, что она начинала успокаиваться и утихать, однако затем вспоминала о чем-то и снова заливалась слезами.

В таком состоянии дочь Старка и нашел Болтон, что пришел проверить, не очнулась ли она. Услышавшая звук открывающейся двери девушка, в очередной раз всхлипывая, безучастно глянула в сторону входа, совсем не обеспокоенная тем, что ее могли увидеть так в открытую рыдающей. И вновь уткнулась носом в меха, более не обращая внимания на незваного гостя. Ей было все равно до того, что она рыдала на глазах у Рамси и даже не собиралась останавливаться, пока вдоволь не наплачется. Разве был смысл в том, чтобы пытаться скрыть свои слезы от человека, который видел ее плачущей уже не один раз? Он видел ее раздетой и одетой, гордой и сломленной, распятой на кресте и разведшей ноги в постели перед ним, облаченной в белый свадебный наряд и высеченной на четвереньках за проступок… Слезы, пророненные сейчас перед бастардом, останутся между ними двоими и не покинут пределов этой каюты. И с этими мыслями Волчица продолжила плакать, полностью уходя в себя и поднимая на поверхность сознания чувства и воспоминания, что подстегивали все новые и новые приступы плача.