Текст книги "Небо над войной (СИ)"

Автор книги: Шайкаллар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 67 страниц)

Айнон отвлеченно напевал веселенькую песенку, одновременно с этим смешивая порошки, что в будущем должны были стать дымовой фляжкой с парализующим эффектом. Слева в колбе над магической горелкой кипело то, что будет отличным оружейным ядом. Свою отраву он предпочитал варить сам. Так, по крайней мере, всегда будешь знать, что это сработает. Мужчина сменил мотивчик и принялся за другой состав. Порой сосредоточиться было сложно, а несложные песенки помогали с этим управиться, хотя окружающие почему-то находили эту привычку пугающей. Один лишь Пересмешник начинал дьявольски хихикать в тон. Вот уж кто был действительно пугающим.

Вообще-то, он собирался сегодня уйти. Сбежать из Киркволла, если честно, снова, подальше от того, что тревожило, вызывало бурю эмоций, с которыми он не мог справиться. Он и правда собрался, вышел из дома, дошел до складов в Порту. Посмотрел на чертов корабль до Антивы и-и-и… потопал обратно. Глава гильдии опять будет скандалить за очередное своеволие, не говоря уже о привычном сеансе мозгоедства от Пересмешника. Но шли бы они к Архидемону в Бездну. Дарис такого, конечно, не заслужил, он всегда был ему добрым другом или хотя бы пытался. Только вот маленькой вольной птичке не понять всех рабских проблем.

Айнона мучили плохие предчувствия и неясные видения. Но не настолько неясные, чтобы не понять, что будущее Киркволла залито кровью. Он рассчитывал уйти, тем самым изменив возможное будущее. Он совсем не разбирался в теории предсказаний, но справедливо полагал, что если из системы убрать одно из действующих лиц, то и события, что имеют шанс превратить Киркволл в кладбище, а его собственную жизнь в Ад, уже не произойдут или произойдут иначе. Но, глядя в зеленые глаза, полные тревоги, он осознал, что судьба всего Киркволла волнует его куда меньше, чем обладатель этих глаз. И теперь… оставшись, он мог лишь надеяться, что сумеет найти возможность если не исправить, то хотя бы уменьшить последствия своего выбора.

Как знать, быть может, и этот выбор был предопределен.

Входная дверь противно скрипнула. На самом деле, старая лаборатория Данариуса находилась довольно далеко от входа, и звуков дома здесь было почти не слышно. Просто работа в гильдии убийц и веселое рабское прошлое приучили его внимательно вслушиваться в любые звуки. К тому же чертову дверь уже третий год не смазывали и открывали исключительно с пинка.

В доме что-то громыхнуло, и Айнон с раздраженным шипением насыпал порошка драконьего камня больше, чем требовалось. Он недовольно отодвинул от себя испорченную смесь: позже он обязательно пересчитает пропорции, а сейчас лучше пойти проверить, что так рассердило Большого Страшного Волка. Пока не громыхнуло еще что-нибудь.

Фенрис предсказуемо обнаружился в бывшей библиотеке на втором этаже, а ныне просто гостиной. Эльф чему-то недовольно хмурился, раздраженно оглядывая комнату, будто собирался устроить дому серьезную перепланировку. Прямо сейчас и прямо мечом. Айнон хмыкнул, и Фенрис резко обернулся на звук, протягивая руку к мечу за плечом. На пару мгновений его лицо приобрело потрясающее удивленное выражение.

– Ты здесь?.. Почему? – он недоуменно моргнул.

Да уж, прямой, как траектория падающего камня, и так же, как камень, имеет шанс больно врезать по голове. Айнон подавил желание закатить глаза и предпочел притвориться, что не понял смысла вопроса, отвечая в любимой ироничной манере.

– Вообще-то, ты сам мне предложил здесь пожить. Или это был намек, что мне пора съехать? – он вопросительно вскинул брови, продолжая весело улыбаться. По крайней мере, он на это надеялся.

– Э… нет, я совсем не это имел ввиду. Прошу прощения, если я показался… грубым. Я думал, ты собрался уезжать.

Айнон мысленно поморщился: он ненавидел, когда Фенрис начинал изъясняться в этой вежливой манере, аккуратно подбирая слова. Лучше бы он грубил – вежливость в его устах звучала, как напоминание о рабском прошлом. О рабском прошлом их обоих. Зато когда он был груб, то был искренен. Но не держать же его все время на взводе? Перепланировка этому дому совсем не нужна.

– М-м-м, веселье перенеслось, – Айнон миролюбиво улыбнулся, склоняя голову к плечу. Что ж, раз разговор пошел в изысканном стиле, то и он так может. – Я останусь тут, с твоего разрешения, еще немного.

– Дом большой, – Фенрис вновь эмоционально отстранился, как и всегда, когда речь доходила до личного – будто стирая все чувства, он может защититься.

– Тогда я на кухню, придумаю, что нам пожрать, – Айнон усмехнулся и притворно вздохнул. – Не все же в вонючем “Висельнике” сидеть. И не угадаешь ведь, из чего готовят.

– А, так ты решил хозяюшкой заделаться, – тон Фенриса чуть потеплел. Друзья сделали свое дело – он научился говорить гадости. Айнон хмыкнул и поддержал тему.

– Ты вообще-то отравителя пускаешь на кухню, не боишься найти в своей тарелке что-то лишнее?

– А я могу засунуть руку тебе в грудь и вынуть сердце, все еще не убегаешь с криками? – Фенрис саркастично усмехнулся.

– Уговорил, сегодня только картошка с мясом, – Айнон весело улыбнулся.

Спустившись на первый этаж, он с сомнением оглядел кухню. Готовить он не любил, но всякий раз делал это с радостью, понимая, что в еду не будет добавлено ничего лишнего. Во всем есть плюс – не то чтобы он был оптимистом, но если ты раб, чудом освободившийся от хозяина, то быстро учишься радоваться всяким мелочам. Даже таким, как эти.

Двумя часами позже Айнон лениво гонял дешевое вино по стенкам щербатой кружки, тихо радуясь, что это не проклятое Агреджио Павалли, которое так любил его собственный хозяин, как и половина магистров Минратоса, и отстраненно думал, что было бы неплохо раздобыть где-нибудь бокалов. И тут же себя одернул: Фенрис прав, он точно в хозяюшки заделался. Убирает комнаты, готовит еду, прикидывает, как лучше ремонт в доме сделать, чтобы проклятая дверь не скрипела и не мешала смешивать яд, а теперь вот еще о посуде думает. Но пить вино из битой кружки… он брезгливо поморщился.

– Итак, что там у вас происходит? – Айнон принял скучающий вид и с интересом глянул на молчаливого Фенриса в соседнем кресле.

– “У нас” – это у кого? – эльф нахмурился.

Айнон фыркнул.

– Ты и та ферелденская птичка.

Он пару мгновений подождал, пока Фенрис соотносил созвучие фамилии Хоук с птицей.

– О! Эм… дела… хорошо, – эльф чуть удивленно моргнул.

Опять это непонятное смешение чувств. Удивлен, напряжен, обеспокоен, и все это аккуратно спрятано за холодную маску и попытку подобрать “правильные” слова. Как же бесит, неужели его каждый раз нужно выводить из себя, чтобы он начинал говорить?

– Я на полном серьезе, Волчок, – мужчина недовольно нахмурился. – До меня не самые хорошие “слухи” доходят.

– Не думал, что ты веришь слухам, – как обычно – огрызается, опять что-то личное.

– Слухам – нет, гильдийным новостям – да.

Вот теперь задумался. Хорошо. Может, и выйдет что путное из смены планов. Айнон не был уверен, насколько Фенрис близок к разгадке, к какой гильдии он прибился. Они никогда об этом не говорили, по старой рабской привычке стараясь не лезть друг к другу с расспросами, но яды, ловушки и парные ножи вряд ли оставляли простор для фантазии.

– Кунари, – Фенрис нахмурился.

– А, вечные две проблемы: кунари и маги, – Айнон закатил глаза.

– И одержимый, – в голосе добавилось едкости.

– Поздравляю, все две. А одержимого мага-коссита у тебя в запасе нет? А то не комплект, – Айнон улыбнулся и сделал движение пальцами, намекая на карточную игру.

– Не вижу ничего веселого, – Фенрис прожег его недовольным взглядом.

– Это потому, что из нас двоих, – мужчина весел фыркнул, – именно ты – “мрачный эльф”!

И еле увернулся от летящего прямо в голову яблока.

Что ж, быть может, он сможет избежать страшного будущего, найдет все ответы и сможет хорошенько повеселиться. Айнон сцепил пальцы и наклонился вперед, готовясь выслушать историю приключений Хоук и компании.

– Кажется, это будет весело…

========== 1. Пленение Создателя ч.1 ==========

Упоминаются события 2-3 главы “Я сделаю это…”, но со стороны Айнона, а не Фенриса.

______________________________________________________

Жизнь тевинтерского раба может назваться жизнью лишь с большой натяжкой. В большей степени это – существование марионетки. Хозяин дергает за ниточку и ты пляшешь для него, убиваешь, предаешь, раздвигаешь ноги и молишься на него, как на бога. Даже если в одиночестве после мысленно проклинаешь его и свое существование. Странно, что, как бы ты ни относился к своей роли, как бы ни проклинал, тебя никогда не посещают мысли о самоубийстве. Или об убийстве хозяина. Рабы жили в Тевинтере послушными марионетками, никогда не думающими о смерти.

Он тоже не думал. Впрочем, о своем прошлом Айнон предпочел бы вообще не думать и не вспоминать. Вот только прошлое никогда не выпускает из своих когтей. И всегда проявляется в самый неподходящий момент.

Он оказался более везучим, чем иные рабы тевинтерских магистров: он смог отравить своего хозяина. Шесть часов, наслаждаясь его страданиями, четырнадцатилетний Айнон просидел рядом с медленно умирающим сенатором, на крики которого никто не пришел. Слишком уж часто они звучали в этом доме. Его будто озарение посетило. В тот момент он понял, как это было просто. Он мог в любой момент перерезать хозяину горло ножом для фруктов, что всегда лежал на виду в спальне. Мог задушить спящего мага подушкой или кожаным шнуром, которым хозяин часто душил своего раба во время своих “игр”. Столько возможностей. Что же не давало? Он позволил забрать у себя все: единственного друга, свободу, гордость, хотя всегда мог это прекратить. Он пришел в ярость. Было страшно, неизвестность пугала, но он оделся, прихватил пару золотых вещиц и сбежал.

Свобода встретила его холодом, дождем и безразличием. В итоге жизнь на свободе для него не сильно отличались от времени, проведенного в качестве раба магистра. По крайней мере, дрессировка хозяина помогла ему выжить “снаружи”. А путь от улицы, где он продавал свои услуги, до члена антиванской гильдии убийц был долог и непрост, зато хорошо отвлекал от воспоминаний и всяких мыслей. Любая работа, за которую он брался, заполняла пустоту в душе и помогала не думать. Что делать рабу со свободой? Он не знал, но вскоре его будущее уже решал Глава Гильдии. То же рабство, только теперь именуемое “свободой”. До поры до времени это совсем ему не мешало.

В этом ему очень помог Пересмешник, что носился с его затяжными депрессиями, рабской замкнутостью и покорностью. Маленький Птиц был ему хорошим другом. Он говорил с ним, говорил, говорил, говорил, доводил болтовней до ярости, учил смеяться, доверять и жить. Айнон учился. Учился быть свободным и быть убийцей Гильдии. И охотился, выслеживая всех магистров, что когда-то касались его. Ему нужна была цель, чтобы жить, и он решил, что, когда они все умрут, он сможет притвориться, что жизни в качестве раба не было. Не будет никого, кто бы помнил его лицо. Отрубить все нити, связывающие его с прошлым, было его смыслом жизни. Надеждой на освобождение от кошмаров, что не отпускали его. Быть может, он станет свободным, когда они умрут? Быть может, память умрет вместе с ними?..

Как бы он ни старался, чтобы он ни делал, он все еще чувствовал себя рабом, красивой куклой, что должна послушно ждать и исполнять приказы. Со временем желание убить знакомых магистров превратилось в просто “убить магистров”. Он помнил, как отравил хозяина, как пустота и свобода захлестнули его; абсолютный, эйфорический миг счастья. И с каждым убитым магистром он возвращал тот момент, наслаждаясь каждым мгновением их страданий. Миг, когда все его существование имело значение. Он просто хотел иметь смысл. Хотел прекратить бесконечные кошмары, собственную покорность, жажду приказов… Убивая их, он вспоминал, что свободен. Миг их смерти был мигом сопротивления раба своему рабству.

А потом прошлое напомнило о себе.

Он возвращался с одного из заданий, когда заметил странность. Кончики пальцев начало колоть будто сотней маленьких игл, и сначала Айнон решил, что это яд – в тот раз он все же был оцарапан телохранителем цели, но симптомы не совпадали ни с чем, а универсальное противоядие не помогало. Казалось, кожа его начала гореть, сутки он пролежал в лихорадке, а потом все внезапно прошло, как не бывало. Он облегченно вздохнул. Но через полгода жар вернулся. И стоило ему представить, что тело его в огне, как на ладони забился слабый огонек.

Айнон с ужасом смотрел на голубой язычок огня, чувствуя, как холодный пот течет по спине, сердце заходиться в чудовищном беге, а ужас перехватывает горло, лишая дыхания. Он не был магом, да и это не было похоже на привычную магию. Более того, он ненавидел магию так сильно, как может ненавидеть ее тот, кто всю свою жизнь был рабом магистра. Тогда он и вспомнил то, что желал навсегда забыть, что долгие годы было заперто в его памяти за печатью из ужаса и боли.

В прошлом был еще один, кроме убийства хозяина, значимый эпизод, изменивший все.

Сенатор Ашварахти любил делиться своими игрушками с другими магистрами, показывая таким образом свою благосклонность. Так что не было ничего удивительного в том, что однажды сенатор предложил Айнона в качестве игрушки магистру Баазре. Послушный маленький мальчик с кровью эльфов и лицом куклы, как можно было отказаться? Что было после, он помнил смутно. Только холод каменных плит под собой, холод металла, скользящего по телу, и огромную красную луну, сияющую в небе, будто одинокий глаз. Один из магистров вырезал на его теле узоры, другие читали заклинания. Полный магический круг из тринадцати высших магов. Он не знал никого, кроме Баазры, читающего тяжелый манускрипт, текст лился отдельно от остальных.

Имена всех их он узнал гораздо позже, когда хозяин высказывал им свою поддержку. Чтобы они ни хотели сделать с ним, судя по всему, это у них не вышло, и они развлеклись с ним привычным способом. А он просто запер это воспоминание, притворился, что Той Ночи никогда не было.

Но, похоже, спустя столько времени неудавшийся эксперимент все же дал свои результаты. Был лишь один способ во всем разобраться. И он вернулся на Сегерон.

Было ли то удачей или нет, но Сегерон вновь был проигран магистрами кунари, и очень быстро они из него убрались. Он терпеливо дожидался в темноте джунглей исход боя. И, когда магистры покинули город, он вошел в него. Он шел тенями, как убийца, и не было никого, кто обратил бы на него внимание. Дома магистров оказались пусты, лишь наскоро брошенные сети защитных чар мерцали над их жилищами. Кунари не трогали их – ведь магистры еще вернутся, а у него на этот случай были рунные ловушки, что рассеивали слабую защиту, а сильную он избегал. Не было смысла умирать из-за собственного нетерпения.

Верно, он подождет.

Айнон потратил несколько дней, слившихся в несколько недель, обшаривая дома знакомых магистров, ища записи или хоть что-то похожее на то, что с ним сделали. Работы было много, он был почти в отчаянии, не зная, с чего стоит начать, только ужас от происходящего с ним заставлял его продолжать. Дом за домом, пока в одном из поместьев в потаенном ящике стола он не нашел узоры, наложенные на контур человеческого тела. Айнон вцепился в стопку пергаментов, внимательно вчитываясь. Да, узоры были очень похожи на его собственные, вычерченные ножом. Однако те, что он нашел, предназначались для другого. Он принялся листать, ища “свой” вариант, но все что там было, являлось лишь усовершенствованием уже имеющегося. Впрочем, и этого было уж достаточно.

– Да-на-риус-с-с, – Айнон прикрыл глаза, вспоминая. На обратной стороне век дрожала алая луна. – Данариус…

Один из проклятого круга. Тот, кто вырезал на нем этот узор – он помнил его лицо, иногда закрывающее лунное око. Айнон раздраженно моргнул и тихо запел, сосредотачиваясь. Ему предстояло перерыть обширную библиотеку мага, в поисках любой подсказки: что-то же предшествовало безумному ритуалу? После шести часов унылого развлечения он нашел лишь одно-единственное упоминание, твердой рукой записанное в личном дневнике магистра, что больше был похож на лабораторный журнал с описанием экспериментов.

В журнале была одна простая запись, заинтересовавшая его и включающая дату и текст: 2005 ТЕ*, Ритуал, что упомянул Корифей Таладос в книге “Пленение Создателя”, результата не дал.

Значит, описание в книге. Айнон поднялся и принялся исследовать обширную библиотеку. Книги предсказуемо в доме не нашлось, скорее всего, это было что-то редкое, что магистр не смог бросить и увез с собой. Или же она изначально не находилась здесь. У его собственного хозяина было не одно поместье, а то, что было на неспокойном Сегероне, так вообще было чем-то вроде летнего домика. Что ж, ему и так несказанно повезло найти хоть какое-то упоминание о случившемся, так что он покинул поместье магистра.

Первым делом он направился в порт, где всегда можно было найти представителя любой из гильдий. Сейчас он искал гильдию воров. Кто лучше найдет и вернет “потерянную” вещь? Айнон с отвращением представлял сколько это ему будет стоить: отобрать редкий том у тевинтерского магистра, но он готов был отдать и больше, если это поможет. Зачем иначе ему все то золото, что он получает?

Сделка была заключена, часть денег ушла залогом, а сама просьба в Гильдию, где ее выберет тот, кто решит, что ему это под силу. Айнон задумчиво рассматривал остаток своих денег. В Антиве, в Гильдии, у него было еще, но сейчас эти десять золотых были всем, что у него осталось, после душевынимающей сделки с гильдией воров. Впрочем, если они найдут идиотскую книгу, это уже не будет иметь значения. К счастью, комната, что он снял, оплачена на неделю вперед. У него есть еще возможность…

Сбоку раздались крики и шум, а следом далекий звук тревожного рожка стражников. Опять городская стража ловит кого-то воришку? С бегством магистров это стало не редкостью. И Гильдия воров, и просто мародеры с радостью воспользовались шансом обобрать пустующие дома тевинтерской знати. Кунари старались, как могли, ставя виддатари на место стражи, устанавливая волей Кун какой-никакой порядок. Но этого явно было недостаточно.

Айнон устало тряхнул головой и развернулся в сторону выхода в Нижний Округ, стоило бы поесть и покинуть Сегерон. Внезапно кожу обожгло, перед глазами все задрожало, покрываясь мелкой рябью, и Айнон со свистом втянул в легкие воздух, на мгновение испытав ужас, что это новый приступ магической лихорадки; именно в этот момент он и заметил движение. Эльф – именно за ним, скорее всего, и бежали стражники – бойко раздвигал толпу, панически оглядываясь и ища убежища.

Странный приступ утих. Айнон усмехнулся: на мгновение он вспомнил, как сам вот так вот убегал после убийства магистра. Холод и голод улиц, безнадежность, усталость и отчаянье. Впоследствии он и сам не мог объяснить, что на него нашло. Мужчина двинулся вперед, ловя беглеца за локоть и с силой впечатывая того в стену. Воспользовавшись его ошеломлением, Айнон шагнул к нему, прижимаясь к сильному телу и впиваясь укусом в губы. Его собственное отреагировало голодом и предвкушением.

Когда звук высокоинтеллектуальной ругани местной стражи утих, он резко шагнул назад, понимая, сейчас его будут бить. Эльф зарычал и в самом деле нанес удар туда, где ранее стоял он, а затем обжег его злым взглядом зеленых, будто кошачьих, глаз. Айнон изумленно моргнул и в привычной, защитной манере, ляпнул первое, что на ум пришло. А сам он не мог взгляда оторвать: лириум, эльф был весь пронизан им. Ну просто огромная наркотическая закуска для монстров. Айнон мысленно застонал. Похоже, тело его реагировало именно на это, как будто он подсевший храмовник или свихнувшийся маг, дрожа, трепеща и горя в предвкушении.

Эльф недоверчиво сверлил его взглядом, а Айнон узнавал и этот взгляд, и сдержанные движения, напряженность тела и чуть наклоненную голову, будто в ожидании плети и недовольства. Он был таким же. Рабом. Брошенный или беглый раб, после нападения кунари здесь было таких полно. А сколько раз он сам, оказавшись на свободе, мечтал быть спасенным? Раз за разом, пока не понял, что одиночество хуже смерти, что мечтает вернуться к хозяину, да только тот уже мертв. Воспоминания о первых своих годах на свободе болезненно царапнули что-то внутри. И он принял неожиданное решение.

– Тут за углом есть таверна, стражники там бывают крайне редко, все чаще воришки да портовый сброд. Чудное место, чтобы укрыться и поесть, не находишь?

Айнон продолжал улыбаться, он старался выглядеть расслабленно и легкомысленно: пусть уж эльф считает его психом, чем угрозой. Айнон поманил его за собой и зашагал к таверне. Он был здесь всего раз, когда только-только прибыл в Сегерон. Еда была так себе, но из-за количества странного люда здесь было легко затеряться. Фенрис, как назвался эльф, оправдывал свое “волчье” имя, подозрительно прожигая его спину взглядом зеленых глаз. Еще не скоро, и, быть может, никогда, он научится принимать помощь без ожидания удара. Айнону в этом было проще, Ашварахти никогда не интересовало, чем он был занят днем, его занимали только ночи, а потом он встретил Пересмешника. Радовало лишь одно – раз недоволен и подозрителен, значит, не сломлен. Значит, выживет и пойдет дальше.

В таверне Айнон отыскал свободный стол и быстро к нему переместился, попутно ловя за локоть уставшую и недовольную официантку и делая заказ. Эльфу не помешает мясо и овощи, бывший раб вряд ли имел возможность есть досыта, а себе он заказал что попроще. В таверне эльф недовольно сверлил взглядом свою еду. И Айнон с сожалением понимал его. Он частенько находил в своей тарелке и яды, и афродизиаки, и яды с афродизиаками. Большим затейником был магистр Ашварахти. И садистом к тому же. Какие слова здесь могли помочь?

Кукла должна улыбаться. Всегда, когда ее бьют, когда насилуют, когда режут ножом, улыбаться, когда тебе больно, когда душат, перехватив горло кожаным шнуром. Улыбка навсегда въелась в его черты, не тронув лишь холодные, злые глаза. И, чтобы люди не считали его более странным, чем он есть на самом деле, Айнон притворился ироничным весельчаком, что всегда отшучивается, хотя ему редко бывало весело. И сейчас это был лучший выход. Понимание эльф воспримет как жалость, твердость – как агрессию, но и насмешка плодов не даст.

– Предлагаю тебе есть и не думать, что это и из чего, – он внимательно отслеживал реакцию на свои слова, все так же легкомысленно улыбаясь, и добавил чуточку правды. – Еда – дерьмо, но это все еще еда. Не отравлено и на том спасибо.

Кажется, помогло – эльф набросился на еду, будто не видел ее неделями. И это, скорее всего, было правдой. Айнон же с отвращением ковырялся в своей миске, он не представлял, что делать дальше, не может же он взять “Волчонка” за руку и отвести того в светлое будущее. Он сам еще нуждается в руководстве Пересмешника. Да и куда он его поведет? В холодные казармы гильдии? Вот уж бред. Но и бросить его сейчас было бы уж слишком жестоко. Как же он ненавидел магистров и всех магов в придачу. Сколько дерьма и сломанных жизней…

– Почему ты мне помогаешь?

Айнон вздрогнул и поднял взгляд с тарелки на эльфа. Вопрос о причине был предсказуем и предсказуемо резанул плохими воспоминаниями, но он ответил. Врать, когда хочешь доверия, плохая идея.

– О, у меня тоже есть пара должков Магистрату Тевинтерской империи, – Айнон невесело усмехнулся. – И, честно говоря, мне абсолютно все равно, чья голова будет на моей пике: магистра Децимуса, Ашварахти, Фекса или Данариуса.

– Ты знаешь Данариуса?

На имя Данариуса Фенрис сжался и “показал клыки”. Занятно. Значит, бывший раб магистра Данариуса. Вот ведь Судьба – мерзкая сука. Или же наоборот, в его сторону повернулась Фортуна?

– Я знаю многих. И они обо мне узнают тоже.

Видимо, он не справился со своим лицом: эльф, внимательно рассматривающий его, немного расслабился. Где он спал в последнее время? В городской канализации? Скорее всего. Айнон поступил бы так же. Он отставил тарелку и встал.

– Пойдем. Тебе стоит выспаться, а у меня как раз снята комната, но нет денег на вторую.

Что было правдой. Почти все свои сбережения он истратил на выслеживание магистров, а от того, что он взял сюда, осталось немного. На предложение ночлега эльф ответил очередным злым и настороженным взглядом. Айнон его отлично понимал, прекрасно представляя, как себя развлекают магистры, и что должен думать беглый раб. И снова предпочел отшутиться, притворившись, что ничего не понял. В отличии от него самого, у Фенриса не было смазливого лица шлюхи, так что вряд ли его бывший хозяин частенько развлекался таким образом.

Когда эльф понял, где он снял комнату, то вновь обжег злым взглядом. А Айнон испытал самый настоящий стыд. Ну что тут скажешь? Освободившись, он получил возможность хорошо одеваться, хорошо питаться и спать в царских условиях, вытравливая призраки рабского прошлого излишней роскошью. И впервые, ему было за это стыдно.

Они поднялись на второй этаж и Айнон, провернув ключ, толкнул дверь, первым входя в комнату и надеясь, что это будет достаточным доказательством безопасности. В самой комнате Фенрис среагировал странно. Сначала он ошеломленно рассматривал обстановку, а затем, под ошеломленный взгляд Айнона, он стал резкими злыми движениями снимать доспехи, отступая к одной единственной кровати и не спуская с него яростного, тоскливого взгляда. Понимание обожгло, как кислота рану. Чем он заслужил это?! Они ничем не намекнул на… подобное. Даже не прикасался к нему, понимая, что рабу может быть неприятно. Так какого демона? Прошлое встало перед глазами. Ему предлагали сыграть роль насильника, и он вспомнил, сколько раз он выступал в обратной роли. Ярость застила глаза и он рванул ремни своего нагрудника, шагая к эльфу и опрокидывая того на кровать.

Он зло смотрел, как эльф встает на колени и опирается на локти, прогибаясь в пояснице, и злился. Он хочет этого так? В этой позе? Не видя глаз и ненавидя того, кто будет прикасаться к нему? Он был таким же, Айнон видел самого себя на месте эльфа. И он вздернул его за волосы, кусая и опрокидывая обратно. Злясь и заставляя его чувствовать это. Ненавидя самого себя. Было больно, черные тени магистров плясали перед ним и он хотел причинить боль, потому что это было единственным, что он знал.

Покорность, с которой “Волчонок” принимал его грубость и укусы, отрезвила Айнона. Разве этого он хотел? Стать подобным своему хозяину? Его затошнило. Однажды Пересмешник отвел его в публичный дом, чтобы показать, что это прекрасно, когда добровольно. Тогда был последний раз, когда он принял пассивную роль, желая расстаться с прошлым, позже он пару раз ложился в постель с добровольными партнерами, но это никогда не было чем-то прекрасным. Безопасным, да, но не прекрасным, слишком уж изломанным был его разум, исковерканным понимание отношений.

Айнон сменил грубость на твердость, усмиряя боль, ласково лизнул алеющий укус, и вкус крови отрезвил его окончательно. Нет нужды превращать свободу в тот же ад, что был и в рабстве. Не стоит плодить еще больше ненависти. Лириумный узор змеился по коже эльфа, вырезанный той же уверенной рукой, что и его узоры. Ему, наверное, больно, до сих пор больно, лириум – капризное вещество, и далеко не столь безопасное, как долийские чернила для ритуальных татуировок, раз уж и волосы его белы.

Все магистры – проклятые психи. Как будто магия им всем мозги разъела.

Он касался его уверенно и осторожно. Желая показать, что и это может быть прекрасно. Без насилия, без боли, добровольно. Злость утихла, уступая место искренней заботе. Эльф отзывался на каждое касание изумленным стоном или криком. Сколько же боли было в его жизни? Айнон ласкал его, будто сам был на его месте, стирая следы прошлого, как хотел, чтобы стерли его. Пусть эльфу повезет больше. Пусть забудет все и помнит только это…

А потом он перевернул его на спину – пусть эльф видит, кого он впускает в свое тело. Он с грустью следил за тем, как настороженный взгляд скользит по его шрамам. “Да, да, я такой же раб, как и ты”, – думал он. – “Я такой же”. Было горько.

Эльф извивался от удовольствия под ним, а он безумным взглядом скользил по изгибам его тела. Сильное и покорное. Совершенство. Безумие на грани физического голода сплеталось с заботой. Он бы хотел поглотить его, сделать частью себя, владеть без остатка чужой жизнью. Он хотел сделать его счастливым, свободным, успокоить боль и усмирить страх. Сожрать и освободить. Быть зверем и быть богом. Сломать и исцелить. Он чувствовал это. Нити… они обвивали их, сплетая. В этом было что-то извращенное, более интимное, чем происходящее, и куда более безумное. В тот момент он думал, что ему показалось. Разум сыграл с ним дурную шутку. Слишком много прошлого, слишком похожи. Всего слишком…

Айнон устало потер лицо ладонями. Его тошнило. То ли от третьей бессонной ночи, то ли от странных мыслей. Рядом спал эльф, слишком измотанный, чтобы волноваться из-за чужого присутствия. А вот Айнон уснуть никак не мог. Кожа горела, будто он сидел рядом с камином, и от этого ощущения его тошнило еще сильнее. Впрочем, просидев всю ночь рядом со спящим эльфом, он все же кое-что понял. Айнон бросил на Фенриса быстрый взгляд и шагнул к столу, там он достал листок бумаги и чернильницу и принялся записывать кое-что. Прямо сейчас ему было страшно, столь же сильно, как и тогда, когда он увидел трепещущее пламя на ладони.

Чтобы с ним ни происходило, прекращать оно не собиралось; похоже, что в этот раз своенравная сила, дарованная ему безумными магистрами, создала какие-то узы между ним и спящим в кровати эльфом. К добру это или нет, он не знал, но боялся и того, что произошло, и того, что еще могло произойти. Он достал карту и обвел три города, где, по его мнению, бывшему хозяину будет сложнее того найти. В них эльф будет в относительной безопасности, если не будет идиотом и прислушается к совету в записке. Он также оставил трофейный тевинтерский меч и почти все золото. Оно понадобится Волчку, чтобы убраться с Сегерона. А ему и то, и другое без надобности.

Все это было глупо и жестоко, словно предательство, но он не мог больше оставаться. Пускай это все и походило на бегство, но перед кем ему оправдываться? В порту Айнон сел на корабль до Антивы и закрыл глаза. Кожа все еще горела, будто ее согревало тепло от костра. Он чувствовал эльфа и мог бы найти даже с закрытыми глазами.

Что, демоны их побери, маги сделали с ним? Во что они превратили его?